Страница:
Вначале, осторожно изучая лица командующих саравита, Антонина удивилась, что не видит никаких знаков негодования или возмущения. Как раз наоборот — несмотря на невозмутимость и бесстрастность суровых черных лиц, она была уверена, что различила лежащее под поверхностью удовлетворение.
Но через некоторое время она решила, что неправильно поняла этих людей. Они могли быть торговцами и купцами, в какие-то этапы своей жизни. Но в сердце этой жизни лежали копья, а не монеты. Если отбросить все мелочи, эти воины ценили победу как самое большое богатство. И как и все подобные люди, они знали: триумф невозможен без уверенности в командире.
А теперь уверенность была. Доказательства компетентности командира им только что представили. И если потребуются дополнительные доказательства, им были предложены их собственные головы, надетые на кресты на плацу.
Необходимости не возникло. В последующие часы собравшиеся расслабились, и обсуждение перешло на специфические военные темы, кампании, переговоры, торговые привилегии. Антонина наблюдала за укреплением и сплочением нового аксумского командования. Конечно, все концентрировалось на Эоне, но там также был Усанас, и Гармат и Вахси и в концу дня все командующие саравита, за исключением восставших в Аравии.
Наблюдая за легкостью и уверенностью, с которыми эти люди планировали следующую кампанию, в которой ее собственные силы являлись неотъемлемой частью планов, Антонина снова и снова обнаруживала, с каким трудом подавляет желание рассмеяться.
«Плохой ход, малва. О да — плохой, очень плохой ход».
Глава 10
Глава 11
Но через некоторое время она решила, что неправильно поняла этих людей. Они могли быть торговцами и купцами, в какие-то этапы своей жизни. Но в сердце этой жизни лежали копья, а не монеты. Если отбросить все мелочи, эти воины ценили победу как самое большое богатство. И как и все подобные люди, они знали: триумф невозможен без уверенности в командире.
А теперь уверенность была. Доказательства компетентности командира им только что представили. И если потребуются дополнительные доказательства, им были предложены их собственные головы, надетые на кресты на плацу.
Необходимости не возникло. В последующие часы собравшиеся расслабились, и обсуждение перешло на специфические военные темы, кампании, переговоры, торговые привилегии. Антонина наблюдала за укреплением и сплочением нового аксумского командования. Конечно, все концентрировалось на Эоне, но там также был Усанас, и Гармат и Вахси и в концу дня все командующие саравита, за исключением восставших в Аравии.
Наблюдая за легкостью и уверенностью, с которыми эти люди планировали следующую кампанию, в которой ее собственные силы являлись неотъемлемой частью планов, Антонина снова и снова обнаруживала, с каким трудом подавляет желание рассмеяться.
«Плохой ход, малва. О да — плохой, очень плохой ход».
Глава 10
Деогхар.
Весна 532 года н.э.
Рагунат Рао доел миску риса и поставил ее на каменный пол в башне. Все еще сидя на корточках, он прислонился к стене. Его голова, прижатая к грубым камням, находилась только в нескольких дюймах от одной из открытых бойниц укрепления. Бриз, залетающий в щель в стене, помогал переносить жару. Была середина гарама, сухого сезона в Индии, и земля напоминала раскаленную печь.
Рао излучал удовлетворение.
— Приятно для разнообразия поесть рису, — заметил он. — Меня уже тошнит от проса.
Сидевший на корточках рядом с ним Малоджи весело кивнул.
— И его хватит на несколько дней. С побережья контрабандным путем доставили большую партию.
Рао повернул голову и посмотрел сквозь бойницу на далекие линии осаждающих Деогхар малва.
— Проблемы были? — Малоджи улыбнулся.
— Никаких. — Он резко мотнул головой в сторону малва. — Половина этих несчастных к этому времени просто пытаются выжить. Подлый теперь почти не отправляет их патрулировать местность, а большинство из отправляемых просто закрывают глаза. Мы позволяем им проехать, не получив увечий, они ничего не видят. Это молчаливое соглашение.
Рао улыбнулся, обвел взглядом вражеские траншеи и полевые укрепления. Просто по привычке. Осаждающие из малва больше не пытались продвинуться вперед. Они ждали прибытия осадных орудий, чтобы пробить толстые стены Деогхара.
Стены Деогхара выдержали легкую полевую артиллерию Венандакатры, принеся смерть тысячам солдат малва. Теперь враг уже несколько недель не пытался осаждать город. Даже Венандакатра, который беспокоился о жизнях простых солдат не больше, чем о насекомых, не приказывал начинать новые атаки.
Малоджи продолжал говорить:
— Конечно, если бы здесь все еще оставались раджпуты, то у нас возникли бы проблемы. Но их послали на север. Как говорят наши шпионы в Бхаруче, у малва в Персии сплошные несчастья. И все из-за римлян, — он сплюнул на пол. — Даже йетайцы Подлого больше не могут заставить солдат регулярной армии по-настоящему патрулировать местность.
Оба замолчали на несколько минут. Затем Малоджи откашлялся и снова заговорил:
— Ты получил известия от императрицы? — Рао кивнул.
— Да. Вчера пришло письмо. Но она ничего не говорит об осадных орудиях. Я и не ожидал от нее. Если Кунгас смог убедить ее принять наш план, она не станет отправлять нам послание. Побоится, что его перехватят. План может иметь успех, только если хранится в полной тайне.
Малоджи колебался, потом нахмурился.
— Мне все равно это не нравится. Как ты можешь так сильно доверять этому человеку? Он один раз предал малва. Почему бы ему не предать нас? Все зависит от него и его товарищей-предателей.
Взгляд Рао переместился с врага на Малоджи. Выражение его лица было абсолютно спокойным.
— Слова, Малоджи. Это просто слова. Пелена иллюзии. Как человека можно обвинять в предательстве малва, когда он с самого начала никогда не клялся им в верности? Он родился в их мире, он не выбирал их свободно.
— Он работал на них, — упрямо возразил Малоджи. — Все кушаны работали.
Рао улыбнулся.
— Скажи мне вот что, Малоджи. Ты когда-нибудь ловил диких животных — детенышей, когда был мальчиком, и держал их в загоне? — Его друг и подчиненный кивнул. — Они убегали?
Малоджи рассмеялся.
— Мангуст убегал. — Рао кивнул.
— А потом? Ты объявил мангуста предателем?
Малоджи рассмеялся. Мгновение спустя он вытянул вперед руку и открыл ладонь перед Рао. Таким образом ученик признавал правоту учителя. Малоджи не в первый раз в жизни открывал так ладонь перед Рао и знал, что не последний.
Глаза Рао слегка затуманились.
— Я знаю этого человека, Малоджи, — сказал он. — Возможно, даже лучше, чем я знаю любого другого человека, живущего на Земле. Я провел много недель, изучая его, когда прятался у стен дворца Подлого, пока он все еще оставался охранником Шакунталы. Тогда он был моим врагом. Я ненавидел его с чистой яростью. Но я всегда понимал его.
Рао слегка повернулся и показал на юг.
— Я никогда не забуду день, когда увидел, как Кунгас заходит в эти ворота с посланием от императрицы — о том, что она взяла Сурат. Я упал на колени — так был поражен. Я знал, что Велисарий должен был найти союзников в Индии, чтобы украдкой вывезти Шакунталу, но я не представлял, что это Кунгас.
Рао закрыл глаза, смакуя воспоминания.
— Я упал на колени. Кунгас подошел ко мне и протянул руку, но я отказался от предложения. Я несколько минут стоял на коленях, не потому, что все еще был шокирован, а потому, что молился.
Он открыл глаза и уставился на слепящее индийское небо.
— Тогда я понял, я знал, что Бог не бросил нас.
Он опустил глаза, чтобы встретиться с взглядом друга.
— Поверь мне, Малоджи. Если это можно сделать, то Кунгас это сделает.
Молчание продолжалось несколько минут. Затем Рао слегка потряс головой и заговорил снова. Его голос звучал немного резковато.
— Императрица написала письмо, спрашивая моего совета. Чолы предложили ей вступить в брак. Старший сын из той династии.
Малоджи внимательно смотрел на Рао.
— И что ты ответил?
Рао вытянул руки вперед и несколько раз сжал и разжал кулак: глядя на него так, как будто это зрелище его очень интересовало.
— Я убеждал ее принять это предложение, — сказал он. — Чола — самое могущественное независимое королевство в Южной Индии. Конечно, их предложение полно оговорок, но они все равно предлагают настоящее союзничество. Брак между Шакунталой и Чолами усилит нас, как ни один другой. Я полностью согласен с Дададжи Холкаром по этому вопросу и ясно дал ей это понять.
Малоджи отвернулся.
— Наверное, тебе было очень тяжело писать это письмо, — сказал он тихо.
Глаза Рао округлились.
— Почему?
Малоджи фыркнул. Мгновение спустя снова посмотрел на Рао. Это был грустный взгляд.
— Старый друг, меня ты не обманешь. Других, возможно. Но не меня.
Он больше ничего не сказал. Мгновение Рао пытался встретиться с прямым взглядом Малоджи. Но только мгновение.
— Это дхарма, Малоджи, — изучая пальцы, тихо сказал он. — Я жил всю жизнь, подчиняясь долгу и дисциплине. И точно так же… — Он сделал глубокий вдох, от которого почти содрогнулся. Его глаза слегка увлажнились. — И она тоже, — Рао снова вдохнул воздух, теперь даже не пытаясь контролировать дрожь. — Она — сокровище моей души, Малоджи. Но у меня есть долг, и у нее есть долг. Мы оба будем преданы нашей дхарме.
Он сжал кулаки.
— Так должно быть. Так будет.
Малоджи колебался. Вероятно, он был самым близким другом Рао, но этот вопрос они никогда не обсуждали. Он легко пожал плечами и решил продолжить тему.
— А ты когда-нибудь говорил с ней об этом? — Спина Рао напряглась.
— Никогда! — воскликнул он. — Это само по себе стало бы предательством. Сам император Андхры велел мне заботиться о ней, чтобы сохранить династию. Обмануть это доверие было бы самым мерзким предательством с моей стороны.
Малоджи покачал головой.
— Ты не ее отец, Рао. Да, ты значительно старше ее. И что? Если я правильно помню, то старший сын Чолы не моложе тебя.
Рао резко рубанул воздух.
— Это ни к чему не имеет отношения. У нее чистейшая кровь в Индии. Она — наследница древнейшей династии Сатаваханы. А я — военачальник, если вообще не атаман, из маратхи. — На мгновение ему удалось улыбнуться. — Да, я считаюсь относящимся к сословию кшатриев — по крайней мере, маратхи так считают. Но отец моей матери был крестьянином, и никто не знает имени моего дедушки со стороны отца, хотя, говорят, он был лудильщиком.
Его могучие руки расслабились. Потом он выдохнул воздух и его мускулистое тело тоже расслабилось.
— Мир таков, как он есть, Малоджи. Мы должны быть верными нашей дхарме или мы потеряем наши души.
Казалось, все его тело растеклось по камням стены, словно Рао пытался найти единение с Вселенной.
— Мы должны это принять, и все.
Рао перевел взгляд на друга. Влага из глаз ушла вместе с внешними признаками боли. Внезапно он улыбнулся.
— Это было трудно, признаю. Я помню, как первый раз… — Он уныло усмехнулся. — Ей было тринадцать лет, может, четырнадцать. Она очень хорошо выполнила упражнение, которое я ей велел, и я похвалил ее. Она рассмеялась и обняла меня, крепко прижавшись. Внезапно меня словно ударило молнией. Я никогда не забуду то мгновение. Я понял: она теперь женщина. И не просто любая женщина, а…
Он пытался подобрать слова. Их обеспечил Малоджи.
— Ее называли Черноглазой Жемчужиной Сатаваханы с возраста двенадцати лет. Для этого есть основания, и дело не только в глазах. Я не видел ее после Амаварати, но даже тогда она была красива.
Рао снова закрыл глаза.
— Я пытаюсь не думать об этом, — прошептал он. — Это трудно, но я справляюсь. С того дня, много лет назад, я не позволял себе смотреть на красоту ее тела. Другие мужчины могут, но не я. — Он открыл глаза. — Но я не слепой и вижу настоящую красоту. Я пытался — пытался изо всех сил — но не могу. Я просто стараюсь не думать об этом. — Рао улыбнулся. — Возможно, именно поэтому я так часто медитирую. — Рагунат Рао резко встал.
— Достаточно. Мы больше не будем об этом говорить, Малоджи. Хотя я благодарю тебя за твои слова. — Он выглянул из бойницы и посмотрел на врагов из малва. — Нам нужно сражаться, участвовать в войне и выиграть ее. Вернуть династию на законное место. Охранять и защищать императрицу — и ценить. Это наша дхарма.
Он оттолкнулся от камней и повернулся к ведущей к городу внизу лестнице.
— А теперь я должен заняться своими делами. У меня есть долг, и у нее есть долг. Она выйдет замуж за Чолу, а я буду танцевать на ее свадьбе. Лучший танец, который я когда-либо танцевал.
Несколько секунд спустя он ушел. Наблюдавший за его уходом Малоджи склонил голову.
— Даже ты, Рагунат Рао, не сможешь, — прошептал он. — Даже ты — лучший танцор Великой Страны и ее душа — не сможешь станцевать так хорошо.
Весна 532 года н.э.
Рагунат Рао доел миску риса и поставил ее на каменный пол в башне. Все еще сидя на корточках, он прислонился к стене. Его голова, прижатая к грубым камням, находилась только в нескольких дюймах от одной из открытых бойниц укрепления. Бриз, залетающий в щель в стене, помогал переносить жару. Была середина гарама, сухого сезона в Индии, и земля напоминала раскаленную печь.
Рао излучал удовлетворение.
— Приятно для разнообразия поесть рису, — заметил он. — Меня уже тошнит от проса.
Сидевший на корточках рядом с ним Малоджи весело кивнул.
— И его хватит на несколько дней. С побережья контрабандным путем доставили большую партию.
Рао повернул голову и посмотрел сквозь бойницу на далекие линии осаждающих Деогхар малва.
— Проблемы были? — Малоджи улыбнулся.
— Никаких. — Он резко мотнул головой в сторону малва. — Половина этих несчастных к этому времени просто пытаются выжить. Подлый теперь почти не отправляет их патрулировать местность, а большинство из отправляемых просто закрывают глаза. Мы позволяем им проехать, не получив увечий, они ничего не видят. Это молчаливое соглашение.
Рао улыбнулся, обвел взглядом вражеские траншеи и полевые укрепления. Просто по привычке. Осаждающие из малва больше не пытались продвинуться вперед. Они ждали прибытия осадных орудий, чтобы пробить толстые стены Деогхара.
Стены Деогхара выдержали легкую полевую артиллерию Венандакатры, принеся смерть тысячам солдат малва. Теперь враг уже несколько недель не пытался осаждать город. Даже Венандакатра, который беспокоился о жизнях простых солдат не больше, чем о насекомых, не приказывал начинать новые атаки.
Малоджи продолжал говорить:
— Конечно, если бы здесь все еще оставались раджпуты, то у нас возникли бы проблемы. Но их послали на север. Как говорят наши шпионы в Бхаруче, у малва в Персии сплошные несчастья. И все из-за римлян, — он сплюнул на пол. — Даже йетайцы Подлого больше не могут заставить солдат регулярной армии по-настоящему патрулировать местность.
Оба замолчали на несколько минут. Затем Малоджи откашлялся и снова заговорил:
— Ты получил известия от императрицы? — Рао кивнул.
— Да. Вчера пришло письмо. Но она ничего не говорит об осадных орудиях. Я и не ожидал от нее. Если Кунгас смог убедить ее принять наш план, она не станет отправлять нам послание. Побоится, что его перехватят. План может иметь успех, только если хранится в полной тайне.
Малоджи колебался, потом нахмурился.
— Мне все равно это не нравится. Как ты можешь так сильно доверять этому человеку? Он один раз предал малва. Почему бы ему не предать нас? Все зависит от него и его товарищей-предателей.
Взгляд Рао переместился с врага на Малоджи. Выражение его лица было абсолютно спокойным.
— Слова, Малоджи. Это просто слова. Пелена иллюзии. Как человека можно обвинять в предательстве малва, когда он с самого начала никогда не клялся им в верности? Он родился в их мире, он не выбирал их свободно.
— Он работал на них, — упрямо возразил Малоджи. — Все кушаны работали.
Рао улыбнулся.
— Скажи мне вот что, Малоджи. Ты когда-нибудь ловил диких животных — детенышей, когда был мальчиком, и держал их в загоне? — Его друг и подчиненный кивнул. — Они убегали?
Малоджи рассмеялся.
— Мангуст убегал. — Рао кивнул.
— А потом? Ты объявил мангуста предателем?
Малоджи рассмеялся. Мгновение спустя он вытянул вперед руку и открыл ладонь перед Рао. Таким образом ученик признавал правоту учителя. Малоджи не в первый раз в жизни открывал так ладонь перед Рао и знал, что не последний.
Глаза Рао слегка затуманились.
— Я знаю этого человека, Малоджи, — сказал он. — Возможно, даже лучше, чем я знаю любого другого человека, живущего на Земле. Я провел много недель, изучая его, когда прятался у стен дворца Подлого, пока он все еще оставался охранником Шакунталы. Тогда он был моим врагом. Я ненавидел его с чистой яростью. Но я всегда понимал его.
Рао слегка повернулся и показал на юг.
— Я никогда не забуду день, когда увидел, как Кунгас заходит в эти ворота с посланием от императрицы — о том, что она взяла Сурат. Я упал на колени — так был поражен. Я знал, что Велисарий должен был найти союзников в Индии, чтобы украдкой вывезти Шакунталу, но я не представлял, что это Кунгас.
Рао закрыл глаза, смакуя воспоминания.
— Я упал на колени. Кунгас подошел ко мне и протянул руку, но я отказался от предложения. Я несколько минут стоял на коленях, не потому, что все еще был шокирован, а потому, что молился.
Он открыл глаза и уставился на слепящее индийское небо.
— Тогда я понял, я знал, что Бог не бросил нас.
Он опустил глаза, чтобы встретиться с взглядом друга.
— Поверь мне, Малоджи. Если это можно сделать, то Кунгас это сделает.
Молчание продолжалось несколько минут. Затем Рао слегка потряс головой и заговорил снова. Его голос звучал немного резковато.
— Императрица написала письмо, спрашивая моего совета. Чолы предложили ей вступить в брак. Старший сын из той династии.
Малоджи внимательно смотрел на Рао.
— И что ты ответил?
Рао вытянул руки вперед и несколько раз сжал и разжал кулак: глядя на него так, как будто это зрелище его очень интересовало.
— Я убеждал ее принять это предложение, — сказал он. — Чола — самое могущественное независимое королевство в Южной Индии. Конечно, их предложение полно оговорок, но они все равно предлагают настоящее союзничество. Брак между Шакунталой и Чолами усилит нас, как ни один другой. Я полностью согласен с Дададжи Холкаром по этому вопросу и ясно дал ей это понять.
Малоджи отвернулся.
— Наверное, тебе было очень тяжело писать это письмо, — сказал он тихо.
Глаза Рао округлились.
— Почему?
Малоджи фыркнул. Мгновение спустя снова посмотрел на Рао. Это был грустный взгляд.
— Старый друг, меня ты не обманешь. Других, возможно. Но не меня.
Он больше ничего не сказал. Мгновение Рао пытался встретиться с прямым взглядом Малоджи. Но только мгновение.
— Это дхарма, Малоджи, — изучая пальцы, тихо сказал он. — Я жил всю жизнь, подчиняясь долгу и дисциплине. И точно так же… — Он сделал глубокий вдох, от которого почти содрогнулся. Его глаза слегка увлажнились. — И она тоже, — Рао снова вдохнул воздух, теперь даже не пытаясь контролировать дрожь. — Она — сокровище моей души, Малоджи. Но у меня есть долг, и у нее есть долг. Мы оба будем преданы нашей дхарме.
Он сжал кулаки.
— Так должно быть. Так будет.
Малоджи колебался. Вероятно, он был самым близким другом Рао, но этот вопрос они никогда не обсуждали. Он легко пожал плечами и решил продолжить тему.
— А ты когда-нибудь говорил с ней об этом? — Спина Рао напряглась.
— Никогда! — воскликнул он. — Это само по себе стало бы предательством. Сам император Андхры велел мне заботиться о ней, чтобы сохранить династию. Обмануть это доверие было бы самым мерзким предательством с моей стороны.
Малоджи покачал головой.
— Ты не ее отец, Рао. Да, ты значительно старше ее. И что? Если я правильно помню, то старший сын Чолы не моложе тебя.
Рао резко рубанул воздух.
— Это ни к чему не имеет отношения. У нее чистейшая кровь в Индии. Она — наследница древнейшей династии Сатаваханы. А я — военачальник, если вообще не атаман, из маратхи. — На мгновение ему удалось улыбнуться. — Да, я считаюсь относящимся к сословию кшатриев — по крайней мере, маратхи так считают. Но отец моей матери был крестьянином, и никто не знает имени моего дедушки со стороны отца, хотя, говорят, он был лудильщиком.
Его могучие руки расслабились. Потом он выдохнул воздух и его мускулистое тело тоже расслабилось.
— Мир таков, как он есть, Малоджи. Мы должны быть верными нашей дхарме или мы потеряем наши души.
Казалось, все его тело растеклось по камням стены, словно Рао пытался найти единение с Вселенной.
— Мы должны это принять, и все.
Рао перевел взгляд на друга. Влага из глаз ушла вместе с внешними признаками боли. Внезапно он улыбнулся.
— Это было трудно, признаю. Я помню, как первый раз… — Он уныло усмехнулся. — Ей было тринадцать лет, может, четырнадцать. Она очень хорошо выполнила упражнение, которое я ей велел, и я похвалил ее. Она рассмеялась и обняла меня, крепко прижавшись. Внезапно меня словно ударило молнией. Я никогда не забуду то мгновение. Я понял: она теперь женщина. И не просто любая женщина, а…
Он пытался подобрать слова. Их обеспечил Малоджи.
— Ее называли Черноглазой Жемчужиной Сатаваханы с возраста двенадцати лет. Для этого есть основания, и дело не только в глазах. Я не видел ее после Амаварати, но даже тогда она была красива.
Рао снова закрыл глаза.
— Я пытаюсь не думать об этом, — прошептал он. — Это трудно, но я справляюсь. С того дня, много лет назад, я не позволял себе смотреть на красоту ее тела. Другие мужчины могут, но не я. — Он открыл глаза. — Но я не слепой и вижу настоящую красоту. Я пытался — пытался изо всех сил — но не могу. Я просто стараюсь не думать об этом. — Рао улыбнулся. — Возможно, именно поэтому я так часто медитирую. — Рагунат Рао резко встал.
— Достаточно. Мы больше не будем об этом говорить, Малоджи. Хотя я благодарю тебя за твои слова. — Он выглянул из бойницы и посмотрел на врагов из малва. — Нам нужно сражаться, участвовать в войне и выиграть ее. Вернуть династию на законное место. Охранять и защищать императрицу — и ценить. Это наша дхарма.
Он оттолкнулся от камней и повернулся к ведущей к городу внизу лестнице.
— А теперь я должен заняться своими делами. У меня есть долг, и у нее есть долг. Она выйдет замуж за Чолу, а я буду танцевать на ее свадьбе. Лучший танец, который я когда-либо танцевал.
Несколько секунд спустя он ушел. Наблюдавший за его уходом Малоджи склонил голову.
— Даже ты, Рагунат Рао, не сможешь, — прошептал он. — Даже ты — лучший танцор Великой Страны и ее душа — не сможешь станцевать так хорошо.
Глава 11
Персия.
Весна 532 года н.э.
Первый артиллерийский обстрел малва оказался неприятным сюрпризом для римских войск, окопавшихся у верха седловидного перевала. Вместо того чтобы пролететь над местностью, большая часть ракет малва приземлилась очень близко от полевых укреплений римлян. А огонь небольшой батареи полевых орудий, которые Дамодара установил на ближайшей возвышенности, оказался дьявольски точен. Облака пыли и летящей грязи частично скрыли римские полевые укрепления.
Однако реального урона было мало. Два пушечных ядра приземлились в траншеях, но убили только одного человека. Стрельбу тяжелыми пушечными ядрами придумали для полевых сражений, где ядро может проскочить сквозь тесно стоящую или приближающуюся плотной группой пехоту. Даже когда таким ядром стреляют прямо по траншее, оно обычно только погружается в землю. Убитому на этот раз просто не повезло — он стоял не на том месте. Умер он практически молча, прозвучал лишь глухой удар, затем тело разорвало пополам, и послышались жуткие звуки растекающейся крови и вываливающихся из трупа внутренностей.
Более тяжелые потери вызвала единственная ракета, которая попала прямо в траншею. Боеголовки ракет были наполнены порохом и мелкими гранулами железа. Когда такая боеголовка взрывалась в наполненной людьми траншее, результат получался ужасным.
— Черт побери, — прошипел Маврикий, наблюдая за тем, как выжившие в траншее суматошно пытаются спасти раненых. Крики спасателей заглушали вопли умирающих и раненых. — У них запалы, взрывающиеся при соприкосновении с целью.
Велисарий кивнул.
— И они снабдили ракеты правильными насадками для регулирования выходящей струи газа, — добавил он. — Можно определить разницу только по звуку, даже не учитывая то, что они стали в десять раз точнее.
Он нахмурился и направил телескоп на шатер Дамодары, который установили в нескольких сотнях ярдов от передней линии йетайцев, которые собирались, чтобы пойти в атаку.
При помощи телескопа Велисарий видел, как Дамодара стоит на платформе, которую воздвигли перед шатром. Платформа была грубо сделана и представляла собой простое сооружение из небольших бревен, крепко сбитых друг с другом, но ее хватало, чтобы командующий из малва мог прекрасно видеть происходящее. Велисарий подумал, что для Дамодары типична такая простота конструкции. Он даже не побеспокоился приказать остругать бревна. Большинство анвайя-прапта сачив настояли бы, чтобы доски отполировали, а потом еще устлали коврами.
— Как они это сделали? — пробормотал римский полководец. — Я знал, что малва вскоре додумаются до зарядов, взрывающихся при соприкосновении с целью, и этих насадок для регулирования выходящей струи газа. Но я не ожидал, что они появятся в армии Дамодары, ведь она изолирована от заводов в Индии.
Велисарий опустил телескоп. Он все еще хмурился.
— Наверное, они притащили все с собой, — заметил Маврикий. Седой ветеран тоже хмурился. — Жуткая дорога для материально-технического обеспечения! Я бы проклял все на свете, если бы пришлось полагаться на доставку боеприпасов и провизии через горную систему Гиндукуш и… все это.
Два последних слова сопровождались неопределенным взмахом руки. Маврикий таким образом показывал на всю пересеченную и засушливую местность между плодородными долинами Северной Индии и горной системой Загрос. Горы, возвышенности, пустыни — это была одна из самых труднопроходимых местностей в мире. Она больше подходила для горных козлов, чем поставок боеприпасов и провизии.
— Это можно сделать, — задумчиво произнес Велисарий. — Если вспомнить, торговые караваны добирались до Китая. Но не часто и не несли ничего громоздкого, только предметы роскоши.
«Золотые монеты, хрусталь и красные кораллы из Римской империи в обмен на китайский шелк, — уточнил Эйд. — Немного драгоценностей, в обе стороны».
Велисарий почесал подбородок, как неизменно делал во время раздумий.
— У Дамодары, вероятно, имелось одно преимущество, — медленно добавил он. — Ему не требовалось беспокоиться о разбойниках. Ни один промышляющий в горах разбойник в здравом уме не стал бы атаковать военный караван малва.
— Патаны стали бы, — возразил Маврикий, ссылаясь на самое яростное из горных племен. — Эти ублюдки… Ложись!
Они с Велисарием поспешно рухнули в траншею. Стоявшие рядом Анастасий с Валентином сделали то же самое. Партия ракет малва пролетела не более чем в десяти футах над их головами. Через несколько секунд римляне услышали звуки взрывов, когда ракеты приземлились где-то на заднем склоне седловидого перевала.
Как только Велисарий уверился, что вся партия ракет пролетела, то выпрямился и посмотрел назад. Он занял позицию в траншее у самого верха перевала, что давало ему хороший обзор на склон позади, как и местность впереди. Велисарий перегнулся через парапет из бревен и внимательно изучил сцену.
Он нахмурился. Увиденное заставляло беспокоиться. Велисарий поставил войска, вооруженные ручными пушками, прямо за верхом перевала. Он считал, что там они будут вне опасности до тех пор, пока ему не потребуются. И вне поле зрения врага. Ручные пушки были личным маленьким сюрпризом Велисария для малва. Во время этой кампании он пока ими не пользовался и надеялся, что Дамодара и Шанга все еще не знают об их существовании.
К нему присоединился Маврикий. После одного быстрого взгляда хилиарх озвучил мысли Велисария.
— Никакого урона. Ракеты пролетели и над ними.
Маврикий улыбнулся, что делал крайне редко. Велисарий подумал, что, вероятно, это наименее веселая улыбка в мире. Зимняя, если так можно назвать улыбку.
— Готов поспорить: больше они не стонут из-за того, что ты заставил их столько времени рыть землю, — усмехнулся Маврикий.
Они с Велисарием увидели, как первые головы артиллеристов, вооруженных ручными пушками, появляются из траншей. От этих солдат их отделяло не более пятидесяти ярдов, и выражения их лиц заставили Велисария тоже улыбнуться. Беспокойство, страх — совмещенные с сильным негодованием.
— Что, черт побери, это означает? — как бы спрашивали они. — Вот мы здесь, наслаждаемся приятным моментом, расслабляемся, втихомолку ругаем чертова полководца, который так любит эти лопаты и заставляет нас копать траншеи, стоит нам только на два шага изменить позицию, и… Что, черт побери, происходит? Это несправедливо!
Все еще улыбаясь, Велисарий развернулся и снова принялся за изучение врага. Мгновение спустя он вернулся к прерванному разговору.
— Патаны не стали бы нападать на караван, доставляющий провизию и боеприпасы Дамодаре. Не забывай, Маврикий: караваны защищают раджпуты. И к тому же раджпуты Шанги. И я уверен: Шанга проследит, чтобы информацию передали вождям племен. Как ты знаешь, у него есть свои следопыты-патаны.
Велисарий посмотрел на большую группу конницы раджпутов, которая составляла правое крыло построения врага. Меньшее число раджпутов находилось на левом крыле, но Велисарий раньше при помощи телескопа разглядел Шангу. В этой предстоящей битве царь раджпутов занял место справа. Без помощи телескопа Велисарий не мог больше найти Шангу среди тысяч других раджпутов, собравшихся на той стороне поля брани. Но он не сомневался: Шанга все еще там.
— Шанга вел последнюю карательную экспедицию, которую раджпуты отправили против патанов, — сказал он тихо. — Это было много лет назад. После этого не отправляли ни одной: Шанга очень здорово их потрепал… — Велисарий замолчал и скорчил гримасу. — Кровавое было дело.
Маврикий быстро взглянул на полководца. Велисарий в прошлом сам возглавлял карательные экспедиции против варваров. Несколько раз через Дунай, один раз против айсоров в Малой Азии. Даже несмотря на молодость — а Велисарий до сих пор выглядел моложе тридцати — его кампании отличались мудростью и хитростью.
Они были жестокими и дикими, как и всегда кампании против варваров. Велисарий ненавидел жестокость, что было нетипично для солдат того времени. Часть неприятия, как думал Маврикий, просто объяснялась характером Велисария. Но эта естественная склонность окрепла и дошла до нужного состояния от вида готских и айсорских деревень, которые посетили его собственные войска.
Маврикий посмотрел на теперь ничего не выражающее лицо Велисария и отвернулся. В этот момент он был уверен, что знает, о чем думает Велисарий. У Маврикия в сознании появился образ, такой четкий, словно это случилось вчера. Он вспомнил, как Велисарий стоял над телом ребенка в одной из тех деревень. Молодой командующий — ему тогда даже не было двадцати — только что прибыл на место в сопровождении Маврикия и нескольких фракийских катафрактов. Деревня горела, но основная часть армии уже прошла сквозь нее и буйствовала дальше.
Судя по размеру маленького трупа, готу было не больше пяти лет. Солдаты Велисария вбили в землю заточенную палку, посадили мальчика на кол, кастрировали, отрезали руки, а затем наконец перерезали горло. Ни Велисарий, ни Маврикий, увидевшие результат, не сомневались в последовательности совершения зверств. Несколько минут, которые, вероятно, показались вечностью жертве, римские войска подвергали беспомощного ребенка самым жестоким пыткам, которые только можно представить.
Рядом лежало тело обнаженной девушки с вывалившимися внутренностями. Возможно, матери мальчика, но, скорее, сестры. Лицо трупа представляло бесформенный кусок мяса, покрытый полусвернувшейся и уже засохшей кровью. Было невозможно определить ее черты. Но судя по телу, она недавно достигла половой зрелости. Очевидно, девушку многократно изнасиловали перед тем, как убить.
Вспомнив, Маврикий словно снова услышал тихие, полные боли слова Велисария: «И эти люди называют себя христианами?»
До того дня Велисарий просто пытался сдерживать свою армию. После того случая, пресекая зверства, он ввел драконовскую политику, которой впоследствии прославился. С точки зрения некоторых солдат и всех наемников, это была дурная слава. Так получилось — просто повезло — но тех, кто был виновен в том конкретном зверстве, нашли и арестовали в течение недели. Велисарий немедленно приказал их казнить. Армия чуть не вышла из подчинения, но фракийские букелларии, приближенные к Велисарию элитные войска, уже выполнили его приказ.
Тем не менее зверства продолжались, хотя и не так часто. Было практически невозможно полностью сдерживать войска во время войн против варваров, поскольку многие солдаты, участвовавшие в тех кампаниях, родились на приграничных территориях. Варвары сами славились жестокостью, и солдаты горели желанием отомстить. Однако вскоре войска научились скрывать свои зверства, если их и совершали.
Маврикий закончил с воспоминаниями и снова посмотрел на Велисария. Полководец все еще изучал войско раджпутов, которым командовал Шанга, и губы его шевелились. Маврикий не слышал произносимых слов, но подумал, что знает их. Велисарий рассказывал ему про послание Великих, о котором ему в свою очередь сообщил Эйд. Этим посланием кристалл должен был руководствоваться, чтобы найти помощь в далеком прошлом человечества.
«Найди полководца, но не просто воина», — было частью послания. Но также имелось и продолжение: «Узри врага в зеркале, друга — через поле брани».
Велисарий легко вздохнул и покачал головой. Движение было коротким и резким, словно он что-то отбрасывал в сторону. Когда полководец опять повернулся к Маврикию, в его карих глазах не осталось и следа чего-либо, кроме спокойствия и самоконтроля опытного полководца на поле брани.
— У нас есть какое-то время, — объявил Велисарий.
Словно в подтверждение его слов отдаленные батареи малва выпустили новую партию ракет. Бросив быстрый взгляд, Маврикий проигнорировал их. Судя по их траекториям, ни одна из ракет не ударит нигде поблизости от них. Он снова обратил внимание на полководца.
— По крайней мере час, перед тем как они начнут первую атаку, — продолжал Велисарий.
Он пошел к другой траншее, пересекающей ту, в которой они находились, под прямым углом. Та траншея вела к заднему склону. По привычке Велисарий шел скрючившись, но было очевидно по тому, как он спокойно посмотрел на Маврикия через плечо, что он одинаково с хилиархом оценил точность последних выстрелов.
— Куруш все еще должен находиться в полевом штабе, я хочу с ним поговорить, — Велисарий показал на врага. — Там имеется кое-что непонятное, что я хотел бы прояснить, если удастся. Я не люблю никакие плохие новости, но в особенности не люблю сюрпризы.
Как Велисарий и надеялся, Куруш находился в полевом штабе. Молодой перс благородного происхождения прибыл только в предыдущий день в сопровождении трех подчиненных офицеров. Его послал император Хусрау для восстановления контакта с римлянами. Поскольку Велисарий вел свою армию через горную систему Загрос в надежде задержать наступление Дамодары, в то время как Хусрау наводил порядок в Месопотамии, персидский император не имел связи с римскими союзниками.
Хусрау Ануширван — Хусрау С Бессмертной Душой, как его называли арии, — не случайно выбрал Куруша для выполнения этого задания. Конечно, частично его выбор диктовался болезненной классовой чувствительностью арийского общества. Куруш являлся шахрадаром — относился к самой высокопоставленной прослойке персидской аристократии. Послать менее значимую фигуру было бы оскорбительно — не для Велисария, которого это совершенно не волновало, а для других шахрадаров. Хусрау приходилось разбираться с предательством и восстанием сводного брата Ормазда, и он не мог позволить себе лишиться поддержки еще большего числа персидских аристократов.
Весна 532 года н.э.
Первый артиллерийский обстрел малва оказался неприятным сюрпризом для римских войск, окопавшихся у верха седловидного перевала. Вместо того чтобы пролететь над местностью, большая часть ракет малва приземлилась очень близко от полевых укреплений римлян. А огонь небольшой батареи полевых орудий, которые Дамодара установил на ближайшей возвышенности, оказался дьявольски точен. Облака пыли и летящей грязи частично скрыли римские полевые укрепления.
Однако реального урона было мало. Два пушечных ядра приземлились в траншеях, но убили только одного человека. Стрельбу тяжелыми пушечными ядрами придумали для полевых сражений, где ядро может проскочить сквозь тесно стоящую или приближающуюся плотной группой пехоту. Даже когда таким ядром стреляют прямо по траншее, оно обычно только погружается в землю. Убитому на этот раз просто не повезло — он стоял не на том месте. Умер он практически молча, прозвучал лишь глухой удар, затем тело разорвало пополам, и послышались жуткие звуки растекающейся крови и вываливающихся из трупа внутренностей.
Более тяжелые потери вызвала единственная ракета, которая попала прямо в траншею. Боеголовки ракет были наполнены порохом и мелкими гранулами железа. Когда такая боеголовка взрывалась в наполненной людьми траншее, результат получался ужасным.
— Черт побери, — прошипел Маврикий, наблюдая за тем, как выжившие в траншее суматошно пытаются спасти раненых. Крики спасателей заглушали вопли умирающих и раненых. — У них запалы, взрывающиеся при соприкосновении с целью.
Велисарий кивнул.
— И они снабдили ракеты правильными насадками для регулирования выходящей струи газа, — добавил он. — Можно определить разницу только по звуку, даже не учитывая то, что они стали в десять раз точнее.
Он нахмурился и направил телескоп на шатер Дамодары, который установили в нескольких сотнях ярдов от передней линии йетайцев, которые собирались, чтобы пойти в атаку.
При помощи телескопа Велисарий видел, как Дамодара стоит на платформе, которую воздвигли перед шатром. Платформа была грубо сделана и представляла собой простое сооружение из небольших бревен, крепко сбитых друг с другом, но ее хватало, чтобы командующий из малва мог прекрасно видеть происходящее. Велисарий подумал, что для Дамодары типична такая простота конструкции. Он даже не побеспокоился приказать остругать бревна. Большинство анвайя-прапта сачив настояли бы, чтобы доски отполировали, а потом еще устлали коврами.
— Как они это сделали? — пробормотал римский полководец. — Я знал, что малва вскоре додумаются до зарядов, взрывающихся при соприкосновении с целью, и этих насадок для регулирования выходящей струи газа. Но я не ожидал, что они появятся в армии Дамодары, ведь она изолирована от заводов в Индии.
Велисарий опустил телескоп. Он все еще хмурился.
— Наверное, они притащили все с собой, — заметил Маврикий. Седой ветеран тоже хмурился. — Жуткая дорога для материально-технического обеспечения! Я бы проклял все на свете, если бы пришлось полагаться на доставку боеприпасов и провизии через горную систему Гиндукуш и… все это.
Два последних слова сопровождались неопределенным взмахом руки. Маврикий таким образом показывал на всю пересеченную и засушливую местность между плодородными долинами Северной Индии и горной системой Загрос. Горы, возвышенности, пустыни — это была одна из самых труднопроходимых местностей в мире. Она больше подходила для горных козлов, чем поставок боеприпасов и провизии.
— Это можно сделать, — задумчиво произнес Велисарий. — Если вспомнить, торговые караваны добирались до Китая. Но не часто и не несли ничего громоздкого, только предметы роскоши.
«Золотые монеты, хрусталь и красные кораллы из Римской империи в обмен на китайский шелк, — уточнил Эйд. — Немного драгоценностей, в обе стороны».
Велисарий почесал подбородок, как неизменно делал во время раздумий.
— У Дамодары, вероятно, имелось одно преимущество, — медленно добавил он. — Ему не требовалось беспокоиться о разбойниках. Ни один промышляющий в горах разбойник в здравом уме не стал бы атаковать военный караван малва.
— Патаны стали бы, — возразил Маврикий, ссылаясь на самое яростное из горных племен. — Эти ублюдки… Ложись!
Они с Велисарием поспешно рухнули в траншею. Стоявшие рядом Анастасий с Валентином сделали то же самое. Партия ракет малва пролетела не более чем в десяти футах над их головами. Через несколько секунд римляне услышали звуки взрывов, когда ракеты приземлились где-то на заднем склоне седловидого перевала.
Как только Велисарий уверился, что вся партия ракет пролетела, то выпрямился и посмотрел назад. Он занял позицию в траншее у самого верха перевала, что давало ему хороший обзор на склон позади, как и местность впереди. Велисарий перегнулся через парапет из бревен и внимательно изучил сцену.
Он нахмурился. Увиденное заставляло беспокоиться. Велисарий поставил войска, вооруженные ручными пушками, прямо за верхом перевала. Он считал, что там они будут вне опасности до тех пор, пока ему не потребуются. И вне поле зрения врага. Ручные пушки были личным маленьким сюрпризом Велисария для малва. Во время этой кампании он пока ими не пользовался и надеялся, что Дамодара и Шанга все еще не знают об их существовании.
К нему присоединился Маврикий. После одного быстрого взгляда хилиарх озвучил мысли Велисария.
— Никакого урона. Ракеты пролетели и над ними.
Маврикий улыбнулся, что делал крайне редко. Велисарий подумал, что, вероятно, это наименее веселая улыбка в мире. Зимняя, если так можно назвать улыбку.
— Готов поспорить: больше они не стонут из-за того, что ты заставил их столько времени рыть землю, — усмехнулся Маврикий.
Они с Велисарием увидели, как первые головы артиллеристов, вооруженных ручными пушками, появляются из траншей. От этих солдат их отделяло не более пятидесяти ярдов, и выражения их лиц заставили Велисария тоже улыбнуться. Беспокойство, страх — совмещенные с сильным негодованием.
— Что, черт побери, это означает? — как бы спрашивали они. — Вот мы здесь, наслаждаемся приятным моментом, расслабляемся, втихомолку ругаем чертова полководца, который так любит эти лопаты и заставляет нас копать траншеи, стоит нам только на два шага изменить позицию, и… Что, черт побери, происходит? Это несправедливо!
Все еще улыбаясь, Велисарий развернулся и снова принялся за изучение врага. Мгновение спустя он вернулся к прерванному разговору.
— Патаны не стали бы нападать на караван, доставляющий провизию и боеприпасы Дамодаре. Не забывай, Маврикий: караваны защищают раджпуты. И к тому же раджпуты Шанги. И я уверен: Шанга проследит, чтобы информацию передали вождям племен. Как ты знаешь, у него есть свои следопыты-патаны.
Велисарий посмотрел на большую группу конницы раджпутов, которая составляла правое крыло построения врага. Меньшее число раджпутов находилось на левом крыле, но Велисарий раньше при помощи телескопа разглядел Шангу. В этой предстоящей битве царь раджпутов занял место справа. Без помощи телескопа Велисарий не мог больше найти Шангу среди тысяч других раджпутов, собравшихся на той стороне поля брани. Но он не сомневался: Шанга все еще там.
— Шанга вел последнюю карательную экспедицию, которую раджпуты отправили против патанов, — сказал он тихо. — Это было много лет назад. После этого не отправляли ни одной: Шанга очень здорово их потрепал… — Велисарий замолчал и скорчил гримасу. — Кровавое было дело.
Маврикий быстро взглянул на полководца. Велисарий в прошлом сам возглавлял карательные экспедиции против варваров. Несколько раз через Дунай, один раз против айсоров в Малой Азии. Даже несмотря на молодость — а Велисарий до сих пор выглядел моложе тридцати — его кампании отличались мудростью и хитростью.
Они были жестокими и дикими, как и всегда кампании против варваров. Велисарий ненавидел жестокость, что было нетипично для солдат того времени. Часть неприятия, как думал Маврикий, просто объяснялась характером Велисария. Но эта естественная склонность окрепла и дошла до нужного состояния от вида готских и айсорских деревень, которые посетили его собственные войска.
Маврикий посмотрел на теперь ничего не выражающее лицо Велисария и отвернулся. В этот момент он был уверен, что знает, о чем думает Велисарий. У Маврикия в сознании появился образ, такой четкий, словно это случилось вчера. Он вспомнил, как Велисарий стоял над телом ребенка в одной из тех деревень. Молодой командующий — ему тогда даже не было двадцати — только что прибыл на место в сопровождении Маврикия и нескольких фракийских катафрактов. Деревня горела, но основная часть армии уже прошла сквозь нее и буйствовала дальше.
Судя по размеру маленького трупа, готу было не больше пяти лет. Солдаты Велисария вбили в землю заточенную палку, посадили мальчика на кол, кастрировали, отрезали руки, а затем наконец перерезали горло. Ни Велисарий, ни Маврикий, увидевшие результат, не сомневались в последовательности совершения зверств. Несколько минут, которые, вероятно, показались вечностью жертве, римские войска подвергали беспомощного ребенка самым жестоким пыткам, которые только можно представить.
Рядом лежало тело обнаженной девушки с вывалившимися внутренностями. Возможно, матери мальчика, но, скорее, сестры. Лицо трупа представляло бесформенный кусок мяса, покрытый полусвернувшейся и уже засохшей кровью. Было невозможно определить ее черты. Но судя по телу, она недавно достигла половой зрелости. Очевидно, девушку многократно изнасиловали перед тем, как убить.
Вспомнив, Маврикий словно снова услышал тихие, полные боли слова Велисария: «И эти люди называют себя христианами?»
До того дня Велисарий просто пытался сдерживать свою армию. После того случая, пресекая зверства, он ввел драконовскую политику, которой впоследствии прославился. С точки зрения некоторых солдат и всех наемников, это была дурная слава. Так получилось — просто повезло — но тех, кто был виновен в том конкретном зверстве, нашли и арестовали в течение недели. Велисарий немедленно приказал их казнить. Армия чуть не вышла из подчинения, но фракийские букелларии, приближенные к Велисарию элитные войска, уже выполнили его приказ.
Тем не менее зверства продолжались, хотя и не так часто. Было практически невозможно полностью сдерживать войска во время войн против варваров, поскольку многие солдаты, участвовавшие в тех кампаниях, родились на приграничных территориях. Варвары сами славились жестокостью, и солдаты горели желанием отомстить. Однако вскоре войска научились скрывать свои зверства, если их и совершали.
Маврикий закончил с воспоминаниями и снова посмотрел на Велисария. Полководец все еще изучал войско раджпутов, которым командовал Шанга, и губы его шевелились. Маврикий не слышал произносимых слов, но подумал, что знает их. Велисарий рассказывал ему про послание Великих, о котором ему в свою очередь сообщил Эйд. Этим посланием кристалл должен был руководствоваться, чтобы найти помощь в далеком прошлом человечества.
«Найди полководца, но не просто воина», — было частью послания. Но также имелось и продолжение: «Узри врага в зеркале, друга — через поле брани».
Велисарий легко вздохнул и покачал головой. Движение было коротким и резким, словно он что-то отбрасывал в сторону. Когда полководец опять повернулся к Маврикию, в его карих глазах не осталось и следа чего-либо, кроме спокойствия и самоконтроля опытного полководца на поле брани.
— У нас есть какое-то время, — объявил Велисарий.
Словно в подтверждение его слов отдаленные батареи малва выпустили новую партию ракет. Бросив быстрый взгляд, Маврикий проигнорировал их. Судя по их траекториям, ни одна из ракет не ударит нигде поблизости от них. Он снова обратил внимание на полководца.
— По крайней мере час, перед тем как они начнут первую атаку, — продолжал Велисарий.
Он пошел к другой траншее, пересекающей ту, в которой они находились, под прямым углом. Та траншея вела к заднему склону. По привычке Велисарий шел скрючившись, но было очевидно по тому, как он спокойно посмотрел на Маврикия через плечо, что он одинаково с хилиархом оценил точность последних выстрелов.
— Куруш все еще должен находиться в полевом штабе, я хочу с ним поговорить, — Велисарий показал на врага. — Там имеется кое-что непонятное, что я хотел бы прояснить, если удастся. Я не люблю никакие плохие новости, но в особенности не люблю сюрпризы.
Как Велисарий и надеялся, Куруш находился в полевом штабе. Молодой перс благородного происхождения прибыл только в предыдущий день в сопровождении трех подчиненных офицеров. Его послал император Хусрау для восстановления контакта с римлянами. Поскольку Велисарий вел свою армию через горную систему Загрос в надежде задержать наступление Дамодары, в то время как Хусрау наводил порядок в Месопотамии, персидский император не имел связи с римскими союзниками.
Хусрау Ануширван — Хусрау С Бессмертной Душой, как его называли арии, — не случайно выбрал Куруша для выполнения этого задания. Конечно, частично его выбор диктовался болезненной классовой чувствительностью арийского общества. Куруш являлся шахрадаром — относился к самой высокопоставленной прослойке персидской аристократии. Послать менее значимую фигуру было бы оскорбительно — не для Велисария, которого это совершенно не волновало, а для других шахрадаров. Хусрау приходилось разбираться с предательством и восстанием сводного брата Ормазда, и он не мог позволить себе лишиться поддержки еще большего числа персидских аристократов.