ОГК предполагает также разработку соответствующей легенды, показывающей, например, типы (виды) тех или иных знаков и символов, а также их иерархию (если она есть). Способы показа при этом (цвет, форма, размер) не отличаются от способов показа, используемых в традиционном современном картографировании. Так, образно-географическая карта, созданная в результате исследования стихотворения А. Блока «Скифы», имеет легенду, в которой размеры элемента (узла) карты соответствуют значимости этого элемента.
Кроме того, возможно создание серий образно-географических карт, показывающих или динамику развития ГО, или параллельные, одновременно возникшие ГО одного и того же географического объекта. Характерный пример такого рода – образно-географические карты, показывающие ход политических переговоров на Потсдамской мирной конференции 1945 г. по поводу статуса Германии и по поводу Лондона как места будущих встреч министров иностранных дел стран-союзниц. Рассмотрим более подробно эти примеры.
Формирование и развитие структур и систем прикладных ГО в процессе международных переговоров (на примере Потсдамской мирной конференции 1945 г.). Одной из наиболее интересных для географии областей активного развития географических образов в качестве объекта исследования является политика. Политика и международные отношения порождают специфические прикладные структуры и системы ПГО, исследование которых может способствовать разрешению международных конфликтов, улучшению международных политических коммуникаций и повышению эффективности взаимопонимания политических лидеров и политиков в широком смысле. Политическое мышление с образно-географической точки зрения – это поле активного применения, формирования и развития политико-географических и геополитических понятий, порождающих яркие и достаточно эффективные географические образы.
Процессы выработки действенных (эффективных) международных политических решений и политических документов связаны, как правило, с ведением активного политического диалога. Географические понятия, так или иначе используемые в диалоге, приобретают специфическую политическую окраску в зависимости от целей и задач участников диалога. В процессе диалога происходит трансформация географического понятия, активно используемого в диалоге. Понятия, используемые для характеристики того или иного географического объекта, подвергаются значительному упрощению и становятся более ясными для политических партнеров. В результате диалога формируется новое географическое знание, характеризующее какой-либо реальный географический объект с общей точки зрения, выработанной участниками диалога. Этот процесс достаточно противоречив, и новое политико-географическое знание – результат соглашения – может вобрать в себя определения, характеризующие объект, несовместимые или мало совместимые с традиционной точкой зрения. Формируется нетрадиционное географическое знание, представление которого связано с нарушением классической логики. Одно из практических значений подобного рода исследований – в возможности их использования при создании специализированных экспертных систем в области политико-географических и геополитических знаний[348].
В целях достижения политического соглашения (компромисса) участники переговоров или один из них вынуждены формировать в ходе диалога компактные политико-географические образы стран или территорий, отталкиваясь первоначально от сравнительно большого количества слабо связанных между собой характеристик интересующего их географического объекта. Происходит упаковка соответствующего географического понятия – процесс отсечения ненужных участникам диалога географических знаний об объекте и одновременно с этим поиск, выявление и окончательное формулирование простого географического образа, в который облекается или упаковывается конкретное географическое понятие. В ходе дальнейших переговоров каждый из политических партнеров может по-своему распаковывать, развертывать этот образ в зависимости от своих политических интересов и способствовать тем самым созданию новых, более компактных упаковок того же географического объекта или же перемещению в центр обсуждения новых географических объектов или понятий, зацепляющихся при распаковке старого и требующих, в свою очередь, выработки соответствующих им политико-географических образов.
Механизмы формирования сравнительно компактных политико-географических образов можно проследить на примере дискуссий, развернувшихся в ходе Потсдамской мирной конференции (17 июля – 2 августа 1945 г.) между главами союзных делегаций У. Черчиллем, И. Сталиным и Г. Трумэном. В качестве источника были использованы советские записи заседаний конференции[349].
Обсуждение понятия Германии было одним из наиболее интересных, с нашей точки зрения, моментов дискуссии на втором заседании конференции. Вопрос о том, что считать Германией в связи с проблемой выплаты ею репараций и определения ее послевоенных границ, был поднят Черчиллем, однако в дальнейшем политико-географический образ Германии был сформирован в диалоге Г. Трумэна и И. Сталина[350]. Вопрос «В каких границах должна рассматриваться Германия?» был представлен Трумэном в виде двух возможных взаимоисключающих ответов: «В границах 1937 г…» и «В границах 1945 г…». Такая постановка вопроса не устраивала Сталина, для которого эти границы – реконструируя модель его политического мышления – не существовали сами по себе, но лишь в связи с проблемой Восточной Пруссии (Кенигсберга). Он был вынужден уйти от вопроса о точных политических границах Германии и заявить, что Германия – это «географическое понятие». Ходу диалога пока мешало то, что Сталин скрывал свои геополитические представления о соотношении границ Германии, СССР и Польши. Логика Сталина была следующей: 1) Германии в границах 1937 г. не существует; должна рассматриваться Германия в послевоенном состоянии, после войны – то есть учитывая современную геополитическую расстановку сил в Европе; 2) таким образом, на первоначальный вопрос Трумэна ответ, пока формальный, – Германия 1945 г.; 3) необходимо как бы расширить проблему с целью выявления в ходе диалога более широких геополитических точек зрения на Германию, поэтому утверждается, что Германия – это «географическое понятие». Структура первого этапа диалога показана на рис. 14.
Рис. 14. Структура первого этапа диалога Черчилля, Сталина и Трумэна «Что такое Германия»
На втором этапе диалога происходила выработка собственно политико-географического образа Германии и его упаковка. Этот процесс можно разбить на отдельные стадии. Первоначально Сталин, зондируя точки зрения собеседников и пытаясь, пока в скрытом виде, сформулировать свои геополитические представления, сформировал образ Германии 1945 г. Были определены признаки понятия Германии 1945 г.: 1) нет правительства; 2) нет определенных границ; 3) нет никаких войск, в том числе пограничных; 4) страна разделена на оккупационные зоны. Наконец, все эти частные определения были объединены одним образом: Германия 1945 г. – это «разбитая страна», т. е. потерпевшая военное поражение и потерявшая большую часть государственных атрибутов (рис. 15). По-существу, этот образ был пока малопродуктивен для целей выработки общей точки зрения участников конференции на Германию, вернее, на определение ее границ. Однако образ разбитой страны позволил Сталину в ходе его формирования затронуть проблему границ Германии вообще. Он указал на конкретные территориальные вопросы – Судетская область, Восточная Пруссия, определение западных границ Польши – при этом, реконструируя политическое мышление Сталина, можно отметить, что Судетская область служила как бы отводом глаз для союзников, предметом его истинного интереса выступал Кенигсберг, а непосредственным рычагом, или основным средством решения проблемы являлось определение западных границ Польши, взятое в широком геополитическом контексте.
Рис. 15. Политико-географический образ Германии 1945-го г.
Образ разбитой страны, Германии 1945 г. был основой для дальнейшего развития диалога, поскольку, с одной стороны, он позволил Сталину сформулировать, хотя и в неявном виде, его геополитические представления по обсуждаемому вопросу, а, с другой, – позволил четко трансформировать вопрос о Германии в вопрос о ее точных политических границах в целях предмета обсуждения. Ядром политико-географического образа Германии в данном случае является представление о неясности и проблемности политических (государственных) границ этой страны. Политико-географический образ, сформулированный Сталиным достаточно быстро и четко – пример ярко выраженной геополитической составляющей его профессионального мышления как политика.
Говорить о точных границах Германии применительно к образу «Германия 1945 г. – разбитая страна» было невозможно, поэтому этот образ сыграл роль промежуточного, некоей прокладки или медиатора между пока различными точками зрения участников. Теперь все зависело от того, кто сможет предложить более компактный или более емкий политико-географический образ границ Германии. Это удалось Г. Трумэну, который предложил рассматривать границы Германии в рамках Версальского договора, то есть фактически границы Германии и 1937 г. в том числе. Для Сталина образ границ Германии был увязан, прежде всего, с проблемой границ Советского Союза, его упаковка этого образа была более локальной и менее компактной, поэтому он в итоге, как и Черчилль, вынужден был согласиться с предложением Трумэна (рис. 16).
Рис. 16. Политико-географические образы границ Германии
То, что образ границ Германии, предложенный Сталиным, был менее компактным и менее емким, позволяет представить его развертка или распаковка (рис. 17), которая выглядит достаточно простой, может быть, примитивной, с одной стороны, и, с другой, – сравнительно локальной, узкой, затрагивающей границы лишь государств Восточной Европы, тогда как образ границ Германии Трумэна – «Версальский договор» – включает всю Европу, не говоря о государствах за ее пределами.
Рис. 17. «Распаковка» политико-географического образа Германии Сталина
Политико-географический образ Германии 1945 г., разобранный выше, можно отнести к классу эндогенных, когда формирование конкретного образа происходит с помощью перебора различных упаковок одного и того же понятия. Возможен и другой путь формирования географического образа. В этом случае активную роль играют соседние образы или понятия, при пересечении и взаимодействии которых непосредственно зарождается новый образ. Такой образ можно назвать экзогенным (см. также главу 3).
Подобный, экзогенный политико-географический образ был создан Черчиллем в диалоге со Сталиным и Трумэном на четвертом заседании Потсдамской мирной конференции[351]. Одним из частных вопросов в повестке дня этого заседания был вопрос о месте регулярных встреч (Совете) министров иностранных дел стран-победительниц во второй мировой войне. Образ, созданный Черчиллем, – «Географическое положение Лондона», – фактически был достаточно тонкой и изящной интерпретацией сложившейся после окончания второй мировой войны геополитической ситуации, расстановки сил, коренным образом отличавшейся от довоенной. Эта, теперь сравнительно упрощенная геополитическая картина мира стала фактически биполярной – между двумя значительно выросшими гигантами, США и Россией (СССР) находилась довольно сильно уменьшившаяся в военно-стратегическом и политическом смысле Великобритания (Британская империя), тогда как недавно освобожденная Франция и оккупированная Германия в этой картине мира практически не существовали.
В качестве места встречи Совета министров иностранных дел стран-победительниц Черчилль выдвинул Лондон, аргументировав это следующим образом: 1) это та столица (имеются в виду страны-победительницы), которая более других находилась под огнем неприятеля во время войны; 2) это самый большой город в мире; 3) это один из старейших городов в мире; 4) Лондон находится на полдороге между США и Россией; 5) он совершенно не используется как место политических встреч. Из этого перечня видно, что аргументация Черчилля была, с одной стороны, достаточно разнородной и разнообразной, причем использовались даже школьно-географические или туристические факты – «самый большой город», «один из старейших городов мира», с другой, – она была достаточно геополитически, хотя и неявно, мотивированной – географический факт «на полдороге между США и Россией». Первый и пятый аргументы – «под огнем неприятеля» и «не используется как место встреч» – в данном случае выступали и как маскирующие геополитический аргумент, и как расширяющие и содержательно, и формально само поле аргументации, хотя сами по себе они вряд ли могли рассматриваться достаточно серьезно.
Расчет Черчилля оказался верным. Сталин, чье мышление в сфере внешней политики можно во многом охарактеризовать как геополитическое – оно во многом как бы школьно-географическое, схематичное – уловил скрытый подтекст предложения Черчилля, учитывавшего реальную геополитическую расстановку сил, и среагировал положительным образом именно на аргумент «на полдороге между США и Россией». Трумэн, занявший в данном случае нейтральную позицию, согласился. В результате этого диалога Лондон родился как конкретный политико-географический образ на пересечении географических понятий США и России (рис. 18).
Рис. 18. Возникновение политико-географического образа Лондона
Упаковка этого образа
состояла из двух стадий. На первой стадии она состояла из двух оболочек: 1) «На полдороге между США и Россией» и 2) «Географическое положение Лондона» – более компактная или более емкая оболочка. На второй стадии менее емкая оболочка исчезла, и сам образ стал более компактным – формулировка «Географическое положение Лондона» включила, практически, так или иначе, в различной степени все представленные Черчиллем аргументы в пользу Лондона как места встречи Совета министров иностранных дел (рис. 19).
Рис. 19. «Упаковка» политико-географического образа Лондона
Понятия упаковки и распаковки можно рассматривать как технологическое приспособление или средство для описания в первом приближении процессов формирования, развития и реконструкции географических и политико-географических образов. Анализ этих процессов позволяет перейти к исследованию более сложных и неоднозначных явлений – образных геополитических картин мира.
Формирование и развитие образных геополитических картин мира в процессе международных переговоров (на примере Потсдамской мирной конференции 1945 г.). Образные геополитические картины мира – это целостные системы взаимосвязанных разнородных и разнообразных политико-географических образов различных уровней охвата географической реальности – от местных и областных до страновых, региональных и континентальных. Цель создания образных геополитических картин мира – достижение сбалансированного комплекса политических соглашений по какому-либо крупному или глобальному региону мира между участниками международных переговоров, придерживающихся зачастую различных политических взглядов и принципов. Географические знания и их представление выступают, таким образом, естественным полем возможных компромиссов. Адекватной формой выражения этих политических компромиссов может быть геополитическая картина мира.
Процесс формирования геополитической картины мира вновь был исследован на материале советских записей Потсдамской мирной конференции[352]. На предпоследнем, двенадцатом заседании конференции подробно обсуждался проект соглашения союзников – стран-победительниц во второй мировой войне – о германских репарациях. Этот вопрос в ходе его обсуждения стал непосредственным катализатором создания геополитической картины мира руководителями США, Великобритании и СССР – президентом США Трумэном, государственным секретарем США Бирнсом, английским премьер-министром Бевином и Сталиным.
В связи с вопросом о территориальном разделении источников немецких репараций Сталин предложил четкое зонирование по акциям германских предприятий: Западная Германия/Восточная Германия, имея в виду западную и восточную зоны оккупации. Вопрос о германских инвестициях за рубежом вызвал новую дефиницию Сталина в результате наводящих вопросов Трумэна: Восточная Европа была определена им как зона советской оккупации; то, что находится в западной зоне оккупации – Западная Европа. Но эта новая Восточная Европа включила теперь, по Сталину, Румынию, Болгарию, Венгрию и Финляндию, образовав причудливую конфигурацию сравнительно с традиционным пониманием этого понятия[353]. Попытка Бевина в вопросе Сталину вывести предмет обсуждения за пределы Европы привела к тому, что понятие германских инвестиций зримо сконденсировало четкие определения западной и восточной зон, при этом восточная зона была ограничена Восточной Европой, тогда как западная зона – это было все, что к западу от нее. Возникла дихотомия советская зона / весь остальной мир.
Это геополитическое районирование было достаточно нежестким, нечетким по сравнению с традиционным географическим районированием. Второй его признак – это обособленность от реальной географии. Так, Бевин, оперируя применительно к вопросу о германских активах в других странах признаком «к западу от зон оккупации Германии», был вынужден включить сюда и Грецию, реально находящуюся юго-восточнее и южнее основного геополитического разлома. Геополитическое пространство было сформировано по отношению к традиционному географическому пространству как анаморфированное – это, по-видимому, одно из условий его существования и функционирования.
Акцентирование Бирнсом проблемы акций германских предприятий в его вопросах Сталину привело к дальнейшему упрочению уже сложившейся дихотомической геополитической картины мира, которая, по Сталину, должна была быть достаточно простой и понятной, и при этом быть соотносимой с реальной географией. Поэтому вопрос о географическом разделении места правления предприятия и размещения самого предприятия был решен им однозначно: важнее конкретное место размещения или нахождения предприятия, место правления предприятия как менее важный признак было отсечено. Перекрестные вопросы Бевина и Бирнса Сталину позволили выяснить, что размещение германских активов в советской зоне оккупации или за ее пределами являлось фактически универсальным, синтетическим признаком дифференциации вновь формировавшейся геополитической картины мира.
В этой картине мира был образован своего рода анклав – нейтральная зона, состоявшая из Чехословакии и Югославии, занятых советскими войсками. Однако Сталин отказался от немецких активов, находившихся в этих странах, а также в Западной Австрии. Восточная Австрия по признаку германских активов была отнесена Сталиным к восточной зоне.
В итоге можно выделить признаки глобального геополитического районирования или зонирования, проведенного союзниками на Потсдамской конференции. Это: 1) германские инвестиции, 2) акции германских предприятий,
3) германские заграничные активы – фактически дополняет первые два, частично включая их в себя; по содержанию это более широкий признак;
4) право на германское золото (от которого СССР отказался); 5) зоны оккупации. Последний, 5-й признак, по сути, стал исходным основным критерием 1-го этапа геополитического районирования. В целом можно наблюдать, как решение довольно частного вопроса о немецких репарациях привело к тотальному геополитическому размежеванию.
Геополитическая картина мира Сталина была четко дихотомичной, основанной на бинарных оппозициях: восточная зона/западная зона, Восточная Европа/остальной мир. Восточная Европа в геополитическом смысле вобрала в себя Румынию, Болгарию, Венгрию, Финляндию, Польшу – в скрытом виде, ибо в дальнейшем был обсужден по инициативе Сталина вопрос о приглашении Польши на Совет министров иностранных дел союзников – и восточную половину Австрии. Нейтральная, или буферная зона была образована Чехословакией, Югославией и западной половиной Австрии. Впоследствии эта картина в значительной степени изменилась и дифференцировалась: Чехословакия вошла в советскую Восточную Европу, Австрия отошла в западную зону. Эскизный характер этой картины мира привел к ее последующему усложнению. Но в любом случае она выступала как одна из основ дальнейших политических действий.
К особенностям этой образной геополитической картины мира можно отнести: 1) несомненную и прямую связь с географией оккупационных зон союзников, 2) явную локальность геополитического, преимущественно военно-стратегического, влияния СССР – только в Восточной Европе; 3) известную приземленность и привязанность к реальной географии производства – важно было, где находилось само предприятие, а не его правление. В целом эта картина – результат во многом жесткости, сосредоточенности и узости геополитического мышления Сталина.
Геополитическое мышление западных союзников в исследованном диалоге можно назвать мягким, soft: они как бы экспертным путем выявляли геополитическую картину мира Сталина и, косвенным образом, одновременно формировали свою – как определенный ответ на этот достаточно жесткий взгляд на мир. Однако эти формировавшиеся одновременно картины были заранее асимметричны, ибо условные критерии, по которым проводилось геополитическое районирование, имели различные вес и значение с точки зрения партнеров по переговорам.
В ходе диалога западные союзники пытались выявить однозначные соответствия в проведенном районировании, сделать перевод с одного «языка» геополитического районирования, более жесткого (Сталин) на более мягкий, собственный: например, усилия Бирнса в выявлении соответствия двух различных критериев, фактически тождества – зон оккупации и активов предприятий. Для западных союзников постепенно выяснился основной исходный критерий этого геополитического районирования со стороны Сталина – реальные зоны оккупации, тогда как для Сталина стали более ясными основные критерии геополитического разграничения союзников, которые вынуждены были формулировать их в диалоге – германские инвестиции и активы – будучи важны сами по себе, они не выступали для них первоначально критериями определенного геополитического разделения и представления послевоенного мира.
Достаточно жесткая дихотомичная биполярная картина мира, которую пытался представить Сталин в диалоге с Бирнсом и Бевином, постепенно, в ходе диалога смягчалась, и была выработана более мягкая и более надежная для обеих сторон картина, в которой уже была нейтральная зона помимо западной и восточной, а в качестве основных критериев разделения был использован не только критерий оккупации, но и инвестиций, активов, акций предприятий и золота.
Кроме того, возможно создание серий образно-географических карт, показывающих или динамику развития ГО, или параллельные, одновременно возникшие ГО одного и того же географического объекта. Характерный пример такого рода – образно-географические карты, показывающие ход политических переговоров на Потсдамской мирной конференции 1945 г. по поводу статуса Германии и по поводу Лондона как места будущих встреч министров иностранных дел стран-союзниц. Рассмотрим более подробно эти примеры.
Формирование и развитие структур и систем прикладных ГО в процессе международных переговоров (на примере Потсдамской мирной конференции 1945 г.). Одной из наиболее интересных для географии областей активного развития географических образов в качестве объекта исследования является политика. Политика и международные отношения порождают специфические прикладные структуры и системы ПГО, исследование которых может способствовать разрешению международных конфликтов, улучшению международных политических коммуникаций и повышению эффективности взаимопонимания политических лидеров и политиков в широком смысле. Политическое мышление с образно-географической точки зрения – это поле активного применения, формирования и развития политико-географических и геополитических понятий, порождающих яркие и достаточно эффективные географические образы.
Процессы выработки действенных (эффективных) международных политических решений и политических документов связаны, как правило, с ведением активного политического диалога. Географические понятия, так или иначе используемые в диалоге, приобретают специфическую политическую окраску в зависимости от целей и задач участников диалога. В процессе диалога происходит трансформация географического понятия, активно используемого в диалоге. Понятия, используемые для характеристики того или иного географического объекта, подвергаются значительному упрощению и становятся более ясными для политических партнеров. В результате диалога формируется новое географическое знание, характеризующее какой-либо реальный географический объект с общей точки зрения, выработанной участниками диалога. Этот процесс достаточно противоречив, и новое политико-географическое знание – результат соглашения – может вобрать в себя определения, характеризующие объект, несовместимые или мало совместимые с традиционной точкой зрения. Формируется нетрадиционное географическое знание, представление которого связано с нарушением классической логики. Одно из практических значений подобного рода исследований – в возможности их использования при создании специализированных экспертных систем в области политико-географических и геополитических знаний[348].
В целях достижения политического соглашения (компромисса) участники переговоров или один из них вынуждены формировать в ходе диалога компактные политико-географические образы стран или территорий, отталкиваясь первоначально от сравнительно большого количества слабо связанных между собой характеристик интересующего их географического объекта. Происходит упаковка соответствующего географического понятия – процесс отсечения ненужных участникам диалога географических знаний об объекте и одновременно с этим поиск, выявление и окончательное формулирование простого географического образа, в который облекается или упаковывается конкретное географическое понятие. В ходе дальнейших переговоров каждый из политических партнеров может по-своему распаковывать, развертывать этот образ в зависимости от своих политических интересов и способствовать тем самым созданию новых, более компактных упаковок того же географического объекта или же перемещению в центр обсуждения новых географических объектов или понятий, зацепляющихся при распаковке старого и требующих, в свою очередь, выработки соответствующих им политико-географических образов.
Механизмы формирования сравнительно компактных политико-географических образов можно проследить на примере дискуссий, развернувшихся в ходе Потсдамской мирной конференции (17 июля – 2 августа 1945 г.) между главами союзных делегаций У. Черчиллем, И. Сталиным и Г. Трумэном. В качестве источника были использованы советские записи заседаний конференции[349].
Обсуждение понятия Германии было одним из наиболее интересных, с нашей точки зрения, моментов дискуссии на втором заседании конференции. Вопрос о том, что считать Германией в связи с проблемой выплаты ею репараций и определения ее послевоенных границ, был поднят Черчиллем, однако в дальнейшем политико-географический образ Германии был сформирован в диалоге Г. Трумэна и И. Сталина[350]. Вопрос «В каких границах должна рассматриваться Германия?» был представлен Трумэном в виде двух возможных взаимоисключающих ответов: «В границах 1937 г…» и «В границах 1945 г…». Такая постановка вопроса не устраивала Сталина, для которого эти границы – реконструируя модель его политического мышления – не существовали сами по себе, но лишь в связи с проблемой Восточной Пруссии (Кенигсберга). Он был вынужден уйти от вопроса о точных политических границах Германии и заявить, что Германия – это «географическое понятие». Ходу диалога пока мешало то, что Сталин скрывал свои геополитические представления о соотношении границ Германии, СССР и Польши. Логика Сталина была следующей: 1) Германии в границах 1937 г. не существует; должна рассматриваться Германия в послевоенном состоянии, после войны – то есть учитывая современную геополитическую расстановку сил в Европе; 2) таким образом, на первоначальный вопрос Трумэна ответ, пока формальный, – Германия 1945 г.; 3) необходимо как бы расширить проблему с целью выявления в ходе диалога более широких геополитических точек зрения на Германию, поэтому утверждается, что Германия – это «географическое понятие». Структура первого этапа диалога показана на рис. 14.
Рис. 14. Структура первого этапа диалога Черчилля, Сталина и Трумэна «Что такое Германия»
На втором этапе диалога происходила выработка собственно политико-географического образа Германии и его упаковка. Этот процесс можно разбить на отдельные стадии. Первоначально Сталин, зондируя точки зрения собеседников и пытаясь, пока в скрытом виде, сформулировать свои геополитические представления, сформировал образ Германии 1945 г. Были определены признаки понятия Германии 1945 г.: 1) нет правительства; 2) нет определенных границ; 3) нет никаких войск, в том числе пограничных; 4) страна разделена на оккупационные зоны. Наконец, все эти частные определения были объединены одним образом: Германия 1945 г. – это «разбитая страна», т. е. потерпевшая военное поражение и потерявшая большую часть государственных атрибутов (рис. 15). По-существу, этот образ был пока малопродуктивен для целей выработки общей точки зрения участников конференции на Германию, вернее, на определение ее границ. Однако образ разбитой страны позволил Сталину в ходе его формирования затронуть проблему границ Германии вообще. Он указал на конкретные территориальные вопросы – Судетская область, Восточная Пруссия, определение западных границ Польши – при этом, реконструируя политическое мышление Сталина, можно отметить, что Судетская область служила как бы отводом глаз для союзников, предметом его истинного интереса выступал Кенигсберг, а непосредственным рычагом, или основным средством решения проблемы являлось определение западных границ Польши, взятое в широком геополитическом контексте.
Рис. 15. Политико-географический образ Германии 1945-го г.
Образ разбитой страны, Германии 1945 г. был основой для дальнейшего развития диалога, поскольку, с одной стороны, он позволил Сталину сформулировать, хотя и в неявном виде, его геополитические представления по обсуждаемому вопросу, а, с другой, – позволил четко трансформировать вопрос о Германии в вопрос о ее точных политических границах в целях предмета обсуждения. Ядром политико-географического образа Германии в данном случае является представление о неясности и проблемности политических (государственных) границ этой страны. Политико-географический образ, сформулированный Сталиным достаточно быстро и четко – пример ярко выраженной геополитической составляющей его профессионального мышления как политика.
Говорить о точных границах Германии применительно к образу «Германия 1945 г. – разбитая страна» было невозможно, поэтому этот образ сыграл роль промежуточного, некоей прокладки или медиатора между пока различными точками зрения участников. Теперь все зависело от того, кто сможет предложить более компактный или более емкий политико-географический образ границ Германии. Это удалось Г. Трумэну, который предложил рассматривать границы Германии в рамках Версальского договора, то есть фактически границы Германии и 1937 г. в том числе. Для Сталина образ границ Германии был увязан, прежде всего, с проблемой границ Советского Союза, его упаковка этого образа была более локальной и менее компактной, поэтому он в итоге, как и Черчилль, вынужден был согласиться с предложением Трумэна (рис. 16).
Рис. 16. Политико-географические образы границ Германии
То, что образ границ Германии, предложенный Сталиным, был менее компактным и менее емким, позволяет представить его развертка или распаковка (рис. 17), которая выглядит достаточно простой, может быть, примитивной, с одной стороны, и, с другой, – сравнительно локальной, узкой, затрагивающей границы лишь государств Восточной Европы, тогда как образ границ Германии Трумэна – «Версальский договор» – включает всю Европу, не говоря о государствах за ее пределами.
Рис. 17. «Распаковка» политико-географического образа Германии Сталина
Политико-географический образ Германии 1945 г., разобранный выше, можно отнести к классу эндогенных, когда формирование конкретного образа происходит с помощью перебора различных упаковок одного и того же понятия. Возможен и другой путь формирования географического образа. В этом случае активную роль играют соседние образы или понятия, при пересечении и взаимодействии которых непосредственно зарождается новый образ. Такой образ можно назвать экзогенным (см. также главу 3).
Подобный, экзогенный политико-географический образ был создан Черчиллем в диалоге со Сталиным и Трумэном на четвертом заседании Потсдамской мирной конференции[351]. Одним из частных вопросов в повестке дня этого заседания был вопрос о месте регулярных встреч (Совете) министров иностранных дел стран-победительниц во второй мировой войне. Образ, созданный Черчиллем, – «Географическое положение Лондона», – фактически был достаточно тонкой и изящной интерпретацией сложившейся после окончания второй мировой войны геополитической ситуации, расстановки сил, коренным образом отличавшейся от довоенной. Эта, теперь сравнительно упрощенная геополитическая картина мира стала фактически биполярной – между двумя значительно выросшими гигантами, США и Россией (СССР) находилась довольно сильно уменьшившаяся в военно-стратегическом и политическом смысле Великобритания (Британская империя), тогда как недавно освобожденная Франция и оккупированная Германия в этой картине мира практически не существовали.
В качестве места встречи Совета министров иностранных дел стран-победительниц Черчилль выдвинул Лондон, аргументировав это следующим образом: 1) это та столица (имеются в виду страны-победительницы), которая более других находилась под огнем неприятеля во время войны; 2) это самый большой город в мире; 3) это один из старейших городов в мире; 4) Лондон находится на полдороге между США и Россией; 5) он совершенно не используется как место политических встреч. Из этого перечня видно, что аргументация Черчилля была, с одной стороны, достаточно разнородной и разнообразной, причем использовались даже школьно-географические или туристические факты – «самый большой город», «один из старейших городов мира», с другой, – она была достаточно геополитически, хотя и неявно, мотивированной – географический факт «на полдороге между США и Россией». Первый и пятый аргументы – «под огнем неприятеля» и «не используется как место встреч» – в данном случае выступали и как маскирующие геополитический аргумент, и как расширяющие и содержательно, и формально само поле аргументации, хотя сами по себе они вряд ли могли рассматриваться достаточно серьезно.
Расчет Черчилля оказался верным. Сталин, чье мышление в сфере внешней политики можно во многом охарактеризовать как геополитическое – оно во многом как бы школьно-географическое, схематичное – уловил скрытый подтекст предложения Черчилля, учитывавшего реальную геополитическую расстановку сил, и среагировал положительным образом именно на аргумент «на полдороге между США и Россией». Трумэн, занявший в данном случае нейтральную позицию, согласился. В результате этого диалога Лондон родился как конкретный политико-географический образ на пересечении географических понятий США и России (рис. 18).
Рис. 18. Возникновение политико-географического образа Лондона
Упаковка этого образа
состояла из двух стадий. На первой стадии она состояла из двух оболочек: 1) «На полдороге между США и Россией» и 2) «Географическое положение Лондона» – более компактная или более емкая оболочка. На второй стадии менее емкая оболочка исчезла, и сам образ стал более компактным – формулировка «Географическое положение Лондона» включила, практически, так или иначе, в различной степени все представленные Черчиллем аргументы в пользу Лондона как места встречи Совета министров иностранных дел (рис. 19).
Рис. 19. «Упаковка» политико-географического образа Лондона
Понятия упаковки и распаковки можно рассматривать как технологическое приспособление или средство для описания в первом приближении процессов формирования, развития и реконструкции географических и политико-географических образов. Анализ этих процессов позволяет перейти к исследованию более сложных и неоднозначных явлений – образных геополитических картин мира.
Формирование и развитие образных геополитических картин мира в процессе международных переговоров (на примере Потсдамской мирной конференции 1945 г.). Образные геополитические картины мира – это целостные системы взаимосвязанных разнородных и разнообразных политико-географических образов различных уровней охвата географической реальности – от местных и областных до страновых, региональных и континентальных. Цель создания образных геополитических картин мира – достижение сбалансированного комплекса политических соглашений по какому-либо крупному или глобальному региону мира между участниками международных переговоров, придерживающихся зачастую различных политических взглядов и принципов. Географические знания и их представление выступают, таким образом, естественным полем возможных компромиссов. Адекватной формой выражения этих политических компромиссов может быть геополитическая картина мира.
Процесс формирования геополитической картины мира вновь был исследован на материале советских записей Потсдамской мирной конференции[352]. На предпоследнем, двенадцатом заседании конференции подробно обсуждался проект соглашения союзников – стран-победительниц во второй мировой войне – о германских репарациях. Этот вопрос в ходе его обсуждения стал непосредственным катализатором создания геополитической картины мира руководителями США, Великобритании и СССР – президентом США Трумэном, государственным секретарем США Бирнсом, английским премьер-министром Бевином и Сталиным.
В связи с вопросом о территориальном разделении источников немецких репараций Сталин предложил четкое зонирование по акциям германских предприятий: Западная Германия/Восточная Германия, имея в виду западную и восточную зоны оккупации. Вопрос о германских инвестициях за рубежом вызвал новую дефиницию Сталина в результате наводящих вопросов Трумэна: Восточная Европа была определена им как зона советской оккупации; то, что находится в западной зоне оккупации – Западная Европа. Но эта новая Восточная Европа включила теперь, по Сталину, Румынию, Болгарию, Венгрию и Финляндию, образовав причудливую конфигурацию сравнительно с традиционным пониманием этого понятия[353]. Попытка Бевина в вопросе Сталину вывести предмет обсуждения за пределы Европы привела к тому, что понятие германских инвестиций зримо сконденсировало четкие определения западной и восточной зон, при этом восточная зона была ограничена Восточной Европой, тогда как западная зона – это было все, что к западу от нее. Возникла дихотомия советская зона / весь остальной мир.
Это геополитическое районирование было достаточно нежестким, нечетким по сравнению с традиционным географическим районированием. Второй его признак – это обособленность от реальной географии. Так, Бевин, оперируя применительно к вопросу о германских активах в других странах признаком «к западу от зон оккупации Германии», был вынужден включить сюда и Грецию, реально находящуюся юго-восточнее и южнее основного геополитического разлома. Геополитическое пространство было сформировано по отношению к традиционному географическому пространству как анаморфированное – это, по-видимому, одно из условий его существования и функционирования.
Акцентирование Бирнсом проблемы акций германских предприятий в его вопросах Сталину привело к дальнейшему упрочению уже сложившейся дихотомической геополитической картины мира, которая, по Сталину, должна была быть достаточно простой и понятной, и при этом быть соотносимой с реальной географией. Поэтому вопрос о географическом разделении места правления предприятия и размещения самого предприятия был решен им однозначно: важнее конкретное место размещения или нахождения предприятия, место правления предприятия как менее важный признак было отсечено. Перекрестные вопросы Бевина и Бирнса Сталину позволили выяснить, что размещение германских активов в советской зоне оккупации или за ее пределами являлось фактически универсальным, синтетическим признаком дифференциации вновь формировавшейся геополитической картины мира.
В этой картине мира был образован своего рода анклав – нейтральная зона, состоявшая из Чехословакии и Югославии, занятых советскими войсками. Однако Сталин отказался от немецких активов, находившихся в этих странах, а также в Западной Австрии. Восточная Австрия по признаку германских активов была отнесена Сталиным к восточной зоне.
В итоге можно выделить признаки глобального геополитического районирования или зонирования, проведенного союзниками на Потсдамской конференции. Это: 1) германские инвестиции, 2) акции германских предприятий,
3) германские заграничные активы – фактически дополняет первые два, частично включая их в себя; по содержанию это более широкий признак;
4) право на германское золото (от которого СССР отказался); 5) зоны оккупации. Последний, 5-й признак, по сути, стал исходным основным критерием 1-го этапа геополитического районирования. В целом можно наблюдать, как решение довольно частного вопроса о немецких репарациях привело к тотальному геополитическому размежеванию.
Геополитическая картина мира Сталина была четко дихотомичной, основанной на бинарных оппозициях: восточная зона/западная зона, Восточная Европа/остальной мир. Восточная Европа в геополитическом смысле вобрала в себя Румынию, Болгарию, Венгрию, Финляндию, Польшу – в скрытом виде, ибо в дальнейшем был обсужден по инициативе Сталина вопрос о приглашении Польши на Совет министров иностранных дел союзников – и восточную половину Австрии. Нейтральная, или буферная зона была образована Чехословакией, Югославией и западной половиной Австрии. Впоследствии эта картина в значительной степени изменилась и дифференцировалась: Чехословакия вошла в советскую Восточную Европу, Австрия отошла в западную зону. Эскизный характер этой картины мира привел к ее последующему усложнению. Но в любом случае она выступала как одна из основ дальнейших политических действий.
К особенностям этой образной геополитической картины мира можно отнести: 1) несомненную и прямую связь с географией оккупационных зон союзников, 2) явную локальность геополитического, преимущественно военно-стратегического, влияния СССР – только в Восточной Европе; 3) известную приземленность и привязанность к реальной географии производства – важно было, где находилось само предприятие, а не его правление. В целом эта картина – результат во многом жесткости, сосредоточенности и узости геополитического мышления Сталина.
Геополитическое мышление западных союзников в исследованном диалоге можно назвать мягким, soft: они как бы экспертным путем выявляли геополитическую картину мира Сталина и, косвенным образом, одновременно формировали свою – как определенный ответ на этот достаточно жесткий взгляд на мир. Однако эти формировавшиеся одновременно картины были заранее асимметричны, ибо условные критерии, по которым проводилось геополитическое районирование, имели различные вес и значение с точки зрения партнеров по переговорам.
В ходе диалога западные союзники пытались выявить однозначные соответствия в проведенном районировании, сделать перевод с одного «языка» геополитического районирования, более жесткого (Сталин) на более мягкий, собственный: например, усилия Бирнса в выявлении соответствия двух различных критериев, фактически тождества – зон оккупации и активов предприятий. Для западных союзников постепенно выяснился основной исходный критерий этого геополитического районирования со стороны Сталина – реальные зоны оккупации, тогда как для Сталина стали более ясными основные критерии геополитического разграничения союзников, которые вынуждены были формулировать их в диалоге – германские инвестиции и активы – будучи важны сами по себе, они не выступали для них первоначально критериями определенного геополитического разделения и представления послевоенного мира.
Достаточно жесткая дихотомичная биполярная картина мира, которую пытался представить Сталин в диалоге с Бирнсом и Бевином, постепенно, в ходе диалога смягчалась, и была выработана более мягкая и более надежная для обеих сторон картина, в которой уже была нейтральная зона помимо западной и восточной, а в качестве основных критериев разделения был использован не только критерий оккупации, но и инвестиций, активов, акций предприятий и золота.