Додд Кристина. Роковой бал

   Но она была художницей. Она изучала внешность людей, их позы и мельчайшие черты, поэтому заметила, что Блэкберн был очень напряжен.
   Он молчал и смотрел исподлобья, и в его взгляде читалось желание напасть на нее, разорвать, уничтожить.
   – Вы не поняли. Я все сделаю для того, чтобы так же вас унизить, как и вы меня, – его зычный голос звучал очень убедительно. – Беги отсюда, маленькая девочка, пока я не забыл, что я джентльмен.
   По спине Джейн прошел холодок, но она напомнила себе цель визита. Необходимо, наконец, объясниться.
   – Я сама решила прийти сюда. Я должна пояснить, почему осмелилась запечатлеть ваш образ в глине.
   Он вздрогнул, как от боли, и Джейн в волнении шагнула к нему. Но тут же заметила, что его губы скривились в улыбке, с которой коты наблюдают за прыгающей поблизости дичью, и поспешно отступила.
   – Совершенно ясно, ПОЧЕМУ вы осмелились, – обойдя стул, он направился к ней. – Но то, КАК вы это сделали – непростительно.
   Джейн настороженно взглянула на него и признала:
   – Это плохая работа. – Как горько было это сознавать! – Теперь я это понимаю.
   – Если бы это была плохая работа, никто бы не узнал в статуе меня. – Видя, что она все еще не понимает, Блэкберн пояснил: – Дело в... недостатке одежды. Это было причиной бурной реакции.
   У Джейн упало сердце. Она догадывалась об этом, но Блэкберн был таким величественным и внушительным, что иначе изобразить его было невозможно.
   – Это классический стиль, как у древних греков и римлян. Замечу в свое оправдание, я была уверена, что кроме меня статую никто не увидит.
   – Вы ошиблись!
   Джейн не могла удержаться. Ее взгляд скользил по нему в поисках неточности, которая привела его в такую ярость. Пропорции были правильные. Однако он подошел еще ближе.
   – Я изучала человеческое тело, насколько это было возможно при моем материальном положении, но меня затрудняло отсутствие модели.
   Став так близко от нее, что носки их туфель соприкасались, Блэкберн огрызнулся:
   –Вы пришли просить, чтобы я вам позировал?
   Джейн попыталась сделать шаг назад, подальше от его враждебной близости.
   – Нет! Я бы никогда не позволила себе такую дерзость. Я лишь пытаюсь оправдать некоторую... неточность расчетов, которая обидела вас.
   – Неточность расчетов, – произнес Блэкберн по слогам, – неточность расчетов. – Он резко схватил Джейн за плечи и притянул к себе. – Вы допустили уже много неточностей, мисс Хиггенботем, и самая страшная из них – ваш сегодняшний визит.
   Они уже дотрагивались друг до друга – в танце и сегодня, когда она схватила его за руку, а он сжал ее подбородок. Джейн бережно хранила в памяти каждое прикосновение, каждый момент.
   Но это... Это было чем-то другим. Блэкберн не собирался убивать ее. Он мог сейчас сделать это, потом приказать слугам избавиться от тела и вернуться к чтению. Вместо этого его пальцы почти до боли сжимали ключицы Джейн. Он тяжело дышал, и девушка ясно ощущала вблизи его запах – вчерашнее бренди, сегодняшнее лимонное мыло и запах мужского тела – теплый и жаждущий.
   Но жаждущий – чего? Джейн хотела посмотреть на него, спросить, что он собирается делать, но вместо этого уставилась на то место, где рубашка была расстегнута. Сначала она разглядывала белоснежный хлопчатобумажный воротник, затем перевела взгляд на янтарную сияющую кожу и удовлетворенно вздохнула.
   Она никогда прежде не видела то место, где его ключицы, смыкаясь, образуют ямку, но знала его. Она никогда не видела легкие завитки светлых волос на его груди или движение его кадыка, когда он глотал, ни его крепкой шеи. Но она угадала очертания, цвет кожи и все остальное с поразительной точностью. Сначала Джейн нарисовала Блэкберна, потом слепила его из глины с такой же любовью, с какой его задумывал сам Создатель.
   Однако сейчас она опасалась. Опасалась Блэкберна. Но почему? Джейн никогда особо не осторожничала. Мелба всегда сердито говорила, что в этом ее проблема. Джейн смотрела мужчинам прямо в глаза как равная, и те отступали перед таким непривычным поведением.
   Однако раньше между ней и Блэкберном стояла стена полного равнодушия с его стороны. Теперь стена исчезла, и Джейн ощущала на себе его взгляд с такой же остротой, словно это было дуновение холодного ветра на голой коже.
   Что ей делать со своими руками? Они все еще прижимали платок к поясу и казались совсем чужими.
   Она была в объятьях Блэкберна – Джейн не могла даже мечтать об этом – и думала о каких-то руках! Но пока оставалось неясным, как именно он собирается ей отомстить.
   – Милорд, почему вы держите меня? – она не могла оторвать глаз от распахнутой рубашки, но наконец заставила себя посмотреть Блэкберну в лицо.
   Его глаза были такими темными, точно впитали в себя всю синеву ночного неба. В этих глазах Джейн увидела какую-то внутреннюю борьбу, причины которой были ей непонятны.
   – Милорд?
   – Будь ты проклята, что пришла. Будь проклята, что появилась в моем доме.
   Он сильно сжал ее. Джейн даже показалось, что будет синяк. Она вскрикнула, резко высвобождая руки. Ее кулаки уперлись ему в грудь, она пыталась вырваться. Блэкберн ошеломленно перевел дух и рассмеялся:
   – А ты сильная. – Он схватил ее руки, повернул их к себе, взялся за кончик каждой перчатки и дернул, освобождая ее ладони из привычного укрытия. Затем уронил перчатки на пол, и Джейн увидела, как ее пальцы разжимаются.
   Она почувствовала свою беззащитность.
   Она сильная. Она таскает тяжелую глину, месит ее, наслаждаясь способностью своих рук создавать. Но Джейн хотелось, чтобы Блэкберн увидел и другую сторону ее натуры, узнал, что сила оставила ее сердце.
   И он увидел это. Ее бог был таким чувствительным, что видел ее насквозь.
   – Ты ведь любишь меня, да? – его голос дрожал.
   Джейн с благоговением смотрела на его трепетавшие ноздри, на радостный свет из-под его тяжелых век.
   – – Отлично. Так будет гораздо лучше.
   Сжимая ее запястья, Блэкберн наклонился.
   И поцеловал.
   Поцелуй. Грубый, неистовый, яростный. Джейн трепетала от сознания оказываемой ей чести.
   Их тела почти полностью соприкасались, и она покорно прижалась к Блэкберну, стараясь показать каждым жестом, что принадлежит ему. Он может делать с ней все, что захочет.
   Подняв голову, Блэкберн пристально посмотрел ей в глаза, и его брови удивленно приподнялись:
   – Дурочка. – Он менее походил сейчас на Аполлона, скорее на Аида. – Глупая маленькая девственница. Ты сама не знаешь, чего просишь.
   Как бы там ни было, он дал ей это. Следующий поцелуй был уже настойчивей. Джейн запрокинула голову. Ее чепец съехал набок, и эта неожиданная помеха разозлила Блэкберна.
   – Сними его.
   Он высвободил одну ее руку, чтобы она могла выполнить его приказание, и Джейн сняла чепец. Пока она развязывала ленты, ее пальцы дрожали, но когда она хотела положить головной убор на полку, Блэкберн потерял терпение. Он небрежно бросил ее лучший чепец на пол.
   – И не думай сопротивляться, – сказал он.
   Джейн хотела ответить, но губы не слушались ее, мягкие, припухшие – они ждали. Казалось невозможным добиться от них выполнения такой скучной работы, как речь. Не тогда, когда ее только что целовали.
   Медленно, очень осторожно Джейн произнесла:
   – Я не сопротивляюсь.
   На лице Блэкберна заиграли полуулыбка. Он нежно провел большим пальцем по ее губам:
   – Ты почти сладкая.
   Затем, будто не желая об этом думать, он снова поцеловал ее.
   На этот раз ему что-то было от нее нужно.
   Джейн попыталась спросить, но он скомандовал:
   – Молчи!
   Положив ее руки себе на плечи, он одной рукой обхватил ее за талию, другую запустил в волосы, придерживая затылок.
   Его требование было однозначным. Джейн в изумлении открыла губы, и он попробовал. Попробовал ее.
   И она тоже попробовала его. В его чашке на столе был кофе. Не чай, – кофе. Невероятно. Она знает подробность его жизни, потому что он поцеловал ее. Целовал ее.
   Что Блэкберн в ней нашел? Ошеломленная Джейн дрожала. Мелба довольно четко предупредила ее о том, что происходит между мужчиной и женщиной, но она ничего не говорила об этой мучительной близости, когда запах и вкус смешиваются в такой сладкий букет ощущений. Джейн закрыла глаза, чтобы хоть немного успокоиться. Но это только увеличило ее волнение.
   Девушка в смятении открыла глаза и попыталась отстраниться, но Блэкберн лишь крепче сжал ее в объятьях. Затем зарычал словно собака, у которой отбирают вкусную еду, и укусил ее.
   Резкая боль испугала Джейн. Она хотела бороться, протестовать, но как? Блэкберн казался таким уверенным, к тому же она решила, что подчинится любому наказанию, которое он для нее выберет. Конечно, невозможно было жаловаться, когда ее наказывали тем, чего она сама страстно желала. Но когда рука Блэкберна опустилась на ее шею и принялась ласкать нежную кожу над ухом, Джейн начала уворачиваться.
   – Стой тихо, – прошептал он. Его губы приближались к ней, и она услышала его легкое неровное дыхание. – Я не причиню тебе боли.
   – Нет, – Джейн глубоко вздохнула. Больно ей не было.
   Но Блэкберн воспринял ее ответ как отказ и поднял голову:
   – Да.
   Он все еще сердится? Джейн не могла понять. Она лишь знала, что Блэкберн изменился – теперь он меньше был похожим на дьявола, но больше – на любовника. Подталкивая девушку, он вел ее, пока Джейн не уперлась в стол.
   Блэкберн не оставил ей выбора. Она была сильной, но он сильнее. Он обращался с ней, словно она была глиной, а он скульптором, и, наверное, так оно и было. И у него было свое искусство. Он крепко прижал Джейн к себе – бедра к бедрам, грудь к груди. Его ноги неутомимо двигались рядом, между ее ног.
   Джейн казалось, он сжимал ее так сильно, что невозможно дышать, однако Блэкберн держал ее достаточно легко, чтобы она не чувствовала себя заключенной.
   Он обнимал Джейн, вызывая возбуждение помимо ее воли, и это ощущение было самым приятным.
   Она не могла представить такого в самых смелых своих фантазиях. Но она решила подчиниться его воле.
   Поэтому Блэкберн делал то, что хотел. Он дотронулся сначала до ее бедер, обхватив их, поглаживая и изучая. Затем измерил ее талию, улыбаясь, словно разница между женскими бедрами и талией сама по себе доставляла ему удовольствие. Скользя вверх по платью, его грубые пальцы дотронулись до каждого ее ребра.
   Джейн позволяла это. Она решила, что позволит. Если ему нравится подобная грубость, она будет рада угодить ему.
   Но Блэкберн все еще внимательно наблюдал за ней, ожидая, почти предвкушая, что она убежит.
   Однако когда его руки принялись ласкать нижнюю часть ее груди, Джейн охватила паника, ей хотелось поскорей удрать.
   – Ты напугана. – Он не спрашивал. Он знал. Джейн хрипло ответила:
   – Мне это не нравится.
   – Почему? – Его ладонь обхватила ее грудь. Джейн сжала его большую руку.
   – Вы дотрагиваетесь до места, к которому может прикасаться только муж.
   Он не убрал руку, а лишь пылко произнес:
   – Или любовник.
   Джейн сжимала его руку так сильно, что чувствовала биение его крови. Ее голос, обычно уверенный и внятный, ужасно дрожал:
   – Конечно, я поражена и напугана, и мне, – она перевела дыхание, – неприятно.
   Другая его ладонь завладела второй грудью.
   – А так?
   Она закрыла глаза, чтобы спрятаться от его взгляда. От его радостного глумления. Потому что она знала, что говорит неправду. Нельзя было назвать неприятным то, что вызывало в ней желание двигать бедрами, пережить это чувство со всем жаром, который в ней таился. Это новое ощущение было сильнее и больше ее самой. Оно было почти первобытным зовом. Приказом.
   Как скульптура.
   Его большой палец коснулся ее соска, и тот затвердел. Все ее тело напряглось. Забыв обо всем, неспособная видеть и слышать, Джейн вцепилась пальцами ему в плечи. Он тихо и нежно засмеялся. Каждая его ласка становилась все более откровенной, пока Джейн не застонала. Словно это был сигнал, он схватил ее за руки и прижал к своему паху под плотной тканью брюк.
   Ее глаза расширились, когда она посмотрела на него. Глаза Блэкберна горели каким-то непонятным ей огнем, когда он сказал:
   – Почувствуй разницу.
   – Да, – Джейн согласилась, потому что он этого ждал, но не поняла, почему он тихо засмеялся.
   Как жадный мальчишка, он взял край сначала одной ее юбки, потом другой и задрал их. Он разглядывал ее подвязки, завязанные над коленями.
   Джейн высвободила руки и схватилась за край стола. Его дыхание было частым и прерывистым, как и ее, и он продолжал поднимать юбку, пока Джейн не показалось, что он сейчас снимет ее через голову.
   Но нет. Не бросая ткань, он обхватил ее бедра и посадил на стол. Она оперлась о холодную гладкую поверхность и смотрела на него с недоверием, смущенная его настойчивостью.
   За дверью раздались голоса – возможно, это были слуги или, того хуже, посетители. Джейн пришла в себя и схватилась за подол платья.
   – Дай мне его, дорогая. – Его синие глаза сверкнули, когда он вырывал у нее подол.
   Джейн продолжала сопротивляться.
   –Это неправильно. Там люди.
   –Не имеет значения.
   – Пожалуйста, послушайте, милорд!
   – Зови меня Рэнсом. – Он теперь подлизывался, желая снять с нее юбку, почувствовать все ее тело, и кто его знает что еще.
   Макмереми за дверью громко говорил, ему так же громко отвечали. Джейн не могла поверить, что Блэкберн не слышит.
   – Послушайте! – настаивала она.
   Переменив тактику, он выпустил юбку, и его пальцы скользнули по внешней поверхности ее бедра.
   – Милая, – мурлыкал он.
   Дверь с грохотом ударилась о стену.
   Блэкберн повернулся и увидел входящую леди Гудридж.
   Она говорила своим громким голосом:
   – Рэнсом, этот дворецкий невыносим. Тебе придется... – Ее голос оборвался, когда она увидела взъерошенных Рэнсома и Джейн. Ее глаза округлились, а полная фигура вздрогнула.
   Блэкберн попытался загородить Джейн собой, но было слишком поздно. Леди Гудридж привела с собой друзей. Джентльмен и две девушки протиснулись в комнату, одна из дам вскрикнула.
   Сквозняк из открытой двери растрепал Джейн волосы, из них вылетела шпилька. Она со звоном упала на стол, и этот звук показался Джейн зловещим, словно то был похоронный звон.

Глава 12

   На следующее утро Джейн вспоминала вчерашнюю неожиданную встречу с Блэкберном и думала, что за одиннадцать лет он не стал лучше. События прошедшего вечера вызывали другие воспоминания, от которых, как ей казалось, она сумела полностью избавиться.
   Это воспоминание о своем незапланированном визите к Блэкберну было для нее самым болезненным. Спускаясь по лестнице на запах жареной колбасы и неожиданно вспомнив ту давнюю историю, Джейн вздрогнула и ссутулилась. При мысли о пережитом унижении первым ее желанием было свернуться в клубок и где-нибудь спрятаться.
   Но она больше не должна быть такой трусихой. Скрываясь от света в течение долгих лет, Джейн уяснила одну простую истину: воспоминания всегда будут причинять ей боль. В ее жизни уже произошли более страшные события – утрата любимой сестры, постоянные придирки деверя и зависимость от него, а также то, что теперь ее выставили из дома, предоставив устраиваться самой.
   Воспоминания? Чем были эти жалкие воспоминания в сравнении с ее настоящим? Они больше не будут ранить ее, как прежде.
   Выпрямившись, Джейн глубоко вздохнула и вошла в столовую.
   Ее появление приветствовалось сдержанными аплодисментами.
   Джейн испуганно огляделась в поисках объяснения и увидела, что Виолетта, лорд Тарлин и Адорна с улыбкой смотрят на нее.
   – В честь чего аплодисменты? – занимая свое место за столом, она кивнула лорду Тарлину. Высокий, худощавый и лысый, он был честным и здравомыслящим человеком, но Джейн чувствовала себя в его присутствии скованно. Причина была не в нем, а в том, что она жила в его доме, питалась за его счет, ездила в его экипаже. Джейн знала, что Тарлин ничего плохого не думает по поводу ее временного пребывания в его доме. Виолетта описывала мужа как самого щедрого человека, но годы жизни на содержании у скаредного Элизера оставили свой отпечаток. Джейн подсознательно ждала, что от нее потребуют оплату.
   – Ты это сделала Джейн, ты сделала это! – пропела Виолетта. – Я еще никогда не видела Блэкберна таким растерянным и выведенным из себя, каким он казался прошлым вечером.
   – А я видела, – сухо отвечала Джейн, – и надеялась, что никогда не увижу этого впредь.
   – Те из нас, кто хорошо знает Блэкберна, получили истинное удовольствие от его потерянного вида, – заметил лорд Тарлин.
   – А мне он понравился, – вставила Адорна.
   – Мне он тоже нравится, – лорд Тарлин сидел неподвижно, пока Виолетта смахивала крошку с его рта. Улыбаясь жене, он добавил: – Но порой он слишком зазнается.
   – Тетя Джейн позаботится об этом. – На Адорне было тонкое платье из батиста. Она выглядела такой свежей, будто накануне не пила вино, не ужинала в полночь и не танцевала до утра.
   Джейн подумала, что это одно из преимуществ молодости.
   – Он очень красив, – продолжала Адорна. – Неудивительно, что вы влюбились в него, тетя Джейн.
   В неожиданной осведомленности Адорны не было ничего удивительного, но Джейн удивилась и с ужасом спросила себя, как много известно ее племяннице на самом деле. И как может почтенная наставница следить за нравственностью девушки, когда сама явилась причиной скандала, отголоски которого преследуют ее после стольких лет?
   – Кто сказал тебе такую глупость, милая?
   – К тому времени, как мы вернулись из сада, все уже об этом знали, и многие мне говорили, – радостно сообщила Адорна.
   Джейн напряглась.
   – Тебе рассказывали о статуе?
   – Да. Мне сказали, что она очень похожа на лорда Блэкберна, – сказала Адорна с невинным выражением на лице.
   – И это все?
   – Очень, очень большое сходство – это все, что я слышала. – Адорна нахмурилась. – А что еще?
   Джейн посмотрела на Виолетту, глаза которой ее успокоили.
   – Больше ничего.
   – Я подумала, что это очень романтичная история и мне жаль, что вы больше не лепите из глины.
   – Я не могу этим заниматься. У меня нет специального места, к тому же я многое забыла.
   Лакей поставил перед ней наполненную до краев тарелку, и Джейн тихо поблагодарила его.
   – Это ужасно! – глаза Адорны были похожи на два больших печальных озерца. – Люди говорили, что вы так талантливы.
   Взяв пшеничную лепешку, Джейн сухо ответила:
   – Они много чего говорят, но меньше всего – о моем таланте. И «романтичный» – последнее слово, которое я выберу для описания того отвратительного случая.
   – Мои друзья думают совсем по-другому, – Адорна улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки, – и я склоняюсь к их мнению.
   В лепешке была запечена черная смородина, и, намазывая сверху желе из айвы, Джейн изумилась собственной расточительности. Улучшать вкус и без того питательной лепешки казалось ей почти греховным.
   – Не думаю, что твои юные кавалеры задают тон в обществе.
   – Но это удается лорду Блэкберну. – Виолетта смяла салфетку. – Ему пора ответить за свое поведение. Он принес тебе только страдания.
   Только страдания? Перед мысленным взором Джейн снова предстала сцена в кабинете, но на этот раз она подумала не об унижении. Она вспомнила страсть – непрошенную и губительную. Сама Джейн могла не признавать охватившее ее вожделение, но нельзя было отрицать то, что испытывало ее тело при этом воспоминании. Жар во всем теле, влага между ног, боль в груди – вид Блэкберна вновь разбудил в ней эти чувства. Ее желание. Ее томление.
   А также потребность дать выход ее художественному таланту.
   Но Джейн не могла на это решиться. Она не должна этого делать. Однако данный де Сент-Амандом адрес обжигал ее сумочку, словно тлеющий уголь.
   – Почувствовать вину – вот единственный для него способ ответить за свои действия, – сказала Джейн. – Ты можешь вообразить себе лорда Блэкберна, который считает себя виноватым, особенно по такому давнему и банальному поводу? Кроме того, я первая нанесла оскорбление.
   – Он неплохой парень, – возразил лорд Тарлин. – Думаю, если бы он не был так зол на вас, события могли приобрести иной – надлежащий – оборот. Но ни один мужчина не сможет стерпеть столь тяжелое оскорбление.
   Джейн оставила лепешку и озвучила вопрос, который задавала уже множество раз:
   – В чем же оно заключалось?
   – Да, в чем? – вторила ей Адорна.
   – Я не собиралась оскорблять его, – добавила Джейн.
   Она получила ответ, которым ей уже неоднократно приходилось довольствоваться. Лорд Тарлин открыл рот, затем взглянул на жену. Виолетта отрицательно покачала головой, и он закрыл рот. Смущаясь и в то же время забавляясь происходящим, он сказал:
   – Ладно, уже начало двенадцатого, а у меня еще полно дел. Я должен покинуть вас. – Вставая, он поцеловал свою жену. – Увидимся позже, любимая.
   – Ты везешь нас сегодня к леди Этан, да?
   Лорд Тарлин уныло посмотрел на Виолетту:
   – Опять? Так скоро?
   – Сезон только начался, – напомнила жена.
   – Придется мне придумать какие-нибудь неотложные дела, чтобы на этот раз поехать в гости к Тарлинам.
   Виолетта ответила с безмятежной улыбкой:
   – Что бы ты ни решил, я с тобой полностью согласна, дорогой. После того как он ушел, Джейн спросила:
   – Надеюсь, я не очень обременяю твоего мужа? Виолетта расхохоталась.
   – Отнюдь. Он каждый раз грозится сбежать от сезона, я каждый раз великодушно разрешаю ему уехать, после чего он остается и сопровождает меня.
   – Он находится на крючке, – задумчиво проговорила Адорна. – И держите его не вы, а его желание быть с вами.
   Виолетта посмотрела на свою соблазнительную гостью.
   – Какая изумительная проницательность. Адорна пожала плечами.
   – Вы мне льстите, миледи. Это очевидно для всех.
   Это не было очевидным для Джейн, но с годами она привыкла к необычайной проницательности Адорны во всем, что касается мужчин. Если бы Джейн в свое время была такой проницательной… Ей вспомнился лорд Блэкберн с его невероятной угрозой. Нет, не будет она ни думать о нем, ни поглядывать назад, как он предупредил. Он, безусловно, был разозлен возможностью возобновления скандала и на самом деле не хотел затащить ее в постель.
   Дворецкий внес серебряный поднос, на котором возвышалась горка изящных конвертов кремового цвета, скрепленных печатью.
   Адорна залилась радостным смехом.
   – Посмотрите сюда! – Виолетта взяла несколько конвертов и распечатала их. – Никогда не видела такого количества приглашений. Наша маленькая Адорна имеет успех!
   Джейн кивнула и улыбнулась. Она не сомневалась в этом. Губы Виолетты скривились, когда из этой груды посланий она вытащила сложенный лист бумаги.
   – Еще одно письмо от мистера Моранта.
   – Я прочту его, – Джейн взяла письмо.
   Элизер не шутил, когда потребовал подробный отчет об их затратах. Он писал каждую неделю, настойчиво интересуясь, на что расходуются его деньги. Джейн всегда незамедлительно отвечала, некоторые из покупок, которые Адорна настояла сделать от лица тети, требовали осторожного подбора слов.
   –Кроме того, – неторопливо сообщил дворецкий, – приехал мсье Шассер.
   Через несколько дней после их приезда молодой учитель французского языка появился в Лондоне. Он уверял, что смерть мисс Каннингем произошла вследствие несчастного случая, в чем, как признала полиция, он не принимал никакого участия. Теперь он может уделять мисс Морант все свое внимание и с нетерпением ждет возобновления занятий с такой способной и привлекательной леди.
   Однако между примеркой новых платьев, визитами вежливости и театром у Адорны оставалось мало времени, поэтому мсье Шассер будет приходить раз в неделю, как он поступает с другими своими учениками во время сезона.
   – Ох, мои уроки, – Адорна удрученно откинулась на спинку стула. – Французский – слишком сложный язык. Я никогда его не выучу.
   – Конечно выучишь, дорогая. Тебе нужно только приложить усилия, – механически сказала Джейн.
   Она была старшей и отвечала за Адорну. Вчерашнее происшествие в саду доказало, что девушка привлекает несчастья, как цветок – пчел. Поэтому, пока Адорна не найдет себе хорошего мужа, Джейн будет продолжать присматривать за ней, а потом найдет себе какую-нибудь работу – гувернантки, например.
   Но ее мысли неизбежно возвращались к Блэкберну, и она ощущала в пальцах привычный зуд скульптора, что однажды уже стало причиной ее горя. Джейн хотела лепить. Она хотела быть самой собой, а не такой, какой диктовало ей общество.
   Но...
 
   – Есть новый отчет, милорд.
   Блэкберн оторвал глаза от бумаг на столе и аккуратно обмакнул перо.
   – Ты всегда подкрадываешься, Виггенс.
   – Такая работа, милорд. За это вы мне платите. – Виггенс улыбнулась, обнаружив отсутствие нескольких зубов. – Но вы ведь никогда не вскакиваете от испуга.
   – Я уже давно ни от чего не вскакиваю.
   Блэкберн протянул руку за отчетом и ждал, пока Виггенс рылась в складках истрепанной одежды. В любом из домов Блэкберна такие лохмотья уже давно сожгли бы в мусорной корзине. Но зато ни у кого на лондонских улицах не возникало желания второй раз взглянуть на Виггенс. Бесценный работник эта Виггенс.
   Отчет оказался в пятнах, и перед тем как его прочесть, Блэкберну пришлось сдуть с верхнего листа тонкий слой сажи.