Страница:
— Ох, это что, настоящая магия? А вы маг? Как вы это делаете? — благоговейно спросила она.
Шаман замешкался и удивленно посмотрел на нее.
— Вот эти зеленые искры — это ведь магия, да? — не отставала Машка. — Вы его что, парализовали? А надолго?
Вопросы сыпались из нее с такой скоростью, что Боско не успевал на них отвечать. А может быть, и не хотел.
— Эй, Боско, ты там уснул, что ли?! — крикнул атаман, раздраженный все усиливающимся лесным звуком и бездействием шамана.
Боско махнул рукой — мол, сейчас иду — и с достоинством ответил:
— Да, я, безусловно, маг. И все, что я делаю, — магия. Ты же видела, я разговаривал с небом, травой и деревьями, чтобы они сказали мне, нет ли поблизости соглядатаев Разумца.
— Так и я умею. — Машка смущенно улыбнулась. — А чтобы искры — нет, такого еще не получалось. А как это делается? Наверное, сложно?
— Нет, вовсе не сложно, — отозвался купившийся на ее восхищение и примитивную лесть лесной маг, затюканный атаманом. — На это даже магических способностей не нужно. Достаточно немного практики. Как только ты научишься делать вот этот простенький жест Вай-сиси пятой ступени дома Магот, у тебя все начнет получаться. А если хочешь, чтобы искры были красными, жест нужно немного видоизменить.
«Какой образованный пенек! — удивленно подумала Машка. — Он же явно где-то учился, в каком-нибудь местном аналоге Гарварда. Что он делает здесь, в лесу, среди жалких разбойников?» За пальцами Боско она следила очень внимательно и все пыталась повторить хитрое движение.
— Эй, Боско! — закричал атаман, уже приходя в ярость. — Бери девчонку и пошли! Или ты хочешь, чтобы нас всех тут переехало? Зачем я тебя кормлю? Чтобы с пленниками разговоры разговаривал?
— И за это тоже, — педантично ответил Боско, но так, чтобы предводитель банды не мог его услышать.
Ему не хуже других было известно, какой тяжелый характер у знаменитого разбойника Бо. Он споро распутал Машку и щелкнул ее большим пальцем по лбу, отчего плечи и бедра у нее немедленно свело так, что не то что бежать — пошевелиться было больно. Магические путы работали ничуть не хуже обычных.
Лесной звук слегка изменил тональность, и стало слышно, как потрескивают деревья вокруг поляны там, где проползает чудовищный зверь. Машка валялась на холодной земле, думая о том, успеет ли она простудиться, и смотрела на незнакомые созвездия в черном небе. Шаман сочувственно взглянул на нее, но идея воспротивиться воле своего атамана даже не постучалась в его заросшую мхом голову. Он тяжело вздохнул, протянул костлявые, как у Смерти, пальцы по направлению к обездвиженному Машкиному телу и выкрикнул неприлично звучащее слово. Магическая сила пощекотала Машку под ребрами и, легко подхватив, вознесла над головой разбойничьего шамана. Покачиваясь, Машка поплыла к деревьям, сгрудившимся на краю поляны, как армия Темного Владыки в предвкушении победы над Светлыми Силами. И Машку почему-то совершенно не утешало то, что в этой игре Светлые Силы воплошала именно она. Машка предпочла бы играть на стороне победителя. Она сжала зубы и кулаки. И только после этого осознала, что маг оставил ее пальцам свободу движений.
Дикая процессия, во главе которой плыла Машка, медленно продвигалась по лесу. Некоторые длинные ветки, проснувшиеся от близости людей, норовили шаловливо пощекотать Машку по лицу. Это было противно, но Машка старалась не отвлекаться от важного занятия — она училась магии.
Снова и снова она щелкала пальцами хитрым образом, который продемонстрировал шаман-носильщик. Тот старательно делал вид, что не замечает ее попыток и пыхтения. Боско тоже несладко жилось среди разбойников, и в отличие от атамана к чужому восхищению, особенно настолько искреннему, как Машкино, он не привык.
— Японский городовой! — тихонько ругалась Машка сквозь зубы.
У нее ничего не получалось. Но не может же быть так, чтобы у нее не оказалось способностей к магии! Ни в одной книжке не было такого казуса. Ведь она зачем-то попала сюда. Не может же быть, что просто так?
Когда спина ее затекла, а от покачивания начало тошнить, очередной щелчок пальцами все-таки извлек из сырого ночного воздуха жалкую стайку зеленых искр. Нацелившиеся на Машку местные кровососущие твари испуганно шарахнулись в сторону, но больше никто, слава богу, колдовства не заметил. Оставалось надеяться, что в следующий раз искры получатся внушительнее и произведут впечатление на коварных разбойников. Или на то существо, которое шумно бродило в лесу, хотя последний вариант Машку устраивал гораздо меньше. Она знала несколько компьютерных игрушек, где половина существ имела иммунитет к магии, а стучать по бронированной шкуре какого-нибудь мерзкого монстра она еще не была морально готова.
— Простите, а куда вы меня тащите? — вежливо, но довольно громко осведомилась она.
Процессия остановилась, словно всем разбойникам кто-то одновременно дал под дых. Послышалось сдавленное покашливание, и Машка обрела вертикальное положение. Маг стоял рядом с ней, и пошевелить она могла только пальцами. Бо подошел поближе и, дыхнув ей в лицо гнилью, произнес:
— Игры закончились. Лесной старец требует свою долю развлечений. И он очень голоден.
— Хлеба, значит, и зрелищ... — задумчиво пробормотала Машка.
— Мяса, — поправил ее атаман. — Мяса и воплей. Демонов принято ублажать именно так. Я не могу сказать, что сочувствую тебе. Я не люблю лживых баб. Но ты вела себя достойно, а потому я надеюсь, что после смерти ты попадешь в какое-нибудь хорошее место.
— А можно не после смерти, а сейчас? — мрачно спросила Машка, ни капли не надеясь на положительный ответ.
Но сбежать она по-прежнему рассчитывала. Еще бы: в ее руках страшное оружие — магия, которой научил ее пенек с глазами. И у нее нет религиозных предрассудков, которые помешали бы ей треснуть бога, демона или ангела подвернувшейся корягой по голодной морде.
— Нет, — отрезал разбойник. — Нельзя.
— Жаль, — вздохнула Машка.
Атаман повернулся к ней спиной и приветливо помахал кому-то рукой. Машка почувствовала, как расслабилась онемевшая от заклятия шея. Мгновением позже отпустило и сведенные плечи. Машка немедленно вытянула шею, надеясь разглядеть Лесного старца и быстренько выстроить план дальнейших действий, исходя из его размеров и внешнего облика. Ее снова ждало тяжелое разочарование. В последнее время это происходило с пугающим постоянством. Взору ее предстал залитый непроглядной, чернильной тьмой овраг, на дне которого шевелилась чья-то крупная, угрюмо вздыхающая туша с зыбкими, постоянно меняющимися очертаниями. А может быть, там было несколько разных туш, живущих тесным коллективом, — в такой темнотище не разглядишь.
И тут Машка наконец-то поняла, почему от атамана так гадко воняло. Очевидно, он часто и плотно общался с тем странным господином или господами, которым ее сейчас собирались представить в качестве ужина. Судя по запаху, доносящемуся из тьмы, господин сей был не только громаден или многолик, но и безнадежно мертв. Настолько безнадежно, что уже разлагался. И продолжал двигаться исключительно благодаря волшебству, которого в этом мире было предостаточно. «М-да, — подумала Машка, — бывают ситуации, когда магия только во вред». Из оврага послышалось сопение, старческое покашливание и чавканье. Машку передернуло.
— Лесной старец! — почтительно позвал Бо. — Прими нашу жертву и не оставь нас своим покровительством. Мы почитаем тебя, признаем владыкой этой земли и страшимся.
Машка устрашилась тоже, но ни на разбойников, ни на чудище это не произвело никакого впечатления. Никто не устыдился и не кинулся спасать ее, а Лесной старец не желал менять свои гастрономические планы. Чавканье стало громче. Житель оврага с энтузиазмом воспринял предложение разбойника и готовился принять дары.
— Нет, знаете, я не согласна! — решительно сказала Машка, но никто не обратил на ее слова никакого внимания.
Все вели себя так, точно не слышали ее. Только шаман исподтишка сложил пальцы так, будто собирался щелкнуть ими. Машка мысленно поблагодарила его, поскольку ничего более существенного сделать просто не могла.
— Бросайте девку! — велел Бо своим подручным.
Мужики раскачали Машку и бросили в овраг, совершенно не заботясь о том, что по дороге она может что-то себе сломать, а это сильно понизит ее шансы на спасение. Увы, они вовсе не хотели, чтобы она спаслась.
Падая, Машка больно ударилась локтем о выступающий из земли твердый корень и, зашипев от боли, приземлилась на что-то мягкое, влажное и пружинящее. Чавканье продолжало доноситься откуда-то сверху. Вероятно, пасть демона располагалась там, и разбойники, хотя и целились, не попали Машкой в нее. Потенциальная жертва вскочила на ноги, сморщилась от боли и возблагодарила неведомые ей, но несомненно могущественные силы за разбойничий промах. Оставалось найти если не лестницу наверх, то хотя бы относительно пологий склон, по которому можно выбраться на другую сторону оврага. Лесной старец производил впечатление существа неумного и неповоротливого из-за своих чудовищных размеров.
Чавканье сменилось недоуменным хрюканьем и жалобным постаныванием. В другое время и в другой ситуации Машка непременно посочувствовала бы существу, оставшемуся без вожделенного ужина, но сейчас ей было не до этого. Да и настроение, откровенно говоря, было совсем не то, чтобы сочувствовать неудачливому гурману. Нащупав в темноте скользкий глиняный склон, Машка принялась карабкаться наверх, уповая только на то, что склон этот не окажется тем же самым, с которого ее так невежливо сбросили.
Минутой позже стоны стихли и вокруг воцарилась полная тишина. Тьма начала постепенно светлеть, превращаясь в такой же непроглядный туман. Вонь разлагающейся плоти била в нос, но Машка старалась не чихать и не фыркать, чтобы не привлечь к себе внимание овражного жителя. Она упрямо вцеплялась в траву и в корни, уже не обращая внимания на то, что иногда они стараются вырваться из ее рук. Склон оказался страшно скользким, и Машка вся перемазалась в глине. Она не знала, сколько еще осталось карабкаться. Туман был такой густой, что руки, вытянутые вверх, мгновенно терялись и растворялись в нем.
Снизу послышалось вкрадчивое шипение. Машка удвоила усилия по своему спасению и продвинулась вверх еше на полметра. Корень, за который она раньше цеплялась, теперь неприятно вдавливался в живот, а выше... Сколько Машка ни шарила руками, ничего, за что можно было бы зацепиться, не находилось. Жалкая тонкая трава рвалась в ее руках, а деревья с мерзкими, живыми, но относительно надежными корнями, видимо, росли выше. Машка прижалась щекой к земле и тихонько всхлипнула от жалости к себе. Делать нечего, надо ползти в другую сторону, одновременно готовясь обороняться от прожорливого старца.
— Беж-жиш-шь? — прошипело снизу.
Машка вздрогнула, и нога ее соскользнула с корня, на котором она с большим трудом удерживалась до этого. Машка охнула, попыталась зацепиться хоть за что-нибудь и кубарем скатилась обратно на дно оврага. Из тумана навстречу ей медленно выступил худенький мальчик лет десяти, нескладный, длиннорукий, с белыми, как молочная пенка, глазами без зрачков. Он улыбнулся Машке.
— Ты кто? — глупо спросила она, судорожно пятясь.
Мальчик не ответил, неотвратимо приближаясь к ней. Кажется, он вообще не считал нужным тратить свое время на бесполезные разговоры.
— Тебе чего надо, малявка?! — крикнула Машка, надеясь если не заставить его остановиться, то хотя бы как-то растормошить. Это молчаливое приближение очень нервировало ее.
Но мальчику не было дела до ее оскорблений. У него была цель, и ничто не могло отвлечь его от нее. Это был Лесной старец, отчего-то избравший для предсмертного явления сегодняшней своей жертве такое обличье. Машка отступила еще на несколько шагов и криво усмехнулась.
— Ты что, метаморф? — поинтересовалась она. — Только что, кажется, ты был ужасно вонючей здоровой жабой. Вонючим ты и сейчас остался, но на жабу уже не очень похож.
Машка взглянула на него внимательнее и поняла, что ошиблась. У ее противника были волосы, человеческие руки и ноги, но все же что-то неуловимо жабье присутствовало в его отталкивающей внешности. У мистического существа, которому поклонялись разбойники, кровь была холодной, лягушачьей. И движения казались лягушачьими — резкими, точно в любой момент он был готов кинуться и сожрать свою жертву. Он не сомневался в своем превосходстве, а просто выбирал, когда ему будет удобнее это сделать. Машка защелкала пальцами, пытаясь применить против овражной нечисти единственное имеющееся у нее оружие — магию. Ладони у нее были мокрыми от страха, а руки дрожали, но вопреки ее опасениям искры не заставили себя долго ждать. Они сорвались с ее пальцев крохотными воинственными осами и устремились к противнику. Машка несмело улыбнулась, глядя, как они танцуют вокруг его головы.
Некоторое время Лесной старец заинтересованно наблюдал за этими плясками, вертел головой, совсем как маленький мальчик, которому показали красивый фокус. Потом искры растворились в воздухе, не нанеся ему никакого видимого ущерба. Он повернул лицо к Машке и оскалился.
— Отвлекаеш-шь? — недоуменно спросил он.
Машка готова была плакать от бессилия. Конечно, ее восхитили искры, но интересовалась-то она действием! Искры — это здорово, но ей-то хотелось не отвлечь, а парализовать Лесного старца, как это сделал глазастый пенек.
— Эй, ты меня не жри. Я ядовитая, — предупредила Машка, чувствуя, как перехватывает от страха горло. — Отравишься.
— Лж-жеш-шь. Беж-жиш-шь. Не нуж-жно, — коротко сообщил ей старец.
— Еще как нужно! — возразила Машка и боком, стараясь не поворачиваться к нему спиной, кинулась к противоположному склону оврага.
Может быть, там ей повезет больше. Старец забеспокоился и резко выкинул вперед руки. Именно выкинул: его маленькие, трогательные детские руки на поверку оказались длинными, как дворничьи шланги. Без какого-либо видимого усилия они поймали Машку и с силой потянули к неподвижно стоящему мальчику, который ни словом, ни даже движением не демонстрировал своего торжества. Вероятно, эмоции вообще были чужды ему. Он знал только голод.
Машку протащило по дну оврага и положило у ног мальчика. Лесной старец склонился над ней, как склоняется работник расписаться в ведомости о получении зарплаты. От него пахнуло вонью и нежностью. Движения его стали плавнее и мягче. Он заглянул в Машкины глаза своими жуткими, неподвижными белками и открыл рот, более похожий на зев помойного бачка, где жуки и черви объедаются гнилой картошкой и прочей дрянью. На мгновение Машке стало невероятно противно, до визга, до тошноты, до желания немедленно умереть. Ладонь мальчика, ледяная, мертвая, скользнула по ее лбу, закрыла глаза. Стало темно, холодно и спокойно. Наверное, рано или поздно такое состояние наступает, если, играя осенью на свалке, случайно закроешь себя в неработающем холодильнике. Машка всегда опасалась, что с ней случится что-то подобное, когда собирала барахло на промышленных свалках на продажу. Иногда там встречались интересные вещи — микросхемы, телефоны и электрошокеры. Она очень боялась провалиться или залезть туда, откуда не будет возврата. Отсюда, кажется, возврата не было, но Машке это было уже все равно.
Ничего не осталось ни вокруг, ни внутри нее. Ни ужаса. Ни стремлений. Ни желаний. Только хищный мальчик с голодными глазами, и боль, захлестнувшая горло и легкие мерзкой, мутной водой. Это было вовсе не страшно, нет. Машка лениво удивилась самой себе. Она могла бы сказать, что спокойна, не будь это ощущение погружения в грязную вонючую воду таким противным. И руки белоглазого мальчика — холодные, скользкие, жадные — вызывали отвращение. Они цеплялись за ее тело настойчиво, как вцепляется менеджер в сочную куриную ножку, стараясь уложиться в свой обеденный перерыв.
Где-то внутри — то ли в желудке, то ли в глубине души — все еще билось что-то ошалевшее от страха. Оно еще рвалось, вопило и хотело бежать. Но всей остальной, большей части Машкиного сознания уже было все равно. Она мечтала уснуть. Прямо перед собой она видела мягкую темную бездну, которая манила ее. Она так устала! Уже сутки она бродила по чужому миру, она промокла, ее мучили разбойники, и только сейчас ей выдалась возможность отдохнуть. Ее уже не смущал приторный запах гнили, пропитавший эту бездну. Она хотела так мало — лечь и закрыть глаза, а потом исчезнуть отсюда, переместившись в тот спокойный и сладкий мир, что встречает людей в приятных сновидениях. Ей надоело бежать и искать что-то, надоело зубами вырывать у других свое место под солнцем, надоело доказывать миру, что она ничуть не хуже других. Какая разница, кто какого статуса добился, если в конце всех — нищих и богатых, талантливых, известных и последних бомжей — ждет одно и то же: сон, переходящий в ничто? Сон о разрушении, забвении и смерти. И сейчас Машке казалось, что это самое прекрасное, что может случиться с человеком: прекращение волнений и беспокойства. Навечно. Абсолютное равенство — в смерти. И тонкий голос изнутри, призывавший ее проснуться и бежать, стих. Наверное, умер. Машка зевнула раз, другой... и уснула.
Громкое чавканье не потревожило ее.
Разбойники еще некоторое время стояли на краю обрыва, осторожно вглядываясь во тьму на дне оврага и прислушиваясь к звукам, доносящимся оттуда. Когда жалобное постанывание и дикий визг сменились чавканьем, Бо удовлетворенно выдохнул и махнул рукой, веля возвращаться. Его шаман еще секунду всматривался во тьму, а после, сгорбившись, развернулся и последовал за своими товарищами. Если бы странная девочка отбилась от того, кто совсем недавно поселился в разбойничьем лесу, она заменила бы шамана в банде. Ведь это Лесной старец, пришлый агрессивный дух, заставил шамана покинуть овраг, в котором тот жил с рождения. Прежде он владел этим лесом, был его духом-хранителем, и только старец вынудил его идти на поклон к разбойникам, которые потребовали службы за еду и возможность не покидать родной лес. Старцу на дальнейшую судьбу бывшего хранителя было наплевать — лишь бы жертвы приносились вовремя. Шаману не по силам было тягаться с ним, но девочка... Ему показалось, что ей есть что противопоставить старцу. Жаль, что он ошибся. Ему так хотелось свободы и покоя! Как смешно она думала о нем — пенек с глазами... Надо запомнить.
Красная луна висела над лесом, выпирая из облаков вишенкой из кремового торта.
Спиной Машка ощущала жаркую жесткую простынку, но никак не могла проснуться, словно у нее была температура. Она парила в воздухе над темным лесом, над головой висела алая здоровая луна, и Машка прекрасно понимала, что все это сон. Внизу кто-то возился и чавкал. «Неужели вампир и разбойники мне тоже приснились? — подумала она. — И салон, и другой мир...» Судя по знакомой простыне, это было именно так. С одной стороны, это было очень обидно, зато с другой — обнадеживало. Ведь если ее не сожрал проклятый Лесной старец, значит, она жива, а жизнь предоставляет человеку массу приятных возможностей. Даже если перемещение в другие миры — фантастика.
Приняв за аксиому то, что она просто заболела и теперь валяется дома с температурой, Машка попыталась проснуться еще раз и снова потерпела поражение в борьбе с болезненным сном. Прямо перед ней в воздухе разгорелось сияние. Она опасливо отлетела в сторонку и принялась наблюдать, как розовое яркое пятно расползается по ночной тьме, все увеличиваясь в размерах. Контролировать свой сон Машке не удавалось. Вопреки ее мысленным стараниям скорость роста пятна не убыстрялась, цвет не менялся, и байкер Макс из соседнего подъезда из него тоже не выходил с намерением сказать Машке комплимент.
Спустя некоторое время пятно перестало расти совсем, и из центра его появилась большая красная лошадь, приветливо кивнувшая Машке головой, словно они были знакомы давным-давно. Машка повнимательнее посмотрела на лошадь, но никаких ассоциаций, кроме как с известной картиной Петрова-Водкина, у нее не возникло.
— Мы где-то встречались? — на всякий случай поинтересовалась она вежливо.
— Вряд ли, — отозвалась лошадь.
Машка ничуть не удивилась тому, что красная лошадь умеет говорить, — чего только не встретишь во сне, который тебе снится при гриппе.
— Маша, — представилась она.
Лошадь мотнула головой.
— Я знаю, как тебя зовут. И я пришел по делу.
И Машка поняла, что это не лошадь, а конь. Вероятно, именно он позировал знаменитому художнику для его картины. Машке стало ужасно смешно.
— Сосредоточься, — строго сказал конь. — Тебе нужно собраться, осознать себя и перестать делать глупости. В дальнейшем у меня появится много других дел помимо опекания тебя. Ты попадаешь в переделки каждые несколько часов, а это недопустимо для взрослой девушки.
— Ну я же не виновата, что мне не выдали подробную инструкцию по пользованию волшебным миром, — немедленно включилась в игру Машка. У снов свои правила, которым стоит следовать.
— Такой инструкции не существует, — сообщил ей конь, подумав немного. — Миры все разные, и всё зависит только от твоей сообразительности и твоего статуса.
— Здесь другие правила, — возразила Машка. — И я не умею по ним играть.
— Любой мир — это система, — нравоучительно заметил конь, помахивая длинным черным хвостом, хотя мух или слепней вокруг не было и в помине. — Если ты способна обучиться системе, ты не пропадешь. Не разочаровывай меня. Я думаю, освоить принципы выживания в мире, каким бы он ни был, ты вполне способна.
— Ну да, — подхватила Машка, — И с демоном я тоже справиться способна без магии. Да что магия, у меня даже ножа или кастета нет. А духи с демонами тут на каждом углу кишат. Прямо как промоутеры дома, деваться от них некуда!
— Дело не в демонах, — отозвался конь. — Дело в том, будешь ли ты соваться в те места, где они есть, и научишься ли ты соизмерять свои желания со своими же возможностями. Нельзя постоянно надеяться на любовь богов, которых ты даже не знаешь. И демоны тут ни при чем. Ты же дома не ходишь в наркоманские притоны? И с духами не связывайся!
— Да зачем вообще все эти духи, демоны и прочая дрянь?! — возмутилась Машка, как будто имела какое-то право возмущаться. — Эти опиумы для народа?! Ерунда какая-то тут творится. Какой идиот их вообще выдумал?
И осеклась, поняв, что переборщила. Но конь не обиделся и не ушел обратно в свое розовое сияние. «Кто он такой и почему он со мной цацкается?» — задумалась Машка и пытливо уставилась на него.
— Все эти глупые конструкты, — задумчиво сообщил он, — это переработанные, пережеванные эмоции. Большинство обитателей мира не способны воспринять эмоции, переживания и наставления богов в чистом виде. Они не понимают их, а кристальная чистота мысли, свойственная высшим существам, сжигает их. Отсюда и созданные нами образы. Так удобнее.
— Но почему мы с разбойниками видели эту дрянь неодинаково? — спросила Машка. — И я сама по ходу дела по-разному ее видела. Сначала массой какой-то вонючей, а потом мальчиком-вампиром?
— Конструкт пластичен. — Конь кивнул лобастой головой. — То есть я хотел сказать, образ воспринимает твои мысли и подстраивается под твой уровень развития.
— Значит, мой уровень развития соответствует вампиру, а их — какому-то старцу? — уточнила Машка.
— Не все так просто. Ты намного старше разбойников, а потому для них это существо старше, а для тебя моложе. — Алый конь улыбнулся. — Пойми, такой образ довольно примитивен. Ему сложно отследить нюансы. Боюсь, он даже не понял, что ты не совсем человек...
— Как это не человек? — перебила говорящего коня Машка, в голове которой сразу же зашевелились ужасные подозрения, одно хуже другого.
— Человек — это живущее около шестидесяти лет обыкновенное существо, рожденное в этом мире, — мягко объяснил конь. — Не обладающее способностями к магии. Ты же не будешь спорить с тем, что несколько отличаешься от местных крестьян?
— Не буду. — Машка настороженно кивнула, но спорить действительно не стала, хотя подозрения и не оставили ее полностью.
— Все духи этого мира сильны, — продолжал конь прерванное объяснение, — но их мозг не более развит, чем мозг ребенка. Это существа, призванные внушать страх. Им не нужен ум, не нужно совершенствование. Таких вполне достаточно, чтобы контролировать этих смешных разбойников.
— Смешных?! — Машка так возмутилась, что чуть не проснулась.
— Ах да... — смутился конь и захлопал ресницами. — Прости, пожалуйста. Я не думал, что это тебя так потрясло.
— Да я полдня на их дурацком дереве провисела, — буркнула Машка. — А потом этот их людоед малолетний. Конечно, очень смешно... Наверное, у меня просто нет чувства юмора.
— Ну не злись, — примирительно сказал конь и фыркнул. — Ничего же не случилось страшного.
— А могло бы... — по инерции проворчала Машка.
Конь как-то странно на нее покосился и продолжил:
— А разбойники чувствуют его силу, потому ддя них он Лесной старец.
— А я, значит, не чувствую? — съязвила Машка.
— Просто для тебя сила, мощь не имеют такого значения, как знания и интеллект, — парировал конь. — Это сложно объяснить. Ты — существо совершенно иного менталитета, нежели живущие здесь...
От обилия умных слов, свисающих с нити разговора словно пучки лапши, у Машки закружилась голова. Она чувствовала, как суть беседы ускользает от нее. Это нервировало. А тут еще и конь перед ее глазами принялся расплываться. Она попыталась сфокусировать взгляд на своем собеседнике, но это ей никак не удавалось.
Шаман замешкался и удивленно посмотрел на нее.
— Вот эти зеленые искры — это ведь магия, да? — не отставала Машка. — Вы его что, парализовали? А надолго?
Вопросы сыпались из нее с такой скоростью, что Боско не успевал на них отвечать. А может быть, и не хотел.
— Эй, Боско, ты там уснул, что ли?! — крикнул атаман, раздраженный все усиливающимся лесным звуком и бездействием шамана.
Боско махнул рукой — мол, сейчас иду — и с достоинством ответил:
— Да, я, безусловно, маг. И все, что я делаю, — магия. Ты же видела, я разговаривал с небом, травой и деревьями, чтобы они сказали мне, нет ли поблизости соглядатаев Разумца.
— Так и я умею. — Машка смущенно улыбнулась. — А чтобы искры — нет, такого еще не получалось. А как это делается? Наверное, сложно?
— Нет, вовсе не сложно, — отозвался купившийся на ее восхищение и примитивную лесть лесной маг, затюканный атаманом. — На это даже магических способностей не нужно. Достаточно немного практики. Как только ты научишься делать вот этот простенький жест Вай-сиси пятой ступени дома Магот, у тебя все начнет получаться. А если хочешь, чтобы искры были красными, жест нужно немного видоизменить.
«Какой образованный пенек! — удивленно подумала Машка. — Он же явно где-то учился, в каком-нибудь местном аналоге Гарварда. Что он делает здесь, в лесу, среди жалких разбойников?» За пальцами Боско она следила очень внимательно и все пыталась повторить хитрое движение.
— Эй, Боско! — закричал атаман, уже приходя в ярость. — Бери девчонку и пошли! Или ты хочешь, чтобы нас всех тут переехало? Зачем я тебя кормлю? Чтобы с пленниками разговоры разговаривал?
— И за это тоже, — педантично ответил Боско, но так, чтобы предводитель банды не мог его услышать.
Ему не хуже других было известно, какой тяжелый характер у знаменитого разбойника Бо. Он споро распутал Машку и щелкнул ее большим пальцем по лбу, отчего плечи и бедра у нее немедленно свело так, что не то что бежать — пошевелиться было больно. Магические путы работали ничуть не хуже обычных.
Лесной звук слегка изменил тональность, и стало слышно, как потрескивают деревья вокруг поляны там, где проползает чудовищный зверь. Машка валялась на холодной земле, думая о том, успеет ли она простудиться, и смотрела на незнакомые созвездия в черном небе. Шаман сочувственно взглянул на нее, но идея воспротивиться воле своего атамана даже не постучалась в его заросшую мхом голову. Он тяжело вздохнул, протянул костлявые, как у Смерти, пальцы по направлению к обездвиженному Машкиному телу и выкрикнул неприлично звучащее слово. Магическая сила пощекотала Машку под ребрами и, легко подхватив, вознесла над головой разбойничьего шамана. Покачиваясь, Машка поплыла к деревьям, сгрудившимся на краю поляны, как армия Темного Владыки в предвкушении победы над Светлыми Силами. И Машку почему-то совершенно не утешало то, что в этой игре Светлые Силы воплошала именно она. Машка предпочла бы играть на стороне победителя. Она сжала зубы и кулаки. И только после этого осознала, что маг оставил ее пальцам свободу движений.
Дикая процессия, во главе которой плыла Машка, медленно продвигалась по лесу. Некоторые длинные ветки, проснувшиеся от близости людей, норовили шаловливо пощекотать Машку по лицу. Это было противно, но Машка старалась не отвлекаться от важного занятия — она училась магии.
Снова и снова она щелкала пальцами хитрым образом, который продемонстрировал шаман-носильщик. Тот старательно делал вид, что не замечает ее попыток и пыхтения. Боско тоже несладко жилось среди разбойников, и в отличие от атамана к чужому восхищению, особенно настолько искреннему, как Машкино, он не привык.
— Японский городовой! — тихонько ругалась Машка сквозь зубы.
У нее ничего не получалось. Но не может же быть так, чтобы у нее не оказалось способностей к магии! Ни в одной книжке не было такого казуса. Ведь она зачем-то попала сюда. Не может же быть, что просто так?
Когда спина ее затекла, а от покачивания начало тошнить, очередной щелчок пальцами все-таки извлек из сырого ночного воздуха жалкую стайку зеленых искр. Нацелившиеся на Машку местные кровососущие твари испуганно шарахнулись в сторону, но больше никто, слава богу, колдовства не заметил. Оставалось надеяться, что в следующий раз искры получатся внушительнее и произведут впечатление на коварных разбойников. Или на то существо, которое шумно бродило в лесу, хотя последний вариант Машку устраивал гораздо меньше. Она знала несколько компьютерных игрушек, где половина существ имела иммунитет к магии, а стучать по бронированной шкуре какого-нибудь мерзкого монстра она еще не была морально готова.
— Простите, а куда вы меня тащите? — вежливо, но довольно громко осведомилась она.
Процессия остановилась, словно всем разбойникам кто-то одновременно дал под дых. Послышалось сдавленное покашливание, и Машка обрела вертикальное положение. Маг стоял рядом с ней, и пошевелить она могла только пальцами. Бо подошел поближе и, дыхнув ей в лицо гнилью, произнес:
— Игры закончились. Лесной старец требует свою долю развлечений. И он очень голоден.
— Хлеба, значит, и зрелищ... — задумчиво пробормотала Машка.
— Мяса, — поправил ее атаман. — Мяса и воплей. Демонов принято ублажать именно так. Я не могу сказать, что сочувствую тебе. Я не люблю лживых баб. Но ты вела себя достойно, а потому я надеюсь, что после смерти ты попадешь в какое-нибудь хорошее место.
— А можно не после смерти, а сейчас? — мрачно спросила Машка, ни капли не надеясь на положительный ответ.
Но сбежать она по-прежнему рассчитывала. Еще бы: в ее руках страшное оружие — магия, которой научил ее пенек с глазами. И у нее нет религиозных предрассудков, которые помешали бы ей треснуть бога, демона или ангела подвернувшейся корягой по голодной морде.
— Нет, — отрезал разбойник. — Нельзя.
— Жаль, — вздохнула Машка.
Атаман повернулся к ней спиной и приветливо помахал кому-то рукой. Машка почувствовала, как расслабилась онемевшая от заклятия шея. Мгновением позже отпустило и сведенные плечи. Машка немедленно вытянула шею, надеясь разглядеть Лесного старца и быстренько выстроить план дальнейших действий, исходя из его размеров и внешнего облика. Ее снова ждало тяжелое разочарование. В последнее время это происходило с пугающим постоянством. Взору ее предстал залитый непроглядной, чернильной тьмой овраг, на дне которого шевелилась чья-то крупная, угрюмо вздыхающая туша с зыбкими, постоянно меняющимися очертаниями. А может быть, там было несколько разных туш, живущих тесным коллективом, — в такой темнотище не разглядишь.
И тут Машка наконец-то поняла, почему от атамана так гадко воняло. Очевидно, он часто и плотно общался с тем странным господином или господами, которым ее сейчас собирались представить в качестве ужина. Судя по запаху, доносящемуся из тьмы, господин сей был не только громаден или многолик, но и безнадежно мертв. Настолько безнадежно, что уже разлагался. И продолжал двигаться исключительно благодаря волшебству, которого в этом мире было предостаточно. «М-да, — подумала Машка, — бывают ситуации, когда магия только во вред». Из оврага послышалось сопение, старческое покашливание и чавканье. Машку передернуло.
— Лесной старец! — почтительно позвал Бо. — Прими нашу жертву и не оставь нас своим покровительством. Мы почитаем тебя, признаем владыкой этой земли и страшимся.
Машка устрашилась тоже, но ни на разбойников, ни на чудище это не произвело никакого впечатления. Никто не устыдился и не кинулся спасать ее, а Лесной старец не желал менять свои гастрономические планы. Чавканье стало громче. Житель оврага с энтузиазмом воспринял предложение разбойника и готовился принять дары.
— Нет, знаете, я не согласна! — решительно сказала Машка, но никто не обратил на ее слова никакого внимания.
Все вели себя так, точно не слышали ее. Только шаман исподтишка сложил пальцы так, будто собирался щелкнуть ими. Машка мысленно поблагодарила его, поскольку ничего более существенного сделать просто не могла.
— Бросайте девку! — велел Бо своим подручным.
Мужики раскачали Машку и бросили в овраг, совершенно не заботясь о том, что по дороге она может что-то себе сломать, а это сильно понизит ее шансы на спасение. Увы, они вовсе не хотели, чтобы она спаслась.
Падая, Машка больно ударилась локтем о выступающий из земли твердый корень и, зашипев от боли, приземлилась на что-то мягкое, влажное и пружинящее. Чавканье продолжало доноситься откуда-то сверху. Вероятно, пасть демона располагалась там, и разбойники, хотя и целились, не попали Машкой в нее. Потенциальная жертва вскочила на ноги, сморщилась от боли и возблагодарила неведомые ей, но несомненно могущественные силы за разбойничий промах. Оставалось найти если не лестницу наверх, то хотя бы относительно пологий склон, по которому можно выбраться на другую сторону оврага. Лесной старец производил впечатление существа неумного и неповоротливого из-за своих чудовищных размеров.
Чавканье сменилось недоуменным хрюканьем и жалобным постаныванием. В другое время и в другой ситуации Машка непременно посочувствовала бы существу, оставшемуся без вожделенного ужина, но сейчас ей было не до этого. Да и настроение, откровенно говоря, было совсем не то, чтобы сочувствовать неудачливому гурману. Нащупав в темноте скользкий глиняный склон, Машка принялась карабкаться наверх, уповая только на то, что склон этот не окажется тем же самым, с которого ее так невежливо сбросили.
Минутой позже стоны стихли и вокруг воцарилась полная тишина. Тьма начала постепенно светлеть, превращаясь в такой же непроглядный туман. Вонь разлагающейся плоти била в нос, но Машка старалась не чихать и не фыркать, чтобы не привлечь к себе внимание овражного жителя. Она упрямо вцеплялась в траву и в корни, уже не обращая внимания на то, что иногда они стараются вырваться из ее рук. Склон оказался страшно скользким, и Машка вся перемазалась в глине. Она не знала, сколько еще осталось карабкаться. Туман был такой густой, что руки, вытянутые вверх, мгновенно терялись и растворялись в нем.
Снизу послышалось вкрадчивое шипение. Машка удвоила усилия по своему спасению и продвинулась вверх еше на полметра. Корень, за который она раньше цеплялась, теперь неприятно вдавливался в живот, а выше... Сколько Машка ни шарила руками, ничего, за что можно было бы зацепиться, не находилось. Жалкая тонкая трава рвалась в ее руках, а деревья с мерзкими, живыми, но относительно надежными корнями, видимо, росли выше. Машка прижалась щекой к земле и тихонько всхлипнула от жалости к себе. Делать нечего, надо ползти в другую сторону, одновременно готовясь обороняться от прожорливого старца.
— Беж-жиш-шь? — прошипело снизу.
Машка вздрогнула, и нога ее соскользнула с корня, на котором она с большим трудом удерживалась до этого. Машка охнула, попыталась зацепиться хоть за что-нибудь и кубарем скатилась обратно на дно оврага. Из тумана навстречу ей медленно выступил худенький мальчик лет десяти, нескладный, длиннорукий, с белыми, как молочная пенка, глазами без зрачков. Он улыбнулся Машке.
— Ты кто? — глупо спросила она, судорожно пятясь.
Мальчик не ответил, неотвратимо приближаясь к ней. Кажется, он вообще не считал нужным тратить свое время на бесполезные разговоры.
— Тебе чего надо, малявка?! — крикнула Машка, надеясь если не заставить его остановиться, то хотя бы как-то растормошить. Это молчаливое приближение очень нервировало ее.
Но мальчику не было дела до ее оскорблений. У него была цель, и ничто не могло отвлечь его от нее. Это был Лесной старец, отчего-то избравший для предсмертного явления сегодняшней своей жертве такое обличье. Машка отступила еще на несколько шагов и криво усмехнулась.
— Ты что, метаморф? — поинтересовалась она. — Только что, кажется, ты был ужасно вонючей здоровой жабой. Вонючим ты и сейчас остался, но на жабу уже не очень похож.
Машка взглянула на него внимательнее и поняла, что ошиблась. У ее противника были волосы, человеческие руки и ноги, но все же что-то неуловимо жабье присутствовало в его отталкивающей внешности. У мистического существа, которому поклонялись разбойники, кровь была холодной, лягушачьей. И движения казались лягушачьими — резкими, точно в любой момент он был готов кинуться и сожрать свою жертву. Он не сомневался в своем превосходстве, а просто выбирал, когда ему будет удобнее это сделать. Машка защелкала пальцами, пытаясь применить против овражной нечисти единственное имеющееся у нее оружие — магию. Ладони у нее были мокрыми от страха, а руки дрожали, но вопреки ее опасениям искры не заставили себя долго ждать. Они сорвались с ее пальцев крохотными воинственными осами и устремились к противнику. Машка несмело улыбнулась, глядя, как они танцуют вокруг его головы.
Некоторое время Лесной старец заинтересованно наблюдал за этими плясками, вертел головой, совсем как маленький мальчик, которому показали красивый фокус. Потом искры растворились в воздухе, не нанеся ему никакого видимого ущерба. Он повернул лицо к Машке и оскалился.
— Отвлекаеш-шь? — недоуменно спросил он.
Машка готова была плакать от бессилия. Конечно, ее восхитили искры, но интересовалась-то она действием! Искры — это здорово, но ей-то хотелось не отвлечь, а парализовать Лесного старца, как это сделал глазастый пенек.
— Эй, ты меня не жри. Я ядовитая, — предупредила Машка, чувствуя, как перехватывает от страха горло. — Отравишься.
— Лж-жеш-шь. Беж-жиш-шь. Не нуж-жно, — коротко сообщил ей старец.
— Еще как нужно! — возразила Машка и боком, стараясь не поворачиваться к нему спиной, кинулась к противоположному склону оврага.
Может быть, там ей повезет больше. Старец забеспокоился и резко выкинул вперед руки. Именно выкинул: его маленькие, трогательные детские руки на поверку оказались длинными, как дворничьи шланги. Без какого-либо видимого усилия они поймали Машку и с силой потянули к неподвижно стоящему мальчику, который ни словом, ни даже движением не демонстрировал своего торжества. Вероятно, эмоции вообще были чужды ему. Он знал только голод.
Машку протащило по дну оврага и положило у ног мальчика. Лесной старец склонился над ней, как склоняется работник расписаться в ведомости о получении зарплаты. От него пахнуло вонью и нежностью. Движения его стали плавнее и мягче. Он заглянул в Машкины глаза своими жуткими, неподвижными белками и открыл рот, более похожий на зев помойного бачка, где жуки и черви объедаются гнилой картошкой и прочей дрянью. На мгновение Машке стало невероятно противно, до визга, до тошноты, до желания немедленно умереть. Ладонь мальчика, ледяная, мертвая, скользнула по ее лбу, закрыла глаза. Стало темно, холодно и спокойно. Наверное, рано или поздно такое состояние наступает, если, играя осенью на свалке, случайно закроешь себя в неработающем холодильнике. Машка всегда опасалась, что с ней случится что-то подобное, когда собирала барахло на промышленных свалках на продажу. Иногда там встречались интересные вещи — микросхемы, телефоны и электрошокеры. Она очень боялась провалиться или залезть туда, откуда не будет возврата. Отсюда, кажется, возврата не было, но Машке это было уже все равно.
Ничего не осталось ни вокруг, ни внутри нее. Ни ужаса. Ни стремлений. Ни желаний. Только хищный мальчик с голодными глазами, и боль, захлестнувшая горло и легкие мерзкой, мутной водой. Это было вовсе не страшно, нет. Машка лениво удивилась самой себе. Она могла бы сказать, что спокойна, не будь это ощущение погружения в грязную вонючую воду таким противным. И руки белоглазого мальчика — холодные, скользкие, жадные — вызывали отвращение. Они цеплялись за ее тело настойчиво, как вцепляется менеджер в сочную куриную ножку, стараясь уложиться в свой обеденный перерыв.
Где-то внутри — то ли в желудке, то ли в глубине души — все еще билось что-то ошалевшее от страха. Оно еще рвалось, вопило и хотело бежать. Но всей остальной, большей части Машкиного сознания уже было все равно. Она мечтала уснуть. Прямо перед собой она видела мягкую темную бездну, которая манила ее. Она так устала! Уже сутки она бродила по чужому миру, она промокла, ее мучили разбойники, и только сейчас ей выдалась возможность отдохнуть. Ее уже не смущал приторный запах гнили, пропитавший эту бездну. Она хотела так мало — лечь и закрыть глаза, а потом исчезнуть отсюда, переместившись в тот спокойный и сладкий мир, что встречает людей в приятных сновидениях. Ей надоело бежать и искать что-то, надоело зубами вырывать у других свое место под солнцем, надоело доказывать миру, что она ничуть не хуже других. Какая разница, кто какого статуса добился, если в конце всех — нищих и богатых, талантливых, известных и последних бомжей — ждет одно и то же: сон, переходящий в ничто? Сон о разрушении, забвении и смерти. И сейчас Машке казалось, что это самое прекрасное, что может случиться с человеком: прекращение волнений и беспокойства. Навечно. Абсолютное равенство — в смерти. И тонкий голос изнутри, призывавший ее проснуться и бежать, стих. Наверное, умер. Машка зевнула раз, другой... и уснула.
Громкое чавканье не потревожило ее.
Разбойники еще некоторое время стояли на краю обрыва, осторожно вглядываясь во тьму на дне оврага и прислушиваясь к звукам, доносящимся оттуда. Когда жалобное постанывание и дикий визг сменились чавканьем, Бо удовлетворенно выдохнул и махнул рукой, веля возвращаться. Его шаман еще секунду всматривался во тьму, а после, сгорбившись, развернулся и последовал за своими товарищами. Если бы странная девочка отбилась от того, кто совсем недавно поселился в разбойничьем лесу, она заменила бы шамана в банде. Ведь это Лесной старец, пришлый агрессивный дух, заставил шамана покинуть овраг, в котором тот жил с рождения. Прежде он владел этим лесом, был его духом-хранителем, и только старец вынудил его идти на поклон к разбойникам, которые потребовали службы за еду и возможность не покидать родной лес. Старцу на дальнейшую судьбу бывшего хранителя было наплевать — лишь бы жертвы приносились вовремя. Шаману не по силам было тягаться с ним, но девочка... Ему показалось, что ей есть что противопоставить старцу. Жаль, что он ошибся. Ему так хотелось свободы и покоя! Как смешно она думала о нем — пенек с глазами... Надо запомнить.
Красная луна висела над лесом, выпирая из облаков вишенкой из кремового торта.
Спиной Машка ощущала жаркую жесткую простынку, но никак не могла проснуться, словно у нее была температура. Она парила в воздухе над темным лесом, над головой висела алая здоровая луна, и Машка прекрасно понимала, что все это сон. Внизу кто-то возился и чавкал. «Неужели вампир и разбойники мне тоже приснились? — подумала она. — И салон, и другой мир...» Судя по знакомой простыне, это было именно так. С одной стороны, это было очень обидно, зато с другой — обнадеживало. Ведь если ее не сожрал проклятый Лесной старец, значит, она жива, а жизнь предоставляет человеку массу приятных возможностей. Даже если перемещение в другие миры — фантастика.
Приняв за аксиому то, что она просто заболела и теперь валяется дома с температурой, Машка попыталась проснуться еще раз и снова потерпела поражение в борьбе с болезненным сном. Прямо перед ней в воздухе разгорелось сияние. Она опасливо отлетела в сторонку и принялась наблюдать, как розовое яркое пятно расползается по ночной тьме, все увеличиваясь в размерах. Контролировать свой сон Машке не удавалось. Вопреки ее мысленным стараниям скорость роста пятна не убыстрялась, цвет не менялся, и байкер Макс из соседнего подъезда из него тоже не выходил с намерением сказать Машке комплимент.
Спустя некоторое время пятно перестало расти совсем, и из центра его появилась большая красная лошадь, приветливо кивнувшая Машке головой, словно они были знакомы давным-давно. Машка повнимательнее посмотрела на лошадь, но никаких ассоциаций, кроме как с известной картиной Петрова-Водкина, у нее не возникло.
— Мы где-то встречались? — на всякий случай поинтересовалась она вежливо.
— Вряд ли, — отозвалась лошадь.
Машка ничуть не удивилась тому, что красная лошадь умеет говорить, — чего только не встретишь во сне, который тебе снится при гриппе.
— Маша, — представилась она.
Лошадь мотнула головой.
— Я знаю, как тебя зовут. И я пришел по делу.
И Машка поняла, что это не лошадь, а конь. Вероятно, именно он позировал знаменитому художнику для его картины. Машке стало ужасно смешно.
— Сосредоточься, — строго сказал конь. — Тебе нужно собраться, осознать себя и перестать делать глупости. В дальнейшем у меня появится много других дел помимо опекания тебя. Ты попадаешь в переделки каждые несколько часов, а это недопустимо для взрослой девушки.
— Ну я же не виновата, что мне не выдали подробную инструкцию по пользованию волшебным миром, — немедленно включилась в игру Машка. У снов свои правила, которым стоит следовать.
— Такой инструкции не существует, — сообщил ей конь, подумав немного. — Миры все разные, и всё зависит только от твоей сообразительности и твоего статуса.
— Здесь другие правила, — возразила Машка. — И я не умею по ним играть.
— Любой мир — это система, — нравоучительно заметил конь, помахивая длинным черным хвостом, хотя мух или слепней вокруг не было и в помине. — Если ты способна обучиться системе, ты не пропадешь. Не разочаровывай меня. Я думаю, освоить принципы выживания в мире, каким бы он ни был, ты вполне способна.
— Ну да, — подхватила Машка, — И с демоном я тоже справиться способна без магии. Да что магия, у меня даже ножа или кастета нет. А духи с демонами тут на каждом углу кишат. Прямо как промоутеры дома, деваться от них некуда!
— Дело не в демонах, — отозвался конь. — Дело в том, будешь ли ты соваться в те места, где они есть, и научишься ли ты соизмерять свои желания со своими же возможностями. Нельзя постоянно надеяться на любовь богов, которых ты даже не знаешь. И демоны тут ни при чем. Ты же дома не ходишь в наркоманские притоны? И с духами не связывайся!
— Да зачем вообще все эти духи, демоны и прочая дрянь?! — возмутилась Машка, как будто имела какое-то право возмущаться. — Эти опиумы для народа?! Ерунда какая-то тут творится. Какой идиот их вообще выдумал?
И осеклась, поняв, что переборщила. Но конь не обиделся и не ушел обратно в свое розовое сияние. «Кто он такой и почему он со мной цацкается?» — задумалась Машка и пытливо уставилась на него.
— Все эти глупые конструкты, — задумчиво сообщил он, — это переработанные, пережеванные эмоции. Большинство обитателей мира не способны воспринять эмоции, переживания и наставления богов в чистом виде. Они не понимают их, а кристальная чистота мысли, свойственная высшим существам, сжигает их. Отсюда и созданные нами образы. Так удобнее.
— Но почему мы с разбойниками видели эту дрянь неодинаково? — спросила Машка. — И я сама по ходу дела по-разному ее видела. Сначала массой какой-то вонючей, а потом мальчиком-вампиром?
— Конструкт пластичен. — Конь кивнул лобастой головой. — То есть я хотел сказать, образ воспринимает твои мысли и подстраивается под твой уровень развития.
— Значит, мой уровень развития соответствует вампиру, а их — какому-то старцу? — уточнила Машка.
— Не все так просто. Ты намного старше разбойников, а потому для них это существо старше, а для тебя моложе. — Алый конь улыбнулся. — Пойми, такой образ довольно примитивен. Ему сложно отследить нюансы. Боюсь, он даже не понял, что ты не совсем человек...
— Как это не человек? — перебила говорящего коня Машка, в голове которой сразу же зашевелились ужасные подозрения, одно хуже другого.
— Человек — это живущее около шестидесяти лет обыкновенное существо, рожденное в этом мире, — мягко объяснил конь. — Не обладающее способностями к магии. Ты же не будешь спорить с тем, что несколько отличаешься от местных крестьян?
— Не буду. — Машка настороженно кивнула, но спорить действительно не стала, хотя подозрения и не оставили ее полностью.
— Все духи этого мира сильны, — продолжал конь прерванное объяснение, — но их мозг не более развит, чем мозг ребенка. Это существа, призванные внушать страх. Им не нужен ум, не нужно совершенствование. Таких вполне достаточно, чтобы контролировать этих смешных разбойников.
— Смешных?! — Машка так возмутилась, что чуть не проснулась.
— Ах да... — смутился конь и захлопал ресницами. — Прости, пожалуйста. Я не думал, что это тебя так потрясло.
— Да я полдня на их дурацком дереве провисела, — буркнула Машка. — А потом этот их людоед малолетний. Конечно, очень смешно... Наверное, у меня просто нет чувства юмора.
— Ну не злись, — примирительно сказал конь и фыркнул. — Ничего же не случилось страшного.
— А могло бы... — по инерции проворчала Машка.
Конь как-то странно на нее покосился и продолжил:
— А разбойники чувствуют его силу, потому ддя них он Лесной старец.
— А я, значит, не чувствую? — съязвила Машка.
— Просто для тебя сила, мощь не имеют такого значения, как знания и интеллект, — парировал конь. — Это сложно объяснить. Ты — существо совершенно иного менталитета, нежели живущие здесь...
От обилия умных слов, свисающих с нити разговора словно пучки лапши, у Машки закружилась голова. Она чувствовала, как суть беседы ускользает от нее. Это нервировало. А тут еще и конь перед ее глазами принялся расплываться. Она попыталась сфокусировать взгляд на своем собеседнике, но это ей никак не удавалось.