Страница:
Описать это было почти невозможно. Эндрю и Клодия были любовниками, и эта тайна связывала их вместе. Эндрю оказался предателем. Он лгал, притворялся. В ту ночь он даже был близок с Лес. Вспоминая об этом, она чувствовала себя такой дурочкой. А теперь Клодия знает об Эндрю такие интимные подробности, которые должна знать одна только жена. И это знание каким-то образом унижало достоинство Лес. Она чувствовала, что никогда не сможет посмотреть Клодии Бейнз в глаза, не вспоминая при этом, что Эндрю лежал обнаженный в объятиях этой женщины. Казалось, Лес разом потеряла свою честь, самоуважение и гордость.
– Лес, прости меня. Мне очень жаль, что так вышло. Сколько раз и на какие лады мне надо еще это повторять? – умоляюще произнес Эндрю.
Кажется, мольба эта звучала искренне и даже немного тронула Лес. Гнев, только что извергавшийся горячим гейзером, стих. Лес чувствовала себя совершенно разбитой.
– Что же будет дальше, Эндрю? – спросила она бесцветным голосом, подняв на мужа глаза.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты собираешься видеться с ней опять?
Ее отсутствующий взгляд отмечал серебряные прядки в густой гриве темных волос, ямочку на подбородке Эндрю, мужественные очертания его лица. Красивый, интеллигентный – да, всего этого у него не отнимешь, – но… Ее доверие к мужу пропало. А без доверия все его достоинства казались лишенными всякого смысла. Лес больше не могла смотреть на Эндрю как на мужчину.
– Мне придется встречаться с ней в офисе. Я просто не смогу этого избежать. Ну а что касается всего прочего… – он ловко уклонился от того, чтобы назвать свою любовную связь ее настоящим именем, – обещаю тебе, что с этим покончено навсегда. Я с самого начала совершил промах, сблизившись с ней, а уж продолжать связь было бы еще большей ошибкой. У нас с тобой очень удачный брак, Лес. И мне ничуть не больше, чем тебе, хочется его разрушить.
До сих пор Лес старательно избегала спрашивать, продолжает ли Эндрю встречаться тайком с Клодией после того, как они вернулись из Нью-Йорка, или же их близость действительно была лишь одноразовой вспышкой. Однако он сам только что объявил о последнем. И оттого спокойно смириться с его вероломством было еще труднее.
– Раз ты не можешь не видеться с ней на работе, тогда тебе придется уволить ее, – сказала Лес.
– Этого я сделать не могу. Это было бы несправедливо по отношению к Клодии, – запротестовал Эндрю.
– А ты считаешь, что продолжать работать с ней вместе – это справедливо по отношению ко мне? – вкрадчиво спросила Лес. – Я твоя жена. Почему я должна терпеть, что ты каждый день находишься рядом с ней, и гадать, чем вы занимаетесь вместе? Если ты считаешь, что должен проявить к ней своего рода верность, то наверняка сумеешь подыскать ей место в какой-нибудь другой юридической фирме. Я тысячу раз слышала, как ты говорил, что она обещает в будущем стать превосходным юристом. У тебя есть друзья-юристы по всей стране. Свяжись с одним из них и предложи ей лучшее, чем у тебя, место с гораздо большим окладом.
– Посмотрим, что мне удастся сделать, – недовольно сдался Эндрю.
– Пожалуйста, постарайся, – сказала она.
Он тяжело вздохнул:
– Это твое условие?
Лес еще не думала о том, чтобы выдвинуть какие-то основные требования или правила, при которых их брак смог бы не распасться, но, видимо, Эндрю считал, что именно это она и делает сейчас. Однако до самого последнего момента мысль о разводе ни разу не приходила ей в голову. Она отмахивалась от этого слова, в котором выражалось ее окончательное поражение.
– Да, таково мое условие.
– Давай оставим все разногласия позади, – сказал Эндрю и подошел к ней поближе. – Вместе мы как-нибудь все это уладим.
Когда он протянул руки, чтобы заключить Лес в свои объятия, она увернулась в сторону.
– Нет, я… – Ей нужно было время, чтобы избавиться от стоящего перед ее умственным взглядом видения: обнаженные Эндрю и Клодия в постели. Может быть, когда этот образ потускнеет, она сможет ответить на прикосновения мужа. – Пока еще нет… Пойду-ка я проверю, как там с обедом.
Еда сейчас занимала Лес меньше всего на свете, но ей нужно было отыскать хоть какую-нибудь нить, связывающую отныне их жизни.
Следующие две недели оказались для Лес очень трудными. Она посещала все встречи и деловые завтраки, которые значились в ее календаре, но всегда находила оправдания, чтобы уйти с них так быстро, как это только было возможно. Большую часть свободного времени она проводила, тренируя лошадей Роба. Другим она говорила, что делает это затем, чтобы к тому моменту, когда Роб вернется домой на весенние каникулы, его лошади находились в наилучшей форме. Конечно, и это было важно. Но самое главное – езда верхом успокаивала ее смятенную душу. Иногда у нее даже возникало детское желание: хорошо бы вообще никогда не вылезать из седла, но, к сожалению, приходилось всякий раз с грустью расставаться с лошадьми. До следующей тренировки.
Вначале Эндрю был чрезвычайно заботлив и внимателен. В первые несколько дней после их объяснения он приезжал домой сразу после закрытия конторы. Затем с каждым днем он стал возвращаться все позже и позже. Лес не спрашивала его, что он предпринял относительно устройства Клодии на новую работу, а Эндрю ни разу не заговорил об этом сам. Черная кружевная сорочка исчезла в первую же ночь после их беседы. Никто из них не упоминал ни о ней, ни о том, что последовало за ее появлением в доме.
Когда пошла вторая неделя, Лес разрешила Эндрю приходить по ночам в ее спальню и вступать с ней близость. Именно «разрешила» – более точного слова не подыщешь, потому что сама она не принимала в любовной игре никакого участия, всего лишь позволяя Эндрю использовать ее тело для получения удовлетворения. Лес поражало, как многое оказалось утерянным, насколько она стала безразличной к ласкам мужа. Прежде она никогда бы не смогла поверить, что любовь может пройти так быстро. Ее даже не сменила «симпатия» к Эндрю или ненависть к нему. Не осталось ничего. Лес не испытывала к мужу вообще никаких чувств. Его словно не было. Она никак не могла понять, как такое могло случиться. Это даже заставляло ее спрашивать себя, нет ли чего-нибудь неладного в ней самой.
Она не могла бы обвинить Эндрю в том, что тот не старается наладить их отношения. Каждый уик-энд он возил ее куда-нибудь – в ресторан, театр, на прием, – почти так же, как когда ухаживал за ней до женитьбы. Он постоянно расспрашивал Лес о ее общественной деятельности, проводя за беседой целые вчера. Она тоже делала усилия, чтобы пойти ему навстречу. Но вся беда в том, что сердце ее в этих усилиях не участвовало.
Пасхальные праздники возвестили начало весенних каникул. С приездом Роба и Триши атмосфера в доме оживилась. Лес уже не приходилось с таким трудом заставлять себя быть веселой и оживленной и проявлять интерес к тому, что случилось за день. И все же некоторое напряжение по-прежнему оставалось, только теперь оно было скрыто под кажущимся внешним благополучием.
Стоял ласковый апрельский вечер. Вздохнув, Лес откинулась на спинку шезлонга, стоявшего на краю бассейна, и закрыла глаза, чтобы понаслаждаться предзакатным солнцем. Хотя оно уже довольно низко опустилось к горизонту, его золотые лучи все еще приятно согревали тело, хотя и мало помогали облегчить тупую, давящую боль в голове, которая не покидала Лес весь день. Она подняла широкий и низкий стакан с коктейлем и потерла лоб о его холодную влажную поверхность. Кубики льда звенели о стенки, бултыхаясь в разбавленном виски на дне стакана.
Тишину разорвал рокот мотора. Лес неохотно открыла глаза и глянула в сторону гаража. Наверное, возвращаются дети. И действительно, к гаражу подлетела спортивная машина Триши и резко остановилась, взвизгнув тормозами. Из машины выбралась Триша, одетая в ярко-оранжевые шорты и майку без рукавов того же цвета, окаймленную ядовито-розовым кантом. Затем появился Роб в джинсах и сапогах для верховой езды. Оба направились было к заднему входу, но затем заметили мать и свернули к ней.
– Привет! – Триша, широко улыбаясь, плюхнулась на стул рядом с шезлонгом матери.
– Привет, – сказала Лес.
Дочь улыбалась настолько заразительно, что нельзя было не улыбнуться ей в ответ. Лес перевела взгляд на Роба, стоявшего, привалясь бедром к стулу Триши.
– Как прошла игра?
С тех пор как Роб приехал домой, он ежедневно играл в поло – в дружеских матчах, которые клуб устраивал для местных любителей. Такие игры были нужны, чтобы выявлять перспективную молодежь и постоянно пополнять списки команд новыми запасными игроками. Так что у Роба была возможность постоянно практиковаться.
– Хорошо. Мы выиграли со счетом двенадцать – три.
– И это он называет «хорошо»! Что за ложная скромность, – съязвила Триша. – Да вы разнесли их в пух и прах.
– Поздравляю. – Лес подняла стакан с виски, салютуя победителю, затем сделала большой глоток.
– А не слишком ли ты рано начинаешь, Лес? – Триша нахмурилась со смутным неодобрением. – Ведь ты обычно берешься за спиртное намного позже, не так ли?
– Нет, не рано, – слукавила Лес, хотя в последние дни вместо одного коктейля перед обедом стала выпивать два, чтобы скоротать время до тех пор, пока Эндрю вернется домой. – А если у тебя есть какие-то сомнения, посмотри на часы – уже семь.
– Может быть, – Триша пожала плечами, показывая, как мало заботит ее время. – Когда будем обедать?
– В девять часов.
– Почему так поздно? – запротестовала Триша.
– Твой отец сказал, что не вернется домой раньше восьми тридцати, а ты знаешь, что он не любит садиться за обеденный стол в ту самую минуту, когда входит в дверь, – Лес пошевелила кубики льда в стакане, наблюдая, как изменяет цвет янтарная жидкость, в которой они плавают.
– Он теперь всегда приходит с работы так поздно? – проворчала Триша.
Внутри у Лес словно что-то щелкнуло.
– Почему бы тебе самой не спросить его об этом? – вспыхнула она.
Триша даже отпрянула от неожиданности и нахмурилась с выражением замешательства и оскорбленной невинности:
– Ну-ну, не надо сразу же сносить мне голову с плеч за простой вопрос.
– Я… у меня болит голова, – пробормотала Лес, понимая, что, несмотря на правдивость, это далеко не самое удачное оправдание. – Уверена, если бы отец мог, он постарался бы вернуться поскорее. – Лес заставила себя улыбнуться и предприняла решительную попытку разрядить тяжелую атмосферу. – Я еще не рассказала вам свои хорошие новости.
– Мужайся, Роб. – В глазах дочери вспыхнули светлые насмешливые искорки. Триша, как всегда, быстро отходила и была готова поддержать перемену настроения. Резкое замечание матери, казалось, скатилось с нее, как с гуся вода. – Она собирается сказать нам, что она беременна.
– Навряд ли. – Возмутительное предположение Триши прозвучало так неожиданно, что Лес от души расхохоталась. За последние недели она впервые так беспечно откликалась на чьи-либо слова. – С меня вполне хватит и вас двоих. Я и с вами-то с трудом управляюсь.
– Мое дело – предположить, – пожала плечами Триша, а Роб только покачал головой, глядя на сестру. – Ну так, если не это, какова твоя хорошая новость?
– Сегодня я получила письмо от Фионы Шербурн. Она пригласила нас остановится в их поместье, когда мы поедем в Англию в этом июне. – Лес посмотрела на Роба. – Она считает, что это самое удачное решение, поскольку ты собираешься играть в турнире Виндзор-парка за «Севен-Оукс», команду Генри. Она пишет также: Генри хвастался, что пристроит тебя своим «звонарем».
– Звонарем? – удивилась Триша.
– Вообще-то это спортсмен, незаконно участвующий в соревнованиях. Но у них так называют игрока с невысоким рейтингом, который играет выше своего гандикапа, – пояснила Лес.
– Надеюсь, что сумею оказаться достойным. – Брови Роба высоко приподнялись от радостной неожиданности. – Но это будет не так-то легко, потому что выступать придется на незнакомых лошадях и играть по совершенно иным правилам.
– Между правилами «Херлингема» [12]и Ассоциации поло США не так-то уж много различий. У нас в библиотеке есть книга лорда Маунтбаттена о поло, в которой приведены оба свода правил. Тебе стоит хорошенько изучить ее перед поездкой, – посоветовала Лес.
– Обязательно изучу. – Роб решительно кивнул с чрезвычайно серьезным и сосредоточенным видом.
Лес редко удавалось увидеть с глазах сына воодушевление. Это случалось только тогда, когда Роб играл в поло. Его любовь к этому спорту могла соперничать разве что с решимостью Роба совершенствоваться в игре. Лес была рада, что может дать ему возможность получить хоть какой-то опыт международных соревнований.
– А что касается лошадей, то Фиона пишет, что Генри недавно приобрел восемь аргентинских пони. Она не думает, что у тебя могут возникнуть какие-либо неприятности, когда придется ездить на незнакомых лошадях. Видимо, считает тебя хорошим наездником.
– Лучше бы тебе узнать, как надо говорить «тпру!» по-испански. – Триша ткнула брата кулаком в ногу, как раз в то место, где красовался синяк от удара мячом.
– Кончай, Триш. – Роб потер ушибленное место. Он терпеть не мог неуважительного юмора сестры.
– Должна предупредить тебя только об одном, Роб, – вмешалась Лес, надеясь пресечь назревавшую между детьми перебранку. – Генри очень внимательно следит за тем, чтобы все игроки были в соответствующей одежде. Джейк играл с ним несколько раз, и я помню, как Генри расстроился, когда ваш дед не надел рубашку установленного образца. Постарайся взять с собой побольше сменной спортивной формы. Генри будет требовать, чтобы ты был правильно одет даже на тренировках, – Лес окинула взглядом выцветшие джинсы и майку с рукавами, свободно висевшие на тощей фигуре сына.
– А как, по-твоему, Генри отнесется к длинным рыжим локонам Роба? – Триша продолжала насмехаться только затем, чтобы вывести брата из себя. – Если Генри действительно такой придира, то он, может быть, не разрешит Робу играть, пока тот не обрежет свои чудные волосы. Ты ведь знаешь, что пони, играющим в поло, подстригают гривы. А чем Роб хуже лошадей? Надо и его подстричь.
– Почему бы тебе для разнообразия не найти для шуток кого-нибудь другого? – пробурчал Роб.
– А зачем тогда существуют на свете старшие братья? – съязвила она.
– Лес, успокой ее, пожалуйста, – взмолился Роб, как делал всегда, когда приставания сестры становились для него невыносимыми.
Триша тут же встала на дыбы.
– Да хватит наконец бурчать. Я ведь просто подшучиваю над тобой.
– Довольно. Перестаньте вы оба, – вмешалась Лес ради своего собственного спокойствия и строго посмотрела на Тришу. – В этой поездке в Англию удовольствия достанутся не одному только Робу. В начале лета в Британии – самый разгар светских приемов. И хотя я знаю, Триша, как ты относишься ко всяким выездам в свет, там, я думаю, они тебе понравятся. По крайней мере ты сможешь увидеть чуть ли не всех наиболее интересных людей Европы. Фиона собирается устроить грандиозный прием, когда мы будем у нее, и я уверена, что мы получим приглашения и от всех ее друзей.
– Что ж, возможно, это окажется забавным, – проговорила Триша.
Однако девушка знала, что есть только один человек, которого она действительно хочет увидеть, – это Рауль Буканан. Такова уж человеческая природа – желать того, чего невозможно получить. Может быть, если она когда-нибудь узнает Рауля поближе, он ей совсем не понравится. Однако очень немногие мужчины произвели на нее такое впечатление, как Рауль.
– А отец едет с нами?
– Вряд ли он сможет оставить свою контору на такой долгий срок. Скорее всего он присоединится к нам уже в Париже. – Лес перекинула ноги через край шезлонга и встала. – Ну а сейчас, мне кажется, пора нам всем подумать о том, чтобы привести себя в порядок перед обедом.
– Мы придем через пару минут, – пообещала Триша и осталась у бассейна, наблюдая, как мать прошла через патио к застекленным дверям и вошла в дом. Роб тронулся было вслед за нею, но сестра остановила его.
– Скажи, она не показалась тебе странной? – спросила она.
Роб немного помолчал.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Просто иногда она ведет себя так, словно чем-то слегка угнетена.
– Она же сказала, что у нее болит голова, – напомнил Роб.
– Так-то оно так… – Однако Триша не была уверена, что дело только в этом. На поверхности все выглядело нормальным и обычным, но иногда она чувствовала какие-то дурные вибрации, источника которых не могла определить.
– Сегодня в поло-клубе я слышал, как ты расспрашивала всех налево и направо об этом аргентинском игроке Рауле Буканане. С чего это тебе вздумалось?
Триша пожала плечами, изображая безразличие.
– Меня просто интересовало, где он сейчас играет.
– И что ты выяснила?
– На «Ретаме» в Сан-Антонио. В это время года где-нибудь в тех местах обычно устраивают большую фиесту. Я бы не отказалась на нее поехать. Говорят, там намного интереснее, чем на других таких праздниках.
– Мечты, мечты… – улыбнулся Роб. – Хорошо бы туда съездить. Но Лес никогда не простит, если ты пропустишь большой пасхальный семейный сбор. Держу пари, она лишит тебя поездки в Париж.
– Пасха. Клёво, не правда ли? Расписные яйца и все такое, – ухмыльнулась Триша. – А сколько набежит народу… Кинкейды-прародители размножались как кролики. И все же забавно будет увидеть всех опять вместе.
В семье Кинкейдов было заведено железное правило – в пасхальную субботу все до единого члены семейства собирались в родовом гнезде. Исключения не допускались ни для кого, кроме тех, кто служил в армии, – влияние Кинкейдов было недостаточно сильным, чтобы добиться для своих парней увольнения на праздники. Конечно, Одре хотелось бы проводить со своими сыновьями, дочерьми и внуками и все прочие праздники, но обычно она разрешала им самим принимать решение – посещать мать или нет. Иное дело – Пасха. Сбор в приказном порядке.
И вот они все собрались – дети, внуки, а теперь еще и правнуки. Весь день был расписан до минуты, начиная от утренней, на восходе солнца, службы, традиционных поисков всей семьей спрятанных пасхальных яиц, обильного завтрака, игры в волейбол на пляже, в которой принимали участие все, невзирая на возраст, и в каждой команде непременно имелось несколько подростков, плавание, а затем – во второй половине дня, ближе к вечеру, – приготовление барбекю на свежем воздухе. К этому времени все настолько уже уставали, что ни у кого не оставалось сил на что-либо другое, кроме разговоров.
Лес часто думала, что мать не случайно выбрала именно Пасху для общего сбора. Это своего рода символ, представляющий возрождение семьи как некоего союза – смеющегося, играющего, едящего… Все заодно. Это было буйное, шумливое, громогласное общество – иногда даже слишком громогласное. Лес слегка устала от общего шума и потихоньку ускользнула на широкую открытую веранду с видом на океан и пляж, где одни увлеченно играли в волейбол, другие храбро барахтались в набегающих на берег волнах, третьи сидели в тени под большими зонтами. Сюда на веранду крики, визг, хихиканье и разговоры доносились лишь отдаленным, приглушенным шумом, давая Лес передышку от всей этой суеты и непривычного скопления людей, пусть даже ей и близких.
– Ага, вот я тебя и поймала. Как это ты от всех ускользнула? – шутливо упрекнул ее чей-то голос.
Лес быстро обернулась, но сразу же успокоилась, увидев Мэри.
– Стыдно прятаться от семьи, – продолжала сестра. – Всякий может подумать, что тебе не нравится наша компания.
– Я просто немного устала. Слишком много шума и суеты, – слегка улыбнулась Лес. – Ну а ты почему сбежала? Или ты собираешься уверять, что искала меня?
– Именно это я всем и сказала, – парировала Мэри, облокотившись на перила веранды. – Но я была готова соврать что угодно, лишь бы на минутку оказаться где-нибудь в тишине и спокойствии. Ну разве это не чудесно – побыть вдали от всего этого? – Она кивнула на бурно веселящееся на пляже семейство.
– Верно, – согласилась Лес.
– Смотри-ка, маленькое чудовище Джулии направляется к воде…
На пляже малыш, только начавший ходить, ковылял к набегающим волнам так быстро, как только мог, но не успел он даже намочить ноги, как один из подростков, которым поручили следить за маленькими, подбежал и подхватил беглеца на руки.
– Ты помнишь, Лес, каково приходилось, когда дети были маленькими? – продолжала Мэри. – Клянусь, нужно было иметь десять пар глаз, чтобы уберечь мой выводок от всяких несчастий.
– Помню. Хорошо, что мы тогда были молодыми, а не то несколько раз на день каждую из нас мог бы хватить сердечный удар.
Свежий океанский ветер растрепал волосы Лес и залепил ей рот одной из прядок. Она повернула голову навстречу соленому дуновению, чтобы волосы смахнуло в сторону.
– А где Эндрю? Я не вижу его, – спросила Мэри.
– Вон он плавает.
Даже на этом расстоянии Лес без труда отыскала голову мужа среди множества других голов, прыгающих как поплавки в волнах прибоя.
– Ты выглядишь необычно притихшей, Лес.
Иногда сестры бывают слишком наблюдательными.
– Почему ты решила, что я здесь? – спросила Лес, чтобы переменить тему.
Но Мэри не отступалась.
– Я не то имела в виду. Весь день, даже в самой гуще веселья, ты казалась немного замкнутой. Какие-нибудь неприятности? – Она искоса посмотрела на Лес, затем ее осенило: – Тебя все еще тревожит то замечание, которое сделала Триша?
– Замечание? Ах да… Я совершенно о нем забыла. Ну разве это не странно? – вслух подивилась Лес.
– Тогда в чем же дело?
Лес всегда делилась с сестрой своими секретами. И хотя она не стала бы специально отыскивать Мэри, чтобы рассказать о том, что произошло, но раз уж та заговорила сама, Лес не стала уклоняться в сторону.
– У Эндрю была любовная связь с этой женщиной, Клодией Бейнз. Это произошло, когда они были в Нью-Йорке. Я узнала совершенно случайно. Теперь это уже не имеет значения. Эндрю заверил меня, что все кончено.
– И ты ему поверила?
– Не знаю. – Лес грустно вздохнула. – Все это просто отвратительно.
– Я никогда не могла понять, почему женщина становится любовницей женатого мужчины. С одной стороны, на ней, конечно, не лежат ни ответственность, ни обязанности, ей не приходится выполнять нудную работу и ежедневно жить с ним бок о бок. Но, с другой стороны, в такой любовной связи слишком много отрицательных сторон. Женщина редко видит своего любовника по выходным и никогда по праздникам. Пусть он ложится с ней в постель, но спать-то он неизменно отправляется домой. Жена, дети и работа – все это ставится превыше ее. Она стоит в самом низу списка, и видится с ним только тогда, когда он сам этого захочет. У женщины, которая готова со всем этим смириться, есть, должно быть, в душе какая-то мазохическая струнка.
– Эндрю говорит, что потерял из-за нее голову.
– Думаю, что ты можешь считать это утешительным, – сказала Мэри. – Люди не теряют голову навечно. Всякая бурная страсть когда-нибудь кончается.
– Но подумай о том, как многое будет сломано к тому времени, когда она пройдет. – Лес больно было думать о том, как далеко они разошлись с Эндрю уже сейчас. Она повернулась к Мэри, сама не понимая, почему решилась ей обо всем рассказать. – Об этом не известно ни одной живой душе. Я не вынесу, если Роб и Триша узнают, что между нами происходит.
– Я не скажу никому, даже Россу. Не хочу сама подавать ему подобную идею, – беспечно пошутила Мэри.
– Спасибо, – слабо улыбнулась Лес.
Она вновь посмотрела на пляж. На то место, где только что видела Эндрю. Он уже выходил на берег. Лес наблюдала, как муж развернул махровое пляжное полотенце, вытерся досуха, затем перекинул полотенце через шею и зашагал к расположенному поблизости от дома строению – домику для отдыха, где имелись душевые.
Заметив Лес, стоящую на веранде, он помахал ей рукой, а затем, сложив ладони рупором у рта, прокричал:
– Я хочу принять душ и переодеться! Давай потом выпьем по рюмочке!
Лес помахала ему в ответ, и Эндрю исчез в душевой.
Кажется, сейчас ей стоит попытаться сделать шаг к примирению.
– Я приготовлю что-нибудь выпить и отнесу ему вниз, – сказала Лес.
– А я просто постою здесь и еще немного понаслаждаюсь спокойствием, – ответила Мэри.
Смешав пару коктейлей в баре, помещавшемся в игротеке, Лес начала спускаться по крытой внешней лестнице, соединявшей домик на берегу с главным домом. На ногах у нее были пляжные сандалии на резиновой подошве, и она почти бесшумно ступала по широким ступеням, стараясь идти как можно медленнее и осторожнее, чтобы не расплескать стаканы, которые держала в руках.
Она добиралась до домика для отдыха почти целую минуту. Открыв заднюю дверь и войдя, Лес приостановилась, чтобы закрыть за собой дверь, и тут услышала, что Эндрю с кем-то разговаривает. Но, как ни странно, когда он замолкал, никто ему не отвечал. Говорил он один. Озадаченная Лес оставила дверь приоткрытой и спустилась дальше по ступеням, покрытым толстым ковром и ведущим в комнату для отдыха.
Эндрю стоял к ней спиной. Он был одет в махровый халат, с плеча свисало полотенце. Лес бросилась в глаза телефонная трубка в его руке, и она тут же поняла, почему слышала только его голос. Невольно она стала прислушиваться к тому, что он говорит.
– Лес, прости меня. Мне очень жаль, что так вышло. Сколько раз и на какие лады мне надо еще это повторять? – умоляюще произнес Эндрю.
Кажется, мольба эта звучала искренне и даже немного тронула Лес. Гнев, только что извергавшийся горячим гейзером, стих. Лес чувствовала себя совершенно разбитой.
– Что же будет дальше, Эндрю? – спросила она бесцветным голосом, подняв на мужа глаза.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты собираешься видеться с ней опять?
Ее отсутствующий взгляд отмечал серебряные прядки в густой гриве темных волос, ямочку на подбородке Эндрю, мужественные очертания его лица. Красивый, интеллигентный – да, всего этого у него не отнимешь, – но… Ее доверие к мужу пропало. А без доверия все его достоинства казались лишенными всякого смысла. Лес больше не могла смотреть на Эндрю как на мужчину.
– Мне придется встречаться с ней в офисе. Я просто не смогу этого избежать. Ну а что касается всего прочего… – он ловко уклонился от того, чтобы назвать свою любовную связь ее настоящим именем, – обещаю тебе, что с этим покончено навсегда. Я с самого начала совершил промах, сблизившись с ней, а уж продолжать связь было бы еще большей ошибкой. У нас с тобой очень удачный брак, Лес. И мне ничуть не больше, чем тебе, хочется его разрушить.
До сих пор Лес старательно избегала спрашивать, продолжает ли Эндрю встречаться тайком с Клодией после того, как они вернулись из Нью-Йорка, или же их близость действительно была лишь одноразовой вспышкой. Однако он сам только что объявил о последнем. И оттого спокойно смириться с его вероломством было еще труднее.
– Раз ты не можешь не видеться с ней на работе, тогда тебе придется уволить ее, – сказала Лес.
– Этого я сделать не могу. Это было бы несправедливо по отношению к Клодии, – запротестовал Эндрю.
– А ты считаешь, что продолжать работать с ней вместе – это справедливо по отношению ко мне? – вкрадчиво спросила Лес. – Я твоя жена. Почему я должна терпеть, что ты каждый день находишься рядом с ней, и гадать, чем вы занимаетесь вместе? Если ты считаешь, что должен проявить к ней своего рода верность, то наверняка сумеешь подыскать ей место в какой-нибудь другой юридической фирме. Я тысячу раз слышала, как ты говорил, что она обещает в будущем стать превосходным юристом. У тебя есть друзья-юристы по всей стране. Свяжись с одним из них и предложи ей лучшее, чем у тебя, место с гораздо большим окладом.
– Посмотрим, что мне удастся сделать, – недовольно сдался Эндрю.
– Пожалуйста, постарайся, – сказала она.
Он тяжело вздохнул:
– Это твое условие?
Лес еще не думала о том, чтобы выдвинуть какие-то основные требования или правила, при которых их брак смог бы не распасться, но, видимо, Эндрю считал, что именно это она и делает сейчас. Однако до самого последнего момента мысль о разводе ни разу не приходила ей в голову. Она отмахивалась от этого слова, в котором выражалось ее окончательное поражение.
– Да, таково мое условие.
– Давай оставим все разногласия позади, – сказал Эндрю и подошел к ней поближе. – Вместе мы как-нибудь все это уладим.
Когда он протянул руки, чтобы заключить Лес в свои объятия, она увернулась в сторону.
– Нет, я… – Ей нужно было время, чтобы избавиться от стоящего перед ее умственным взглядом видения: обнаженные Эндрю и Клодия в постели. Может быть, когда этот образ потускнеет, она сможет ответить на прикосновения мужа. – Пока еще нет… Пойду-ка я проверю, как там с обедом.
Еда сейчас занимала Лес меньше всего на свете, но ей нужно было отыскать хоть какую-нибудь нить, связывающую отныне их жизни.
Следующие две недели оказались для Лес очень трудными. Она посещала все встречи и деловые завтраки, которые значились в ее календаре, но всегда находила оправдания, чтобы уйти с них так быстро, как это только было возможно. Большую часть свободного времени она проводила, тренируя лошадей Роба. Другим она говорила, что делает это затем, чтобы к тому моменту, когда Роб вернется домой на весенние каникулы, его лошади находились в наилучшей форме. Конечно, и это было важно. Но самое главное – езда верхом успокаивала ее смятенную душу. Иногда у нее даже возникало детское желание: хорошо бы вообще никогда не вылезать из седла, но, к сожалению, приходилось всякий раз с грустью расставаться с лошадьми. До следующей тренировки.
Вначале Эндрю был чрезвычайно заботлив и внимателен. В первые несколько дней после их объяснения он приезжал домой сразу после закрытия конторы. Затем с каждым днем он стал возвращаться все позже и позже. Лес не спрашивала его, что он предпринял относительно устройства Клодии на новую работу, а Эндрю ни разу не заговорил об этом сам. Черная кружевная сорочка исчезла в первую же ночь после их беседы. Никто из них не упоминал ни о ней, ни о том, что последовало за ее появлением в доме.
Когда пошла вторая неделя, Лес разрешила Эндрю приходить по ночам в ее спальню и вступать с ней близость. Именно «разрешила» – более точного слова не подыщешь, потому что сама она не принимала в любовной игре никакого участия, всего лишь позволяя Эндрю использовать ее тело для получения удовлетворения. Лес поражало, как многое оказалось утерянным, насколько она стала безразличной к ласкам мужа. Прежде она никогда бы не смогла поверить, что любовь может пройти так быстро. Ее даже не сменила «симпатия» к Эндрю или ненависть к нему. Не осталось ничего. Лес не испытывала к мужу вообще никаких чувств. Его словно не было. Она никак не могла понять, как такое могло случиться. Это даже заставляло ее спрашивать себя, нет ли чего-нибудь неладного в ней самой.
Она не могла бы обвинить Эндрю в том, что тот не старается наладить их отношения. Каждый уик-энд он возил ее куда-нибудь – в ресторан, театр, на прием, – почти так же, как когда ухаживал за ней до женитьбы. Он постоянно расспрашивал Лес о ее общественной деятельности, проводя за беседой целые вчера. Она тоже делала усилия, чтобы пойти ему навстречу. Но вся беда в том, что сердце ее в этих усилиях не участвовало.
Пасхальные праздники возвестили начало весенних каникул. С приездом Роба и Триши атмосфера в доме оживилась. Лес уже не приходилось с таким трудом заставлять себя быть веселой и оживленной и проявлять интерес к тому, что случилось за день. И все же некоторое напряжение по-прежнему оставалось, только теперь оно было скрыто под кажущимся внешним благополучием.
Стоял ласковый апрельский вечер. Вздохнув, Лес откинулась на спинку шезлонга, стоявшего на краю бассейна, и закрыла глаза, чтобы понаслаждаться предзакатным солнцем. Хотя оно уже довольно низко опустилось к горизонту, его золотые лучи все еще приятно согревали тело, хотя и мало помогали облегчить тупую, давящую боль в голове, которая не покидала Лес весь день. Она подняла широкий и низкий стакан с коктейлем и потерла лоб о его холодную влажную поверхность. Кубики льда звенели о стенки, бултыхаясь в разбавленном виски на дне стакана.
Тишину разорвал рокот мотора. Лес неохотно открыла глаза и глянула в сторону гаража. Наверное, возвращаются дети. И действительно, к гаражу подлетела спортивная машина Триши и резко остановилась, взвизгнув тормозами. Из машины выбралась Триша, одетая в ярко-оранжевые шорты и майку без рукавов того же цвета, окаймленную ядовито-розовым кантом. Затем появился Роб в джинсах и сапогах для верховой езды. Оба направились было к заднему входу, но затем заметили мать и свернули к ней.
– Привет! – Триша, широко улыбаясь, плюхнулась на стул рядом с шезлонгом матери.
– Привет, – сказала Лес.
Дочь улыбалась настолько заразительно, что нельзя было не улыбнуться ей в ответ. Лес перевела взгляд на Роба, стоявшего, привалясь бедром к стулу Триши.
– Как прошла игра?
С тех пор как Роб приехал домой, он ежедневно играл в поло – в дружеских матчах, которые клуб устраивал для местных любителей. Такие игры были нужны, чтобы выявлять перспективную молодежь и постоянно пополнять списки команд новыми запасными игроками. Так что у Роба была возможность постоянно практиковаться.
– Хорошо. Мы выиграли со счетом двенадцать – три.
– И это он называет «хорошо»! Что за ложная скромность, – съязвила Триша. – Да вы разнесли их в пух и прах.
– Поздравляю. – Лес подняла стакан с виски, салютуя победителю, затем сделала большой глоток.
– А не слишком ли ты рано начинаешь, Лес? – Триша нахмурилась со смутным неодобрением. – Ведь ты обычно берешься за спиртное намного позже, не так ли?
– Нет, не рано, – слукавила Лес, хотя в последние дни вместо одного коктейля перед обедом стала выпивать два, чтобы скоротать время до тех пор, пока Эндрю вернется домой. – А если у тебя есть какие-то сомнения, посмотри на часы – уже семь.
– Может быть, – Триша пожала плечами, показывая, как мало заботит ее время. – Когда будем обедать?
– В девять часов.
– Почему так поздно? – запротестовала Триша.
– Твой отец сказал, что не вернется домой раньше восьми тридцати, а ты знаешь, что он не любит садиться за обеденный стол в ту самую минуту, когда входит в дверь, – Лес пошевелила кубики льда в стакане, наблюдая, как изменяет цвет янтарная жидкость, в которой они плавают.
– Он теперь всегда приходит с работы так поздно? – проворчала Триша.
Внутри у Лес словно что-то щелкнуло.
– Почему бы тебе самой не спросить его об этом? – вспыхнула она.
Триша даже отпрянула от неожиданности и нахмурилась с выражением замешательства и оскорбленной невинности:
– Ну-ну, не надо сразу же сносить мне голову с плеч за простой вопрос.
– Я… у меня болит голова, – пробормотала Лес, понимая, что, несмотря на правдивость, это далеко не самое удачное оправдание. – Уверена, если бы отец мог, он постарался бы вернуться поскорее. – Лес заставила себя улыбнуться и предприняла решительную попытку разрядить тяжелую атмосферу. – Я еще не рассказала вам свои хорошие новости.
– Мужайся, Роб. – В глазах дочери вспыхнули светлые насмешливые искорки. Триша, как всегда, быстро отходила и была готова поддержать перемену настроения. Резкое замечание матери, казалось, скатилось с нее, как с гуся вода. – Она собирается сказать нам, что она беременна.
– Навряд ли. – Возмутительное предположение Триши прозвучало так неожиданно, что Лес от души расхохоталась. За последние недели она впервые так беспечно откликалась на чьи-либо слова. – С меня вполне хватит и вас двоих. Я и с вами-то с трудом управляюсь.
– Мое дело – предположить, – пожала плечами Триша, а Роб только покачал головой, глядя на сестру. – Ну так, если не это, какова твоя хорошая новость?
– Сегодня я получила письмо от Фионы Шербурн. Она пригласила нас остановится в их поместье, когда мы поедем в Англию в этом июне. – Лес посмотрела на Роба. – Она считает, что это самое удачное решение, поскольку ты собираешься играть в турнире Виндзор-парка за «Севен-Оукс», команду Генри. Она пишет также: Генри хвастался, что пристроит тебя своим «звонарем».
– Звонарем? – удивилась Триша.
– Вообще-то это спортсмен, незаконно участвующий в соревнованиях. Но у них так называют игрока с невысоким рейтингом, который играет выше своего гандикапа, – пояснила Лес.
– Надеюсь, что сумею оказаться достойным. – Брови Роба высоко приподнялись от радостной неожиданности. – Но это будет не так-то легко, потому что выступать придется на незнакомых лошадях и играть по совершенно иным правилам.
– Между правилами «Херлингема» [12]и Ассоциации поло США не так-то уж много различий. У нас в библиотеке есть книга лорда Маунтбаттена о поло, в которой приведены оба свода правил. Тебе стоит хорошенько изучить ее перед поездкой, – посоветовала Лес.
– Обязательно изучу. – Роб решительно кивнул с чрезвычайно серьезным и сосредоточенным видом.
Лес редко удавалось увидеть с глазах сына воодушевление. Это случалось только тогда, когда Роб играл в поло. Его любовь к этому спорту могла соперничать разве что с решимостью Роба совершенствоваться в игре. Лес была рада, что может дать ему возможность получить хоть какой-то опыт международных соревнований.
– А что касается лошадей, то Фиона пишет, что Генри недавно приобрел восемь аргентинских пони. Она не думает, что у тебя могут возникнуть какие-либо неприятности, когда придется ездить на незнакомых лошадях. Видимо, считает тебя хорошим наездником.
– Лучше бы тебе узнать, как надо говорить «тпру!» по-испански. – Триша ткнула брата кулаком в ногу, как раз в то место, где красовался синяк от удара мячом.
– Кончай, Триш. – Роб потер ушибленное место. Он терпеть не мог неуважительного юмора сестры.
– Должна предупредить тебя только об одном, Роб, – вмешалась Лес, надеясь пресечь назревавшую между детьми перебранку. – Генри очень внимательно следит за тем, чтобы все игроки были в соответствующей одежде. Джейк играл с ним несколько раз, и я помню, как Генри расстроился, когда ваш дед не надел рубашку установленного образца. Постарайся взять с собой побольше сменной спортивной формы. Генри будет требовать, чтобы ты был правильно одет даже на тренировках, – Лес окинула взглядом выцветшие джинсы и майку с рукавами, свободно висевшие на тощей фигуре сына.
– А как, по-твоему, Генри отнесется к длинным рыжим локонам Роба? – Триша продолжала насмехаться только затем, чтобы вывести брата из себя. – Если Генри действительно такой придира, то он, может быть, не разрешит Робу играть, пока тот не обрежет свои чудные волосы. Ты ведь знаешь, что пони, играющим в поло, подстригают гривы. А чем Роб хуже лошадей? Надо и его подстричь.
– Почему бы тебе для разнообразия не найти для шуток кого-нибудь другого? – пробурчал Роб.
– А зачем тогда существуют на свете старшие братья? – съязвила она.
– Лес, успокой ее, пожалуйста, – взмолился Роб, как делал всегда, когда приставания сестры становились для него невыносимыми.
Триша тут же встала на дыбы.
– Да хватит наконец бурчать. Я ведь просто подшучиваю над тобой.
– Довольно. Перестаньте вы оба, – вмешалась Лес ради своего собственного спокойствия и строго посмотрела на Тришу. – В этой поездке в Англию удовольствия достанутся не одному только Робу. В начале лета в Британии – самый разгар светских приемов. И хотя я знаю, Триша, как ты относишься ко всяким выездам в свет, там, я думаю, они тебе понравятся. По крайней мере ты сможешь увидеть чуть ли не всех наиболее интересных людей Европы. Фиона собирается устроить грандиозный прием, когда мы будем у нее, и я уверена, что мы получим приглашения и от всех ее друзей.
– Что ж, возможно, это окажется забавным, – проговорила Триша.
Однако девушка знала, что есть только один человек, которого она действительно хочет увидеть, – это Рауль Буканан. Такова уж человеческая природа – желать того, чего невозможно получить. Может быть, если она когда-нибудь узнает Рауля поближе, он ей совсем не понравится. Однако очень немногие мужчины произвели на нее такое впечатление, как Рауль.
– А отец едет с нами?
– Вряд ли он сможет оставить свою контору на такой долгий срок. Скорее всего он присоединится к нам уже в Париже. – Лес перекинула ноги через край шезлонга и встала. – Ну а сейчас, мне кажется, пора нам всем подумать о том, чтобы привести себя в порядок перед обедом.
– Мы придем через пару минут, – пообещала Триша и осталась у бассейна, наблюдая, как мать прошла через патио к застекленным дверям и вошла в дом. Роб тронулся было вслед за нею, но сестра остановила его.
– Скажи, она не показалась тебе странной? – спросила она.
Роб немного помолчал.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Просто иногда она ведет себя так, словно чем-то слегка угнетена.
– Она же сказала, что у нее болит голова, – напомнил Роб.
– Так-то оно так… – Однако Триша не была уверена, что дело только в этом. На поверхности все выглядело нормальным и обычным, но иногда она чувствовала какие-то дурные вибрации, источника которых не могла определить.
– Сегодня в поло-клубе я слышал, как ты расспрашивала всех налево и направо об этом аргентинском игроке Рауле Буканане. С чего это тебе вздумалось?
Триша пожала плечами, изображая безразличие.
– Меня просто интересовало, где он сейчас играет.
– И что ты выяснила?
– На «Ретаме» в Сан-Антонио. В это время года где-нибудь в тех местах обычно устраивают большую фиесту. Я бы не отказалась на нее поехать. Говорят, там намного интереснее, чем на других таких праздниках.
– Мечты, мечты… – улыбнулся Роб. – Хорошо бы туда съездить. Но Лес никогда не простит, если ты пропустишь большой пасхальный семейный сбор. Держу пари, она лишит тебя поездки в Париж.
– Пасха. Клёво, не правда ли? Расписные яйца и все такое, – ухмыльнулась Триша. – А сколько набежит народу… Кинкейды-прародители размножались как кролики. И все же забавно будет увидеть всех опять вместе.
В семье Кинкейдов было заведено железное правило – в пасхальную субботу все до единого члены семейства собирались в родовом гнезде. Исключения не допускались ни для кого, кроме тех, кто служил в армии, – влияние Кинкейдов было недостаточно сильным, чтобы добиться для своих парней увольнения на праздники. Конечно, Одре хотелось бы проводить со своими сыновьями, дочерьми и внуками и все прочие праздники, но обычно она разрешала им самим принимать решение – посещать мать или нет. Иное дело – Пасха. Сбор в приказном порядке.
И вот они все собрались – дети, внуки, а теперь еще и правнуки. Весь день был расписан до минуты, начиная от утренней, на восходе солнца, службы, традиционных поисков всей семьей спрятанных пасхальных яиц, обильного завтрака, игры в волейбол на пляже, в которой принимали участие все, невзирая на возраст, и в каждой команде непременно имелось несколько подростков, плавание, а затем – во второй половине дня, ближе к вечеру, – приготовление барбекю на свежем воздухе. К этому времени все настолько уже уставали, что ни у кого не оставалось сил на что-либо другое, кроме разговоров.
Лес часто думала, что мать не случайно выбрала именно Пасху для общего сбора. Это своего рода символ, представляющий возрождение семьи как некоего союза – смеющегося, играющего, едящего… Все заодно. Это было буйное, шумливое, громогласное общество – иногда даже слишком громогласное. Лес слегка устала от общего шума и потихоньку ускользнула на широкую открытую веранду с видом на океан и пляж, где одни увлеченно играли в волейбол, другие храбро барахтались в набегающих на берег волнах, третьи сидели в тени под большими зонтами. Сюда на веранду крики, визг, хихиканье и разговоры доносились лишь отдаленным, приглушенным шумом, давая Лес передышку от всей этой суеты и непривычного скопления людей, пусть даже ей и близких.
– Ага, вот я тебя и поймала. Как это ты от всех ускользнула? – шутливо упрекнул ее чей-то голос.
Лес быстро обернулась, но сразу же успокоилась, увидев Мэри.
– Стыдно прятаться от семьи, – продолжала сестра. – Всякий может подумать, что тебе не нравится наша компания.
– Я просто немного устала. Слишком много шума и суеты, – слегка улыбнулась Лес. – Ну а ты почему сбежала? Или ты собираешься уверять, что искала меня?
– Именно это я всем и сказала, – парировала Мэри, облокотившись на перила веранды. – Но я была готова соврать что угодно, лишь бы на минутку оказаться где-нибудь в тишине и спокойствии. Ну разве это не чудесно – побыть вдали от всего этого? – Она кивнула на бурно веселящееся на пляже семейство.
– Верно, – согласилась Лес.
– Смотри-ка, маленькое чудовище Джулии направляется к воде…
На пляже малыш, только начавший ходить, ковылял к набегающим волнам так быстро, как только мог, но не успел он даже намочить ноги, как один из подростков, которым поручили следить за маленькими, подбежал и подхватил беглеца на руки.
– Ты помнишь, Лес, каково приходилось, когда дети были маленькими? – продолжала Мэри. – Клянусь, нужно было иметь десять пар глаз, чтобы уберечь мой выводок от всяких несчастий.
– Помню. Хорошо, что мы тогда были молодыми, а не то несколько раз на день каждую из нас мог бы хватить сердечный удар.
Свежий океанский ветер растрепал волосы Лес и залепил ей рот одной из прядок. Она повернула голову навстречу соленому дуновению, чтобы волосы смахнуло в сторону.
– А где Эндрю? Я не вижу его, – спросила Мэри.
– Вон он плавает.
Даже на этом расстоянии Лес без труда отыскала голову мужа среди множества других голов, прыгающих как поплавки в волнах прибоя.
– Ты выглядишь необычно притихшей, Лес.
Иногда сестры бывают слишком наблюдательными.
– Почему ты решила, что я здесь? – спросила Лес, чтобы переменить тему.
Но Мэри не отступалась.
– Я не то имела в виду. Весь день, даже в самой гуще веселья, ты казалась немного замкнутой. Какие-нибудь неприятности? – Она искоса посмотрела на Лес, затем ее осенило: – Тебя все еще тревожит то замечание, которое сделала Триша?
– Замечание? Ах да… Я совершенно о нем забыла. Ну разве это не странно? – вслух подивилась Лес.
– Тогда в чем же дело?
Лес всегда делилась с сестрой своими секретами. И хотя она не стала бы специально отыскивать Мэри, чтобы рассказать о том, что произошло, но раз уж та заговорила сама, Лес не стала уклоняться в сторону.
– У Эндрю была любовная связь с этой женщиной, Клодией Бейнз. Это произошло, когда они были в Нью-Йорке. Я узнала совершенно случайно. Теперь это уже не имеет значения. Эндрю заверил меня, что все кончено.
– И ты ему поверила?
– Не знаю. – Лес грустно вздохнула. – Все это просто отвратительно.
– Я никогда не могла понять, почему женщина становится любовницей женатого мужчины. С одной стороны, на ней, конечно, не лежат ни ответственность, ни обязанности, ей не приходится выполнять нудную работу и ежедневно жить с ним бок о бок. Но, с другой стороны, в такой любовной связи слишком много отрицательных сторон. Женщина редко видит своего любовника по выходным и никогда по праздникам. Пусть он ложится с ней в постель, но спать-то он неизменно отправляется домой. Жена, дети и работа – все это ставится превыше ее. Она стоит в самом низу списка, и видится с ним только тогда, когда он сам этого захочет. У женщины, которая готова со всем этим смириться, есть, должно быть, в душе какая-то мазохическая струнка.
– Эндрю говорит, что потерял из-за нее голову.
– Думаю, что ты можешь считать это утешительным, – сказала Мэри. – Люди не теряют голову навечно. Всякая бурная страсть когда-нибудь кончается.
– Но подумай о том, как многое будет сломано к тому времени, когда она пройдет. – Лес больно было думать о том, как далеко они разошлись с Эндрю уже сейчас. Она повернулась к Мэри, сама не понимая, почему решилась ей обо всем рассказать. – Об этом не известно ни одной живой душе. Я не вынесу, если Роб и Триша узнают, что между нами происходит.
– Я не скажу никому, даже Россу. Не хочу сама подавать ему подобную идею, – беспечно пошутила Мэри.
– Спасибо, – слабо улыбнулась Лес.
Она вновь посмотрела на пляж. На то место, где только что видела Эндрю. Он уже выходил на берег. Лес наблюдала, как муж развернул махровое пляжное полотенце, вытерся досуха, затем перекинул полотенце через шею и зашагал к расположенному поблизости от дома строению – домику для отдыха, где имелись душевые.
Заметив Лес, стоящую на веранде, он помахал ей рукой, а затем, сложив ладони рупором у рта, прокричал:
– Я хочу принять душ и переодеться! Давай потом выпьем по рюмочке!
Лес помахала ему в ответ, и Эндрю исчез в душевой.
Кажется, сейчас ей стоит попытаться сделать шаг к примирению.
– Я приготовлю что-нибудь выпить и отнесу ему вниз, – сказала Лес.
– А я просто постою здесь и еще немного понаслаждаюсь спокойствием, – ответила Мэри.
Смешав пару коктейлей в баре, помещавшемся в игротеке, Лес начала спускаться по крытой внешней лестнице, соединявшей домик на берегу с главным домом. На ногах у нее были пляжные сандалии на резиновой подошве, и она почти бесшумно ступала по широким ступеням, стараясь идти как можно медленнее и осторожнее, чтобы не расплескать стаканы, которые держала в руках.
Она добиралась до домика для отдыха почти целую минуту. Открыв заднюю дверь и войдя, Лес приостановилась, чтобы закрыть за собой дверь, и тут услышала, что Эндрю с кем-то разговаривает. Но, как ни странно, когда он замолкал, никто ему не отвечал. Говорил он один. Озадаченная Лес оставила дверь приоткрытой и спустилась дальше по ступеням, покрытым толстым ковром и ведущим в комнату для отдыха.
Эндрю стоял к ней спиной. Он был одет в махровый халат, с плеча свисало полотенце. Лес бросилась в глаза телефонная трубка в его руке, и она тут же поняла, почему слышала только его голос. Невольно она стала прислушиваться к тому, что он говорит.