Дивайн Тия. Нескромные желания

   – Почему вы не хотите сказать мне, в чем дело? – Алекс переложил бумаги на столе, потом взглянул на нее.
   – Потому что это не обязательно тебе знать. – Она долго смотрела на него.
   – Дело не в этом. Просто вы считаете, что я уже все знаю.
   – А ты знаешь? – вкрадчиво спросил Алекс. Он перерыл все ее вещи, ничего не нашел, но по-прежнему считал, что она знает, где бумаги.
   – Сколько раз мы будем к этому возвращаться?
   – Много раз. У нас масса времени, Сара. Ты никуда не денешься. И я узнаю правду.
   Она поежилась.
   – Вашу правду.
   – Любую правду. В том числе и правду Сары Тэва. Просто интересно, какова она, эта правда?
   О, вот и наступил момент – прекрасная возможность рассказать ему все. Как он отреагирует, если узнает, что она вовсе не Сара?
   Нет, не сейчас, надо еще подождать.
   – Танцы Сары. Вот все, что она, по-вашему, умеет.
   – Нет, не все, – пробормотал он, и перед его глазами мгновенно возник образ Сары, которая танцует перед мужчинами, а потом отдается им во всех мыслимых и немыслимых позах.
   Эта женщина в своем скромном траурном платье способна совратить и святого.
   – О да, я знаю, что вы думаете, – язвительно заметила она.
   – Я знаю то, что знаю, Сара, и это лишь затишье перед бурей.
   Что он имеет в виду? Свои необузданные желания или фурор, который произведет ее танец? Все это так тесно переплелось. И не в ее силах распутать этот узел.
   Ей все труднее противостоять Алексу.
   Алекс, в свою очередь, не знает, что делать с ней, с этим ее самоуверенным, холодным видом, который буквально бесит его. Она загадка, которую он не может разгадать. Отступиться тоже не может.
   Как же соблазняют искусительницу?
   Алекс заметался по библиотеке, не в силах думать ни о чем другом.
   – И все же солнце по-прежнему сияет, ничто не предвещает бурю, несмотря на прогнозы сэра Алекса Миэра, – язвительно сказала она. – Зачем вам ехать в Тафтонборо, Алекс? Наверное, собираетесь искать там что-то очень важное, если я снова понадобилась вам, чтобы отвлекать этих мужчин?
   Он подошел к ней, склонился и прикоснулся к ее губам.
   – Для меня нет ничего важнее этого. – Франческа не отстранилась. Тогда он приник губами к ее губам, и она раскрылась ему навстречу, словно бутон. – И вот этого... – Он обхватил ладонями ее лицо и еще крепче прижался к ее губам, вовлекая ее в головокружительный водоворот страсти.
   Ему казалось, что какая-то сила затягивает его в омут, и он не может ей противостоять. И этой силой была она, в плотно облегающем фигуру платье, ее крепкая, высокая грудь и завораживающие губы.
   Алекс вновь был совершенно очарован и на этот раз почувствовал в ее поцелуе зарождающееся желание.
   Казалось, и она не может совладать с собой.
   Свежо предание... Ни одна женщина не умела владеть собой так, как Сара. И сейчас он мог наслаждаться лишь этим моментом полного обладания ее губами.
   Он мягко привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, и он, обнимая ее, почувствовал ликование.
   Она была идеальна для него – идеальна. Словно создана для него, для его крепкого тела. Создана для любого мужчины... Эта предательская мысль подкралась внезапно.
   Она способна заставить мужчину забыть обо всем, но лишь на какой-то момент. После чего реальность обрушивается на него подобно урагану.
   Он отстранился, удерживая ее рукой за талию, все еще чувствуя сладостный вкус ее губ.
   Она выглядела слегка ошеломленной, губы ее приоткрылись, глаза мерцали чувственным светом.
   – Вы нашли, что искали? – прошептала она, вдруг остро ощутив его жар, его могучее тело, его руку на плече. Увидела свет, струящийся в окна, услышала голоса за открытой дверью.
   Голоса Уоттена и Филиппы. И обеспокоенный голос Маркуса.
   Но в волшебном мире объятий Алекса она чувствовала себя защищенной. Этот головокружительный поцелуй превратил ее во Франческу Рэй, она снова стала самой собой.
   Сара проглотила бы такой поцелуй, словно конфетку, даже не распробовав, целиком.
   А Франческа Рэй не могла себе такого позволить.
   Она распрямилась, желая показать, что ей не нужны ни его поцелуи, ни его власть над ней. Его рука заскользила по ее руке, по груди, к запястью, претендуя на то, чего она не желала отдать.
   – А ты? – пробормотал он, когда она отстранилась, с недоумением глядя на него, и добавил: – Нашла что хотела?
   «Да, – подумала она, вскинув брови, как это сделала бы Сара, словно не поняла, о чем речь. – Я нашла тебя».
   Алекс ничего не мог с собой поделать. Его неотступно преследовали воспоминания о поцелуе, о ее теле в его объятиях, и при малейшей возможности он стремился остаться с ней наедине.
   – Вероятно, миледи пожелает осмотреть окрестности, – предположил он, когда Уоттен вошел доложить, что ленч подан. – Ты ездишь верхом?
   Он не ожидал утвердительного ответа. Но движимый какой-то дьявольской силой, задал этот вопрос, чтобы подчеркнуть свое превосходство над ней, как-никак он пэр Англии, а она распутница низкого происхождения. Казалось, он стыдился своих чувств к ней. Хотел увезти ее из дома и овладеть ею.
   Или, по крайней мере, убрать ее с глаз Джудит и Филиппы.
   – Вы же знаете, что я не езжу верхом, – холодно ответила она, словно прочитав его мысли.
   – Жаль, – пробормотал он. – Ну, тогда возьмем коляску с пони. Уоттен, распорядись, пожалуйста.
   – Хорошо иметь дворецкого, – пробормотала Франческа. – И как только люди обходятся без него?
   – Тебе это, полагаю, известно.
   Она встретила его сверкающий взгляд с той же безмятежностью, что и раньше.
   – Полагаю, да. – Тетя Ида была противницей столь фривольной демонстрации их положения. Она считала, что можно обойтись кухаркой, домоправительницей, служанкой для верхнего этажа и сезонными работниками. Все остальное делалось по книге миссис Битон.
   Алексу вряд ли доводилось слышать нечто подобное; тема была исчерпана, но Алекс так смотрел на Франческу, что ей показалось, будто он пригвоздил ее своим взглядом к месту.
   К счастью, Уоттен был расторопен. Проводил Джудит, Филиппу и Маркуса в столовую и одновременно приказал подать коляску, чтобы они больше не столкнулись с Франческой.
   И даже не забыл о соломенной шляпе для Франчески, заботливо положив ее на сиденье.
   – Без кучера? – пробормотала она, усевшись у низкого бортика коляски.
   – Я не безрукий, чтобы не справиться с этой старушкой, – сказал Алекс, похлопывая ладонью запряженную в коляску кобылу. Он устроился рядом с Франческой, заняв почти все узкое сиденье, и дернул вожжи. Коляска неторопливо покатилась вдоль дома, к полям.
   Это было роскошное, тщательно ухоженное имение, с сотнями акров земли, которая возделывалась как самим Алексом, так и десятком арендаторов, живших в аккуратных уютных домиках, разбросанных тут и там. Они давно миновали тот пруд, у которого она уже побывала, и сейчас ехали по дороге, ведущей в глубину парка Миэршема.
   Парк был поистине сказочный, темный и светлый, грозный и спокойный. Плечо Алекса касалось ее плеча. Они были одни в этом волшебном лесу, а злая ведьма Джудит осталась в замке! Кто знает, что она там наколдовала, какие заклинания набормотала, какие чародеи прячутся за деревьями?
   Алекс был кудесником, с его опасным ртом и недоверчивым взглядом. Он хотел одного, верил в другое и пытался соединить эти противоречия в единое целое, чтобы понять ее.
   А Франческа была чаровницей, околдованной им.
   Чего никак не могла себе позволить.
   Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев, хлопаньем крыльев, пением птиц, журчанием воды в ручейках, стуком копыт кобылы.
   Алекс был так близко, слишком близко. Ему не нужны слова. Она и так видит все, что окружает ее: богатство, нажитое поколениями, гордость обладания этой землей, привилегиями и рождением.
   Он изо всех сил старался преодолеть свое влечение к ней, изгнать ее из своей жизни. На какое-то мгновение ей показалось, что он хочет избавиться от нее здесь, в лесу.
   Но Сара будет преследовать его – он это знает. Он остро чувствовал ее близость. Она тщательно скрывала свое любопытство, лицо ее оставалось безмятежным, и он вновь ощутил раздражение от того, что ей нет дела до земли его предков, его семейной гордости.
   Но его желание обладать ею не ослабевало. Он добьется своего и отошлет ее прочь.
   Алекса раздирали самые противоречивые чувства. В нем боролись два желания: овладеть ею и оставить ее в покое. Он понимал, что она для него опаснее Евы.
   Вероломная, хитрая... скользкая, как змея, она впилась в его душу своим ядовитым жалом, отравила его кровь...
   Он должен освободиться от нее...
   Он судорожно сжал поводья, резко развернул кобылу и направил в ту сторону, откуда они приехали. Быть может, там их ожидает мрак и невыносимая боль?
   Черные тучи заволокли небо. Надвигалась гроза.
   Если он снова поцелует ее, не сразит ли его молния?
   Предзнаменования и предостережения – и Сара была средоточием их.
   Франческе тоже было не по себе. Она чувствовала, что Алекс сгорает от желания, сопротивляется ему, жаждет завладеть ее душой.
   Борется с ее желанием противостоять ему, защитить себя и сохранить секреты Сары, чего бы ей это не стоило.
   И ей придется дорого заплатить, потому что она уже назвала цену, поступилась всеми нравственными принципами, на которых воспитывалась. Путь до падения совсем короткий, скорее она превратится в Сару не только на словах, но и на деле.
   Но она уже все для себя решила; главное сейчас – удержать Алекса на расстоянии.
   Хотя Сара выбрала бы совсем иное.
   Как скоро наступит момент расплаты?
   Возможно, скорее, чем они доедут до дома. Пламя чувственности уже полыхало, и укрыться от него ей было некуда.
   Она вдруг почувствовала себя в западне – а он еще ни словом, ни жестом не выдал своих намерений.
   – Я хочу пройтись, – сказала она, и в тишине ее голос прозвучал как-то вымученно.
   – С чего это, Сара? До дома еще добрых две мили. – Она боялась взглянуть на него.
   – У меня все тело затекло. Мне нужно размяться. – Ее страшила его близость и собственная беспомощность.
   – Это не то, что тебе нужно.
   Она вся сжалась. Ну вот, ей снова придется сопротивляться его натиску. Это просто невыносимо. Уж если быть честной, то не это ей нужно.
   Но она все еще не знала, хочет ли его.
   Он почти слился с ее телом – так близко он сейчас был, так грозен, так разгорячен. Он мог бы взять ее прямо здесь, в этом лесу, и никто не услышал бы ее стонов.
   Но этого она тоже не хотела, а все возможности сопротивления уже исчерпаны.
   Молчание и презрение – вот ее оружие.
   – А что, по-вашему, мне нужно, милорд?
   Тут он повернулся, и она поняла, что ей не укрыться от этих горящих глаз и его неутолимой жажды обладать ею. И что он привез ее сюда именно затем, чтобы околдовать, беззастенчиво соблазняя поцелуями.
   Он приподнял рукой ее подбородок.
   – Вот что, – пробормотал он, скользя пальцами по ее бледной, нежной коже. – Вот что, – он провел пальцами по ее презрительно сжатым губам, – и вот что, – он припал губами к ее губам в нежном поцелуе, и волна удовольствия захлестнула ее.
   Всего лишь поцелуй, и она в смятении.
   – Мне нужно одно, – заявила Франческа, – взять заработанные деньги и исчезнуть.
   Совсем не таких слов он ожидал в это почти романтическое мгновение; но ничего другого и нельзя было ожидать от нее. Она ничего не подарит. Ей за все надо платить. Сначала он застал ее врасплох, но теперь она уже подсчитала, какую выгоду ей сулит его желание обладать ею, и сумма получилась кругленькая.
   Его охватило знакомое чувство ярости.
   – Я еще не закончил с тобой, Сара Тэва. – Его голос дрожал от негодования. Эта шлюха не желает подарить ему даже поцелуй при свете дня. – Это только начало. – Он дернул вожжи, и кобылка затрусила к дому. – И клянусь, Сара, ты будешь молить Бога, чтобы не наступил конец.

Глава 13

   Теперь Франческа считала часы до поездки в Тафтонборо. Она нависла над ней, словно дамоклов меч. Сара Тэва вновь должна танцевать. Или это – или тюрьма. Еще сто фунтов или смерть.
   Ожидание этого вечера витало в воздухе весь день и во время обеда, закончившегося катастрофически. Джудит демонстративно отказалась обедать, а Филиппа вплыла в обеденный зал с опозданием.
   – О, леди Сара сегодня обедает дома. А у Алекса такой вид, словно он хотел бы пообедать ею. Дорогой, я что-нибудь пропустила?
   – А где ты была? – спокойно поинтересовался Маркус.
   – В деревне, дорогой. Ты закончил свою проповедь?
   – Эта задача становится все труднее и труднее в свете того, что происходит в моей собственной семье, – посетовал Маркус. – Разве можно в такой ситуации требовать соблюдения нравственных устоев? Я сделал все, что мог. И, возможно, изменю проповедь завтра. Передай, пожалуйста, овощи.
   – Дорогой Алекс, – взмолилась Филиппа, – нельзя ли закончить этот спектакль? Ты поставил нас в щекотливое положение.
   Алекс приподнял брови.
   – Не понимаю, что ты имеешь в виду. А ты, Сара?
   Да, судя по всему, вечер не сулит ничего доброго. А Франческе еще нужно было пережить предстоящую ночь наедине с Алексом и его необузданными желаниями.
   Она так устала притворяться Сарой, так устала бояться, что они – особенно Алекс – разоблачат ее.
   Она долго не выдержит такого напряжения. Ей нужно прекратить весь этот фарс до завтрашней ночи.
   Она с тоской оглядела пустой коридор, когда Алекс вел ее в свою комнату.
   Ни одного слуги, никто не следит. Часы в библиотеке пробили девять. Будь у нее время... пятнадцать минут... хотя бы десять минут... она даже не стала бы укладывать чемодан. Взяла бы деньги и быстрее молнии выскочила за дверь.
   Но у нее нет этого времени...
   Уоттен появился из-под лестницы, как всегда начеку. Преданный дворецкий, которого невозможно купить. Это так замечательно!
   Франческа знала, что этим вечером все будет иначе. Все изменилось – за каких-то два дня.
   Она изменилась.
   Алекс заметил вспыхнувшее в ней желание, свойственное скорее Саре, этой роковой женщине.
   Франческа не была роковой женщиной. Не знала, как ею стать. Да и не хотела.
   Алекс втолкнул ее в спальню и Демонстративно запер за собой дверь.
   Франческа устало опустилась на постель.
   Еще одна ночь. Еще один ужасный, бесстыдный танец. Она этого не выдержит. Алекс между тем отправился в гардеробную и через несколько минут появился с одним из костюмов Сары в руках.
   Он швырнул его на постель – пояс и полоску из плетеных атласных колечек.
   – Ты наденешь это завтра вечером. А сейчас – для меня.
   Франческа закрыла глаза. И тут же открыла, вздрогнув, когда что-то довольно увесистое упало ей на колени.
   Деньги. Он хотел купить то, что желает, у женщины, готовой продать все, что у нее есть. Даже самое себя.
   Что же ей теперь делать? Это не тот случай, когда можно подразнить, поискушать, а потом закрыть дверь. После той встречи днем, после тех поцелуев пути назад нет.
   Она вошла в гардеробную и стала раздеваться. Теперь его невозможно было сдержать. Куртизанка с такой дурной славой не могла сказать «нет» выгодному клиенту. Могла лишь помучить его ожиданием.
   Алекс испытывал такое же возбуждение, как и тогда, когда впервые заставил ее примерять костюмы. Но сейчас ему уже было знакомо ощущение ее стройного тела, сладостный вкус ее поцелуев, и воображение тут же заработало при мысли о том, как она будет выглядеть в этом костюме из прозрачных колечек.
   Она раздевается для него. Для него одного.
   Франческа приоткрыла дверь гардеробной. Колечки ничего не скрывали; они обхватывали ее бедра и грудь, словно золотые цепи, оттеняя кремовую кожу и соски, отчетливо, чувственно проступавшие сквозь прижатый к груди атлас.
   Она не знала, что делать дальше, поэтому взобралась на кровать, прекрасно понимая, что сейчас ее тело предстанет перед жадным взором Алекса во всей красе.
   Сара надевала этот костюм, танцевала в нем, сводила мужчин с ума. Франческа чувствовала, как этот костюм действует сейчас на Алекса, стоявшего у двери. Даже на нее он действовал, рождая в голове мысли о порабощении и власти.
   Ее тело затрепетало. Вот в чем была суть Сары – капитуляция и власть. Франческа тоже осознавала эту власть, сидя неподвижно, словно сфинкс, под пристальным взглядом Алекса.
   Но он хотел большего. Она видела это по его напрягшемуся телу. На этот раз он не собирался держаться от нее на расстоянии. Сейчас это вопрос времени. Как долго он сможет сдерживать себя.
   Возможно, если она не шевельнется, он не подойдет?
   Наивно было на это надеяться.
   Алекс начал медленно приближаться к кровати. Его комната, его кровать, все в ней и на ней принадлежит ему, думал он, сдерживая себя. Все.
   Она.
   Эти холодные, бездонные глаза, следящие за ним. Это выражение лица недотроги.
   О, он хотел прикоснуться к ней. Он хотел поработить ее и заставить умолять. Его угрозы сделали ее более сговорчивой, но холодное, безразличное выражение лица говорило о том, что она никогда не покорится.
   Что бы он ни придумывал, что бы ни говорил. Если даже он овладеет ею, она никогда не будет принадлежать ему полностью.
   Но это не должно его беспокоить. Он возьмет ее, и черт с ними, с последствиями.
   Она следила за ним своими непроницаемыми глазами, когда он сел на постель. Теперь ей некуда деваться. Алекс Девени собирается получить от нее то, что Сара с легкостью отдавала любому мужчине.
   Франческа прочла в его глазах настойчивую решимость. Слова тут излишни. Все было ясно с того самого момента, когда она впервые танцевала перед ним.
   Он обхватил ее лицо руками, дрожащими от желания. Сначала губы. Он будет овладевать ими неторопливо, чтобы понять, как ей удается, при всем ее опыте, наполнять эти поцелуи такой невинностью, такой искренней страстью. Он будет целовать ее долго, бесконечно.
   Но выдержит ли он? Не сорвется ли? Ведь она могла удовлетворить любую его прихоть, и он жаждал войти в нее одним мощным рывком.
   Но вместо этого он принялся ласкать ее, нежно гладил ее плечи и грудь.
   И когда прикоснулся к твердым, упругим соскам, почувствовал, как она затрепетала. Он сжал соски, и по телу ее пробежала судорога. Он обрел над ней власть, иначе она не реагировала бы так сильно на его ласки.
   Какое наслаждение! Жар ее губ, упругие бутоны между его пальцами. Может, этого достаточно?
   А может, и нет.
   Он толкнул Франческу на постель и накрыл своим телом. Именно это ему и нужно: чувствовать, что тела их слились, утолить мучившую его жажду из этого драгоценного сосуда.
   Он не отрывался от ее губ, возбуждал ее, демонстрируя свою силу.
   Никогда еще она не испытывала ничего подобного: эти восхитительные ощущения струились по телу ласковым, нежным потоком, от его жарких, настойчивых поцелуев кружилась голова.
   Она вся была в его власти, он мог делать с ней все, что хотел. Она даже не могла вздохнуть под тяжестью его тела.
   Она оказалась такой, как он хотел... И в то же время не такой. Она была уступчивой, покорной, открытой – но, черт возьми, витала где-то в облаках.
   Никогда еще он не испытывал такого отчаяния. Знаменитая Сара Тэва оказалась всего лишь тряпичной куклой, с которой можно делать все, что угодно, использовать ее тело так, как только пожелает мужчина.
   И мужчины покупались на это, обманутые иллюзией ее танцев, убежденные, что это чувственное создание только и мечтает, как бы заманить мужчину в постель и дать ему полную волю.
   Но получить полную свободу действий и обладать ею – это, оказывается, совершенно разные вещи. И Алекс уже начинал верить, что она настолько порочна, что ничто не может тронуть ее, и получает удовольствие лишь оттого, что заставляет мужчину молить ее о милости.
   Господи, да что же она за женщина? Как все это выносил его брат?
   Он осторожно отстранился, помня о состоянии своей возбужденной плоти. Он не позволит себе увлечься притягательностью этой женщины. Она просто фантазия, призрак, мираж.
   Мужчины погибали в погоне за миражами, в погоне за водой, которая оказывалась всего лишь пригоршней песка.
   И такова была Сара Тэва – просто пригоршня волос, кожи, костей. Мужчина может умереть от голода, пытаясь насытиться ею.
   Франческа застыла, пытаясь осознать произошедшее, причину его гнева и внезапно исчезнувшего желания.
   – Встань, – грубо сказал он, поднимаясь с постели и пристально глядя на нее: это тело в прозрачных колечках, это всепонимающее, словно у Евы, выражение лица.
   Да, она осознавала, что сделала с ним, и продолжает делать.
   Он видел ликование в ее глазах. Сучка решила, что поставила его на колени.
   Будь она проклята.
   – Веселье окончено, Сара. Ты получила, что хотела: довела меня до крайности. Но я не доставлю тебе удовлетворения, ты не заставишь меня сдаться. Я тебя насквозь вижу, миледи, все твои трюки и выходки. Большинству мужчин до этого нет дела, но меня ты больше не обманешь. Как глупо ты выглядишь, Сара, с этим невинным выражением лица. Вставай, готовься ко сну. И наслаждайся этой постелью – в одиночестве.
 
   Филиппа никогда не любила утро и часто подолгу лежала в постели, вспоминая, какие благотворительные дела ей предстоит выполнить в тот или иной день, и, размышляя о том, стоит ли вообще вставать с постели.
   Но как сильно переменилась ее жизнь за какие-то три дня. И для этого понадобился всего лишь решительный мужчина, вонзавшийся в нее, словно бык, имеющий твердое представление о порядке и важности вещей.
   О ее важности.
   Он стал неотъемлемой частью ее жизни, и она просто представить себе не могла, что будет с ней, когда он уедет.
   Но это случится еще не скоро. Он сам так сказал. И еще сказал, что мечтает лишь об одном – проводить каждый день между ее ног, и ради этого готов даже умереть.
   Стоило ей представить себе его восставшую, возбужденную плоть, как ее охватывала дрожь.
   В первый же раз она поняла: чем быстрее она сбросит одежду, тем скорее он оседлает ее и вонзится в ее лоно.
   Он был неутомим. Она и вообразить не могла, что бывают мужчины, способные раз за разом изливать свое семя. Он заставлял ее придумывать все новые и новые бесстыдные способы, чтобы довести его до экстаза.
   Филиппа сегодня оделась специально для него, набросив свободное, длинное платье и фартук поверх него и собрав в узел волосы на макушке. Визиты с благотворительной целью, которые ей предстояло сделать, становились все короче и короче, она постепенно научилась не задерживаться, соблюдая при этом вежливость.
   Ворочаясь в постели рядом с Маркусом, она могла думать только о нем, представляя его окаменевшую от возбуждения плоть, его муки и терзания.
   Быстро, гораздо быстрее, чем накануне, она завершила визиты и выполнила поручения, которые ей каждый вечер аккуратно записывал Маркус.
   Раскраснелась ли она? Заметно ли ее нетерпение?
   Впрочем, ей все равно; она еще не с ним, но ее тело уже трепещет в предвкушении наслаждения. Вот он, очаровательный маленький домик, в котором поселились все ее мечты.
   Она на ходу начала расстегивать платье.
   Дверь распахнулась – еще одно чудо – и она, ступив за порог, сбросила платье на пол. Он уже ждал ее и, прижав к двери, вонзился в нее без единого слова, без единого вздоха, твердый, жаркий, охваченный желанием.
   Она застонала, когда он неудержимо, вновь и вновь вонзался в нее. Его губы безжалостно завладели ее губами; резкие, хриплые звуки вырывались из его горла.
   Он вонзался и вонзался в нее, прижав к двери, не давая пошевелиться. А она впилась пальцами в его плечи так, что побелели костяшки, и стонала, пока он не излил в нее семя.
   – Ааа, ах... ах... – вторил он ее стонам.
   Он без конца повторял ей слова любви, не переставая ласкать ее тело, возбуждая ее и себя. Он овладел ею, поставив на колени, затем усадив на табурет в кухне.
   После этого они некоторое время валялись в постели, болтая о том о сем и, конечно же, о любви.
   – Ты доводишь мужчину до полного изнеможения, – прошептал он.
   – Только не тебя. Ты взгляни на себя.
   – Ты самая удивительная женщина на свете.
   – Почему?
   – Ты проделываешь такое, чего можно ожидать разве что от Сары, женщины, о которой все говорят.
   Филиппа вспыхнула от удовольствия и в то же время ощутила укол ревности.
   – Ничего особенного в ней нет.
   – Я слышал, она прекрасна. Но уверен, она не может сравниться с тобой, у нее нет таких божественных рук, такого бархатного тела, такого гнездышка между ног.
   Она раздвинула ноги, чтобы он мог проникнуть пальцами в ее лоно.
   – Говорят, она сегодня танцует, – продолжал он. – Но я предпочитаю смотреть, как танцует для меня моя амазонка... – Он еще глубже проник пальцами в ее лоно, и она тут же стала вращать бедрами. Его плоть пришла в боевую готовность. – Танцуй для меня, моя амазонка. Покажи все, что умеешь… Забудь стыд. Ты знаешь, как раздразнить мужчину, чтобы он вонзался в тебя еще и еще. Чтобы не думал об этой шлюхе, Саре. – Филиппа еще быстрее стала вращать бедрами, словно совокуплялась с мужчиной, а ее возлюбленный приговаривал: – Вот так, хорошо, прекрасно. Посмотри на меня... Умоляй, чтобы я взял тебя. Покажи, как ты это делаешь...
   Он шумно выдохнул, когда Филиппа, обхватив рукой его плоть, стала двигать ею в такт скольжению его пальцев внутри ее лона.
   – Господи... ты прирожденная куртизанка, моя амазонка.
   – Ну, тогда вонзись в меня, и я доведу тебя до изнеможения.