Страница:
– Много ли их осталось в лесу? – спросил старик сына.
– Не более десятка, – ответил Беннон, подгоняя особо ленивую корову арканом. – Завтра мы их найдем.
– Но завтра воскресенье, пап, – запротестовала Лора. – Наш хор поет в церкви, и у меня партия соло. А потом к нам должна прийти в гости тетя Сондра и все такое прочее. Ты не можешь не пойти в церковь. Мы столько недель репетировали.
– Отец, как ты думаешь, можем мы или не можем? – подмигнув старику, спросил Беннон. – Думаю, коровы могут подождать до окончания службы в церкви, как ты считаешь?
– Не знаю, – Старый Том сделал вид, что самым серьезным образом обдумывает этот вопрос. – Коровы могут забрести Бог знает куда, потом не найдешь их...
Конечно, Лора сразу поняла, что ее разыгрывают.
– Незачем дразнить меня. Я знаю, что вы придете, – крикнула она и, легонько пришпорив коня, заняла свое привычное место на одном из флангов.
Беннон, проводя ее взглядом, озадаченно покачал головой.
– Я думаю, она нашей породы, отец.
Старый Том одобрительно хмыкнул, и оба замолчали. Старик медленно ехал, видя перед собой мерно покачивающиеся черно-белые спины породистых херфордов и ангусов. Его бывалый конь хорошо знал свои обязанности, и вскоре Старый Том, по обыкновению опустив руки на луку седла, погрузился в воспоминания.
Иногда он поднимал глаза и они подолгу останавливались на скалистых гребнях гор и синеве неба. С гор подул слабый ветерок и зашелестел в кронах деревьев, словно эхо далекого водопада.
Через годы до Старого Тома доносились голоса, и чаще всего голос Бьюти, его жены. Том слышал его так явственно, словно она была рядом.
«Только музыке Моцарта удалось бы передать прелесть этого дня, Том».
Старик видел ее восторженный взгляд, устремленный на залитые солнцем горы.
Впереди на фоне яркой зелени сосен желтело пожухлой травой обширное пастбище. Стадо широкой темной рекой пересекало его, умело направляемое ковбоями.
Окидывая взглядом этот край, который был его домом, плодородные поля, широкие просторы и нетронутую красоту природы, Старый Том всегда ощущал, как его грудь дышит глубоко и ровно, а мускулы наливаются прежней силой. Он с гордостью следил за искусством ковбоев, позволявшим стаду идти спокойно и ровно.
– Чертовски неблагодарный труд, – прервал он молчание. – Ковбой получает мало, а работает много, до ломоты в спине, и все в грязи да в пыли. Куда там какая-то романтика или слава.
– Не забывай, это же можно сказать и о труде фермера, отец, – заметил Беннон и улыбнулся.
– А то я не знаю, – рассмеялся Старый Том. – Сам этому отдал лет шестьдесят, если не больше. А все, что имею от этого, – это хруст в костях, который погромче, чем скрип нового седла. Ну да что жаловаться. Банку мы не задолжали, идем даже на шаг впереди него.
– Это верно, – согласился сын. От еле заметной улыбки резче обозначились суровые линии лица.
– Но, что бы ты ни говорил, человек создан для этого труда, он должен быть ближе к земле, видеть смену времен года, чувствовать круговорот жизни.
Лошади вошли в ручей, чью воду уже замутило прошедшее стадо.
– Эта жизнь свободна от новинок вроде компьютеров и прочего, – продолжал философствовать старик, – нет зловония городов, нет стен, закрывающих небо. Здесь – вечно меняющаяся погода, река, трава и стадо, да еще человек и горы, которые всегда бросают ему вызов. Вот что делает его смелым и сильным и заставляет совсем по-другому смотреть на мир.
– Возможно.
– Как это – возможно? Это так и есть.
– Согласен, – снова скупо улыбнулся Беннон.
С детства приученный к работе на земле, он не мог не знать и не чувствовать перемен в окружающей его природе, не уважать все ее капризы. Его взгляд задержался на гребнях гор на севере. Где-то там, за ними, была зима. Однажды ночью или днем она укроет землю белым снежным покрывалом, под которым сожмется и увянет все, что только цвело. Он любил эту землю. Острое чувство благодарности переполнило его, и в эту минуту он почувствовал себя счастливым.
Это был непредсказуемый край неожиданностей, где глубокая тишина внезапно сменялась волчьим воем ветра, яркое солнце закрывала черная туча и кривые стрелы молний вонзались в небо, на миг освещая озера и каньоны за густой пеленой ливня. Здесь хрупкую сонную тишину зимнего рассвета могло внезапно нарушить эхо снежного обвала далеко в горах.
Это были Скалистые горы, суровые, первозданные, неукротимые, бросавшие вызов слабому духом человеку, однако способные зажечь в его глазах огонь, который не погаснет никогда.
Лимузин мягко подкатил к большой вилле в Старвуде, в одном из самых фешенебельных и хорошо охраняемых пригородов Аспена. Построенный на склоне горы из камня, дерева и стекла, со множеством соляриев, балконов и террас, дом был вполне современным по своей архитектуре. Из него открывался великолепный вид на город.
– Ну, вот мы и приехали, – заметил Джон, помогая Кит выйти из машины. Она окинула взглядом дом, и ее поразило, как он естественно вписывается в живописный ландшафт. – Вот мое скромное жилище...
– Скромное? – Кит иронически посмотрела на него. – С этим домом несовместимо такое понятие, как скромность. Разве не так?
– Пожалуй, ты права.
Она снова посмотрела на дом. Участок за ним, однако, сохранил все черты нетронутой природы, там свободно росли деревья и вечнозеленый кустарник. Казалось, их не коснулась рука садовника, что говорило о высоком знании им своего дела.
– Посмотри, какой вид открывается отсюда! – воскликнула Пола, указывая вниз на долину, город и горную гряду за ними. – Тебе надо начать съемки, Чип, именно сейчас, – обратилась она к стоявшему рядом Чипу Фримену. – Первые кадры должны запечатлеть эти изумительные краски осени.
– Не пойдет, – решительно возразил Чип и, чтобы сгладить некоторую резкость тона, пояснил: – Фильм «Белая ложь» требует другого фона. Это – зима, заснеженный Аспен. Я уже вижу, какими кадрами должен начинаться мой фильм.
Он приложил к глазам согнутые ладони и, словно глядя в объектив камеры, представил себе нужный пейзаж:
– Мы находимся на вершине лыжного спуска, откуда открывается вид на город. В фокусе три женские фигуры в ярких шикарных лыжных костюмах. Они стоят спиной к камере... Затем камера отходит... – Голос его окреп. – В кадре Иден. Она несется вниз на лыжах. Темные солнцезащитные очки, белокурые волосы, развевающиеся сзади тяжелой гривой. Камера следит за ее спуском до конца, пока она не затормозит у подножия. Иден останавливается, снимает очки. Здесь ее ждет Маккорт.
Чип на мгновенье задумался и опустил руки.
– Далее следуют кадры зимнего курорта, ослепительный блеск снега, хрустальные сосульки, солнце... – Он удовлетворенно умолк.
– Да, – согласилась Кит. – Прекрасное начало. Мне нравится, Чип.
Он резко повернулся к ней, и глаза его испуганно округлились.
– Я даже не спросил, умеешь ли ты стоять на лыжах?
Кит из озорства решила подшутить и сказать, что не умеет, но, вспомнив, что Чип начисто лишен чувства юмора, пожалела его.
– Не беспокойся, я немало времени провела на этих спусках. Да, Чип, я умею не только стоять на лыжах, но и спускаться с гор. Это мне не в новинку. Однако спускам я предпочитаю спокойные прогулки по равнине.
– Разумеется, я использую дублеров. – Чип обошел машину и приблизился к Кит. – Но, понимаешь, хотелось бы снять тебя на лыжах. И обязательно крупным планом твое лицо. Если сделать все это с помощью монтажа, можно все испортить. – Когда он смотрел на нее так сквозь толстые линзы очков, склонив голову набок, он напоминал ей мудрую старую сову. – Ты была в костюмерной у Софи? Она показала тебе эскизы лыжного костюма?
– Да.
Софи де Витт, художница по костюмам, становилась уже легендой Голливуда.
– Так вот, забудь о них. Я велел Софи их уничтожить. Цвета никуда не годятся.
Чип, подхватив Кит под локоть, повел ее к широким ступеням виллы.
– Моя Иден не может быть в черном с желтым, словно ящерица. У нее своя стать, свой стиль. На этой лыжне она призвана сверкать, затмевая всех. Я вижу ее в тонах драгоценных камней. Мы с Софи уже все обдумали. Брюки будут цвета густого аметиста, куртка – ярко-синяя, с отливом в багряный или фиолетовый, понимаешь?
– Какая роскошь! – согласилась Кит. Поднявшись по ступеням, они остановились перед массивной окантованной бронзой дверью с опалово-матовыми стеклянными панелями.
Мори Роуз, с трудом переводя дыхание, застыл на верхней ступеньке.
– Чертова лестница, – отдуваясь, выдохнул он и осторожно, чтобы не сдвинуть парик, вытер лоб. – Я совсем выдохся.
– Это разреженный воздух так на тебя действует, – успокоила его Кит. – Аспен находится на высоте более чем восьми тысяч футов над уровнем моря, а этот дом, пожалуй, еще выше.
– Нам должны были бы раздать кислородные подушки, – пыхтел недовольный Мори.
– Ты многого хочешь, – проворчала Пола. Мори печально кивнул головой.
– Мне трудно дышать.
Джон, опередив гостей, отпер дверь.
– Входи. В обморок лучше упасть в доме.
– Слава Богу, – с облегчением произнесла Пола, входя вслед за Кит. Сделав несколько шагов, она вдруг остановилась и схватила Кит за рукав.
– Это не вилла, – промолвила она тихо. – Это настоящий снежный дворец.
– «Снежный», пожалуй, единственное подходящее слово, – согласилась Кит.
Вестибюль действительно сверкал снежной белизной: стены, мраморный пол, широкая лестница. Огромная хрустальная люстра, свешивающаяся с потолка, напоминала скульптуру из льда и слепила глаза.
Белой была пустая комната справа, которую Кит увидела в открытую дверь. Побуждаемая любопытством, она вошла в нее и, спустившись по нескольким ступеням, оказалась в просторной гостиной с уходящим куда-то в высоту, как в соборе, потолком.
Здесь слепящую белизну смягчали дубовый паркет и зеленые кадки с фикусами. Кит едва взглянула на камин из белого камня, ибо была ошеломлена огромным, во всю стену, окном и великолепной панорамой гор за ним. Белизна стен гостиной делала осенние краски ландшафта еще более яркими.
– Представляю, как все это выглядит зимой, когда кругом белым-бело от снега! – воскликнула она, обернувшись и ожидая увидеть рядом с собой Полу. Но рядом стоял Джон Тревис.
– Да, это верно, особенно вечером, когда Аспен сверкает огнями, как небо звездами. – Он легонько дотронулся пальцами до ее волос. – Но самый лучший вид – с балкона над спальней. – Он внимательно посмотрел на нее. – Думаю, он тебе понравится.
– Уверена, – спокойно ответила Кит.
– Я имею в виду, над моей спальней.
– И я тоже.
Стоя так близко, она вспомнила вкус его поцелуев и легкое головокружение, которое почему-то всегда испытывала, когда он целовал ее.
– Что же останавливает тебя?
Джон стоял совсем близко, голос его был низким, тихим и еще больше напоминал ей о его ласках.
– Шрамы от старых ожогов.
Да, она любила, горячо, безоглядно, так, как лишь она умела любить, но ее любовь была отвергнута. Боль неразделенной любви не удалось забыть. С тех пор она была осторожна и сдержанна в своих отношениях с мужчинами и научилась владеть своими чувствами, что было нелегко.
– К тому же, насколько я знаю, Джон Ти, ты не отличаешься постоянством.
Она попробовала сказать это как можно более равнодушным и веселым голосом.
– Да, это верно, – согласился он, обводя ее внимательным и серьезным взглядом. – Но у меня такое чувство, что на этот раз все будет иначе. Совсем иначе.
Кит рассмеялась и легонько коснулась губами его щеки.
– Пора бы.
Прежде чем ответить ей поцелуем, Джон вдруг увидел, что по ступенькам в гостиную тяжело спускается толстяк Мори, а за ним и остальные.
– Неплохой домик ты себе отгрохал, Тревис, – отметил Мори и, увидев бар, направился прямо к нему, сделав вид, что не замечает недовольного лица хозяина дома. – У тебя есть бассейн? – справился он, и, переваливаясь, подошел к стеклянной двери, ведущей на широкий балкон с дубовым настилом.
Джон раскурил сигарету и выпустил струю дыма, следя взглядом за Кит, которая отошла и теперь с интересом рассматривала китайскую вазу.
– Крытый и открытый бассейны, сауна, баня, гимнастический зал, винный погреб, бильярдная, кинозал, – перечислил Джон. – Все к вашим услугам.
– Неужели? А кегельбан? – попробовал съязвить Мори.
– Этого нет, – резко ответил Джон и, повернувшись к подошедшему Чипу, добавил: – В музыкальном салоне есть проектор и экран, ты можешь там просматривать снятый материал.
– Отлично! – Лицо Чипа просияло от этой новости.
– Забудьте о ваших прихотях. Этот дом и без них великолепен, – вмешалась Ивонн Дэвис, остановившись посреди гостиной и с восторгом оглядывая ее. – Ты, должно быть, счастлив, Джон, когда возвращаешься сюда...
– Да, но, увы, это нечасто бывает. Я даже подумываю, не продать ли его...
– Зачем? – нахмурилась Кит.
Джон посмотрел на нее долгим взглядом.
– Я купил его пять лет назад за полтора миллиона. Сейчас могу получить за него четыре с половиной.
Мори свистнул от удивления.
– Вот это то, что я называю хорошим наваром.
– Да, – согласился Джон, опять пустив в воздух струю дыма.
– А почему бы не сдавать его в аренду кинокомпании на время съемок и не получать неплохие деньги? – отважился дать совет Мори.
– Выездные съемки стоят больших денег. Очень высока плата за аренду, – ответил Джон.
– Но зато какие условия, – улыбнулся Мори. – Разве тебе не хочется предоставить такие для Кит? – осклабился он.
Джон с раздражением раздавил окурок в пепельнице. Этот олух даже не знает, что особые условия для актеров предварительно оговариваются в контракте.
– Это совсем не нужно, Мори, – вмешалась Кит. – Я буду жить на ранчо.
Джон бросил взгляд на Кит и вдруг понял, что ее решение ему не нравится.
– Мы посмотрим, – сказал он неопределенно, словно откладывая решение, ибо в этот момент по мраморному полу холла к ним приблизились Нолан Уокер и Эйб Зиглер. Оба были в спортивных костюмах, Нолан, разумеется, от Билла Бласса, а Эйб – в каком-то мешковатом молодежном.
– Мы услышали голоса, – сказал Нолан, легко сбегая со ступенек в гостиную. Он был загорел, ловок, подтянут. Эйб тяжеловато спустился вниз и неуклюже последовал за ним – во всем ему прямая противоположность.
– Вы только что приехали? Как долетели? – Эйб протянул Чипу толстую короткопалую руку.
– Не спрашивай его, – посоветовала Пола. – Он летел с закрытыми глазами.
– Где вы были? – сердито спросил Чип, не обращая внимания на замечание Полы. – Я думал, вы нас встретите.
– Мы были в гимнастическом зале. Хотели расслабиться немножко, – ответил Нолан. – Это полезнее, чем околачиваться в аэропорту.
– Простите, что перебиваю, – вмешалась Ивонн Дэвис. – Но может, ты укажешь мне мою комнату, Джон? Или, учитывая размеры твоей виллы, набросаешь небольшой планчик? Я все еще собираюсь немного поработать.
– Не возражаю удалиться и я, если мне тоже укажут мою комнату. Я бы хотела привести себя в порядок. – И Пола растрепала пальцами рыжую копну своих волос.
– Комнаты? – простонал Эйб. – Кажется, вы что-то сказали о комнатах?
– Карла сейчас проведет вас.
Джон кивком указал на женщину, спокойно стоящую в дверях. Кокетливая униформа горничной не придала стройности ее коренастой фигуре.
– О чем речь? Что с комнатами? Здесь их не хватает? – всполошился Чип.
– Речь не об этом доме, Чип. Эйба интересует, где разместится съемочная группа, – пояснил Нолан.
– В Базальте, должно быть, или в Гринвуд-Спрингс... если нам повезет, – проворчал Эйб. – Но вам известно, во что обойдутся нам поездки туда и обратно и сколько времени в общей сложности это у нас отнимет?
– Разве нельзя всех устроить в Аспен?
– Едва ли, Чип. И поверь, ребятам не очень понравится, если в здешних отелях их будут переселять из номера в номер.
– Разговор, похоже, принимает характер рабочего совещания перед съемкой, – усмехнулась Кит, проходя мимо Джона и направляясь к двери. – Прошу извинить меня, но я должна догнать Карлу.
Джону хотелось остановить ее, а лучше последовать за ней, но он не двинулся с места, а лишь смотрел, как она легко взбежала по лестнице, догоняя Полу и Ивонн.
Джон, раскурив новую сигарету, жадно затянулся. Кажется, она скоро будет вить из него веревки, подумал он о Кит. Это совсем ни к чему.
У него и без того масса проблем. Надо выбросить Кит из головы и думать только о фильме.
Этот фильм должен принести ему успех, если он хочет удержаться на вершине славы. Последние его фильмы были неудачей, хотя и дали сборы. Но по голливудским меркам фильмы, принесшие менее сотни миллионов долларов, считаются почти провалом.
Если «Белая ложь» не даст кассовых сборов, его имя ничего не будет стоить, он потеряет возможность контроля над фильмами со своим участием и вскоре окажется в конце очереди тех, кто ждет ролей. Черт возьми, так можно докатиться до того, что он снова будет сниматься лишь на телевидении, как Барт Рейнольде.
Стиснув зубы, он стряхнул пепел с сигареты и, прогнав мрачные мысли, снова услышал голоса о чем-то беседующих Чипа, Эйба и Нолана. Они напомнили ему о реальности и о том почти незаметном нажиме, который оказывает Лесситер во всем – от отбора актеров на роли до выбора режиссера и места съемок, не говоря уже о сценариях.
Лесситер. Джон взглянул на лестницу, по которой только что поднялась Кит, и вспомнил их первую встречу. Это произошло на одной из вечеринок с коктейлями, которые любил устраивать магнат в своем поместье в Бель-Эйр. Джону весьма недвусмысленно было велено присутствовать, и он с неохотой согласился...
Огромная в псевдоитальянском стиле вилла, прячущаяся за поворотом умело скрытой кустарником частной дороги, огороженная каменной стеной и живой изгородью, сияла огнями.
Джон объехал на своем «феррари» многоярусный фонтан перед домом и остановился у крыльца. Выйдя из машины, он отдал слуге в белом кителе ключи, чтобы тот сам отвел ее к месту парковки. С лужайки за домом, там, где был бассейн, доносились звуки рок-музыки, приглушенные голоса и смех.
Джон окинул взором кокетливые балкончики фасада, подобные, должно быть, тому, на который выходила шекспировская Джульетта, и, услышав шорох шин и рев мотора отъезжавшего «феррари», обреченно вздохнул и открыл дверь.
Не успел он войти, как тут же попал в плен к Чипу. Бедняга, чувствующий себя не в своей тарелке, так прилип к нему, что не отходил даже тогда, когда Джон обходил гостиную, здороваясь со всеми. Общество, как он и ожидал, было самое пестрое, наряды – от Сен-Лорана до униформы Армии спасения.
Все двери на террасу и балконы были широко распахнуты, что позволяло гостям наслаждаться вечерней прохладой и полной свободой передвижения. Звуки музыки были фоном для смеха и гомона гостей, фальшиво-радостных приветствий и злословия за спиной.
Джон и Чип нашли Нолана в баре. Взяв коктейли, все трое поспешили найти относительно укромный уголок.
– Похоже, что Лесситер вылил галлон одеколона в свой бассейн, – заметил Нолан, указывая на открытую дверь на лужайку. – От этого запаха я одурел, как от дурмана.
– Когда мы можем уйти отсюда? – ворчливо осведомился Чип.
Джона самого интересовало это.
– Только не сейчас. – Увидев, как сквозь толпу гостей, словно привыкший к вниманию публики политик, пробирается Лесситер, он сразу понял, что тот направляется к ним. – Он идет сюда.
В свои шестьдесят лет Дж.Д. Лесситер был высок и строен, с загаром яхтсмена, густой копной темных коротко стриженных волос, чуть тронутых сединой. Совсем еще юным он унаследовал небольшую фармацевтическую фабрику и превратил ее в целую отрасль индустрии. Затем он попробовал свои силы в страховании, компьютерах, издательском деле, средствах массовой информации, затем были нефть и недвижимость, и, наконец, под крылышком компании «Ласко» оказались более сотни компаний, включая кинокомпанию «Олимпик».
Враги называли его безжалостным, жестоким, коварным, с диктаторскими замашками и непомерным самолюбием. Друзья же утверждали, что он воплощенная честность, доброта, сострадание и личное обаяние. Джон, однако, подозревал, что правда где-то посредине и зависит от обстоятельств.
– Я рад, что застал вас всех вместе. Лесситер стоял перед ними с широкой улыбкой и холодными глазами.
– Ну как, вы нашли кого-нибудь на роль Иден?
– Мы все еще ищем, – сдерживая себя, спокойно ответил Джон. – Не нашли, но обязательно найдем.
Он понимал, что такая кандидатура может пока существовать лишь в воображении Чипа Фримена.
– В таком случае у меня для вас хорошая новость, – объявил Лесситер.
– Весьма кстати, – сказал Джон и поднял свой бокал.
– В марте освобождается от съемок Кэтлин Тернер. Ей нравится сценарий. Мы можем подписать с ней контракт...
– На какую роль? – нахмурился Чип.
– Конечно, на главную.
– Она не справится с ролью Иден. – Чип решительно замотал головой. – Для этой роли она не подходит.
– Не подходит! – выдержка изменила Лесситеру. – Мы говорим о Кэтлин Тернер, черт побери!
– Мне все равно, о ней, о царице ли Савской. Она не подходит для этой роли, – упрямо твердил Чип. – Иден – это женщина-загадка, с неразгаданной душой, чувственная и страстная. Для этой роли нужна актриса, которую никто еще не знает, а не та, что уже снялась в десятках фильмов, личная жизнь которой известна всем, вплоть до кулинарных пристрастий ее мужа и прочих семейных тайн.
– Неизвестная? Тебе предлагают знаменитость, а ты готов пригласить сам даже не знаешь кого? – Лесситер был вне себя от гнева и набросился на Джона. – Ты что, не мог популярно растолковать ему, что мы от него хотим?
– Я пытался.
– Значит, плохо пытался. Советую попробовать еще. А пока ты этим будешь заниматься, напомни ему ненароком о судьбе его последних заумных кинолент. – Но прежде, чем уйти, Лесситер, тыча пальцем в Чипа, грозно заявил: – Даю тебе две недели, Фримен. Если ты не найдешь свою Скарлетт О'Хара, я подписываю договор с Тернер.
После этого он повернулся и ушел.
– Он не посмеет, – бормотал красный как рак Чип. – Не имеет права...
– Ты ошибаешься, Чип. Пятьдесят миллионов – это его деньги.
Джон налил себе виски и выпил. Два года назад никто не осмелился бы разговаривать с ним таким тоном или грубо критиковать его режиссера. Сегодня он вынужден терпеть все это. Даже солидная порция виски не смогла помочь ему расслабиться.
Чип, поставив свой бокал на поднос проходящему официанту, поднялся и покинул их. Джон даже не пытался остановить его.
– Черт побери, в этом кинобизнесе никогда не знаешь, чем все кончится, – сказал Нолан и бросил в стакан кубик льда. – Теперь я понимаю, почему в детстве не любил в цирке смотреть на канатоходцев.
– Особенно работающих без сетки, – согласился Джон.
– Точно. – Нолан отпил глоток. – Ну как, пойдем?
– Черта с два. Лесситер хотел, чтобы я присутствовал, пусть потерпит до конца, – решительно заявил Джон.
Нолан довольно хихикнул.
– Молодец, Тревис. Хорошо держишь удар, мне это нравится, – он чокнулся с Джоном. – Ей-Богу, нравится.
Джон улыбнулся и налил себе еще виски.
С удовольствием потягивая его и поглядывая поверх стакана на гостей, он увидел, как она вошла, – белокурая, с медовым отливом грива тяжелых до плеч волос, что-то золотое с вкраплениями жемчуга и хрусталя на шее, белая шелковая блуза и подчеркивающая стройность бедер черная плиссированная юбка-брюки.
Летящей походкой она пересекла террасу, и ее каблучки четко и чисто простучали по гранитным плитам. Она непринужденно взяла бокал с вином с подноса, который держал официант, и быстро, с удивительно естественной грацией повернулась. Джон гадал – чья же это жена или любовница? В сущности, она могла быть еще одной блондинкой, искательницей приключений, без таланта и каких-либо знаний, которые помогли бы ей найти место среди людей, занимающихся своим делом. Вот она остановилась и чмокнула в щеку актера с телевидения, прославившегося своим первым сериалом.
– ... Что ты думаешь об этом, Джон?
– Прости, я не расслышал, что ты сказал? – извинился Джон, повернувшись к Нолану. – Так о чем ты?
– О нашей потенциальной Скарлетт. Посмотри, вот она.
– Которая?
– Блондинка, что только что вошла.
– Разве она актриса?
Джон с пристрастием присматривался к незнакомке, надеясь увидеть заученные позы и жесты, вызывающую манеру говорить, как бы приглашающую не миновать ее взглядом, обратить на нее внимание: вот я какая. Но ничего подобного не было в этой молодой женщине.
Она со спокойным любопытством оглядывала присутствующих. Странно – она либо слишком уверена в себе, либо полный новичок в мире кино.
– Кто она? – спросил он у Нолана.
– Ее зовут Кит Мастерс, я познакомился с ее биографией сегодня утром. Мы назначили ей прослушивание на следующей неделе. – Нолан встряхнул кубики льда в стакане. – На этот раз оригинал хоть выглядит как на своем фото.
– Какой у нее опыт в кино?
Джон полез было в карман за сигаретой, но вспомнил, что Лесситер не терпит, когда курят на его приемах, и поспешно вытащил руку.
– Такой, как у всех, – пожал плечами Нолан. – Коммерческая реклама, небольшие роли в плохоньких фильмах, снималась у Нормана для его фильмов ужасов, несколько инсценировок для радио, так и не вышедших в эфир.
– Не более десятка, – ответил Беннон, подгоняя особо ленивую корову арканом. – Завтра мы их найдем.
– Но завтра воскресенье, пап, – запротестовала Лора. – Наш хор поет в церкви, и у меня партия соло. А потом к нам должна прийти в гости тетя Сондра и все такое прочее. Ты не можешь не пойти в церковь. Мы столько недель репетировали.
– Отец, как ты думаешь, можем мы или не можем? – подмигнув старику, спросил Беннон. – Думаю, коровы могут подождать до окончания службы в церкви, как ты считаешь?
– Не знаю, – Старый Том сделал вид, что самым серьезным образом обдумывает этот вопрос. – Коровы могут забрести Бог знает куда, потом не найдешь их...
Конечно, Лора сразу поняла, что ее разыгрывают.
– Незачем дразнить меня. Я знаю, что вы придете, – крикнула она и, легонько пришпорив коня, заняла свое привычное место на одном из флангов.
Беннон, проводя ее взглядом, озадаченно покачал головой.
– Я думаю, она нашей породы, отец.
Старый Том одобрительно хмыкнул, и оба замолчали. Старик медленно ехал, видя перед собой мерно покачивающиеся черно-белые спины породистых херфордов и ангусов. Его бывалый конь хорошо знал свои обязанности, и вскоре Старый Том, по обыкновению опустив руки на луку седла, погрузился в воспоминания.
Иногда он поднимал глаза и они подолгу останавливались на скалистых гребнях гор и синеве неба. С гор подул слабый ветерок и зашелестел в кронах деревьев, словно эхо далекого водопада.
Через годы до Старого Тома доносились голоса, и чаще всего голос Бьюти, его жены. Том слышал его так явственно, словно она была рядом.
«Только музыке Моцарта удалось бы передать прелесть этого дня, Том».
Старик видел ее восторженный взгляд, устремленный на залитые солнцем горы.
Впереди на фоне яркой зелени сосен желтело пожухлой травой обширное пастбище. Стадо широкой темной рекой пересекало его, умело направляемое ковбоями.
Окидывая взглядом этот край, который был его домом, плодородные поля, широкие просторы и нетронутую красоту природы, Старый Том всегда ощущал, как его грудь дышит глубоко и ровно, а мускулы наливаются прежней силой. Он с гордостью следил за искусством ковбоев, позволявшим стаду идти спокойно и ровно.
– Чертовски неблагодарный труд, – прервал он молчание. – Ковбой получает мало, а работает много, до ломоты в спине, и все в грязи да в пыли. Куда там какая-то романтика или слава.
– Не забывай, это же можно сказать и о труде фермера, отец, – заметил Беннон и улыбнулся.
– А то я не знаю, – рассмеялся Старый Том. – Сам этому отдал лет шестьдесят, если не больше. А все, что имею от этого, – это хруст в костях, который погромче, чем скрип нового седла. Ну да что жаловаться. Банку мы не задолжали, идем даже на шаг впереди него.
– Это верно, – согласился сын. От еле заметной улыбки резче обозначились суровые линии лица.
– Но, что бы ты ни говорил, человек создан для этого труда, он должен быть ближе к земле, видеть смену времен года, чувствовать круговорот жизни.
Лошади вошли в ручей, чью воду уже замутило прошедшее стадо.
– Эта жизнь свободна от новинок вроде компьютеров и прочего, – продолжал философствовать старик, – нет зловония городов, нет стен, закрывающих небо. Здесь – вечно меняющаяся погода, река, трава и стадо, да еще человек и горы, которые всегда бросают ему вызов. Вот что делает его смелым и сильным и заставляет совсем по-другому смотреть на мир.
– Возможно.
– Как это – возможно? Это так и есть.
– Согласен, – снова скупо улыбнулся Беннон.
С детства приученный к работе на земле, он не мог не знать и не чувствовать перемен в окружающей его природе, не уважать все ее капризы. Его взгляд задержался на гребнях гор на севере. Где-то там, за ними, была зима. Однажды ночью или днем она укроет землю белым снежным покрывалом, под которым сожмется и увянет все, что только цвело. Он любил эту землю. Острое чувство благодарности переполнило его, и в эту минуту он почувствовал себя счастливым.
Это был непредсказуемый край неожиданностей, где глубокая тишина внезапно сменялась волчьим воем ветра, яркое солнце закрывала черная туча и кривые стрелы молний вонзались в небо, на миг освещая озера и каньоны за густой пеленой ливня. Здесь хрупкую сонную тишину зимнего рассвета могло внезапно нарушить эхо снежного обвала далеко в горах.
Это были Скалистые горы, суровые, первозданные, неукротимые, бросавшие вызов слабому духом человеку, однако способные зажечь в его глазах огонь, который не погаснет никогда.
Лимузин мягко подкатил к большой вилле в Старвуде, в одном из самых фешенебельных и хорошо охраняемых пригородов Аспена. Построенный на склоне горы из камня, дерева и стекла, со множеством соляриев, балконов и террас, дом был вполне современным по своей архитектуре. Из него открывался великолепный вид на город.
– Ну, вот мы и приехали, – заметил Джон, помогая Кит выйти из машины. Она окинула взглядом дом, и ее поразило, как он естественно вписывается в живописный ландшафт. – Вот мое скромное жилище...
– Скромное? – Кит иронически посмотрела на него. – С этим домом несовместимо такое понятие, как скромность. Разве не так?
– Пожалуй, ты права.
Она снова посмотрела на дом. Участок за ним, однако, сохранил все черты нетронутой природы, там свободно росли деревья и вечнозеленый кустарник. Казалось, их не коснулась рука садовника, что говорило о высоком знании им своего дела.
– Посмотри, какой вид открывается отсюда! – воскликнула Пола, указывая вниз на долину, город и горную гряду за ними. – Тебе надо начать съемки, Чип, именно сейчас, – обратилась она к стоявшему рядом Чипу Фримену. – Первые кадры должны запечатлеть эти изумительные краски осени.
– Не пойдет, – решительно возразил Чип и, чтобы сгладить некоторую резкость тона, пояснил: – Фильм «Белая ложь» требует другого фона. Это – зима, заснеженный Аспен. Я уже вижу, какими кадрами должен начинаться мой фильм.
Он приложил к глазам согнутые ладони и, словно глядя в объектив камеры, представил себе нужный пейзаж:
– Мы находимся на вершине лыжного спуска, откуда открывается вид на город. В фокусе три женские фигуры в ярких шикарных лыжных костюмах. Они стоят спиной к камере... Затем камера отходит... – Голос его окреп. – В кадре Иден. Она несется вниз на лыжах. Темные солнцезащитные очки, белокурые волосы, развевающиеся сзади тяжелой гривой. Камера следит за ее спуском до конца, пока она не затормозит у подножия. Иден останавливается, снимает очки. Здесь ее ждет Маккорт.
Чип на мгновенье задумался и опустил руки.
– Далее следуют кадры зимнего курорта, ослепительный блеск снега, хрустальные сосульки, солнце... – Он удовлетворенно умолк.
– Да, – согласилась Кит. – Прекрасное начало. Мне нравится, Чип.
Он резко повернулся к ней, и глаза его испуганно округлились.
– Я даже не спросил, умеешь ли ты стоять на лыжах?
Кит из озорства решила подшутить и сказать, что не умеет, но, вспомнив, что Чип начисто лишен чувства юмора, пожалела его.
– Не беспокойся, я немало времени провела на этих спусках. Да, Чип, я умею не только стоять на лыжах, но и спускаться с гор. Это мне не в новинку. Однако спускам я предпочитаю спокойные прогулки по равнине.
– Разумеется, я использую дублеров. – Чип обошел машину и приблизился к Кит. – Но, понимаешь, хотелось бы снять тебя на лыжах. И обязательно крупным планом твое лицо. Если сделать все это с помощью монтажа, можно все испортить. – Когда он смотрел на нее так сквозь толстые линзы очков, склонив голову набок, он напоминал ей мудрую старую сову. – Ты была в костюмерной у Софи? Она показала тебе эскизы лыжного костюма?
– Да.
Софи де Витт, художница по костюмам, становилась уже легендой Голливуда.
– Так вот, забудь о них. Я велел Софи их уничтожить. Цвета никуда не годятся.
Чип, подхватив Кит под локоть, повел ее к широким ступеням виллы.
– Моя Иден не может быть в черном с желтым, словно ящерица. У нее своя стать, свой стиль. На этой лыжне она призвана сверкать, затмевая всех. Я вижу ее в тонах драгоценных камней. Мы с Софи уже все обдумали. Брюки будут цвета густого аметиста, куртка – ярко-синяя, с отливом в багряный или фиолетовый, понимаешь?
– Какая роскошь! – согласилась Кит. Поднявшись по ступеням, они остановились перед массивной окантованной бронзой дверью с опалово-матовыми стеклянными панелями.
Мори Роуз, с трудом переводя дыхание, застыл на верхней ступеньке.
– Чертова лестница, – отдуваясь, выдохнул он и осторожно, чтобы не сдвинуть парик, вытер лоб. – Я совсем выдохся.
– Это разреженный воздух так на тебя действует, – успокоила его Кит. – Аспен находится на высоте более чем восьми тысяч футов над уровнем моря, а этот дом, пожалуй, еще выше.
– Нам должны были бы раздать кислородные подушки, – пыхтел недовольный Мори.
– Ты многого хочешь, – проворчала Пола. Мори печально кивнул головой.
– Мне трудно дышать.
Джон, опередив гостей, отпер дверь.
– Входи. В обморок лучше упасть в доме.
– Слава Богу, – с облегчением произнесла Пола, входя вслед за Кит. Сделав несколько шагов, она вдруг остановилась и схватила Кит за рукав.
– Это не вилла, – промолвила она тихо. – Это настоящий снежный дворец.
– «Снежный», пожалуй, единственное подходящее слово, – согласилась Кит.
Вестибюль действительно сверкал снежной белизной: стены, мраморный пол, широкая лестница. Огромная хрустальная люстра, свешивающаяся с потолка, напоминала скульптуру из льда и слепила глаза.
Белой была пустая комната справа, которую Кит увидела в открытую дверь. Побуждаемая любопытством, она вошла в нее и, спустившись по нескольким ступеням, оказалась в просторной гостиной с уходящим куда-то в высоту, как в соборе, потолком.
Здесь слепящую белизну смягчали дубовый паркет и зеленые кадки с фикусами. Кит едва взглянула на камин из белого камня, ибо была ошеломлена огромным, во всю стену, окном и великолепной панорамой гор за ним. Белизна стен гостиной делала осенние краски ландшафта еще более яркими.
– Представляю, как все это выглядит зимой, когда кругом белым-бело от снега! – воскликнула она, обернувшись и ожидая увидеть рядом с собой Полу. Но рядом стоял Джон Тревис.
– Да, это верно, особенно вечером, когда Аспен сверкает огнями, как небо звездами. – Он легонько дотронулся пальцами до ее волос. – Но самый лучший вид – с балкона над спальней. – Он внимательно посмотрел на нее. – Думаю, он тебе понравится.
– Уверена, – спокойно ответила Кит.
– Я имею в виду, над моей спальней.
– И я тоже.
Стоя так близко, она вспомнила вкус его поцелуев и легкое головокружение, которое почему-то всегда испытывала, когда он целовал ее.
– Что же останавливает тебя?
Джон стоял совсем близко, голос его был низким, тихим и еще больше напоминал ей о его ласках.
– Шрамы от старых ожогов.
Да, она любила, горячо, безоглядно, так, как лишь она умела любить, но ее любовь была отвергнута. Боль неразделенной любви не удалось забыть. С тех пор она была осторожна и сдержанна в своих отношениях с мужчинами и научилась владеть своими чувствами, что было нелегко.
– К тому же, насколько я знаю, Джон Ти, ты не отличаешься постоянством.
Она попробовала сказать это как можно более равнодушным и веселым голосом.
– Да, это верно, – согласился он, обводя ее внимательным и серьезным взглядом. – Но у меня такое чувство, что на этот раз все будет иначе. Совсем иначе.
Кит рассмеялась и легонько коснулась губами его щеки.
– Пора бы.
Прежде чем ответить ей поцелуем, Джон вдруг увидел, что по ступенькам в гостиную тяжело спускается толстяк Мори, а за ним и остальные.
– Неплохой домик ты себе отгрохал, Тревис, – отметил Мори и, увидев бар, направился прямо к нему, сделав вид, что не замечает недовольного лица хозяина дома. – У тебя есть бассейн? – справился он, и, переваливаясь, подошел к стеклянной двери, ведущей на широкий балкон с дубовым настилом.
Джон раскурил сигарету и выпустил струю дыма, следя взглядом за Кит, которая отошла и теперь с интересом рассматривала китайскую вазу.
– Крытый и открытый бассейны, сауна, баня, гимнастический зал, винный погреб, бильярдная, кинозал, – перечислил Джон. – Все к вашим услугам.
– Неужели? А кегельбан? – попробовал съязвить Мори.
– Этого нет, – резко ответил Джон и, повернувшись к подошедшему Чипу, добавил: – В музыкальном салоне есть проектор и экран, ты можешь там просматривать снятый материал.
– Отлично! – Лицо Чипа просияло от этой новости.
– Забудьте о ваших прихотях. Этот дом и без них великолепен, – вмешалась Ивонн Дэвис, остановившись посреди гостиной и с восторгом оглядывая ее. – Ты, должно быть, счастлив, Джон, когда возвращаешься сюда...
– Да, но, увы, это нечасто бывает. Я даже подумываю, не продать ли его...
– Зачем? – нахмурилась Кит.
Джон посмотрел на нее долгим взглядом.
– Я купил его пять лет назад за полтора миллиона. Сейчас могу получить за него четыре с половиной.
Мори свистнул от удивления.
– Вот это то, что я называю хорошим наваром.
– Да, – согласился Джон, опять пустив в воздух струю дыма.
– А почему бы не сдавать его в аренду кинокомпании на время съемок и не получать неплохие деньги? – отважился дать совет Мори.
– Выездные съемки стоят больших денег. Очень высока плата за аренду, – ответил Джон.
– Но зато какие условия, – улыбнулся Мори. – Разве тебе не хочется предоставить такие для Кит? – осклабился он.
Джон с раздражением раздавил окурок в пепельнице. Этот олух даже не знает, что особые условия для актеров предварительно оговариваются в контракте.
– Это совсем не нужно, Мори, – вмешалась Кит. – Я буду жить на ранчо.
Джон бросил взгляд на Кит и вдруг понял, что ее решение ему не нравится.
– Мы посмотрим, – сказал он неопределенно, словно откладывая решение, ибо в этот момент по мраморному полу холла к ним приблизились Нолан Уокер и Эйб Зиглер. Оба были в спортивных костюмах, Нолан, разумеется, от Билла Бласса, а Эйб – в каком-то мешковатом молодежном.
– Мы услышали голоса, – сказал Нолан, легко сбегая со ступенек в гостиную. Он был загорел, ловок, подтянут. Эйб тяжеловато спустился вниз и неуклюже последовал за ним – во всем ему прямая противоположность.
– Вы только что приехали? Как долетели? – Эйб протянул Чипу толстую короткопалую руку.
– Не спрашивай его, – посоветовала Пола. – Он летел с закрытыми глазами.
– Где вы были? – сердито спросил Чип, не обращая внимания на замечание Полы. – Я думал, вы нас встретите.
– Мы были в гимнастическом зале. Хотели расслабиться немножко, – ответил Нолан. – Это полезнее, чем околачиваться в аэропорту.
– Простите, что перебиваю, – вмешалась Ивонн Дэвис. – Но может, ты укажешь мне мою комнату, Джон? Или, учитывая размеры твоей виллы, набросаешь небольшой планчик? Я все еще собираюсь немного поработать.
– Не возражаю удалиться и я, если мне тоже укажут мою комнату. Я бы хотела привести себя в порядок. – И Пола растрепала пальцами рыжую копну своих волос.
– Комнаты? – простонал Эйб. – Кажется, вы что-то сказали о комнатах?
– Карла сейчас проведет вас.
Джон кивком указал на женщину, спокойно стоящую в дверях. Кокетливая униформа горничной не придала стройности ее коренастой фигуре.
– О чем речь? Что с комнатами? Здесь их не хватает? – всполошился Чип.
– Речь не об этом доме, Чип. Эйба интересует, где разместится съемочная группа, – пояснил Нолан.
– В Базальте, должно быть, или в Гринвуд-Спрингс... если нам повезет, – проворчал Эйб. – Но вам известно, во что обойдутся нам поездки туда и обратно и сколько времени в общей сложности это у нас отнимет?
– Разве нельзя всех устроить в Аспен?
– Едва ли, Чип. И поверь, ребятам не очень понравится, если в здешних отелях их будут переселять из номера в номер.
– Разговор, похоже, принимает характер рабочего совещания перед съемкой, – усмехнулась Кит, проходя мимо Джона и направляясь к двери. – Прошу извинить меня, но я должна догнать Карлу.
Джону хотелось остановить ее, а лучше последовать за ней, но он не двинулся с места, а лишь смотрел, как она легко взбежала по лестнице, догоняя Полу и Ивонн.
Джон, раскурив новую сигарету, жадно затянулся. Кажется, она скоро будет вить из него веревки, подумал он о Кит. Это совсем ни к чему.
У него и без того масса проблем. Надо выбросить Кит из головы и думать только о фильме.
Этот фильм должен принести ему успех, если он хочет удержаться на вершине славы. Последние его фильмы были неудачей, хотя и дали сборы. Но по голливудским меркам фильмы, принесшие менее сотни миллионов долларов, считаются почти провалом.
Если «Белая ложь» не даст кассовых сборов, его имя ничего не будет стоить, он потеряет возможность контроля над фильмами со своим участием и вскоре окажется в конце очереди тех, кто ждет ролей. Черт возьми, так можно докатиться до того, что он снова будет сниматься лишь на телевидении, как Барт Рейнольде.
Стиснув зубы, он стряхнул пепел с сигареты и, прогнав мрачные мысли, снова услышал голоса о чем-то беседующих Чипа, Эйба и Нолана. Они напомнили ему о реальности и о том почти незаметном нажиме, который оказывает Лесситер во всем – от отбора актеров на роли до выбора режиссера и места съемок, не говоря уже о сценариях.
Лесситер. Джон взглянул на лестницу, по которой только что поднялась Кит, и вспомнил их первую встречу. Это произошло на одной из вечеринок с коктейлями, которые любил устраивать магнат в своем поместье в Бель-Эйр. Джону весьма недвусмысленно было велено присутствовать, и он с неохотой согласился...
Огромная в псевдоитальянском стиле вилла, прячущаяся за поворотом умело скрытой кустарником частной дороги, огороженная каменной стеной и живой изгородью, сияла огнями.
Джон объехал на своем «феррари» многоярусный фонтан перед домом и остановился у крыльца. Выйдя из машины, он отдал слуге в белом кителе ключи, чтобы тот сам отвел ее к месту парковки. С лужайки за домом, там, где был бассейн, доносились звуки рок-музыки, приглушенные голоса и смех.
Джон окинул взором кокетливые балкончики фасада, подобные, должно быть, тому, на который выходила шекспировская Джульетта, и, услышав шорох шин и рев мотора отъезжавшего «феррари», обреченно вздохнул и открыл дверь.
Не успел он войти, как тут же попал в плен к Чипу. Бедняга, чувствующий себя не в своей тарелке, так прилип к нему, что не отходил даже тогда, когда Джон обходил гостиную, здороваясь со всеми. Общество, как он и ожидал, было самое пестрое, наряды – от Сен-Лорана до униформы Армии спасения.
Все двери на террасу и балконы были широко распахнуты, что позволяло гостям наслаждаться вечерней прохладой и полной свободой передвижения. Звуки музыки были фоном для смеха и гомона гостей, фальшиво-радостных приветствий и злословия за спиной.
Джон и Чип нашли Нолана в баре. Взяв коктейли, все трое поспешили найти относительно укромный уголок.
– Похоже, что Лесситер вылил галлон одеколона в свой бассейн, – заметил Нолан, указывая на открытую дверь на лужайку. – От этого запаха я одурел, как от дурмана.
– Когда мы можем уйти отсюда? – ворчливо осведомился Чип.
Джона самого интересовало это.
– Только не сейчас. – Увидев, как сквозь толпу гостей, словно привыкший к вниманию публики политик, пробирается Лесситер, он сразу понял, что тот направляется к ним. – Он идет сюда.
В свои шестьдесят лет Дж.Д. Лесситер был высок и строен, с загаром яхтсмена, густой копной темных коротко стриженных волос, чуть тронутых сединой. Совсем еще юным он унаследовал небольшую фармацевтическую фабрику и превратил ее в целую отрасль индустрии. Затем он попробовал свои силы в страховании, компьютерах, издательском деле, средствах массовой информации, затем были нефть и недвижимость, и, наконец, под крылышком компании «Ласко» оказались более сотни компаний, включая кинокомпанию «Олимпик».
Враги называли его безжалостным, жестоким, коварным, с диктаторскими замашками и непомерным самолюбием. Друзья же утверждали, что он воплощенная честность, доброта, сострадание и личное обаяние. Джон, однако, подозревал, что правда где-то посредине и зависит от обстоятельств.
– Я рад, что застал вас всех вместе. Лесситер стоял перед ними с широкой улыбкой и холодными глазами.
– Ну как, вы нашли кого-нибудь на роль Иден?
– Мы все еще ищем, – сдерживая себя, спокойно ответил Джон. – Не нашли, но обязательно найдем.
Он понимал, что такая кандидатура может пока существовать лишь в воображении Чипа Фримена.
– В таком случае у меня для вас хорошая новость, – объявил Лесситер.
– Весьма кстати, – сказал Джон и поднял свой бокал.
– В марте освобождается от съемок Кэтлин Тернер. Ей нравится сценарий. Мы можем подписать с ней контракт...
– На какую роль? – нахмурился Чип.
– Конечно, на главную.
– Она не справится с ролью Иден. – Чип решительно замотал головой. – Для этой роли она не подходит.
– Не подходит! – выдержка изменила Лесситеру. – Мы говорим о Кэтлин Тернер, черт побери!
– Мне все равно, о ней, о царице ли Савской. Она не подходит для этой роли, – упрямо твердил Чип. – Иден – это женщина-загадка, с неразгаданной душой, чувственная и страстная. Для этой роли нужна актриса, которую никто еще не знает, а не та, что уже снялась в десятках фильмов, личная жизнь которой известна всем, вплоть до кулинарных пристрастий ее мужа и прочих семейных тайн.
– Неизвестная? Тебе предлагают знаменитость, а ты готов пригласить сам даже не знаешь кого? – Лесситер был вне себя от гнева и набросился на Джона. – Ты что, не мог популярно растолковать ему, что мы от него хотим?
– Я пытался.
– Значит, плохо пытался. Советую попробовать еще. А пока ты этим будешь заниматься, напомни ему ненароком о судьбе его последних заумных кинолент. – Но прежде, чем уйти, Лесситер, тыча пальцем в Чипа, грозно заявил: – Даю тебе две недели, Фримен. Если ты не найдешь свою Скарлетт О'Хара, я подписываю договор с Тернер.
После этого он повернулся и ушел.
– Он не посмеет, – бормотал красный как рак Чип. – Не имеет права...
– Ты ошибаешься, Чип. Пятьдесят миллионов – это его деньги.
Джон налил себе виски и выпил. Два года назад никто не осмелился бы разговаривать с ним таким тоном или грубо критиковать его режиссера. Сегодня он вынужден терпеть все это. Даже солидная порция виски не смогла помочь ему расслабиться.
Чип, поставив свой бокал на поднос проходящему официанту, поднялся и покинул их. Джон даже не пытался остановить его.
– Черт побери, в этом кинобизнесе никогда не знаешь, чем все кончится, – сказал Нолан и бросил в стакан кубик льда. – Теперь я понимаю, почему в детстве не любил в цирке смотреть на канатоходцев.
– Особенно работающих без сетки, – согласился Джон.
– Точно. – Нолан отпил глоток. – Ну как, пойдем?
– Черта с два. Лесситер хотел, чтобы я присутствовал, пусть потерпит до конца, – решительно заявил Джон.
Нолан довольно хихикнул.
– Молодец, Тревис. Хорошо держишь удар, мне это нравится, – он чокнулся с Джоном. – Ей-Богу, нравится.
Джон улыбнулся и налил себе еще виски.
С удовольствием потягивая его и поглядывая поверх стакана на гостей, он увидел, как она вошла, – белокурая, с медовым отливом грива тяжелых до плеч волос, что-то золотое с вкраплениями жемчуга и хрусталя на шее, белая шелковая блуза и подчеркивающая стройность бедер черная плиссированная юбка-брюки.
Летящей походкой она пересекла террасу, и ее каблучки четко и чисто простучали по гранитным плитам. Она непринужденно взяла бокал с вином с подноса, который держал официант, и быстро, с удивительно естественной грацией повернулась. Джон гадал – чья же это жена или любовница? В сущности, она могла быть еще одной блондинкой, искательницей приключений, без таланта и каких-либо знаний, которые помогли бы ей найти место среди людей, занимающихся своим делом. Вот она остановилась и чмокнула в щеку актера с телевидения, прославившегося своим первым сериалом.
– ... Что ты думаешь об этом, Джон?
– Прости, я не расслышал, что ты сказал? – извинился Джон, повернувшись к Нолану. – Так о чем ты?
– О нашей потенциальной Скарлетт. Посмотри, вот она.
– Которая?
– Блондинка, что только что вошла.
– Разве она актриса?
Джон с пристрастием присматривался к незнакомке, надеясь увидеть заученные позы и жесты, вызывающую манеру говорить, как бы приглашающую не миновать ее взглядом, обратить на нее внимание: вот я какая. Но ничего подобного не было в этой молодой женщине.
Она со спокойным любопытством оглядывала присутствующих. Странно – она либо слишком уверена в себе, либо полный новичок в мире кино.
– Кто она? – спросил он у Нолана.
– Ее зовут Кит Мастерс, я познакомился с ее биографией сегодня утром. Мы назначили ей прослушивание на следующей неделе. – Нолан встряхнул кубики льда в стакане. – На этот раз оригинал хоть выглядит как на своем фото.
– Какой у нее опыт в кино?
Джон полез было в карман за сигаретой, но вспомнил, что Лесситер не терпит, когда курят на его приемах, и поспешно вытащил руку.
– Такой, как у всех, – пожал плечами Нолан. – Коммерческая реклама, небольшие роли в плохоньких фильмах, снималась у Нормана для его фильмов ужасов, несколько инсценировок для радио, так и не вышедших в эфир.