Мир Постмодерна – это «мир без Субъекта своего предназначения», мир тел, обретающих и обретших свои места. Происходит интенсивное опространствление мира, мир есть плотность места[317]. Идеология Постмодерна – это геоидеология мира, мир «…есть собственное место реальных протяжений, опространствления наших тел, их раздельных существований, их разделенных сопротивлений»[318]. Мировое развитие есть само по себе глобальный географический образ. Что это означает?
В истоках понимания мирового развития как глобального географического образа – изменения в области картографии, в восприятии путешествий и политики, заложенные эпохой Модерна.
Изменения в области картографии: Великие географические открытия, появление современных картографических проекций, создание первых глобусов, метафизика шарообразной формы Николая Кузанского[319]означали возможность метагеографии, в рамках которой мир становится предельно географическим образом.
Изменения в восприятии путешествий: путешествия стали основой идеи единства мира; благодаря им мир, пожалуй, впервые стал восприниматься как тотально связная география. Став, по сути, идеологией пути[320], путешествия теперь содержательно насыщали мировое развитие как глобальный географический образ. Тотальное, непрерывное путешествие в пределе и есть мировое развитие; частные, локальные путешествия – это приближения к глобальному географическому образу.
Изменения в восприятии политики: политика теперь обеспечивала форму мирового развития как глобального географического образа[321]. Глобальность означала политичность, и эта геополитическая «формула» вела к определенной политической экономии образа (образов) мира. По принципу дополнительности, политика уравновешивала изменения в восприятии путешествий, упрощая, выравнивая, преобразуя непрерывный ряд подробных операций содержательного насыщения мирового развития.
Эти изменения стали причиной радикальных преобразований и в содержании репрезентаций мирового развития.
Первое преобразование: мировое развитие, понимаемое как глобальный географический образ, поставило проблему географической идентичности самого мира. Географические образы теперь параметризировали мировое развитие, создавая новые пространства, в которых получали признание определенные «брэнды» мирового развития. Такова, например, концепция «устойчивого развития» (sustainable development).
Второе преобразование: мир стал восприниматься как череда географий; получился своего рода «Декарт в квадрате». Мир в целом стал не чем иным, как мировым развитием; рельеф мирового развития определял глобальность самого мира.
Изменились и формы интерпретаций мирового развития, понимаемого как глобальный географический образ.
Первая форма интерпретации: кинематографическая форма («видео»), обеспечивающая симультанность самого восприятия мирового развития[322]. Мир предельно хорологичен, события как бы наплывают друг на друга, заслоняя друг друга и одновременно «просвечивая» друг сквозь друга. Мир представляет собой как бы стеклянный дом.
Вторая форма интерпретации: использование традиционного нарратива, развивающего мотив экспансии, расширения. Происходит максимальное наращивание образности и предельное дистанцирование по отношению к любому событию. Здесь возможны разрывы в языковой ткани, интерпретирующей мировое развитие, подобно языковым разрывам в художественных произведениях Андрея Платонова. Эта форма предполагает наличие, или потенциальное существование некоего «мирового синтаксиса», а сама география предстает как синтаксис мира.
Пространство Постмодерна поглощает время, время можно помыслить как тело, оно «. есть опространствование»[323]. Не существует до и после, а то, что между-телами – образы как их местоимение. «Образы – это не подобия и уж тем более не фантомы и не фантазмы. Это то, каким способом тела поднесены друг другу, это значит – произвести на свет, сместить на край, восславить границу и осколок»[324]. Географический образ есть представление тела, телесность самого места. Уже ранний Модерн предлагает огромное количество утопий, при этом ряд их был рассчитан на реализацию[325]. В мире Постмодерна уже невозможны утопии, это «география приумножающихся эктопий»[326]. Географические образы в своей размещенной телесности являют мировое развитие. Мир – постоянно разворачиваемая и переворачиваемая образно-географическая карта. Это постоянно изменяемые геоиконические конвенции, в результате которых мир предстает как сетевая поверхность анимационных изображений[327].
Географическое пространство Постмодерна – это семиотическое пространство, воспринимаемое по преимуществу топологически. Топика образно-географического пространства определяет семиозис мирового развития. Географические образы приравнены к иконическим знакам. Знаковый иконизм географических образов заключается в их необходимой визуальности, фреймовости, сценарности; отсюда представление о мире как «колоде» образно-географических карт. Мир Постмодерна не центрирован, однако любое место есть граница, прежде всего телесная. Геосфера Постмодерна целиком самоописывается и саморегулируется, подобно центру классического культурного пространства Модерна[328]. Мир Постмодерна повсеместно пограничен и эксцентричен. Постмодерн использует здесь достижения Модерна – возникновение самой идеи и практики границы, разделение внешнего и внутреннего, однако использует их по-своему. В мире Постмодерна пограничность и эксцентричность означают максимальную подвижность, текучесть, постоянный дрейф границ; внешнее постоянно перетекает во внутреннее и наоборот. Пространство и время в нем практически не разделимы. Центры и границы совмещаются, сосуществуют, соединяя принципиально различные пространственные характеристики. Постмодерн осуществляет повсеместность в буквальном смысле.
Географические образы Посмодерна могут «тасоваться», как колода карт; ход «тасования» определяет контуры его мира. Предтеча постмодернизма аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес в рассказе «Тлён, Укбар, Орбис Терциус» описал процесс создания энциклопедии вымышленной страны, который постепенно должен оказать влияние на конфигурацию и содержание реального мира. Задача состояла в том, чтобы «… изобразить мир, который бы не был слишком уж несовместим с миром реальным. Рассеивание предметов из Тлёна по разным странам, видимо, должно было завершить этот план…»[329]. Мир вымышленного Тлёна – это мир Постмодерна. Основой его геометрии является не точка, а поверхность; перемещаясь, человек меняет окружающие его формы автоматически. Утеря предметов ведет к появлению вторичных, уже найденных, предметов («хрёниров»), формы которых более соответствуют ожиданиям их нашедшего. Образуется череда «хрёниров», меняющих своими постоянно совершенствующимися очертаниями прошлое[330]. Развитие мира предстает как текучее пространство, меняющее формы времени. Рассказ «Алеф» – воплощенная иллюстрация другой особенности мира Постмодерна. Географические образы Постмодерна, размножаясь с огромной скоростью (можно говорить уже не о геометрической, а географической прогрессии), полностью равнозначны. Каждый из этих образов должен восприниматься в контекстах других существующих образов. В рассказе Борхеса в подвале дома находится таинственное место, Алеф – точка пространства, в которой собраны все остальные точки пространства[331]. Выполнив все требования, герой рассказа увидел Алеф: «.миллионы явлений – радующих глаз и ужасающих, – ни одно из них не удивило меня так, как тот факт, что все они происходили в одном месте, не накладываясь одно на другое и не будучи прозрачными. То, что видели мои глаза, совершалось одновременно…»[332].
Географические образы Постмодерна формируют ментальные пространства нового типа. «Отражаясь» друг в друге и постоянно размножаясь, эти образы придают любой выделяемой пространственной конфигурации уникальный, индивидуальный характер. Они семантически насыщают друг друга, обеспечивают перманентную семантическую «подпитку» собственной конфигурации[333]. Каждая подобная конфигурация естественным образом отсылает к другим, семантически с ней соприкасающимся. Возникает постоянно растущее поле семантических смыслов, каждый из которых последовательно выходит на очередной мета-уровень[334]. Мировое развитие осуществляется по бесчисленному множеству образных траекторий и на этом же бесчисленном множестве.
Описание географических образов Постмодерна возможно и необходимо в рамках когнитивной теории. Процесс познания стал прямо зависимым от пространственных конструкций, создаваемых и работающих в языке и языком. Тотальное освоение пространства Постмодерном происходит путем внедрения языка в само пространство (пространства); возникают структуры описания, в которых язык неотделим от характеризуемого пространства – другими словами, язык-пространство. Пространства Постмодерна – это метаязык, с помощью которого осуществляются ментальные репрезентации. Ментальные пространства реализуются как глобальные и одновременно точечные, локальные географические образы. Пространственность этих образов обеспечивает эффективность ментальных репрезентаций. Географические образы репрезентируются как ключевые пространственные концепты, создающие собственные концептуальные пространства. В соответствии с проведенными ментальными репрезентациями строятся схемы интерпретации, которые определяют характер и уровень соотнесения географических образов в метапространстве и ориентируют их по отношению друг к другу. Мир представляется как реализация определенных схем интерпретации[335]. «Границы интерпретации являются одновременно и границами воспринимаемого мира»[336]. Пространства Постмодерна – когнитивная география ключевых концептов, репрезентирующих образы одновременных миров (мест). Мировое развитие интерпретируется как наложение концептуальных структур, параметризованных географически. Мир представляется как структурное пространство (пространство структур), а концепт мирового развития означает, прежде всего, пространственное развитие, реализуемое в последовательных трансформациях географических образов.
2.4.2. Метод образно-географического картографирования (ОГК)
В истоках понимания мирового развития как глобального географического образа – изменения в области картографии, в восприятии путешествий и политики, заложенные эпохой Модерна.
Изменения в области картографии: Великие географические открытия, появление современных картографических проекций, создание первых глобусов, метафизика шарообразной формы Николая Кузанского[319]означали возможность метагеографии, в рамках которой мир становится предельно географическим образом.
Изменения в восприятии путешествий: путешествия стали основой идеи единства мира; благодаря им мир, пожалуй, впервые стал восприниматься как тотально связная география. Став, по сути, идеологией пути[320], путешествия теперь содержательно насыщали мировое развитие как глобальный географический образ. Тотальное, непрерывное путешествие в пределе и есть мировое развитие; частные, локальные путешествия – это приближения к глобальному географическому образу.
Изменения в восприятии политики: политика теперь обеспечивала форму мирового развития как глобального географического образа[321]. Глобальность означала политичность, и эта геополитическая «формула» вела к определенной политической экономии образа (образов) мира. По принципу дополнительности, политика уравновешивала изменения в восприятии путешествий, упрощая, выравнивая, преобразуя непрерывный ряд подробных операций содержательного насыщения мирового развития.
Эти изменения стали причиной радикальных преобразований и в содержании репрезентаций мирового развития.
Первое преобразование: мировое развитие, понимаемое как глобальный географический образ, поставило проблему географической идентичности самого мира. Географические образы теперь параметризировали мировое развитие, создавая новые пространства, в которых получали признание определенные «брэнды» мирового развития. Такова, например, концепция «устойчивого развития» (sustainable development).
Второе преобразование: мир стал восприниматься как череда географий; получился своего рода «Декарт в квадрате». Мир в целом стал не чем иным, как мировым развитием; рельеф мирового развития определял глобальность самого мира.
Изменились и формы интерпретаций мирового развития, понимаемого как глобальный географический образ.
Первая форма интерпретации: кинематографическая форма («видео»), обеспечивающая симультанность самого восприятия мирового развития[322]. Мир предельно хорологичен, события как бы наплывают друг на друга, заслоняя друг друга и одновременно «просвечивая» друг сквозь друга. Мир представляет собой как бы стеклянный дом.
Вторая форма интерпретации: использование традиционного нарратива, развивающего мотив экспансии, расширения. Происходит максимальное наращивание образности и предельное дистанцирование по отношению к любому событию. Здесь возможны разрывы в языковой ткани, интерпретирующей мировое развитие, подобно языковым разрывам в художественных произведениях Андрея Платонова. Эта форма предполагает наличие, или потенциальное существование некоего «мирового синтаксиса», а сама география предстает как синтаксис мира.
Пространство Постмодерна поглощает время, время можно помыслить как тело, оно «. есть опространствование»[323]. Не существует до и после, а то, что между-телами – образы как их местоимение. «Образы – это не подобия и уж тем более не фантомы и не фантазмы. Это то, каким способом тела поднесены друг другу, это значит – произвести на свет, сместить на край, восславить границу и осколок»[324]. Географический образ есть представление тела, телесность самого места. Уже ранний Модерн предлагает огромное количество утопий, при этом ряд их был рассчитан на реализацию[325]. В мире Постмодерна уже невозможны утопии, это «география приумножающихся эктопий»[326]. Географические образы в своей размещенной телесности являют мировое развитие. Мир – постоянно разворачиваемая и переворачиваемая образно-географическая карта. Это постоянно изменяемые геоиконические конвенции, в результате которых мир предстает как сетевая поверхность анимационных изображений[327].
Географическое пространство Постмодерна – это семиотическое пространство, воспринимаемое по преимуществу топологически. Топика образно-географического пространства определяет семиозис мирового развития. Географические образы приравнены к иконическим знакам. Знаковый иконизм географических образов заключается в их необходимой визуальности, фреймовости, сценарности; отсюда представление о мире как «колоде» образно-географических карт. Мир Постмодерна не центрирован, однако любое место есть граница, прежде всего телесная. Геосфера Постмодерна целиком самоописывается и саморегулируется, подобно центру классического культурного пространства Модерна[328]. Мир Постмодерна повсеместно пограничен и эксцентричен. Постмодерн использует здесь достижения Модерна – возникновение самой идеи и практики границы, разделение внешнего и внутреннего, однако использует их по-своему. В мире Постмодерна пограничность и эксцентричность означают максимальную подвижность, текучесть, постоянный дрейф границ; внешнее постоянно перетекает во внутреннее и наоборот. Пространство и время в нем практически не разделимы. Центры и границы совмещаются, сосуществуют, соединяя принципиально различные пространственные характеристики. Постмодерн осуществляет повсеместность в буквальном смысле.
Географические образы Посмодерна могут «тасоваться», как колода карт; ход «тасования» определяет контуры его мира. Предтеча постмодернизма аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес в рассказе «Тлён, Укбар, Орбис Терциус» описал процесс создания энциклопедии вымышленной страны, который постепенно должен оказать влияние на конфигурацию и содержание реального мира. Задача состояла в том, чтобы «… изобразить мир, который бы не был слишком уж несовместим с миром реальным. Рассеивание предметов из Тлёна по разным странам, видимо, должно было завершить этот план…»[329]. Мир вымышленного Тлёна – это мир Постмодерна. Основой его геометрии является не точка, а поверхность; перемещаясь, человек меняет окружающие его формы автоматически. Утеря предметов ведет к появлению вторичных, уже найденных, предметов («хрёниров»), формы которых более соответствуют ожиданиям их нашедшего. Образуется череда «хрёниров», меняющих своими постоянно совершенствующимися очертаниями прошлое[330]. Развитие мира предстает как текучее пространство, меняющее формы времени. Рассказ «Алеф» – воплощенная иллюстрация другой особенности мира Постмодерна. Географические образы Постмодерна, размножаясь с огромной скоростью (можно говорить уже не о геометрической, а географической прогрессии), полностью равнозначны. Каждый из этих образов должен восприниматься в контекстах других существующих образов. В рассказе Борхеса в подвале дома находится таинственное место, Алеф – точка пространства, в которой собраны все остальные точки пространства[331]. Выполнив все требования, герой рассказа увидел Алеф: «.миллионы явлений – радующих глаз и ужасающих, – ни одно из них не удивило меня так, как тот факт, что все они происходили в одном месте, не накладываясь одно на другое и не будучи прозрачными. То, что видели мои глаза, совершалось одновременно…»[332].
Географические образы Постмодерна формируют ментальные пространства нового типа. «Отражаясь» друг в друге и постоянно размножаясь, эти образы придают любой выделяемой пространственной конфигурации уникальный, индивидуальный характер. Они семантически насыщают друг друга, обеспечивают перманентную семантическую «подпитку» собственной конфигурации[333]. Каждая подобная конфигурация естественным образом отсылает к другим, семантически с ней соприкасающимся. Возникает постоянно растущее поле семантических смыслов, каждый из которых последовательно выходит на очередной мета-уровень[334]. Мировое развитие осуществляется по бесчисленному множеству образных траекторий и на этом же бесчисленном множестве.
Описание географических образов Постмодерна возможно и необходимо в рамках когнитивной теории. Процесс познания стал прямо зависимым от пространственных конструкций, создаваемых и работающих в языке и языком. Тотальное освоение пространства Постмодерном происходит путем внедрения языка в само пространство (пространства); возникают структуры описания, в которых язык неотделим от характеризуемого пространства – другими словами, язык-пространство. Пространства Постмодерна – это метаязык, с помощью которого осуществляются ментальные репрезентации. Ментальные пространства реализуются как глобальные и одновременно точечные, локальные географические образы. Пространственность этих образов обеспечивает эффективность ментальных репрезентаций. Географические образы репрезентируются как ключевые пространственные концепты, создающие собственные концептуальные пространства. В соответствии с проведенными ментальными репрезентациями строятся схемы интерпретации, которые определяют характер и уровень соотнесения географических образов в метапространстве и ориентируют их по отношению друг к другу. Мир представляется как реализация определенных схем интерпретации[335]. «Границы интерпретации являются одновременно и границами воспринимаемого мира»[336]. Пространства Постмодерна – когнитивная география ключевых концептов, репрезентирующих образы одновременных миров (мест). Мировое развитие интерпретируется как наложение концептуальных структур, параметризованных географически. Мир представляется как структурное пространство (пространство структур), а концепт мирового развития означает, прежде всего, пространственное развитие, реализуемое в последовательных трансформациях географических образов.
2.4.2. Метод образно-географического картографирования (ОГК)
Моделирование ГО включает в себя построение графических моделей, удобных для восприятия и использования. Такие графические модели могут быть названы картами, поскольку сами ГО связаны с порождающими их географическими объектами. Соответственно, эти карты, с одной стороны, связаны с традиционными географическими картами, а, с другой стороны, они должны выражать специфику формирования и развития ГО. В данном контексте, метод ОГК рассматривается как один из наиболее эффективных методов представления ГО, а также их непосредственного изучения.
Необходимость разработки и использования метода ОГК – это отсутствие специфических методов изучения ГО, способных наиболее полно представить (репрезентировать) исследуемый предмет. Поскольку ГО обладают собственными особенностями и закономерностями формирования и развития, то традиционные географические карты, используемые при изучении и представлении географических объектов, не могут выступать как основной метод представления ГО. В то же время возможны образно-географические интерпретации традиционных географических карт и картосхем. Современный этап развития образно-географических исследований, характеризующийся быстрым увеличением количества работ в этой научной области[337], а также осмыслением методологических, теоретических и методических оснований таких исследований, способствует разработке метода ОГК.
Картографирование географических образов: содержание и смысл. В первую очередь, необходимо определить, что означает картографирование географических образов и как производится подобное картографирование. Несомненно, карты географических образов отличаются от традиционных географических карт, а также от ментальных (мысленных) или когнитивных карт[338]. В данном случае под картографированием подразумевается как процесс, так и результат этого процесса.
Для картографирования географических образов характерно частичное сохранение общей ориентации по сторонам света, принятой в западной картографии Нового времени. Карты географических образов сохраняют примерную ориентацию (верх карты – север, низ карты – юг и т. д.). Во многом близки этим картам географические картоиды[339], однако для карт географических образов характерны сильные отчлененность, отделенность самих образов от традиционного картографического поля, наличие большей дистанции между картографируемыми объектами (в данном случае образами) и их субстратом, или фоном[340]. Благодаря картографированию географических образов создается автономное географоидное пространство со своими законами развития[341].
Здесь важно соотнести картографические образы (КО), сравнительно давно выделяемые и изучаемые в современной картографии и гуманитарных науках (история, филология, семиотика), и ГО – с тем, чтобы понять специфику последних. В отличие от КО, ГО репрезентируются различными способами (тексты различного рода – художественные, научные, эпистолярные и т. д.; живопись, графика, кино, фотография, видео и пр.). КО больше зависимы от своей основы – конкретной территории, конкретного способа картографирования – т. е. они сразу завязаны на карту, тогда как ГО могут автономно функционировать и вне каких-либо картографических изображений (в виде письменного текста, картины, видеофильма и т. п., где может не быть никаких описаний или изображений географической карты). Т. о., картографирование ГО может быть последним шагом их репрезентации и/или интерпретации, тогда как КО изначально уже моделируются в поле существующей (созданной) карты (в т. ч. и карты ГО).
ОГК связано в содержательном плане с ментальным (когнитивным) картографированием и созданием картоидов. Во всех трех случаях наблюдается нарушение традиционных (принятых) картографических правил и проекций, объясняемое стремлением показать или зафиксировать индивидуальные и/или групповые геопространственные представления. Наряду с этим, есть и отличие между ОГК и указанными способами картографирования: и когнитивное картографирование, и разработка картоидов опираются, тем не менее, на систему принятых географических координат способов изображения, искажаемых или искривляемых в целях наглядного и более удобного показа определенных геопространственных представлений; ОГК же, не отказываясь полностью от традиционной географической ориентации современных карт, опирается, прежде всего, на систему архетипов, знаков и символов, составляющих тот или иной ГО. Совместное использование всех четырех типов картографирования (традиционное, ментальное, картоиды, ОГК) может дать интересные исследовательские результаты.
Таблица 1. Сравнительные характеристики различных видов картографирования
122[342]
123[343]
124[344]
Картографирование географических образов предполагает репрезентацию и интерпретацию тех или иных топонимов как географических образов. Ясно, что карта ГО собирает зачастую топонимы разных эпох – это, в известном смысле, осознанный факт – в отличие от средневековых карт с их неосознаваемыми в большинстве случаев анахронизмами[345]. Другое дело, что тогда требуются серьезные комментарии. При этом географические образы рассматриваются как знаки некоей реальности, или реального географического пространства. Географические образы взаимодействуют и создают собственное метагеографическое пространство. Вопрос состоит в следующем: как технологически конструировать, или воспроизводить данное метагеографическое пространство на соответствующей карте? В первом приближении для этого используются классические диаграммы Венна[346], с помощью которых отображаются пересечения и вхождения географических образов друг в друга и их взаимная ориентация[347].
ОГК предполагает создание условных графических моделей, в которых частично сохраняется географическая ориентация традиционных (современных) карт и используются в качестве способов изображения и репрезентации способы изображения из математической (топологической) теории графов и т. н. диаграммы Венна (используемые, прежде всего, в логике). Образно-географическая карта есть графический инвариант обобщенной (базисной) модели определенного ГО, при этом соответствующие этому ГО качества и параметры географического объекта с максимально возможной степенью плотности (интенсивности) «свертываются» в конкретные элементы такой карты (графически изображенные соотнесенные, связанные между собой архетипы, знаки и символы). Следовательно, образно-географическая карта в когнитивном отношении есть результат сгущения, концентрации знаний об определенном географическом пространстве в специфической знаково-символической форме.
Необходимость разработки и использования метода ОГК – это отсутствие специфических методов изучения ГО, способных наиболее полно представить (репрезентировать) исследуемый предмет. Поскольку ГО обладают собственными особенностями и закономерностями формирования и развития, то традиционные географические карты, используемые при изучении и представлении географических объектов, не могут выступать как основной метод представления ГО. В то же время возможны образно-географические интерпретации традиционных географических карт и картосхем. Современный этап развития образно-географических исследований, характеризующийся быстрым увеличением количества работ в этой научной области[337], а также осмыслением методологических, теоретических и методических оснований таких исследований, способствует разработке метода ОГК.
Картографирование географических образов: содержание и смысл. В первую очередь, необходимо определить, что означает картографирование географических образов и как производится подобное картографирование. Несомненно, карты географических образов отличаются от традиционных географических карт, а также от ментальных (мысленных) или когнитивных карт[338]. В данном случае под картографированием подразумевается как процесс, так и результат этого процесса.
Для картографирования географических образов характерно частичное сохранение общей ориентации по сторонам света, принятой в западной картографии Нового времени. Карты географических образов сохраняют примерную ориентацию (верх карты – север, низ карты – юг и т. д.). Во многом близки этим картам географические картоиды[339], однако для карт географических образов характерны сильные отчлененность, отделенность самих образов от традиционного картографического поля, наличие большей дистанции между картографируемыми объектами (в данном случае образами) и их субстратом, или фоном[340]. Благодаря картографированию географических образов создается автономное географоидное пространство со своими законами развития[341].
Здесь важно соотнести картографические образы (КО), сравнительно давно выделяемые и изучаемые в современной картографии и гуманитарных науках (история, филология, семиотика), и ГО – с тем, чтобы понять специфику последних. В отличие от КО, ГО репрезентируются различными способами (тексты различного рода – художественные, научные, эпистолярные и т. д.; живопись, графика, кино, фотография, видео и пр.). КО больше зависимы от своей основы – конкретной территории, конкретного способа картографирования – т. е. они сразу завязаны на карту, тогда как ГО могут автономно функционировать и вне каких-либо картографических изображений (в виде письменного текста, картины, видеофильма и т. п., где может не быть никаких описаний или изображений географической карты). Т. о., картографирование ГО может быть последним шагом их репрезентации и/или интерпретации, тогда как КО изначально уже моделируются в поле существующей (созданной) карты (в т. ч. и карты ГО).
ОГК связано в содержательном плане с ментальным (когнитивным) картографированием и созданием картоидов. Во всех трех случаях наблюдается нарушение традиционных (принятых) картографических правил и проекций, объясняемое стремлением показать или зафиксировать индивидуальные и/или групповые геопространственные представления. Наряду с этим, есть и отличие между ОГК и указанными способами картографирования: и когнитивное картографирование, и разработка картоидов опираются, тем не менее, на систему принятых географических координат способов изображения, искажаемых или искривляемых в целях наглядного и более удобного показа определенных геопространственных представлений; ОГК же, не отказываясь полностью от традиционной географической ориентации современных карт, опирается, прежде всего, на систему архетипов, знаков и символов, составляющих тот или иной ГО. Совместное использование всех четырех типов картографирования (традиционное, ментальное, картоиды, ОГК) может дать интересные исследовательские результаты.
Таблица 1. Сравнительные характеристики различных видов картографирования
122[342]
123[343]
124[344]
Картографирование географических образов предполагает репрезентацию и интерпретацию тех или иных топонимов как географических образов. Ясно, что карта ГО собирает зачастую топонимы разных эпох – это, в известном смысле, осознанный факт – в отличие от средневековых карт с их неосознаваемыми в большинстве случаев анахронизмами[345]. Другое дело, что тогда требуются серьезные комментарии. При этом географические образы рассматриваются как знаки некоей реальности, или реального географического пространства. Географические образы взаимодействуют и создают собственное метагеографическое пространство. Вопрос состоит в следующем: как технологически конструировать, или воспроизводить данное метагеографическое пространство на соответствующей карте? В первом приближении для этого используются классические диаграммы Венна[346], с помощью которых отображаются пересечения и вхождения географических образов друг в друга и их взаимная ориентация[347].
ОГК предполагает создание условных графических моделей, в которых частично сохраняется географическая ориентация традиционных (современных) карт и используются в качестве способов изображения и репрезентации способы изображения из математической (топологической) теории графов и т. н. диаграммы Венна (используемые, прежде всего, в логике). Образно-географическая карта есть графический инвариант обобщенной (базисной) модели определенного ГО, при этом соответствующие этому ГО качества и параметры географического объекта с максимально возможной степенью плотности (интенсивности) «свертываются» в конкретные элементы такой карты (графически изображенные соотнесенные, связанные между собой архетипы, знаки и символы). Следовательно, образно-географическая карта в когнитивном отношении есть результат сгущения, концентрации знаний об определенном географическом пространстве в специфической знаково-символической форме.