— И, наверное, все знаешь, — продолжила она допрос наставника, нервно сглотнув. — Традиции всякие, правила безопасности, систему охраны труда, восьмичасовой рабочий день, премии и прочие приятные вещи...
   Парень прищурился:
   — Какие-то ты странные слова говоришь, новенькая. И у меня такое ощущение, что ты не совсем та, за кого себя выдаешь. Ты можешь говорить что угодно, но имей в виду: я тебе не поверю. И я буду следить за тобой. Тебе придется долго доказывать мне, что ты что-то собой представляешь. Потому что ты мне не нравишься.
   — На работе нужно быть выше мелких личных интересов, — гордо заявила Машка.
   — Ну да, — насмешливо отозвался Гарт. — Кому другому уши закручивай. Если делать, как ты говоришь, мигом съедят. А о нас, наемных рабочих, позаботиться некому, кроме нас самих.
   — Как-то все это весьма пессимистично звучит, — тихонько пробормотала Машка себе под нос и добавила уже громче: — Ладно. Что делать-то надо? Мне сказали, что работу мне будешь давать ты.
   Из-за соседней ширмы послышался чавкающий удар, еще один, и поскребывание стихло. Увалень, на светло-сером балахоне которого виднелись брызги чего-то темного, вразвалочку протопал обратно.
   — Успокоил, — довольно сказал он. — Только ведь он к ночи очнется, беситься будет. Сегодня ж День встреч, он расстроится, что я его так испортил, на улицу станет проситься.
   — Переживет, — равнодушно обрубил Гарт.
   — Так он же, извиняюсь, мертвый, — удивилась Машка. — Как он может что-то пережить?
   Гарт пожал плечами:
   — А это мои проблемы?
   Машка хотела возразить, но прикусила губу. Фраза была очень знакомой, более того, это была ее любимая фраза при общении с одноклассниками. Но сейчас Машке не понравилось, как гадко она прозвучала.
   — Каковы мои планы на ближайшее время? — спросила она, смерив новоявленного наставника тяжелым взглядом.
   — Дежурить по складу нынче ночью будешь, — зло и весело сказал парень. — У нас всегда новенькие в одиночку дежурят, если не забоятся. Только ведь ты девка... Небось струсишь. Девкам здесь не место.
   — Гарт, — одернул его толстый увалень с добродушным глуповатым лицом. — Ну что ты ее... Не надо так. Жалко.
   — А ты и прав, — задумчиво пробормотал Гарт, презрительно глядя на Машку. — Что ее с нами равнять. Девка. Забоится. Без разницы, все равно ее скоро выгонят либо спишут. Она не справится. Пошли, Шлепок. Что с ней разговаривать?
   — Да я не в том смысле, — постарался оправдаться увалень, но его уже никто не слушал.
   Гарт — по привычке, а Машка — из-за захлестнувшего ее бешенства.
   — Забоюсь, говоришь, щенок? — свистящим шепотом спросила она.
   Напуганные ее странной реакцией, из-за ширмы высунулись еще два парня: один ярко-рыжий и веснушчатый, а второй высокий, лысый и бледный, больше похожий на клиента храма, нежели на его работника.
   — Сам-то небось в штаны наложил, когда тебя здесь одного дежурить оставили, а теперь других в собственной трусости обвиняешь. Да любая девка получше тебя ночь здесь просидит.
   — Значит, не забоишься? — глумливо переспросил Гарт, явно не веря в Машкину храбрость. — Не сбежишь в кухню?
   — Кухня — это место для таких, как ты! — высокомерно отозвалась Машка, смерив его уничижающим взглядом.
   С минуту они стояли друг против друга, потом парень сдался. Лицо у Машки стало совсем бешеным.
   — Ну смотри, — предупредил разозленный Гарт, — я проверю. Узнаю, что сбежала, уши отъем. Взаправду. Не люблю вралей.
   — Ну, ребята, а может, не надо?.. — протянул увалень.
   Двое других парней переглянулись и сделали безразличные лица, зазвенели какими-то инструментами и вообще активно демонстрировали, что они здесь ни при чем.
   — Помолчи, Шлепок, твой номер последний, — заткнул приятеля Гарт. — Что же, увидимся утром, если жива будешь, девка. Тогда скажу, что делать надо будет. Прочти памятку. Она написана для слабоумных, так что тебе должно быть понятно.
   В голосе его сквозила насмешка пополам с вынужденным злым уважением. Если бы Машка не была так взвинчена разговором, она, наверное, могла бы заметить что-то еще. Теперь же она только развернулась к Гарту спиной, не удостаивая его больше ни единым словом. Выскочка паршивый! Наглый сопляк! Да он же ничего, кроме своего примитивного морга с тупыми зомби, не видел!
   Скрипнула дверь, стукнула о косяк, и Машка осталась на складе совершенно одна. Даже увлеченные трупом с дергающимися ногами юные исследователи тихонько выскользнули со склада вместе с Гартом. Машка отодрала прилепленную к столу свечку и отправилась осматривать место своего ночного дежурства. Здесь было довольно странно, но не сказать чтобы очень страшно. Неприятно, особенно из-за того, что сильно воняло химией, но вовсе не жутко. Когда первый испуг и шок прошел, Машка с удивлением поняла, что складские зомби — существа неопасные. Самые крупные из них были надежно прикручены к каталкам цепями, более мелкие или разложившиеся обмотаны веревками или тонкими клейкими полосками. Их конечности иногда подергивались, а глаза — у кого были глаза — двигались. Но на этом их активность заканчивалась.
   Машка медленно прошлась между каталками, проверяя свою выдержку и силу воли. Мертвецы реагировали на нее спокойно. Большинство из них вообще не заметили ее присутствия, а те, что были посвежее, зашевелили ногами. Машка старалась не подходить к каталкам близко, и не только потому, что от покойников несло мерзким магическим маринадом. Ей не хотелось случайно коснуться их: живые мертвецы казались чем-то неестественным, а потому гадким.
   Внезапно ее внимание привлек негромкий скрежет. Она быстро обернулась на него и увидела, что крайне волосатый мертвый мужик с неприлично длинными когтями на ногах и руках, мимо которого она недавно проходила, извиваясь, пытается высвободиться из своих пут. Когти его при этом задевали ширму и саму каталку. Машка поискала глазами кол, который Шлепок использовал для усмирения покойников, но его не было. Вероятно, он торчал в том трупе, что подвергся успокоению раньше. Машка задумчиво почесала щеку и отправилась мимо шустрого покойника к стойке. Внезапно мертвец скосил на нее отлично сохранившиеся глаза, зацарапал когтями активнее, словно кот, скрывающий следы своего преступления, и даже замычал что-то неразборчиво. Машка вздрогнула — по ногам и по спине пробежал холодный ветерок. Пальцы онемели, а в правый глаз что-то попало. На глазах немедленно выступили слезы, и картинка стала размытой. Машка усиленно заморгала, стараясь вернуть резкость изображения, но зрение взбунтовалось совсем и принялось шутить с ней уж совсем дрянные шутки.
   На мгновение ей показалось, что вовсе не волосатый вонючий живой труп лежит на каталке, а прекрасноликий блондин в одном, но очень дорогом, ботинке. Глаза у блондина голубые, а на голове красуется золотой обруч. «Принц!» — в полуобморочном состоянии подумала Машка. И сразу вслед за этим пришла совсем другая мысль, здравая, но непонятно откуда взявшаяся: «Метаморф!» И мысль эта внушила отчего-то Машке такой первобытный ужас, что она резво отскочила от трупа, спиной сбив ширму на одну из каталок. И тут же все прояснилось. Вернулось нормальное зрение, и даже вонь перестала столь сильно волновать Машку.
   Мелкими шажочками она пятилась к двери, пока страх не прошел, а покойник не перестал дергаться. Волосатый мертвец утихомирился, только когда спиной Машка коснулась двери. «Замечательно! — безрадостно подумала она. — Мои новые мертвые друзья еще и гипнотическими способностями обладают! Чеснока, что ли, наесться?» Она тяжело вздохнула, недобро посмотрев на покойника, вовсе не уверенная в том, что чеснок отпугнет его и ему подобных. А также в том, что тут вообще есть такое растение — чеснок.
   На стене возле самого выхода висела «Памятка дежурному складовщику». Обход зала в ней предписывалось делать каждый час, надежно запирать наружную дверь, не пользоваться магическим светом, не шуметь, не отвязывать ходяков и ни в коем случае не покидать пределы зала. Правда, что делать в случае тревоги, Машка так и не поняла: нужно было с кем-то связаться, но как именно, она не имела представления. Ничего похожего на телефон или хотя бы на мегафон в зале не было, а выходить строго запрещалось. «Нужно будет спросить повариху, как подключить себя к этой их магической общительной сети...» — подумала она и вышла в коридор, аккуратно заперев за собой дверь на массивную задвижку. Тушить свечи она не стала — мало ли, может, они зачем-то нужны.
   В мягком, похоже искусственном, свете коридора не было ничего от того дерганого, мерцающего освещения, что давали свечи на складе. Казалось, храм предоставлял дежурным время, чтобы успокоиться и прийти в себя, покинув обитель мертвецов. Машка медленно шагнула вперед, спиной ощущая взгляд покойника. Она прекрасно знала, что выдумала этот взгляд, но ощущение менее неприятным не становилось. Волосатый мертвый монстр с отросшими когтями не мог подняться со своей каталки и последовать за ней. Но ощущение взгляда не покидало Машку и заставляло беспокойно передергивать плечами.
   — Эй, новенькая! — дружелюбно окликнула ее молоденькая смуглая женшина, похожая на мексиканку. — Все идут на помывку! Ты знаешь, где это?
   Машка покачала головой.
   — Нет.
   А и правда, тепленький душ или ванна сейчас бы не помешали. В конце концов, это отличный способ расслабиться после пережитого напряжения.
   — Идем, я покажу тебе.
   Машка послушно последовала за «мексиканкой», стараясь запоминать все те коридоры, по которым они шли. Коридорами оказался пронизан весь храм. Они с «мексиканкой» долго поднимались, а потом спускались куда-то, почти не пользуясь лестницами: просто пол в коридорах периодически повышался или понижался. В нижних коридорах хозяева храма явно экономили на освещении. В некоторых местах Машке было сложно не потерять из виду женщину, которая шла впереди нее. Идея заблудиться в храмовых подвалах Машке не слишком нравилась, а потому она старалась не отставать от провожатой.
 
   Разумеется, ни о какой горячей воде или хотя бы тепленькой не было и речи. Хорошо хоть местное начальство уже дошло до идеи разделения прислуги по половому признаку, и девушки мылись отдельно от юношей. Но большой кучей, как в летнем лагере. По своей воле Машка ни за что не решилась бы зайти в такую помывочную одна.
   Вероятно, это была единственная по-настоящему роскошная зала в храме, оборудованная по последнему слову магии. На теплый твердый пол, производивший впечатление каменного, низвергались водопады ледяной воды. Вода стекала в круглые сточные дырки. В помывочной царила жутковатая полутьма. Неровный пляшущий свет давали неприятно похожие на руки выросты на стенах. Когда мимо выростов кто-то проходил, они начинали спазматически сокращаться. Выглядело это все отнюдь не умиротворяюще.
   — В тот угол не ходи! — не глядя на нее, бросила одна из женщин, кивком указав направление. — Он занят.
   — Но там же никого нет! — возмутилась Машка. Черт побери, и здесь какая-то дедовщина царит!
   — Пусть идет, — издевательски заметила другая, помоложе первой. — Таким непременно нужно на собственном опыте убедиться, что еж — это именно еж, а не подушка.
   Машка опасливо покосилась на угол, послуживший предметом спора, но там действительно никого не было. Даже паршивого привидения. Следовательно, тетки просто пугали ее всякими глупостями, пользуясь положением старослужащих.
   С независимым видом Машка взяла одну из скользких тряпок, которые тут заменяли и мыло, и губку сразу, и направилась в облюбованный угол. Странное дело: чем ближе она к нему подходила, тем сильнее ей становилось не по себе, хотя ничего страшного вокруг не происходило. В фильмах ужасов обычно или скрипело что-нибудь, или тьма вокруг сгущалась, или, на худой конец, хотя бы давление поднималось. Но в помывочной не менялось ровным счетом ничего, а жуть внутри Машки все разрасталась. Откровенно говоря, она уже готова была завизжать и броситься назад, если бы не боязнь потерять лицо.
   — Эй, новенькая! — окликнули ее. — Прекрати. Нечего там делать!
   Машка немедленно развернулась и улыбнулась позвавшей ее женщине, похожей на латиноамериканку. Та махнула ей рукой, выходя из-под ледяного водопада. Машка быстро сунула голову под воду, швырнула тряпку на кучу таких же помывочных принадлежностей и, сочтя мытье законченным, выскочила из залы. На пороге она все же не удержалась — обернулась, краем глаза успев заметить смутное движение в загадочном углу. Солнечного сплетения коснулся холод, не имевший никакого отношения к ледяной воде. Она быстро выскользнула в раздевалку и оделась. Теперь Машке тоже казалось, что угол тот занят. Она никого не увидела, но ощущение, что там кто-то есть, кто-то не слишком живой и терпеливо ждущий, не оставляло ее. Это было очень неприятное ощущение.
   К моменту начала дежурства нервы Машки были уже на пределе, и только врожденное упрямство не позволило ей признать себя запуганной и побежденной. В едальне, где снова подавали кашу, Гарт то и дело бросал на нее насмешливые взгляды и, конечно, не мог не заметить, как стучали ее зубы. Машка была уверена, что бледность ее лица всем бросается в глаза и только из вежливости люди стараются не замечать этого. Повариха задумчиво пожевывала губами, глядя на нее сочувственно, но ничего не говорила. Уничтожив свою порцию вязкой каши, которую с прошлого раза никто даже не удосужился подогреть, Машка подошла к общительной поварихе. Стараясь при этом вести себя естественно, чтобы язвительный наставник ее ничего не заподозрил.
   — Ты что-то хотела спросить, дочка? — улыбнувшись, поинтересовалась толстушка.
   — Ага. — Машка кивнула. — Там на складе написано, что в случае тревоги надо связаться с кем-то. Как это делается?
   — Ох ты! — Повариха всплеснула руками. — Я думаю, даже если ты с кем-то свяжешься, это тебе уже не поможет. В случае тревоги... У нас тревоги знаешь какие — о-го-го!
   И она энергично потрясла полной рукой, демонстрируя Машке серьезность этих самых «тревог», так что жир, отложившийся на ее внушительной фигуре, заколыхался.
   — Ну на всякий случай: как это делается? — поторопила ее Машка, впечатленная демонстрацией.
   Ей бы все-таки хотелось иметь возможность в такую минуту позвать кого-нибудь на помощь. Спасателей, команду быстрого магического реагирования или хотя бы местных охранников, если больше в храме никого на этот случай не предусмотрено.
   — Не знаю, — просто призналась повариха. — Это с магом надо говорить, а его у нас нет. Начальник вон себе связь сделал и помощнику. А больше никто этих каналов и в глаза не видел. А памятка-то для комиссии написана, чтобы, значит, они считали, что у нас связь внутренняя в храме есть.
   — Понятно, — пробурчала Машка без всякого энтузиазма.
   Все это было ей хорошо знакомо, но радости оттого, что в чужом мире она встретила знакомые правила, как-то не ощущалось. Выйдя из едальни храма, она с тоской посмотрела на дверь склада, рядом с которой стоял ухмыляющийся Гарт. Преувеличенно любезно он открыл перед ней дверь и повел рукой, приглашая Машку пройти внутрь. Делать нечего — пришлось идти.
   — Имей в виду, деревня, — громким шепотом сказал Гарт, — кухня открыта всю ночь. Если будет страшно, можешь закрыть дверь склада и отсидеться там.
   Машка сочла, что отвечать на такую явную провокацию ниже ее достоинства, и, гордо вздернув подбородок вверх, молча прошла мимо наставника.
   — Огонь — на столе справа. Не потеряй, это мой огонь. У тебя наверняка нет, — с какой-то странной интонацией добавил парень и закрыл дверь.
   На складе царила абсолютная темнота. Ни одна свеча не горела. На ощупь Машка пробралась к столу и, нашарив свечку и что-то твердое и округлое, принялась добывать огонь методом тыка. А чтобы было не так страшно, она принялась вслух ругаться. Это отвлекало внимание и позволяло не дергаться из-за каждого шороха в темноте. Странное дело: Машка точно знала, что звуки эти производят живые мертвецы, пытаясь выбраться из веревочного плена, но даже это волновало ее не так сильно, как подозрение, что наставник подложил ей чудовищную свинью. Больше всего ее беспокоило то, что она не могла понять, в чем эта свинья заключается. Скажи ей кто-нибудь еще вчера, что вскоре она окажется в одной комнате с уймой живых мертвецов и будет думать о невзлюбившем ее парне больше, чем о невероятных созданиях, она рассмеялась бы в лицо такому шутнику.
   Наконец в руках у нее вспыхнул крохотный огонек. Приспособление оказалось ничуть не сложнее обычной зажигалки, правда, совершенно незнакомой конструкции, напрочь лишенной элементарной логики. Зажигалка представляла собой тяжелый обтесанный камушек, без каких-либо выступов, на которые можно было бы нажать. Зато с дыркой, но не сквозной, как у «куриного бога», а доходящей примерно до середины камня. Палец следовало засунуть именно туда и пощекотать камушек изнутри, чтобы он выпустил из произвольного места короткую струйку огня. Обжегшись пару раз, Машка полностью уверилась в том, что камень выбрасывает огонь туда, куда взбредет его каменной башке, а не туда, куда нужно ей, и мысленно обозвала Гарта нехорошим словом. Но зажечь свечку ей все-таки удалось.
   Обтерев вспотевший лоб, она уселась на скамейку возле большого стола, вероятно хирургического. Весь периметр его был обвешан лотками с неприятного вида инструментами. Стол, похоже, являлся главным рабочим местом стажеров-патологоанатомов. Кое-где виднелись ржавые разводы и горелые пятна, однако свежих следов деятельности заметно не было.
   Свечка давала неровный слабый свет, в котором зал казался, пожалуй, даже уютным. Никаких шокирующих деталей вроде разлагающихся ног видно не было, и Машка постаралась представить себе, что просто дежурит ночью в больнице. Пациенты храма иногда шевелились и мычали — точь-в-точь как недавно прооперированные, отходя от наркоза. Машка успокоенно водрузила подбородок на сложенные ладони и принялась наблюдать за игрой теней в пятне света, периодически напоминая себе, что спать нельзя. Хотя чем дальше, тем больше хотелось закрыть глаза и совсем чуть-чуть вздремнуть. Вокруг было тихо и спокойно, не происходило ничего неожиданного. Никто не пытался освободиться активнее, чем днем, и банда борцов за права мертвых не врывалась на склад с требованием немедленно освободить покойных граждан.
   Сейчас на складе гнилью вовсе не пахло, наоборот, отовсюду доносился слабый цветочный запах, не казавшийся Машке неприятным. Вероятно, пока ее не было, здесь поработала уборщица, вооруженная дезинфицирующим раствором и баллоном хорошего дезодоранта. Машка остро пожалела, что не прихватила из столовой немного еды и чего-нибудь тонизирующего. Она предчувствовала, что ближе к полуночи ей жутко захочется есть, но ничуть не сомневалась, что в кухне всю ночь продежурит подлый наставник, жаждущий уличить ее в трусости. И если она хоть ненадолго покинет склад и появится в кухне, репутация трусихи ей обеспечена. И плохая рекомендация — тоже. А ей, между прочим, здесь еще работать...
   Машка всего лишь на секундочку прикрыла глаза и, как ей показалось, в следующее мгновение проснулась от странного, угрожающего звука. Ей вдруг почудилось, что кто-то неосторожно царапнул ножом по стеклу и гулко вздохнул. На складе царила абсолютная темнота. Свечка, которую зажигала Машка, уже догорела.
   Кто-то был здесь, в темноте. Она не слышала его дыхания, но это могло значить, что гость не дышит, что вполне естественно для мертвеца. Она не видела его движений, потому что было темно, и не слышала его шагов, потому что гость явно не желал более афишировать свое присутствие и был очень, очень осторожен. Но Машка точно знала, что в темноте склада кто-то есть, кроме беспомощных связанных покойников. И этот кто-то пришел не для того, чтобы сделать ей новогодний подарок.
   — Кто здесь? — дрожащим голосом спросила она и нервно рассмеялась от нелепости ситуации. Как же, так он ей и представился!
   Но в ответ прошелестело невнятное:
   — Уф-фа!
   Голос был странный, тихий, похожий на шуршание опавших, сухих листьев по асфальту. Машку пробрала дрожь. С трудом она нашарила в стенной нише еще одну свечку и быстренько зажгла ее, радуясь, что до появления загадочного гостя у нее была возможность потренироваться в добывании огня. От страха она немедленно вспотела, но эстетические аспекты сейчас волновали ее мало. Она же не замуж за ночного визитера собирается!
   Свет выхватил из темноты, заполнившей склад, длинную непропорциональную фигуру. Судя по состоянию тела, хозяин его был давно и безнадежно мертв, но подобно телам связанных покойников это тело отлично двигалось и, казалось, осознавало все, что его окружало. Медленно тело перевело взгляд на Машку и неуклюже раздвинуло в улыбке изъеденные кем-то губы. Машка икнула и попятилась. Кажется, визитер был настроен дружелюбно, но что-то и в движениях его, и в улыбке смушало Машку. Какое-то у него все было неправильное: движения неритмичные, как у охотящейся змеи, взгляд голодный, а улыбка — гастрономическая, словно он смотрел на изысканное блюдо, а не на живого человека. Хотя бытует такое мнение, что покойники как раз живыми людьми и питаются.
   Неожиданно в голову Машке пришла спасительная и относительно здравая мысль.
   — Простите, — робко сказала она, едва ворочая языком, — вы пришли за кем-то из своих друзей? Вам помочь отыскать его? Давайте, я возьму свечку, и мы непременно его найдем. Я с удовольствием позволю вам забрать вашего друга. Ничего не имею против.
   Атака — лучшая тактика защиты. Разлагающийся гость замешкался, словно действительно пытался припомнить, а не пришел ли он за одним из своих приятелей. Машка приободрилась. Ей и в самом деле ничуть не жалко было одного паршивого покойника для впечатляющего визитера, непонятно каким образом оказавшегося в закрытом зале. «Стоп, а может, это наш пациент отвязался? — неожиданно подумала Машка. — Развязал веревки и вылез, пока я дрыхла? И я ничего не услышала...»
   Оправдываться перед собой она считала лишней тратой времени. Машка присмотрелась к покойнику внимательнее, но никаких знакомых черт в нем не обнаружила. Покойник одет был в коротенькую блестящую юбку, а с худых плеч его свисал длинный изодранный плащ. Он был бос, и длинные ногти его царапали пол, иногда производя тот скрежет, который и разбудил Машку. Впрочем, покойник старался двигаться осторожно, чтобы никого не побеспокоить раньше времени, и «звучал» довольно редко. Длинные грязные волосы, свисающие с его черепа, были редкими и тонкими. Вероятно, при жизни он совсем не ухаживал за ними. Машка была почти уверена, что, если бы она видела раньше это существо, непременно запомнила бы его. Впрочем, днем она рассматривала содержимое склада не слишком-то внимательно. Ее больше занимали Гарт и его приятели. Сейчас она смутно пожалела об этом. Но сожаления об упущенных возможностях занимали ее, как обычно, недолго.
   — Простите, а вы сюда или отсюда? — спросила она, незаметно пытаясь нащупать на столе хоть какой-нибудь тяжелый или острый предмет, который можно было бы использовать как оружие.
   — Уф-фа, — грустно и непонятно ответил покойник.
   Он не хотел делиться с Машкой информацией, что было вполне объяснимо в его положении. Во рту у него была каша в полном смысле этого слова. Язык уже отслужил свое, с голосовыми связками тоже наблюдались проблемы, да и откровенничать с дежурной по складу узник бы не стал, даже если бы мог. Он неприятно повел глазами туда-сюда, словно разминал затекшие мышцы. Это движение сопровождал тихий хлюпающий звук. Глаза у него были красными и слезящимися, как у больного пса. Полное ощущение нереальности происходящего окутало Машку. Она даже хихикнула негромко, глядя в печальные мертвяковые гляделки.
   — А за ними раки на хромой собаке, — глубокомысленно пробормотала она чуть погодя, медленно отступая к двери, подальше от ночного визитера.
   И в самом деле, на его плаще, крепко прицепившись, висел крупный ракообразный паразит и лениво шевелил длинными красными усами. Машка удивилась, как она не заметила сразу такое экзотическое украшение. «А может, я сама его наколдовала? Стихами?..» — заинтересованно подумала она и попыталась вспомнить что-нибудь еше рифмованное. Желательно про защиту от агрессивных восставших мертвецов. Но в голове, как назло, вертелось: «Съест упырь меня совсем...» Что там было дальше, Машка не помнила, а больше из курса литературы на память не приходило ничего. Она сосредоточилась и выдала вслух бессмертное:
   — В темноте пред ним собака на могиле гложет кость!
   Покойник заинтересованно взглянул на нее, но превращаться в четвероногого друга человека не стал, а просто придвинулся еще ближе. Может быть, при жизни он был большим поклонником хорошей поэзии? Он повелительно взмахнул иссохшей рукой, похоже, веля ей прочесть что-нибудь еще. Жрать Машку он пока не пытался, пораженный силой искусства.
   — «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?!» — в отчаянии вопросила Машка, сглотнув слюну.
   С классической литературой у нее всегда было довольно туго. Чужих стихов она не любила.
   Отчего-то «Бородино» впечатлило покойника не столь сильно, как короткий отрывок из стихотворения про упыря. Знаменитое сражение не было близко ему. Нервничая все больше, Машка попыталась вспомнить еще что-нибудь про покойников, упырей, вампиров и прочую нежить, надеясь, что это заинтересует и отвлечет ночного гостя, пока она будет шарить по столу в поисках средств защиты. Наконец рука ее наткнулась на что-то определенно острое. Стараясь не зашипеть от боли, Машка патетически провозгласила: