Дрейк Дэвид. Удар судьбы (Велисарий - 4)

   Куруш спрыгнул с валуна и широкими шагами подошел к Велисарию. Он кивнул на юг, пользуясь своей бородой, подстриженной в персидском стиле, как указателем.
   - Как только до императора дойдет информация, он начнет отступать к Вавилону. В любом случае он готов к этому, поэтому его действия совсем не покажутся странными. - Куруш нахмурился. - Малва давят на него слишком сильно.
   Велисарий смотрел на шахрадара. У римского полководца не возникало трудностей с толкованием выражения лица хмурящегося Куруша. Велисарий прекрасно мог представить потери, которые понесли солдаты императора Хусрау за последние месяцы. В то время как Велисарий маневрировал с Дамодарой в горной системе Загрос на протяжении всей весны, Хусрау удерживал огромную основную армию вторгнувшихся малва в дельте Тигра и Евфрата. Эта задача была бы достаточно трудной даже без... Он решил поговорить на неприятную тему.
   - А восстание?..
   Куруш тут же перестал хмуриться. Благородный перс усмехнулся.
   - Голова сводного брата императора к этому времени уже две недели служит главным украшением его шатра, - Куруш скорчил гримасу. - Когда я уезжал, на проклятой штуковине сидела масса мух. И она воняла. - Вернулся его юмор.
   - Восстание Ормазда подавлено. И восстание династии Лахмидов и их приверженцев. Мы взяли Хиллу почти два месяца назад. Хусрау выгнал население в пустыню и приказал сравнять город с землей.
   Велисарий не позволил себе продемонстрировать ни малейшего отвращения. Он никогда не был склонен к карательным мерам против гражданских сторонников врага, даже до того, как встретил Эйда и ознакомился с будущими стандартами ведения войны.
   Но он не ставил случившееся в вину Хусрау. На самом деле по стандартам их времени выгнать население Хиллы до того, как разрушить город, считалось скорее даже гуманным. Лахмиды были персидскими вассалами, прежде перешли к завоевателям из малва.
   Большинство персидских императоров, да и, кстати, большинство римских, включая Феодору, наказали бы восставших, приказав сжечь население внутри города.
   "И давай также не будем слишком сильно полагаться на Женевскую конвенцию и предположительно цивилизованные стандарты будущих войн, заметил Эйд. - Они не предотвратят разрушение целых городов с их населением. Конечно, чисто из "стратегических причин". Но какая разница погибшим в руинах Ковентри детям? Или тысячам, сгоревшим в Хиросиме?"*. Куруш снова показывал бородой, на этот раз на восток.
   ______________
   * Женевская конвенция (1949 г.) - международная конвенция о защите жертв войны, об улучшении участи раненых и больных, о защите гражданского населения во время войны. Ковентри - город в Англии, разрушен во время Второй мировой войны гитлеровской авиацией, отстроен заново. Руины готического собора 14 в. сохранены как свидетельство фашистского варварства.
   - Император приказал мне защищать Ктесифон в то время как он отступает в Вавилон. У меня будет десять тысяч человек. Этого должно быть достаточно, чтобы удерживать нашу столицу несколько месяцев. У Дамодары нет осадных орудий.
   Куруш посмотрел на Велисария. Во взгляде перса не было ничего, кроме делового принятия реальности.
   - Конечно, в конце мы будем обречены, - сказал он спокойно. - Если только твой удар не придется по цели.
   Велисарий хитро улыбнулся.
   - Знаешь ли, есть поговорка: армия марширует на своем животе. Я сделаю все возможное, чтобы всадить копье в огромное брюхо малва, после того как ты отведешь в сторону щит.
   Куруш усмехнулся.
   - Армия марширует на своем животе, - повторил он. - Умно! Хотя я и не узнал поговорку. А кто ее придумал?
   "Прекрасный ход, гений, - мрачно сказал Эйд. - Интересно будет послушать, как ты объясняешь персу из шестого века, откуда ты знаешь слова Наполеона".
   Велисарий проигнорировал колкость.
   - Я услышал ее от одного гунна. Одного из моих наемников, во время моей второй кампании на Дунае. На самом деле я сильно поразился, обнаружив у варвара такое тонкое понимание материально-технического обеспечения. Но это просто показывает...
   "Отец вранья, отец вранья. Очень хорошо, что мои губы, так сказать, затаены. Какие бы я мог рассказать про тебя истории! После них даже "Тайная история" Прокопия выглядит истинно правдивой"*.
   ______________
   * "Тайная история" Прокопия Кесарийского (около 550 г.) - памфлет против Юстиниана и Феодоры, критикующий их политику с позиций старой сенаторской знати.
   Господин Дамодара откинулся на спинку стула, изучая хмурящееся лицо Нарсеса.
   - Так что же на самом деле беспокоит тебя? - спросил он у евнуха.
   - Все! - рявкнул Нарсес.
   Старый римлянин гневно осмотрел внутреннюю часть шатра, словно в поисках какой-то ниши или щели на его голых стенах, в которой бы лежала спрятанная правда.
   - Ничто из действий Велисария не имеет смысла, - заявил Нарсес. Ничто! Ни по крупному, ни в мелочах.
   - Объясни, - приказал Дамодара. Господин сделал круговое движение маленькой пухлой рукой. Жест включал и его самого, и высокого царя раджпутов, который сидел рядом с ним. - Простыми словами, которые смогут понять два таких простых и неискушенных человека, как я сам и Рана Шанга.
   Полный хорошего юмора сарказм заставил улыбнуться даже Рану Шангу. Кстати, даже Нарсеса, а старый евнух был не тем человеком, который часто улыбается.
   - Что касается "по крупному", то какова цель этих бесконечных маневров, которые так любит Велисарий? - спросил Нарсес. Евнух склонился вперед, подчеркивая свои следующие слова. - Которые, однако, на самом деле не бесконечны. Они не могут быть бесконечны. Нет способа удержать вас от вторжения в Месопотамию. Велисарий - не дурак. К этому времени это должно стать для него очевидно... - Нарсес показал напряженным пальцем на вход в шатер. - Как и для большинства тупых йетайцев в вашей армии.
   - Он тянет время, - заметил Рана Шанга. Нарсес скорчил кислую мину.
   - Несколько месяцев, самое большее. Прошло не более восьми недель после битвы на перевале, и вы уже почти выгнали его из горной системы Загрос. Ваша армия гораздо больше, чем его. Вы можете разбить его на открытом поле брани, и вы доказали, что в состоянии маневрировать в этих горах не хуже, чем он. В течение месяца, может шести недель, ему придется отказаться от борьбы и позволить вам войти в Месопотамию. В тот момент у него не будет выбора, кроме как забаррикадироваться в Ктесифоне или Пероз-Шапуре. Так почему бы не сделать это сейчас?
   - Я не думаю, что это странно, - возразил Дамодара. - Судя по донесениям наших шпионов, Велисарий умело использовал месяцы, которые держал нас связанными в горной системе Загрос. Этот его полководец, которого он оставил во главе римских сил в Месопотамии, - калека, Агафий - на протяжении последних месяцев работал, как дьявол. К тому времени, как мы доберемся до Ктесифона или Пероз-Шапура, он уже укрепит города так, что в это будет трудно поверить. Пушки и порох поступают из римских оружейных мастерских в то время как мы маршируем туда и сюда по всем этим проклятым горам.
   Шанга кивнул.
   - Вся кампания, по моему мнению, имеет на себе подпись "Велисарий". Он всегда пытается заставить врага атаковать, чтобы у него самого было преимущество защиты. Удерживая нас столько месяцев в горах, он смог создать защитный опорный пункт в Месопотамии. Это чистое убийство - пытаться штурмовать Пероз-Шапур.
   Нарсес уставился на двух мужчин, сидевших за столом напротив него. Казалось, на мудром, похожем на морду рептилии лице евнуха совсем отсутствует выражение, но и Дамодара, и Шанга могли чувствовать сарказм, маячивший где-то внутри.
   Ни один из двух не оскорбился. К этому времени они привыкли к Нарсесу и его манерам. В центре души евнуха скрывалась неутолимая горечь. Горечь окрашивала его взгляд на мир и добавляла презрение к каждой его мысли.
   Однако сами мысли - и способность исследовать и анализировать - они научились глубоко уважать. И поэтому родственник императора малва и самый благородный из царей Раджпутаны внимательно слушали слова низкорожденного римского евнуха.
   Нарсес склонился вперед и показал пальцем место на большой карте, которая покрывала весь стол.
   - Велисарий займет позицию в Пероз-Шапуре, не в Ктесифоне, - предсказал Нарсес. - Велисарий в первую очередь - римлянин. Ктесифон - столица Персии, а Пероз-Шапур - это ворота в Римскую империю.
   Дамодара и Шанга кивнули. Они уже оба пришли к тому же выводу.
   Нарсес несколько секунд изучал карту. Затем заговорил вновь.
   - Скажите мне вот что. Когда придет время, вы намереваетесь бросить своих солдат на стены Пероз-Шапура? - Он почти - но не совсем ухмыльнулся. - У вас нет достаточно большого количества йетайцев, поэтому солдаты, которых вам придется использовать, как овец на бойне, все окажутся раджпутами.
   Рана Шанга не стал бросаться на приманку. Он просто рассмеялся. Дамодара открыто расхохотался.
   - Маловероятно! - воскликнул господин из малва.
   Он сам склонился над столом. Месяцы тяжелой кампании сильно уменьшили животик Дамодары, поэтому движение получилось почти грациозным.
   Палец Дамодары прошелся по реке Тигр, от Ктесифона вверх по течению к Армении.
   - Я не буду приближаться к Пероз-Шапуру, - он снова рассмеялся. - Как не стану входить в клетку со львом. Я также не стану пытаться осаждать Ктесифон. Я просто использую Тигр, чтобы поставлять все необходимое моей армии, и отправлюсь к северу в Ассирию. Оттуда я могу ударить по Анатолии или Армении - в то время как большая часть армии Хусрау сейчас связана, сражаясь против наших основных сил на юге Евфрата.
   Он откинулся назад, выражая самодовольство.
   - У Велисария не будет выбора, - объявил Дамодара. - Вся работа, которую он провел для укрепления Пероз-Шарупа, окажется потрачена зря. Ему придется выйти и встретиться со мной где-то на открытом поле.
   Глаза Нарсеса оставили Дамодару и остановились на Ране Шанге. Царь раджпутов кивнул, показывая согласие с мнением Дамодары.
   - А, - сказал Нарсес. - Отличная стратегия. Я поражен. За исключением одного - а почему Велисарий сам до этого не дошел? Этого человека никогда, если выразиться мягко, никто не обвинял в глупости.
   Молчание. Дамодара слегка поерзал на стуле. Шанга оставался неподвижен, как и обычно, и сидел с прямой спиной, но сама неподвижность позы показывала его дискомфорт.
   Нарсес ухмыльнулся.
   - О, да. Вы сами об этом думали, не так ли? По крайней мере время от времени.
   Через несколько секунд евнух прекратил ухмыляться. Он был слишком хитер, чтобы рисковать оскорблением двух человек, которые сидели за столом напротив него. И, если сказать по правде, то он искренне их уважал.
   - Давайте на время оставим большую проблему и перейдем к менее значительным вопросам, или по крайней мере тем, которые кажутся такими. Я бы выделили три.
   Нарсес загнул большой палец.
   - Первое. Почему Велисарий с самого начала этой кампании в горной системе Загрос всегда был готов позволить нам продвигаться на север?
   Нарсес кивнул на раджпута.
   - Рана Шанга первым указал на это много недель назад. - Он снова кивнул, на этот раз на Дамодару. - Как вы сами заметили в то время, господин, это не имеет смысла. Должно быть наоборот. Он должен бы бороться как тигр, когда мы двигаемся на север, и оказывать только символическое сопротивление, когда мы двигаемся на юг. Таким образом, он бы не давал нам угрожать Ассирии.
   Молчание.
   Нарсес загнул указательный палец рядом с большим.
   - Вторая маленькая проблема. Во всех стычках, в которых мы участвовали на протяжении последних месяцев, - даже во время битвы на перевале, когда его положение было отчаянным, - Велисарий ни разу не использовал своих наемников. Почему? У него две тысячи варваров-готов, но он относится к ним так, словно они - его единственные драгоценности.
   Шанга откашлялся.
   - Я думаю, он им не доверяет. - Царь раджпутов нахмурился. - Я также не доверяю наемникам, Нарсес.
   Евнух фыркнул.
   - Конечно, не доверяешь! - Нарсес шлепнул ладонью по столу. Казалось, резкий звук хлопка наполнил внутреннюю часть шатра. - Велисарий никогда не доверял наемникам, - прошипел Нарсес. Глаза евнуха были сфокусированы на Шанге, как у змеи на своей добыче. - Никогда. Он этим славится в римской армии - которая, как вы знаете, традиционно и постоянно пользуется наемниками. Но Велисарий не задействует их, кроме случаев, когда у него нет выбора, и тогда он все равно использует наемников только как вспомогательные силы. По большей части - легкую конницу гуннов. - Нарсес ткнул пальцем в карту.
   - Тогда зачем ему тащить с собой две тысячи готов из тяжелой конницы на кампанию, подобную этой? В этой кампании нет ничего, что может заинтересовать наемников. Никаких трофеев, неоткуда их взять. Ничего, кроме недель и недель тяжелых маршей и переходов, и только за фиксированное жалованье.
   Евнух саркастически рассмеялся.
   - Велисарий никогда не взял бы с собой наемников по одной простой причине хотя бы. Он знал бы, что они дезертируют в течение двух месяцев. Что приводит меня...
   Нарсес загнул третий палец.
   - К пункту третьему. А почему эти наемники не дезертировали? - Он снова саркастически усмехнулся. - Готы примерно так же тупы, как лошади, на которых они ездят, но даже лошади не глупы до такой степени.
   Нарсес опустил обе руки на стол и прижался спиной к спинке стула. На мгновение маленький старый евнух казался в этой позе более царственной фигурой, чем член династического клана малва и царь раджпутов, которые сидели напротив него.
   - Итак. Давайте все соединим. У нас имеется один из самых хитрых полководцев в истории, который всегда подчиняет тактику стратегии. Он участвует в кампании, которая, несмотря на все тактические преимущества, совсем не имеет смысла стратегически. В процессе кампании он тащит за собой группу наемников, которых не использует и которым самим по себе там нечего делать. И что получается?
   Молчание.
   Нарсес нахмурился.
   - А получается, господин и царь, - Велисарий. Он что-то задумал. Что-то, что мы не видим.
   - Что? - спросил Дамодара. Нарсес пожал плечами.
   - Я не знаю, господин. В данный момент у меня только есть вопросы. Но я настаиваю, чтобы вы серьезно отнеслись к моим вопросам. - Только мгновение саркастический и ухмыляющийся голос евнуха звучал, как настоятельная просьба к уважаемым им людям. - Или мы в конце обнаружим себя в таком положении, как многие из противников Велисария. Лежащими в пыли, истекающими кровью, умирающими от удара, которого мы не заметили.
   Молчание, теперь наполнившее шатер, не было задержкой дыхания, которое случается в напряженные моменты. Это получилось долгое, долгое молчание. Задумчивое молчание.
   В конце его нарушил Дамодара.
   - Я думаю, нам следует поговорить с ним, - объявил он. - Организовать переговоры.
   Двое других уставились на него. Оба хмурились. Нарсес хмурился от удивления.
   - А что вы надеетесь достичь? Он едва ли скажет вам, что планирует!
   Дамодара рассмеялся.
   - Я и не предполагал, что скажет. - Господин из малва пожал плечами. А если по правде? Мне хочется встретиться с этим человеком, после всех этих маневров. Я думаю, это будет интересно и любопытно.
   Дамодара перевел взгляд на Рану Шангу. Царь раджпутов все еще хмурился.
   Не от удивления, а...
   - Я честью поклялся служить вам, господин Дамодара, - выдохнул Шанга. И та же самая честь...
   Дамодара поднял руку, останавливая раджпута.
   - Пожалуйста, Рана Шанга! Я не дурак. Практичен, да. Но практичен во всем. - Он рассмеялся. - Я едва ли стану планировать предательскую засаду в нарушение всех кодексов чести, используя раджпутов как наемных убийц. Любых раджпутов и, уж конечно, не тебя.
   Дамодара выпрямился.
   - Мы найдем место встречи, где засада невозможна. Например, ферму на открытой местности, которую разведчики Велисария смогут обыскать на предмет скрытых войск.
   Он кивнул Ране Шанге.
   - А ты, царь Раджпутаны, будешь моим единственным телохранителем на самих переговорах. Я думаю, этого достаточно, чтобы защитить меня против нечестной игры - и будет достаточно, я уверен, чтобы заверить Велисария, что ему нечего бояться. Не после того, как он получит твое честное слово, независимо от того, что он думает о моем.
   Шанга в некоторой степени перестал хмуриться. Но в быстром взгляде, который царь раджпутов бросил на Нарсеса, все еще маячила подозрительность.
   Дамодара снова рассмеялся.
   - Не бойся, Рана Шанга. Нарсес будет в милях от того места.
   - Определенно! - фыркнул евнух.
   Неделю спустя курьер Дамодары вернулся с ответом Велисария.
   - Римский полководец сам его написал, - вручая запечатанный лист, сообщил раджпут. Парень казался несколько удивленным.
   Или, возможно, находился в легком благоговении.
   - Он даже не колебался, господин Дамодара. Он стал писать ответ, как только закончил чтение вашего послания. Я видел, как он это делал.
   Дамодара сломал печать и начал читать. Увидев, что ответ Велисария написан на прекрасном хинди, Дамодара удивился, но несильно.
   Когда Дамодара закончил читать, то рассмеялся.
   - Что там такого смешного? - спросил Нарсес.
   - Он согласился? - уточнил Рана Шанга. Дамодара помахал письмом в воздухе.
   - Да, согласился. Он говорит, что мы можем выбрать место и время. Если там будет присутствовать Рана Шанга, говорит Велисарий, то он не беспокоится о предательстве.
   Лицо раджпута было твердым, как доска. Дамодара улыбнулся, зная, как глубоко Шанга прячет свой прилив гордости. Дамодара перевел улыбку на Нарсеса.
   - А что касается веселья, Велисарий добавил одно условие, Нарсес. Он настаивает, чтобы ты также присутствовал на переговорах.
   Лицо евнуха практически скрылось под множеством морщин. Улыбка Дамодары стала по-настоящему широкой. В этот момент римский предатель даже не пытался скрыть свои эмоции. Его хмурящееся лицо источало подозрение, как ледник источает холод.
   - Почему я? - спросил Нарсес. Дамодара пожал плечами.
   - Не представляю. Ты можешь добавить этот к списку твоих вопросов, на которые нет ответа.
   Глава 20
   Асэб.
   Лето 532 года н.э.
   Эон сидел на троне в помещении, которое еще недавно служило залом для приемов наместника в Сане, и смотрел сверху вниз на толпу. За исключением примерно дюжины сарвенов, которые несли вахту вдоль стен, и ближайших советников царя царей - Антонины, Гармата и Усанаса - все заполнившие большое помещение люди были арабами. Арабы собрались кучками. Каждая группа состояла из нескольких мужчин среднего или пожилого возраста, женщины средних лет, выступающей в роли сопровождающей, и...
   - Боже праведный, - пробормотал Эон. - Их целая орда! Неужели все арабы из Мекки привезли своих дочерей?
   Стоявший слева от Эона Гармат прошептал:
   - Не надо утрировать, царь. Это не орда молодых женщин. Просто большая толпа. Что касается твоего вопроса - а что ты ожидал? В Хиджазе много племен, и каждое состоит из нескольких родов. Они не смогли согласиться на одну кандидатуру, поэтому каждый из этих родов послал свою любимую дочь. Эон сжал челюсти.
   - Это не время для шуток. Как я могу выбрать одну? Не оскорбив других?
   Гармат колебался. С другой стороны Эона зашептал Усанас.
   - Пусть выбор делает Антонина. Она из Рима. Империю очень уважают, но она далеко. Арабы примут решение посла из Рима, как беспристрастное.
   Глаза стоявшей рядом с Усанасом Антонины округлились от удивления. Однако прежде чем она смогла возразить, Гармат поддержал Усанаса.
   - Прекрасная мысль. А поскольку Антонина еще и женщина, то сможет вначале пообщаться с девушками. А это позволяет сделать лучший выбор, дает больше шансов, чем если бы ты просто гадал, глядя на море паранджей.
   Эон поднял глаза на Антонину. Какие бы возражения она ни собиралась представить, они заглохли при виде молчаливой просьбы в этих молодых карих глазах. Просьба, как она поняла, была в той же мере личной, как и политической. Через такое короткое время после потери двух своих любимых наложниц Эон находился не в том состоянии, чтобы выбирать жену.
   Антонина кивнула.
   - Если ты так желаешь, царь царей. Но мне хотелось бы иметь несколько дней до принятия решения. Как сказал Гармат, я могу провести это время, знакомясь с девушками.
   - Используй столько времени, сколько нужно, - ответил Эон. Царь встал с трона. Тихие разговоры в зале стихли.
   - Как вы все знаете, Аксумское царство заключило союз с Римской империей против малва, - объявил он достаточно громким голосом, чтобы его слышали во всем зале. Эон царственно кивнул на Антонину. - Эта женщина, Антонина, - жена великого полководца Велисария. Она также является опытным военачальником сама по себе и возглавляет делегацию Римской империи.
   Зал замолчал. Отсутствие какого-либо шепота показывало, что все в зале уже знакомы с положением Антонины. Эон это подозревал, но хотел подчеркнуть ее важность.
   - Я хочу, чтобы она выбрала для меня жену из ваших дочерей, - объявил он. - Так, если выбор делается римским послом, не будет подозрения в фаворитизме. Антонина проведет несколько дней в гареме, чтобы встретиться с девушками, перед тем как примет решение.
   Теперь зал наполнился шепотом. Антонина внимательно прислушивалась к эмоциональному подтексту разговоров и решила: объявление Эона принято с общим одобрением.
   Поскольку негуса нагаст явно собирался позволить присутствующим какое-то время тихо посовещаться, Антонина воспользовалась возможностью, чтобы осмотреть свое окружение. Ее быстро отвели в зал для приемов, сразу же по прибытии в Сану.
   Во время захвата Эоном Саны дворец наместника пострадал гораздо сильнее, чем сам город. Тяжелая каменная архитектура все еще осталась нетронутой - Эон не использовал порох во время атаки, просто копья сарвенов, но большая часть стен была обожжена. Стены дворца раньше украшали шпалеры, которые теперь превратились в пепел. К счастью, пожар быстро потушили, и пламя только слегка опалило тяжелые балки, поддерживающие крышу.
   Восставший Абреха оборонялся здесь. Судя по полученным Антониной отчетам, оборона получилась слабовата. После того как арабские союзники, клюнув на приманку Антонины, покинули Сану, два восставших полка Абрехи были вынуждены противостоять преданным аксумским сарвенам без чьей-либо помощи. Даже скрытые за стенами Саны, они не могли особо надеяться на победу.
   Когда убегающие бедуины сообщили, что римляне разбили арабскую армию в оазисе, большинство войск Абрехи вышли из повиновения. Только двести человек из его полка Метин оставались ему верными. Остальные и весь сарв Фалха начали переговоры об условиях сдачи Эону.
   Негуса нагаст, полный юношеской ярости, не был склонен предоставить им что-либо, кроме жизни. Но превалировал голос Гармата. Сарв Фалха снова приняли в ряды аксумской армии, как самостоятельное подразделение, без последствий. Даже солдаты из полка Абрехи, которые сдались, не понесли наказания, назначили только новых офицеров. Старых с позором уволили со службы.
   Абреха и оставшиеся с ним двести мятежников забаррикадировались во дворце наместника. Схватка была яростной и длилась примерно час. В комнатах и коридорах мелькали копья. Двести человек Абрехи были раздавлены преданными сарвенами, которые вбегали через многочисленные входы дворца.
   Здесь никакой пощады ждать не приходилось. Даже Гармат не рекомендовал проявить милосердие после того, как нашли тело его друга, Сумиафы Ашвы. Бывшего наместника пытали агенты малва, которые и советовали Абрехе начать восстание. Информация, которую выудили агенты из Ашвы, не далась легко. Сумиафа умер под ножом.
   Агентов малва поймали вместе с Абрехой в том самом зале для приемов, где теперь стояла Антонина. На самом деле их не пытали. Аксумиты не имели склонности к долгим способам умерщвления. Тем не менее традиционный аксумский способ наказания предательства был достаточно диким. Предателям вспарывали животы, а потом душили собственными кишками. Но не только кишками: они служили просто мрачным украшением, поскольку кишки слишком мягкие, чтобы служить настоящей гарротой.
   Антонина сморщила нос. Вонь спала, но все равно еще чувствовалась. Большая часть каменного пола, даже после нескольких часов уборки, оставалась заляпала коричневыми пятнами. Везде вокруг жужжали мухи. Казалось, они покрывают каждый дюйм пола, где кто-то не стоит.
   Антонина уставилась на толпу арабов, представителей разных племен. Все они стояли на этих коричневых пятнах - мужчины, женщины и молодые девушки, стояли одинаково - без следа привередливости и брезгливости. Насколько Антонина могла судить, они не замечали запаха. Время от времени, они небрежно отгоняли мух, жужжащих у их лиц, но игнорировали ползающих по полу насекомых.
   Эти люди были купцами, не бедуинами, по большей части из Мекки, хотя некоторые приехали из Ятриба и Джидды, но все равно - арабы. Аравия считалась страной пустынь, и живущие там люди на протяжении веков формировались суровым образом жизни в пустыне. Эти люди имели склонность к поэзии и могли проводить многие часы на городских площадях и в бедуинских лагерях в веселой болтовне и спорах. И они часто показывали себя самыми щедрыми и гостеприимными людьми в мире. Но они не были брезгливыми и привередливыми, ни в коей мере. Аксумское царство отплатило восстанию традиционной монетой. Арабские купцы, стоящие перед царем царей, просто поздравляли себя за то, что у них хватило ума не вмешиваться.
   Эон очевидно решил, что у арабов было достаточно времени на раздумья.