Дрейк Шеннон. Русалка

   — Черт побери! Да, я люблю ее, Карл! Не знаю, как и когда, но она проникла в мое сердце, стала частью моей жизни. Ради Бога, ваше величество! Я всю жизнь служил вам верой и правдой, я готов положить за вас жизнь! Так помогите мне теперь, умоляю вас… Нет, требую! Помогите мне!
   Карл поднял обе брови, давая понять Уорику, что он все-таки король из династии Стюартов, помазанник Божий, хотя, впрочем, человек, приемлющий до определенной степени нарушения этикета, когда это оправдано ситуацией.
   — Так, значит, требуете?
   Уорик сжал за спиной руки в кулаки и стоял молча, потупившись в землю.
   — Однако, Четхэм, экое вы грубое чудовище! Но как бы то ни было, ради такой преданной службы, как вы ее описываете, я прощаю вам дерзость языка. Но сомневаюсь, что скажу вам что-нибудь полезное, принимая во внимание ваше неуравновешенное состояние.
   Король кивнул в сторону двери.
   — Уорик, позовите кого-нибудь, чтобы нам принесли хорошего, крепкого эля. Длинное путешествие утомило меня, и я хочу утолить жажду, перед тем как дать вам кое-какие разъяснения.
   — Но время…
   — Времени у нас достаточно, Уорик. Вам пока некуда торопиться. Пошлите кого-нибудь за элем.
   Уорик, хорошо знакомый с королевским упрямством, послушно выглянул за дверь и увидел слуг, ожидающих приказаний, вместе с двумя стражниками, которые еще раз подозрительно его оглядели.
   Когда эль был доставлен в апартаменты короля, Уорик порадовался капризу Карла, потому что и сам почувствовал страшную жажду. Закрыв дверь за слугой, Уорик уселся на королевскую постель, пока тот в задумчивости ходил туда и обратно перед камином, потягивая эль.
   — Эта история, Четхэм, началась очень давно. Некогда состоял на королевской службе один герцог. Он не принадлежал к кавалерам и находился в оппозиции королевской власти, будучи уверен, что король должен управлять страной, считаясь с парламентом, и не имеет права его распускать. Но герцог также не был и «круглоголовым», хотя имел связи с некоторыми людьми, служившими Кромвелю. — Карл вдруг остановился, словно задумавшись о чем-то, затем пожал плечами и продолжал: — По правде сказать, мой отец был честнейшим человеком, но не самым умным королем! Он так и не смог пойти на компромисс, чтобы не потерять головы на плахе! — вздохнул король. — Прости, что я говорю о прошлом, но без него нет настоящего. Итак, этот герцог не голосовал за казнь моего отца, и его участие в делах государства было настолько серьезно, что я чуть не призвал его к себе на службу, когда впервые оказался на троне. Время все расставляет по местам. Этот герцог оказался среди тех, кто требовал моего возвращения на родину после смерти Кромвеля.
   Карл остановился и взглянул Уорику прямо в глаза.
   — Вы хорошо помните день вашего турнира с Хардгрейвом?
   — Да, Карл, — сказал Уорик, нахмурясь, — мне трудно забыть этот день.
   — Ах да! — пробормотал Карл. — Прости, я совершенно забыл, что в этот же день умерла Женевьева.
   Король откашлялся.
   — Итак, именно в тот день я принял решение вернуть этому достойному человеку королевскую милость и снова приблизить его ко двору.
   Уорик стал внимательно перебирать в уме события этого дня, вспоминая все до мельчайших подробностей. Вдруг он закашлялся и еле выдавил:
   — Неужели покушение на вашу жизнь… Этот человек — убийца?!
   — Вероятно. Но старый герцог Рочестерский имел дочь… Уорик закашлял еще сильнее, так что Карл покачал головой и счел необходимым похлопать его по спине. Уорик помахал рукой и поднялся, вскрикнув:
   — Ондайн?
   — Да, — подтвердил король, забрав у Уорика кружку с элем, потому что он угрожал расплескать ее содержимое по всей комнате.
   — Тогда, ради всех святых, как же она оказалась на виселице в Ньюгейте?
   — Вы не выслушали меня до конца, Четхэм! — укоризненно сказал Карл. — Сядьте! Уорик, говорю вам, сядьте! Успокойтесь, дорогой, или я не буду рассказывать!
   Подавляя кипевшие в нем чувства, Уорик снова присел на край постели. Карл посмотрел на него, удостоверился, что все в порядке, и осторожно передал ему кружку с элем.
   — А теперь, Уорик Четхэм, будьте предельно внимательны! Ее положение крайне неустойчиво, и только она сама сможет укрепить его, и то если будет соблюдать величайшую осторожность.
   — Карл, ради Бога…
   — Спокойствие и выдержка, Уорик, пожалуйста! Вы знаете, что герцога обвинили в покушении на мою жизнь, предполагается, что он убийца.
   — Что вы имеете в виду, говоря «предполагается»? Разве вы не присутствовали при этом?
   — Конечно, Уорик! Но я стоял спиной, а на спине у меня глаз нет. Я услышал, как кто-то закричал, и увидел умирающего на полу герцога. Его прекрасная дочь сбежала, спасая свою жизнь, а те, кто убил герцога, пустили слух, что она причастна к покушению. Из слуг никого вокруг не было, разве только двое стражников. Похоже, герцог выбрал подходящий момент, чтобы покончить со мной.
   Уорик молчал; он невидящим взглядом смотрел в пространство, а потом прошептал:
   — Девушка у ручья!
   — Что?
   — Я… я видел ее тогда. После турнира я поехал прогуляться в лес, чтобы немного успокоиться. Я прилег на траву и заснул, но был разбужен какими-то криками. Внезапно из чащи выскочила девушка. Я захотел ей помочь, но она прыгнула в протекавший рядом лесной ручей и исчезла под водой. Я попытался ее спасти, но, сколько ни нырял, найти ее не смог. Тогда я решил, что мне все это пригрезилось. Я так и сказал Джеку, что мне привиделась русалка. — Он подумал немного и добавил: — От кого она убегала?
   — Уорик, — сурово обратился к нему король, — именно в этом вопросе я прошу тебя соблюдать благоразумие. Я не могу сказать с уверенностью, с кем она тогда спорила. Предполагаю, что это был либо ее дядя Вильям Дуво, либо кузен Рауль. Они ее дальние родственники и теперь — после смерти старого герцога — наследники его состояния. До меня доходили слухи о возможном браке Ондайн и Рауля, но Рочестер это отрицал. Его дочь, казалось, имела другие планы. Если она сказала мне правду — а похоже, что это так, — ее кузен и дядя сплели против ее отца интригу и, инсценировав покушение на мою жизнь, объявили его убийцей, а затем стали шантажировать Ондайн и требовать наследство.
   — Но если вы все это знаете…
   — У меня нет никаких доказательств, Уорик. Я доверяю только своим чувствам и бедной девочке. Немногих очевидцев этого события, наверное, заставили поверить в то, что Рочестер действительно виновен, и я, как король, обязан придерживаться закона. Девушка поняла, что ее арестуют и посадят в Тауэр, потому что ее алчные родственники состряпали какие-то подложные улики и могли заставить суд поверить в истинность этих доказательств высочайшей измены.
   Уорику показалось, как будто в нем закипела кровь и огонь опалил все его существо. Голова кружилась, глаза застилал кроваво-красный туман.
   — И вы отпустили ее к этим двоим? — спросил он.
   — Послушай меня, человек! — взорвался король. — Она должна выяснить, что они замышляют и какие у них есть улики против нее!
   — Но ведь вы король и можете ее помиловать!
   — Ей этого мало! Вы же и сами ее знаете, Уорик! Она не успокоится, пока не снимет с отца обвинение в предательстве.
   Уорик в нетерпении прошелся по комнате.
   — И вы думаете, я буду сидеть сложа руки, в то время как моя жена находится среди людей, которые хотят ее убить? Карл! Она моя законная жена! Я имею полное право поехать туда и потребовать, чтобы она вернулась ко мне!
   — Да, разумеется, вы имеете такое право, но если вы так поступите, Уорик, то потеряете Ондайн навсегда. Законная она ваша жена или нет, но ее посадят в Тауэр. И даже если я помилую ее, герцог не будет оправдан. Все вокруг будут подозревать его в предательстве, и ее жизнь превратится в сплошной кошмар.
   Уорик поднял руки.
   — Вы хотите сказать, что она отправилась домой, к этим подколодным змеям, и я не могу ничего сделать?
   — Я не знаю, действительно ли она уехала домой, но могу предполагать это. По крайней мере так я ей советовал.
   — Вы ей это советовали?
   — Уорик, насколько я помню, ты женился на ней только затем, чтобы поймать убийцу?
   Уорик застонал:
   — А вдруг она уже мертва! Король покачал головой:
   — Нет, не думаю. Вильям хочет выдать ее замуж за Рауля, чтобы окончательно закрепить за собой титул и землю. А ее кузен Рауль просто… хочет ее. Она достаточно осторожна и умна и, надеюсь, сможет найти выход из трудного положения.
   — Невозможно, сэр, чтобы я знал об этом и бездействовал! — как-то равнодушно сказал Уорик.
   — Знаю, знаю, — вздохнул король, но усмешка играла в уголках его губ. По правде говоря, он был очень доволен. — Вы должны быть рядом, чтобы убить дракона, если ему вздумается поднять голову. Но я прошу вас, не вмешивайтесь в эту историю. Если вы действительно любите ее, найдите другой способ помочь ей доказать свою невиновность. И ради Бога, Уорик, держите себя в руках! Ох уж этот ваш темперамент!
   — Я сделаю все, что в моих силах! — сухо отозвался Уорик.
   — Помните, от этого зависит жизнь вас обоих. Четхэм глубоко вздохнул:
   — Где лежат земли Рочестера?
   Король снова улыбнулся и вздернул бровь.
   — Герцогиня живет не более чем в двух часах езды отсюда. На юго-западе, Четхэм, во дворце Дуво. Прекрасное местечко, очень живописное. И дворец гораздо красивее, чем ваш варварский северный замок.
   Уорик бросил на короля оскорбленный взгляд; король в ответ только рассмеялся, хотя вполне понимал серьезность ситуации.
   — Я и сам собирался нанести туда визит, — пробормотал Карл. — Недели через две. Интересно, выяснится ли что-нибудь за это время? Думаю, мы встретимся!
   Уорик улыбнулся, поставил пустую кружку на каминную полку и, уходя, поклонился королю с подчеркнутой учтивостью:
   — До скорой встречи, ваше величество.

Глава 24

   Выйдя наконец из кабинета дяди, Ондайн поднялась по дубовой лестнице в свои комнаты, закрыла за собой дверь и задвинула задвижку. Она постояла немного, прислонившись спиной к стене, и перевела дыхание. Одно дело сделано! Она прошла живой и невредимой через первое испытание.
   Едва держась на ногах от усталости, Ондайн пересекла просторную гостиную и вошла в свою спальню. Там девушка бессильно опустилась на кровать, из глаз у нее полились слезы.
   Здесь тоже ничто не изменилось. Все оставалось по-прежнему: на постели — покрывала из прекрасного дамаскина, которые купил отец у испанского торговца; балдахин из светло-розовой ткани, привезенной из далекой Японии, свисал с толстых столбов кровати; на белом с золотом туалетном столике стояли кувшин с водой и ваза, купленные также ее отцом много лет назад в Венеции.
   Ондайн закусила губу, удерживая рыдания. Она уже знала, что бесполезно сожалеть о прошлом, но возвращение в родные стены, где больше не было отца, разбередило ей душу. Этим домом, по праву принадлежавшим ей, владели и управляли теперь те, кто заманил в ловушку и убил герцога.
   — Ах, отец! — прошептала она.
   Ондайн старалась глубже дышать, чтобы успокоиться; наверняка у дяди есть свои люди среди домочадцев, которые подслушивают у ее дверей!
   Она попыталась справиться с растущим отчаянием, подавленностью и чувством обреченности. Ей предстояло найти иголку в стоге сена… и она сама определила время для этих поисков. Только тридцать дней…
   Кровь бросилась к ее щекам, она перевернулась на живот и зарылась пылающим от стыда лицом в подушку. Врач! Он проверит, сохранила ли она девственность до свадьбы… для этой ядовитой гадюки!
   — О Господи, помоги мне! — молилась она, борясь со страхом. Нет, ей нечего бояться. Она постарается до свадьбы отыскать эти пресловутые улики, но, даже если не найдет, все равно сбежит отсюда. А пока она с улыбкой будет давать сдержанный отпор любым подобным требованиям.
   Но самое плохое то, что Вильям не верил ей и поклялся узнать, где она была все это время…
   Ондайн встала с постели и нервно заходила по комнате, потом подошла к двери на балкон, распахнула ее и вышла на небольшую овальную площадку. Она посмотрела вниз на лужайку, запорошенную снегом. Старый дуб напротив балкона тоже был в белоснежном уборе, и казалось, будто хрустальные звезды, упавшие с небес, запутались в его ветвях. Какая красота…
   Четхэм. Интересно, как сейчас выглядит Четхэм? Он тоже похож на ледяной дворец, скованный зимой? Или, скорее, убран траурным крепом. Бедная Матильда уже отправилась к привидениям, чьи голоса не давали ей покоя. Ее тело, должно быть, лежит в склепе, и каменщики работают в ее честь. Наверное, у Клинтона все еще тяжело на сердце, и он бродит по замку с печалью на лице, а Юстин, мягкий и заботливый, старается облегчить всем жизнь и направить ее вновь по привычному руслу. А Уорик….
   Где сейчас Уорик? Конечно, он рвал и метал, обнаружив ее исчезновение! Ведь он не выносит, когда не подчиняются его приказам. Как нежен он был в последнюю ночь, как заботлив и ласков…. Но цепляться за эти воспоминания было глупо. Не он ли сам с грубой прямотой сказал ей как-то, что ласковый любовник еще не любящий муж. Теперь, поняв, что не может отослать ее за океан, он, наверное, уже скачет на полной скорости в Лондон, чтобы испросить у короля разрешение на развод. Он больше не боится привидений и может выбрать невесту, какую пожелает.
   Ондайн закрыла глаза, почувствовав подступившие к горлу рыдания. Она должна запретить себе думать о нем! Должна ненавидеть его, презирать, забыть и думать только о своих делах. Но увы, теперь он составлял неотъемлемую часть ее страхов. Кто знает, куда заведут Вильяма поиски ее прошлого!
   Девушку стала бить сильная дрожь. Она схватилась за обледенелые перила балкона, чувствуя, как лед обжигает ей пальцы. Если Вильям узнает, что она уже замужем, он убьет ее.
   Ондайн вышла с балкона и, бесконечно усталая, прилегла на постель. Но заснуть ей не удалось: стоило только закрыть глаза, как перед ней появлялся Уорик, ее муж, стройный и сильный. Обнаженные плечи поблескивают в лунном свете, золотистые глаза горят страстным желанием, и он устремляется к ней, муж — к своей жене…
   — Ах! — тихо застонала Ондайн и перевернулась на постели. Нет, она не могла забыть ни его, ни его поцелуев и объятий! Она страстно желала, чтобы он был здесь, рядом, лежал с ней на этой постели, обнимал ее и успокаивал…
   Негодуя на себя, она вскочила на ноги. Она не должна больше думать о нем! Ей стоит лучше подумать, с чего начать поиски бесценной иглы в стоге сена! «Сегодня вечером, когда все уснут, надо пробраться в кабинет дяди. Хотя, — горько подумала она, — наверняка там ничего нет. Вильям слишком хитер, чтобы хранить такие вещи на видном месте».
   В дверь постучали; она заторопилась в гостиную.
   На пороге стоял Джем с двумя слугами за спиной. Они принесли сундуки с одеждой. Ондайн улыбнулась и разрешила ему войти, радуясь, что в доме еще остались верные ей люди.
   — В спальную комнату, ребята, — скомандовал Джем, и слуги повиновались.
   Ондайн не знала этих двоих и, насторожившись, подумала, что дядя, должно быть, переменил большую часть слуг. Тем более казалось странным, что Джем остался на своем месте.
   Парни поставили вещи на место, и Джем велел им вернуться на работу в кухню.
   Когда они ушли, он схватил Ондайн за руку.
   — Дорогая, любимая девочка! Если тебе потребуется моя помощь, помни, я рядом! Одумайтесь, госпожа! Вам нельзя выходить замуж за Рауля! Только пока вы живы…
   Ондайн зашикала на него, боязливо оглядываясь, зная, что здесь даже стены имеют уши.
   — Я не выйду за него замуж, Джем, не бойся. Но умоляю, держись от меня на расстоянии! Если что-нибудь случится, я не хочу, чтобы ты пострадал.
   На морщинистом лице старика выразилось глубочайшее достоинство.
   — Я готов пожертвовать жизнью, госпожа.
   — Нет-нет! Никаких самопожертвований! Поверь, Джем, я сама все устрою!
   Он недоверчиво посмотрел на нее и спросил:
   — Прислать вам горничную, чтобы она разобралась с сундуками? Глаза Ондайн радостно заблестели. Она подумала о Лизе, славной молоденькой девушке, своей горничной, которая осталась здесь.
   — Лиза! — закричала она. — Ох, как я хочу поскорее ее увидеть! Джем сокрушенно покачал головой:
   — Лиза теперь на кухне. Вильям назначил к вам другую — Берту.
   — Берту? — нахмурилась Ондайн. Она не знала никакой Берты.
   — Она новенькая, госпожа, — задумчиво произнес Джем. — Слушается только вашего дядю и шпионит за всеми остальными!
   Ондайн тяжело вздохнула и удрученно посмотрела на Джема. Она предполагала, что Вильям будет следить за ней пристальным взором. Ее плечи бессильно опустились.
   — Ну что ж, тогда присылай ее, Джем. А я пока наведу здесь порядок!
   Берта прибыла со сверхъестественной скоростью. Почти сразу после того, как Джем закрыл за собой дверь. Это была высокая женщина, ростом с Ондайн, довольно полная, но не грузная, с широкими плечами, мускулистыми руками и невыразительным квадратным лицом, на котором светились хитрые маленькие, как у свиньи, глазки, ни темные, ни светлые, какого-то неуловимого цвета… Она вошла в комнату и посмотрела на Ондайн чуть ли не с усмешкой.
   — Мадам, мне приказано прислуживать вам, — сказала она, стараясь сделать свой голос приятным.
   Ондайн готова была рассмеяться.
   «Tебе приказано все что угодно, только не прислуживать!» — подумала она, но приветливо улыбнулась и сказала:
   — Спасибо, Берта. Уверена, мы славно поладим друг с другом Не разберете ли вы мои сундуки?
   Берта кивнула и проковыляла мимо. Ондайн подумала, что хотя Берта и обладает недюжинной силой, зато она неуклюжа неповоротлива.
   Ондайн снова вышла на балкон и с наслаждением вдохнул холодный свежий воздух. Берта распаковывала ее вещи. Нескладная женщина оказалась довольно расторопной. Она быстро справилась с работой и обратилась к Ондайн:
   — Его сиятельство велели передать, что обед в восемь и вам нужно спуститься вниз точно к этому времени. Уже темнеет. Приготовить вам ванну?
   — Нет, спасибо, я не принимаю ванну перед обедом. Берта продолжала стоять.
   — Его сиятельство… ваш дядя считает, что вы должны принимать ванну каждый день с наступлением темноты.
   — Что значит, дядя считает? — раздраженно спросила Ондайн, стараясь сдержать возмущение.
   У Берты хватило чутья или такта, потому что она опустила глаза и проговорила почти участливо:
   — Рауль хочет видеть вас свежей все время, миледи.
   — Рауль! Рауль! — огрызнулась Ондайн. — Мой кузен боится, что, если я не буду каждый день мыться, он умрет от легочной болезни. И мне еще приказывают… Ну хорошо же!
   Дрожа от возмущения, она напомнила себе, что вообще-то любит принимать ванну и что это испытание не так уж ужасно. Берта откашлялась.
   — Мне также приказано… миледи, если вы откажетесь, оказать вам соответствующую помощь.
   Ондайн резко обернулась к ней.
   — Берта, вы хотите сказать, что в случае моего отказа вам при казали приволочь меня в ванну силой?
   Берта молчала, переминаясь с ноги на ногу. Ондайн вздохнула:
   — Принесите ванну!
   Теперь у нее не возникало сомнений, что она всего лишь пленница в собственном доме и ее положение ничуть не лучше, чем положение служанки. Даже хуже! Служанки по крайней мере были избавлены от строгого надзора дяди и омерзительных домогательств Рауля.
   Когда Берта подошла и хотела намылить Ондайн, та сдержанно сказала, что теперь хочет остаться одна. Берта удалилась, и она погрузилась в горячую воду, почувствовав хоть какое-то облегчение. Но покой длился недолго. Берта скоро вернулась и встала наготове с полотенцем, а после принялась расчесывать и укладывать волосы госпожи. В этом так мало похожая на горничную служанка оказалась на удивление талантлива: локоны скользили сквозь гребень, почти не причиняя Ондайн боли. Между женщинами вновь возникло разногласие, когда Ондайн захотела сделать высокую прическу, а Берта сказала, что Рауль хочет видеть ее с распущенными волосами.
   Ондайн только пожала плечами.
   Затем она попросила принести ей скромное платье с глухим воротником. Берта вернулась с роскошным платьем из органди с глубоким декольте. Ондайн подумала, что эдак ее терпение скоро лопнет, но пока успокоила себя тем, что швырнула щетку на кровать и прокляла про себя Рауля. Ну что ж, кузен, смотри на меня! Пялься! Но клянусь, ты сгоришь в аду раньше, чем прикоснешься ко мне!
   Одетая, как было приказано, Ондайн вышла на лестницу и прошла через холл в большой зал, где за столом ее ожидали дядя и кузен. Они встали при ее появлении и помогли ей сесть. Сквозь опущенные ресницы она отметила их взгляды: подозрительный — Вильяма, оценивающий и самодовольный — Рауля.
   — Добрый вечер, племянница, — сказал Вильям довольно дружелюбно, усаживаясь на свое место, как только она опустилась на стул. — Добро пожаловать… к своему столу.
   — А это разве мой стол? — спросила она вежливо. Он скорчил гримасу и налил ей вина.
   — Вы прекрасно выглядите, — заметил Рауль.
   — Точно как вы приказали?
   — Да, я приказал именно так.
   Ондайн изо всех сил старалась улыбаться. Рауля, как более слабого, она могла использовать в своих целях. Неожиданно она нахмурилась, увидев незнакомого человека, который держал серебряный поднос с телятиной. За столом должен был прислуживать Джем.
   Ондайн подождала, пока они останутся одни, и спросила:
   — А где Джем?
   Дядя положил в рот кусок хлеба и, неторопливо жуя его, задумчиво посмотрел на девушку.
   — Джем теперь работает на кухне. Ондайн задохнулась от негодования:
   — Он слишком стар для такой тяжелой работы! Это убьет его.
   — Думаю, он справится, — бесстрастно перебил Вильям. Рауль потянулся через стол и взял ее за руку. Она хотела толкнуть его, но сдержалась.
   — Так-то лучше, — сказал он.
   — Это самое лучшее, племянница, что я могу сделать для вас с Джемом! — сказал Вильям бесцветным голосом. — Он мне подозрителен, так что держитесь подальше друг от друга, Ондайн, если не хотите навлечь на вашего дорогого слугу гораздо большие неприятности!
   Она глотнула вина, но поперхнулась и выкрикнула:
   — Ох, как же я презираю вас обоих! Рауль онемел; Вильям улыбнулся.
   — Посмотри на эту прекрасную киску, которой ты домогаешься, Рауль. Ее не назовешь послушной!
   — Но, отец, ее сердце… разбито. Она еще научится с грацией и достоинством носить свои цепи. Всего через месяц, Ондайн, — добавил он тихо, — ты будешь совсем другой, полностью покорной.
   Она посмотрела на него с плохо скрываемым отвращением.
   — Вы совсем не едите, моя дорогая, — заметил Вильям.
   Она промолчала, и дядя, очевидно, утратив к ней всякий интерес, обратился к Раулю:
   — Коренная лошадь потеряла еще одну подкову. Нужно поскорее найти нового кузнеца.
   Ондайн выскочила из-за стола, к изумлению их обоих. Мало того, что они отослали на кухню Джема, они собирались избавиться и от Ната, который служил нескольким поколениям Дуво.
   — Джем вам не угодил, дядя, — сказала она, упрямо уперев руки в бока и подняв подбородок, — так вы собираетесь вымещать свою злобу еще и на Нате! Клянусь, что я не буду ни встречаться, ни говорить с ним! Не выгоняйте его, я… — Она помедлила, сглотнула комок в горле и смиренно добавила: — Умоляю, прошу вас! Пожалуйста, я сделаю все, что вы потребуете, только не выгоняйте Ната! Хотя бы пока не наступит лето!
   Она осмелилась взглянуть на Вильяма, на лице которого играла циничная и самодовольная усмешка.
   — Прелестно, очень прелестно, моя дорогая! Но увы! Мне не нужно от вас никаких взяток! Я не собираюсь выгонять из-за вас Ната. Просто он умер на прошлой неделе самой естественной смертью! Счастливый старик!
   Ондайн огорченно замолчала, потом посмотрела через стол на Рауля. Его темные глаза были устремлены на нее с любопытством, ее страстная защита Ната только подогрела его похотливый интерес.
   Конечно, Рауль предпочитал видеть ее мягкой и уступчивой, но не возражал и против такой перемены. Тем большее наслаждение надеялся он получить, подчиняя себе ее волю.
   Ондайн подняла голову и тихо спросила его:
   — Это правда?
   — Да, Ондайн. Его жена сказала, что вечером он пришел домой, вполне здоровый и, как обычно, в хорошем настроении, заснул и просто не проснулся.
   Ондайн снова села за стол, но есть не смогла, хотя изысканная телятина, приправленная травами и специями, была приготовлена выше всяких похвал. Один вид еды вызывал у нее чувство отвращения. Ондайн решила, что это следствие нервного потрясения, которое она испытала, вернувшись домой.
   Она смиренно попросила позволения оставить их и вернуться к себе в комнату. Вильям смотрел на ее склоненную голову, пытаясь обнаружить очередное притворство.
   — Вам придется научиться находить удовольствие в кругу семьи, герцогиня!
   — Я очень устала, дядя, — сказала она еле слышно. — Я проделала длинный путь и так разволновалась от возвращения домой…
   Ее голос совсем затих. Наконец она услышала короткое «Можете идти!», поднялась и почти выбежала из комнаты. В холле она остановилась, чтобы перевести дыхание.
   — Ондайн!
   На плечи ей легли руки Рауля. Он развернул ее к себе лицом и долго смотрел на нее. В этот момент Ондайн подумала, что другая женщина нашла бы его очень красивым — черты его лица были изысканны, отточены и правильны. Но она видела в этом лице только жестокость и слабость, порожденную распущенностью. Он всего лишь послушная игрушка в руках отца, хотя и способная на кровопролитие ради достижения своей цели.