Страница:
Когда пришёл Кайл, Линден выслушала его, не поворачиваясь, чтобы он не смог прочитать по её лицу всех её тревог и сомнений. Она ничего не отвечала на его уговоры. Но услышав: «Линден Эвери, ты обязана», резко обернулась. Кожа Кайла блестела от пота — даже тренированное тело харучая едва выдерживало такое пекло. Но держался он так, словно его это нисколько не волновало. Как всегда, он был настолько безупречен во всём, что Линден не удержалась от нечестного удара:
— Это ты давал клятву охранять его. Ты, а не я.
— Избранная, — назвал он её титул, и в голосе его зазвенел металл. — Мы сделали всё, что лежит в пределах наших возможностей. Но ни один из нас не может к нему даже приблизиться: он тут же стреляет огнём. Бринн уже обгорел, но это ничего, его вылечат «глотком алмазов». Решать, что делать, должна ты, и только ты: Великанам не под силу справиться с его кольцом. Когда Первая приблизилась к нему, он её чуть не сшиб с ног. И якорь-мастеру тоже досталось, да так, что когда он придёт в себя, то станет благодарить судьбу, что отделался только переломом руки.
Линден тупо повторила про себя: «Перелом…» — и нервно потёрла руки. Она врач и должна поспешить на помощь Бринну и якорь-мастеру. Но даже на таком расстоянии безумие Ковенанта опасно для её психики. Она не сможет и шагу сделать в его направлении. Она не может ему помочь, не осквернив его. У неё нет иной, кроме этой, грязной, силы. Так вот к чему она пришла.
И так как она продолжала молчать, Кайл опять принялся взывать к её совести:
— Перелом лёгкий, и боцман быстро с ним управится. Я говорю не об этом. Я пытаюсь убедить тебя, что мы бессильны. Мы не можем подойти к нему. А значит, дело за тобой. Ты должна спасти его. Мы верим, что тебе он не повредит. Ты — его ближайший друг, женщина из его мира. Даже в своём безумии он всё равно узнает тебя и придержит огонь. Мы знаем, как ты ему дорога.
«Дорога»? Линден чуть не взвыла в голос. А Кайл продолжал, словно не желал замечать её смятения:
— Конечно, может, мы и ошибаемся. Может, он опалит и тебя. И всё же ты должна хотя бы попытаться. Ты наделена особым зрением, которого нет ни у Великанов, ни у харучаев. Когда тебе приходилось иметь дело с поражёнными Солнечным Ядом, ты умела сама себя восстанавливать. — На его обычно бесстрастном лице появилось выражение угрожающей просьбы. — Избранная, ты обязана заняться им. Ты должна найти средство спасти его.
— Должна? — Линден резко отвернулась. Настойчивость Кайла вывела её из себя. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Единственный способ, которым я могу ему помочь, это войти в него и одержать. Как Солнечный Яд. Или Опустошитель. Да будь я невиннее младенца, это было бы уже достаточно скверно. И как ты думаешь, во что я превращусь, если обрету столь грозную силу?
«О, я ещё много могу ему наговорить, могу наорать на него, а он меня за это возненавидит! И никогда больше не будет мне доверять!» Но вдруг она поняла, что кричать на Кайла абсолютно бессмысленно. Его твёрдая уверенность в себе, как скала, устоит против любого крика. И, как-то сразу успокоившись, она лишь тихо закончила:
— Я — что-то вроде Гиббона.
— Что ж, тогда он умрёт, — мрачно сказал Кайл, и через мгновение Линден спиной почувствовала, что он уже ушёл.
«Я знаю. Боже, помоги мне. Одержать его?» Линден судорожно ломала руки, словно пытаясь наказать их за бесполезность. Сколько лет она тренировала их, учила исцелять, сколько лет она доверяла им! А теперь они ни на что не годны. Они не могут сделать даже такой малости, как прикоснуться к Ковенанту, не причиняя ему вреда.
За весь день парусов «Звёздной Геммы» не коснулось и легчайшее дуновение. Линден казалось, что от жары даже кости вот-вот расплавятся и потекут, но разрешить свои сомнения она так и не смогла.
На корабле Великанов было непривычно тихо. Казалось, весь экипаж, затаив дыхание, следит за выбросами пламени Ковенанта и прислушивается к его диким крикам. И ни ветерка, ни ветерочка! Несколько раз Линден хотелось броситься за борт, но не в поисках морской прохлады (ничто не могло бы сейчас охладить полыхавшую в ней боль), нет, — для того, чтобы просто разбить безжизненное зеркало воды. Сквозь камень она продолжала ощущать, как безумие Ковенанта все крепнет.
В обед и вечером Кайл приносил ей поесть. Он вёл себя так, словно конфликт между ними не мог помешать ему исполнять долг; но Линден ничего не ела. И хотя она так и не сделала ни одного шага в сторону Ковенанта, она разделяла с ним все его мучения. Изнурительная пытка ядом и сумасшествием заставляла и её корчиться, как в агонии. Это было наказание за её трусость, и она не смела остановить этот кошмар.
Старик у Небесной фермы сказал: «Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя. Есть ещё в мире любовь!» «Не обманешь надежд?» — терзала она себя. Великий Боже! Что до любви — так она никогда в неё не верила. И не знает, каков должен быть решительный шаг, который необходимо сделать, чтобы изменить свою жизнь.
Так прошёл день. Уже восковая луна вползла на пустынное небо над безжизненным морем, а Линден все стояла, опираясь на борт и глядя в пустоту, лишь её пальцы бессознательно сплетались и расплетались, словно клубок змей. Пряди на висках слиплись от пота, он стекал каплями, оставляя дорожки на запылённых и грязных щеках, но ей было уже всё равно. Вода стала сгустившимся мраком — недвижимым, безграничным; и лишь луна, светившая только для себя, отражалась в его тусклом зеркале, словно лик мертворождённого младенца. Высоко над головой паруса серыми саванами окутывали реи. И духоту ночи нарушали лишь нечеловеческие вопли Ковенанта, да вспышки белого пламени пятнали небо.
Если она не отважится на этот страшный шаг, сам себя вылечить он не сможет. Это Линден хорошо понимала. Яд Презирающего был скорее моральной отравой, и Томас не настолько здоров, чтобы с ней справиться. Даже если его сила перейдёт к ней, о чём она так мечтала, она всё равно не сумеет уничтожить его болезнь, не исковеркав ему жизнь.
Сзади подошёл Красавчик. Он шёл специально для разговора с Линден, но, увидев её измождённое лицо, просто молча облокотился рядом. Постояв так немного, он повернулся к ней, и она увидела, как что-то блеснуло в его печальных глазах: может, просто свет луны, может, слезы… Что он увидел в её глазах, неизвестно, но этого было достаточно, чтобы он так же молча ушёл.
Линден уже подумала было, что её оставят в покое, но вскоре ощутила приближение ещё одного Великана. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы узнать Мечтателя по его плотной ауре. Он пришёл разделить с ней своё безмолвие. Он был единственным из Великанов, который обладал чем-то схожим с её особым зрением, и поэтому грусть Линден была ему понятна. А его молчание было красноречивее любых вопросов.
— Потому что я боюсь. — Благодаря его немоте Линден могла наконец выговориться. — Это ужасает меня. Я могу понять Ковенанта. Его любовь к Стране… — Она завидовала Томасу, его отваге, его великодушию. Ничем этим она не обладала. — Я бы сделала ради него всё, что угодно. Но это не в моей власти.
И дальше её понесло; она пыталась понять саму себя. Звук её голоса скользил в ночи, не затрагивая ни воздуха, ни моря. Но деликатность слушателя придавала ей мужества.
— Кругом сплошное одержание. Лорд Фоул одержал Джоан, чтобы заставить Ковенанта вернуться в Страну. — Лицо Джоан, искажённое хищнической злобой в жажде крови Ковенанта, будет преследовать Линден до конца жизни. — А Опустошитель одержал Марида, чтобы отравить его. Опустошитель же одержал на-Морэма Верных для того, чтобы они служили Солнечному Яду. А Солнечный Яд сам по себе! С его помощью Фоул пытается одержать Закон. Он хочет сам стать законом Для Земли. Из всех зол величайшее — это одержание. Оно отрицает саму жизнь, оно бесчеловечно. Тот, в кого ты вселяешься, теряет все. И никакие оправдания, что ты делаешь это из благих намерений, не меняют одержания по сути. Я врач, а не Опустошитель.
Линден пыталась придать голосу страсть обвинителя, но чувствовала, что кривит душой.
— Он нуждается, чтобы я вошла в него. Овладела его волей. Заставила бы его выпить «глоток алмазов», не дала бы ему сражаться с теми, кто хочет ему помочь. Но это зло по сути своей. Даже ради спасения его жизни. — Она мучительно подыскивала слова, чтобы наконец сказать правду. — Сделав это, я заберу у него его силу.
Она буквально молила Мечтателя понять её.
— Когда я была в Ревелстоуне, меня коснулся Гиббон. И тогда я многое узнала о себе. — На-Морэм сказал ей тогда, что она таит в себе Зло. И это было правдой. — И некая часть меня действительно хочет этого. Овладеть его разумом. Забрать его силу. Я сама — никто, и сила мне необходима.
Необходима. Всю свою жизнь она стремилась к власти, стремилась одолеть смерть. Всю Жизнь умножала своё наследство, чтобы получить компенсацию за все. И если она овладеет силой Ковенанта, то будет счастлива вытрясти из Гиббона душу.
— Это меня и парализует. Я всю жизнь пыталась бороться со злом внутри себя. Но если дать ему волю, мне от него не спастись.
Но как спастись и от вечных противоречий между желанием жить и томлением по тёмной власти смерти, она тоже не знала. Самоубийство отца породило в ней некую жажду, которую она уже однажды утолила и панически боялась испытать ещё раз. И этот конфликт между её чаяниями не находил разрешения. В конце концов, прикосновение Гиббона-Опустошителя было не страшнее смерти отца; и мрачная жуть воспоминаний доводила её до холодного пота и еле сдерживаемого крика.
— И всё же ты должна помочь ему, — раздался громкий голос.
Линден вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Первая. Линден была настолько увлечена тем, что рассказывала Мечтателю, настолько погружена в себя, что не почувствовала приближения Великанши.
Первая в Поиске взирала на неё с неприязнью.
— Я признаю, что твоя ноша тяжела. Это нетрудно понять. — Казалось, слова жгли ей язык. — Но в его руках судьба Поиска. Мы не должны потерпеть неудачу.
Молниеносным движением она выхватила палаш и выставила его перед собой, словно хотела заставить Линден принять решение хотя бы из страха перед острым лезвием. Та отпрянула и вжалась спиной в ванты. Но Первая наклонилась и положила меч между ними. Потом пронзила Линден суровым взглядом и спросила:
— Хватит ли у тебя сил овладеть моим клинком? Линден невольно взглянула на палаш, тускло поблёскивающий в лунном свете, — он казался неимоверно тяжёлым.
— Так хватит ли у тебя сил хотя бы поднять его? Линден вскинула глаза на Первую в немом протесте. Воительница кивнула, словно ожидала именно такого ответа.
— Вот так же и я бессильна перед недугом Друга Великанов. Ты — Линден Эвери, Избранная. А я — Первая в Поиске. И мы не можем обменяться своей ношей. И если ты не хочешь смиренно принять свой жребий, то я — клянусь своим клинком — сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Он никого не подпускает к себе — что ж, я рискну жизнями своих людей, я рискну «Звёздной Геммой», чтобы вывести его из этого состояния. И если я не найду другого способа, клянусь, этим же самым клинком я отсеку его заражённую руку. Я не знаю, как иначе освободить его от этой хвори, а нас — от воздействия его силы. И если судьба будет к нам милостива, нам удастся остановить кровотечение, прежде чем жизнь покинет его.
Отсечь руку? У Линден ноги подкосились. Если Первая отважится… Мысленным взглядом она уже видела, как тяжёлый меч, словно нож гильотины, врезается в плечо Ковенанта. И снова кровь. В бледном свете луны она будет казаться чёрной… И если её не остановить мгновенно, то уже ничто не спасёт его. Медицинская сумка осталась там, в другом мире, а здесь Линден не сможет сделать ни переливания крови, ни даже наложить швы — нечем… Не сможет даже нормально сделать массаж сердца, пока будет восстанавливаться кровяное давление после такой «операции». Он просто истечёт кровью, как уже было, от той ножевой раны.
Она медленно опустилась на палубу, и в ту же секунду ужасная головная боль сдавила ей виски. Отсечь руку? Он уже потерял два пальца благодаря врачам, не умевшим лечить его иначе. Если он выживет… Линден глухо застонала. Да, если он всё же выживет, посмеет ли она, ничего для него не сделавшая, более того, из-за собственной трусости позволившая отсечь ему руку, смотреть ему в глаза?
— Нет! — Она закрыла лицо руками. Все внутри неё протестовало против этого. Но тогда она сама даст ему повод возненавидеть её навсегда, за то что она не остановила Первую. Но если она спасёт его ценой утраты его индивидуальности, он тоже возненавидит её! Да так ли уж ей нужна эта его сила? — Хорошо, я попытаюсь.
Мгновенно сгустившийся из темноты Кайл помог ей подняться. Оперевшись на локоть харучая, Линден увидела, что другой рукой он протягивает ей фляжку, из которой струился аромат разведённого «глотка алмазов». Вздохнув, она поднесла её к губам, сделала глоток и тут же почувствовала обычное действие чудо-эликсира: кровь быстрее заструилась по венам. Мигрень превратилась в лёгкое биение жилки на виске. Даже луна словно засветила ярче.
Линден выпила все до последней капли, чтобы набраться как можно больше сил перед сражением со смертью, и пошла к кубрику.
Она попала в полосу света фонарей, расставленных на крыше так, чтобы Великаны и харучаи могли наблюдать за Ковенантом с безопасного расстояния. В их жёлтом теплом свете ночь утрачивала свою мистическую мрачность. Но они освещали также и опалённый такелаж. На всём освещённом пространстве не осталось ни следа от недавнего боя: трупы крыс сгорели дотла во время выбросов пламени, а длинные шрамы на граните, оставленные дикой магией, радиально расходились от Ковенанта как свидетельства того, что именно его ярость была их причиной.
Его вид был ужасен: все тело представляло собой сплошную рану, словно его били дубинками. Глаза были широко открыты, но Линден не увидела в них и проблеска разума. Губы были искусаны в кровь. Лоб покрывали крупные капли пота. Даже борода, обычно придававшая ему столь внушительный пророческий вид, сейчас выглядела фиговым листком для его проказы. А правая рука…
Чёрная, чудовищно раздутая, она судорожно сгибалась и разгибалась. На безымянном пальце тускло светилось белое золото обручального кольца, со слепой жестокостью впившегося в беззащитную плоть. Рукав рубашки до самого плеча превратился в клочья. К тому же у Ковенанта явно был жар, словно кости служили топливом для яда, полыхавшего в крови.
Линден чувствовала его лихорадку, но ближе пока не подходила, оставаясь на самом краю освещённого фонарями пространства. Ковенант уже был бы мёртв, если бы не сумел с помощью кольца ослабить действие отравы. Только это ещё удерживало в нём жизнь.
Хотя Линден все ещё нетвёрдо держалась на ногах, она жестом попросила Кайла отойти. Тот заколебался, но Бринн резко позвал его, и верному харучаю пришлось подчиниться. Великаны застыли, затаив дыхание. Линден осталась одна на границе круга света, очерчивавшего зону самой большой опасности.
Она не отрываясь смотрела на Ковенанта. Борозды на граните убедительно доказывали, что она не сможет даже приблизиться к нему, не говоря уж о том, чтобы дотронуться. Но это ничего не значило. Никаким возложением рук его не исцелить. Ей было необходимо коснуться его души. Победить его и удержать от самообороны так долго, чтобы ему успели влить в рот хотя бы несколько капель «глотка алмазов». Одержать его.
Хотя бы это, если не получится забрать у него силу. Если она сдюжит. Линден чувствовала, что это выполнимо. Но Ковенант обладал огромной мощью и был в состоянии бесконтрольной ярости, а она так и не успела подготовить себя к мысли, что ей придётся сражаться с ним за власть над кольцом. Если она допустит хоть малейшую ошибку, он может убить её в пылу сражения. Но если она его одолеет…
Она решила всё же сосредоточиться на его сознании — это казалось ей меньшим злом.
Дрожа и борясь с дурнотой, она заставила себя сделать шаг в круг света. Два шага. Три. И остановилась. Опустившись на камень, она села и обняла руками колени. Дыхание перехватило. Остатки здравого смысла молили о пощаде или бегстве.
Но Линден больше не колебалась: она приняла решение. Приказав себе забыть о морали, о страхе перед Злом и одержанием, о возможности ошибки, она сосредоточилась на том, чтобы проникнуть в него.
Линден решила начать с ног, надеясь, что таким путём ей удастся прокрасться мимо его защиты. Но первая же попытка обратила её в бегство. Она растерялась и взмокла от страха, когда в пробитую ею брешь волной хлынуло его безумие и вцепилось в неё, как упырь.
Но потом к ней вернулось упрямство и сделало её самой собой. Она посвятила врачеванию всю жизнь. И если она не может использовать скальпель и лекарства, то будет лечить тем, что оказалось под рукой. Прикрыв глаза, она сосредоточилась на том, чтобы заблокировать отвлекавшую её боль, и медленно просочилась сквозь его ноги прямо к сердцу.
Жар, сжигавший Ковенанта, начал распространяться по её телу, по мере того как она продвигалась по нему все глубже и глубже. Сердце колотилось в её груди; тело медленно деревенело; пальцы ног заледенели, и по ногам вверх поползла судорога, пронзающая икры раскалённым железом. Линден уже начала впитывать отравлявший Ковенанта яд. Мрак застил ей глаза. Сила. Она жаждала силы. Её лёгкие ходили ходуном, перекрытые спазмом Ковенанта. Она чувствовала, как в её собственной груди расползается порча, пожиравшая его сердце, как её мускулы слабеют и становятся дряблыми. Снова вернулась мигрень.
Он был руиной, а его болезнь и муки стали разрушать и её, Линден. Она с трудом сдерживала рвущийся из подсознания панический страх и жгучее желание бросить эту безумную схватку с роком, но упорно продолжала ползти вперёд, пропитываясь ядом в поисках щёлки в его сознании.
Внезапно он снова забился в конвульсиях, и Линден мгновенно швырнуло на палубу. Сквозь хаос его безумия она ощутила, как в нём опять нарастает шквал силы. Сейчас она была открыта, и любой выброс прокатится по ней, как ураган, сметёт и уничтожит её.
Отчаяние толкнуло Линден на решительные меры: уже не таясь, она ворвалась в его голову, пытаясь пробиться в мозг.
На мгновение её пронзила жесточайшая боль — больной сопротивлялся вторжению. В её сознании вихрем закружились образы: уничтожение Посоха Закона; истекающие кровью люди, которых как скот гонят к жертвенному костру; изнасилованная Лена; незнакомый мужчина с огромной раной на груди; перерезанные запястья. И сила — белый огонь, сметающий Верных, обращающий Сантонина и силу камня в прах, собирающий смертельную жатву среди Всадников.
Сила. Линден не могла овладеть Ковенантом. Он размел все её попытки, как сухие осенние листья. В своём безумии он принял её за Опустошителя.
Она пыталась дозваться его, но сила кольца не подпускала её.
Перед её глазами, словно в ночном кошмаре, роились образы: человеческие толпы, покорно бредущие к жертвеннику, как скот; вина и безумие; белая магия, почерневшая от яда. Все тело горело от силы его ответного удара. Если бы Линден могла, она закричала бы от боли, но горло было перехвачено спазмом и ей больше не подчинялось.
Однако постепенно сила Ковенанта стала ослабевать, пока не осталась только в её сознании, и темнота вокруг начала рассеиваться. Линден обнаружила, что полулежит на палубе, поддерживаемая Кайлом. Затем она, как сквозь туман, увидела склонившихся над ней Первую, капитана и Красавчика. В свете фонарей на их лицах читались беспокойство и огорчение.
Когда они заметили, что Линден пришла в сознание, Хоннинскрю вздохнул с облегчением.
— Шторм и камень! — нервно рассмеялся Красавчик. — Во имя силы, что осталась, Избранная! Ну ты и смелая! Последний выброс стоил якорь-мастеру двойного перелома.
— Он узнал меня, — ответила Линден, не сознавая, что только беззвучно шевелит губами. — Он не позволил этому меня убить.
— Это я во всём виновата, — мрачно призналась Первая. — Это я спровоцировала тебя пойти на риск. Не вини себя ни в чём. Теперь мы уже и в самом деле ничего для него не сможем сделать.
— Что с ним? — Линден очень старалась, чтобы её поняли.
— Он сделал так, что теперь нам его не достать. Будет ли он жить, умрёт ли — мы бессильны вмешаться.
— Как?.. — Линден попыталась привстать и разглядеть в полумраке фигуру Ковенанта. Первая кивком попросила капитана отойти.
Увидев Ковенанта, Линден заплакала навзрыд.
Он лежал, вытянувшись в струнку, окоченевший, словно никогда уже больше не встанет. Руки плотно прижимались к бокам, а губы превратились в узкую полоску. Его почти не было видно, потому что он, словно коконом, был окутан мерцающим белым туманом магии. Как эмбрион в пузыре.
Но он всё еще продолжал бороться, и сердце хоть и слабо но билось. Яд из руки продолжал распространяться по всему организму. И без слов было понятно, что на «Звёздной Гемме» не найдётся никого, кто смог бы пробиться сквозь эту новую защиту. Его кокон был столь же неодолим, как и его проказа.
Таков был ответ его безумия на попытку одержания. Из-за того что Линден хотела овладеть его сознанием, он защитил себя от любого воздействия извне, в том числе и от помощи. Теперь он был доступен не более, чем если бы перенёсся в другой мир.
Глава 4
— Это ты давал клятву охранять его. Ты, а не я.
— Избранная, — назвал он её титул, и в голосе его зазвенел металл. — Мы сделали всё, что лежит в пределах наших возможностей. Но ни один из нас не может к нему даже приблизиться: он тут же стреляет огнём. Бринн уже обгорел, но это ничего, его вылечат «глотком алмазов». Решать, что делать, должна ты, и только ты: Великанам не под силу справиться с его кольцом. Когда Первая приблизилась к нему, он её чуть не сшиб с ног. И якорь-мастеру тоже досталось, да так, что когда он придёт в себя, то станет благодарить судьбу, что отделался только переломом руки.
Линден тупо повторила про себя: «Перелом…» — и нервно потёрла руки. Она врач и должна поспешить на помощь Бринну и якорь-мастеру. Но даже на таком расстоянии безумие Ковенанта опасно для её психики. Она не сможет и шагу сделать в его направлении. Она не может ему помочь, не осквернив его. У неё нет иной, кроме этой, грязной, силы. Так вот к чему она пришла.
И так как она продолжала молчать, Кайл опять принялся взывать к её совести:
— Перелом лёгкий, и боцман быстро с ним управится. Я говорю не об этом. Я пытаюсь убедить тебя, что мы бессильны. Мы не можем подойти к нему. А значит, дело за тобой. Ты должна спасти его. Мы верим, что тебе он не повредит. Ты — его ближайший друг, женщина из его мира. Даже в своём безумии он всё равно узнает тебя и придержит огонь. Мы знаем, как ты ему дорога.
«Дорога»? Линден чуть не взвыла в голос. А Кайл продолжал, словно не желал замечать её смятения:
— Конечно, может, мы и ошибаемся. Может, он опалит и тебя. И всё же ты должна хотя бы попытаться. Ты наделена особым зрением, которого нет ни у Великанов, ни у харучаев. Когда тебе приходилось иметь дело с поражёнными Солнечным Ядом, ты умела сама себя восстанавливать. — На его обычно бесстрастном лице появилось выражение угрожающей просьбы. — Избранная, ты обязана заняться им. Ты должна найти средство спасти его.
— Должна? — Линден резко отвернулась. Настойчивость Кайла вывела её из себя. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Единственный способ, которым я могу ему помочь, это войти в него и одержать. Как Солнечный Яд. Или Опустошитель. Да будь я невиннее младенца, это было бы уже достаточно скверно. И как ты думаешь, во что я превращусь, если обрету столь грозную силу?
«О, я ещё много могу ему наговорить, могу наорать на него, а он меня за это возненавидит! И никогда больше не будет мне доверять!» Но вдруг она поняла, что кричать на Кайла абсолютно бессмысленно. Его твёрдая уверенность в себе, как скала, устоит против любого крика. И, как-то сразу успокоившись, она лишь тихо закончила:
— Я — что-то вроде Гиббона.
— Что ж, тогда он умрёт, — мрачно сказал Кайл, и через мгновение Линден спиной почувствовала, что он уже ушёл.
«Я знаю. Боже, помоги мне. Одержать его?» Линден судорожно ломала руки, словно пытаясь наказать их за бесполезность. Сколько лет она тренировала их, учила исцелять, сколько лет она доверяла им! А теперь они ни на что не годны. Они не могут сделать даже такой малости, как прикоснуться к Ковенанту, не причиняя ему вреда.
За весь день парусов «Звёздной Геммы» не коснулось и легчайшее дуновение. Линден казалось, что от жары даже кости вот-вот расплавятся и потекут, но разрешить свои сомнения она так и не смогла.
На корабле Великанов было непривычно тихо. Казалось, весь экипаж, затаив дыхание, следит за выбросами пламени Ковенанта и прислушивается к его диким крикам. И ни ветерка, ни ветерочка! Несколько раз Линден хотелось броситься за борт, но не в поисках морской прохлады (ничто не могло бы сейчас охладить полыхавшую в ней боль), нет, — для того, чтобы просто разбить безжизненное зеркало воды. Сквозь камень она продолжала ощущать, как безумие Ковенанта все крепнет.
В обед и вечером Кайл приносил ей поесть. Он вёл себя так, словно конфликт между ними не мог помешать ему исполнять долг; но Линден ничего не ела. И хотя она так и не сделала ни одного шага в сторону Ковенанта, она разделяла с ним все его мучения. Изнурительная пытка ядом и сумасшествием заставляла и её корчиться, как в агонии. Это было наказание за её трусость, и она не смела остановить этот кошмар.
Старик у Небесной фермы сказал: «Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя. Есть ещё в мире любовь!» «Не обманешь надежд?» — терзала она себя. Великий Боже! Что до любви — так она никогда в неё не верила. И не знает, каков должен быть решительный шаг, который необходимо сделать, чтобы изменить свою жизнь.
Так прошёл день. Уже восковая луна вползла на пустынное небо над безжизненным морем, а Линден все стояла, опираясь на борт и глядя в пустоту, лишь её пальцы бессознательно сплетались и расплетались, словно клубок змей. Пряди на висках слиплись от пота, он стекал каплями, оставляя дорожки на запылённых и грязных щеках, но ей было уже всё равно. Вода стала сгустившимся мраком — недвижимым, безграничным; и лишь луна, светившая только для себя, отражалась в его тусклом зеркале, словно лик мертворождённого младенца. Высоко над головой паруса серыми саванами окутывали реи. И духоту ночи нарушали лишь нечеловеческие вопли Ковенанта, да вспышки белого пламени пятнали небо.
Если она не отважится на этот страшный шаг, сам себя вылечить он не сможет. Это Линден хорошо понимала. Яд Презирающего был скорее моральной отравой, и Томас не настолько здоров, чтобы с ней справиться. Даже если его сила перейдёт к ней, о чём она так мечтала, она всё равно не сумеет уничтожить его болезнь, не исковеркав ему жизнь.
Сзади подошёл Красавчик. Он шёл специально для разговора с Линден, но, увидев её измождённое лицо, просто молча облокотился рядом. Постояв так немного, он повернулся к ней, и она увидела, как что-то блеснуло в его печальных глазах: может, просто свет луны, может, слезы… Что он увидел в её глазах, неизвестно, но этого было достаточно, чтобы он так же молча ушёл.
Линден уже подумала было, что её оставят в покое, но вскоре ощутила приближение ещё одного Великана. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы узнать Мечтателя по его плотной ауре. Он пришёл разделить с ней своё безмолвие. Он был единственным из Великанов, который обладал чем-то схожим с её особым зрением, и поэтому грусть Линден была ему понятна. А его молчание было красноречивее любых вопросов.
— Потому что я боюсь. — Благодаря его немоте Линден могла наконец выговориться. — Это ужасает меня. Я могу понять Ковенанта. Его любовь к Стране… — Она завидовала Томасу, его отваге, его великодушию. Ничем этим она не обладала. — Я бы сделала ради него всё, что угодно. Но это не в моей власти.
И дальше её понесло; она пыталась понять саму себя. Звук её голоса скользил в ночи, не затрагивая ни воздуха, ни моря. Но деликатность слушателя придавала ей мужества.
— Кругом сплошное одержание. Лорд Фоул одержал Джоан, чтобы заставить Ковенанта вернуться в Страну. — Лицо Джоан, искажённое хищнической злобой в жажде крови Ковенанта, будет преследовать Линден до конца жизни. — А Опустошитель одержал Марида, чтобы отравить его. Опустошитель же одержал на-Морэма Верных для того, чтобы они служили Солнечному Яду. А Солнечный Яд сам по себе! С его помощью Фоул пытается одержать Закон. Он хочет сам стать законом Для Земли. Из всех зол величайшее — это одержание. Оно отрицает саму жизнь, оно бесчеловечно. Тот, в кого ты вселяешься, теряет все. И никакие оправдания, что ты делаешь это из благих намерений, не меняют одержания по сути. Я врач, а не Опустошитель.
Линден пыталась придать голосу страсть обвинителя, но чувствовала, что кривит душой.
— Он нуждается, чтобы я вошла в него. Овладела его волей. Заставила бы его выпить «глоток алмазов», не дала бы ему сражаться с теми, кто хочет ему помочь. Но это зло по сути своей. Даже ради спасения его жизни. — Она мучительно подыскивала слова, чтобы наконец сказать правду. — Сделав это, я заберу у него его силу.
Она буквально молила Мечтателя понять её.
— Когда я была в Ревелстоуне, меня коснулся Гиббон. И тогда я многое узнала о себе. — На-Морэм сказал ей тогда, что она таит в себе Зло. И это было правдой. — И некая часть меня действительно хочет этого. Овладеть его разумом. Забрать его силу. Я сама — никто, и сила мне необходима.
Необходима. Всю свою жизнь она стремилась к власти, стремилась одолеть смерть. Всю Жизнь умножала своё наследство, чтобы получить компенсацию за все. И если она овладеет силой Ковенанта, то будет счастлива вытрясти из Гиббона душу.
— Это меня и парализует. Я всю жизнь пыталась бороться со злом внутри себя. Но если дать ему волю, мне от него не спастись.
Но как спастись и от вечных противоречий между желанием жить и томлением по тёмной власти смерти, она тоже не знала. Самоубийство отца породило в ней некую жажду, которую она уже однажды утолила и панически боялась испытать ещё раз. И этот конфликт между её чаяниями не находил разрешения. В конце концов, прикосновение Гиббона-Опустошителя было не страшнее смерти отца; и мрачная жуть воспоминаний доводила её до холодного пота и еле сдерживаемого крика.
— И всё же ты должна помочь ему, — раздался громкий голос.
Линден вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Первая. Линден была настолько увлечена тем, что рассказывала Мечтателю, настолько погружена в себя, что не почувствовала приближения Великанши.
Первая в Поиске взирала на неё с неприязнью.
— Я признаю, что твоя ноша тяжела. Это нетрудно понять. — Казалось, слова жгли ей язык. — Но в его руках судьба Поиска. Мы не должны потерпеть неудачу.
Молниеносным движением она выхватила палаш и выставила его перед собой, словно хотела заставить Линден принять решение хотя бы из страха перед острым лезвием. Та отпрянула и вжалась спиной в ванты. Но Первая наклонилась и положила меч между ними. Потом пронзила Линден суровым взглядом и спросила:
— Хватит ли у тебя сил овладеть моим клинком? Линден невольно взглянула на палаш, тускло поблёскивающий в лунном свете, — он казался неимоверно тяжёлым.
— Так хватит ли у тебя сил хотя бы поднять его? Линден вскинула глаза на Первую в немом протесте. Воительница кивнула, словно ожидала именно такого ответа.
— Вот так же и я бессильна перед недугом Друга Великанов. Ты — Линден Эвери, Избранная. А я — Первая в Поиске. И мы не можем обменяться своей ношей. И если ты не хочешь смиренно принять свой жребий, то я — клянусь своим клинком — сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Он никого не подпускает к себе — что ж, я рискну жизнями своих людей, я рискну «Звёздной Геммой», чтобы вывести его из этого состояния. И если я не найду другого способа, клянусь, этим же самым клинком я отсеку его заражённую руку. Я не знаю, как иначе освободить его от этой хвори, а нас — от воздействия его силы. И если судьба будет к нам милостива, нам удастся остановить кровотечение, прежде чем жизнь покинет его.
Отсечь руку? У Линден ноги подкосились. Если Первая отважится… Мысленным взглядом она уже видела, как тяжёлый меч, словно нож гильотины, врезается в плечо Ковенанта. И снова кровь. В бледном свете луны она будет казаться чёрной… И если её не остановить мгновенно, то уже ничто не спасёт его. Медицинская сумка осталась там, в другом мире, а здесь Линден не сможет сделать ни переливания крови, ни даже наложить швы — нечем… Не сможет даже нормально сделать массаж сердца, пока будет восстанавливаться кровяное давление после такой «операции». Он просто истечёт кровью, как уже было, от той ножевой раны.
Она медленно опустилась на палубу, и в ту же секунду ужасная головная боль сдавила ей виски. Отсечь руку? Он уже потерял два пальца благодаря врачам, не умевшим лечить его иначе. Если он выживет… Линден глухо застонала. Да, если он всё же выживет, посмеет ли она, ничего для него не сделавшая, более того, из-за собственной трусости позволившая отсечь ему руку, смотреть ему в глаза?
— Нет! — Она закрыла лицо руками. Все внутри неё протестовало против этого. Но тогда она сама даст ему повод возненавидеть её навсегда, за то что она не остановила Первую. Но если она спасёт его ценой утраты его индивидуальности, он тоже возненавидит её! Да так ли уж ей нужна эта его сила? — Хорошо, я попытаюсь.
Мгновенно сгустившийся из темноты Кайл помог ей подняться. Оперевшись на локоть харучая, Линден увидела, что другой рукой он протягивает ей фляжку, из которой струился аромат разведённого «глотка алмазов». Вздохнув, она поднесла её к губам, сделала глоток и тут же почувствовала обычное действие чудо-эликсира: кровь быстрее заструилась по венам. Мигрень превратилась в лёгкое биение жилки на виске. Даже луна словно засветила ярче.
Линден выпила все до последней капли, чтобы набраться как можно больше сил перед сражением со смертью, и пошла к кубрику.
Она попала в полосу света фонарей, расставленных на крыше так, чтобы Великаны и харучаи могли наблюдать за Ковенантом с безопасного расстояния. В их жёлтом теплом свете ночь утрачивала свою мистическую мрачность. Но они освещали также и опалённый такелаж. На всём освещённом пространстве не осталось ни следа от недавнего боя: трупы крыс сгорели дотла во время выбросов пламени, а длинные шрамы на граните, оставленные дикой магией, радиально расходились от Ковенанта как свидетельства того, что именно его ярость была их причиной.
Его вид был ужасен: все тело представляло собой сплошную рану, словно его били дубинками. Глаза были широко открыты, но Линден не увидела в них и проблеска разума. Губы были искусаны в кровь. Лоб покрывали крупные капли пота. Даже борода, обычно придававшая ему столь внушительный пророческий вид, сейчас выглядела фиговым листком для его проказы. А правая рука…
Чёрная, чудовищно раздутая, она судорожно сгибалась и разгибалась. На безымянном пальце тускло светилось белое золото обручального кольца, со слепой жестокостью впившегося в беззащитную плоть. Рукав рубашки до самого плеча превратился в клочья. К тому же у Ковенанта явно был жар, словно кости служили топливом для яда, полыхавшего в крови.
Линден чувствовала его лихорадку, но ближе пока не подходила, оставаясь на самом краю освещённого фонарями пространства. Ковенант уже был бы мёртв, если бы не сумел с помощью кольца ослабить действие отравы. Только это ещё удерживало в нём жизнь.
Хотя Линден все ещё нетвёрдо держалась на ногах, она жестом попросила Кайла отойти. Тот заколебался, но Бринн резко позвал его, и верному харучаю пришлось подчиниться. Великаны застыли, затаив дыхание. Линден осталась одна на границе круга света, очерчивавшего зону самой большой опасности.
Она не отрываясь смотрела на Ковенанта. Борозды на граните убедительно доказывали, что она не сможет даже приблизиться к нему, не говоря уж о том, чтобы дотронуться. Но это ничего не значило. Никаким возложением рук его не исцелить. Ей было необходимо коснуться его души. Победить его и удержать от самообороны так долго, чтобы ему успели влить в рот хотя бы несколько капель «глотка алмазов». Одержать его.
Хотя бы это, если не получится забрать у него силу. Если она сдюжит. Линден чувствовала, что это выполнимо. Но Ковенант обладал огромной мощью и был в состоянии бесконтрольной ярости, а она так и не успела подготовить себя к мысли, что ей придётся сражаться с ним за власть над кольцом. Если она допустит хоть малейшую ошибку, он может убить её в пылу сражения. Но если она его одолеет…
Она решила всё же сосредоточиться на его сознании — это казалось ей меньшим злом.
Дрожа и борясь с дурнотой, она заставила себя сделать шаг в круг света. Два шага. Три. И остановилась. Опустившись на камень, она села и обняла руками колени. Дыхание перехватило. Остатки здравого смысла молили о пощаде или бегстве.
Но Линден больше не колебалась: она приняла решение. Приказав себе забыть о морали, о страхе перед Злом и одержанием, о возможности ошибки, она сосредоточилась на том, чтобы проникнуть в него.
Линден решила начать с ног, надеясь, что таким путём ей удастся прокрасться мимо его защиты. Но первая же попытка обратила её в бегство. Она растерялась и взмокла от страха, когда в пробитую ею брешь волной хлынуло его безумие и вцепилось в неё, как упырь.
Но потом к ней вернулось упрямство и сделало её самой собой. Она посвятила врачеванию всю жизнь. И если она не может использовать скальпель и лекарства, то будет лечить тем, что оказалось под рукой. Прикрыв глаза, она сосредоточилась на том, чтобы заблокировать отвлекавшую её боль, и медленно просочилась сквозь его ноги прямо к сердцу.
Жар, сжигавший Ковенанта, начал распространяться по её телу, по мере того как она продвигалась по нему все глубже и глубже. Сердце колотилось в её груди; тело медленно деревенело; пальцы ног заледенели, и по ногам вверх поползла судорога, пронзающая икры раскалённым железом. Линден уже начала впитывать отравлявший Ковенанта яд. Мрак застил ей глаза. Сила. Она жаждала силы. Её лёгкие ходили ходуном, перекрытые спазмом Ковенанта. Она чувствовала, как в её собственной груди расползается порча, пожиравшая его сердце, как её мускулы слабеют и становятся дряблыми. Снова вернулась мигрень.
Он был руиной, а его болезнь и муки стали разрушать и её, Линден. Она с трудом сдерживала рвущийся из подсознания панический страх и жгучее желание бросить эту безумную схватку с роком, но упорно продолжала ползти вперёд, пропитываясь ядом в поисках щёлки в его сознании.
Внезапно он снова забился в конвульсиях, и Линден мгновенно швырнуло на палубу. Сквозь хаос его безумия она ощутила, как в нём опять нарастает шквал силы. Сейчас она была открыта, и любой выброс прокатится по ней, как ураган, сметёт и уничтожит её.
Отчаяние толкнуло Линден на решительные меры: уже не таясь, она ворвалась в его голову, пытаясь пробиться в мозг.
На мгновение её пронзила жесточайшая боль — больной сопротивлялся вторжению. В её сознании вихрем закружились образы: уничтожение Посоха Закона; истекающие кровью люди, которых как скот гонят к жертвенному костру; изнасилованная Лена; незнакомый мужчина с огромной раной на груди; перерезанные запястья. И сила — белый огонь, сметающий Верных, обращающий Сантонина и силу камня в прах, собирающий смертельную жатву среди Всадников.
Сила. Линден не могла овладеть Ковенантом. Он размел все её попытки, как сухие осенние листья. В своём безумии он принял её за Опустошителя.
Она пыталась дозваться его, но сила кольца не подпускала её.
Перед её глазами, словно в ночном кошмаре, роились образы: человеческие толпы, покорно бредущие к жертвеннику, как скот; вина и безумие; белая магия, почерневшая от яда. Все тело горело от силы его ответного удара. Если бы Линден могла, она закричала бы от боли, но горло было перехвачено спазмом и ей больше не подчинялось.
Однако постепенно сила Ковенанта стала ослабевать, пока не осталась только в её сознании, и темнота вокруг начала рассеиваться. Линден обнаружила, что полулежит на палубе, поддерживаемая Кайлом. Затем она, как сквозь туман, увидела склонившихся над ней Первую, капитана и Красавчика. В свете фонарей на их лицах читались беспокойство и огорчение.
Когда они заметили, что Линден пришла в сознание, Хоннинскрю вздохнул с облегчением.
— Шторм и камень! — нервно рассмеялся Красавчик. — Во имя силы, что осталась, Избранная! Ну ты и смелая! Последний выброс стоил якорь-мастеру двойного перелома.
— Он узнал меня, — ответила Линден, не сознавая, что только беззвучно шевелит губами. — Он не позволил этому меня убить.
— Это я во всём виновата, — мрачно призналась Первая. — Это я спровоцировала тебя пойти на риск. Не вини себя ни в чём. Теперь мы уже и в самом деле ничего для него не сможем сделать.
— Что с ним? — Линден очень старалась, чтобы её поняли.
— Он сделал так, что теперь нам его не достать. Будет ли он жить, умрёт ли — мы бессильны вмешаться.
— Как?.. — Линден попыталась привстать и разглядеть в полумраке фигуру Ковенанта. Первая кивком попросила капитана отойти.
Увидев Ковенанта, Линден заплакала навзрыд.
Он лежал, вытянувшись в струнку, окоченевший, словно никогда уже больше не встанет. Руки плотно прижимались к бокам, а губы превратились в узкую полоску. Его почти не было видно, потому что он, словно коконом, был окутан мерцающим белым туманом магии. Как эмбрион в пузыре.
Но он всё еще продолжал бороться, и сердце хоть и слабо но билось. Яд из руки продолжал распространяться по всему организму. И без слов было понятно, что на «Звёздной Гемме» не найдётся никого, кто смог бы пробиться сквозь эту новую защиту. Его кокон был столь же неодолим, как и его проказа.
Таков был ответ его безумия на попытку одержания. Из-за того что Линден хотела овладеть его сознанием, он защитил себя от любого воздействия извне, в том числе и от помощи. Теперь он был доступен не более, чем если бы перенёсся в другой мир.
Глава 4
Никор
Линден беспомощно наблюдала, как по её телу расползается онемение, словно проказа Ковенанта пустила в ней корни и начала свой смертельный рост. Так что же в самом деле она сделала? Рядом топтался Бринн, что-то бурча себе под нос и явно не справляясь с попыткой убедить самого себя в том, что ни одним из известных ему способов Ковенанта из кокона не извлечь; но Линден лишь машинально отметила его присутствие и тут же о нём забыла. Это она во всём виновата.
Это все из-за того, что она пыталась одержать Томаса. Он был вынужден защищаться.
Лицо Бринна стало расплываться, и мачты, паруса, Великаны — все вокруг поплыло по волнам её слез. Смутный силуэт Томаса окончательно растворился в серебряном сиянии. Так вот для чего избрал её Лорд Фоул! Для того, чтобы она послужила причиной смерти Ковенанта? Да. И ей это не впервой.
Линден была близка к обмороку, сознание ускользало, и ей не хотелось противиться этому. Медленно-медленно она стала погружаться в бездонную трясину своей вины и скорби, но вдруг почувствовала, как кто-то очень бережно, но в то же время требовательно трясёт её за плечи. Этот кто-то был очень нежен, но не желал оставлять её в покое. Сморгнув слезы, она встретилась глазами с озабоченным взглядом Красавчика.
Он сидел напротив неё, но из-за его искривлённой спины их лица находились почти на одном уровне.
— Ну, будет тебе, Избранная. — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кривой. — Слезами горю не поможешь. Тебе и Первая скажет: твоей вины здесь нет. И твоей тоже, моя радость, — бросил он через плечо, заметив маячивший рядом силуэт Первой. — Никто не мог предвидеть этого. Но он всё ещё жив, Избранная. Он жив. А пока он жив, остаётся надежда. Ты об этом думай. Пока мы живы — мы надеемся.
— Я… — Линден хотелось выговориться, доверить ему все свои страхи, но признания были настолько ужасны, что застревали у неё в горле.
— Мы никогда не встречали ничего подобного этому кокону. Мы нуждаемся в твоём видении. Ты должна помочь нам разобраться. — Его безграничное доверие пронзило сердце раскалённой иглой. — Как ты думаешь, для нас это опасно? А может, он это сделал как раз для того, чтобы спасти себе жизнь?
Взгляд Линден невольно вернулся к Ковенанту, которого почти не было видно сквозь мерцающий щит. Зато слишком хорошо был виден Вейн. Он возвышался над коконом, и его обычная странная улыбка сейчас казалась откровенной ухмылкой. Что бы ни случалось (если только это не касалось его загадочной миссии), этому чёрному истукану все как с гуся вода! Хотя что требовать от существа, которое и живым-то назвать трудно. Между ним и Ковенантом существовала странная связь, суть которой пока была непостижима.
Нет, — услышала Линден свой охрипший голос, и это вернуло её к действительности. — Яд остался в нём. И он умирает… там, внутри.
— Тогда, — мягко, но настойчиво продолжал Красавчик, — мы должны отыскать средство, чтобы снять этот щит и вылечить его.
Услышав это, Линден с трудом сдержала крик: «Да где ваши глаза? Я же пыталась одержать его! Это я во всём виновата!» Но её праведный гаев, не успев вырваться наружу, разбился на кусочки о каменную стену доверия Великанов. И поэтому всю накопившуюся горечь она вложила в одно слово:
— Как?
— А вот это, Избранная, скажешь нам ты, — светло улыбнулся Красавчик.
Внутренне содрогнувшись, она закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Она что, мало ещё навредила? Чего от неё хотят — чтобы она окончательно добила его? Разве что кинжала не предлагают.
— Нам необходимо твоё видение, — продолжал мягко настаивать Красавчик. — Ты должна помочь нам разобраться. Главное, чтобы ты верила, что это возможно. Ну, хорошо, пробиться силой сквозь его щит мы не можем. Но мы можем попытаться понять его природу. Что это за сила? Что могло вынудить его выставить такую сильную защиту? Что происходит с ним? Избранная, подумай, — Красавчик бережно приподнял её за плечи и осторожно поставил на ноги, — как нам связаться с ним, чтобы убедить принять нашу помощь.
Это все из-за того, что она пыталась одержать Томаса. Он был вынужден защищаться.
Лицо Бринна стало расплываться, и мачты, паруса, Великаны — все вокруг поплыло по волнам её слез. Смутный силуэт Томаса окончательно растворился в серебряном сиянии. Так вот для чего избрал её Лорд Фоул! Для того, чтобы она послужила причиной смерти Ковенанта? Да. И ей это не впервой.
Линден была близка к обмороку, сознание ускользало, и ей не хотелось противиться этому. Медленно-медленно она стала погружаться в бездонную трясину своей вины и скорби, но вдруг почувствовала, как кто-то очень бережно, но в то же время требовательно трясёт её за плечи. Этот кто-то был очень нежен, но не желал оставлять её в покое. Сморгнув слезы, она встретилась глазами с озабоченным взглядом Красавчика.
Он сидел напротив неё, но из-за его искривлённой спины их лица находились почти на одном уровне.
— Ну, будет тебе, Избранная. — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кривой. — Слезами горю не поможешь. Тебе и Первая скажет: твоей вины здесь нет. И твоей тоже, моя радость, — бросил он через плечо, заметив маячивший рядом силуэт Первой. — Никто не мог предвидеть этого. Но он всё ещё жив, Избранная. Он жив. А пока он жив, остаётся надежда. Ты об этом думай. Пока мы живы — мы надеемся.
— Я… — Линден хотелось выговориться, доверить ему все свои страхи, но признания были настолько ужасны, что застревали у неё в горле.
— Мы никогда не встречали ничего подобного этому кокону. Мы нуждаемся в твоём видении. Ты должна помочь нам разобраться. — Его безграничное доверие пронзило сердце раскалённой иглой. — Как ты думаешь, для нас это опасно? А может, он это сделал как раз для того, чтобы спасти себе жизнь?
Взгляд Линден невольно вернулся к Ковенанту, которого почти не было видно сквозь мерцающий щит. Зато слишком хорошо был виден Вейн. Он возвышался над коконом, и его обычная странная улыбка сейчас казалась откровенной ухмылкой. Что бы ни случалось (если только это не касалось его загадочной миссии), этому чёрному истукану все как с гуся вода! Хотя что требовать от существа, которое и живым-то назвать трудно. Между ним и Ковенантом существовала странная связь, суть которой пока была непостижима.
Нет, — услышала Линден свой охрипший голос, и это вернуло её к действительности. — Яд остался в нём. И он умирает… там, внутри.
— Тогда, — мягко, но настойчиво продолжал Красавчик, — мы должны отыскать средство, чтобы снять этот щит и вылечить его.
Услышав это, Линден с трудом сдержала крик: «Да где ваши глаза? Я же пыталась одержать его! Это я во всём виновата!» Но её праведный гаев, не успев вырваться наружу, разбился на кусочки о каменную стену доверия Великанов. И поэтому всю накопившуюся горечь она вложила в одно слово:
— Как?
— А вот это, Избранная, скажешь нам ты, — светло улыбнулся Красавчик.
Внутренне содрогнувшись, она закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Она что, мало ещё навредила? Чего от неё хотят — чтобы она окончательно добила его? Разве что кинжала не предлагают.
— Нам необходимо твоё видение, — продолжал мягко настаивать Красавчик. — Ты должна помочь нам разобраться. Главное, чтобы ты верила, что это возможно. Ну, хорошо, пробиться силой сквозь его щит мы не можем. Но мы можем попытаться понять его природу. Что это за сила? Что могло вынудить его выставить такую сильную защиту? Что происходит с ним? Избранная, подумай, — Красавчик бережно приподнял её за плечи и осторожно поставил на ноги, — как нам связаться с ним, чтобы убедить принять нашу помощь.