Долгова Елена. Мастер Миража

   Они замолчали. Брукс прислонилась спиною к теплой грани дольмена.
   Синеватое сияние, которое заменяло в мираже солнечный свет, медленно меркло, воздух словно бы посерел и сгустился, делая явным умирание дня. Выдуманная ночь в иллюзорном мире вступала в свои права, шуршали метелки осенней травы.
   У подножия менгира, завернувшись в плащ, спала сестра Лина Брукса, ей снился водопад, который ревел, Упорно наполняя круглую чашу озера.
   Вода перетекала через край, буйная река устремлялась прочь, усеивая отвесный каменный берег обрывками пены. Русло реки глубоко прорезало горную породу, поток грохотал где-то внизу, искаженное эхо металось в скалах. Легкий мост – сложная конструкция канатов, креплений и дощечек, упруго колебался над пропастью. Брукс беззаботно шла к какой-то спасительной цели. Справа от нее шагал радостный свободный Лин, Авита на всякий случай крепко сжимала пальцы брата.
   Король шел слева. Брукс видела его русый висок, четкий профиль и полуулыбку. Плащ с плеч Авиты куда-то исчез, река дышала холодом, но небо опаляло жаром нерастраченного лета. «У этого моста очень удобная ширина – на троих», – подумала Авита. Она смело ставила сандалии на тонкие дощечки. Порыв рванул канаты, серое облако выдвинулось из-за близкой вершины и загородило солнце, легкая прохлада потока превратилась в ледяное дуновение. «Я почему-то мерзну. Куда пропал мой плащ?» – испугалась Брукс, тщетно пытаясь проснуться.
   Сон не уходил. Ветер напирал так, что вой стоял в скалах, конструкция моста тряслась и качалась во все стороны. «Нам надо вернуться обратно», – подумала Авита, но не успела ничего сказать. С жалобным хрустом подломилась дощечка, настил моста накренился и ушел из-под ног. Брукс упала плашмя, зажмурилась, грудью и животом прижимаясь к остаткам настила, суставы запястий пронзила острая боль. – Помогите!
   Авита заставила себя открыть глаза. Лин сорвался и беспомощно висел над пропастью, сжимая ладонь сестры своей узкой рукой. Не снятый вовремя браслет Короля отчаянно мешал, влажные пальцы брата медленно соскальзывали. Брукс изо всех сил сцепила кулак, помогая Лину удержаться. Король висел слева, он кое-как, медленно сползая вниз, сам держался за обрывок каната, Авита потянулась и крепко ухватила Вэла за воротник безрукавки. «Мне не спасти их обоих. Мои руки не выдержат, сейчас придется выбирать – кто из них останется жить». Лин поднял голову и посмотрел на нее – в глазах брата стояла безнадежность и горький укор. «Не держи меня, отпусти», – глухо, чужим голосом попросил Король. Брукс упрямо стиснула обе руки – правую и левую, ей послышался хруст рвущихся связок…
   Буря гудела в тесном ущелье, остатки моста содрогнулись и накренились, лопнул еще один канат, его конец, словно гигантский хлыст, полоснул взбудораженный воздух.
   – Тэн, помоги мне! – отчаянно вскрикнула Брукс.
   …Но Цилиан не слышал ее. Он медленно брел в тусклом полумраке длинного, напоминающего лаз туннеля. В дальнем конце таилась опасность, но ее неоформившиеся пока контуры ускользали от логики наблюдателя. Правая стена оставалась глухой, слева тянулся длинный ряд стальных дверей, Цилиан знал, что сумеет отворить любую из них, но мысль о том, что тяжелая створка мягко сдвинется и сделает неизвестное явным, пугала его. Контур в конце коридора шевельнулся, неуловимо приближаясь.
   – Кто ты?
   Ответом было молчание. Угроза была рядом, неумолимая и равнодушная, от ее присутствия чуть звенел воздух, Цилиан судорожно толкнул первую попавшуюся дверь – лишь бы уйти с невидимой линии прицела.
   За дверью клубилась живая темнота, такая мягкая и безопасная, по сравнению с острой, пугающей угрозой тоннеля.
   «Чего ты хочешь?»
   – Я устал, хочу спать и хочу немного побыть один. Можно мне ненадолго остаться?
   «Место уже занято, наблюдатель».
   Цилиан отшатнулся. Струи тьмы расступились – он узнавал полузабытые силуэты, знакомые глаза тоскливо и укоризненно смотрели Цилиану прямо в лицо, и пронзительное узнавание оказалось хуже настоящей боли.
   – Поймите правильно, я не желал вам зла, это была обыденная работа, только работа, может быть, жесткая, но, клянусь, ничего личного… – пробормотал он, поражаясь тому, каким чужим и неубедительным оказался его собственный голос.
   Силуэты не двигались, от них не исходила прямая угроза – только тоска и ледяное многозначительное молчание. Потом людские фигуры расступились, словно дали Цилиану место в своих рядах. Тот отшатнулся.
   – Нет! Такого покоя я не приму. Пусть я был не прав, но теперь я отвечаю не только за себя, сегодня мне нельзя умирать.
   «Тогда приходи попозже».
   Инспектор, не отвечая, попятился, пытаясь избавиться от наваждения, и спиной вперед вытолкнул свое тело обратно в тоннель.
   За дверью тревога навалилась снова, странным образом сливаясь с сонливостью. Сон опутывал Цилиана, принуждая упасть на колени.
   – Не стоит мне спать. Это было бы безнадежно глупо, – прошептал инспектор и тронул вторую дверь…
   Во второй комнате мирно бурлила кофеварка. Солнце бодро заливало просторный кабинет, старый знакомый, инспектор Вазоф удобно устроился в широком кресле. Он монотонно брюзжал, наполовину отвернувшись, и, казалось, не обращал на Цилиана никакого внимания.
   – Великая Каленусийская Идея – штука столь же расплывчатая, сколь и конкретная, никто не знает, в чем она заключается, но все верят в ее существование. Ты никогда не задумывался, зачем Космос награждает каждое поколение известным процентом младенцев-псиоников? Если разобраться как следует, сенс не обладает никакими сверхвыдающимися способностями – это обычная особь, которая даже не в состоянии стабильно и гарантированно читать чужие мысли. Болезненность ментальной наводки велика, но действие обычного оружия надежнее и эффективнее. Противник с дыркой в виске предпочтительнее полусумасшедшего врага. Тогда ответь мне, ради Вселенной, Тэн, какой, по большому счету, прок от всех этих пси-способностей? Пойми, я не предлагаю тебе отказаться от ловли этих несчастных, потому что знаю ответ на мучающий тебя вопрос. В таких делах играет роль общественный страх. Каленусийскому обществу нужен осязаемый враг – будь то инсургенты, псионики, консуляры или иллирианцы. Сенс в этом смысле идеальный объект, потому что, будучи раним по природе, он беззащитен, а будучи мутантом, идеально подходит на роль общественного врага. Мы с тобой делаем полезное дело, Тэн, – мы играем на публику, давая возможность оформиться и безопасно излиться законной и естественной биологической потребности ненавидеть. Про себя я твердо могу сказать, что не зря транжирю служебное жалованье. Конечно, я мог бы без потери в деньгах отойти от Департамента и заняться семейным бизнесом на ископаемых удобрениях, но в обыденной жизни не хватает соли, для знатока и ценителя охота на человека – изысканное развлечение, а разумность дичи предполагает высший разряд наслаждения. Сознайся, приятель, что тебе не хочется спорить, поэтому ты молчишь и…
   Цилиан устал слушать, повернулся и вышел, охваченный острым отвращением. Коллега, кажется, даже не заметил его ухода.
   Опасность, которая раньше гнездилась в конце тоннеля, скорчилась и одновременно приблизилась, ее контур почти оформился. Тэн Цилиан прошел несколько шагов и толкнул последнюю – третью дверь. Он успел заметить на ней дорогую гравированную табличку, но имени разобрать не сумел – способность читать, как это иногда бывает во сне, исчезла.
   За третьей дверью царила торжественная тишина. Стены затягивала материя стального цвета, откуда-то сверху аккуратно свисало полотнище каленусийского флага. Мрачный постаревший Егерь устроился в судейском кресле, уронив на колени тяжелые, в синих венах, чисто вымытые руки. Он пасмурно посмотрел на Цилиана – в этом разглядывании не было ненависти, только глухой укор и застарелая печаль.
   – Мне очень жаль, что ты оказался предателем, Тэн.
   – Неправда, я не предатель.
   Егерь покачал крупной упрямой головой:
   – Мне очень жаль, Тэн, но ты самый настоящий предатель. Вспомни, кто устроил безнадежную облаву на Короля? Это был ты. Ты упустил Далькроза, ты скрыл от Департамента нелегальный терминал ивейдеров. Зачем ты сделал это, Тэн?
   – Я, как мог, служил Каленусии.
   – Не надо лгать. Служил ты только себе, тебе нравилось играть всезнайку, именно поэтому пси-наводка Цертуса так легко сломала тебя. Ты любовался собой, тебе казалось, что ты умный ловец душ, но всегда оставался только бессильной куклой в чужих руках.
   – Неправда. Я…
   – Ты слабый человек, вообразивший себя героем.
   – Пусть так, но я всегда оставался лоялен.
   Егерь еще раз покачал головой и неспешно достал пистолет.
   – Верность проверяется фактом победы. А ты проиграл, потому что думал только о себе, и проиграл позорно. Ты причинил бессмысленные неприятности сотням людей, наконец, ты подставил меня, Тэн. Конечно, имеются смягчающие обстоятельства. Все, что ты сотворил, ты сотворил под пси-принуждением. Ты уже несколько лет, шаг за шагом, словно марионетка, воплощаешь планы высокопоставленного изменника – именно того, кто назвался Цертусом и проник в Систему. Сознайся в этом, парень. Скажи, что ты невольный предатель, и я не стану убивать тебя – мы не трогаем умалишенных.
   Цилиан облизал мгновенно пересохшие губы. – Но я…
   – Ты согласен?
   – На что? – глупо переспросил инспектор.
   – На то, чтобы признать себя умалишенным предателем. Ты ведь жаловался на усталость? Сознайся в измене. Тогда ты упокоишься, и тебе позволят отдохнуть.
   – Даже если я свихнулся, как последний параноик, я не предатель – нет. Скорее предатель – вы сами. Откуда мне знать? Возможно, вы и есть настоящий Цертус. Вы Цертус и поэтому намереваетесь меня убить.
   – Это твое последнее слово?
   – Да. Я искренне жалею о технических ошибках – их у меня наберется немало. Но я никого не предавал.
   Егерь коротко кивнул и вскинул пистолет.
   – Ладно, ты сам выбрал исход, Тэн. Цилиан отпрянул.
   – Ну нет, какой холеры, я не играю в такие игры! Я не стану бояться, вы только иллюзия. В конце концов, если для меня не находится другого варианта, придется убираться отсюда и на собственный страх и риск идти дальше.
   Рука Егеря опустилась, Тэн Цилиан спокойно повернулся к призраку спиной и выбрался обратно в длинный лаз тоннеля.
   Теперь он шаг за шагом шел навстречу опасности, огонь близкого, но невидимого костра опалял его лицо. Тэн вспомнил другой, полузабытый день и пекло раскаленного полудня, свои короткие шаги ребенка. Он вспомнил красиво подстриженную растительность сквера, низкий заборчик песочницы, кучу пластиковых гранул – жалкую замену песка, свои исцарапанные загорелые детские ладони, горсть цветных крупинок, которая тает, просачиваясь между пальцами.
   В тот день он впервые в жизни поднял руку к солнцу и рассмотрел свою ладонь на просвет – она была еще совсем маленькой и отливала тревожным цветом крови.
   Взрослые шли мимо – одинаковые длинные темные фигуры, головы которых терялись в вышине, потом фигур стало побольше, они столпились, и мучительное предчувствие беды впервые коснулось души маленького Цилиана. Взрослые говорили низкими голосами, потом как-то сразу нехорошо притихли. «Уведите ребятишек!» – грубо приказал кто-то. Тэн ничего не понял, куча пластиковой мишуры отгородила маленького Цилиана от взрослых. Толпа уже наполовину рассеялась, он мог ясно рассмотреть человека в серо-коричневой робе, который склонился над одиноким зеленым свертком, забытым кем-то на скамье. «Чумные шутники постарались», – неуверенно протянули в отдалении. Серо-коричневый человек открыл кейс и вынул оттуда непонятный предмет, прикоснулся к пакету и что-то сделал. «Спрячься!» – хотел крикнуть четырехлетний Цилиан, но не успел, и детский голос был заглушен грохотом взрыва.
   Возможно, это была игра потрясенного воображения, но Тэн ясно видел, как вспыхнуло и разлетелось ошметками лицо серо-коричневого, его тело нелепо перекрутилось и отлетело в сторону порванной куклой. В тот же миг ударом воздуха снесло кучу цветных гранул, от толчка содрогнулись стены домов, звонкими льдинами рухнули на мостовую пласты витринного стекла.
   Тогда оглохший, полузасыпанный пластиком маленький Тэн по-заячьи верещал и не слышал собственного крика. Сейчас, спустя годы, наблюдатель Тэн Цилиан брел по коридору, навстречу тревожному свечению угрозы и нес в руках непонятно откуда появившийся зеленый сверток – подарок смерти, прикрытый ложным цветом надежды. «Если я успею донести и выбросить, то все будет хорошо», – загадал он. Шаги глухо отдавались в тоннеле. «Мне не нравится ни один из трех показанных Цертусом исходов. Я не хочу бессильно умирать, на манер размякшего слабака, я никогда не сумею вести такую бесполезную жизнь, какую ведет Вазоф, и я не распишусь в поражении перед Егерем. Значит, придется идти вперед».
   Цилиан бережно уносил сверток на вытянутых руках, и жар опасности веял ему в лицо. «Это мой груз. Я должен его донести и донесу, я справлюсь». Он прошел немного, потом еще и еще, и тень неизбежной беды отступила. Цилиан понял, что до конца тоннеля совсем близко. «Я успел», – подумал он, и в тот же миг яркая, белая, ослепительная вспышка возникла прямо в его вытянутых руках, ударила в грудь и голову. Глаза выгорели первыми. Огонь опалил гортань, легкие, сердце. А потом не было ничего…

* * *

   – Эй, Тэн, очнись, вставай, пожалуйста, приди в себя! Брукс отчаянно трясла бесчувственного инспектора. Цилиан медленно открыл глаза – они показались Авите пустыми и безжизненными.
   – Ты что, с ума сошел? Перестань меня пугать. Ночь кончилась, все хорошо. Как ты думаешь, если сейчас поискать как следует, мы отыщем выход из миража? Может быть, Цертус устал и где-нибудь появился просвет – ну там какая-нибудь тропа.
   Наблюдатель протянул ладони, незряче ощупал Витые камни, кустики сухих осенних трав, потом медленно и неуверенно сел.
   – Ты что, ничего не поняла? Я слеп, как червяк, я ничего не вижу – полная потеря зрения.
   Цилиан произнес это спокойно, но в этом спокойствии чувствовалась последняя степень отчаяния. Брукс ахнула:
   – Когда это случилось?
   – Ночью. Наша сволочь Цертус хорошо порылся у меня в душе и отыскал как раз то, что надо. Кстати, что с моим лицом, сильные ожоги? Скулы горят, глаз вообще не чувствую. Мне не хочется ничего там трогать.
   – На вид все как обычно, и глаза тоже целы.
   – Странно. Я даже не вижу солнца, ощущаю только тепло, но ни одной искорки света – сплошная липкая чернота, у нее нет ни структуры, ни конца, эта пакость гнездится прямо в мозгу. Знаешь, очень неприятное ощущение.
   – Ты все забыл, тут совсем нет солнца, Тэн.
   – Жаль. Впрочем, ладно, какое это теперь для меня имеет значение? Сама-то ты цела?
   – Ага.
   – Видела что-нибудь страшное?
   – Веревочный мост, пропасть, очень сильный ветер. Вокруг горы, но не такие, как здесь, а повыше, крутые и скалистые. Я сорвалась и падала, но потом сумела зацепиться. Сейчас немного болят руки, а в общем, ничего страшного.
   – Классика кошмаров, без выдумок и изысканности. Тебе очень повезло, иногда выгодно иметь минимум воспоминаний.
   – Никогда больше не смей называть меня малолетней дурой.
   – Я и слова-то этого не произносил.
   – Что теперь будем делать?
   – Думаю, пора делить команду пополам. Попытайся уйти из миража, может быть, тебя его наводка не удержит. Так что, девочка, поздравляю с маленькой победой и желаю еще одной – большой.
   – А ты?
   – Я останусь здесь, уйду попозже, как только вернется зрение.
   – Тогда я тоже останусь. Он быстрее слабеет, когда делит свои силы на двоих, так будет проще его прижать.
   Цилиан поколебался, потом нехотя дернул плечом:
   – Благородно и глупо с твоей стороны, по чести, я обязан отказаться, но лучше промолчу. Вообще-то спасибо, я даже как-то не ожидал такого варианта.
   – Думал, я трусиха? Инспектор не ответил.

* * *

   День шел бесконечно медленно, струился, истекал синеватым сиянием, монотонно и заунывно шелестел ветром в камнях. Впервые за часы, проведенные в иллюзии, Брукс проголодалась. К полудню голод сделался нестерпимым, от слабости дрожали колени. Она обшарила кусты, отыскала десяток изогнутых наподобие сердечек орехов, два оказались пусты – под глянцевой скорлупой таилась серая мучнистая труха, остальные ядра горчили на вкус.
   Цилиан долго вслепую вертел в пальцах Витые остатки скорлупы.
   – Мне кажется, я таких никогда не встречал, наш Цертус слабоват в ботанике. Не отравись, – сумрачно посоветовал инспектор.
   – Нельзя отравиться в воображении.
   – Голодать в воображении тоже нельзя, но ты ведь голодаешь.
   – Обойдется.
   Вечерело очень медленно, день угрожал затянуться навечно. Цилиан лег у подножия менгира, закинул руки за голову и направил слепой взгляд в небо. Авита дважды пыталась затеять разговор, но инспектор ни разу не ответил, он даже не пошевелился, и она отошла в сторону, испытывая смутную обиду.
   Ночь упала разом, кто-то просто выключил ложное голубоватое сияние, и в этой беззвездной темно-серой мгле было куда больше естественности. Через час пошел дождь, Брукс почти силой оттащила Цилиана в сторону зарослей, капли молотили вовсю, сотрясая ненадежную крышу из осенних листьев. В этом было что-то страшное – бутафория исчезла, мир наводки торопливо и пронзительно воплощался, становился реальностью. Именно в реальности заключалась безысходность.
   «Это конец, – подумала погруженная в глухое отчаяние Авителла. – Мне отсюда не уйти, потому что выхода уже нет и не будет никогда. Мы тронули силу, с которой не сумели справиться. Я не знаю, кто этот Цертус, может быть, и вовсе не человек, а сам Разум или Оркус. Он использовал всех нас – меня, Вэла, Цилиана, и мне никогда не понять, чего он хочет – как не понять эту ночь, пустоту и непрерывные потоки дождя».
   Она осторожно встала, обошла неподвижного Цилиана и одна двинулась в ночь. На открытом пространстве упругие струи воды хлестко ударили прямо в лицо, заставляя мокрые растрепавшиеся волосы прильнуть ко лбу и щекам.
   «Можно просто прыгнуть со скалы и кончить все разом».
   Она сделала несколько неловких шагов в темноте, ощупью разыскивая тропу.
   – Эй, Авита! – раздался голос Цилиана. Брукс промолчала.
   – Авита, вернись.
   Она шла, расшвыривая ногами мелкую, перемешанную с камешками грязь.
   – Девочка, не валяй дурака!
   В голосе Цилиана нарастала паника.
   «Иди ты в Оркус, спаситель хренов», – подумала Авителла.
   – Это не по-товарищески, – как-то обреченно отозвался инспектор. – В конце концов, я ведь тебя не держу, но могла хотя бы проститься.
   Авита остановилась. «Он ничего не понял, просто подумал, что я решила сбежать, потому что отыскала выход для одной себя».
   Она остановилась.
   – Авита!
   Покинутый Цилиан оказался где-то в стороне, Брукс едва нашла потерянную тропинку, побрела обратно, раздвигая ладонями мокрые ветви кустов. Знакомый менгир вынырнул из темноты, словно привидение. Дождь внезапно прекратился, но холод усилился, насквозь продувая плащ. Возможно, этот ледяной ветер и прогнал мокрую тучу.
   – Все в порядке? Я-то ничего не вижу, – на этот раз голос Цилиана раздался совсем рядом.
   – Да здесь я, здесь. Просто пошла немного прогуляться. Мне без разницы, под каким кустом прятаться, если дует со всех сторон.
   – Где ты? Подойди ко мне, не уходи.
   Несчастного Цилиана била крупная дрожь. Брукс вернулась и неловко опустилась на колени рядом. Он на ощупь отыскал ее ладони, потом плечи.
   – Я испугался, подумал, что ты сбежала и бросила меня. Сейчас утро?
   – Ночь.
   Брукс попыталась отвернуться, чтобы не видеть безжизненно остановившиеся глаза инспектора – они напряженно и тоскливо смотрели сквозь нее, куда-то в бесконечно удаленную точку.
   – Пусти мои пальцы, не бойся, я и так никуда не убегу.
   – Почему так холодно? Снег пошел?
   – Это непогода и ветер с гор.
   Брукс попыталась встать и отодвинуться, но наблюдатель не разжимал рук, пальцы сквозь плащ крепко вцепились в озябшие плечи Авиты, она слегка отстранилась.
   – Не валяй дурака, Тэн, ты вконец свихнулся.
   Он исступленно обнял ее, шепча бессмысленные и нежные слова утешения.
   – Ты сумасшедший, пусти.
   Авителла напряглась, вырываясь, но почти в тот же момент ее охватило странное нежелание бороться. «А не все ли равно? Завтра мы оба умрем». Бессвязные слова Тэна скатывались с ее рассудка, словно прозрачные капли дождевой воды с гладкого стекла. И все-таки что-то оставалось. Застежку ее плаща настойчиво теребили пальцы Цилиана. Брукс прижалась губами к его мокрой щеке.
   Ветер раз за разом приносил мелкую россыпь холодных, как лед, капель. Стена пожелтевших за одну ночь листьев останавливала порывы ветра и дождя. Когда Брукс, наконец, отпустила шею Тэна, он перекатился на спину и устроил ее голову у себя на плече. Инспектор, кажется, справился с отчаянием, но чистые безжизненные глаза наблюдателя все так же отрешенно смотрели в мокрую пустоту неба.
   Брукс осторожно, чтобы не заметил Цилиан, вытерла ладонью свои влажные щеки.
   «Что я наделала!»
   – Ты что это, плачешь, что ли? – словно бы откликнулся на ее невысказанные мысли проницательный инспектор. – Ну, это зря. Вообще-то я на самом деле от тебя без ума, если, конечно, такая бесполезная штука, как привязанность калеки-наблюдателя, еще кому-то интересна.
   «Ты-то, может, и не врешь. Зато я безнадежно не люблю тебя. Потому что люблю Короля, которого уже никогда не увижу». Авита стиснула зубы, стараясь не всхлипывать.
   – Ладно, пустое, – подумав, добавил Цилиан. – Поскольку в этом растреклятом мираже имеют обыкновение сбываться наши подавленные страхи и желания, должно быть, ты давно меня хотела.
   Взбешенная Авита не нашлась, что ответить. Неделикатный Цилиан продолжил в том же духе: – И не расстраивайся из-за пустяков. Ведь все, что происходит в Зазеркалье, суть события воображаемые, а значит, недействительные. Наши погруженные в кому тела сейчас мирно стынут на пыльном полу наследственного бункера твоего приятеля Далькроза… Это я из вежливости говорю – тела, стоило бы сказать – трупы.
   – Вечно ты несешь всякие гадости.
   – Ладно, ладно, не надо такой бурной реакции, пусть будет – мой противный труп и твое прекрасное тело.
   Утром, впервые за все эти дни, взошло солнце. Брукс прищурилась и долго смотрела на ослепительный верхний край громадного оранжевого диска.
   – Ты думаешь, оно настоящее?
   – Не знаю.
   – Как глаза?
   – Немного отпустило – я теперь различаю твой силуэт.
   – Тогда пошли, попробуем подняться по склону. Цилиан шел довольно твердо, склон высох после ночного дождя и почти не скользил. Брукс ждала с замиранием сердца, ловя остатки вчерашнего синего сияния – его не оказалось.
   – Вот это самое место. Как ты думаешь, завеса упала?
   – Сейчас проверим.
   Они шагнули одновременно, пересекая невидимую черту, за которой не было ничего. И мир схлопнулся, исчезая. Свет погас, сменился Великой Пустотой, но вскоре отступила и Пустота, ее смял, заглушил рокот водопада.
   Авита открыла глаза и встала с кресла, обруч ментального ввода сполз с головы и царапал шею, она поспешно сорвала его и отбросила прочь.
   Цилиан сидел на полу, устало прислонившись к стене бункера.
   – Ты теперь видишь?
   – Да.
   – Еще до того, как я потеряла сознание, дверь оказалась блокированной. Нам будет трудно выбраться.
   – Ничего, при мне теперь все мои инструменты. Инспектор возился с дверью около получаса. Они вышли в осенний полдень, Брукс снова увидела водопад, и чашу озера и дрожащую радужную арку, сотканную из мелких бисерных брызг. Потеплело.
   Еще через полчаса машина увозила их в Порт-Калинус.
   – Это самые странные события в моей жизни, – сказал Тэн Цилиан. – Я готов был поверить, что этот «верный друг ивейдеров» – сам воплощенный Оркус, но никак не человек. И, тем не менее, я сильно ошибся.
   – Почему?
   – Только человек с человеческой логикой мог так обшарить мои мозги.
   – Фью!
   – Конечно. А раз он человек, его можно переиграть, обезвредить, найти. Девочка, я поменял свое мнение. В конце концов, ивейдеры – не такая уж проблема, меня все больше занимает тот, кто пытался использовать в своих целях не только меня, но и Воробьиного Короля, это, должно быть, прелюбопытная личность.
   – Ты опять хочешь заняться его поисками?
   – Конечно. Но теперь я не повторю ошибок и не стану попусту спешить. Скоро мы будем в Порт-Калинусе, я высажу тебя у клиники, заберешь брата из больницы.
   – А разве Лина отдадут?
   – Король сбежал. Твой брат больше не нужен ни ивейдерам, ни Департаменту, Пирамида будет в восторге, когда избавится от расходов на элитное лечение.
   – А что дальше?
   – Я возьму вам билеты на рейсовый самолет, и марш оба немедленно в северный сектор, домой. Сейчас и именно сейчас риск минимальный – пока наш Цертус в шоке, он вряд ли он сумеет забраться в Систему.