Дональдсон Стивен. Первое дерево

 
Камни и море — это глубины жизни,
Два неизменных и верных символа мира.
 

   Они отдались в памяти Линден, словно акт уважения.
   Когда она повернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на Коеркри, бриз подхватил её волосы и бросил их ей в лицо. Она отбросила пшеничную волну локонов назад, и это естественнейшее движение доставило ей удовольствие, какого она уже очень давно не испытывала. Воздух, прозрачный и пропитанный солью и солнечным светом, словно линза, делал чётче очертания Печали, которая по мере отдаления становилась все прекраснее, как будто возрождалась заново. И Линден подумала, что смеет надеяться на то, что ещё очень многое воскреснет в этом краю. И тут запел Красавчик. Он стоял довольно далеко, но его голос свободно разносился по всему кораблю, перекрывая шум волн и хлопанье парусов. Напев был простой, но удивительно мелодичный, несмотря на грубоватый ритм. И другие Великаны подхватили:

 
Иди по морю и по волнам
Широкой тропой для скитальцев.
Зовут нас широкие ворота в мир!
Но все пути ведут домой.
 
 
Держи по ветру и скорости —
Дыши, небом, как парус!
Все мачты в полном убранстве
С восторгом ждут битвы с бурей!
 
 
Стремись в бесконечный поиск,
Исследуя нашу Землю.
Раскрой все её тайны!
Поиск превыше смерти.
 
 
Риск странствий спасает сердце
От горечи и терзаний.
В океане мы все — лишь гости.
Но любим его, как свой дом.
 

   Великаны пели с воодушевлением и радостью, и скрип мачт вплетался в их хор контрапунктом, а вместо музыкальных отбивок звучало резкое стаккато бриза, бьющего в паруса. «Звёздная Гемма» легко бежала по волнам, и было уже непонятно, что движет ею — бриз или музыка.
   И по мере того как крепчал ветер, Коеркри все быстрее тонул за горизонтом, пока не остались, только море и пылающее над ним полуденное солнце. Хоннинскрю, на первый взгляд, отдавал команды довольно небрежно, но от его зорких глаз, скрытых под щетиной бровей, не укрывалось ни единой мелочи. Последние паруса были подняты, и прекрасное судно устремилось в Солнцерождающее море; Линден ощутила, как камень пронизывает вибрация. В умелых руках Великанов даже гранит обрёл новые качества.
   Наконец-то она снова могла ощущать этот мир полноценно и от этого открытия просто не могла усидеть на месте. Наугад, полагаясь на инстинкт, она отправилась обследовать корабль.
   Тут же за её плечом вырос Кайл и спросил, не хочет ли она посмотреть на свою каюту. Это настолько выбило Линден из прежнего состояния полутранса, что она замерла, беспомощно уставившись на харучая. Его лицо выражало не больше, чем каменная стена, и она не смогла уловить в нём даже намёка на то, откуда он так хорошо осведомлён о корабле, чтобы сделать ей подобное предложение. Он стоял в спокойной расслабленной позе, но в эту секунду казался ей провидцем. Однако на её немой вопрос он объяснил, что Кир и Хигром уже поговорили с боцманом и получили от неё подробный план судна.
   Сначала Линден отнесла это к обычной предусмотрительности, свойственной харучаям. Но в ту же секунду осознала, что Кайл предложил ей именно то, что в данную минуту ей больше всего было необходимо, — место, принадлежащее только ей, интимный уголок, в котором она могла бы подготовить свои чувства для новых открытий на корабле Великанов и привести в порядок мысли. А вдруг заботливость Великанов простирается настолько, что она сможет принять ванну? Горячую ванну? Как это было бы роскошно! Когда вообще в последний раз она мылась в горячей воде? Когда она вообще в последний раз мылась, как следует? Линден кивнула Кайлу и отправилась за ним.
   Посреди корабля находилась надстройка с плоской крышей, разделявшей корабль на нос и корму. Следом за Кайлом Линден перешагнула шторм-порог, доходивший ей до колен, и оказалась в длинном кубрике, двери из которого выходили на камбуз и в кладовые. Окон не было, но лампы светили ярко и создавали уют. Их свет брызгами рассыпался, отражаясь от основания грот-мачты, пронзавшей помещение в центре, словно дерево, поддерживающее крышу. Её ствол был весь покрыт различными символами, словно геральдический щит, и Линден дала себе слово со временем изучить их как следует. Но Кайл равнодушно пересёк зал, словно ему здесь всё было давно знакомо, и она последовала за ним на корму.
   С признательностью кивнув в ответ отсалютовавшему капитану, стоящему на мостике, она следом за Кайлом вошла в одну из дверей, расположенных справа под мостиком. За ней находилась гладко отшлифованная каменная лестница, ведущая в глубь корабля. Ступени явно были рассчитаны на Великанов, но Линден спускалась по ним без особого труда. К тому же ей пришлось одолеть только один проем, и она оказалась в длинном коридоре с множеством дверей, ярко освещённом фонарями. Кайл сказал ей, что здесь находятся его и её каюты, а также каюты Вейна и Кира. Ковенант, Бринн и Хигром расселены по левому борту.
   Великанам каюта Линден, наверное, была бы тесновата, но ей места хватило с лихвой. У одной из стен висел большой гамак; значительную часть каюты занимали стол и два массивных стула. Сиденья стульев доходили Линден до пояса, а для того чтобы забраться в гамак, ей пришлось бы залезать на стол. Но пока что все эти маленькие неудобства её не беспокоили. Каюта была залита ярким солнечным светом, лившимся через открытый иллюминатор, и обещала уют и уединение. А именно в этом она сейчас нуждалась больше всего.
   Но уже через секунду после того, как Кайл по её просьбе отправился на поиски еды и воды для купания, она заметила, что сквозь её радостное возбуждение снова начинает просачиваться щемящая тоска. С уходом харучая словно спала некая пелена: рука тьмы, скрывавшаяся где-то в недрах корабля, заскребла когтистым пальцем прямо по сердцу. От этого прикосновения весь её восторг, ощущение нового и надежды на будущее стали расползаться и оседать, как песочный замок, подмытый прибоем. Старая, уже подзабытая мрачная боль вновь засвербила у неё в груди.
   Боль, причинённая родителями и Гиббоном.
   Да и что, в конце концов, для неё изменилось? Имеет ли она хоть какое-нибудь право или причину находиться здесь? Она-то осталась прежней — женщиной, влекомой к смерти больше, чем к жизни. И как измениться, она не знала. На-Морэм ясно доказал ей, чего стоят все её надежды. Он говорил: «Ты избрана для особого осквернения. Ты будешь главенствовать в Стране, как главенствует железо, превращая землю в руины. Тебе доступно то, что не замечает никто другой. Ты открыта для Зла…» Линден никогда не освободится от его выжигающей сердце жестокости, от леденящей боли, которыми он испакостил её плоть, от пути, на который она встала. Мрак, терзавший её всю жизнь, снова напомнил о себе; он разрастался, поднимаясь с самого киля «Звёздной Геммы», будто в здоровом организме корабля открылась страшная язва, незаметно разъедающая и судно, и его экипаж.
   Эта чёрная тоска терзала её большую часть жизни. Причина крылась в её родителях: отце и матери. И сейчас тоска снова была с ней. Она была внутри и снаружи; Линден вдыхала её полной грудью, словно весь воздух был пропитан мраком. Клещи рока, в котором Линден боялась признаться самой себе, уже начали сжиматься, и ей казалось, что она снова в узилище Ревелстоуна, а не в залитой ярким солнцем каюте корабля Великанов.
   Несколько неимоверно длинных секунд она боролась со сгущающимся в сознании мраком, пытаясь понять, откуда это взялось на борту корабля и поймало её в ловушку. Но прошлое вставало непреодолимой стеной и не давало ей разглядеть настоящее.
   Не дождавшись возвращения Кайла, Линден опрометью бросилась из каюты на открытый воздух. Карабкаясь по лестнице, дрожащими руками цепляясь за стены, она сглатывала застрявший комком в горле омерзительный страх, словно Гиббон снова коснулся её.
   Но понемногу мрак стал отступать. Она не могла объяснить этого, но явно ощущала, словно отдалилась на некоторое расстояние от его источника. И, стремясь увеличить это расстояние как можно больше, Линден ринулась к ближайшему трапу, ведущему к штурвалу.
   Тут же рядом возник Кир, чтобы охранять её в отсутствие Кайла. Она с трудом удержалась от того, чтобы опереться на него и найти в его спокойной стабильности поддержку в смятении чувств, овладевшем ею. Но, заставив себя отказаться от этого, она сама, без помощи, словно не замечая Кира, стала подниматься наверх.
   У штурвала она застала Хоннинскрю, Первую, Ковенанта, Бринна и Великаншу, управлявшую в данный момент кораблём. Колесо штурвала было тоже из камня и высотой с Линден, но рулевая вертела его с лёгкостью, словно оно было вырезано из бальзового дерева.
   Капитан вежливо поприветствовал Избранную, а Первая приветливо ей кивнула. Линден поняла, что своим появлением прервала их разговор, ибо Ковенант взглянул на неё так, словно ждал, что она выскажет своё мнение. Но вопрос замер у него на устах. Он вгляделся в Линден пристальнее и, прежде чем она успела сказать хоть слово, спросил:
   — Что случилось, Линден?
   Она в ответ нахмурилась, раздосадованная тем, что не сумела скрыть своё состояние. Нет, она нисколько не изменилась и до сих пор не может сказать ему правду — по крайней мере, не здесь, под этим синим небом, да ещё в присутствии Великанов. Она просто отмела его вопрос, пожав плечами и попытавшись согнать с лица озабоченность. Но вряд ли у неё это хорошо получилось, так как его взор не утратил проницательности. Стараясь, чтобы голос звучал спокойно, Линден призналась:
   — Я думала о Гиббоне. — И, помедлив, добавила: — И ещё кое о чём, — глазами умоляя Ковенанта не задавать больше вопросов.
   Взгляд его смягчился. Казалось, сейчас ради Линден он готов на все. Откашлявшись, он продолжил, как ни в чём не бывало:
   — Мы говорили о Вейне. Едва поднявшись на борт, он так и застыл без движения посреди палубы. И всем мешает. Экипаж просил задвинуть его куда-нибудь, чтобы не торчал на пути, но ты ведь знаешь, как это просто.
   Да, она знала. Она уже слишком много раз видела это отродье демондимов, застывшее в своей излюбленной позе: руки чуть согнуты в локтях, глаза устремлены в пустоту — и жизни в нём не больше, чем, скажем, в обелиске.
   — Так вот: они попытались его подвинуть. Втроём. И не сдвинули даже на миллиметр. — Ковенант потряс головой, словно недоумевая, может ли быть на свете что-то, что устояло бы перед силой трёх Великанов. — Вот мы и пытаемся придумать, что с ним делать. Хоннинскрю предложил попробовать лебёдку. Линден потихоньку вздохнула с облегчением: мрак, заполнявший её, слегка отступил благодаря тому, что понадобилась её помощь.
   — Вряд ли из этого что-то выйдет, — сказала она. Цели Вейна по-прежнему оставались для неё загадкой, но она успела прочувствовать его суть настолько, что знала: временами он бывает менее податлив и сговорчив, чем гранит, из которого построен корабль. — Если он не хочет уходить, его не сдвинешь.
   Ковенант кивнул, словно она сказала именно то, что он ожидал. Первая пробурчала что-то себе под нос. Хоннинскрю пожал плечами и отдал экипажу команду обходить это отродье юрвайлов стороной.
   Линден была рада, что находилась здесь. Ощущение давления заметно ослабло. Великаны дышали здоровьем, создавая вокруг неё щит. А от внимания Ковенанта ей стало ещё легче. Здесь она могла дышать свободно, так, словно её лёгкие не были забиты сгустками мрака.
   Отойдя в сторонку, она присела у основания мачты и попыталась настроить себя на корабль Великанов.
   Вскоре вернулся Кайл и сменил Кира. На его лице не отражалось ни малейшего упрёка в том, что он потратил время, выполняя её просьбу. И Линден была благодарна ему за терпение. Она знала, что под маской невозмутимости скрывается яростная, неистовая натура харучая. И ей вовсе не хотелось испытать на себе взрыв его темперамента.
   Помимо воли её взгляд снова нашёл Ковенанта. Но тот был сосредоточен на чём-то своём. Точнее, его внимание было полностью занято «Геммой» и её экипажем. Он был настолько поглощён общением с Великанами и зачарован движением судна, что всё остальное отступало на второй план. Он засыпал капитана и Первую вопросами и выслушивал ответы с жадностью человека, измаявшегося от одиночества.
   Следуя его примеру, Линден тоже стала смотреть и слушать. Хоннинскрю в охотку рассказывал о морском житьё-бытьё. Экипаж разделён на три вахты под командой капитана, его помощника якорь-мастера и третьей по рангу на борту — боцмана. Однако все Великаны, включая офицеров, не лентяйничали, пока находились вне вахты. Их любовь к кораблю не позволяла им ни на секунду забыть о нём, и они и в свободное время не уставали холить его и украшать. Но когда капитан полез в дебри мореходного искусства и стал объяснять, кто, чем занимается, Линден почувствовала, что начинает путаться.
   Для каждого паруса, каждой реи, каждой самой маленькой детали корабля у экипажа имелось особое имя; и такое количество незнакомых слов просто не могло удержаться в её памяти за один раз. Впрочем, кое-что осталось: самый большой парус фок-мачты именовался Встречающим Восход, смотровая площадка на грот-мачте — Смотрителем Горизонта, а рулевое колесо — Сердцем Корабля. Но для того чтобы запомнить остальное, Линден слишком мало разбиралась в корабельной оснастке.
   К тому же Хоннинскрю управлял кораблём весьма своеобразно: он редко давал указания в виде конкретных приказов. Вместо этого он чаще всего ограничивался тем, что выкрикивал своё мнение о состоянии парусов, моря или погоды, оставляя принятие решения на выбор того матроса, который находился в нужном в тот момент месте. Поэтому казалось, что корабль движется как бы сам собой, повинуясь даже не столько мастерству капитана, сколько свежему ветру и магии, пульсирующей в его вантах. Все это развлекало Линден, однако она чувствовала, что уже тонет в изобилии незнакомых названий, которые горохом сыпались с уст капитана.
   И тут она заметила на реях одной из мачт Кира и Хигрома. К её удивлению, они легко двигались по канатам, на ходу обучаясь у Великанов работе с парусами, причём с таким азартом, словно это было весёлой игрой. Когда она спросила Кайла, зачем они туда полезли, тот ответил, что они просто реализуют давнишнюю мечту всех харучаев. За все столетия до и после Ритуала Осквернения, хотя Бездомные и Стражи Крови и поддерживали дружеские отношения, нога харучая не ступала на палубу корабля Великанов. Кир и Хигром, наконец, исполняют мечту всех своих предков за три тысячи лет.
   Краткий ответ Кайла затронул Линден до глубины души, словно на мгновение осветил её отблеском мистической красоты. Верность традициям у этого народа переходила все границы. Во время первых визитов Ковенанта в Страну Стражи Крови охраняли Совет Лордов в течение двух тысяч лет, не позволяя себе ни заснуть, ни умереть, — настолько сильна была их клятва верности. И теперь, ещё тысячу лет спустя, Кайл и его племя свято хранят мечты и наследие своих Дальних предков.
   Но, задумавшись об их верности, Линден невольно перешла на свои проблемы. И по мере того как день клонился к вечеру, её тоска усиливалась, чувства обострялись, и она, наконец, настроилась на корабль. Она могла слышать весёлую суету Великанов где-то внизу, под палубой. С некоторым усилием она смогла даже почувствовать особо группу, находившуюся в кубрике. Это должно было ей помочь. Всё, что она ощущала, было напитано чистой здоровой силой и добрым юмором. И тьма внутри неё снова истончилась и спряталась поглубже.
   Тогда-то Линден снова почувствовала, что её тоска вызвана чем-то находящимся вне её, — словно где-то в недрах корабля гнездился какой-то порок или недуг. Но она никак не могла отделить это ощущение от спутанного клубка собственных страданий и ассоциаций. Они столько лет распирали её, что уже невозможно было поверить, что источником её тоски может быть нечто извне. Ведь не Гиббон же создал этот терзающий её мрак; он лишь дал ей его познать. Но знакомство с ним не сделало его легче переносимым.
   Когда Линден пригласили на ужин, она через силу, борясь с депрессией, поднялась. Ковенант не стал её ждать; а она хотела последовать за ним до края земли именно для того, чтобы научиться с такой же отвагой противостоять собственному року. В тайниках его тела затаились проказа и коварный яд Лорда Фоула, который только и ждал момента, чтобы начать своё разрушительное действие. И всё же Ковенант в большей степени зависел от долга, нежели от отравы, гнездящейся в нём. Там, где Линден буквально парализовало от ужаса — при виде одержимой Джоан или кошмаров Гиббона-Опустошителя, — он словно не чувствовал страха. Именно поэтому она решила следовать за ним везде и всюду, пока не научится у него всему. И, ускорив шаг, она поспешила за Ковенантом в кубрик.
   По мере того как ночь сгущалась над палубой, тревога Линден все усиливалась. С закатом солнца она ощутила, что опасность подкрадывается все ближе и ближе. Великаны, окружавшие её в кубрике, ели со здоровым аппетитом, а она, даже, несмотря на то, что не ела с самого утра, с трудом заставляла себя глотать, так как в горле стоял комок. Она не прикоснулась ни к аппетитно дымящемуся жаркому, ни к медовым пряникам, ни к сушёным фруктам — чёрная тоска делала все это абсолютно несъедобным.
   После ужина Хоннинскрю приказал убрать на ночь часть парусов, и наступило время для сказаний. Великаны с нетерпением стали собираться на корме, располагаясь на бухтах каната, скамейках и снастях так, чтобы всем было слышно и видно Ковенанта и Первую, поднявшихся на мостик. Они по-детски любили слушать захватывающие истории и заряжались от них отвагой и питались их мудростью. И Ковенант, зная об этом, направился туда. Но Линден чувствовала, что она уже на пределе.
   Между мачтами загорелись звезды, великолепные в своём космическом одиночестве. Обычные корабельные шумы: скрип мачт, хлопанье парусов, протестующий ропот волн, разрезаемых мощными плечами корабля, — звучали сейчас, словно предвестники чего-то ужасного. Она уже слышала множество сказаний — легенду о сотворении Страны, об отчаянии Кевина-Расточителя Страны и о победе Ковенанта. На сей раз с неё достаточно.
   Линден заставила себя вернуться в каюту. Вниз, во тьму. Вместо того чтобы бежать от неё.
   Там она заметила, что в её отсутствие мебель полностью заменили на более соответствующую её росту, а к гамаку подвесили лесенку, чтобы было удобнее забираться. Но такая заботливость в этот момент не тронула её. Давящий мрак просачивался даже сквозь каменные стены каюты. Даже когда Линден настежь открыла иллюминатор, впуская внутрь свежий ветер и шум волн, каюта осталась такой же неприветливой, заполненной тягучим, сгущающимся кошмаром.
   Когда Линден, наконец, сумела разжечь лампу, мрак устремился внутрь, в самое сердце, будоража злость.
   «Я схожу с ума». Структура гранита вдруг изменилась; он стал походить на осклизлые камни стен узилища в Ревелстоуне, безжалостные в своей неподатливости. Воспоминание о родителях поднялось из уголков мозга и стало разъедать его. Совершить убийство. Сойти с ума. На её руках крови не меньше, чем пролил за всю свою жизнь Ковенант.
   Снаружи доносилось пение Великанов, хотя шум моря делал слова песни неразличимыми. Но Линден удержалась от того, чтобы сломя голову броситься искать защиты в их кругу. И тут она почувствовала запах «глотка алмазов» и заметила на столе фиал с напитком. Она заколебалась.
   «Глоток алмазов» был изумительным, почти волшебным снадобьем — и Линден уже познала его воздействие на собственном опыте, — но и сильным снотворным. А она боялась заснуть, боялась, что во сне мрак, с которым она должна бороться, окончательно расправит крылья. Но ведь и прежде у неё бывали подобные приступы безысходной тоски, и она терпела до тех пор, пока не начинала плакать навзрыд, как заблудившийся ребёнок, — и чего она достигала этим?
   Линден осторожно сделала два маленьких глоточка и тут же забралась в гамак и укрылась одеялом с головой, чтобы дать нервам расслабиться, не отвлекаясь больше ни на что. И, сама того не замечая, задремала, убаюканная плавным покачиванием судна.
   Сначала она какое-то время просто пребывала в блаженном забытьи. Она плыла по волнам дремоты из ниоткуда в никуда, без боли и тревог.
   Но потом ночь на корабле как-то превратилась в ночь в лесу около Небесной фермы, и прямо перед ней запылал костёр Лорда Фоула. Линден снова увидела Джоан, одержимую жестокой яростью, и застыла от ужаса. Затем место Джоан занял Ковенант, и Линден, стряхнув оцепенение, побежала вниз с холма, чтобы спасти его, и бежала вечность, не успевая вовремя остановить неотвратимо ударяющий в его грудь нож. И он вонзался. Словно чудовищный ядовитый клык. И когда она, наконец, добегала, кровь уже хлестала из раны — так много крови… Столько крови, сколько она не видела за всю свою жизнь. В человеческом теле не может быть столько крови! Она била фонтаном, словно одним ударом сразили не одного человека, а множество.
   И Линден была не в силах остановить её. Её ладоней не хватало, чтобы даже прикрыть рану. А медицинскую сумку она оставила в машине. Лихорадочно она изорвала на бинты свою рубашку, оставшись обнажённой и ещё более беззащитной, но фланель лишь пропитывалась кровью, во сколько слоёв её ни накладывай, и помочь не могла. Линден вся перепачкалась кровью и ничего не могла поделать, чтобы спасти Ковенанту жизнь. Никакие знания, никакая самоотдача не могли остановить этот алый поток. А огонь трещал, издеваясь. А рана росла и росла.
   В считанные секунды она разрослась во всю грудь, неистово разъедая ткани, словно страшный яд. Линден сжимала в руках бесполезные тряпки, насквозь пропитанные кровью, все ещё в каком-то умопомрачении надеясь заткнуть этот бездонный колодец. Но тот все разрастался, пока её руки не ушли в него по локоть. Вся оставшаяся на ней одежда тоже пропиталась насквозь, словно весь мир истекал кровью. Её руки уже по плечо ушли в эту алую распахнутую утробу, и Линден тонула в ней, словно погружалась навстречу смерти. А рана становилась все шире и шире. Она стала уже шире камня, на который бросили Ковенанта, шире, чем лесная поляна…
   И только тут Линден внезапно осенило, что эта рана нечто большее, чем обычное ранение от ножа: это удар в самое сердце Страны. Рана уже превратилась в кратер, из которого через размокший край извергалась сама жизнь Земли. Страна истекала кровью. И прежде чем Линден успела вскрикнуть, её уже всосало в мёртвое тело, лежавшее на земле. И у неё не было ни малейшего шанса на спасение.
   Её закрутило и стало швырять во все стороны в этом буйном кровевороте. От горячей жидкости в горле засаднило, его перехватило, и Линден не могла даже кричать. Она была абсолютно беспомощна. Всё её существо восставало против того кошмара, в котором она оказалась. О, лучше бы она не спешила на помощь Ковенанту и не пыталась перевязать его рану! Этого бы никогда не случилось, если бы она спокойно дала ему умереть.
   Но бьющий прямо в лицо свет и боль в плечах говорили ей, что выбора у неё фактически не было. Движение вглубь стало замедляться, и Линден поняла, что всплывает на поверхность из пучин сна, подаренного «глотком алмазов».
   С усилием разлепив веки, она увидела освещённое льющимся из открытого иллюминатора лунным светом лицо Кайла. Он поднялся по лесенке явно для того, чтобы разбудить её. Её горло саднило, словно его драили наждаком, а стены каюты ещё хранили эхо её крика.
   — Кайл! — выдохнула Линден. — Боже мой, Кайл!
   — Ты беспокойно спала. — Его голос был столь же невыразителен, как и лицо. — Великаны говорят, что от «глотка алмазов» так не бывает.
   — Нет, это не от него. — Она попыталась сесть, борясь с оцепенением. Видения из кошмара ещё роились в её мозгу; но благодаря им её вечерние предощущения приобрели новый смысл. — Найди Ковенанта.
   — Юр-Лорд отдыхает, — бесстрастно ответил харучай. Переполненная решимостью, Линден перелезла через край гамака и упала прямо в руки Кайла.
   — Найди его! — И прежде чем харучай успел возразить, она исчезла за дверью.
   В освещённом фонарями коридоре Линден чуть не налетела на Мечтателя. Привлечённый криками, немой Великан спешил в сторону её каюты. Линден на секунду замерла, поражённая сходством между своим сном и видением, лишившим Великана голоса и подвигнувшим его народ пуститься в Поиск раны Земли. Но сейчас у неё не было времени размышлять над этим. Корабль в опасности! И она стремительно бросилась наверх.
   Выбравшись на палубу, она оказалась в тени капитанского мостика, ярко освещённого луной. Наверху вырисовывались силуэты нескольких Великанов. Поднявшись, она узнала боцманшу и пару Великанов из её вахты.
   — Разыщите Первую! — стараясь не выдавать страха, потребовала Линден.
   Боцманша — Великанша мощного телосложения по имени Яростный Шторм — была предрасположена к полноте и, очевидно, поэтому имела некоторую склонность к флегматичности. Однако она не стала терять ни минуты на расспросы.
   — Приведи Первую, — кивнув одному из матросов, велела она. — И капитана.
   Матроса как ветром сдуло.
   Отдышавшись, Линден заметила Кайла, стоявшего рядом. Она не стала спрашивать, позвал ли он Ковенанта, — белый узкий шрам, тянувшийся от плеча до локтя харучая, след от раны, полученной им при спасении её от Рысака, был лучшим доказательством верности.