Дрейк Дэвид. Удар судьбы (Велисарий - 4)

   Первая линия мушкетеров отступила, ее заменила вторая. Антонина ожидала, что Евфроний отдаст приказ стрелять немедленно, но сириец ждал, пока рассеется густой дым. Антонина стала нетерпеливо приплясывать, пока не поняла, что делает, и не заставила себя стоять спокойно.
   Сдерживаться было трудно, хотя Антонина и понимала, почему Евфроний бездействует: невозможно ничего разглядеть более чем в нескольких ярдах от передней линии. И было бы невозможно даже в дневное время. Даже верх возвышенности скрывал дым. Пока дым не рассеется, мушкетеры смогут стрелять только наугад.
   В дыму начали появляться просветы. Евфроний отдал приказ, и аркебузы снова прогрохотали.
   Вторая линия отступила и вперед вышла третья. К этому времени, как увидела Антонина, первая линия уже перезарядила оружие и была готова снова стрелять.
   Антонина испытала определенное женское самодовольство. Как она знала, ее войска могли стрелять гораздо быстрее, чем войска ее мужа. Несмотря на тот факт, что и те, и другие использовали однотипное оружие, у ее солдат рядом стояли жены. В Когорте Феодоры насчитывалось в два раза больше ручных пушек, чем стрелков. Женщины перезаряжали оружие. Как только мужчины выстреливали, им в руки передавалось другое оружие, а жены брались перезаряжать только что использованное.
   С этим преимуществом Когорта сможет добиться скорости стрельбы, приближающейся к скорости солдат Веллингтона. Конечно, по мере продолжения сражения скорость быстро упадет. После того как из грубых аркебуз произведено несколько выстрелов, остатки пороха скапливаются внутри. Оружие следует чистить, перед тем как снова заряжать, и даже опытные и ловкие сирийские женщины не могут сделать это мгновенно.
   Тем не менее...
   - Огонь! - услышала она крик Евфрония. Третья линия выстрелила.
   Единственная причина, по которой ее войска не поддерживали более высокую скорость стрельбы, заключалась только в том, что клубы дыма должны были рассеиваться перед тем, как они смогут целиться. Если бы дул сильный ветер, то они могли бы практически неустанно бить арабов.
   Антонина выругалась на легкий пустынный ветер. Ругательство оказалось эффективным. Внезапно сильный порыв продул огромную дыру в дымовой завесе.
   Через несколько секунд проем закрылся после второго выстрела первой линии. Но в эти секунды Антонина увидела причиненные ими разрушения.
   К этому времени, точно так же, как и во время схватки в кухне в Константинополе, Антонина не чувствовала ничего, кроме контролируемой ярости. Но даже с жаждой битвы, горящей у нее внутри, она была рада, что видит происходящее только в тусклом лунном свете. Вопли, доносящиеся из темной массы сражающихся людей, и так заставляли кровь стыть в венах.
   "Это должен быть чистый ужас".
   Однако мысль маячила только на грани сознания. А главным было понимание: враг достаточно пришел в себя, чтобы изменить тактику. Вопли боли приглушались сумасшедшими, неистовыми криками и приказами. Смутно просматриваемое движение сливалось воедино и растекалось на стороны.
   - Они идут по флангам! - заорал Ашот достаточно громко - его услышали во всем римском лагере. Сразу же после этого густого баритона Антонина услышала высокий голос Менандра. Молодой катафракт менял позиции подчиненных ему пикинеров, прикрывая ими все четыре стороны лагеря.
   Секунды спустя Евфроний сделал то же самое. Командующий Когорты концентрировал половину своих мушкетеров на южном фланге лагеря, лицом к возвышенности. Теперь он начал перемешать подразделения на другие три стороны.
   Не прошло и двух минут, как римское построение стало классическим пехотным квадратом, который ощетинился длинными мушкетами и пиками. Арабы окружали лагерь со всех сторон, атаковали по всем четырем небольшими группками, которые бросались на римлян.
   Впервые в работу вступили пикинеры. Несмотря на молодость, Евфроний был слишком хитер, чтобы тратить целые залпы на небольшие группы вражеской кавалерии. Угроза этих залпов по большому счету и была тем, что держало врагов на расстоянии. Если бы римские мушкетеры стреляли слишком часто, то их оружие безнадежно засорилось бы.
   Поэтому Евфроний терпеливо ждал, пока не увидел, как в одном месте собралась достаточно большая группа арабов. Тогда и только тогда дым наполнил воздух. А тем временем работали пики, удерживая на расстоянии небольшие группки арабов - иногда только и одного человека, - которые пытались прорываться сквозь римские ряды.
   "Работали" - это по большей части означало просто удерживали позиции. Нечасто требовалось по-настоящему протыкать врагов.
   Это не происходило по причине трусости тех, кто выступал против пик. Никто не сомневался в смелости бедуинов или их готовности броситься на римские ряды. Но срабатывал один простой фактор, который часто замазывается историками и всегда поэтами и бардами. Они не говорят, что лошади и верблюды - уравновешенные, трезвомыслящие, здравые, рациональные существа, и их нельзя заставить броситься на стену из пик или копий. Некоторое количество верблюдов или случайно, или оттого, что пребывало в полубессознательном состоянии от ран, натыкалось на копья. Копья валили их наземь вместе с ездоками. Но огромная масса животных отшатнулась, несмотря на крики и команды их хозяев.
   Антонина через несколько минут почувствовала, как ее напряжение спадает. Ей говорили - заверяли ее - что это будет так. Ее муж, Маврикий и Ашот. Тем не менее увидеть - значит поверить.
   "Стой на месте, любовь моя, - говорил ей муж. - Просто удерживай позиции, пиками, копьями и ручными пушками. Никакая конница в мире не сможет тебя сломить, если только они не сломят твою волю. Может артиллерия, но с ней тебе столкнуться не придется - там, куда ты отправляешься".
   На протяжении лет Антонина сомневалась во многих вещах относительно себя. Но никогда - в своей воле. Она была маленькой женщиной, но в ней имелся стержень, достойный Атланта.
   Поэтому пока битва яростно продолжалась, Антонина делала именно то, что говорил ей Ашот, а до него - ее муж и Маврикий. Она просто стояла в центре лагеря и выглядела спокойной и уверенной. Иногда выкрикивала одобрительные слова, подбадривала своих солдат, насвистывала мелодии - все, что угодно, только бы не хихикать.
   Но ей только один раз пришлось сдерживать желание хихикнуть. Ее служанка Кутина, у которой во время сражения не было никаких обязанностей, настояла, чтобы находиться рядом с Антониной. Пришел момент, когда Кутина кивнула с умным видом, словно подтвердилось какое-то ее внутреннее подозрение.
   - Я знала это, - сказала она. Молодая египтянка бросила взгляд на стену пик и мушкетов и спокойно сняла их со счета. - Они боятся твоих огромных сисек, вот в чем дело. Именно поэтому они и не подходят ближе.
   В самом конце Антонина выучила еще один урок. Ее муж и Маврикий, и Ашот тоже говорили ей об этом. Она забыла или просто не верила до конца.
   Сражения - вещи непредсказуемые. Сам хаос во плоти.
   Бедуины наконец сломались и вопили в отчаянии. Тысячи арабов поскакали прочь от лагеря, убегая в пустыню. Но по какому-то странному выверту судьбы большая группа вражеских наездников внезапно молотом врезалась в южный фланг римского квадрата.
   После первых моментов битвы, когда солдаты, стоявшие лицом к возвышенности, первыми приняли на себя всю тяжесть атаки, сражение для них проходило легко. Если и ничто другое, то огромное нагромождение человеческих тел и туш верблюдов перед ними не позволяло остальным арабам к ним приблизиться. Теперь Бог знает откуда в их линию с громом врезалось около двадцати бедуинов.
   Линия оказалась недостаточно крепка. Римский фланг не сломался, но треснул. Трое бедуинов смогли ворваться в сам лагерь. Катафракты Ашота, сидевшие на лошадях в резерве, поскакали в их сторону.
   До того как катафракты смогли до них добраться, двоих арабов убили выстрелами. Верблюда третьего араба уложили ударом копья. Бедуин спрыгнул с падающего животного, подобно ловкому акробату, перекатился и встал на ноги.
   И оказался не более чем в шести ярдах от того места, где стояла Антонина. Одна, за исключением Кутаны.
   Служанка закричала и бросилась прятаться за Антонину. Привлеченный звуком, кочевник повернул голову. Мгновение спустя он бросился к ним, подняв кривую саблю высоко над головой. Человек кричал, как сумасшедший.
   Антонина даже не подумала достать мясницкий нож. Против уличных головорезов это верное лезвие сотворило чудеса. Но оно было бы не более эффективно, чем перочинный нож, против человека, который атаковал ее в эти минуты.
   Она сорвала с плеча пистолет. На мгновение запуталась со спусковым крючком и двойным барабаном, пока бесконечные часы тренировок под руководством Иоанна Родосского не принесли результат. Антонина уверенно положила палец на спусковой крючок, нацелила пистолет и выстрелила.
   Как и всегда, грохот оглушил ее, и от отдачи ее наполовину развернуло. Но Антонина проигнорировала боль, на самом деле даже не заметила ее.
   Антонина снова судорожно подняла оружие. Она была поражена, что араб все еще стоит. Ее первый выстрел попал ему по ребру. Правая сторона тела покрылась кровью. Антонина могла видеть, как кусок ребра торчит из тела и блестит в лунном свете.
   Бедуин даже не поморщился. Теперь он прекратил вопить. Его лицо казалось спокойным, подобное посмертной маске. Мужчина протянул левую руку и прикрыл ею ужасную рану в боку. Затем снова направился на Антонину. Он все еще продолжал держать саблю в правой руке.
   На мгновение Антонину парализовало жуткое зрелище. Затем она сама словно обезумела.
   - Черт тебя подери! - заорала она. Потом прыгнула вперед и врезала дулом по груди араба. Ярость ее броска была такой великой, что маленькая женщина на самом деле заставила мужчину отступить на два шага. Она гнала его при помощи пистолета яростью своего тела, в то время как ее холодный разум прокручивал многократно повторенную последовательность.
   Бедуин поднял саблю.
   "Палец на передний спусковой крючок. Взвести правый курок".
   Она нажала на спусковой крючок. И снова дернулась от отдачи.
   Антонина не обращала внимания на боль. Все еще выкрикивая ругательства, она опять бросилась вперед и со всей силы замахнулась тяжелым пистолетом на голову араба.
   Пистолет вылетел у нее из руки и полетел по воздуху. Антонина потеряла равновесие от всех суматошных движений, замахала руками в воздухе, пошатнулась и упала на задницу. Тяжелая кираса также тащила ее вниз.
   Она уставилась на своего противника. Мужчина лежал на спине, всего в нескольких футах. Как поняла Антонина, замахивалась она на пустое место. Второй выстрел разорвал арабу сердце и вероятно вместе с ним еще и пробил позвоночник. Враг упал даже до того, как она начала замахиваться.
   Наконец Антонина почувствовала боль. Ее ладони болели. Ее руки болели. Ее плечи болели. Ее задница болела. Даже сиськи болели, там, где во время падения их прижала кираса.
   - Оу, - пробормотала она.
   Мгновение спустя рядом оказалась Кутана, встала на колени, схватила хозяйку. К несчастью, схватила сильно - отчаянно, как испуганный котенок - и еще надавила на грудь, в результате чего кираса сильнее вдавилась в плоть.
   - Оу, - почти в отчаянии Антонина попыталась оторвать от себя Кутину. Или по крайней мере сместить хватку анаконды, которую проявила девушка, немного пониже груди.
   Над нею показался Ашот. Антонина уставилась на него снизу вверх.
   - Ну, сражение выиграно, - объявил катафракт. - Полная победа. Мы больше не увидим этих арабов. Как и Абреха.
   Ашота эта новость не особо радовала. Как раз наоборот. У него было мрачное и обвиняющее выражение лица.
   - Я тебя предупреждал, - рявкнул он, гневно уставившись на тело мертвого араба.
   За спиной Ашота подошли еще два катафракта. Они возвышались над невысоким армянином, как он сам возвышался над Антониной. Огромные мужчины.
   Антонина узнала их. Их звали Матвей и Лев. Это были два катафракта, которых Ашот предложил в качестве ее телохранителей, когда экспедиция покинула Александрию.
   Антонина отказалась от предложения. Она тогда не могла объяснить почему, даже себе самой. Или по крайней мере не хотела. Она знала, что у ее мужа есть телохранители. Кстати, Валентина с Анастасием все называли лучшими бойцами среди фракийских букеллариев. Но для Антонины...
   Нет. Она считала, что в телохранителях нет необходимости. В отличие от Велисария, который лично вел своих людей в бой, Антонина не собиралась фактически участвовать в сражениях. И также в ней сидело ослиное упрямство, которое отвергало идею.
   "Я что, маленькая девочка, которой нужны дуэньи?"
   - А предложение все еще остается в силе? - прохрипела она. Ашот фыркнул. Махнул Матвею и Льву.
   - У вас новая работа, парни.
   - Давно пора, - пробормотал Матвей себе под нос, но Антонина его услышала.
   Лев ничего не сказал. Он почти никогда ничего не говорил. Он просто вытянул огромную ручищу величиной с медвежью лапу и поднял Антонину на ноги.
   Антонина уставилась на него снизу вверх. Лев был самым страшным, самым уродливым и самым пугающим человеком, которого она - и все остальные когда-либо видели. Его товарищи катафракты называли его "Великан-Людоед". Когда они не называли его "Вол" по причине его сильно ограниченного интеллекта.
   Но они никогда не называли его ни одной из этих кличек в лицо.
   "Такой видный мужчина, - подумала Антонина. - Не могу даже представить себе лучшую компанию".
   Служанка Антонины все еще крепко держалась за нее. Лев поднял обеих женщин, одной рукой. Кутина прижалась к Антонине еще крепче.
   - Оу, - прошипела Антонина, но не стала отталкивать от себя девушку. Просто успокаивающе похлопала ее по руке, в то время как сама успокаивалась, глядя на великана-людоеда.
   Ее великана-людоеда.
   Глава 17
   Каушамби.
   Лето 532 года н.э.
   - Ты обеспокоен, Нанда Лал, - сказала Великая Госпожа Сати. Молодая женщина благородного происхождения из малва откинулась на спинку обитого плюшем мягкого стула. Ее густо унизанные кольцами пальцы поглаживали подлокотники, но ее суровое красивое лицо оставалось абсолютно неподвижным. - Что-то тебя беспокоит.
   Услышав эти слова, император малва дернулся. Шандагупта перекатывал свое маленькое толстое тело из стороны в сторону на украшенном драгоценными камнями троне и переводил глаза с госпожи Сати на Нанду Лала. Как и всегда, когда встречался верховный совет империи малва, помещение оставалось пустым, за исключением этих трех людей и особых охранников. Последние набирались только в далекой земле кхмеров* и поклонялись культу Линка. Семь из них огромные евнухи - стояли на коленях в ряд у дальней стены зала. Их могучие тела были обнажены до талии. Каждый держал в руке по оголенной кривой сабле. Двое оставшихся охранников являлись профессиональными наемными убийцами. Одетые в черные рубашки и панталоны, они стояли по обеим сторонам от входа в зал.
   ______________
   * Кхмеры - основное население Камбоджи. Живут также во Вьетнаме и Таиланде.
   Нанда Лал хмурился, но молчал. Император Шандагупта подбодрил его.
   - Если тебя что-то беспокоит, родственник, то говори, - приказал он. Я не могу представить, что это.
   Шандагупта протянул руку к чашке чая, стоявшей на боковом столике рядом с троном.
   - Лучшая новость, которую мы слышали за несколько месяцев. Наконец-то разбили Велисария! - воскликнул император.
   Госпожа Сати покачала головой. Жест нес в себе уверенность не по годам - словно ею уже правила божественная сущность, которая когда-то поселится в ее теле. Но уверенность была просто рождена привычкой и обучением. Сати провела больше времени в компании Линка, чем любой другой человек в мире. (Конечно, за исключением ее тети Холи. Но Великая Госпожа Холи больше не являлась человеком. Холи теперь служила только оболочкой для Линка.)
   - Его не разбили, - сказала Сати. - Просто временно вынудили отступить. Это разные вещи.
   Наконец Нанда Лал заговорил.
   - Большая разница, - согласно проворчал он. Начальник шпионской сети сделал глубокий вдох. - Но меня в настоящий момент волнует не Велисарий. Меня беспокоит Дамодара.
   Глаза императора округлились. Глаза госпожи Сати нет.
   - Тебя волнует оружейный комплекс в Марве, - заявила она. Нанда Лал вытянул вперед мощную руку и покрутил ею в воздухе.
   - Сам по себе - нет. По крайней мере, не особенно. Мы обсуждали вопрос много недель назад, когда впервые обнаружили этот факт.
   - Да, обсуждали, - перебил император. - И мы согласились, что по этому вопросу не нужно раздувать пожар. - Шандагупта пожал плечами. - Да, это против законов малва. Но мы дали Дамодаре самое неблагодарное задание и едва ли можем жаловаться, что он добился таких успехов.
   Император уставился маленькими, скрывшимися в жиру глазками на Нанду Лала.
   - Так почему же внезапное беспокойство? - спросил он, затем с силой добавил: - Я сам неравнодушен к Дамодаре. Он - самый лучший наш военачальник, причем значительно превосходит других. Энергичный и практичный.
   - И именно это меня беспокоит, - возразил Нанда Лал. - Ваше Величество, - добавил он чуть позже, словно вспомнил о необходимости такого обращения. Нанда Лал протянул руку к другому столику и взял свиток. Помахал им перед собой.
   - Это отчет от человека по имени Пулумай, который доставляет отчет господина Дамодары о последней битве в горной системе Загрос, где побили Велисария.
   Император нахмурился.
   - Кто это? Никогда о таком не слышал. - Он поднял чашку. Нанда Лал фыркнул.
   - И я не слышал! Мне пришлось проверить свой архив, чтобы подтвердить его заявления. - Он втянул носом воздух. - Очевидно, Пулумай теперь - мой главный шпион в армии Дамодары.
   Чашка Шандагупты застыла в воздухе, не донесенная до рта.
   - А что случилось с Исанаварманом? - спросил он.
   - Он мертв, - резко ответил Нанда Лал. - Вместе со всеми моими главными агентами. Пулумай получил должность Исанавармана потому, что имеет самый высокий ранг среди выживших... - Он снова глубоко втянул воздух. - Похоже, конница Велисария совершила набег на лагерь Дамодары во время сражения.
   Нанда Лал несколько раз шлепнул свитком по ладони.
   - Так говорится в отчете. Я не сомневаюсь в заявлениях - по крайней мере в том, что касается жертв. Но причина их смерти может быть другой.
   Пальцы госпожи Сати прекратили движение. Они не впились в подлокотники. Не совсем. Но она очень крепко за них держалась.
   - Ты подозреваешь Дамодару, - заявила Сати. Ее быстрый, натренированный Линком разум работал дальше. - И Нарсеса.
   - Да. Все получилось очень удобно. - И снова Нанда Лал поднял свиток. Это вместе с оружейным комплексом заставляет меня чувствовать себя неуютно.
   Шандагупта резко осушил чашку и поставил ее на боковой столик. Чашка задрожала.
   - Я все равно думаю, что это чушь! Я знаю Дамодару с детства, когда он еще ходить не умел. Это самый практичный человек, которого я встречал. И он не склонен к амбициям сверх разумного.
   Нанда Лал медленно покачал головой.
   - Нет, император, не склонен. Но практичность - податливая и уступчивая штука. То, что непрактично сегодня, может стать практичным завтра. А что касается амбиций... - он фыркнул. - Они тоже меняются со временем.
   Когда Сати заговорила, ее голос звучал тихо и спокойно.
   - Значит, ты беспокоишься о будущем. Не настоящем, и не о самом ближайшем будущем. Возможно.
   - Да, - Нанда Лал сделал паузу. - Да, именно так. Я не предлагаю начинать действовать прямо сейчас. Но я думаю, нам не следует закрывать глаза на... возможность, как ты ее назвала.
   Госпожа Сати пожала плечами.
   - Это достаточно простой вопрос, - она склонилась к императору. Воздай Дамодаре большие почести, Шандагупта. И богатства. Проведи церемонию в течение недели. Среди этих богатств должен быть особняк здесь, в столице. Совсем рядом с дворцом. - Она тонко улыбнулась. - Должно подразумеваться, что вся семья Дамодары будет жить в нем. И останется в нем.
   Шандагупта прищурился, затем улыбнулся.
   - Заложники. Да. Это подойдет. Дамодара обожает своих детей. - Нанда Лал все еще казался несчастным. Но через мгновение стряхнул с себя это настроение. Следующие его слова прозвучали почти весело.
   - Очень скоро Венандакатре должны доставить осадные орудия. В течение двух недель, самое большее - трех.
   - Наконец-то! - воскликнул император и прищурился. - Так мы покончим с Рагунатом Рао. С нетерпением жду, когда мешок из его кожи будет висеть в моем зале для пиров. - Глаза просто утонули в складках жира, превратившись в две крохотные щелочки. - И из кожи Шакунталы. Я повешу ее рядом с ее отцом.
   - На Шакунталу потребуется некоторое время, - предупредила Сати. - Даже после того, как мы возьмем Деогхар.
   Она посмотрела на Нанду Лал.
   - Мы должны сжать блокаду Сурата. Проверить, чтобы восставшая императрица не сбежала.
   Начальник шпионской сети сморщился.
   - Боюсь, это невозможно. У нас нет в распоряжении морских сил - не тех, которые в состоянии противостоять Аксумскому царству.
   - Жаль, что мы не поймали принца Эона вместе с остальными, пробормотал Шандагупта. Пожал плечами. - Но я не думаю, что это имеет значение. Даже если Шакунтала сбежит после того, как мы возьмем Деогхар, куда ей податься? Только в Аксум или Рим. Где она будет лишь бедной беженкой.
   Император кивнул Сати.
   - Как и говорил Линк, давно. Без Махараштры Шакунтала - ничто, одна неприятность.
   Сати кивнула, неохотно соглашаясь.
   - Да. Хотя я лично предпочту увидеть, как с нее сдирают кожу.
   - Что бы мы ни сделали, мы определенно не повторим ошибку и не вручим ее снова Венандакатре, - фыркнул Нанда Лал. - Или мертвая - или в изгнании. Больше ничего.
   Начальник шпионской сети поднял руку и погладил нос. Как и всегда, прикосновение к сломанному и изменившему форму носу разбудило его ярость. Нос в свое время сломал Велисарий*. Поскольку в настоящий момент не было возможности выместить свои чувства на Велисарии, Нанда Лал направил свою холодную ярость в другое место.
   ______________
   * См. роман Д. Дрейка и Э.Флинта "В сердце тьмы".
   - Последний вопрос, - рявкнул он. - Перед тем как мы закончим совещание. Банды восставших в Бихаре и Бенгалии становятся смелее. Я рекомендую...
   - Больше сажать на кол! - рявкнул император. - Уставить все дороги колами с бандитами!
   - Согласна, - поддержала Великая Госпожа Сати. - По крайней мере мужчин. Лучше отдавать женщин солдатам, перед тем как продавать хозяевам публичных домов. Добавить осквернение к разрушению. Это запугает и усмирит крестьян.
   Ярость Нанды Лала перешла в нечто напоминающее похотливую улыбку.
   - Недостаточно, - задумчиво произнес он. - Слишком сложно ловить бандитов по лесам.
   Он посмотрел на императора.
   - Поскольку у нас все новости хорошие - Велисарии потерпел поражение, Деогхар вот-вот падет - я не вижу оснований не отправить половину твоей императорской стражи участвовать в кампании.
   Император улыбнулся. Широко улыбнулся.
   - Прекрасная идея! В любом случае йетайцы становятся беспокойными, сидя в гарнизоне здесь, в Каушамби. Кампания в Бихаре и Бенгалии пойдет им на пользу.
   Шандагупта склонился вперед и положил руки на колени.
   - Что ты имеешь в виду? Карательная экспедиция по сельской местности? Он рассмеялся. - Да! Пусть пройдутся, как серпом. Вырубят просеку шириной в двадцать миль - от Паталипутры до Бенгальского залива. Черт с ней, с охотой на бандитов. Просто выжечь все, убить всех. - Он снова рассмеялся. Конечно, за исключением женщин. Мои йетайцы найдут для них лучшее применение.
   Нанда Лал склонился вперед, чтобы посоревноваться взглядами с императором.
   - На самом деле я думал про две просеки. Одна, как ты и сказал, начиная с Паталипутры. Другая...
   Послышался стук в дверь. Нанда Лал замолчал. Один из наемных убийц открыл дверь и выглянул наружу. Мгновение спустя он повернулся к императору и объявил:
   - Господин! Принесли ваш обед!
   - А! Отлично! - воскликнул Шандагупта. И потер ладони. - Давайте поедим. Мы сможем разработать наши планы за обедом.
   - Еда подкрепит нас, - согласилась Сати. - Это будет долгое совещание.
   Нанда Лал снова похотливо улыбнулся.
   - Да, обсуждение будет хорошей приправой. А я люблю горячую пищу, сбавленную специями.
   Глава 18
   Махараштра.
   Лето 532 года н.э.
   Ирина нервно уставилась на малва, кружащих вокруг импровизированного походного лагеря, который разбили солдаты Эзаны вдоль дороги на Деогхар. Казалось, их там тысячи, в особенности похотливо улыбающихся йетайцев, которые даже не пытались скрыть, как они ее рассматривают. Толпа бурлила от возбуждения. То и дело выкрикивались различные слова. Содержание этих грубых слов было не всегда понятно, но смысл абсолютно ясен - голая неприкрытая похоть. Четыреста сарвенов Эзаны, которые стояли на страже, держа в руках копья, напомнили Ирине жалкую насыпь или дамбу перед наступающим океаном. Детский замок из песка, когда вот-вот должен начаться прилив.
   "Почему я вообще на это согласилась?" - спрашивала Ирина сама у себя.
   Сама же пролепетала слова, которыми пыталась себя успокоить:
   - В то время казалось неплохой идеей.
   "Но то было тогда, а это - сейчас", - сказал внутренний голос.
   - Соберись, женщина. Весь смысл в том, чтобы отвлечь их, а это определенно сделано.