Страница:
— Жестом? — Парень недоуменно воззрился на собственный палец. Машка повторила неприличный жест. — Ах пальцем? Так бы и сказала сразу. Конечно. Срединный палец — самый главный на руке. Он — символ Творца, чье имя непроизносимо.
— Такое сложное? — с уважением спросила Машка.
— Да нет, — отмахнулся криминальный элемент. — Просто его никто не знает. Даже высшие храмовники.
— Понятно. Так что же это было, что Разумец велел дурачку сказать? — живо поинтересовалась Машка, аккуратно переводя разговор в интересующее ее русло.
— Как что? — Парень философски пожал плечами. — Что обычно: кончились твои дни, разбойник. Ложись, мол, помирай. Пацана-то Файрах и пришиб тут же, ему терять нечего, да все одно — гнев Разумца неотвратим.
— Ну я-то ничего такого говорить не собираюсь, — возразила Машка. — И Разумца этого вашего никогда не видела.
— То ты сейчас не собираешься да не помнишь, — объяснил парень. — А как Бо увидишь, сразу сообразишь, что говорить. Иногда, правда, Разумец удачу посылает, но такое редко бывает. За заслуги особые. А какие у Бо заслуги?
Настроение у разбойника явно было не то что на нуле, а гораздо ниже. Машке его стало даже жалко. Ну и что, что преступник? Мало, что ли, на Машкиной улице шпаны обреталось? Вполне приличные люди были, иногда даже трезвые и не злые. А паренек вообще показался ей малолеткой лопоухим. И даже глупая привычка бояться гнева богов очень шла ему.
— Тебя как зовут? — спросила она.
— Гимар, — отозвался парень. — Тебе зачем?
— А это если на меня найдет что, чтобы я тебя из проклятия исключила, — ответила Машка.
— Разве ты вспомнишь тогда? — Парень вздохнул. — Психи, если уж проклинают, не помнят ничего из своей жизни. Так Разумец поставил.
— Мне на вашего Разумца положить! — взъерепенилась Машка. — Где он и где я? Я вообще к этому миру не принадлежу, так что бог ваш местный мне не указ!
— Вот так оно всегда и бывает, — боязливо покосившись на Машку, пробормотал Гимар. — С этого обычно все и начинается.
Машка засопела обиженно и замолчала. Что говорить с насмерть перепуганным человеком? Он любое утверждение передернет так, чтобы под страх его доказательством ложилось, как шалава под щедрого клиента.
Сверху засвистела какая-то птица. Гимар остановился и свистнул в ответ. «Пароль», — догадалась Машка, постаравшись запомнить на всякий случай, как ответил ее проводник. Мало ли когда еще может пригодиться? Вряд ли эти средневековые ребята додумались до системы смены паролей. А на память Машка никогда не жаловалась, с легкостью запоминая номера телефонов и домофонные коды на дверях чужих подъездов. Ведь никогда нельзя знать точно, что тебе потребуется в будущем!
Почти неслышно сверху спрыгнул плотный мужик в потертых кожаных доспехах, украшенных блестящими чешуйками.
— Ты кого привел? — недружелюбно поинтересовался местный смотрящий-разводящий, бросив на Машку мимолетный взгляд.
— Я не виноват...
Гимар сморщился. Смотреть, как он унижается перед старшим по разбойничьему званию, Машке было невероятно противно. Мужик же, а позволяет товарищу так над собой издеваться! Конечно, это не команда Робин Гуда, но какие-то понятия о равенстве, братстве и взаимном уважении должны быть! Она прокашлялась и обратилась к мужику в доспехе:
— Э-э-э... уважаемый, не знаю вашего имени... Перестаньте орать! У вас какие-то претензии к моему проводнику? Давайте цивилизованно разбираться!
Трусила она, откровенно говоря, чрезвычайно. Подмышки вспотели, а за ушами начало чесаться. Но нельзя же было оставлять глупенького юношу без помощи! А кроме того, это был неплохой шанс показать свою крутость и смелость. Во-первых, герои книжек так поступали довольно часто, и это приносило им успех. А во-вторых, дома она примерно таким же образом запугивала дворовую шпану. Это называлось «брать на понт».
Мужик замолчал от неожиданности и перевел на нее глаза, за секунду ставшие совершенно оловянными. Машка поняла, что переборщила с терминами и построением фраз. Кажется, обалдевший от ее наглости мужик даже не понял, что именно она говорит. А может, женщинам в лагере разбойников вообще говорить запрещается?
— Ты кого привел? — просипел мужик уже совершенно с другой интонацией. — Она же разумцовая! Бо тебя убьет.
— Я в понятии, — отозвался Гимар. — По-твоему, у меня был выбор?
— Сай мертв? — тоскливо спросил мужик.
— Да что вы из меня пугало какое-то делаете! — разозлилась Машка. — Жив ваш Сай. Свалил только. И где ваш пахан, Бо этот? Мне с ним поговорить надо.
— Ну я же говорил! — Гимар по-бабьи всплеснул руками. — Я же говорил, что ты вспомнишь! Разумец силен!
— Ничего я не вспомню! — огрызнулась Машка. — Мне действительно нужно с Бо поговорить. Если у него с мозгами хорошо, я у вас останусь. Я многое умею и много знаю. А если так, как у вас, — дальше приключений искать пойду. Что ты меня своими дурацкими богами пугаешь?
Сверху послышалось агрессивное карканье.
— Не зли священную птицу, — предупредил Гимар, зажмурившись и сжавшись, как мокрый цыпленок, узревший на земле ястребиную тень.
— А, это она мне на голову нагадила?! — обрадовалась Машка. — Ну сейчас я ей покажу, как людям гадости сверху делать! Она у меня сейчас долетается, тварь поганая!
Тут-то палка ей и пригодилась. Великолепная священная птица с наглым видом сидела на ветке, уверенная в собственной значимости, и вела себя так, будто имела депутатский мандат. На палку она не обращала ровно никакого внимания. Машка аккуратно прицелилась и сбила эту пернатую богиню на землю. Птица возмущенно заорала и забила крыльями.
— Ложись! — не своим голосом завопил Гимар.
Оба разбойника рухнули на землю.
— Зараза ты, — ласково сказала Машка, подходя к верещащей добыче. Священная птица, похожая на ярко раскрашенную ворону, вякнула еще разок и замолкла, настороженно кося на Машку одним глазом. — Будешь еще с неба на порядочных людей серить?
Клоунская ворона поднялась, медленно расправила крылья и взглянула на нее с такой царственной брезгливостью, что Машке стало немного не по себе.
— Вар-рвары, — довольно отчетливо произнесла птица. — Подр-ростки! Пр-рокляну!
— Ха! — нахально отозвалась Машка, пытаясь убедить саму себя в превосходстве человеческого разума над пернатой говорящей тварью. — А пособием в кабинет биологии не хочешь?!
— Дур-ра! — обиженно резюмировала птица и величаво воспарила в небо.
— Обзываться еще тут будет, — проворчала Машка, стараясь, чтобы ворчание ее было услышано суеверными разбойниками. — Матрешка крылатая. Вставайте уж, богомольцы!
Разбойник постарше осторожно поднял голову и с опаской огляделся. Лес казался спокойным. Окружающая действительность взрываться концом света пока не собиралась.
— Что, гнев Херона обошел нас? — спросил он очень тихо и вежливо: вероятно, от пережитого ужаса в его голове что-то заклинило.
— Облетел, — хмыкнула Машка. — Что ж вы так перепугались-то? Стыдно, господа разбойники! Взрослые вооруженные мужики, а птички испугались...
— Зато живы, — с достоинством отозвался разбойник.
С такой железной логикой спорить было трудно, но трепет здоровых и не слишком законопослушных мужиков перед какими-то богами Машке не понравился. Это же идиотизм какой-то получается! Разбойники прекрасно видели, что с ней, с Машкой, ничего не случилось. Никто не карал ее за богохульство и оскорбление птички. Насколько же эти темные люди запуганы своими странными богами, если в каждой говорящей пернатой твари видят божественное вмешательство?
— Ладно, потопали к вашему Бо, — велела она.
Искусанные местными невидимыми кровососами ноги зудели. Машке смутно мечталось о горячей ванне, большой банке специального крема из магазина и великих свершениях. Причем о ванне — явственнее всего прочего.
Гимар испуганно икнул, покосился на своего старшего товарища, чье лицо уже успело стать невозмутимым, и покорно поплелся по тропинке. Машка помахала рукой дозорному бандиту и двинулась навстречу неизвестности, олицетворяемому предводителем лесных братьев. Что-то настойчиво грызло ее под левой лопаткой.
— Долго еще до лагеря? — спросила она у молчаливого проводника.
— Почти пришли, — успокоил ее он. — Вон под той ахвой землянка Бо и вырыта.
— А вы под землей живете? — удивилась Машка. — Я-то думала, у вас палатки или что-то в этом роде.
— Вот видишь! — обрадовался Гимар. — Я же говорил, тебе у нас не понравится. В городе-то, ясное дело, лучше!
— Что-то не нравится мне, что ты от меня постоянно избавиться хочешь, — пробурчала Машка себе под нос. — Не по-товарищески это как-то, дорогой друг!
— Чаво? — Гимар обернулся, не расслышав ее.
— Я говорю: а что такое ахва?! — громко спросила Машка и тут же пожалела: Гимар сразу поник, нижняя губа его капризно оттопырилась — кажется, он опять перепугался ее забывчивости. С его точки зрения, это был нехороший симптом.
— Нет, я знаю, что это дерево, — снисходительно сказала она. — Только какое? Там, где я родилась, ахвы не растут.
— Ахвы растут везде, — категорично отозвался разбойник.
— А у нас их вырубили, — схитрила Машка. — Браконьеры.
— Какое святотатство! — ужаснулся Гимар и ткнул пальцем в огромную, разлапистую черную ель, младших сестричек которой Машка уже сподобилась лицезреть, пока топала к таверне от точки выхода.
Так, значит, черные елки здесь священны? В сочетании с глазастым солнышком, некромантами и говорящими птицами это наводило на мысль, что вряд ли ахва считается священной просто так. Значит, что-то в этом деревце есть, какая-то магическая сила... Эх, надо было наломать лапнику!
Перед тем как ступить на аккуратно подстриженную — вероятно, магией, а не газонокосилкой — полянку, Гимар замешкался и обернулся к своей спутнице с непередаваемой тоской во взгляде.
— Тебе точно нужно к Бо? — спросил он. — Или, может, все-таки передумаешь? Может, не нужно? Что-то мне страшно...
Машка уже не была твердо уверена в своем желании видеть предводителя местных разбойников. Ей не нравился лес, не нравились отношения в банде, и кроме того, Машку снедали нехорошие предчувствия. Однако она упрямо помотала головой. Во-первых, всякое дело нужно доводить до логического конца. А во-вторых, ей бы не очень понравилось, если бы Гимар решил, что ей тоже страшно.
Разбойник тяжко вздохнул, провел рукой по воздуху, словно отводя невидимую завесу защитного полога над поляной, и сделал приглашающий жест. Машка выдохнула и решительно шагнула внутрь. Посреди поляны росло забавное дерево, похожее на пальму с совершенно прозрачными листьями или на громадный зонтик из полиэтилена. Под зонтиком стояли заросшие, непрезентабельного вида мужчины и о чем-то негромко переговаривались. Видимо, строили разбойничьи планы.
Пахло свежескошенной травой. Прозрачные листья пальмоподобного дерева дробили солнечный свет на маленькие радуги. Огромные глазастые стрекозы маленькими вертолетами проносились над головой. Мир представлялся бы Машке прекрасным, если бы не вопиющая дисгармония в лице волосато-вонючего мужика с холодными, как сухой лед, глазами, к которому и подвел ее Гимар. Мужик пах тухлыми яйцами и чем-то химическим. От этого резкого ненатурального запаха в носу щипало. Машка чихнула и уставилась на него.
— Бо, я девку привел, — печально сказал Гимар, мелко трясясь. — Крути мою голову, не мог не привести.
Вонючий, вовсе не похожий на знакомых Машке лощеных московских бандитов. Бо сразу подобрался, как кот, и ощупал Машку настороженным взглядом. В сообразительности ему нельзя было отказать. Неудивительно, что такой тип оказался предводителем банды. Родись он в Москве, непременно стал бы банкиром или вообще президентом какой-нибудь банановой республики.
— Привет, Бо, — сказала Машка. — Я тут побродила по дорогам и решила к тебе податься. Ты, говорят, известный авторитет в этих местах.
На лесть обычно покупаются все. Вопрос только в дозировке этой самой лести. Кажется, Бо к ней был привычен. Он пожал плечами и хмыкнул.
— Голова, — продолжил Гимар. — Она, кажись, разумцовая. Вона как говорит.
— Авторидед, говоришь? — пробормотал Бо, сделав вид, что задумался. — Нет, милая, я еще живой. Не дождетесь!
— Я не в этом смысле, — испугалась Машка. — Авторитет — значит известный, уважаемый человек.
— Это верно, — согласился разбойник. — Я уважаемый. А вот кто ты, это еще вопрос. Будем разбираться.
Недружелюбно он это сказал, неприветливо. Глаза у него стали совсем нехорошие — чересчур умные для рядового средневекового разбойника. Равнодушные и неподвижные, как у мертвеца. И запах, будто от очень несвежего покойника. По крайней мере, как Машка себе этот запах представляла.
— Бо, она разумцовая, — подал голос Гимар из-за Машкиной спины. Голосок у него был тоненький и перепуганный, недостойный настоящего мужчины. Он так и не решил, кого боится больше: начальника или гнева бога.
— Сейчас, парень, сообразим, — неласково отозвался Бо, — разберемся, кто здесь разумцовый, а кто так... отлить вышел.
Он прищелкнул пальцами, бросив взгляд на группу разбойников. Щелчок получился звонким и эффектным — Машка даже позавидовала. У нее так ни разу не получилось. Мужичок, настолько приземистый и заросший зеленой бородой, что назвать его иначе, чем пенек с глазами, было невозможно, солидно прокашлялся и угнездился рядом с Бо.
— Эй, Боско, — негромко позвал разбойник. — Скажи, видит ли нас Разумец или его око устремлено куда-то еще?
Пенек закатил глаза и судорожно забурлил горлом, словно вчерашняя гулянка его уже перешла в стадию сегодняшней похмельной агонии. Периодически руки его слабо подергивались и принимались шарить в воздухе, но ничего, конечно, не находили. Прочие разбойники благоразумно стояли на приличном расстоянии от шамана. Спустя некоторое время из его зеленой внушительной бороды выскочила ошалевшая сороконожка, шлепнулась на землю и убежала со всех своих сорока ног. Боско булькнул в последний раз и пришел в себя. Бо смотрел на него холодно и выжидающе. Шаман солидно прокашлялся и покачал головой.
— Нет, хозяин. Разумцу нет дела до нас. Сейчас, по крайней мере.
— Совок ты, Гимар, — пренебрежительно процедил Бо. — Спутал божьего посланника с хитрой девкой. Девка-то тебя на плечи набросила, вокруг себя платком повязала.
И все засмеялись — громко, хлопая друг друга по плечам и добродушно переругиваясь. Только сейчас Машка осознала, какая чудовищная, неестественная тишина царила вокруг, пока Боско шаманил. Словно действительно происходило что-то серьезное, способное напугать людей не то что до безголосья — до безмысленности.
— У, морда страшная! — погрозила она пеньку.
Тот хмыкнул и на всякий случай отодвинулся от нее подальше.
— Ну и что мы с тобой делать будем, хитрая девка? — ласково спросил Бо, делая шаг к ней.
Ласковость его смотрелась нарочито фальшивой, и Машка почувствовала, как по спине затопали мурашки, а предчувствия, терзавшие ее всю дорогу, оформились во вполне реальное беспокойство.
— Э-э-э... Возьмем в банду и обучим всему, чему нужно? — неуверенно предложила она.
— Неправильно! — отозвался атаман. — Мы будем развлекаться, глупая девочка.
— Ну тогда я пошла, мне пора, и приятно было познакомиться, — засобиралась Машка.
— Куда ж ты пошла? — удивился разбойник. — Ты посмеялась, пора и нам посмеяться. Ты с моими людьми, поиграла, надо и им свое получить. По-моему, так будет справедливо.
Соратники его одобрительно и возбужденно загомонили, став еше меньше похожими на товарищей Робин Гуда, если такое вообще возможно. Их неприятные, звериные, заросшие лица обещали Машке много того, чего она с удовольствием бы избежала. В задних рядах уже кто-то негромко подвывал: возможно, среди «лесных братьев» было место не только людям, но и всякой фэнтезийной нечисти вроде волколаков. Машка икнула, сделала шаг назад и почувствовала, что уперлась спиной в шершавый ствол прозрачной пальмы. Бежать было некуда. Темное мохнатое отчаяние накрыло ее с головой. Казалось, ничего уже нельзя изменить. Машка еле удерживалась от того, чтобы заплакать, прекрасно понимая, что на разбойников ее слезы вряд ли произведут требуемое впечатление.
— А есть мы ее потом будем? — требовательно спросил пенек с глазами.
— Оу-бижаешь! — взвыл кто-то из толпы. — В ней есть нечего-у!
— Хаувас! — прикрикнул Бо. — Держи себя в руках! До смены лун, между прочим, еще очень долго. Еще раз услышу твой вой, будешь сидеть в яме, пока голос не потеряешь. Певец серый, тоже мне.
— Так у вас тонкий музыкальный слух? — нежно проворковала Машка. — А хотите, я вам напоследок песню спою?
Звуковая атака должна была отвлечь внимание атамана разбойников, чтобы Машка могла сбежать. Жаль, что у нее нет с собой магнитофона! Извратить само понятие музыкальности так эффектно, как это делали люди, чьи голоса звучали из динамиков на ларьках возле любой станции московского метро, она не умела. Как и подобает уважающему себя подростку, Машка в знак протеста против тирании взрослых обожала Кипелова, «Металлику» и «Мановар», но вот со словами их песен у нее всегда возникала проблема. Как-то не запоминались. А потому во весь свой не поставленный дурной голос она заорала ту песню, которую чаще всего слышала под своими окнами.
— Владимирский централ, ветер северный! — отдалось эхом в лесу.
От неожиданности Бо присел. Разбойники растерялись, а Машка со всех ног кинулась в просвет между деревьями, не переставая громко орать песню, столь популярную у московской шпаны. Бандиты проводили ее заинтересованными взглядами, но никто не сдвинулся с места. Искусство, очевидно, произвело на них настолько сильное впечатление, что они никак не могли прийти в себя.
Все бы ничего, но оказалось, что Гимар перед входом на поляну производил загадочные манипуляции не просто так, а с особым магическим смыслом. Выход с поляны был заблокирован невидимой стеной, и бесполезно было орать простенькое: «Сезам, откройся!» Это был не Сезам, а силовое поле магической природы. Потыкавшись немного в преграду, Машка печально развернулась обратно. Никто из разбойников из уважения к ее музыкальному таланту не сподобился сообщить ей пароль на открытие выхода, и, судя по выражению их лиц, не горел таким желанием.
Когда Бо подошел связать ей руки за спиной, Машка не стала сопротивляться. Она напряженно обдумывала новый план побега.
Стемнело. В лесу громко стрекотали какие-то насекомые и надрывно, жалостно орала то ли кошка, то ли птица. Поклонники Машкиного таланта певицы сидели кружком вокруг костра и заунывно подтягивали:
— А тучи, как лю-уди!
Особенно усердствовал давешний волколак. Руки у Машки ужасно затекли, а между лопатками чесалось, но пауз между песнями она почти не делала. Шаман Боско, грозно посматривал на нее из темноты и, как только Машка умолкала, принимался магическим способом щекотать ее под ребрами. Вначале, правда, этот идиот пытался щекотать ей пятки, кожа на которых давно задубела и превратилась в одну большую мозоль. Тогда Машке было смешно, и, похрюкивая для виду, она строила план побега. Теперь смешно уже не было: или пой, или извивайся от щекотки. А самое обидное — обидчику даже нельзя было засветить в глаз: магией Машка не умела пользоваться, хотя в способностях своих не сомневалась. А кулаком тянуться было далеко. Предусмотрительный шаман сидел за спиной оборотня, довольно далеко от Машки. От беспомощности Машка беззвучно ругалась и старалась вспомнить все самые ужасные песни. А вдруг какая-то из них окажется страшным заклинанием, как описано в книге у Сташеффа? Надежда на это была довольно призрачной, да и вообще, с тех пор как Машка попала в этот сумасшедший мир, доверия к писателям-фантастам у нее поубавилось изрядно. Здесь все было не так, как они утверждали в своих бесспорно прекрасных, но нереальных книжках. Ну почему, почему никто из них не удосужился написать какое-нибудь «Практическое пособие по выживанию в мире фэнтези»? Именно таких знаний сейчас Машке более всего не хватало.
Школьный рюкзак у нее отобрали. Машка сильно сомневалась в том, что разбойники умеют читать, и оттого библиотечной книжки было еще жальче. Не то чтобы Машка надеялась, что у нее будет возможность книжку дочитать, но, согласитесь, это же обидно, если книга достается людям, способным использовать ее только в качестве материала для растопки. Босоножек тоже было жалко, но не так сильно — они все равно очень старые. Будет забавно посмотреть, как атаман с его невообразимыми лапищами попробует натянуть их на себя. А что? Дикари всегда так делают. Еще жаль было пластикового брелочка-дракона, который шаман сразу же вытребовал себе, сочтя его, наверное, каким-нибудь амулетом. Теперь он болтался в связке прочих магических штучек у него на груди, выглядывая из бороды. Дракончик мило соседствовал с какими-то камушками, сушеными костями и поблескивающими железками. Наверное, ему там не слишком нравилось, но ни он, ни Машка ничего не могли с этим поделать.
Бо, прицепивший трофейные босоножки к поясу, вышел к костру, когда в памяти Машки оставались только «Чунга-Чанга» и «Каким ты бы, таким ты и остался». С этими образчиками музыкального творчества она тянула до последнего, не будучи уверенной в том, что ей удастся спеть их без отвращения. Бандит, предавший все литературные разбойничьи принципы, усмехнулся, глядя на нее, сплюнул на землю и присел возле костра. Сразу две кружки как по волшебству возникли перед ним — компания своего атамана шибко уважала.
— Хорошо поешь, птичка, — заметил он, прихлебывая горячее варево.
— Да уж получше тебя, — устало огрызнулась Машка. — Вы меня когда отпускать будете?
— А кто тебе сказал, что мы тебя отпустим? — удивился атаман. — Ты же неглупая девочка, подумай сама: ты знаешь, где нас найти и как мы выглядим. С какого перепугу мы тебя отпустим, чтобы ты немедленно побежала в город и рассказала все стражникам?
— А меня боги очень любят! — пригрозила Машка, чувствуя, что руки страшно затекли и пальцев она почти не ощущает.
Ноги ее болтались в полуметре от земли, как две оборванные хулиганами бельевые веревки. В смысле использования они были так же безнадежны, как и руки. Это представлялось Машке ужасно огорчительным, потому как действующие руки и ноги — главное условие удачного побега. Даже если бандиты немедленно устыдились бы и развязали ее сейчас, скорее всего, она упала бы на землю мешком и отлеживалась до самого утра.
— Это их проблемы, — равнодушно обронил Бо, однако слегка напрягся.
Почувствовав слабину, Машка усилила психологическое давление. Что бы ни говорил этот бессовестный заросший мужик с глазами мертвеца, богов он боялся.
— Они не оставят без внимания жестокое отношение ко мне. И ужасно отомстят за мою смерть! — сказала она, пристально глядя на шамана.
Пенек с глазами забеспокоился и привстал с охапки сушняка. Машка улыбнулась самой коварной из своих улыбок и вдохновенно продолжила:
— Они, боги, знают все ваши имена и найдут вас, как бы вы ни прятались!
В темной сырой глубине леса родился низкий звук, похожий на гудение линии электропередачи. Если этот звук производило животное, то это было очень большое животное. Шаман вскочил, подбежал к Бо и забормотал тревожно на незнакомом Машке щелкающем языке. Атаман раздраженно отмахнулся, но шаман не отставал. Он принялся прыгать вокруг Бо, воздевая руки и прищелкивая языком в такт своим движениям. Это смотрелось странно и внушительно. Звук усилился, словно животное приближалось к поляне, и атаман наконец соизволил отреагировать на варварские танцы пенька с глазами.
— Я слышу! — сказал он. — Собирайся, идем!
В лесу полыхнуло оранжевым. Внезапный яркий свет выделил силуэты деревьев с угрожающе растопыренными лапами, черные парашюты огромных лопухов и медленно ползущую по земле тушу, похожую на сухопутного кита или на безногого слона. Машка сглотнула и судорожно подумала: «Примерещилось со страху». Полагать так было легче и приятнее, чем принять реальность, в которой есть место подобным зверькам. Собравшись с духом, она решила продолжать попытки к бегству.
— Вот! — значительно произнесла Машка. — Они уже слышат вас. Это их дыхание, их шаги. Ваша смерть близко.
Гимар неожиданно побагровел лицом, упал наземь и забился в судорогах.
— Я говорил, я говорил! — кричал он. — Мне не верили, а я видел все это! Смерть стояла на краю леса и глядела мне в глаза!
Волколак с любопытством посмотрел на него и осторожно пнул припадочного ногой. Прочие же разбойники не обратили на верещание Гимара ровно никакого внимания, как будто молоденький разбойник устраивал такие сцены по два раза на дню. А в выходные — даже три раза, чтобы скучно не было. Пенек с глазами немного послушал истеричные излияния, поцокал языком и сделал неуловимый жест рукой. По его грязным длинным ногтям пробежали бледные зеленые искры, протанцевали вокруг кисти сложный танец и, сорвавшись, ударили Гимара прямо в лицо. Паренек замер и закрыл глаза, не переставая тяжело и неритмично дышать. Однако поток его апокалиптических откровений иссяк. Машка, открыв рот, наблюдала за первым в своей жизни сеансом боевой магии. Все остальное: невежливые разбойники, затекшие руки и даже угроза ее собственной жизни — мгновенно вылетело из ее головы.
— Такое сложное? — с уважением спросила Машка.
— Да нет, — отмахнулся криминальный элемент. — Просто его никто не знает. Даже высшие храмовники.
— Понятно. Так что же это было, что Разумец велел дурачку сказать? — живо поинтересовалась Машка, аккуратно переводя разговор в интересующее ее русло.
— Как что? — Парень философски пожал плечами. — Что обычно: кончились твои дни, разбойник. Ложись, мол, помирай. Пацана-то Файрах и пришиб тут же, ему терять нечего, да все одно — гнев Разумца неотвратим.
— Ну я-то ничего такого говорить не собираюсь, — возразила Машка. — И Разумца этого вашего никогда не видела.
— То ты сейчас не собираешься да не помнишь, — объяснил парень. — А как Бо увидишь, сразу сообразишь, что говорить. Иногда, правда, Разумец удачу посылает, но такое редко бывает. За заслуги особые. А какие у Бо заслуги?
Настроение у разбойника явно было не то что на нуле, а гораздо ниже. Машке его стало даже жалко. Ну и что, что преступник? Мало, что ли, на Машкиной улице шпаны обреталось? Вполне приличные люди были, иногда даже трезвые и не злые. А паренек вообще показался ей малолеткой лопоухим. И даже глупая привычка бояться гнева богов очень шла ему.
— Тебя как зовут? — спросила она.
— Гимар, — отозвался парень. — Тебе зачем?
— А это если на меня найдет что, чтобы я тебя из проклятия исключила, — ответила Машка.
— Разве ты вспомнишь тогда? — Парень вздохнул. — Психи, если уж проклинают, не помнят ничего из своей жизни. Так Разумец поставил.
— Мне на вашего Разумца положить! — взъерепенилась Машка. — Где он и где я? Я вообще к этому миру не принадлежу, так что бог ваш местный мне не указ!
— Вот так оно всегда и бывает, — боязливо покосившись на Машку, пробормотал Гимар. — С этого обычно все и начинается.
Машка засопела обиженно и замолчала. Что говорить с насмерть перепуганным человеком? Он любое утверждение передернет так, чтобы под страх его доказательством ложилось, как шалава под щедрого клиента.
Сверху засвистела какая-то птица. Гимар остановился и свистнул в ответ. «Пароль», — догадалась Машка, постаравшись запомнить на всякий случай, как ответил ее проводник. Мало ли когда еще может пригодиться? Вряд ли эти средневековые ребята додумались до системы смены паролей. А на память Машка никогда не жаловалась, с легкостью запоминая номера телефонов и домофонные коды на дверях чужих подъездов. Ведь никогда нельзя знать точно, что тебе потребуется в будущем!
Почти неслышно сверху спрыгнул плотный мужик в потертых кожаных доспехах, украшенных блестящими чешуйками.
— Ты кого привел? — недружелюбно поинтересовался местный смотрящий-разводящий, бросив на Машку мимолетный взгляд.
— Я не виноват...
Гимар сморщился. Смотреть, как он унижается перед старшим по разбойничьему званию, Машке было невероятно противно. Мужик же, а позволяет товарищу так над собой издеваться! Конечно, это не команда Робин Гуда, но какие-то понятия о равенстве, братстве и взаимном уважении должны быть! Она прокашлялась и обратилась к мужику в доспехе:
— Э-э-э... уважаемый, не знаю вашего имени... Перестаньте орать! У вас какие-то претензии к моему проводнику? Давайте цивилизованно разбираться!
Трусила она, откровенно говоря, чрезвычайно. Подмышки вспотели, а за ушами начало чесаться. Но нельзя же было оставлять глупенького юношу без помощи! А кроме того, это был неплохой шанс показать свою крутость и смелость. Во-первых, герои книжек так поступали довольно часто, и это приносило им успех. А во-вторых, дома она примерно таким же образом запугивала дворовую шпану. Это называлось «брать на понт».
Мужик замолчал от неожиданности и перевел на нее глаза, за секунду ставшие совершенно оловянными. Машка поняла, что переборщила с терминами и построением фраз. Кажется, обалдевший от ее наглости мужик даже не понял, что именно она говорит. А может, женщинам в лагере разбойников вообще говорить запрещается?
— Ты кого привел? — просипел мужик уже совершенно с другой интонацией. — Она же разумцовая! Бо тебя убьет.
— Я в понятии, — отозвался Гимар. — По-твоему, у меня был выбор?
— Сай мертв? — тоскливо спросил мужик.
— Да что вы из меня пугало какое-то делаете! — разозлилась Машка. — Жив ваш Сай. Свалил только. И где ваш пахан, Бо этот? Мне с ним поговорить надо.
— Ну я же говорил! — Гимар по-бабьи всплеснул руками. — Я же говорил, что ты вспомнишь! Разумец силен!
— Ничего я не вспомню! — огрызнулась Машка. — Мне действительно нужно с Бо поговорить. Если у него с мозгами хорошо, я у вас останусь. Я многое умею и много знаю. А если так, как у вас, — дальше приключений искать пойду. Что ты меня своими дурацкими богами пугаешь?
Сверху послышалось агрессивное карканье.
— Не зли священную птицу, — предупредил Гимар, зажмурившись и сжавшись, как мокрый цыпленок, узревший на земле ястребиную тень.
— А, это она мне на голову нагадила?! — обрадовалась Машка. — Ну сейчас я ей покажу, как людям гадости сверху делать! Она у меня сейчас долетается, тварь поганая!
Тут-то палка ей и пригодилась. Великолепная священная птица с наглым видом сидела на ветке, уверенная в собственной значимости, и вела себя так, будто имела депутатский мандат. На палку она не обращала ровно никакого внимания. Машка аккуратно прицелилась и сбила эту пернатую богиню на землю. Птица возмущенно заорала и забила крыльями.
— Ложись! — не своим голосом завопил Гимар.
Оба разбойника рухнули на землю.
— Зараза ты, — ласково сказала Машка, подходя к верещащей добыче. Священная птица, похожая на ярко раскрашенную ворону, вякнула еще разок и замолкла, настороженно кося на Машку одним глазом. — Будешь еще с неба на порядочных людей серить?
Клоунская ворона поднялась, медленно расправила крылья и взглянула на нее с такой царственной брезгливостью, что Машке стало немного не по себе.
— Вар-рвары, — довольно отчетливо произнесла птица. — Подр-ростки! Пр-рокляну!
— Ха! — нахально отозвалась Машка, пытаясь убедить саму себя в превосходстве человеческого разума над пернатой говорящей тварью. — А пособием в кабинет биологии не хочешь?!
— Дур-ра! — обиженно резюмировала птица и величаво воспарила в небо.
— Обзываться еще тут будет, — проворчала Машка, стараясь, чтобы ворчание ее было услышано суеверными разбойниками. — Матрешка крылатая. Вставайте уж, богомольцы!
Разбойник постарше осторожно поднял голову и с опаской огляделся. Лес казался спокойным. Окружающая действительность взрываться концом света пока не собиралась.
— Что, гнев Херона обошел нас? — спросил он очень тихо и вежливо: вероятно, от пережитого ужаса в его голове что-то заклинило.
— Облетел, — хмыкнула Машка. — Что ж вы так перепугались-то? Стыдно, господа разбойники! Взрослые вооруженные мужики, а птички испугались...
— Зато живы, — с достоинством отозвался разбойник.
С такой железной логикой спорить было трудно, но трепет здоровых и не слишком законопослушных мужиков перед какими-то богами Машке не понравился. Это же идиотизм какой-то получается! Разбойники прекрасно видели, что с ней, с Машкой, ничего не случилось. Никто не карал ее за богохульство и оскорбление птички. Насколько же эти темные люди запуганы своими странными богами, если в каждой говорящей пернатой твари видят божественное вмешательство?
— Ладно, потопали к вашему Бо, — велела она.
Искусанные местными невидимыми кровососами ноги зудели. Машке смутно мечталось о горячей ванне, большой банке специального крема из магазина и великих свершениях. Причем о ванне — явственнее всего прочего.
Гимар испуганно икнул, покосился на своего старшего товарища, чье лицо уже успело стать невозмутимым, и покорно поплелся по тропинке. Машка помахала рукой дозорному бандиту и двинулась навстречу неизвестности, олицетворяемому предводителем лесных братьев. Что-то настойчиво грызло ее под левой лопаткой.
— Долго еще до лагеря? — спросила она у молчаливого проводника.
— Почти пришли, — успокоил ее он. — Вон под той ахвой землянка Бо и вырыта.
— А вы под землей живете? — удивилась Машка. — Я-то думала, у вас палатки или что-то в этом роде.
— Вот видишь! — обрадовался Гимар. — Я же говорил, тебе у нас не понравится. В городе-то, ясное дело, лучше!
— Что-то не нравится мне, что ты от меня постоянно избавиться хочешь, — пробурчала Машка себе под нос. — Не по-товарищески это как-то, дорогой друг!
— Чаво? — Гимар обернулся, не расслышав ее.
— Я говорю: а что такое ахва?! — громко спросила Машка и тут же пожалела: Гимар сразу поник, нижняя губа его капризно оттопырилась — кажется, он опять перепугался ее забывчивости. С его точки зрения, это был нехороший симптом.
— Нет, я знаю, что это дерево, — снисходительно сказала она. — Только какое? Там, где я родилась, ахвы не растут.
— Ахвы растут везде, — категорично отозвался разбойник.
— А у нас их вырубили, — схитрила Машка. — Браконьеры.
— Какое святотатство! — ужаснулся Гимар и ткнул пальцем в огромную, разлапистую черную ель, младших сестричек которой Машка уже сподобилась лицезреть, пока топала к таверне от точки выхода.
Так, значит, черные елки здесь священны? В сочетании с глазастым солнышком, некромантами и говорящими птицами это наводило на мысль, что вряд ли ахва считается священной просто так. Значит, что-то в этом деревце есть, какая-то магическая сила... Эх, надо было наломать лапнику!
Перед тем как ступить на аккуратно подстриженную — вероятно, магией, а не газонокосилкой — полянку, Гимар замешкался и обернулся к своей спутнице с непередаваемой тоской во взгляде.
— Тебе точно нужно к Бо? — спросил он. — Или, может, все-таки передумаешь? Может, не нужно? Что-то мне страшно...
Машка уже не была твердо уверена в своем желании видеть предводителя местных разбойников. Ей не нравился лес, не нравились отношения в банде, и кроме того, Машку снедали нехорошие предчувствия. Однако она упрямо помотала головой. Во-первых, всякое дело нужно доводить до логического конца. А во-вторых, ей бы не очень понравилось, если бы Гимар решил, что ей тоже страшно.
Разбойник тяжко вздохнул, провел рукой по воздуху, словно отводя невидимую завесу защитного полога над поляной, и сделал приглашающий жест. Машка выдохнула и решительно шагнула внутрь. Посреди поляны росло забавное дерево, похожее на пальму с совершенно прозрачными листьями или на громадный зонтик из полиэтилена. Под зонтиком стояли заросшие, непрезентабельного вида мужчины и о чем-то негромко переговаривались. Видимо, строили разбойничьи планы.
Пахло свежескошенной травой. Прозрачные листья пальмоподобного дерева дробили солнечный свет на маленькие радуги. Огромные глазастые стрекозы маленькими вертолетами проносились над головой. Мир представлялся бы Машке прекрасным, если бы не вопиющая дисгармония в лице волосато-вонючего мужика с холодными, как сухой лед, глазами, к которому и подвел ее Гимар. Мужик пах тухлыми яйцами и чем-то химическим. От этого резкого ненатурального запаха в носу щипало. Машка чихнула и уставилась на него.
— Бо, я девку привел, — печально сказал Гимар, мелко трясясь. — Крути мою голову, не мог не привести.
Вонючий, вовсе не похожий на знакомых Машке лощеных московских бандитов. Бо сразу подобрался, как кот, и ощупал Машку настороженным взглядом. В сообразительности ему нельзя было отказать. Неудивительно, что такой тип оказался предводителем банды. Родись он в Москве, непременно стал бы банкиром или вообще президентом какой-нибудь банановой республики.
— Привет, Бо, — сказала Машка. — Я тут побродила по дорогам и решила к тебе податься. Ты, говорят, известный авторитет в этих местах.
На лесть обычно покупаются все. Вопрос только в дозировке этой самой лести. Кажется, Бо к ней был привычен. Он пожал плечами и хмыкнул.
— Голова, — продолжил Гимар. — Она, кажись, разумцовая. Вона как говорит.
— Авторидед, говоришь? — пробормотал Бо, сделав вид, что задумался. — Нет, милая, я еще живой. Не дождетесь!
— Я не в этом смысле, — испугалась Машка. — Авторитет — значит известный, уважаемый человек.
— Это верно, — согласился разбойник. — Я уважаемый. А вот кто ты, это еще вопрос. Будем разбираться.
Недружелюбно он это сказал, неприветливо. Глаза у него стали совсем нехорошие — чересчур умные для рядового средневекового разбойника. Равнодушные и неподвижные, как у мертвеца. И запах, будто от очень несвежего покойника. По крайней мере, как Машка себе этот запах представляла.
— Бо, она разумцовая, — подал голос Гимар из-за Машкиной спины. Голосок у него был тоненький и перепуганный, недостойный настоящего мужчины. Он так и не решил, кого боится больше: начальника или гнева бога.
— Сейчас, парень, сообразим, — неласково отозвался Бо, — разберемся, кто здесь разумцовый, а кто так... отлить вышел.
Он прищелкнул пальцами, бросив взгляд на группу разбойников. Щелчок получился звонким и эффектным — Машка даже позавидовала. У нее так ни разу не получилось. Мужичок, настолько приземистый и заросший зеленой бородой, что назвать его иначе, чем пенек с глазами, было невозможно, солидно прокашлялся и угнездился рядом с Бо.
— Эй, Боско, — негромко позвал разбойник. — Скажи, видит ли нас Разумец или его око устремлено куда-то еще?
Пенек закатил глаза и судорожно забурлил горлом, словно вчерашняя гулянка его уже перешла в стадию сегодняшней похмельной агонии. Периодически руки его слабо подергивались и принимались шарить в воздухе, но ничего, конечно, не находили. Прочие разбойники благоразумно стояли на приличном расстоянии от шамана. Спустя некоторое время из его зеленой внушительной бороды выскочила ошалевшая сороконожка, шлепнулась на землю и убежала со всех своих сорока ног. Боско булькнул в последний раз и пришел в себя. Бо смотрел на него холодно и выжидающе. Шаман солидно прокашлялся и покачал головой.
— Нет, хозяин. Разумцу нет дела до нас. Сейчас, по крайней мере.
— Совок ты, Гимар, — пренебрежительно процедил Бо. — Спутал божьего посланника с хитрой девкой. Девка-то тебя на плечи набросила, вокруг себя платком повязала.
И все засмеялись — громко, хлопая друг друга по плечам и добродушно переругиваясь. Только сейчас Машка осознала, какая чудовищная, неестественная тишина царила вокруг, пока Боско шаманил. Словно действительно происходило что-то серьезное, способное напугать людей не то что до безголосья — до безмысленности.
— У, морда страшная! — погрозила она пеньку.
Тот хмыкнул и на всякий случай отодвинулся от нее подальше.
— Ну и что мы с тобой делать будем, хитрая девка? — ласково спросил Бо, делая шаг к ней.
Ласковость его смотрелась нарочито фальшивой, и Машка почувствовала, как по спине затопали мурашки, а предчувствия, терзавшие ее всю дорогу, оформились во вполне реальное беспокойство.
— Э-э-э... Возьмем в банду и обучим всему, чему нужно? — неуверенно предложила она.
— Неправильно! — отозвался атаман. — Мы будем развлекаться, глупая девочка.
— Ну тогда я пошла, мне пора, и приятно было познакомиться, — засобиралась Машка.
— Куда ж ты пошла? — удивился разбойник. — Ты посмеялась, пора и нам посмеяться. Ты с моими людьми, поиграла, надо и им свое получить. По-моему, так будет справедливо.
Соратники его одобрительно и возбужденно загомонили, став еше меньше похожими на товарищей Робин Гуда, если такое вообще возможно. Их неприятные, звериные, заросшие лица обещали Машке много того, чего она с удовольствием бы избежала. В задних рядах уже кто-то негромко подвывал: возможно, среди «лесных братьев» было место не только людям, но и всякой фэнтезийной нечисти вроде волколаков. Машка икнула, сделала шаг назад и почувствовала, что уперлась спиной в шершавый ствол прозрачной пальмы. Бежать было некуда. Темное мохнатое отчаяние накрыло ее с головой. Казалось, ничего уже нельзя изменить. Машка еле удерживалась от того, чтобы заплакать, прекрасно понимая, что на разбойников ее слезы вряд ли произведут требуемое впечатление.
— А есть мы ее потом будем? — требовательно спросил пенек с глазами.
— Оу-бижаешь! — взвыл кто-то из толпы. — В ней есть нечего-у!
— Хаувас! — прикрикнул Бо. — Держи себя в руках! До смены лун, между прочим, еще очень долго. Еще раз услышу твой вой, будешь сидеть в яме, пока голос не потеряешь. Певец серый, тоже мне.
— Так у вас тонкий музыкальный слух? — нежно проворковала Машка. — А хотите, я вам напоследок песню спою?
Звуковая атака должна была отвлечь внимание атамана разбойников, чтобы Машка могла сбежать. Жаль, что у нее нет с собой магнитофона! Извратить само понятие музыкальности так эффектно, как это делали люди, чьи голоса звучали из динамиков на ларьках возле любой станции московского метро, она не умела. Как и подобает уважающему себя подростку, Машка в знак протеста против тирании взрослых обожала Кипелова, «Металлику» и «Мановар», но вот со словами их песен у нее всегда возникала проблема. Как-то не запоминались. А потому во весь свой не поставленный дурной голос она заорала ту песню, которую чаще всего слышала под своими окнами.
— Владимирский централ, ветер северный! — отдалось эхом в лесу.
От неожиданности Бо присел. Разбойники растерялись, а Машка со всех ног кинулась в просвет между деревьями, не переставая громко орать песню, столь популярную у московской шпаны. Бандиты проводили ее заинтересованными взглядами, но никто не сдвинулся с места. Искусство, очевидно, произвело на них настолько сильное впечатление, что они никак не могли прийти в себя.
Все бы ничего, но оказалось, что Гимар перед входом на поляну производил загадочные манипуляции не просто так, а с особым магическим смыслом. Выход с поляны был заблокирован невидимой стеной, и бесполезно было орать простенькое: «Сезам, откройся!» Это был не Сезам, а силовое поле магической природы. Потыкавшись немного в преграду, Машка печально развернулась обратно. Никто из разбойников из уважения к ее музыкальному таланту не сподобился сообщить ей пароль на открытие выхода, и, судя по выражению их лиц, не горел таким желанием.
Когда Бо подошел связать ей руки за спиной, Машка не стала сопротивляться. Она напряженно обдумывала новый план побега.
Стемнело. В лесу громко стрекотали какие-то насекомые и надрывно, жалостно орала то ли кошка, то ли птица. Поклонники Машкиного таланта певицы сидели кружком вокруг костра и заунывно подтягивали:
— А тучи, как лю-уди!
Особенно усердствовал давешний волколак. Руки у Машки ужасно затекли, а между лопатками чесалось, но пауз между песнями она почти не делала. Шаман Боско, грозно посматривал на нее из темноты и, как только Машка умолкала, принимался магическим способом щекотать ее под ребрами. Вначале, правда, этот идиот пытался щекотать ей пятки, кожа на которых давно задубела и превратилась в одну большую мозоль. Тогда Машке было смешно, и, похрюкивая для виду, она строила план побега. Теперь смешно уже не было: или пой, или извивайся от щекотки. А самое обидное — обидчику даже нельзя было засветить в глаз: магией Машка не умела пользоваться, хотя в способностях своих не сомневалась. А кулаком тянуться было далеко. Предусмотрительный шаман сидел за спиной оборотня, довольно далеко от Машки. От беспомощности Машка беззвучно ругалась и старалась вспомнить все самые ужасные песни. А вдруг какая-то из них окажется страшным заклинанием, как описано в книге у Сташеффа? Надежда на это была довольно призрачной, да и вообще, с тех пор как Машка попала в этот сумасшедший мир, доверия к писателям-фантастам у нее поубавилось изрядно. Здесь все было не так, как они утверждали в своих бесспорно прекрасных, но нереальных книжках. Ну почему, почему никто из них не удосужился написать какое-нибудь «Практическое пособие по выживанию в мире фэнтези»? Именно таких знаний сейчас Машке более всего не хватало.
Школьный рюкзак у нее отобрали. Машка сильно сомневалась в том, что разбойники умеют читать, и оттого библиотечной книжки было еще жальче. Не то чтобы Машка надеялась, что у нее будет возможность книжку дочитать, но, согласитесь, это же обидно, если книга достается людям, способным использовать ее только в качестве материала для растопки. Босоножек тоже было жалко, но не так сильно — они все равно очень старые. Будет забавно посмотреть, как атаман с его невообразимыми лапищами попробует натянуть их на себя. А что? Дикари всегда так делают. Еще жаль было пластикового брелочка-дракона, который шаман сразу же вытребовал себе, сочтя его, наверное, каким-нибудь амулетом. Теперь он болтался в связке прочих магических штучек у него на груди, выглядывая из бороды. Дракончик мило соседствовал с какими-то камушками, сушеными костями и поблескивающими железками. Наверное, ему там не слишком нравилось, но ни он, ни Машка ничего не могли с этим поделать.
Бо, прицепивший трофейные босоножки к поясу, вышел к костру, когда в памяти Машки оставались только «Чунга-Чанга» и «Каким ты бы, таким ты и остался». С этими образчиками музыкального творчества она тянула до последнего, не будучи уверенной в том, что ей удастся спеть их без отвращения. Бандит, предавший все литературные разбойничьи принципы, усмехнулся, глядя на нее, сплюнул на землю и присел возле костра. Сразу две кружки как по волшебству возникли перед ним — компания своего атамана шибко уважала.
— Хорошо поешь, птичка, — заметил он, прихлебывая горячее варево.
— Да уж получше тебя, — устало огрызнулась Машка. — Вы меня когда отпускать будете?
— А кто тебе сказал, что мы тебя отпустим? — удивился атаман. — Ты же неглупая девочка, подумай сама: ты знаешь, где нас найти и как мы выглядим. С какого перепугу мы тебя отпустим, чтобы ты немедленно побежала в город и рассказала все стражникам?
— А меня боги очень любят! — пригрозила Машка, чувствуя, что руки страшно затекли и пальцев она почти не ощущает.
Ноги ее болтались в полуметре от земли, как две оборванные хулиганами бельевые веревки. В смысле использования они были так же безнадежны, как и руки. Это представлялось Машке ужасно огорчительным, потому как действующие руки и ноги — главное условие удачного побега. Даже если бандиты немедленно устыдились бы и развязали ее сейчас, скорее всего, она упала бы на землю мешком и отлеживалась до самого утра.
— Это их проблемы, — равнодушно обронил Бо, однако слегка напрягся.
Почувствовав слабину, Машка усилила психологическое давление. Что бы ни говорил этот бессовестный заросший мужик с глазами мертвеца, богов он боялся.
— Они не оставят без внимания жестокое отношение ко мне. И ужасно отомстят за мою смерть! — сказала она, пристально глядя на шамана.
Пенек с глазами забеспокоился и привстал с охапки сушняка. Машка улыбнулась самой коварной из своих улыбок и вдохновенно продолжила:
— Они, боги, знают все ваши имена и найдут вас, как бы вы ни прятались!
В темной сырой глубине леса родился низкий звук, похожий на гудение линии электропередачи. Если этот звук производило животное, то это было очень большое животное. Шаман вскочил, подбежал к Бо и забормотал тревожно на незнакомом Машке щелкающем языке. Атаман раздраженно отмахнулся, но шаман не отставал. Он принялся прыгать вокруг Бо, воздевая руки и прищелкивая языком в такт своим движениям. Это смотрелось странно и внушительно. Звук усилился, словно животное приближалось к поляне, и атаман наконец соизволил отреагировать на варварские танцы пенька с глазами.
— Я слышу! — сказал он. — Собирайся, идем!
В лесу полыхнуло оранжевым. Внезапный яркий свет выделил силуэты деревьев с угрожающе растопыренными лапами, черные парашюты огромных лопухов и медленно ползущую по земле тушу, похожую на сухопутного кита или на безногого слона. Машка сглотнула и судорожно подумала: «Примерещилось со страху». Полагать так было легче и приятнее, чем принять реальность, в которой есть место подобным зверькам. Собравшись с духом, она решила продолжать попытки к бегству.
— Вот! — значительно произнесла Машка. — Они уже слышат вас. Это их дыхание, их шаги. Ваша смерть близко.
Гимар неожиданно побагровел лицом, упал наземь и забился в судорогах.
— Я говорил, я говорил! — кричал он. — Мне не верили, а я видел все это! Смерть стояла на краю леса и глядела мне в глаза!
Волколак с любопытством посмотрел на него и осторожно пнул припадочного ногой. Прочие же разбойники не обратили на верещание Гимара ровно никакого внимания, как будто молоденький разбойник устраивал такие сцены по два раза на дню. А в выходные — даже три раза, чтобы скучно не было. Пенек с глазами немного послушал истеричные излияния, поцокал языком и сделал неуловимый жест рукой. По его грязным длинным ногтям пробежали бледные зеленые искры, протанцевали вокруг кисти сложный танец и, сорвавшись, ударили Гимара прямо в лицо. Паренек замер и закрыл глаза, не переставая тяжело и неритмично дышать. Однако поток его апокалиптических откровений иссяк. Машка, открыв рот, наблюдала за первым в своей жизни сеансом боевой магии. Все остальное: невежливые разбойники, затекшие руки и даже угроза ее собственной жизни — мгновенно вылетело из ее головы.