Страница:
Некоторое время Линден чувствовала, как настойчиво он очищает воздух, удаляя едкие запахи и дух разрушения, а потом услышала произнесенное им ее имя. Голос его звучал нежно и почти по-человечески, словно он не преступил грань жизни и смерти:
– Прости.
Казалось, он в действительности считал, будто прощение нужно не ей, взывавшей к нему, но именно ему.
– Прости, я не знал, что еще можно сделать. Я должен был остановить его.
– Я понимаю, – отвечала она. – Ты был прав. Никто другой не смог бы этого сделать.
Будь у нее хоть половина его понимания, хоть малая толика его смелости, она бы попыталась помочь ему. Другого выхода не было. Но ее попытка не могла бы увенчаться успехом. Она была отравлена тьмой слишком сильно для столь чистого жертвоприношения.
– Никто иной... – повторила Линден. Ее душили подступающие рыдания, но пока она еще сдерживала их. Сдерживала, сознавая, что, когда нагрянет истинная печаль, это будет ей не под силу. Он был потерян для нее.
Сам он, видимо, уже пребывал за гранью сострадания, где царит неизбежность, но чувствовал поднимавшуюся в ней боль и пытался откликнуться на нее. Нежно, как сама любовь, он промолвил:
– Теперь твоя очередь. Возьми кольцо.
Кольцо. Оно лежало на краю выступа, может быть, футах в двадцати от нее. Лишенное света и силы, оно представляло собой не более чем бесконечный серебристый кружочек, имеющий не большую ценность, чем звено сброшенных оков. Без тех, кто мог бы им воспользоваться, – Ковенанта и Лорда Фоула – оно теряло всякое значение.
Линден же чувствовала себя слишком слабой и осиротевшей для того, чтобы делать что-то с этим кольцом. Будь у нее какое-то основание надеяться, что его дух и плоть смогут воссоединиться, она повиновалась бы без размышлений. Но ответы на эти вопросы были уже получены. И Линден не желала выпускать его тело из своих объятий.
– Линден... – Голос лучился нежностью и добротой, но она чувствовала, как возрастает его настойчивость. – Постарайся понять. Я знаю, как это тяжко после того, что тебе пришлось пережить. Но попытайся. Мне нужно, чтобы ты спасла Страну.
Она по-прежнему не могла поднять взгляд. Его мертвое лицо было единственным, что, приковывая к себе, позволяло ей сохранять остатки самообладания. Подняв глаза на невыразимо прекрасное лицо призрака, она потеряла бы себя. Кончиками пальцев Линден пробежала по его исхудалым щекам и сказала:
– В этом нет нужды. Ты уже сделал это.
– Нет, – без промедления отвечал он. – Не сделал. – С каждым словом его напряжение ощущалось все отчетливее. – Я всего лишь остановил его. Но ничего не исцелил. Солнечный Яд остался, он может существовать и сам по себе. А Земная Сила испорчена так, что самостоятельно ей не восстановиться. – Голос его стремился проникнуть в самое ее сердце. – Линден, пожалуйста. Возьми кольцо.
Но в ее сердце бушевала буря, казавшаяся рожденной в тех же глубинах, где коренилось ее старое тяготение к тьме.
– Я не могу, – промолвила она. Душу ее пронизывало исходившее от него сострадание. – Пойми, не могу. Ты ведь сам знаешь, что делает со мной Сила. Я не смогу перестать приносить Зло людям, которым хочу помочь. Кольцо превратит меня в нового Опустошителя.
Дух Ковенанта светился пониманием. Но он не попытался откликнуться на ее страх, развеять его. Напротив, в голосе появился намек на усилие. Тихая, но явственная нотка нетерпения.
– Я не могу сделать это сам. У меня нет рук, и никакая сила мне не доступна. Физически я не существую. И в любой момент могу быть отослан. Я таков, каковы умершие. Их можно призвать – и отослать прочь. Всякий, кто знает, как это делается, может отослать меня. – Казалось, он считал эту угрозу реальной. – Даже Фоул мог бы сделать это, когда бы ни попытался использовать против меня дикую магию. Пойми, Линден. – Накал его чувства говорил об опасности. – Фоул мертв. Но убить Презрение невозможно. А Солнечный Яд, если он сохранится, будет настойчиво притягивать его назад. И рано или поздно вернет его и восстановит его мощь. Пройти мимо меня и разрушить Арку он не сможет, но обретет способность делать со Страной – со всей Землей – что ему заблагорассудится. Линден! – Мольба рвалась из него, но он принудил себя говорить мягко и нежно. – Я не хочу причинять тебе ни малейшей боли, не хочу просить о большем, чем ты можешь дать. Я бы не просил ни о чем, ты и так уже сделала слишком много. Но ты должна понять, Линден. Ты начинаешь таять!
То была правда. Она ощутила это как слабый испуг, некое предчувствие бури. Тело Ковенанта становилось все плотнее и тяжелее, все более реальным, тогда как ее плоть, напротив, истончалась. Она слышала дуновение ветра, походившее на дыхание древней горы. Все вокруг нее – скальные огни, камень стен, сам воздух Кирил Френдора – становилось все более резким, слово она обретала все большую тонкость восприятия. Она развоплощалась. Медленно, неумолимо развоплощалась. Скоро ей предстояло истаять, как оплывшей свече.
– Так бывает всегда, – продолжал Ковенант. – Когда умирает тот, кто призвал тебя сюда, исчезает и сила, что удерживала тебя. Ты возвращаешься назад, в свой мир, к своей собственной жизни. Фоул не умер по-настоящему, но в той мере, в какой это было необходимо, чтобы призвать тебя, он и не жив. В этом смысле его можно считать умершим. Линден, ты упускаешь последний шанс!
Его настойчивость начинала походить на гнев. Хотя, возможно, то была яростная печаль, вызванная неизбежностью ее скорого исчезновения.
– Возьми кольцо.
Линден слабо вздохнула. Ей не хотелось двигаться: перспектива развоплощения, казалось, сулила ей обретение мира. Но предвестницей ветра, дующего между мирами, была боль. Она теряла его. Что бы ни случилось, теперь она теряла его окончательно.
Однако это не было отказом. Линден поклялась сделать все, чтобы покончить с Солнечным Ядом. Но любовь к Ковенанту не позволяла ей встать. Всего остального она уже лишилась.
Она не торопилась – казалось, что торопиться некуда. Процесс развоплощения был медленным, и она сохраняла восприимчивость в достаточной степени, чтобы ощущать его. Застонав от боли, Линден нежно опустила его голову и одеревенелыми, почти бесчувственными пальцами стала застегивать рубаху. В этом кошмаре она пыталась воспользоваться своей рубашкой, чтобы остановить кровотечение, и тоже потерпела неудачу.
Неожиданно в ее сознании колоколом загремел голос. Линден казалось, что она узнает его, но такого не могло быть. Этот голос не мог принадлежать ему. И она не была готова к столь пренебрежительному попранию своих чувств.
– Изыди, тень. Твое дело сделано, больше ты не испугаешь меня.
Властный приказ наполнил пещеру эхом, и в тот же миг серебристый призрак развеялся, словно унесенный ветром туман. Сила Ковенанта ушла вместе с жизнью, и он не имел возможности сопротивляться.
Он успел лишь выкрикнуть ее имя и исчез, оставив после себя слабое серебристое свечение. Затем истаяло и оно. Пропало все, за что она могла держаться.
И тут голос загремел снова гневно, загудел колоколом, оглушающе взревел рогом:
– Избранная, не смей! Оставь кольцо!
А следом за этим громовым призывом в Кирил Френдор вступили Вейн и Финдейл. В едином порыве устремившись вперед, они ни на миг не прекратили отчаянной схватки.
Точнее сказать, боролся элохим, тогда как Вейн лишь удерживал его. Будучи воплощением Земной Силы, некой текущей субстанцией, Финдейл непрерывно менял форму, но не мог высвободить запястье из хватки отродья демондимов. Черное творение юр-вайлов оставалось неуязвимым и неустрашимым.
Вместе они продвигались к кольцу. Финдейл протягивал к нему свободную руку и отчаянно заклинал:
– Избранная, не трогай кольцо!
Вейн изо всех сил препятствовал Финдейлу, мешал ему дотянуться до кольца, но если элохим не мог высвободить руку, то и отродью демондимов было не под силу удержать Обреченного. Сцепившись как ястребы, они неуклонно продвигались к возвышению.
Как-то отстраненно Линден подумала, что сейчас, пожалуй, ей стоило бы пойти и забрать кольцо. Забрать по той простой причине, что ни один из соперников не заслуживал, на ее взгляд, доверия. Ни Вейн – непостижимое воплощение насилия, ни Финдейл, у которого сострадание и презрение чередовались так, словно и то и другое представляло собой не более чем одну из граней его лживости. К тому же бесцеремонность, с какой был отослан Ковенант, пробудила гнев в ее таявшем сердце. Но она медлила слишком долго. Горные ветры уже продували ее насквозь, словно она обратилась в тень. Голова Ковенанта была куда более вещественной, чем ее ноги: она уже не могла пошевелить ими. Потолок нависал над ней, уплотняясь с каждым мгновением, камень обретал твердость алмаза. Этот мир стал для нее велик, слишком тяжел, слишком плотен. Яркость скального света непереносимо терзала взгляд. Финдейл и Вейн, двигаясь катастрофически резко, неуклонно приближались к кольцу. Навершия Посоха Закона укоряюще поблескивали на лодыжке и запястье отродья демондимов. Линден истончилась до полного бессилия, высвободиться из-под веса головы Ковенанта она уже не могла.
Ей хотелось кричать, но она стала слишком бесплотной даже для этого. Гора Грома не могла услышать ее.
Но неожиданно Линден получила отклик на свой безмолвный призыв. Получила тогда, когда уже распростилась с последней надеждой.
Из тоннеля, того самого, что привел в Кирил Френдор и ее, вывалились две фигуры. Появились и застыли на месте. Вид их был ужасен. Они еле держались на ногах и казались едва ли не ходячими мертвецами. Ее длинный меч был иззубрен и окровавлен, кровь обагряла руки и просачивалась сквозь кольчугу. Его надсадное хриплое дыхание безошибочно указывало на повреждение легких. Но необычайная доблесть их оставалась неугасимой. Невесть откуда Красавчик нашел в себе силы отчаянно прохрипеть:
– Избранная, кольцо!
Неожиданное появление Великанов казалось невероятным, трудно было представить, как они могли спастись от пещерников. Но, так или иначе, они находились здесь, живые и, несмотря ни на что, несломленные. Для Линден их приход явился благословением, укрепившим ее дух. Это помогло ей не поддаться уносящему прочь ветру, вернуться в себя. Между тем, чтобы достичь кольца, Финдейлу оставалось сделать всего один шаг. Удержать его Вейн уже не мог.
Но Обреченный не достиг своей цели.
Собрав остатки видения, Линден потянулась к обручальному кольцу Ковенанта, и из него, как подтверждение ее прав, ударил всполох пламени. Теперь это кольцо, дарованное как залог любви и неизбежности, принадлежало ей, и первое же касание наполнило ее болью и радостью, благодарностью и гневом. И восстановило ее тело. Она вновь стала столь же реальной, как камень и плоть, ощутимой как бешенство Финдейла, смелость Великанов, непримиримое упорство Вейна. Давление, выталкивавшее ее из пределов Земли, не ослабло, но теперь она могла противостоять ему.
Белое пламя заставило элохима отпрянуть. Лишь после этого Линден осторожно, словно он был жив, опустила голову Ковенанта на каменную площадку.
Оставив его одного, она встала и подошла к кольцу.
Какой-то миг Линден боялась физического прикосновения, словно огонь мог опалить ее. Но она знала, что это не так, безошибочно чувствовала, что принадлежащее ей пламя не может ей повредить. И решительно протянула руку к кольцу.
В тот же миг серебристый огонь взбежал по ее запястью, словно воспламенилась сама плоть. Он плясал и жег в такт биению ее сердца, но тело оставалось неповрежденным. Цену за использование Силы предстояло уплатить потом, когда дикая магия уйдет, сейчас же она, напротив, вливалась в ее жилы, неся с собой полноту жизни, радость и возможность выбора.
Линден хотелось кричать от переполнивших ее чувств. Сила наполнила ее, но сила эта не была Злом. Ибо Зла не было в ней самой. Тяга, что преследовала ее всю жизнь, та самая, которой она так страшилась в себе, ибо видела в ней одну лишь тьму, сама отвергла Зло. Ибо у нее было два имени, и одно из них – жизнь.
Первым порывом было поспешить на помощь Великанам, исцелить их раны, разделить с ними и все облегчение, и оправдание. Но перед ней стояли Вейн и Финдейл: прежде всего она должна была подумать о них. С лица отродья демондимов не сходила все та же странная усмешка, предплечье покрывала грубая, шероховатая корка. Финдейл старался избегать ее взгляда. Весь его облик выражал нескончаемое страдание. Глаза были полны слез, серебряные волосы всклокочены, как у безумца. Он привалился к Вейну, словно в тот миг, когда Линден коснулась кольца, он лишился всей своей силы.
Она больше не сердилась на них – ей не было нужды в гневе, – но интуитивно чувствовала; что Вейн вплотную приблизился к исполнению своего таинственного предназначения и что это исполнение каким-то образом зависит от нее. Но даже белое золото не могло обострить ее чувствительность настолько, чтобы ей удалось прочесть его помыслы. Линден не была уверена ни в чем, кроме страха Финдейла.
Цепляясь за плечо Вейна, Обреченный лепетал как дитя:
– Я элохим. Проклятие обручило меня со смертью, но я не создан для смерти. Я не хочу умирать.
Неожиданно – так неожиданно, что Линден отступила на шаг, – отродье демондимов промолвил:
– Ты не умрешь. – Голос его был мелодичен и чист, столь же безупречен, как и его словно вышедшая из-под резца ваятеля плоть – и так же лишен сострадания. Трепет Финдейла был ему безразличен – он не признавал и не отвергал его. – Это не смерть, а преображение. Таково предназначение. Мы должны избавить Землю от скверны. – Затем он голосом, в котором не звучало ни мольбы, ни призыва, обратился к Линден. – Солнцемудрая, ты должна обнять нас.
Линден уставилась на него.
– Обнять?..
Он не ответил, словно, сказав должное, навеки лишился голоса. Но взгляд его выражал ожидание и непонятную, неколебимую уверенность в том, что она поступит, как сказано.
Линден помедлила. Она знала, как мало оставалось времени. Давление, старавшееся заставить ее отказаться от исполнения предначертанного, возрастало. А вскоре должно было стать слишком сильным, чтобы она могла ему противиться. Но сейчас ей требовалось принять решение жизненной важности. Все сошлось воедино – загадочный замысел юр-вайлов, ухищрения элохимов, спасение Страны... Она ошибалась слишком часто и не могла позволить себе ошибиться снова.
Ища поддержки, Линден обернулась к Великанам, однако Красавчик уже не мог помочь ей. Привалившись к стене, он боролся со страшной болью в груди. Вокруг его рта запеклась кровь. Первая стояла рядом, опершись на меч и глядя на Линден. Весь ее облик выражал молчаливую готовность покуда достанет сил поддерживать Избранную во всем, что бы та ни предприняла.
Финдейл резко обернулся к Вейну, и в этот миг Линден без всякого видимого основания поняла, что верит отродью демондимов. А может, она просто начинает верить себе?
В ее правой руке, подчеркивая настоятельность решения, бился белый огонь. Вейн был жесток, смертельно опасен и безразличен к любым заботам, кроме собственных. Но поскольку он был дан Ковенанту Идущим-За-Пеной, поскольку единожды поклонился ей, поскольку спас ей жизнь и поскольку яростно сражался со своими извращенными скверной создателями – она поступила так, как просил он.
Когда Линден обвила руками шеи Вейна и Финдейла, элохим содрогнулся. Но на этот страх его обрекла воля соплеменников, которую нельзя было не исполнить. И в последний миг он поднял голову, дабы прозреть личную Суть.
В тот же момент Линден превратилась в шаткое навершие силы, контролировать которую не могла, да и не пыталась. Взрыв невиданной мощи не произвел, однако, ни огня, ни свечения – Великаны, должно быть, так ничего и не заметили. Вся его энергия была направлена внутрь нее самой.
И двух странных созданий, сжатых в ее объятиях.
Финдейл, страдающий элохим, воплощение Земной Силы. Высокомерный, самодостаточный и способный на все. Посланный своим народом, чтобы спасти Землю, во что бы то ни стало. Обрести кольцо для себя, если он сможет. А если не сможет, сполна заплатить за неудачу.
Уплатить именно эту цену.
И Вейн, отродье демондимов, искусное творение юр-вайлов. Непроницаемый и загадочный, твердостью превосходящий камень. Живущий лишь во имя неведомой цели, поставленной их творцами, и безразличный ко всему иному. Оба они были воплощением противоположностей, но в объятиях Линден противоположности эти сливались воедино. Текучая Земная Сила Финдейла и безупречная твердость Вейна образовывали единое целое. Нечто новое обретало форму между навершиями Посоха Закона. Элохим терял очертания, и, казалось, протекал сквозь отродье демондимов. Вейн, в свою очередь, утончался и растягивался в направлении железных колец на правом запястье и левой лодыжке.
Корка с его предплечья стекла, и оно заблестело, словно дерево. Именно дерево предоставляло себя для преображаемой сущности.
Поняв, что же все-таки происходит, Линден достигла апофеоза. Сила дикой магии была велика, но сейчас недостаточно было даже и ее. Вейн и Финдейл требовали большего.
Вейн был сотворен столь превосходно, что, будучи рукотворным, смог воплотить в себе естественный Закон Роста. Создав его, юр-вайлы преобразили свое самоотвращение в красоту. Но он был напрочь лишен какого бы то ни было этического императива, равно как и чувства цели – за пределами его предназначения. Сущность Финдейла составляла сила, способная сделать Закон действующим. Но сам он, в силу присущей элохимам самопоглощенности, не мог придать ей значение. Вдвоем они могли составить совершенно новую сущность, но чтобы она возникла, чтобы состоялось преображение, требовалось участие человека, обладающего белым золотом.
Линден сделала все, что могла. Страх, гнев и сомнения она отбросила в сторону – здесь им не было места. В экстазе белого огня изливала она свою обостренную любовь к здоровью и исцелению, к Анделейну и Земной Силе. В экстазе белого огня она сама избрала цель, которую возжелала и тем самым сделала ее истинной.
В ее руках оживал новый Посох Закона.
Живой Закон наполнял сохранившиеся навершия, живая Сила сияла в волокнах новообретенного дерева. Старый посох испещряли руны, но этот был живым и ни в каких надписях не нуждался.
И когда пальцы Линден сомкнулись вокруг гладкого древка, ее едва не смыло волной открывшихся возможностей.
Почти мгновенно ее видение стало огромным, словно сама гора. Она чувствовала чудовищный вес и немыслимую древность Горы Грома, ощущала медленное, разрушительное дыхание камня. В лабиринте тоннелей, словно мошки, суетились пещерники. В бездонных глубинах затаились Опустошители. Где-то высоко над ней несколько уцелевших юр-вайлов наблюдали за Кирил Френдором – все происходившее каким-то образом отражалось в лужице кислоты – и приветствовали успех Вейна одобрительным лаем. Щека Линден ощущала жар раскаленной лавы. Мириады тоннелей, пещер, провалов и логовищ зияли болезненной пустотой. Отвратительный запах заполнял пещерятник, ибо протекавшая по Ущелью Предателя река иссохла и более не вымывала прочь отбросы и нечистоты. А на вершине пика, ожидая, когда призовут их к жизни, припав к земле, замерли Огненные Львы.
А затем дикая магия вынесла Линден наружу. Еще не успев осознать и половины новообретенных возможностей, она поднялась над Горой и увидела перед собой Страну.
Поднималось солнце. Хотя телесно Линден оставалась в Кирил Френдоре, обостренность восприятия позволяла ей чувствовать прикосновение Солнечного Яда с особой силой. Он пронизывал ее, словно нож, словно раскаленный, отравленный клык. Она стала слишком восприимчивой и слишком уязвимой, а потому непроизвольно отшатнулась назад, под защиту горы. Туда, где, широко раскрыв глаза, смотрели на нее Великаны, а на полу покоилось мертвое тело.
Солнце плодородия. Линден охватила дрожь. Сандер и Холлиан более всех прочих боялись солнца чумы, но для Линден солнце плодородия было отвратительнее любого другого, ибо извращало и коверкало саму жизнь.
Языки пламени лизали каменные стены, по полу пробежала длинная трещина. Великаны не отрывали от нее изумленных взоров.
Но времени у Линден оставалось все меньше. А она нуждалась в нем – нуждалась в отдыхе, утешении и покое, которые позволили бы ей укрепить дух, набраться смелости. Но давление неуклонно возрастало, и теперь ее удерживала здесь сила Посоха, ибо именно этой силой поддерживались Законы, в соответствии с которыми осуществлялись призыв и возвращение. Сейчас только сжатое в руке кольцо, цепкое прикосновение к гладкому дереву и столь же цепкая воля позволяли Линден противиться уносящему прочь порыву.
Она знала, что ей предстояло сделать.
Знала и страшилась этого.
Но знала и другое: стоит ей сейчас дрогнуть – и все страдания и потери окажутся напрасными. Она не могла потерпеть поражение. Она оказалась Избранной потому, что была способна выполнить последнюю волю Ковенанта. Это было непросто, но лишь тяжесть такого свершения соответствовала бремени ее долгов. Ведь одна мысль о том, что ей придется не только коснуться Солнечного Яда, но и впитать его, вызывала неодолимую тошноту и ни с чем несравнимый ужас. Она должна была стать Страной – так же как и вся Страна подвергнуться не сдерживаемому ничем осквернению Солнечным Ядом. Вновь оказаться запертой на мансарде рядом с умирающим отцом. Вновь быть подвигнутой к убийству матери.
Но она уже прошла через все это, прошла и обрела новую жизнь, несопоставимую с прежней. И спасенный ею на Небесной Ферме старик обещал, что она не потерпит поражения, ибо в мире еще есть любовь. Однако, испытывая потребность хоть в какой-то поддержке, Линден еще раз обернулась к Великанам.
Они не двигались. Их зрение не позволяло увидеть и осмыслить все происходящее. Но лицо Первой светилось неукротимой решимостью, кровь и грязь не могли замарать неразрушимую красу. Она походила на орлицу.
Красавчик же улыбнулся, словно взгляд Линден был единственным благословением, в котором он нуждался.
С помощью белого кольца и Посоха Закона Линден вытянула из Великанов усталость, восстановив их природную силу, и исцелила поврежденные легкие Красавчика. Затем, словно для того, чтобы еще раз проверить себя перед решающим испытанием, она распрямила его деформированные кости. Великан обрел способность держаться прямо и нормально дышать.
Но теперь у нее почти не оставалось времени. Ветер, дувший между мирами, крепчал, и она знала, что не сможет сопротивляться ему долго.
С мужеством отчаяния она открыла себя и по собственному выбору вновь вышла на Солнечный Яд. Его ужасная мощь превосходила все мыслимые пределы. Взору Линден предстала сломленная Страна – сломленная и умирающая, беспомощная, словно возникавший перед нею в ночном кошмаре, распростертый с ножом в груди Ковенант. Из его раны струилась кровь, сильнее, чем можно было себе представить. Из раны Страны истекала скверна. Не встречая отпора, она пожирала Землю, и с каждым восходом эта омерзительная страшная рана становилась все шире. Лишь сердце Анделейна оставалось нетронутым, но тлетворная сила порывалась захлестнуть и его. Сама земля в агонии истекала кровью.
И Линден оставалось лишь утонуть в этой трясине.
Страшная правда о природе Солнечного Яда заключалась в том, что его невозможно было сломить, разбить или сжечь. Любая попытка сделать это являла собой не более чем глупость.
Но в правой руке Линден сжимала кольцо, ярость и страсть дикой магии, а в левой Посох – живой и овеществленный Закон. Руководимая видением – тем самым, что делало ее столь уязвимой, что позволяло Солнечному Яду бежать сквозь нее, подобно приливной волне, оскверняя каждый нерв и каждый мускул ее тела, – Линден укрепила свой пребывавший на склоне Горы Грома дух и вступила в бой.
В этом странном сражении, судьбоносном и роковом, Линден не имела противника. Ей противостояла гниль, волею Лорда Фоула поразившая Земную Силу. Сам по себе Солнечный Яд не имел ни воли, ни цели. Он представлял собой голод, алчно пожиравший все естественное и живое. Она могла бы наносить удар за ударом, извергая пламя в опустошенные небеса, не причинив Яду ни малейшего ущерба. Рассвет лишь едва занялся, а повсюду, куда достигали лучи, из тела земли, словно могильные черви, тянулись отвратительные проростки. А за этим плодородием таились дождь, пустыня и чума. Сменяя друг друга в сумбурной последовательности, они становились все сильнее, приближая то время, когда удастся сокрушить основание Страны. С тем чтобы Солнечный Яд мог распространиться по всей Земле.
Но Линден усвоила уроки Ковенанта – и Опустошителя – и не пыталась атаковать Солнечный Яд. Вместо того она призвала его в себя, впитывая его в свою плоть.
Тот ужас, ту боль, то отвращение, что испытала она в этот миг, невозможно было сравнить ни с чем. Но она выстояла. Посох пылал с такой силой, что, казалось, должен был испепелить ее на месте. Но вместо этого сила Закона и дикой магии испепелила принятую ею на себя скверну. Пройдя сквозь нее, Земная Сила излилась наружу исцеленной и чистой.
– Прости.
Казалось, он в действительности считал, будто прощение нужно не ей, взывавшей к нему, но именно ему.
– Прости, я не знал, что еще можно сделать. Я должен был остановить его.
– Я понимаю, – отвечала она. – Ты был прав. Никто другой не смог бы этого сделать.
Будь у нее хоть половина его понимания, хоть малая толика его смелости, она бы попыталась помочь ему. Другого выхода не было. Но ее попытка не могла бы увенчаться успехом. Она была отравлена тьмой слишком сильно для столь чистого жертвоприношения.
– Никто иной... – повторила Линден. Ее душили подступающие рыдания, но пока она еще сдерживала их. Сдерживала, сознавая, что, когда нагрянет истинная печаль, это будет ей не под силу. Он был потерян для нее.
Сам он, видимо, уже пребывал за гранью сострадания, где царит неизбежность, но чувствовал поднимавшуюся в ней боль и пытался откликнуться на нее. Нежно, как сама любовь, он промолвил:
– Теперь твоя очередь. Возьми кольцо.
Кольцо. Оно лежало на краю выступа, может быть, футах в двадцати от нее. Лишенное света и силы, оно представляло собой не более чем бесконечный серебристый кружочек, имеющий не большую ценность, чем звено сброшенных оков. Без тех, кто мог бы им воспользоваться, – Ковенанта и Лорда Фоула – оно теряло всякое значение.
Линден же чувствовала себя слишком слабой и осиротевшей для того, чтобы делать что-то с этим кольцом. Будь у нее какое-то основание надеяться, что его дух и плоть смогут воссоединиться, она повиновалась бы без размышлений. Но ответы на эти вопросы были уже получены. И Линден не желала выпускать его тело из своих объятий.
– Линден... – Голос лучился нежностью и добротой, но она чувствовала, как возрастает его настойчивость. – Постарайся понять. Я знаю, как это тяжко после того, что тебе пришлось пережить. Но попытайся. Мне нужно, чтобы ты спасла Страну.
Она по-прежнему не могла поднять взгляд. Его мертвое лицо было единственным, что, приковывая к себе, позволяло ей сохранять остатки самообладания. Подняв глаза на невыразимо прекрасное лицо призрака, она потеряла бы себя. Кончиками пальцев Линден пробежала по его исхудалым щекам и сказала:
– В этом нет нужды. Ты уже сделал это.
– Нет, – без промедления отвечал он. – Не сделал. – С каждым словом его напряжение ощущалось все отчетливее. – Я всего лишь остановил его. Но ничего не исцелил. Солнечный Яд остался, он может существовать и сам по себе. А Земная Сила испорчена так, что самостоятельно ей не восстановиться. – Голос его стремился проникнуть в самое ее сердце. – Линден, пожалуйста. Возьми кольцо.
Но в ее сердце бушевала буря, казавшаяся рожденной в тех же глубинах, где коренилось ее старое тяготение к тьме.
– Я не могу, – промолвила она. Душу ее пронизывало исходившее от него сострадание. – Пойми, не могу. Ты ведь сам знаешь, что делает со мной Сила. Я не смогу перестать приносить Зло людям, которым хочу помочь. Кольцо превратит меня в нового Опустошителя.
Дух Ковенанта светился пониманием. Но он не попытался откликнуться на ее страх, развеять его. Напротив, в голосе появился намек на усилие. Тихая, но явственная нотка нетерпения.
– Я не могу сделать это сам. У меня нет рук, и никакая сила мне не доступна. Физически я не существую. И в любой момент могу быть отослан. Я таков, каковы умершие. Их можно призвать – и отослать прочь. Всякий, кто знает, как это делается, может отослать меня. – Казалось, он считал эту угрозу реальной. – Даже Фоул мог бы сделать это, когда бы ни попытался использовать против меня дикую магию. Пойми, Линден. – Накал его чувства говорил об опасности. – Фоул мертв. Но убить Презрение невозможно. А Солнечный Яд, если он сохранится, будет настойчиво притягивать его назад. И рано или поздно вернет его и восстановит его мощь. Пройти мимо меня и разрушить Арку он не сможет, но обретет способность делать со Страной – со всей Землей – что ему заблагорассудится. Линден! – Мольба рвалась из него, но он принудил себя говорить мягко и нежно. – Я не хочу причинять тебе ни малейшей боли, не хочу просить о большем, чем ты можешь дать. Я бы не просил ни о чем, ты и так уже сделала слишком много. Но ты должна понять, Линден. Ты начинаешь таять!
То была правда. Она ощутила это как слабый испуг, некое предчувствие бури. Тело Ковенанта становилось все плотнее и тяжелее, все более реальным, тогда как ее плоть, напротив, истончалась. Она слышала дуновение ветра, походившее на дыхание древней горы. Все вокруг нее – скальные огни, камень стен, сам воздух Кирил Френдора – становилось все более резким, слово она обретала все большую тонкость восприятия. Она развоплощалась. Медленно, неумолимо развоплощалась. Скоро ей предстояло истаять, как оплывшей свече.
– Так бывает всегда, – продолжал Ковенант. – Когда умирает тот, кто призвал тебя сюда, исчезает и сила, что удерживала тебя. Ты возвращаешься назад, в свой мир, к своей собственной жизни. Фоул не умер по-настоящему, но в той мере, в какой это было необходимо, чтобы призвать тебя, он и не жив. В этом смысле его можно считать умершим. Линден, ты упускаешь последний шанс!
Его настойчивость начинала походить на гнев. Хотя, возможно, то была яростная печаль, вызванная неизбежностью ее скорого исчезновения.
– Возьми кольцо.
Линден слабо вздохнула. Ей не хотелось двигаться: перспектива развоплощения, казалось, сулила ей обретение мира. Но предвестницей ветра, дующего между мирами, была боль. Она теряла его. Что бы ни случилось, теперь она теряла его окончательно.
Однако это не было отказом. Линден поклялась сделать все, чтобы покончить с Солнечным Ядом. Но любовь к Ковенанту не позволяла ей встать. Всего остального она уже лишилась.
Она не торопилась – казалось, что торопиться некуда. Процесс развоплощения был медленным, и она сохраняла восприимчивость в достаточной степени, чтобы ощущать его. Застонав от боли, Линден нежно опустила его голову и одеревенелыми, почти бесчувственными пальцами стала застегивать рубаху. В этом кошмаре она пыталась воспользоваться своей рубашкой, чтобы остановить кровотечение, и тоже потерпела неудачу.
Неожиданно в ее сознании колоколом загремел голос. Линден казалось, что она узнает его, но такого не могло быть. Этот голос не мог принадлежать ему. И она не была готова к столь пренебрежительному попранию своих чувств.
– Изыди, тень. Твое дело сделано, больше ты не испугаешь меня.
Властный приказ наполнил пещеру эхом, и в тот же миг серебристый призрак развеялся, словно унесенный ветром туман. Сила Ковенанта ушла вместе с жизнью, и он не имел возможности сопротивляться.
Он успел лишь выкрикнуть ее имя и исчез, оставив после себя слабое серебристое свечение. Затем истаяло и оно. Пропало все, за что она могла держаться.
И тут голос загремел снова гневно, загудел колоколом, оглушающе взревел рогом:
– Избранная, не смей! Оставь кольцо!
А следом за этим громовым призывом в Кирил Френдор вступили Вейн и Финдейл. В едином порыве устремившись вперед, они ни на миг не прекратили отчаянной схватки.
Точнее сказать, боролся элохим, тогда как Вейн лишь удерживал его. Будучи воплощением Земной Силы, некой текущей субстанцией, Финдейл непрерывно менял форму, но не мог высвободить запястье из хватки отродья демондимов. Черное творение юр-вайлов оставалось неуязвимым и неустрашимым.
Вместе они продвигались к кольцу. Финдейл протягивал к нему свободную руку и отчаянно заклинал:
– Избранная, не трогай кольцо!
Вейн изо всех сил препятствовал Финдейлу, мешал ему дотянуться до кольца, но если элохим не мог высвободить руку, то и отродью демондимов было не под силу удержать Обреченного. Сцепившись как ястребы, они неуклонно продвигались к возвышению.
Как-то отстраненно Линден подумала, что сейчас, пожалуй, ей стоило бы пойти и забрать кольцо. Забрать по той простой причине, что ни один из соперников не заслуживал, на ее взгляд, доверия. Ни Вейн – непостижимое воплощение насилия, ни Финдейл, у которого сострадание и презрение чередовались так, словно и то и другое представляло собой не более чем одну из граней его лживости. К тому же бесцеремонность, с какой был отослан Ковенант, пробудила гнев в ее таявшем сердце. Но она медлила слишком долго. Горные ветры уже продували ее насквозь, словно она обратилась в тень. Голова Ковенанта была куда более вещественной, чем ее ноги: она уже не могла пошевелить ими. Потолок нависал над ней, уплотняясь с каждым мгновением, камень обретал твердость алмаза. Этот мир стал для нее велик, слишком тяжел, слишком плотен. Яркость скального света непереносимо терзала взгляд. Финдейл и Вейн, двигаясь катастрофически резко, неуклонно приближались к кольцу. Навершия Посоха Закона укоряюще поблескивали на лодыжке и запястье отродья демондимов. Линден истончилась до полного бессилия, высвободиться из-под веса головы Ковенанта она уже не могла.
Ей хотелось кричать, но она стала слишком бесплотной даже для этого. Гора Грома не могла услышать ее.
Но неожиданно Линден получила отклик на свой безмолвный призыв. Получила тогда, когда уже распростилась с последней надеждой.
Из тоннеля, того самого, что привел в Кирил Френдор и ее, вывалились две фигуры. Появились и застыли на месте. Вид их был ужасен. Они еле держались на ногах и казались едва ли не ходячими мертвецами. Ее длинный меч был иззубрен и окровавлен, кровь обагряла руки и просачивалась сквозь кольчугу. Его надсадное хриплое дыхание безошибочно указывало на повреждение легких. Но необычайная доблесть их оставалась неугасимой. Невесть откуда Красавчик нашел в себе силы отчаянно прохрипеть:
– Избранная, кольцо!
Неожиданное появление Великанов казалось невероятным, трудно было представить, как они могли спастись от пещерников. Но, так или иначе, они находились здесь, живые и, несмотря ни на что, несломленные. Для Линден их приход явился благословением, укрепившим ее дух. Это помогло ей не поддаться уносящему прочь ветру, вернуться в себя. Между тем, чтобы достичь кольца, Финдейлу оставалось сделать всего один шаг. Удержать его Вейн уже не мог.
Но Обреченный не достиг своей цели.
Собрав остатки видения, Линден потянулась к обручальному кольцу Ковенанта, и из него, как подтверждение ее прав, ударил всполох пламени. Теперь это кольцо, дарованное как залог любви и неизбежности, принадлежало ей, и первое же касание наполнило ее болью и радостью, благодарностью и гневом. И восстановило ее тело. Она вновь стала столь же реальной, как камень и плоть, ощутимой как бешенство Финдейла, смелость Великанов, непримиримое упорство Вейна. Давление, выталкивавшее ее из пределов Земли, не ослабло, но теперь она могла противостоять ему.
Белое пламя заставило элохима отпрянуть. Лишь после этого Линден осторожно, словно он был жив, опустила голову Ковенанта на каменную площадку.
Оставив его одного, она встала и подошла к кольцу.
Какой-то миг Линден боялась физического прикосновения, словно огонь мог опалить ее. Но она знала, что это не так, безошибочно чувствовала, что принадлежащее ей пламя не может ей повредить. И решительно протянула руку к кольцу.
В тот же миг серебристый огонь взбежал по ее запястью, словно воспламенилась сама плоть. Он плясал и жег в такт биению ее сердца, но тело оставалось неповрежденным. Цену за использование Силы предстояло уплатить потом, когда дикая магия уйдет, сейчас же она, напротив, вливалась в ее жилы, неся с собой полноту жизни, радость и возможность выбора.
Линден хотелось кричать от переполнивших ее чувств. Сила наполнила ее, но сила эта не была Злом. Ибо Зла не было в ней самой. Тяга, что преследовала ее всю жизнь, та самая, которой она так страшилась в себе, ибо видела в ней одну лишь тьму, сама отвергла Зло. Ибо у нее было два имени, и одно из них – жизнь.
Первым порывом было поспешить на помощь Великанам, исцелить их раны, разделить с ними и все облегчение, и оправдание. Но перед ней стояли Вейн и Финдейл: прежде всего она должна была подумать о них. С лица отродья демондимов не сходила все та же странная усмешка, предплечье покрывала грубая, шероховатая корка. Финдейл старался избегать ее взгляда. Весь его облик выражал нескончаемое страдание. Глаза были полны слез, серебряные волосы всклокочены, как у безумца. Он привалился к Вейну, словно в тот миг, когда Линден коснулась кольца, он лишился всей своей силы.
Она больше не сердилась на них – ей не было нужды в гневе, – но интуитивно чувствовала; что Вейн вплотную приблизился к исполнению своего таинственного предназначения и что это исполнение каким-то образом зависит от нее. Но даже белое золото не могло обострить ее чувствительность настолько, чтобы ей удалось прочесть его помыслы. Линден не была уверена ни в чем, кроме страха Финдейла.
Цепляясь за плечо Вейна, Обреченный лепетал как дитя:
– Я элохим. Проклятие обручило меня со смертью, но я не создан для смерти. Я не хочу умирать.
Неожиданно – так неожиданно, что Линден отступила на шаг, – отродье демондимов промолвил:
– Ты не умрешь. – Голос его был мелодичен и чист, столь же безупречен, как и его словно вышедшая из-под резца ваятеля плоть – и так же лишен сострадания. Трепет Финдейла был ему безразличен – он не признавал и не отвергал его. – Это не смерть, а преображение. Таково предназначение. Мы должны избавить Землю от скверны. – Затем он голосом, в котором не звучало ни мольбы, ни призыва, обратился к Линден. – Солнцемудрая, ты должна обнять нас.
Линден уставилась на него.
– Обнять?..
Он не ответил, словно, сказав должное, навеки лишился голоса. Но взгляд его выражал ожидание и непонятную, неколебимую уверенность в том, что она поступит, как сказано.
Линден помедлила. Она знала, как мало оставалось времени. Давление, старавшееся заставить ее отказаться от исполнения предначертанного, возрастало. А вскоре должно было стать слишком сильным, чтобы она могла ему противиться. Но сейчас ей требовалось принять решение жизненной важности. Все сошлось воедино – загадочный замысел юр-вайлов, ухищрения элохимов, спасение Страны... Она ошибалась слишком часто и не могла позволить себе ошибиться снова.
Ища поддержки, Линден обернулась к Великанам, однако Красавчик уже не мог помочь ей. Привалившись к стене, он боролся со страшной болью в груди. Вокруг его рта запеклась кровь. Первая стояла рядом, опершись на меч и глядя на Линден. Весь ее облик выражал молчаливую готовность покуда достанет сил поддерживать Избранную во всем, что бы та ни предприняла.
Финдейл резко обернулся к Вейну, и в этот миг Линден без всякого видимого основания поняла, что верит отродью демондимов. А может, она просто начинает верить себе?
В ее правой руке, подчеркивая настоятельность решения, бился белый огонь. Вейн был жесток, смертельно опасен и безразличен к любым заботам, кроме собственных. Но поскольку он был дан Ковенанту Идущим-За-Пеной, поскольку единожды поклонился ей, поскольку спас ей жизнь и поскольку яростно сражался со своими извращенными скверной создателями – она поступила так, как просил он.
Когда Линден обвила руками шеи Вейна и Финдейла, элохим содрогнулся. Но на этот страх его обрекла воля соплеменников, которую нельзя было не исполнить. И в последний миг он поднял голову, дабы прозреть личную Суть.
В тот же момент Линден превратилась в шаткое навершие силы, контролировать которую не могла, да и не пыталась. Взрыв невиданной мощи не произвел, однако, ни огня, ни свечения – Великаны, должно быть, так ничего и не заметили. Вся его энергия была направлена внутрь нее самой.
И двух странных созданий, сжатых в ее объятиях.
Наполненные серебряным жалом объятия эти стали тиглем, в котором Вейн и Финдейл плавились, обретая новое бытие.
Дикая магия заключена в каждом камне,
И Белое Золото может высвободить ее или подчинить.
Золото – металл, не встречающийся в Стране,
И Закон, по которому была создана Страна,
Не может управлять им, ограничивать или подчинять...
...белое – Белое Золото
Потому, что белизна – это цвет кости,
Структура плоти, основы жизни.
Финдейл, страдающий элохим, воплощение Земной Силы. Высокомерный, самодостаточный и способный на все. Посланный своим народом, чтобы спасти Землю, во что бы то ни стало. Обрести кольцо для себя, если он сможет. А если не сможет, сполна заплатить за неудачу.
Уплатить именно эту цену.
И Вейн, отродье демондимов, искусное творение юр-вайлов. Непроницаемый и загадочный, твердостью превосходящий камень. Живущий лишь во имя неведомой цели, поставленной их творцами, и безразличный ко всему иному. Оба они были воплощением противоположностей, но в объятиях Линден противоположности эти сливались воедино. Текучая Земная Сила Финдейла и безупречная твердость Вейна образовывали единое целое. Нечто новое обретало форму между навершиями Посоха Закона. Элохим терял очертания, и, казалось, протекал сквозь отродье демондимов. Вейн, в свою очередь, утончался и растягивался в направлении железных колец на правом запястье и левой лодыжке.
Корка с его предплечья стекла, и оно заблестело, словно дерево. Именно дерево предоставляло себя для преображаемой сущности.
Поняв, что же все-таки происходит, Линден достигла апофеоза. Сила дикой магии была велика, но сейчас недостаточно было даже и ее. Вейн и Финдейл требовали большего.
Вейн был сотворен столь превосходно, что, будучи рукотворным, смог воплотить в себе естественный Закон Роста. Создав его, юр-вайлы преобразили свое самоотвращение в красоту. Но он был напрочь лишен какого бы то ни было этического императива, равно как и чувства цели – за пределами его предназначения. Сущность Финдейла составляла сила, способная сделать Закон действующим. Но сам он, в силу присущей элохимам самопоглощенности, не мог придать ей значение. Вдвоем они могли составить совершенно новую сущность, но чтобы она возникла, чтобы состоялось преображение, требовалось участие человека, обладающего белым золотом.
Линден сделала все, что могла. Страх, гнев и сомнения она отбросила в сторону – здесь им не было места. В экстазе белого огня изливала она свою обостренную любовь к здоровью и исцелению, к Анделейну и Земной Силе. В экстазе белого огня она сама избрала цель, которую возжелала и тем самым сделала ее истинной.
В ее руках оживал новый Посох Закона.
Живой Закон наполнял сохранившиеся навершия, живая Сила сияла в волокнах новообретенного дерева. Старый посох испещряли руны, но этот был живым и ни в каких надписях не нуждался.
И когда пальцы Линден сомкнулись вокруг гладкого древка, ее едва не смыло волной открывшихся возможностей.
Почти мгновенно ее видение стало огромным, словно сама гора. Она чувствовала чудовищный вес и немыслимую древность Горы Грома, ощущала медленное, разрушительное дыхание камня. В лабиринте тоннелей, словно мошки, суетились пещерники. В бездонных глубинах затаились Опустошители. Где-то высоко над ней несколько уцелевших юр-вайлов наблюдали за Кирил Френдором – все происходившее каким-то образом отражалось в лужице кислоты – и приветствовали успех Вейна одобрительным лаем. Щека Линден ощущала жар раскаленной лавы. Мириады тоннелей, пещер, провалов и логовищ зияли болезненной пустотой. Отвратительный запах заполнял пещерятник, ибо протекавшая по Ущелью Предателя река иссохла и более не вымывала прочь отбросы и нечистоты. А на вершине пика, ожидая, когда призовут их к жизни, припав к земле, замерли Огненные Львы.
А затем дикая магия вынесла Линден наружу. Еще не успев осознать и половины новообретенных возможностей, она поднялась над Горой и увидела перед собой Страну.
Поднималось солнце. Хотя телесно Линден оставалась в Кирил Френдоре, обостренность восприятия позволяла ей чувствовать прикосновение Солнечного Яда с особой силой. Он пронизывал ее, словно нож, словно раскаленный, отравленный клык. Она стала слишком восприимчивой и слишком уязвимой, а потому непроизвольно отшатнулась назад, под защиту горы. Туда, где, широко раскрыв глаза, смотрели на нее Великаны, а на полу покоилось мертвое тело.
Солнце плодородия. Линден охватила дрожь. Сандер и Холлиан более всех прочих боялись солнца чумы, но для Линден солнце плодородия было отвратительнее любого другого, ибо извращало и коверкало саму жизнь.
Языки пламени лизали каменные стены, по полу пробежала длинная трещина. Великаны не отрывали от нее изумленных взоров.
Но времени у Линден оставалось все меньше. А она нуждалась в нем – нуждалась в отдыхе, утешении и покое, которые позволили бы ей укрепить дух, набраться смелости. Но давление неуклонно возрастало, и теперь ее удерживала здесь сила Посоха, ибо именно этой силой поддерживались Законы, в соответствии с которыми осуществлялись призыв и возвращение. Сейчас только сжатое в руке кольцо, цепкое прикосновение к гладкому дереву и столь же цепкая воля позволяли Линден противиться уносящему прочь порыву.
Она знала, что ей предстояло сделать.
Знала и страшилась этого.
Но знала и другое: стоит ей сейчас дрогнуть – и все страдания и потери окажутся напрасными. Она не могла потерпеть поражение. Она оказалась Избранной потому, что была способна выполнить последнюю волю Ковенанта. Это было непросто, но лишь тяжесть такого свершения соответствовала бремени ее долгов. Ведь одна мысль о том, что ей придется не только коснуться Солнечного Яда, но и впитать его, вызывала неодолимую тошноту и ни с чем несравнимый ужас. Она должна была стать Страной – так же как и вся Страна подвергнуться не сдерживаемому ничем осквернению Солнечным Ядом. Вновь оказаться запертой на мансарде рядом с умирающим отцом. Вновь быть подвигнутой к убийству матери.
Но она уже прошла через все это, прошла и обрела новую жизнь, несопоставимую с прежней. И спасенный ею на Небесной Ферме старик обещал, что она не потерпит поражения, ибо в мире еще есть любовь. Однако, испытывая потребность хоть в какой-то поддержке, Линден еще раз обернулась к Великанам.
Они не двигались. Их зрение не позволяло увидеть и осмыслить все происходящее. Но лицо Первой светилось неукротимой решимостью, кровь и грязь не могли замарать неразрушимую красу. Она походила на орлицу.
Красавчик же улыбнулся, словно взгляд Линден был единственным благословением, в котором он нуждался.
С помощью белого кольца и Посоха Закона Линден вытянула из Великанов усталость, восстановив их природную силу, и исцелила поврежденные легкие Красавчика. Затем, словно для того, чтобы еще раз проверить себя перед решающим испытанием, она распрямила его деформированные кости. Великан обрел способность держаться прямо и нормально дышать.
Но теперь у нее почти не оставалось времени. Ветер, дувший между мирами, крепчал, и она знала, что не сможет сопротивляться ему долго.
С мужеством отчаяния она открыла себя и по собственному выбору вновь вышла на Солнечный Яд. Его ужасная мощь превосходила все мыслимые пределы. Взору Линден предстала сломленная Страна – сломленная и умирающая, беспомощная, словно возникавший перед нею в ночном кошмаре, распростертый с ножом в груди Ковенант. Из его раны струилась кровь, сильнее, чем можно было себе представить. Из раны Страны истекала скверна. Не встречая отпора, она пожирала Землю, и с каждым восходом эта омерзительная страшная рана становилась все шире. Лишь сердце Анделейна оставалось нетронутым, но тлетворная сила порывалась захлестнуть и его. Сама земля в агонии истекала кровью.
И Линден оставалось лишь утонуть в этой трясине.
Страшная правда о природе Солнечного Яда заключалась в том, что его невозможно было сломить, разбить или сжечь. Любая попытка сделать это являла собой не более чем глупость.
Но в правой руке Линден сжимала кольцо, ярость и страсть дикой магии, а в левой Посох – живой и овеществленный Закон. Руководимая видением – тем самым, что делало ее столь уязвимой, что позволяло Солнечному Яду бежать сквозь нее, подобно приливной волне, оскверняя каждый нерв и каждый мускул ее тела, – Линден укрепила свой пребывавший на склоне Горы Грома дух и вступила в бой.
В этом странном сражении, судьбоносном и роковом, Линден не имела противника. Ей противостояла гниль, волею Лорда Фоула поразившая Земную Силу. Сам по себе Солнечный Яд не имел ни воли, ни цели. Он представлял собой голод, алчно пожиравший все естественное и живое. Она могла бы наносить удар за ударом, извергая пламя в опустошенные небеса, не причинив Яду ни малейшего ущерба. Рассвет лишь едва занялся, а повсюду, куда достигали лучи, из тела земли, словно могильные черви, тянулись отвратительные проростки. А за этим плодородием таились дождь, пустыня и чума. Сменяя друг друга в сумбурной последовательности, они становились все сильнее, приближая то время, когда удастся сокрушить основание Страны. С тем чтобы Солнечный Яд мог распространиться по всей Земле.
Но Линден усвоила уроки Ковенанта – и Опустошителя – и не пыталась атаковать Солнечный Яд. Вместо того она призвала его в себя, впитывая его в свою плоть.
Тот ужас, ту боль, то отвращение, что испытала она в этот миг, невозможно было сравнить ни с чем. Но она выстояла. Посох пылал с такой силой, что, казалось, должен был испепелить ее на месте. Но вместо этого сила Закона и дикой магии испепелила принятую ею на себя скверну. Пройдя сквозь нее, Земная Сила излилась наружу исцеленной и чистой.