Дейли Джанет. Золотой мираж

   – Я уверена, Джон Тревис иного мнения, – заметила молодая актриса, многозначительно посмотрев на Кит.
   – Ну же, Кит. Думаю, ты не забудешь о старых друзьях? – как бы испытывал ее Гарт. – Тебе повезло, теперь помоги другим.
   – Ладно, поговорили, теперь за дело, – вовремя вмешался Макс. – Вы, друзья мои, надеюсь, не забыли, что мы собрались здесь, чтобы работать, а не для задушевных бесед.
   – Видишь, он все такой же погонщик рабов, – кивнув на Макса, сказал с ухмылкой Гарт, повернувшись к Кит.
   – Вижу, – улыбнулась Кит.
   – Эй, Гарт! – окликнул актера кто-то со сцены. – Вечеринка с пиццей отменяется?
   – Ни в коем случае. Добро пожаловать сегодня, с пяти до десяти вечера. Приходите, кто когда сможет, но пиво и вино ваше.
   Упоминание о пицце напомнило Кит о многом.
   – Дженни по-прежнему угощает всех своей сказочной пиццей с перцем, оливками и колбасой?
   В то памятное лето десять лет назад Кит вдоволь полакомилась настоящим кулинарным чудом Дженни.
   – Что ты! Ее пицца стала еще вкуснее.
   – Это невозможно! – воскликнула Кит, почему-то надеясь, что сейчас ее тоже пригласят.
   – Уверяю тебя, что возможно, – сказал Гарт и, махнув рукой, последовал за своими друзьями. – Пока. Еще увидимся, Кит.
   – Конечно. – Кит почувствовала, какой натянутой становится ее улыбка.
   А потом она услышала, как молоденькая актриса громким шепотом упрекнула Гарта:
   – Почему ты не пригласил ее?
   – Спустись на землю, Анни, – ответил ей тоже шепотом Гарт. – Мы ей больше не компания. Она небось ужинает вечером у Гордона, или в «Пиньонс», или в «Сицилии».
   – Да, Анни, – подтвердил еще кто-то. – Она слишком важная персона для наших посиделок.
   – Я никогда не буду такой, если мне повезет, – горячо заявила девушка.
   Кит хотелось сказать девушке, что ей не пришлось бы выбирать, куда пойти. Главное было в том, чтобы ее пригласили. Она на какое-то мгновение даже подумала, что сама сейчас напросится в гости к Гарту, но тут же поняла, что так, как прежде, уже не будет. Они сами этого не захотят.
   Попрощавшись с Максом, Кит поспешила на свидание с Полой.

17

   Солнечные зайчики от хромированного бампера белого «ровера», стоявшего у крыльца, на мгновение ослепили Кит, когда, проехав мимо, она остановила свой джип. Она даже закрылась рукой от их режущего глаза света, но угол отражения уже изменился, и зайчики исчезли.
   – У нас гости, – заметила Пола.
   – Это Джон.
   Увидев, как он легко сбегает с крыльца им навстречу, Кит улыбнулась – впервые с тех пор, как они с Полой выехали из Аспена.
   Джон распахнул дверцу джипа, не дожидаясь, когда Кит выключит зажигание.
   – Ты кстати, Джон, – приветствовала его Пола с заднего сиденья. – Поможешь внести в дом мои покупки.
   – За какие-нибудь три часа Пола успела причесаться у парикмахера и побывать в половине всех магазинов Аспена. – Перекинув через плечо ремень сумки, Кит вышла из машины. – Поражаюсь, как это ей удается.
   – Практика, моя дорогая, всего лишь практика, – ответила Пола. Вынув из машины одну из многочисленных сумок с покупками, она, не дожидаясь Кит, направилась к дому.
   – Я помог бы тебе, Пола, – крикнул ей вслед Джон, обхватив Кит ниже талии и медленным взглядом окидывая повернутое к нему лицо. – Но, боюсь, мои руки заняты.
   – Так уж заняты, Джон? – съязвила Кит и, упершись ладонями в его грудь, откинула назад голову.
   – Это бесспорный факт, дорогая, и очень приятный для меня. – Он попытался поймать ее губы.
   Она почувствовала, как его руки скользнули вверх по ее спине, и теперь он уже с силой прижал ее к себе, чувствуя одновременно и податливость, и сопротивление ее тела. Протянутые губы были нежными и теплыми. Кит, выпростав руки, обвила его шею.
   Джона обожгло жгучее желание не только властвовать над ее телом. Его влекли к Кит ее неистраченная энергия, живой талант, жажда жизни и редкое умение радоваться ей.
   Кит безотчетно отдалась его сильным рукам, подчиняясь почти интуитивному желанию быть обласканной и любимой.
   Когда первые страстные поцелуи ослабели, Кит просто уютно устроилась в объятиях Джона, согретая его теплом.
   – Я соскучилась, Джон Ти, – шепнула она, легонько целуя его в шею.
   – Я тоже, – просто признался он и потерся подбородком о шелковистую макушку. Ее волосы пахли свежим вечерним ветерком. – Нолану и мне необходимо слетать в Лос-Анджелес по кое-каким делам. Собери вещички, я беру тебя с собой.
   – Надолго? – спросила Кит, отодвигаясь.
   – На четыре или пять дней. Самое большее на неделю.
   – Очень заманчивое предложение. – Кит откинула со лба спутанные волосы. – Но у меня назначено интервью, и к тому же...
   Закончить фразу ей помешал недовольный голос Полы с крыльца:
   – Мне очень жаль прерывать воркование голубков, но тебя, Кит, просят к телефону.
   – Кто? – спросил Джон, не отпуская Кит.
   – Мори.
   – Скажи, что Кит перезвонит ему.
   – Нет-нет, скажи, что я сейчас приду. – Кит с упреком посмотрела на Джона и сняла его руки со своих плеч.
   – Забудь о Мори, – сказал ей Джон, как только Пола скрылась в доме. – В Лос-Анджелесе я познакомлю тебя с Сидом Грэмом...
   – Нет. – Кит закрыла ему рот поцелуем. – Разговор окончен. А теперь отпусти меня, я хочу знать, зачем я понадобилась Мори.
   Джон неохотно отпустил ее. Кит, сделав несколько шагов, вдруг повернулась и посмотрела, идет ли он за ней.
   Он стоял на месте.
   – Разве ты не зайдешь?
   – Меня в аэропорту ждет Нолан, – резко ответил Джон и, повернувшись, направился к машине. – Я позвоню тебе.
   Он знал, что зол и груб, но что он мог поделать. Его бесила ее непонятная верность Мори Роузу. Благородно, но глупо. Почему она не слушается его советов? Ведь он только хочет помочь ей.
   Сев в машину, он с силой нажал на стартер и, разбрасывая колесами гравий, резко развернул «ровер» и выехал за ворота.
   Глядя, как оседает поднятая колесами пыль, Кит провела рукой по волосам и вдруг почувствовала, как она устала и недовольна собой. Словно и не было всего того приятного и таинственно волнующего, что она испытала несколько мгновений назад. Вздохнув, она медленно поднялась по ступеням крыльца, сознавая, что ей совершенно безразлично, что скажет ей сейчас Мори.
   – Почему ты не звонишь мне? – услышала она его упрек, как только взяла трубку. – Не мешало бы время от времени справляться, как идут дела. Как прошло интервью с «Папи»?
   – Отлично. – Кит опустилась на диван.
   – О чем они тебя расспрашивали? Сказали, когда напечатают интервью?
   – Я не спросила.
   – Хорошо, я сам узнаю. Не забудь, к тебе в субботу наведается репортер из Денвера и журналистка из Аспена...
   – У меня все записано, Мори. Мы с тобой все уже обговорили. Ты что, забыл?
   – Я все помню. Я просто хочу лишний раз тебе напомнить, сама понимаешь. Реклама свое дело делает, Кит. Я каждый день получаю сценарии для тебя. Собралась уже целая пачка, отправлю тебе сегодня же. Помяни мое слово, Кит, у тебя будет новый контракт еще до того, как ты закончишь съемки. В городе о тебе уже говорят. И говорят нужные нам люди.
   – Замечательно, Мори, – механически улыбнулась Кит, вертя в пальцах провод телефона.
   – Что-то не слышу особой радости, – упрекнул ее Мори.
   – Что ты, я рада. – Она оставила в покое телефонный провод. – Ты же знаешь, Мори, как я люблю свою работу. – Хоть здесь-то она могла не кривить душой. А что касается прессы, рекламы, интервью, общественного мнения, интриг и политиканства, то все это начинало вызывать у нее отвращение, и Мори следовало бы это знать.
   – Ты и здесь справишься, детка. Кстати, я сумел всех убедить. Я уверен, мы справимся. Я верю в тебя, всегда верил.
   – Постараюсь.
   – Мне пора. Разговор с одним типом из «Парамаунта», он будет звонить. Я еще сделаю из тебя звезду, вот увидишь. – Он повесил трубку.
   Все последующие дни Кит была занята делами. Она постаралась загрузить себя как только можно, чтобы ни о чем не думать.
   Скрестив ноги, она сидела на полу перед шкафом с охотничьими ружьями отца, вытаскивая из нижних ящиков старые журналы, коробки с патронами, приспособления для чистки ружей, промасленные лоскутья, охотничьи ножи и уже совсем непонятный мусор в виде старых оберток от жевательной резинки. Она не переставала удивляться тому, как отцу удавалось находить что-то нужное в этом беспорядке. Впрочем, посторонних также удивлял беспорядок в ее собственных вещах, вспомнила Кит.
   Когда она бросила три последних журнала в общую груду на полу, из одного из них выпали грязные отцовские носки.
   – Наверное, он так и не заметил их исчезновения, – пробормотала про себя Кит, отбрасывая их подальше, к тряпью, и на всякий случай отвернув нос.
   – Что ты сказала? – Пола неподвижно лежала на диване с питательной маской на лице – на голове тюрбан из полотенца, одна нога еле прикрыта полой бирюзового халатика. Пилочкой она подправляла ногти, покачивая обнаженным коленом под медленную джазовую мелодию, журчавшую из проигрывателя.
   Не собираясь сообщать ей о носках, Кит сказала, что, пожалуй, все эти журналы надо сдать в макулатуру, если это удастся.
   – Похоже, последние три года отец выписывал все выходящее здесь.
   – Там есть что-нибудь интересное?
   – Нет, если, конечно, тебя не интересуют журналы для охотников и любителей рыбной ловли. Хочешь полистать?
   Кит улыбнулась, представив себе Полу листающей журнал для охотника.
   – Пожалуй, нет, – пробормотала Пола изменившимся голосом. Очевидно, маска уже достаточно застыла.
   – Чип сказал, куда он приглашает тебя сегодня вечером? – Кит потянула за край журнала в углу полки, и вся стопка рухнула на пол. Недовольно поморщив нос и осознав, что все это придется убирать ей самой, Кит мрачно продолжила: – Это может быть «Гордон» или «Пиньонс».
   И вдруг с досадой вспомнила, что именно эти рестораны с иронией упомянул Гарт.
   – Нет, не сказал, – не успела ответить Пола, как в входную дверь кто-то громко постучал. – О Боже, – в панике воскликнула она, – кто-то пришел!
   Сорвавшись с дивана, Пола мигом взбежала по лестнице наверх, одной рукой придерживая тюрбан из полотенца, а другой пытаясь запахнуть узкие полы халатика.
   Кит поднялась и, неторопливо перешагивая через разбросанные журналы и давая Поле время скрыться в спальне, наконец подошла к двери.
   На крыльце стоял незнакомый человек лет за тридцать в легких брюках цвета хаки, спортивных матерчатых туфлях на резиновой подошве и во фланелевом пиджаке. На губах его было подобие вежливой улыбки, взгляд, которым он окинул Кит, был цепким и все подмечающим.
   – Вы – Кит Мастерс, – утвердительно произнес он.
   Кит сначала посмотрела мимо него во двор на автомобиль, скорее всего взятый напрокат, и лишь потом опять взглянула на гостя.
   – Вы угадали. – Она улыбнулась, увидев торчащий из его кармана край блокнота, и по вздутию того же кармана определила, что в нем также портативный магнитофон.
   – Я – Клэнси Филлипс.
   – Репортер, не так ли?
   А про себя подумала, что, кажется, уже научилась узнавать эту братию по одному внешнему виду.
   – Независимый репортер, – уточнил гость, продолжая пристально разглядывать ее. Он, несомненно, уже заметил ее растрепанные волосы и почти полное отсутствие косметики.
   – Вас прислал Мори?
   Кит нахмурилась: в ее записях этот визит не был предусмотрен.
   – Да... Если я не вовремя, то могу зайти в другой раз.
   – Нет, ничего, – ответила Кит, предпочитая поскорее отделаться. – Только Мори, очевидно, забыл меня предупредить о вашем визите сегодня.
   Однако Кит открыла дверь пошире, пропуская его.
   – Входите. Извините за беспорядок.
   – Ничего, не беспокойтесь.
   Наконец Кит удобно уселась в отцовском кресле, магнитофон стоял рядом на столе, а Клэнси Филлипс расположился на тахте.
   Интервью началось с банальных вопросов о ее детстве, родителях, школе и наконец коснулось того, ради чего репортер и пожаловал. Конечно же, Джон Тревис.
   – Вы можете что-нибудь сказать о вашем романе с Джоном Тревисом? – спросил репортер, и его до того спокойные глаза оживленно заблестели.
   Кит вполне искренне рассмеялась.
   – Значит, у нас с ним уже роман, не так ли?
   – И в полном разгаре, насколько я наслышан.
   – А вы всегда верите всему, что слышите? – спросила Кит насмешливо.
   – Вы часто появляетесь вместе. Ведь вы не станете этого отрицать?
   – Конечно, не стану, – ответила Кит, решив чрезмерно не развивать эту тему.
   – Скажите, что вы чувствуете, встречаясь с мужчиной, ставшим своего рода символом сексуальности?
   – Джон Тревис считает себя прежде всего актером.
   – Это его дело, но для женщин Америки он прежде всего сексуально привлекательный мужчина. Кажется, это Робин Лич назвал его воплощением чувственной пульсации.
   – Возможно.
   Попытки репортера направить беседу в явно определенное русло стали раздражать Кит. Но она и виду не подала. У этой игры свои законы, и надо сыграть свою роль до конца, решила она.
   – Когда вы с ним появляетесь вместе, вас не беспокоит повышенное внимание женщин к вашему спутнику или, возможно, даже их попытки флиртовать с ним?
   – Почему это должно меня беспокоить?
   – Многие женщины испытывали бы ревность.
   – Я не отношусь к ним. Я сама по себе.
   – Значит, не в этом причина ваших размолвок?
   – Каких размолвок? – спросила Кит ледяным тоном. – Назовите.
   – Вы хотите сказать, что между вами и Джоном Тревисом никогда не возникали разногласия и вы никогда не ссорились?
   – Именно это я хочу сказать. – Кит изменила тон. – Откуда вы взяли, что мы ссоримся?
   Он неопределенно пожал плечами.
   – Вы прилетели сюда с Тревисом в одном самолете, остановились в его доме... А потом вдруг переселились сюда. Сейчас он в Лос-Анджелесе, а вы здесь...
   На мгновение Кит потеряла дар речи. Неужели на основании таких пустячных фактов можно сделать далеко идущие выводы? Она была потрясена.
   – У Джона дела в Лос-Анджелесе, а у меня здесь назначены интервью, которые нельзя отменить.
   – Их можно было бы дать в Лос-Анджелесе.
   – Не все. Речь идет о репортерах местной прессы.
   Кит почувствовала, что не выдержит и вот-вот сорвется, и постаралась взять себя в руки.
   – Продолжим нашу беседу, – сказала она.
   – Вам известно, что Джон Тревис встречался во время этого приезда в Аспен с Кэтлин Тернер?
   – Ну и что из того? – постаралась как можно безразличней ответить Кит.
   – Она хотела получить вашу роль в его фильме.
   – Вы этим собираетесь удивить меня, мистер Филлипс? – парировала Кит. – Многие хотели бы получить роль Иден. Я не знаю ни одной актрисы, которая не мечтала бы об этом.
   – А как вам удалось получить ее? – Намек был совершенно ясен.
   – Знаете, мистер Филлипс, отбор на роли – процедура всем известная и стара, как сам театр, – сказала Кит, не скрывая презрения.
   – И как самая старая из профессий?
   – И то и другое давно не шокирует общество. – В голове давно уже звенел колокольчик, предупреждающий об опасности. – Какое издание, простите, вы представляете? Я не расслышала.
   – Я ничего не говорил.
   – Если вы будете откровенны до конца, то окажется, что и с моим агентом об интервью вы тоже не договаривались, не так ли, мистер Филлипс?
   – Так.
   – А кому вы продадите эту статью, мистер Филлипс? Или я должна вам перечислить все возможные издания?
   – «Информатор» проявил интерес к подобного рода материалу, – признался репортер.
   – В надежде, конечно, что вам удастся раздобыть что-нибудь эдакое, сенсационное, не так ли?
   – Я этого не утверждаю, – улыбнулся он с усилием.
   – Но и не отрицаете. Интервью закончено, мистер Филлипс. – Кит выключила магнитофон и встала. – Прошу вас уйти.
   – Вы не очень любезны.
   – Вам это только кажется.
   Кит, прихватив магнитофон, направилась к двери. Открыв ее, она стояла и ждала с магнитофоном в руке, когда репортер наконец поднимется с тахты.
   – «Информатор» имеет колоссальный тираж. О вас узнают по всей стране, – попытался было убедить ее Филлипс.
   Он все еще сидел и не спеша засовывал в карман блокнот и ручку. Наконец он встал.
   – Вам следует подумать об этом, мисс Мастерс.
   – Я уже думала, и много раз. В сущности, каждый раз, когда читала в таких листках искаженные факты, коварно использованные цитаты, явную ложь, выдаваемую за правду. – Кит распахнула дверь. – Прощайте, мистер Филлипс.
   – Мне говорили, что вы очень доброжелательны и прессе с вами легко работать, мисс Мастерс. Неужели слава так изменила вас?
   Кит оставила без внимания его замечание.
   – Вот ваш магнитофон.
   Репортер, взяв его, с сожалением посмотрел на Кит и вышел. Кит, все еще сохраняя спокойствие, закрыла за ним дверь. Она прислушивалась к тому, как он завел машину и наконец уехал. Только потом она почувствовала, как от крепко стиснутых зубов у нее онемели щеки.
   Резко повернувшись, она вернулась в гостиную и беспокойно заходила из угла в угол. Он все же достал ее.
   Зачем она впустила этого типа в свой дом? Не предвестник ли он того, что ждет ее теперь?
   Кит в растерянности посмотрела на груды журналов на полу и беспорядочно разбросанные повсюду вещи.
   Впервые ей не удавалось заставить себя сосредоточиться на чем-то. Недовольство собой не оставляло ее.
   Опустившись в кресло, она обхватила руками колени и тесно прижала их к груди. В этой позе нашла ее Пола два часа спустя, когда, одетая в бутылочного цвета костюм из панбархата, появилась в гостиной, готовая ехать на обед с Чипом.
   – Интервью, судя по всему, было коротким, – заметила она, на ходу вдевая в уши длинные, с подвесками сережки.
   – Да, недолгим, – коротко ответила Кит, не вдаваясь в подробности.
   Взгляд Полы остановился на беспорядке на полу.
   – Ты не далеко продвинулась в этой разборке, дорогая.
   – Я задумалась.
   Пола, бросив на нее пристальный взгляд, опустилась на диван.
   – Будь осторожна. Чем больше задумываешься, тем сильнее опасность наделать глупостей. – Она закинула ногу на ногу.
   – Возможно, я их уже наделала, – заметила Кит с несвойственной ей откровенной иронией.
   – Ну, небольшое грехопадение не такая уж беда, – успокаивающе заявила Пола, но когда это не вызвало ни тени улыбки на лице подруги, она внимательно посмотрела на нее. – Что беспокоит тебя, Кит?
   – Так, разные вещи, – пожала плечами Кит.
   – Это может означать все что угодно, дорогая.
   Кит внезапно вскочила с кресла и подошла к камину.
   – Понимаешь, когда я была просто актрисой, снимавшейся в мыльных операх, все было иначе. Я была Кит Мастерс, делала и говорила что хотела, не следила за каждым своим словом и не боялась, что если скажу что невпопад, то этим тут же кто-то воспользуется. Я была нормальным человеком. А теперь отношение ко мне изменилось.
   – Ты не ждала этого? – осторожно и мягко спросила Пола.
   – Нет! – воскликнула Кит, решительно тряхнув головой. – Я была слишком занята работой, поисками ролей, которые хотела сыграть, поэтому ни о чем другом не думала. Неожиданно я стала Кит Мастерс, кандидаткой в звезды, и тут всё, вернее, все ко мне переменились и, кажется, готовы поверить любому недоброму слову обо мне.
   – Ты не о Джоне ли Тревисе говоришь? – медленно произнося слова, спросила Пола.
   Кит, печально вздохнув, отошла от камина.
   – Ты имеешь в виду слухи о том, что роль мне досталась потому, что я сплю с ним? Честно сказать, я ожидала этого от Голливуда. Я ожидала сплетен, зависти, злобы. Я даже готова была это понять. Поэтому не принимала близко к сердцу. Я знала, что подобную грязь можно отмыть, она шрамов не оставляет.
   – Тогда что же тебя беспокоит?
   – То, что все остальные тоже переменились ко мне. Чужие, совсем незнакомые мне люди, и те, кого я знала всю жизнь. Они убеждены в том, что я стала другой, считаю себя выше их, не дорожу тем, чем дорожила прежде, что я... как бы сказать, морально развращена... – Она умолкла. – И не потому, что они действительно верят в этом. Они хотят верить...
   – И ты не ожидала этого?
   – От тех, кого знала, нет, – неожиданно резко ответила Кит.
   – Напрасно, – улыбнулась Пола. – Почему ты считаешь, что твои друзья и знакомые в Аспене чем-то отличаются от тех, кого ты знаешь в Голливуде? Тебя удивляет, что люди, совсем не знающие тебя, думают о тебе так же? Да разве такие пороки, как эгоизм, зависть, злоба, присущи только Голливуду?
   – Наверное, ты права, – устало произнесла Кит.
   – Человеку свойственно сначала помогать тому, кто взбирается вверх по лестнице успеха, а потом с не меньшим рвением помогать ему свалиться с нее. И не потому, что кто-то порицает тебя за успех, а потому, что твой успех напоминает кому-то о его неудаче. Тебе повезло, а им нет. Вот и трудно смириться с мыслью, что ты лучше их. Из чувства самозащиты тебя готовы подозревать в чем-то противозаконном, безнравственном, аморальном и только этим объяснять твой успех. Здесь, в сущности, нет личных мотивов. – Пола остановилась. – Я не стану говорить, хорошо это или плохо. Просто такова реальность.
   – Все равно мне это не нравится. – Кит решительным жестом скрестила руки на груди и отошла к окну. За ним уже алел закат.
   – Никому это не нравится. Но ты не должна придавать этому такого значения, не должна обращать внимания на сплетни. – Похоже, что Пола начала сердиться. – Чтобы добиться успеха и стать звездой, надо верить в себя. Верить абсолютно, без колебаний. Для этого надо стать эгоистичной, расчетливой, временами даже жестокой, иначе тебя растопчут! Такова цена славы.
   – Но это все не по мне, Пола! Я не могу стать такой.
   – Бедняжка Кит, – насмешливо пробормотала Пола. – Жизнь наносит невинности свои первые удары. Печальное зрелище. Но ничего, ты закалишься.
   – А стоит ли?
   – Мы сейчас не будем это обсуждать. – За окном вспыхнули огни фар подъехавшего автомобиля. – Это, наверное, Чип. – Пола поднялась, накинула на плечи пальто и направилась к двери. На пороге она остановилась и посмотрела на Кит – в глазах ее были нежность и сострадание. – Не вздумай впадать в уныние и размышлять над этим весь вечер. Все равно ничего не изменить.

18

   В старом камине, сложенном из обкатанных речных камней, потрескивали поленья. Веселый огонь освещал лишь небольшое пространство перед камином, оставляя дальние углы гостиной в уютном полумраке. Беннон, поставив на решетку ногу и облокотившись о мраморную полку, смотрел, как шаловливые язычки пламени лижут только что брошенное в камин березовое бревно.
   За его спиной тихо шелестела тетрадями готовившая уроки Лора. Поскрипывало кресло под тяжестью тела Старого Тома, и было слышно, как он посасывает свою трубку.
   – Семейство Грегори, кажется, решило все распродать, – промолвил старик и выбил пепел из трубки.
   – Да. Дом, магазин и все прочее, – подтвердил Беннон. – Жена Грегори жаловалась мне, что ей трудно одной управляться в магазине. А нанять кого-нибудь стало невозможным. Они больше не надеются, что здесь станет лучше.
   – Вечная история, – проворчал Старый Том. – Сильные становятся сильнее, слабые слабеют и сами добивают себя.
   – Пожалуй, что так.
   – Думаю, «Серебряная роща» тоже скоро перейдет в другие руки. – Старый Том поковырял спичкой в трубке. – А жаль, если такое случится.
   – Это будет ужасно, дед, – подала свой голос Лора.
   – Тебе бы этого не хотелось, а? – спросил он, бросив взгляд на внучку, готовившую уроки за сосновым столом, который он тридцать лет назад смастерил для сына.
   – Нет, не хотелось бы, дед.
   – От этого впору горам взбеситься.
   – Горы не бесятся, дедушка, – с укором поглядела на него Лора.
   – Ты права, малышка. Горы не сердятся, они не воюют между собой и не плачут. Это удел человека, и все по собственной глупости. Эта земля знает – что бы ни натворил на ней человек, сколько бы ни нанес разрушений, все порушить ему не удастся. Рядом со срубленным деревом вырастет новое. Пройдись по городу, и ты увидишь, как в трещинах асфальта зеленеет трава. Человек строит на земле свои дома, города, дороги. Земля все терпит, но не отдает своего плодородия до конца. Она родит, как родила. Стоит человеку отойти в сторонку, как она забирает свое и тут же стирает следы его пребывания. Посмотри на старые штольни. Входы в них густо заросли кустарником. А тропы, по которым ходили поколения рудокопов? Пойди сыщи их теперь. Все заросли. Такова сила и мощь земли. Запомни это.
   – Дед, ты ничего не знаешь о загрязнении земли. – Лора произнесла это с укором и снисхождением. – Кислотные дожди губят леса. Все окружающее отравлено токсическими отходами...
   Но дед строго остановил ее.
   – Все равно земля возьмет свое. Если не в твое время, то при жизни твоих внуков, но день этот придет. Человек может уничтожить себе подобного, но землю – никогда. Когда исчезнет с ее лица последний человек, земля останется и будет жить. Сила и плодородие ее неисчерпаемы. – Старый Том умолк, посасывая пустую трубку, проверяя, хорошо ли прочистил ее. – Все эти разговоры об озоновых дырах, загрязнении воды и воздуха свидетельствуют не о страхе человека перед тем, что он сотворил с землей, а о его страхе перед тем, что он сотворил с самим собой. Он не стремится беречь землю, а думает лишь о том, как сберечь себя на ней. В глубине его сознания прячется эдакая мыслишка: земля сама отлично позаботится о себе.