– Вы, молодежь, жестокий народ, – покачал головой Старый Том. – Ни во что не верите. Может, мое поколение и кажется сентиментальным, потому что не может без слез произносить слова: «Боже, благослови Америку»[3], но в наших чувствах мы искренни. Вы же не можете позволить себе такой роскоши, как искренность, потому что боитесь ее. Вот вы и стали холодными и быстро ломающимися.
   Пола невольно поднесла руку к горлу.
   – Может, мы такие потому, что в детстве нас сильно били по рукам линейкой.
   Старый Том неодобрительно хмыкнул, уловив непочтительность в ее тоне.
   – Не пытайтесь убедить меня вашими россказнями о том, какие вы реалисты. Вы мало что в этом смыслите. Я из того поколения, которое, строя города, в одном конце их возводило церковь и школу, в другом – публичный дом. Вот это я называю реализмом.
   Кит хорошо знала Старого Тома и понимала, что для него это лишь легкая разминка. Смеясь, она шутливо подняла руки вверх.
   – Все, мы сдаемся.
   В это время оркестр заиграл медленный вальс.
   – Послушай, Том, ведь это наша песня.
   – Песня? – нахмурился старик.
   – Наш вальс, – с невинным видом поправилась Кит, – первый вальс я отдаю тебе. Вашу руку, сэр.
   – Ты все это придумала, чтобы заставить меня замолчать, не так ли? Боишься, что я обижу твоих друзей.
   – Ты угадал. И еще – мне чертовски хочется танцевать.
   – Хочешь одним ударом двух зайцев убить, не так ли, малышка?
   – Что-то в этом роде, – усмехнулась Кит.
   Старый Том, довольно хмыкнув, отдал должное ее сообразительности.
   – В таком случае покажем им, как надо танцевать медленный вальс, – сказал он, обхватив ее за талию.
   Беннон проводил их взглядом и снова вернулся к гостям Кит и, в частности, рыжеволосой женщине, с любопытством изучавшей его.
   – Ваш отец... – начала Пола и запнулась в поисках нужного слова.
   – ... личность? – тихо подсказал ей Беннон.
   – Да. Это подходит. Спасибо, мистер Беннон.
   – Можно просто Беннон. – Он снова посмотрел в зал на медленно вальсирующих отца и Кит. – У моего отца на все есть свое мнение, и он не боится его высказывать.
   – Да, это видно, – медленно и сдержанно промолвила Пола. – Я ждала, когда он назовет нас самонадеянными молокососами или что-то в этом роде.
   – Сколько лет вашему отцу? – поинтересовался Мори Роуз.
   – Восемьдесят два.
   – Неужели? – искренне удивился Чип. – Ему не дашь столько.
   – Нам бы дожить до его возраста и остаться такими молодцами, – задумчиво промолвил Мори, похлопывая себя по животу, – у меня, боюсь, мало шансов на это.
   – Прошу прощения, – извинился Джон. – Я выйду на террасу покурить.
   Мори кивнул.
   – Иди, Джон. В случае чего, я скажу Кит, где тебя искать.
   Уход Джона прервал общий разговор, и Мори решил этим воспользоваться.
   – Насколько я знаю, вы давно знакомы с Кит? – спросил он Беннона.
   – Давно, – ответил Беннон и снова посмотрел в зал. – Мы выросли вместе.
   – Ах, вот как это было! – невольно воскликнула прислушивающаяся к их разговору Пола.
   Беннон с интересом взглянул на нее.
   – Да, так это было, – спокойно ответил он и снова посмотрел на танцующие пары. Ему показалось, что лицо отца покраснело. – Простите, я должен выручать отца. Кажется, он переоценивает свои силы.
   Старый Том, вальсируя с Кит, в который раз заставил другие пары потесниться к краю.
   – Ты знаешь, что на нас все смотрят, – пожурила его Кит.
   – Потому что я танцую с самой прекрасной женщиной в этом зале. Видела бы меня моя Бьюти. Она бы приревновала меня к тебе. Нет, вру. Она никогда бы этого не сделала. Она любила тебя как дочь.
   – Я тоже ее очень любила.
   – Мне так не хватает ее, Кит.
   Тут старик впервые сбился с такта, но тут же поправился. Но он уже утратил прежнюю ловкость. Встревоженная Кит заметила бисеринки пота на его лбу.
   – Ты устал? – спросила она заботливо и вдруг пожалела, что позволила старому ворчуну так лихо кружить себя.
   – Бенноны – как сенбернары. Выглядят старыми с самого рождения, – сердито отшутился Том и, чтобы не дать ей далее проявить заботу о нем, спросил: – Ты надолго к нам, Кит? Или это один из твоих очередных коротких налетов?
   – На этот раз надолго, пока не закончатся съемки. Я успею надоесть вам.
   – Только не ты, Кит. Никогда, – с грубоватой искренностью в голосе проворчал он.
   В эту минуту рука Беннона легла ему на плечо. Сын с вызовом посмотрел на отца.
   – Теперь мой танец, отец, не так ли?
   Старый Том с легким поклоном передал ему Кит с такой готовностью, что она уже не сомневалась, что старый упрямец порядком устал. Это встревожило ее.
   Беннон, обхватив ее за талию, продолжил танец. Через тонкую ткань перчатки она чувствовала тепло и шершавость его мозолистой ладони. Обручальное кольцо, которое он все еще продолжал носить, тускло блестело на этой загорелой огрубевшей руке, напоминая Кит о том, как он сказал ей, что любит ее, и неожиданно женился на другой. Должно быть, он любил ее так сильно, как она его, грустно подумала Кит.
   Повернувшись, она поискала глазами Старого Тома и наконец увидела его у стены. Он вытирал мокрый лоб носовым платком, и, когда прятал платок в карман, рука у него дрожала.
   – Я не должна была заставлять его танцевать, – расстроенно прошептала Кит.
   – Ты доставила старику огромное удовольствие, – успокоил ее Беннон.
   – И все же я рада, что ты появился вовремя. – Она действительно была рада.
   – Как же могло быть иначе, – улыбнулся Беннон. – «Еще один танец, еще один...» Помнишь эту пластинку? Мог ли я пропустить танец с тобой? Когда-то мы любили танцевать. Я не забыл этого.
   – Ты помнишь все наши танцы, Беннон? – спросила Кит, подняв голову и глядя ему в глаза.
   Господи, сколько раз она гадала – вспоминает ли он о ней когда-нибудь?
   – Сейчас, танцуя с тобой, я вновь повторяю каждый из них.
   – Но это было так давно! Более десяти лет назад.
   Его сильная рука, уверенность, с которой он вел ее в танце, – все это было до боли знакомо. Только тогда, десять лет назад, он держал ее крепче и совсем близко, а кружились они в вальсе совсем медленно...
   Кит, отбросив эти мысли и сделав глубокий вдох, беспечно улыбнулась Беннону.
   – Нам было весело тогда, помнишь? – Только это ей хотелось сохранить в памяти.
   – Хорошие были времена, – подтвердил он и, помолчав, задумчиво добавил: – Десять лет назад... – А затем неожиданно склонил набок голову и с деланной серьезностью уставился на ее переносицу. – Кажется, за это время у тебя появились новые веснушки, не так ли, Кит?
   – Господи, как ты, бывало, изводил меня этими веснушками! Доводил прямо до слез. Я перепробовала все средства – от лимонного сока до перекиси водорода и даже наждачной бумаги, только бы избавиться от них.
   – Я рад, что тебе это не удалось. Мне нравятся твои веснушки.
   – Они свидетельствуют о моем несговорчивом характере, не так ли? – Она гордо вскинула голову. Кит решила, что вести беседу в таком легкомысленном шутливом тоне гораздо проще.
   – Куда уж больше, – рассмеялся Беннон. – Но, кажется, когда-то мы вполне уживались, даже умели говорить друг другу правду. Хотя у нас и были размолвки.
   Задумавшись, Кит кивнула.
   – Странно, я не могу вспомнить причину ни одной из них. – Посерьезнев, она посмотрела на Беннона. – А ты помнишь?
   – Теперь уже нет.
   – Почему? – удивилась Кит.
   – Потому что наши размолвки были из-за каких-то пустяков.
   – И все же мы ссорились. Почему?
   – Возможно, мы слишком много бывали вместе. Ведь нам чертовски хорошо было вдвоем. – Он и сам не знал, что хотел сказать. Кит Мастерс занимала слишком большое место в его прошлом. Было время, когда ближе нее у него никого не было. Отголоски прежних чувств все еще тревожили его, и теперь, танцуя с ней, он словно снова почувствовал прежнюю легкость и радость от ее присутствия. Ей ничего не надо было объяснять, она все понимала. – Мы были слишком молоды, Кит, хорошо знали друг друга, знали слабости и изъяны друг друга. Возможно, вспылив, мы пользовались этим и невольно нажимали не на ту пружинку и... вспыхивала ссора.
   – Возможно.
   По лицу Кит пробежала легкая тень.
   – Я сказал что-то не то, Кит? Прости, я не хотел. – Однако он знал, что его слова чем-то задели ее.
   – Я знаю, что ты не хотел обидеть меня, – ответила Кит и улыбнулась, хотя вскинутый упрямый подбородок говорил о том, что гордость ее уязвлена нелепым объяснением сути их размолвок. – Я давно все простила тебе, Беннон.
   Простила, но, увы, не забыла. За беспечной улыбкой и наигранной веселостью гордая и волевая Кит умела скрывать свою боль и тревогу.
   Предоставив звукам вальса заполнить внезапно возникшую паузу, он молча смотрел на губы Кит, видел спокойную глубину ее глаз, когда их взгляды встречались. Его охватило странное состояние, похожее на то, что он испытывал в те далекие дни, когда они с Кит были вместе, танцевали, целовались и он держал ее в своих руках, покорную и вместе с тем сопротивляющуюся.
   Кит внезапно отвернулась, и чувство близости исчезло. От неожиданного поворота ее головы сверкнули подвески ее сережек. Чтобы сгладить резкость своего движения, Кит рассеянно улыбнулась какой-то паре, промелькнувшей мимо. Неужели они с Бенноном в плену одних и тех же воспоминаний?
   Она снова повернулась к нему и спокойно встретила его взгляд.
   – Возможно, в понедельник я зайду к тебе в контору за ключами от моего дома. Скорее всего это будет утром. Тебе это удобно?
   – Вполне. Заодно мы посмотрим бумаги, касающиеся состояния твоего отца.
   – Хорошо, если это необходимо. Только помни, я ничего не смыслю в делах. Для меня это – китайская грамота.
   – А почему не, латынь? – засмеялся он. Кит тоже рассмеялась и пожала плечами.
   – Пусть будет латынь или греческий – мне все равно. В делах я ничего не понимаю. Зная это, отец правильно сделал, что поручил все тебе.
   – Ты прекрасно во всем разобралась бы, если бы пришлось.
   Беннон еще быстрее закружил ее, и они обогнали какую-то пару.
   – Едва ли, – ответила Кит, а затем, подумав, добавила: – Хотя после анкет и бумаг, которые мне пришлось заполнять и подписывать, когда заболела мама, я, пожалуй, могу считать себя экспертом.
   – Как ее здоровье?
   – Все так же, без перемен. Ремиссия. Врачи говорят, что в таком состоянии она может прожить не один десяток лет. Но ей уже никогда не вернуться домой.
   – Кит...
   Она увидела в его глазах боль и сочувствие. Он жалел ее мать, жалел и ее тоже.
   – Не будем об этом, Беннон. Во всяком случае, не сегодня.
   Едва улыбнувшись, она как бы поставила точку на дальнейшем разговоре на эту тему.
   – Хорошо, – согласился Беннон, заметив, как она снова вскинула подбородок. Он понимал, что ей пришлось пережить за эти месяцы: смерть отца, резкое ухудшение здоровья матери, неожиданные перемены в собственной карьере. Он восхищался ее выдержкой и силой духа.
   Не отдавая себе отчета, он невольно привлек ее к себе и с наслаждением вдохнул знакомый аромат ее духов. Они кружились легко и свободно, будто и не было долгих лет разлуки.
   Сондра остановилась в дверях на террасу, увидев Дж.Д. Лесситера, теперь уже в компании банкира Джорджа Гринбаума. Она догадалась, о чем беседуют эти двое. Джордж успел порядком надоесть всем в этот вечер своими «конфиденциальными» сведениями о громком скандале в Вашингтоне. Однако по интересу, с которым слушал его Лесситер, Сондра поняла, что прервать их беседу было бы ошибкой.
   Понимая, что если она будет торчать в дверях все время их разговора, то непременно привлечет всеобщее внимание, Сондра решила выйти на террасу.
   В темноте светились огоньки сигарет, гости, собравшись группами, беседовали. Сондра могла бы присоединиться к ним, в каждой найти знакомых, но решила вернуться в гостиную. В эту минуту она заметила спешащего на террасу Джона. Видимо, Он вышел покурить, ибо сунул руку в карман. Сондра тут же изменила свое решение покинуть террасу.
   – Джон, как я рада тебя видеть, – намеренно громко окликнула она его, делая вид, что не замечает гримасы недовольства на его лице.
   – Сондра, – вяло промолвил Джон, вынимая пустую руку из кармана. Он коснулся щекой ее щеки в знак приветствия. – Ты, как всегда, неотразима. – Для пущей убедительности он даже отступил на шаг, будто хотел полюбоваться ею. – Черное тебе к лицу, да и к твоим волосам цвета лунного сияния.
   – Ты все такой же очаровательный лжец, – заученно улыбнулась Сондра, зная цену его комплиментам. – Я как раз подумала, здесь ли ты. Теперь ты не часто наведываешься в Аспен. Я ни черта не выиграла, продав тебе Старвуд.
   – Сама знаешь, как это бывает... Сейчас я очень занят.
   Про себя Джон подумал, что Сондра почему-то напоминает ему кошку. Сиамскую кошку с наманикюренными ногтями.
   – Да, все в Аспене только и говорят о фильме, который ты собираешься снимать здесь зимой. – Краем глаза Сондра уже заметила, что кто-то уже отвлек Гринбаума. Она сделала вид, что только сейчас заметила Лесситера.
   – Кажется, это Дж.Д. Лесситер. Извини, Джон, мне необходимо поговорить с ним.
   – О, конечно, Сондра, – промолвил Джон и вышел на террасу.
   – Если для твоей съемочной группы понадобится жилье, позвони мне.
   – Обязательно, – улыбнулся ей Джон, но Сондра уже забыла о нем и думала лишь о предстоящем разговоре с Лесситером.
   – Джи Ди! – воскликнула Сондра, направляясь к нему и протягивая руку. – Поздравляю, великолепный вечер. Обстановка, еда, вино, развлечения, прекрасное общество – все безукоризненно. Гости в восторге. Даже я не смогла бы устроить лучше.
   – Слышать это от тебя – высокая похвала, Сондра, – сдержанно ответил Лесситер.
   Хотя его снисходительный тон заставил Сондру стиснуть зубы, губы ее заученно улыбались.
   – Ты мне льстишь, Джи Ди.
   – Ничуть. – Однако ироническая улыбка явно противоречила искренности слов. Сондра сделала вид, что не заметила этого.
   – Кстати, я давно собираюсь заехать к тебе. Если бы не уверенность, что увижу тебя здесь, я бы обязательно это сделала.
   – Да? – Брови Лесситера поднялись в легком удивлении.
   – Мое агентство присмотрело лакомый кусочек недвижимости в деловой части города. Целый квартал. Разумеется, я сразу подумала о тебе...
   Однако Лесситер тут же оборвал ее:
   – Меня это не интересует.
   Сондра не ожидала столь резкого ответа, во всяком случае, не в такой форме. Однако ее трудно было смутить, у нее был богатый опыт, и поэтому она и виду не подала, что его отказ застал ее врасплох.
   – Тебя это заинтересует, когда ты узнаешь, о чем речь, – доверительно промолвила она.
   – Нет, меня это не интересует, – ответил Лесситер равнодушно.
   Сондра продолжала улыбаться.
   – Этого не может быть, – не поверила она.
   – Неужели? – рассердился Лесситер. – Вспомни, Сондра, сколько раз ты делала мне подобные предложения после того, как сосватала дом на Красной горе?
   – Несколько раз, – согласилась она, твердо встретив его взгляд.
   – И каждый раз получала один и тот же ответ, не так ли? Я надеялся, что ты наконец поймешь, что меня это действительно не интересует.
   – Но...
   Лесситер предупреждающе поднял руку.
   – Избавь меня, Сондра, от лишних разговоров. Найди кого-нибудь, например, Марвина Дэвиса или Тремпа. Их, возможно, заинтересует целый квартал Аспена. Меня же интересует целый город.
   Сондра уже поняла, что недооценила самолюбие этого богача.
   – Я буду иметь в виду, Джи Ди, – тихо промолвила она.
   – Вот и отлично. – Лесситер с поистине королевским величием заложил руки за спину. Покачиваясь на носках и надменно вскинув голову, он разглядывал танцующих.
   – Скажи-ка, это не Беннон танцует с будущей звездой моего фильма?
   Только тогда Сондра среди танцующих пар заметила Беннона. Ее взгляд, однако, лишь мельком скользнул по его белокурой партнерше, ибо ее внимание привлекло непривычно счастливое, улыбающееся лицо Беннона. Она внезапно почувствовала укол ревности.
   – Да, это Беннон, – ответила она.
   – Похоже, ему приглянулась наша Кит.
   – Они друзья детства, – попыталась было пояснить Сондра и вдруг вспомнила пересуды в городе, возникшие после брака Беннона с Дианой. Все тогда считали, что Беннона и Кит Мастерс связывало нечто большее, чем дружба.
   – Она, кажется, из Аспена, не так ли? – продолжал интересоваться Лесситер. – Во всяком случае, Джон собирается строить на этом всю рекламную кампанию своего фильма. – Губы Лесситера скривились в иронической ухмылке. – Впрочем, он знает, что делает. Не каждой из тех, кто приглянулся ему, он открывает такие возможности.
   Сондру неприятно удивило откровенное злословие Джи Ди. Знает ли он, что, обливая грязью других, нельзя не испачкать собственные руки, недобро подумала она.
   Звуки вальса умолкли, растворившись в гомоне и смехе. Прозвучали жидкие аплодисменты. Беннон, не отпуская Кит, сделал еще несколько па без музыки. Кажется, Кит что-то ему говорила, и он внимательно ее слушал. Сондре плохо было их видно издалека. Наконец все пары покинули середину зала и разошлись.
   Глядя на улыбающегося Беннона, все еще державшего Кит за талию, Сондра, усилием воли стиснув зубы, задержала дыхание, чтобы ни движением, ни взглядом не выдать себя перед Лесситером, хотя ей хотелось кричать.
   Нет, это не может повториться! Она не должна снова потерять его. Ни за что.
   Быстро извинившись перед Лесситером, она смешалась с толпой гостей, поспешив навстречу Беннону и Кит. Беннон едва успел подвести Кит к ее друзьям, как к нему уже подошла Сондра. Лицо ее было спокойным, однако от ее внимания не ускользнуло, что рука Беннона все еще обнимала Кит за талию.
   – Кит, ты знакома с моей свояченицей Сондрой Хадсон? – спросил он, представляя Сондру.
   – Конечно. Мы уже встречались. Здравствуйте, мисс Хадсон.
   Голос Кит был приветливым, но сдержанным, так же как ее глаза и улыбка.
   – Можно просто Сондра, – это было сказано с любезной улыбкой.
   – Хорошо, Сондра, – охотно согласилась Кит и представила ее своим друзьям. Сондра даже не пыталась запомнить имя кого-либо из них, а лишь каждый раз ограничивалась вежливым: – Очень рада.
   Ей не терпелось поскорее уйти и увести Беннона, поэтому она тут же спросила у него:
   – Где Старый Том?
   Беннон, прежде чем ответить, окинул взглядом зал.
   – Не знаю, – откровенно признался он.
   – Кажется, он направился в бар, – охотно помогла им рыжеволосая Пола.
   – Нам следует поискать его, – торопливо предложила Сондра. – Уже поздно.
   – Разумеется, – Беннон кивнул, но тут же снова повернулся к Кит. От Сондры не ускользнуло то, как изменился его взгляд и подобрело суровое лицо. – Спасибо за вальс, Кит.
   – И тебе тоже, – просто ответила Кит, и Сондра безошибочно ощутила близость, связывающую их. Это было видно по улыбкам, которыми они обменялись, и коротким доверительным словам. Их продолжали связывать старые воспоминания, в которых ей не было места. – Мы снова как-нибудь потанцуем, надеюсь, – сказала на прощанье Кит.
   – Старые привычки не забываются, я же тебе говорил... – охотно согласился Беннон с медленной улыбкой.
   Кит тихонько рассмеялась и, когда Беннон подходил к Сондре, бросила ему вслед:
   – Увидимся в понедельник.
   – Ладно, – коротко ответил Беннон и повел Сондру в бар.
   Чувствуя вежливое безразличие его руки, Сондра вся напряглась. Беннон, взглянув на нее, увидел плотно сжатые губы и резкие морщинки на переносице.
   – Что-то случилось, Сондра? – поинтересовался он.
   – Нет, – ответила она быстро и резко и в коротком взгляде, который она бросила на него, он прочел что-то похожее на гнев и отчаяние. – Разговор с Лесситером не состоялся, вот и все.
   Поскольку она не изъявила желания что-либо объяснить, он не стал расспрашивать. Беннон не вникал в дела Сондры. Мысли его поневоле снова вернулись к Кит.

9

   Кит смотрела вслед Беннону, пока он и Сондра не затерялись в толпе. Она никогда не думала, что встреча с ним так всколыхнет память о прошлом, пробудит столько, казалось бы, давно похороненных чувств и воспоминаний. Правда, чувство потери никогда не покидало ее, но все остальное...
   – Если она его свояченица, – задумчиво произнесла Пола, тоже глядя на удаляющуюся широкоплечую фигуру Беннона, – то где же жена? – Она отпила шампанское.
   – Он вдовец.
   – Вдовец. Какое старомодное слово, – усмехнулась Пола. – Я не слышала его вечность.
   – Оно очень подходит к Беннону.
   Оркестр заиграл – что-то быстрое, современное. Новые пары вышли на паркет, подергивая плечами, прищелкивая пальцами, вертя затянутыми в шелк бедрами. Ритм танца убыстрялся. Кит показалось, что среди танцующих она увидела Энджи, но когда дама повернулась, она поняла, что ошиблась.
   – Куда запропастилась Энджи? – вслух подумала Кит, обводя зал глазами.
   – Энджи Дикинсон? Разве она здесь? – удивленно подняла брови Пола.
   – Нет, Энджи Ричардсон, – поправила Кит подругу. – Моя подруга юности. Мы столкнулись с ней здесь и договорились увидеться после обеда, чтобы условиться о встрече. Неужели она уже ушла?
   В эту минуту Кит почувствовала легкое прикосновение к плечу, и чьи-то руки скользнули по ее плечам вниз и остановились там, где кончались длинные бальные перчатки. Кит услышала знакомый запах одеколона. Джон. Он легонько коснулся губами ее обнаженного плеча.
   – Ты ищешь меня, не так ли? – прошептал он ей на ухо.
   Обернувшись, Кит заметила лукавое мерцание его глаз.
   – Нет.
   Он нахмурился.
   – Я ожидал, что ты скажешь «да». Выходит, осечка?
   Кит сделала вид, что смутилась.
   – Почему?
   – Я надеялся, что ты скучала без меня.
   – Вот как?
   Ничего подобного Кит, конечно, не испытывала, но все же была рада его появлению.
   – Ведь тебе хотелось со мной танцевать?
   Рассмеявшись, Кит подхватила шутку.
   – Я не верила, что ты когда-нибудь меня пригласишь.
   – Сейчас поверишь, – воскликнул Джон и, подхватив ее, увлек за собой в гущу танцующих.
   Они танцевали, смеялись, шутили, флиртовали и не покидали паркета до тех пор, пока музыканты не объявили перерыв. Джон направился за напитками, а Кит спустилась в дамскую комнату.
   В ней никого не было, за исключением дамы, щедро увешанной бриллиантами и рубинами, причесывающей перед зеркалом волосы щеткой в серебряной оправе с монограммой. Мельком взглянув на Кит, она продолжила свое занятие, словно в комнату заглянула уборщица. Кит тем не менее улыбнулась ей и прошла в первую свободную кабину.
   В эту минуту в дамскую комнату вошел еще кто-то. В открытую дверь ворвался шум бала, затем, когда дверь закрылась, Кит услышала голос Энджи. Кит поспешила оправить платье, рука ее уже коснулась задвижки, а на лице появилось радостное волнение от предвкушения снова увидеть близкую подругу, как вдруг слова Энджи остановили ее.
   – Не будь наивной, Трула. Конечно, Кит спит с Джоном Тревисом. Как иначе она могла получить ведущую роль в его новом фильме?
   Кит замерла на месте.
   – Она сама тебе это сказала? – спросила дама, которую Энджи назвала Трулой. В ее голосе было столько жадного любопытства, что Кит почувствовала отвращение.
   – Конечно же, она все отрицала. Но меня не проведешь, я слишком хорошо ее знаю, – убежденно ответила Энджи. – Кит всегда строила из себя святошу. Иногда меня просто тошнило от ее притворства.
   Кит постаралась больше не прислушиваться. Того, что она услышала, было более чем достаточно. А почему это так уязвило ее? Ведь в Голливуде о ней распускают немало всяких слухов. Но там зависть, сплетни, коварство – дело обычное. На все она привыкла отвечать шуткой, смехом. Сейчас же ей было не до смеха. Слова, прозвучавшие из уст Энджи, ее самой близкой подруги, потрясли ее. Ей было по-настоящему больно. Энджи предала их дружбу.
   Кит услышала стук каблуков по кафелю пола и звук запираемой кабинки.
   – Черт побери, я порвала чулок, – услышала она раздраженное восклицание Энджи.
   Воспользовавшись возможностью избежать встречи с ней, Кит поспешила покинуть дамскую комнату.
   Джон уже ждал ее с бокалом вина.
   – Спасибо, – поблагодарила она и отпила глоток. Вино показалось безвкусным. Она опустила бокал, почувствовав странное беспокойство. Теперь все здесь ее раздражало – вино, музыка, люди, шум этого праздничного сборища.
   – Что-то случилось? – спросил Джон, вопросительно посмотрев на нее.
   Она покачала головой.
   – Просто становится слишком шумно.
   – Чертовски шумно, – поддержала ее Пола, сжав виски. – У меня началась мигрень.
   – Хотите уйти?
   – Да, пожалуйста, – взмолилась Пола, прежде чем Кит успела что-либо сказать.
   – Ты не против? – Джон посмотрел на Кит.
   – Ничуть. С меня уже достаточно.
   – А как же встреча с подружкой? – вспомнила Пола. – Вы собирались договориться позавтракать вместе?
   – Я не нашла ее, – Кит пожала плечами. – Впрочем, это уже не имеет значения.
   Еще как имеет, с горечью подумала она про себя.
   Вернувшись на виллу, Кит, последовав примеру остальных, сразу же ушла в свою комнату. Однако белая постель под прозрачным пологом не манила ее. Кит оставила сумочку на стеклянной крышке столика и вышла на террасу.
   Все еще продолжая чувствовать досаду и смутную тревогу, она бесцельно ходила по террасе, от яркого квадрата двери до темных колонн балюстрады. Она тщетно пыталась успокоиться и разобраться в себе. Но ничего не получалось. Что произошло? Что привело ее в такое смятение – предательство Энджи или любовь Беннона?