Брат Кутзеса яростно хмурился.
   — Где они нашли этот мусор? — спросил он. — Неужели они собрали всех сутенеров в Индии и расквартировали их здесь?
   Он казался искренне опечаленным.
   Прислонившийся к ближайшей стене Маврикий усмехнулся.
   — А чего ты ожидал, парень? — он мотнул головой на север. — Все солдаты, достойные называться солдатами, маршируют вдоль Евфрата, готовые сражаться с Хусрау. Малва, вероятно, решили, что в месте, укрепленном, как это, в гарнизоне можно оставить любого, кто способен ходить.
   — Некоторые из них даже ходить не могли! — рявкнул Бузес. — Половина гарнизона уже была пьяна до того, как мы начали атаку. А солнце еще даже не зашло! — Он нахмурился так, что его лицо стало напоминать звериный оскал. — Теперь они определенно не станут ходить. Никогда.
   — Мне бы хотелось получить как можно больше пленников, Бузес, — сказал Велисарий. Как и раньше, говорил он спокойным тоном.
   «Да, — согласился Эйд. — Чем больше солдат мы сможем выгнать за ворота, тем больше ртов придется кормить Линку. Когда их нечем будет кормить».
   Бузес покраснел от подразумеваемого укора.
   — Я пытался, полководец, — он быстро просяще посмотрел на других военачальников в зале. — Мы все пытались. Но…
   Маврикий отлепился от стены резким движением и сделал два шага вперед. Бузес вздохнул с облегчением.
   — Забудь это, полководец, — резко сказал Маврикий. — Если к завтрашнему утру для отправки в пустыню найдется пятьсот представителей этого сброда, я сильно удивлюсь. Этой ночью пощады для малва не будет. Не после того, как люди обнаружили камеры пыток и бордели. Все жрецы Махаведы и махамимамсы, которые умерли от меча, могут считать себя счастливыми. Люди тащат большинство из них в камеры пыток, чтобы дать им испытать на себе их собственные удовольствия. — Вместе со всеми солдатами, которых они поймали поблизости от борделей, — проворчал Кутзес. — Боже!
   Велисарий не стал спорить по этому вопросу. Он сам видел один из борделей.
   Римские солдаты, если мягко выразиться, не были самыми нежными людьми в мире. И слово «галантность» никто в здравом уме не стал бы с ними ассоциировать. Любой римский ветеран — а теперь они все стали ветеранами — проводил время в работающих для солдат борделях, заглядывая в дешевые публичные дома за несколькими минутами удовольствия.
   Но сцена в там борделе была видением из кошмарного сна.
   Кошмарного сна, от которого бы проснулся и Сатана, дрожащий и потрясенный. Длинные ряды женщин — вероятно девушек, хотя определить их возраст не представлялось возможным — лежали там, прикованные цепями и распростертые на тонких настилах.
   Временами, судя по остаткам влаги, их поливали водой из ведра, чтобы немного отмыть. Все женщины были больны, у большинства появились пролежни, многие умирали, некоторые уже отправились на тот свет.
   Нет, римские солдаты не были теми, кого в более поздние времена назовут «рыцарями без страха и упрека». Но у них имелась собственная твердая концепция мужественности, и это не была концепция сутенеров и садистов. Все женщины в борделях оказались или персиянками, или арабками, как и женщины, с которыми эти солдаты имели дело с тех пор, как начали кампанию в Персии. Многие римские солдаты женились на их родственницах. Среди персов после начала завоевания малва название Харк стало синонимично жестокости и зверствам. Их римские союзники — и часто друзья, как и мужья — впитали эту идею за прошедшие полтора года. Теперь, увидев правду собственными глазами, они отомстят за Персию.
   «И, кроме того, они провели последние шесть месяцев, сражаясь против раджпутов, — задумчиво сказал Эйд. — Невозможно не перенять у них хоть сколько-то рыцарства, даже самому грубому драчуну, которого взяли в армию с ипподрома в Константинополе».
   Взгляд Велисария упал на груду трупов в углу. Тело командующего гарнизоном малва лежало сверху. Велисарий сам положил его туда, пронзив мечом сердце, после того как враг не успел достаточно быстро, заикаясь, объявить о сдаче.
   На мгновение Велисарий пожалел о том ударе меча. Он мог разооружить противника. Но спас его от камеры пыток.
   Он отмахнулся от этой мысли. Сделал глубокий вдох и подавил ярость, кипящую где-то глубоко внутри. Это не время для ярости. Если уж ему самому достаточно трудно контролировать ярость, то что говорить о ментальном состоянии его войск.
   «Эту ярость нельзя остановить, — подумал Велисарий. — Но ее обязательно нужно контролировать».
   Он повернулся к военачальникам. Все они смотрели на него. С уважением, но прямо в лицо.
   Велисарий заставил себя улыбнуться.
   — Я не спорю по этому вопросу, Маврикий. Но если это выйдет из-под контроля, если люди…
   — Не беспокойся об этом, — резко перебил Маврикий и покачал головой. Он показал на ряд выставленных на полке амфор. — Насколько мне известно, это — единственное оставшееся в Харке спиртное, которое не разлили по улицам. Чаще всего люди сами от него избавляются, даже до того, как им прикажут. Никто не хочет, чтобы кто-то из малва убежал, поскольку какой-то ублюдок оказался слишком пьян, чтобы их заметить. Что касается женщин…
   Он пожал плечами. Кутзес спустил ноги со стола и прошелся к полке. Когда он начал снимать амфоры с полки и выбрасывать на ближайшую улицу, то сказал:
   — Единственная проблема, полководец, заключается в том, что любая женщина в Харке, которой удалось не попасть в бордель — если она оказалась при гарнизоне или с каким-то офицером — бросается сегодня ночью на римских солдат. — Первые звуки разбивающихся на улице внизу амфор долетели до них. — Не могу их винить. Они сделают все, чтобы выбраться отсюда. И я бы сделал.
   Покончив с последней амфорой, он повернулся назад и улыбнулся.
   — Даже если бы это означало носить кличку Кутзес-На-Содержании-У-Педераста до конца жизни.
   Велисарий усмехнулся вместе с другими офицерами.
   — Хорошо, — сказал он. — Меня это не волнует. Я знаю: мои солдаты — не святые или не монахи. К завтрашнему дню к нашим войскам привяжется обычная компания, которая следует за армией. Пока к женщинам относятся прилично и люди не пьют, я удовлетворен. Когда мы будем уходить, то заберем с собой женщин. Тех, кто захочет, мы постараемся воссоединить с семьями.
   — У большинства из них не осталось семей, — заметил Бузес.
   — За исключением нас, — добавил Маврикий.
   Серые глаза хилиарха были мрачными, как смерть. Он большим пальцем показал на окно. Теперь, после того как звуки разбивающихся амфор прекратились, снова слышались крики.
   — Говорю тебе, полководец, — расслабься. Это не звуки города, разграбляемого вышедшими из-под контроля войсками, насилующими, пьющими и поджигающими все подряд. Это просто звуки, производимые палачом, делающим свое дело.
   Через мгновение Велисарий кивнул. Он решил, что Маврикий прав. Сфокусированную ярость армии он мог контролировать.
   Он хлопнул в ладоши. Резкий звук отдался эхом в помещении и тут же привлек внимание офицеров.
   — Тогда давайте займемся остальным, — он повернулся к Васудеве. — Как дела с судами?
   Васудева погладил волосы. Удовольствие, которое он явно получал от поглаживания длинных волос, почти заставило Велисария рассмеяться.
   — Последняя информация, которую я получил от Кирилла — примерно полчаса назад, — заключалась в том, что все грузовые суда захвачены. За исключением одного, которому удалось уйти от причала до того, как до него добрались греки. Конечно, большинство галер тоже ушли. — Кушан пожал плечами.
   — Не было способа остановить суда до того, как они добрались до галер, патрулирующих выход из гавани. Поэтому Кирилл их не тронул. Как он говорит, у нас в любом случае больше судов, чем нужно, а он не хотел рисковать взрывом или дрейфующим, охваченным огнем судном.
   — Боже, нет! — воскликнул Бузес. Молодой офицер слегка содрогнулся. Харк был городом из камня и кирпича. Он не сгорит быстро и легко, если сгорит вообще. Но он также являлся гигантской пороховой бочкой — в нем хранились боеприпасы для планируемого малва покорения Персии.
   — Греки еще не обыскивали суда, — продолжал Васудева. — Хотя, как я предполагаю, к этому времени они, вероятно… — Он замолчал, услышав шаги. Затем махнул рукой. — Но пусть он сам нам расскажет.
   В дверь заходил Кирилл. Как только он вошел, его взгляд упал на груду трупов в углу.
   — Слишком легко отделались, свиньи, — пробормотал он. Потом повернулся к Велисарию и сказал: — Мы начали поиски. Все выглядит хорошо. К счастью для нас, никто из жрецов не находился на судах.
   Велисарий боялся этого больше всего. Некоторые из огромных кораблей, стоявших на причале в гавани, были нагружены порохом. Фанатичный жрец на борту одного из них, если бы не сомневался в захвате, поджег бы груз. Взрыв вполне мог бы разрушить гавань, и вместе с ней — путь к отступлению для римлян.
   — Больше ничего? — спросил полководец. Кирилл улыбнулся.
   — На борту находились только матросы. После того как мы штурмовали несколько судов, остальные стали договариваться о сдаче. После того как мы удостоверились, что все суда стоят у причалов и должным образом закреплены…
   Его улыбка была такой же мрачной, как глаза Маврикия.
   — Мы предложили им новые условия сдачи. Их они не обрадовали, но… — Он пожал плечами. — Их возражения длились недолго.
   По залу снова прокатился смех. К нему присоединился даже Велисарий. Этой ночью ни для кого из малва не будет пощады. Даже если бы собака залаяла на хинди, то ее бы зарезали.
   Велисарий повернулся к Бузесу. Без подбадривания молодой фракийский офицер подошел к окну и показал на стены за ним. Жест в некотором роде был бесполезным. До рассвета все еще оставалось много времени. Тьма никем и ничем не нарушалась, за исключением медленно передвигающихся римских подразделений, которые несли факелы и искали места, где могли спрятаться малва.
   — Все осадные орудия захвачены. Я двадцать минут назад разговаривал с Феликсом. — Он наполовину виновато бросил взгляд через плечо на Кирилла. — В отличие от греков, у которых много моряков, у Григория нет никого, кто бы раньше стрелял из орудий такого размера. Поэтому он сохранил жизнь где-то двум дюжинам артиллеристов малва. Феликс говорит, что они выбалтывают все, что знают, быстрее, чем наши спрашивают.
   — Хорошо, — проворчал его брат. — К завтрашнему утру мы сможем сделать несколько пробных выстрелов. И использовать малва в качестве ядер.
   И снова дикий смех наполнил комнату. И снова к нему присоединился Велисарий.
   И даже Эйд.
   «Почему нет? Англичане это делали во время сипайского восстания41. В отличие от них у нас даже есть приличный повод».
   Кровожадная аура этой мысли не удивила Велисария. Он только задумался на мгновение об обширности Вселенной, которая может производить, через миллиарды лет, такие чудеса, как кристаллическое сознание, научившееся людскому гневу.
   Его взгляд вернулся на Васудеву. После того как кушан стал служить Риму, Велисарий научился использовать его навыки и сделал Васудеву своим заместителем по вопросам материально-технического обеспечения. Васудева был таким же умелым и опытным в этой сложной работе, как Маврикий на поле брани.
   Васудева подергал свою козлиную бородку.
   — Конечно, еще везде бардак. И будет по крайней мере до завтрашнего вечера. Но меня это не волнует.
   Он развел руки, очень широко, словно обнимал любимого, но тучного друга.
   — Здесь в гарнизоне постоянно было расквартировано пятнадцать тысяч человек. Если взять их запасы и огромные запасы для основной армии, то малва подарили нам сокровище. На самом деле нам не нужно ничего особо организовывать. Просто взять, что нам требуется, загрузить на суда и быть готовыми к отплытию, когда придет время. Это займет не более трех дней.
   — К тому времени армия малва должна вернуться сюда, — высказал свое мнение Кирилл. — По крайней мере, их первые подразделения. Достаточно, чтобы окружить и обложить город.
   Маврикий сжал кулак и осмотрел костяшки.
   — Это будет слишком поздно. Слишком поздно. Еще два дня, и мы сможем удерживать Харк против них. По меньшей мере три недели. Полтора месяца меня удивят. Хотя я не хочу думать о наших потерях к тому времени.
   Теперь все глаза уставились на Велисария. Он улыбнулся. Широко, не хитро. Вся ярость и гнев исчезли, когда он вспомнил другую — более глубокую — сторону жизни.
   — Она придет, — сказал Велисарий. — Она придет.

Глава 33

   Тигр.
   Осень 532 года н.э.
   Господин Дамодара лишился услуг Шанги только на десять дней. Утром десятого дня царь раджпутов широкими шагами вошел в шатер Дамодары и вывалил правду на стол главнокомандующего.
   Дамодара уставился на предмет, который лежал перед ним. Он также почувствовал, как сидевший сбоку Нарсес дернулся от удивления. Мгновение спустя евнух зашипел.
   «Правда» была шлемом. Большим, тяжелым, уродливым, неуклюжим соединением стальных пластин. Готский шлем, как смутно догадался Дамодара.
   — Мы обнаружили небольшую гору этих шлемов, — сказал Шанга. — Вместе со всем остальным обмундированием, которое носили эти наемники.
   Дамодара поднял глаза.
   — Где?
   Шанга гневно посмотрел на шлем.
   — Ты помнишь небольшую долину, которую мы проходили, где персы занимались горнодобычей? — Он фыркнул. — Я помню, что обратил внимание, насколько свежи следы разработок. В то время на меня произвели впечатление смелость и целеустремленность персидских шахтеров — работали до последней минуты, когда война бушевала над их головами.
   — Туннель! — объяснил Нарсес. — Там был туннель. Штольня. Вход в шахту.
   Шанга покачал головой.
   — Нет там шахты, Нарсес. Они изменили первые несколько дюжин ярдов, чтобы это выглядело, как шахта, но на самом деле там находится вход в кванат. — Шанга показал пальцем на шлем. — Мы нашли их примерно через пятьдесят ярдов от входа. Лежали в куче, как я и сказал. Нам потребовался час, чтобы разрыть вход и добраться до них. А там…
   Он отодвинул стул и тяжело сел.
   — С места, где лежали шлемы, и дальше след такой же четкий, как тот, по которому мы шли. Вся армия Велисария — я в этом уверен точно так же, как в собственном имени — воспользовалась тем путем. Они скрылись из виду под землей и отправились на юг. Вероятно, они вышли на поверхность в многих милях отсюда, в другой долине. Персидские союзники явно приготовили для них свежих лошадей.
   Рана Шанга шлепнул ладонью по карте.
   — Именно поэтому Велисарий всегда позволял нам двигаться на север, но был таким упрямым соперником на юге. Он защищал месторасположение туннеля. Вероятно, им потребовались недели — месяцы, — чтобы все подготовить, даже с помощью персов. Велисарий не мог позволить нам наткнуться на секрет случайно, в процессе маневров.
   Глаза Дамодары были широко открыты. Он практически подавился следующими словами.
   — Ты говоришь мне, что… — он вяло махнул рукой, словно пытаясь включить все время и пространство. — Все, что мы делали, на протяжении месяцев — все маневры и сражения — даже битва на перевале — все было обманным маневром?
   Шанга кивнул.
   — Да, господин. Это все было обманным маневром. Да, Велисарий тянул время. Но он тянул время не для императора Хусрау или своего человека Агафия в Пероз-Шапуре. Он тянул его для себя. До того, как не пробьет час, и приготовления не закончат, и он не сможет ударить по своей истинной цели. Теперь, когда отступление императора Хусрау оттянуло на себя нашу основную армию из Харка, римлянин может нанести смертельный удар. Здесь, — сказал Шанга и пальцем ткнул в точку на карте. — В Харке.
   Уже расширившиеся глаза Дамодары теперь просто вылезали из орбит.
   — Это сумасшествие! — закричал он. — Харк — самое укрепленное место в мире! Даже когда там нет основной армии, гарнизон все равно по размеру равняется армии Велисария. Даже больше! Велисарий не сможет штурмовать Харк — пусть бы у него и были осадные орудия.
   Нарсес перебил его. Говорил он сухо и холодно, подобно арктическому льду.
   — А вы когда-нибудь слышали о троянском коне, господин Дамодара? — спросил он.
   Господин из малва повернул голову и перевел неверящий взгляд на Нарсеса.
   Старый евнух невесело рассмеялся.
   — Неважно. Я расскажу вам эту историю как-нибудь в другой раз. Но вы можете мне в этом поверить, господин. Это…
   Он показал пальцем на лежащий на столе шлем.
   — Это троянский шлем, — Нарсес рассмеялся. В этом смехе слышались одновременно печаль и восхищение. — Боже, неужели в мире был еще один такой интриган? — Он снова рассмеялся. — Эти шлемы, господин Дамодара, говорят нам правду. Их бросили две тысячи готских наемников Велисария, после того как им больше не требуется маскироваться. Потому что эти люди никогда не были готами.
   Наконец до Дамодары дошло. Его разум ухватил след. Глаза оставались расширенными. Челюсти сжались. Следующие слова он произнес сквозь стиснутые зубы.
   — В армии, которую Велисарий разбил под Анатой в прошлом году, было две тысячи кушанов. Мы всегда предполагали, что их убили вместе с остальными.
   Рана Шанга провел пальцами по густым волосам. Затем он тоже рассмеялся — и как и у Нарсеса, в его смехе смешались печаль и восхищение.
   — Он воспользовался тем же самым трюком против нас в Индии, — задумчиво произнес Шанга. — Завоевал преданность кушанов, затем повел по ложному следу, чтобы кушаны могли выполнить за него нужную работу42.
   Дамодара снова уставился на карту. Через мгновение его глаза сузились.
   — Это все равно не имеет смысла, — тихо сказал он и постучал пальцем по месту, где находился Харк. — Я вижу, где Велисарий, используя кушанов, может попасть в Харк. И определенно после того, как он окажется внутри… — Дамодара фыркнул. — Его солдаты против гарнизонных войск будут подобны волкам в загоне для овец.
   Господин из малва медленно поднялся и облокотился о стол. Его глаза перемещались взад и вперед между Шангой и Нарсесом.
   — Но затем… Как он оттуда выберется?
   И снова Дамодара постучал пальцем по карте. На этот раз очень сильно, как обвинительным перстом.
   — Наши основные силы все еще находятся не более чем в нескольких днях пути от Харка. До того, как Велисарий закончит свою разрушительную работу, его окружит самая большая армия в мире. Нет способа сбежать. Велисарий даже не может уплыть на грузовых кораблях, стоящих в гавани. Ему не прорваться сквозь защиту из боевых галер, стоящих у входа в гавань. И даже Велисарий, даже за этими укреплениями не продержится более нескольких недель против армии, когда ставки пятнадцать к одному. Самое большее, два месяца.
   И снова он стукнул пальцем по карте.
   — Это самоубийство! — воскликнул он. — Невозможно! — Шанга покачал головой.
   — Почему, господин? Велисарий — один из самых смелых людей на Земле. Я бы положил свою жизнь за мою страну и честь. Почему бы ему этого не сделать?
   Дамодара качал головой до того, как раджпут закончил говорить.
   — Дело не в этом, Шанга. За честь и страну, да. Но за это? — Шанга уставился вверх на Дамодару, словно смотрел на единорога. Или кретина.
   — Ты понимаешь, что сделает Велисарий? — спросил Рана Шанга, медленно произнося слова. — После того, как он окажется в Харке…
   Дамодара злобно шлепнул ладонью по столу.
   — Я не дурак, Шанга! Конечно, я знаю, что он сделает. Он разрушит всю нашу базу материально-технического обеспечения для вторжения в Персию. Он оставит сто пятьдесят тысяч человек без запасов еды и боеприпасов — и без средств для побега. Он обязательно разрушит флот, который стоит там на якоре. Конечно, он не сможет добраться до боевых галер, которые дежурят за пределами гавани, но даже если и смог бы… — Дамодара вскинул руки вверх. — Эти суда не вмещают более двух тысяч человек. Даже включая корабли, осуществляющие поставки по Евфрату, мы не сможем эвакуировать более…
   Дамодара резко сел. Его лицо вытянулось.
   — Это будет худшим военным поражением в истории. Смертельный удар, как ты и сказал. У нашей армии не будет выбора. Им придется пойти путем — только в другую сторону, — которым воспользовался Александр Македонский, когда отступал из Индии на запад. За исключением того, что у наших вообще не будет провизии и гораздо больше людей, которых нужно кормить и поить. Для Александра Македонского та дорога оказалась ужасной.
   Дамодара мрачно уставился на карту. Его глаза смотрели на указанные на ней земли, граничащие с Персидским заливом. По правде, карта показывала очень мало, поскольку там не было ничего, что представляло бы военный интерес. Миля за милей голой, безводной местности.
   Его взгляд метнулся вверх.
   — Они даже не могут пытаться пройти назад по дороге, которой воспользовались мы, через плато. Мы слишком далеко на севере. Им придется прорываться сквозь армию Хусрау. И у них не будет возможности пополнить свои запасы пороха.
   — Мы можем помочь, — быстро вставил Шанга. — Мы придем на выручку, нанесем удар и откроем для них путь в горную систему Загрос. Тогда… — Он замолчал. Шанга, в отличие от Дамодары, не был специалистом по материально-техническому обеспечению. Но он знал достаточно, чтобы понять: это безнадежно.
   — Тогда что? — спросил Дамодара. — Армия такого размера — через Персидское плато и горную систему Гиндукуш? Нам самим было достаточно трудно, а у нас была четверть их количества и все продукты и боеприпасы, которые требовались.
   Он снова уставился на карту.
   — Нет. Нет. Если Велисарий нанесет тот удар, то он уничтожит армию из ста пятидесяти тысяч человек. Не более чем один из десяти доберется до Индии. Остальные умрут от жажды или голода или сдадутся в рабство.
   И снова Дамодара ударил по столу. На этот раз обеими руками.
   — Если! Если! — закричал он. — Это все равно не имеет смысла! Велисарий не станет платить такую цену!
   Шанга начал говорить, но Дамодара махнул рукой, приказывая ему замолчать.
   — Ты не думаешь, Шанга! — Дамодара подбирал слова, пытаясь объяснить. — Да, Велисарий может совершить самоубийство, чтобы нанести такой невероятный удар. Но я не думаю…
   Он сделал паузу и несколько глубоких вдохов.
   — Есть одна вещь, на которую я обращал внимание на протяжении этих последних месяцев — обращал внимание и восхищался, поскольку это качество, как мне хочется думать, есть и у меня самого: Велисарий не разбрасывается жизнями солдат. Некоторые полководцы относятся к своим людям, как пушечному мясу. Но не он.
   Дамодара пронзительно посмотрел на Шангу.
   — Ты сказал, что отдал бы свою жизнь, царь Раджпутаны. Определенно за честь и страну. Но ради стратегического мастерского удара?
   Он ждал. Шанга молчал. Дамодара пожал плечами.
   — Возможно. Возможно. Но станешь ли ты также приговаривать десять тысяч человек?
   Шанга отвернулся.
   — Я так и не думал, — тихо сказал Дамодара. — И Велисарий не станет.
   Не было слышно ни звука на протяжении примерно полминуты. Затем Нарсес начал посмеиваться.
   — Что смешного? — злобно спросил Дамодара. Шанга просто гневно посмотрел на евнуха.
   Нарсес проигнорировал Дамодару. Он посмотрел на Шангу с легкой улыбкой и задал вопрос:
   — Кому ты больше всего доверяешь в этом мире, царь Раджпутаны? Если бы твоя жизнь зависела от отрезания веревки, в чьих руках ты бы хотел видеть клинок?
   — Моей жены, — последовал мгновенный ответ.
   Нарсес улыбнулся. Секундой спустя глаза Шанги и Дамодары вернулись назад к карте. И еще через секунду полностью ушли с карты, словно где-то на полу они могли найти другую часть, на которой бы изображались Египет, Аксумское царство и Эритрейское море.
   Они едва услышали слова Нарсеса. Все еще посмеиваясь, он продолжал:
   — Теперь мы знаем — теперь мы, по крайней мере, понимаем. Почему Велисарий поставил свою жену во главе римской экспедиции в Египет и Аксумское царство? Помните? Мы думали об этом. Зачем рисковать ею? Любой из его лучших военачальников мог бы командовать той экспедицией. Но если от этого зависит твоя жизнь — твоя и еще десяти тысяч других — о, да. Тогда да. Тогда хочешь жену, и никого больше.
   — Как человек может просчитывать все так далеко вперед? — прошептал Дамодара. — Но даже если он и может — как им скоординировать движение?
   Шанга скрестил большие руки на груди и закрыл глаза. Затем медленно заговорил:
   — Что касается первого, то ему не требовалось планировать все до мельчайшей детали. Велисарий — блестящий тактик, как и стратег. Он положился бы на себя, чтобы создавать возможности, где потребуется. Что касается другого, у них есть сигнальные станции. И…
   Все следы гнева ушли с его лица. Его глаза открылись.
   — Я часто замечал, как близко могут сходиться мысли мужа и жены. Не так, как мысли какого-то другого человека.
   Шанга сделал глубокий вдох, затем выдохнул.
   — Я считаю: Нарсес прав, господин Дамодара. В этот самый момент, как я думаю, Велисарий разрушает Харк. И в этот самый момент его жена ведет флотилию, чтобы разбить боевые галеры и отвезти мужа и его людей в безопасное место.