Страница:
Шеннон Дрейк
Русалка
Тони и Вивьен, с благодарностью
Пролог
СУДЬБА И КОРАБЛИ, ПЛЫВУЩИЕ В НОЧИ
Вестчестерский дворец Июнь 1678 года
Царствование Карла II
Солнце обжигало палящими лучами людей и лошадей. Вокруг ни тумана, ни малейшего намека на дождь, ничего, что обещало бы облегчение страшного полуденного зноя. Взбираясь на обессиленную лошадь, Уорик Четхэм вполголоса проклинал жару. Вообще-то он не принадлежал к числу любителей помпезных зрелищ и увеселений, но этот рыцарский турнир, затеянный по приказу короля, Карл почтил своим присутствием. Уорик был безмерно ему благодарен за возможность сразиться с лордом Хардгрейвом, виконтом Бедфордским. Вражда между ними началась еще в далеком детстве. Когда-то их семьи одинаково присягнули на верность старому королю Карлу I, но пока Четхэмы боролись против Кромвеля, преданность Хардгрейвов меняла направления, повинуясь переменчивым ветрам фортуны. Кроме того, разумеется, между ними никогда не прекращался спор за границы владений.
— Тише, Дракон, тише, — успокаивал Уорик породистого арабского коня, быстрого и сильного. Дракон, привычный к битвам на поле брани, был неискушен в турнирных тонкостях. Как, впрочем, и сам Уорик. Он возмужал не в показных ристалищах, а в сражениях не на жизнь, а на смерть, которые беспрерывно вел с мародерствующими шотландцами на северных границах наследственных владений.
Уорик бегло осмотрел ряды партера. В центральной ложе восседали король с королевой Екатериной. Несмотря на репутацию не исправимого ловеласа, Карл оставался любезным джентльменом по отношению к королеве, так им опозоренной. Сейчас темноволосая голова Карла склонилась к Екатерине; его внимание было полностью поглощено разговором с ней, из-за которого, собственно, он и устроил турнир.
Ряд за рядом скамьи заполнялись. Ближайшие места к арене занимала самая знатная и благородная публика, подальше — лорды и леди пониже рангом; для простонародья мест не нашлось, и толпа слонялась вокруг со своим «Славься, монарх!». Народ любил Карла и обожал помпезные зрелища. В вышине развевались знамена с эмблемами любимых рыцарей, то и дело раздавались визг и смех. Глядя на зрителей, Уорик улыбался с едва приметным удовольствием; разряженные дамы и господа как будто сливались в одну разноцветную радугу. Шелка и атлас, бархат и, несмотря на испепеляющую жару, меха были представлены в изобилии. Повсюду ощущался праздничный дух и царило приподнятое настроение. После турнира предполагался пир, и множество бедняков надеялись сегодня вечером наполнить желудки. Взмыленный Дракон принялся подпрыгивать мелкими осторожными скачками.
— Спокойно, спокойно, — бормотал Уорик. Он волновался не меньше своего коня в разукрашенной попоне с блестящими голубыми и золотыми эмблемами воинственных лордов из рода Четхэмов; его, знаком было лесное чудовище, мистическое существо, полулев-полудракон. На шлеме Уорика, облаченного в фамильные цвета, красовался такой же герб. От дьявольской жары пот лился с него градом. Уорик шутливо подумал, что их с лордом Хардгрейвом доспехам недолго и заржаветь, если в ближайшее время они не начнут двигаться.
Вскоре Карл поднял монаршую руку, и трубы ожили. Распорядитель турнира встал, чтобы огласить поединок между графом Северной Ламбрии и виконтом Бедфордским. Соперникам было приказано предстать пред королем.
Уорик едва удерживал Дракона, когда рыцари, согласно этикету, медленно приближались к королевской ложе. Уорик и Хардгрейв спешились и преклонили колени перед Карлом, произнеся: «За Бога и нашего короля Карла!» Рыцарей попросили подтвердить, что разрешение спора будет зависеть от исхода турнира; предупредили, что бой ведется не насмерть. Уорик поднял взгляд, чтобы посмотреть в устремленные на него темные и озорные глаза Карла. Затем осклабился, развернул плечи и опустил забрало.
Перед начатом турнира оставалась последняя торжественная церемония. Уорик сел на Дракона и гарцующим шагом направился к трибунам, пока не остановился перед одной из дам. Светловолосая, с удивительно приятным лицом, она была нежна и бледна, как будто ей самой предстояло сражаться на арене. Уорик ободряюще улыбнулся. Дама привстала и сняла с волос легкую накидку, протянув ее рыцарю. Уорик кивнул, снова улыбнулся, отпустил поводья, позволяя Дракону вернуться на исходную позицию. Толпа приветственно загудела, громко одобряя достойный жест рыцаря, украсившего себя цветной лентой дамы сердца.
Джек — оруженосец Уорика, когда того требовали обстоятельства, а обычно паж и кучер — подбежал к нему с зачехленным копьем.
— Господь за вас, мой господин! — закричал он воодушевленно.
— Будем надеяться, что Господь не нуждается в большом кровопролитии, когда речь идет о легкой забаве, — отозвался Уорик. Они улыбнулись друг другу и разошлись.
Распорядитель турнира остановился в полной готовности перед королевской ложей, знамя с гербом Стюартов взмыло высоко вверх.
Дракон понесся стрелой, как вымуштрованный и бесстрашный боец. Уорик ощущал под собой огромную силу животного, и эта сила рождала в нем чувство полета. Он прямо и твердо держал копье, когда выехал на арену. Земля под лошадью гудела. Весь мир — кричащие зрители, цвета, звуки — померк. Возгласы смешались со свистом ветра, а Хардгрейв и Уорик подъезжали все ближе и ближе друг к другу.
Уорик видел только противника. Еще одна секунда…
Звук от копья, ударившего по шлему Хардгрейва, показался оглушительным. Руку Уорика, от запястья до плеча, пронзила острая боль, как будто от укуса тысячи ос. Он покачнулся, готовый упасть, но усилием воли напряг бедра и удержался в седле. В глазах туманилось от боли и соленого пота до тех пор, пока он не отъехал на приличное расстояние и не услышал шум толпы, по которому понял, что сбил Хардгрейва с лошади.
Уорик направлял Дракона то туда, то сюда, и огромный боевой конь становился на дыбы и кружился, повинуясь воле хозяина. Уорик бросил сломанное копье, и подбежавший Джек торопливо вложил ему в руку меч. Он вновь поскакал по арене, пока не достиг Хардгрейва, который уже стоял, высоко подняв меч. Уорик спрыгнул с коня в нескольких шагах от своего врага.
В необычно голубых, почти бесцветных глазах противника Уорик прочел ярость. Эта ярость может обернуться для него гибелью, подумал он. Хардгрейв молниеносно бросился вперед, но Уорик уклонился. Мечи скрестились в смертоносном ударе. Каждый искал слабость в противнике, и каждый — безуспешно.
Мечи вновь соединились, и соперники ходили по кругу лицом к лицу, будто не могли оторваться друг от друга.
— Когда-нибудь я убью тебя, Четхэм! — свирепо пообещал Хардгрейв.
— Неужели? — усмехнулся Уорик. — Того, что ты мне уже показал, маловато, чтобы я испугался!
Они разошлись. Хардгрейв атаковал слишком стремительно, и Уорик сумел воспользоваться преимуществом. Уклоняясь от удара, он скользящим движением своего оружия выбил меч противника, и тот отлетел далеко в грязь. Когда Хардгрейв попытался нащупать его, Уорик захватил лодыжку неприятеля ногой. Хардгрейв растянулся на земле, и Четхэм быстро приставил острие меча к шее противника.
Он видел глаза поверженного, горящие ненавистью. В этот момент король встал, выкрикнув «браво» и благодаря обоих.
Уорик отвел угрожающий меч от горла Хардгрейва. Тот поднялся. Противники напряженно обменялись рукопожатием, затем приблизились к королю и преклонили колени.
— Хорошо сработано, очень хорошо! — восклицал Карл. — Лорд Четхэм, спорная земля — ваша. Лорд Хардгрейв, вы должны обещать повиноваться решению. До встречи на обеде.
Уорик поклонился, поднялся с колен и свистнул Дракону. Вскочив на коня, он развернулся и пустился вскачь вдоль поля.
Ему нужно было бы зайти в палатку и обработать раны; вместо этого по внезапной прихоти всадник поскакал вперед, направляясь к окраине леса, обещавшего прохладу и желанный покой.
Он подъехал к небольшому, но глубокому лесному ручью и остановился. Соскользнув с седла, Уорик поднял забрало, снял шлем и жадно припал к воде. Утолив жажду, рыцарь вздохнул и принялся снимать тяжелое вооружение. Окончательно высвободившись, он присел, наслаждаясь прохладой, идущей от земли и травы.
Запели соловьи, повеял легкий ветерок, и деревья нежно зашелестели. Здесь был покой — такой редкий в его жизни. Здесь было блаженство. Уорик откинулся на спину, радуясь лесу. Солнечный луч поиграл на его прикрытых веках и скрылся за облаком. Спустились сумерки — пора призрачных теней. Никакого волнения, полный покой, и Уорик незаметно дня себя задремал.
Что-то прервало его забытье. Он открыл глаза и в изумлении сел. С той стороны ручья доносился шум борьбы. Он нахмурился, всматриваясь в наступившую темноту, которая скрадывала все очертания. Неужели он заснул?
Послышался женский голос, от яростной ненависти напоминавший шипение змеи:
— Нет! Нет! Никогда! Убийца!
Ей ответил мужской, низкий и угрожающий, с насмешливой издевкой голос:
— Да, но у вас нет другого выхода, моя дорогая. Ваш отец мертв. И вашим официальным опекуном станет мой отец. Он будет распоряжаться вашими поместьями и вами. Пока что он вас защищает и обещает покровительство, несмотря на заговор, который вы замышляли со своим отцом!
— Обманщики, лжецы! — кричала неизвестная женщина.
— Это решение вынес законный суд! Но у вас есть выбор: либо мое… покровительство, либо топор палача.
— Отправляйтесь ко всем чертям! Я вас презираю!
Наступила тишина. Уорик потянулся, встал и большими шагами направился к ручью. Ему стало любопытно, что там происходит. Но прежде чем он переплыл поток, женский голос снова выкрикнул проклятие.
Секунду спустя раздался страшный треск сучьев, и из зарослей, подобно пушечному ядру, вылетела незнакомка.
Уорик не разглядел ее лица, только фигуру, неясный силуэт в сумерках. Женщина увидела его и испугалась, замерев, как и он.
«Она молода», — быстро промелькнуло у него в голове. Ее волосы вились в диком и живописном беспорядке, отсвечивая цветом слегка подрумяненного каштана или, скорее, золота. Кроме этого, немногое удалось рассмотреть, разве что стройную и высокую фигуру и упругую грудь, которая вздымалась от ярости и напряжения. Уорик попытался было помочь ей перебраться на противоположный берег, но незнакомка, заметив его, издала испуганный возглас, побежала и неожиданно бросилась в воду.
— Подождите, черт побери, сударыня, я помогу вам! — выкрикнул Уорик, торопясь к месту, где девушка исчезла под водой. Он нырнул следом и продолжал нырять снова и снова. Растерянный и потерявший всякую надежду спасти незнакомку, он оставил свои попытки. Бедная, глупая девочка! Кажется, она утонула.
Уорик отправился разведать на другой берег, но никого не нашел. Вконец озадаченный, он еще раз переплыл поток, собрал оружие и свистнул Дракону.
Всю дорогу домой он думал о девушке. Или это был сон? Из палатки навстречу ему выбежал Джек. Уорик хотел было рассказать слуге о случившемся, но того самого распирало от новостей:
— Ах мой господин! Вы все пропустили. Кто-то покушался на жизнь короля! Вот так захватывающая история!
— Захватывающая? — переспросил Уорик, нахмурившись.
— Его величество не пострадал! Все произошло так быстро, но я все же кое-что разглядел. Кажется, один старый лорд, который когда-то сидел в парламенте как раз напротив Карла I, задумал покончить с Карлом II. Но верные королю люди заподозрили неладное, и злоумышленник был убит. Кажется, его величество опечалился этой смертью, но настоял на продолжении торжества.
Уорику с трудом верилось, что покушение на жизнь короля могло произойти столь внезапно. Карл Стюарт был достойный человек, мудрый и на редкость проницательный, если не брать в расчет его темперамент и открытые любовные интрижки.
— Что вы на это скажете, мой господин? — спросил Джек.
— Что? Да ничего, в самом деле ничего. Происшествие в лесу теперь представлялось ему окутанным дымкой и походило больше на игру воображения.
— Ничего, одни только сны. Знаешь, я, кажется, видел русалку. Джек уставился на него, озабоченно нахмурившись.
— Вас ранило в голову, милорд?
— Нет-нет, Джек, ничего подобного, спасибо. Уорик беспокоился о Карле и хотел удостовериться, что с ним все в порядке.. Да и Женевьева наверняка уже волнуется, и надо к ней поторопиться.
— Пойдем, Джек. У меня пара царапин, их нужно перевязать, прежде чем я предстану перед своим господином… и моей женой.
Уорик, слегка прихрамывая, не спеша вошел в смежную со спальней комнату, отведенную ему Римсом, королевским распорядителем Вестчестерского дворца. Доковыляв до резного кресла перед камином, он ухмыльнулся, сел и вздохнул с облегчением, вытянув больную ногу.
Если бы Хардгрейв только видел, как он теперь садится! Ноющие ягодицы, поврежденные плечи, а лодыжка! Удивительно, как это он умудрился доползти до своей комнаты без сопровождения!
Но день, слава Богу, близился к концу. Женевьева быстро устала на обеде и ушла пораньше, а он до самого конца стоял в свите печального после случившегося кровопролития Карла и радовался, видя своего короля целым и невредимым.
Вдруг Уорик прислушался. За потрескиванием огня ему послышалось какое-то шуршание. Он не шевельнулся, но мускулы, так жаждавшие расслабления, напряглись. Когда легкое шуршание послышалось снова, он развернулся. Его рука взметнулась, а длинные пальцы, словно кандалы, обвились вокруг запястья таинственной гостьи.
— Уорик! — с укором произнес женский голос. Уорик увидел необыкновенно красивое и надменное лицо леди Анны Фентон и освободил ее руку. Хмурясь от раздражения, он снова расположился в своем кресле и сухо проговорил:
— Анна, что вы здесь делаете? Все еще домогаетесь короля? Анна премиленько надула губки, хлопая черными как смоль ресницами, и опустилась перед ним на колени. Эта опытная соблазнительница со знанием дела прислонилась к креслу так, что ее округлая кремовая грудь уперлась в деревянную ручку и в самом деле выглядела чрезвычайно соблазнительной.
— Уорик, — теперь ее голос стал мягким и чувственно хриплым, — ты же знаешь, что всегда был моим самым желанным любовником!
— В самом деле? — спросил он с широкой усмешкой. — А как поживает ваш муж, миледи?
Анна рассмеялась; чувство юмора, свойственное ей, делало эту женщину еще более неотразимой.
— Мой муж? У него нет ни малейшего желания приезжать ко двору.
— Его можно понять! Если бы моя жена сделалась последней прихотью короля…
— Уорик!
На этот раз в голосе леди Анны послышались шипящие нотки раздражения. Она поднялась, убедившись, что его больше не интересуют ее прелести.
— Я что-то не припомню, чтобы ты так заботился о Жофрее в нашу последнюю встречу!
Уорик приоткрыл глаз и отметил сердитое выражение ее лица.
Он вздохнул:
— Анна, теперь я женат. На Женевьеве!
— Женевьева! — в сердцах воскликнула Анна, расхаживая за его креслом, как тигрица в клетке. — Нежная Женевьева! Любимая Женевьева! Невинная, восхитительная Женевьева! Уорик, я предупреждала тебя, чтобы ты не женился на ней. — Анна с горечью рассмеялась, и ее смех прозвучал как визг гарпии. — Рассказывали, как она трепетала, узнав, что должна выйти за тебя замуж! За тебя — предмет воздыхания всего двора, красавца, неистового и жестокого в битвах. Женщинам ты казался просто демоном! Огромным восхитительным зверем, таким возбуждающим… но и недосягаемым! Многие готовы были умереть ради одного твоего прикосновения, только не Женевьева! Ты дурак! Неизвестно, кого больше боится твоя жена: тебя или твоих привидений — духа твоей матери и прочих предков! Фамильное проклятие в дополнение к чудовищу-мужу…
— Анна! — Теперь он открыл оба глаза. В его тихом голосе прозвучала скрытая угроза. Он резко поднялся и начал медленно наступать на нее, словно желая заставить взять свои слова обратно, но продолжал говорить мягким и предупреждающим тоном: — Пожалуй, ты кое в чем права, Анна. Моя жена и вправду хрупкое существо, и ей нелегко совладать с моим загадочным прошлым! Но по ночам в постели она встречается вовсе не с чудовищем, уверяю тебя. Нежность рождает ответную нежность. Вы же охотились за чудовищем, моя распутная леди, потому его и получили. Но все в прошлом, Анна. Женевьева уже два месяца носит ребенка, и чудовищу, как вы меня называете, совсем не хочется, чтобы нежная леди, которую я называю женой, расплачивалась сердечной болью за мою прежнюю жизнь.
— Ты не любишь ее! — выкрикнула Анна, отступив к двери комнаты. — Ты женился на ней по обязанности, чтобы сдержать данное ее отцу обещание! Ты…
— Анна, умоляю тебя! Прибереги свои чары на вечер для Карла, а я слишком устал. Меня не волнует, какие чувства ты питаешь к Женевьеве. Она моя жена и носит под сердцем моего наследника. Анна, прошу, оставь меня!
Она постояла у двери и откинула прекрасную гриву черных волос за плечи.
— Наследника, говоришь? Сомневаюсь, что ей удастся выжить после родов!
Шага хватило, чтобы Уорик оказался рядом с ней. Железные пальцы вонзились ей в плечи, и он затряс ее так сильно, что се голова откинулась назад, а зубы клацнули. Но Анне было все равно. Она снова в его объятиях, хотя бы на долю минуты!
— Анна, ради Бога! Мне претит даже мысль обращаться так с прекрасной… со слабым полом. Спрячь свои коготки!
— Уорик! — вскричала она и прижалась к его груди. — Я люблю тебя, я не могу без тебя! Я осчастливлю тебя так, как она не сможет!
— Анна! — Голос Уорика смягчился. Он чувствовал, как сильно Анна его любит, хотя ему было давно известно, что она с легкостью порхает от одного любовника к другому. — Анна… я женат. На очень ранимой женщине. И я не причиню ей боли, потому что люблю ее нежное сердце.
Анна отпрянула с сердитым выражением лица.
— Все равно ты вернешься, Уорик Четхэм! Клянусь тебе! Не пройдет и года, как ты снова будешь томиться от страсти в моих объятиях!
Она повернулась и вышла. Уорик тяжело вздохнул, захромал обратно к креслу, но приостановился и взглянул на дверь, ведущую в спальню.
На пороге стояла Женевьева.
Она казалась бесплотной в мягком отблеске пламени. Золотистые пышные волосы, прекрасное легкое, почти полупрозрачное тело. Широко раскрытые удивительные темно-голубые глаза не мигая смотрели на него, изящные пальцы сжимали дверной косяк.
— Ты все слышала? — спросил он, пожалев, что ей пришлось присутствовать при бурной сцене.
Женевьева кивнула, но тут же улыбнулась:
— Мне приснился… кошмар. Уорик, я надеялась… — Ее голос затих. Женевьева подошла к нему, обвила тонкими руками шею, и в ее глазах, поймавших его взгляд, засветилась благодарность. — Я так тебе благодарна, мой дорогой лорд!
Опустив ресницы, она прижалась щекой к его груди, слушая твердое, уверенное биение сердца, ощущая мужественность и силу, исходящие от Уорика. Ни один мужчина на свете не смог бы обходиться с женой мягче, чем это делал он.
— Я… я боюсь, что разочаровала тебя, — прошептала Женевьева, — еще при дворе, когда ты доверчиво попросил моей руки. Как я… горжусь тобой, Уорик!
Уорик погладил белокурые блестящие волосы; затем он взял ее на руки, понес к креслу и посадил к себе на колени.
— Ты не разочаровала меня, любимая, — сказал он, покачивая и прижимая жену к сердцу.
Женевьева, склонив голову, грустно улыбалась. Она знала, что он лжет, но не винила его. Несмотря на всю его нежность, она так и не смогла привыкнуть к пугающей мужской силе. Сколько раз она притворялась спящей, чтобы избежать исполнения супружеских обязанностей, хотя очень сильно любила мужа. Он догадывался о ее состоянии, но только смиренно вздыхал и смотрел в ночное окно, не нарушая ее обманчивого сна.
Сейчас она пришла к нему, спасаясь от ночного кошмара. И, увидев написанный на ее лице ужас, Уорик забыл обо всем на свете. Он такой сильный и терпеливый, а она такая… такая слабая! Всю жизнь она мечтала поступить в монастырь, в котором воспитывалась, но ее отец, лежа на смертном одре, просил Уорика жениться и позаботиться о ней после его смерти. Верный глубокой дружбе, преданный Уорик так и сделал.
В очаге треснуло полено, женщина вздрогнула.
— Женевьева! — ласково позвал ее Уорик.
— Прости меня! — горячо сказала она.
— Нет, нет! Успокойся, моя любовь, только успокойся, — убаюкивал он. Пригревшись в его объятиях, защищенная со всех сторон его силой, она подумала: «Ах, если бы всегда было так, как сейчас!»
Они долго сидели в тишине, наслаждаясь теплом огня. В голове Уорика крутились мрачные мысли, которые к тому же причиняли ему боль. Анна сказала правду. Ему не следовало жениться на Женевьеве. По натуре это небесной красоты создание было боязливым и нежным. «Слишком нежным для чудовища», — с досадой подумал он. И слишком деликатным, чтобы дать отпор сплетням.
— Женевьева! — мягко позвал он.
— Да, мой господин?
— Анна солгала. О моей семье ходят легенды, но на самом деле смерть моего деда была просто случайностью. Мы не оборотни — по крайней мере не больше, чем все остальные англичане! Эти семейные истории тянутся со времен Вильгельма Завоевателя.
— Кроме одной, о твоей бабушке, — тихо произнесла Женевьева.
— Бабушка упала с лестницы, Женевьева. В этом нет никакого проклятия. Виной тому трухлявое дерево.
— Знаю, — прошептала Женевьева. — Но… Но, Уорик, сон, от которого я проснулась… Я видела ее! Уорик, я ее видела!
Она вдруг всхлипнула, напряглась, ее хрупкие руки затрепетали на его груди.
— Уорик! Она приходила ко мне! Зеленая от могильной плесени, вся в трупных пятнах! И сказала, что я скоро приду к ней и что это неизбежно…
— Погоди, Женевьева! Кого ты видела? Мою бабушку? Нет, моя любовь, ты не могла ее видеть. И поверь мне, я никому не дам тебя в обиду.
Она услышала в его голосе страстность и задрожала еще сильнее от исходившей от него всепобеждающей силы.
— Уорик! Я постараюсь не быть такой трусихой.
— Ты вовсе не трусиха.
— Да, я просто слабая, у меня нет сил.
— У тебя есть сила моей любви.
— Ах, Уорик…
Как он добр! Женевьева взглянула мужу в лицо глазами, увлажнившимися от любви, и прижалась к нему еще крепче. Она решила, что будет достойной его любви, и, сделав над собой усилие, чтобы заглушить страх, подумала о цели их приезда в Вестчестер и о поединке.
— Уорик, я так люблю тебя. Я гордилась тобой сегодня. Ты был выше всяких похвал. Ни один рыцарь не сравнится с тобой в доблести!
Он рассмеялся:
— Если ты так считаешь, то мне больше ничего и не надо. А теперь, моя дорогая, обожаемая жена, которая носит моего обожаемого ребенка, иди в постель! А я с удовольствием пропущу стаканчик портвейна, а потом приду и засну рядом с тобой.
Женевьева улыбнулась, ища поддержки.
— Я буду ждать тебя, мой дорогой, — сказала она. Уорик мягко дотронулся до ее щеки костяшкой пальца.
— Это совсем не обязательно, дорогая. Я знаю, ты хочешь отдохнуть.
— Нет, Уорик, я дождусь тебя.
Он нежно улыбнулся в ответ и помог ей подняться на ноги.
— Я очень люблю тебя, Женевьева, и нисколько не разочаровался в тебе.
Она знала, что это еще одна ложь, благородная ложь красивого, мужественного и смелого мужчины, ее. мужа. Она будет храброй! Она не поддастся ужасным фантомам ночи!
— Я жду тебя, — пообещала она и, слегка покраснев, заторопилась в спальню.
Уорик, хромая, направился к буфету, взял стакан и налил из графина крепкого портвейна. Он почувствовал, как сильно Анна задела его, зайдя гораздо дальше, чем он желал бы ей позволить. Она посмеялась над Женевьевой, их ребенком да и над ним самим, припомнив пресловутое «проклятие».
Напряжение сковало все его тело, в то время как воспоминания разогрели кровь до болезненного кипения. Он безумно хотел обладать женщиной вроде Анны: сильной и сладострастной, всегда готовой идти навстречу его желаниям! Он стоял в оцепенении, отчаянно пытаясь заглушить вспыхнувшее вожделение.
Он покачал головой и допил вино. Его жена хороша и нежна, это правда, и ему было бы тяжело ее предать. Но правда и то, что иногда еще тяжелее удерживать страсть.
Неожиданно его мысли вернулись к женщине в лесу. Существовала ли она на самом деле или это был сон?
Сначала мужчина, угрожавший ей… Потом ее исчезновение под водой… Это реальность или воображение? Он даже не рас смотрел ее как следует, но кажется, она была красива. Страстная и воинственная. Мысли о ней разожгли еще сильнее его голод. Он сгорал от желания обнять этот сгусток огня и ярости.
«Я женат на Женевьеве», — спохватившись, одернул он себя. Ей безраздельно принадлежат его жизнь и его преданность… и его мечты. Уорик вздохнул и присел на кресло, чтобы сбросить ботинки. Они упали с глухим стуком, ударившись о каменный пол. И сразу за этим последовал еще один глухой удар.
Уорик с тревогой обернулся и увидел, что дверь в спальню к . закрыта. Он нахмурился: Женевьева никогда, даже будучи невестой, не закрывала перед ним дверь. А сегодня она совсем его не ж боялась и даже пригласила войти.
— Уорик! Она идет! Ах, она идет!
Он с размаху ударился в дверь, подгоняемый душераздирающим криком, в котором слышались ужас и мольба. Дверь оказалась запертой.
— Женевьева! — постучал он, но ответа не последовало.
Уорик бросался на дверь снова и снова, не обращая внимания на жгучую боль, пронзавшую его плечо.
Царствование Карла II
Солнце обжигало палящими лучами людей и лошадей. Вокруг ни тумана, ни малейшего намека на дождь, ничего, что обещало бы облегчение страшного полуденного зноя. Взбираясь на обессиленную лошадь, Уорик Четхэм вполголоса проклинал жару. Вообще-то он не принадлежал к числу любителей помпезных зрелищ и увеселений, но этот рыцарский турнир, затеянный по приказу короля, Карл почтил своим присутствием. Уорик был безмерно ему благодарен за возможность сразиться с лордом Хардгрейвом, виконтом Бедфордским. Вражда между ними началась еще в далеком детстве. Когда-то их семьи одинаково присягнули на верность старому королю Карлу I, но пока Четхэмы боролись против Кромвеля, преданность Хардгрейвов меняла направления, повинуясь переменчивым ветрам фортуны. Кроме того, разумеется, между ними никогда не прекращался спор за границы владений.
— Тише, Дракон, тише, — успокаивал Уорик породистого арабского коня, быстрого и сильного. Дракон, привычный к битвам на поле брани, был неискушен в турнирных тонкостях. Как, впрочем, и сам Уорик. Он возмужал не в показных ристалищах, а в сражениях не на жизнь, а на смерть, которые беспрерывно вел с мародерствующими шотландцами на северных границах наследственных владений.
Уорик бегло осмотрел ряды партера. В центральной ложе восседали король с королевой Екатериной. Несмотря на репутацию не исправимого ловеласа, Карл оставался любезным джентльменом по отношению к королеве, так им опозоренной. Сейчас темноволосая голова Карла склонилась к Екатерине; его внимание было полностью поглощено разговором с ней, из-за которого, собственно, он и устроил турнир.
Ряд за рядом скамьи заполнялись. Ближайшие места к арене занимала самая знатная и благородная публика, подальше — лорды и леди пониже рангом; для простонародья мест не нашлось, и толпа слонялась вокруг со своим «Славься, монарх!». Народ любил Карла и обожал помпезные зрелища. В вышине развевались знамена с эмблемами любимых рыцарей, то и дело раздавались визг и смех. Глядя на зрителей, Уорик улыбался с едва приметным удовольствием; разряженные дамы и господа как будто сливались в одну разноцветную радугу. Шелка и атлас, бархат и, несмотря на испепеляющую жару, меха были представлены в изобилии. Повсюду ощущался праздничный дух и царило приподнятое настроение. После турнира предполагался пир, и множество бедняков надеялись сегодня вечером наполнить желудки. Взмыленный Дракон принялся подпрыгивать мелкими осторожными скачками.
— Спокойно, спокойно, — бормотал Уорик. Он волновался не меньше своего коня в разукрашенной попоне с блестящими голубыми и золотыми эмблемами воинственных лордов из рода Четхэмов; его, знаком было лесное чудовище, мистическое существо, полулев-полудракон. На шлеме Уорика, облаченного в фамильные цвета, красовался такой же герб. От дьявольской жары пот лился с него градом. Уорик шутливо подумал, что их с лордом Хардгрейвом доспехам недолго и заржаветь, если в ближайшее время они не начнут двигаться.
Вскоре Карл поднял монаршую руку, и трубы ожили. Распорядитель турнира встал, чтобы огласить поединок между графом Северной Ламбрии и виконтом Бедфордским. Соперникам было приказано предстать пред королем.
Уорик едва удерживал Дракона, когда рыцари, согласно этикету, медленно приближались к королевской ложе. Уорик и Хардгрейв спешились и преклонили колени перед Карлом, произнеся: «За Бога и нашего короля Карла!» Рыцарей попросили подтвердить, что разрешение спора будет зависеть от исхода турнира; предупредили, что бой ведется не насмерть. Уорик поднял взгляд, чтобы посмотреть в устремленные на него темные и озорные глаза Карла. Затем осклабился, развернул плечи и опустил забрало.
Перед начатом турнира оставалась последняя торжественная церемония. Уорик сел на Дракона и гарцующим шагом направился к трибунам, пока не остановился перед одной из дам. Светловолосая, с удивительно приятным лицом, она была нежна и бледна, как будто ей самой предстояло сражаться на арене. Уорик ободряюще улыбнулся. Дама привстала и сняла с волос легкую накидку, протянув ее рыцарю. Уорик кивнул, снова улыбнулся, отпустил поводья, позволяя Дракону вернуться на исходную позицию. Толпа приветственно загудела, громко одобряя достойный жест рыцаря, украсившего себя цветной лентой дамы сердца.
Джек — оруженосец Уорика, когда того требовали обстоятельства, а обычно паж и кучер — подбежал к нему с зачехленным копьем.
— Господь за вас, мой господин! — закричал он воодушевленно.
— Будем надеяться, что Господь не нуждается в большом кровопролитии, когда речь идет о легкой забаве, — отозвался Уорик. Они улыбнулись друг другу и разошлись.
Распорядитель турнира остановился в полной готовности перед королевской ложей, знамя с гербом Стюартов взмыло высоко вверх.
Дракон понесся стрелой, как вымуштрованный и бесстрашный боец. Уорик ощущал под собой огромную силу животного, и эта сила рождала в нем чувство полета. Он прямо и твердо держал копье, когда выехал на арену. Земля под лошадью гудела. Весь мир — кричащие зрители, цвета, звуки — померк. Возгласы смешались со свистом ветра, а Хардгрейв и Уорик подъезжали все ближе и ближе друг к другу.
Уорик видел только противника. Еще одна секунда…
Звук от копья, ударившего по шлему Хардгрейва, показался оглушительным. Руку Уорика, от запястья до плеча, пронзила острая боль, как будто от укуса тысячи ос. Он покачнулся, готовый упасть, но усилием воли напряг бедра и удержался в седле. В глазах туманилось от боли и соленого пота до тех пор, пока он не отъехал на приличное расстояние и не услышал шум толпы, по которому понял, что сбил Хардгрейва с лошади.
Уорик направлял Дракона то туда, то сюда, и огромный боевой конь становился на дыбы и кружился, повинуясь воле хозяина. Уорик бросил сломанное копье, и подбежавший Джек торопливо вложил ему в руку меч. Он вновь поскакал по арене, пока не достиг Хардгрейва, который уже стоял, высоко подняв меч. Уорик спрыгнул с коня в нескольких шагах от своего врага.
В необычно голубых, почти бесцветных глазах противника Уорик прочел ярость. Эта ярость может обернуться для него гибелью, подумал он. Хардгрейв молниеносно бросился вперед, но Уорик уклонился. Мечи скрестились в смертоносном ударе. Каждый искал слабость в противнике, и каждый — безуспешно.
Мечи вновь соединились, и соперники ходили по кругу лицом к лицу, будто не могли оторваться друг от друга.
— Когда-нибудь я убью тебя, Четхэм! — свирепо пообещал Хардгрейв.
— Неужели? — усмехнулся Уорик. — Того, что ты мне уже показал, маловато, чтобы я испугался!
Они разошлись. Хардгрейв атаковал слишком стремительно, и Уорик сумел воспользоваться преимуществом. Уклоняясь от удара, он скользящим движением своего оружия выбил меч противника, и тот отлетел далеко в грязь. Когда Хардгрейв попытался нащупать его, Уорик захватил лодыжку неприятеля ногой. Хардгрейв растянулся на земле, и Четхэм быстро приставил острие меча к шее противника.
Он видел глаза поверженного, горящие ненавистью. В этот момент король встал, выкрикнув «браво» и благодаря обоих.
Уорик отвел угрожающий меч от горла Хардгрейва. Тот поднялся. Противники напряженно обменялись рукопожатием, затем приблизились к королю и преклонили колени.
— Хорошо сработано, очень хорошо! — восклицал Карл. — Лорд Четхэм, спорная земля — ваша. Лорд Хардгрейв, вы должны обещать повиноваться решению. До встречи на обеде.
Уорик поклонился, поднялся с колен и свистнул Дракону. Вскочив на коня, он развернулся и пустился вскачь вдоль поля.
Ему нужно было бы зайти в палатку и обработать раны; вместо этого по внезапной прихоти всадник поскакал вперед, направляясь к окраине леса, обещавшего прохладу и желанный покой.
Он подъехал к небольшому, но глубокому лесному ручью и остановился. Соскользнув с седла, Уорик поднял забрало, снял шлем и жадно припал к воде. Утолив жажду, рыцарь вздохнул и принялся снимать тяжелое вооружение. Окончательно высвободившись, он присел, наслаждаясь прохладой, идущей от земли и травы.
Запели соловьи, повеял легкий ветерок, и деревья нежно зашелестели. Здесь был покой — такой редкий в его жизни. Здесь было блаженство. Уорик откинулся на спину, радуясь лесу. Солнечный луч поиграл на его прикрытых веках и скрылся за облаком. Спустились сумерки — пора призрачных теней. Никакого волнения, полный покой, и Уорик незаметно дня себя задремал.
Что-то прервало его забытье. Он открыл глаза и в изумлении сел. С той стороны ручья доносился шум борьбы. Он нахмурился, всматриваясь в наступившую темноту, которая скрадывала все очертания. Неужели он заснул?
Послышался женский голос, от яростной ненависти напоминавший шипение змеи:
— Нет! Нет! Никогда! Убийца!
Ей ответил мужской, низкий и угрожающий, с насмешливой издевкой голос:
— Да, но у вас нет другого выхода, моя дорогая. Ваш отец мертв. И вашим официальным опекуном станет мой отец. Он будет распоряжаться вашими поместьями и вами. Пока что он вас защищает и обещает покровительство, несмотря на заговор, который вы замышляли со своим отцом!
— Обманщики, лжецы! — кричала неизвестная женщина.
— Это решение вынес законный суд! Но у вас есть выбор: либо мое… покровительство, либо топор палача.
— Отправляйтесь ко всем чертям! Я вас презираю!
Наступила тишина. Уорик потянулся, встал и большими шагами направился к ручью. Ему стало любопытно, что там происходит. Но прежде чем он переплыл поток, женский голос снова выкрикнул проклятие.
Секунду спустя раздался страшный треск сучьев, и из зарослей, подобно пушечному ядру, вылетела незнакомка.
Уорик не разглядел ее лица, только фигуру, неясный силуэт в сумерках. Женщина увидела его и испугалась, замерев, как и он.
«Она молода», — быстро промелькнуло у него в голове. Ее волосы вились в диком и живописном беспорядке, отсвечивая цветом слегка подрумяненного каштана или, скорее, золота. Кроме этого, немногое удалось рассмотреть, разве что стройную и высокую фигуру и упругую грудь, которая вздымалась от ярости и напряжения. Уорик попытался было помочь ей перебраться на противоположный берег, но незнакомка, заметив его, издала испуганный возглас, побежала и неожиданно бросилась в воду.
— Подождите, черт побери, сударыня, я помогу вам! — выкрикнул Уорик, торопясь к месту, где девушка исчезла под водой. Он нырнул следом и продолжал нырять снова и снова. Растерянный и потерявший всякую надежду спасти незнакомку, он оставил свои попытки. Бедная, глупая девочка! Кажется, она утонула.
Уорик отправился разведать на другой берег, но никого не нашел. Вконец озадаченный, он еще раз переплыл поток, собрал оружие и свистнул Дракону.
Всю дорогу домой он думал о девушке. Или это был сон? Из палатки навстречу ему выбежал Джек. Уорик хотел было рассказать слуге о случившемся, но того самого распирало от новостей:
— Ах мой господин! Вы все пропустили. Кто-то покушался на жизнь короля! Вот так захватывающая история!
— Захватывающая? — переспросил Уорик, нахмурившись.
— Его величество не пострадал! Все произошло так быстро, но я все же кое-что разглядел. Кажется, один старый лорд, который когда-то сидел в парламенте как раз напротив Карла I, задумал покончить с Карлом II. Но верные королю люди заподозрили неладное, и злоумышленник был убит. Кажется, его величество опечалился этой смертью, но настоял на продолжении торжества.
Уорику с трудом верилось, что покушение на жизнь короля могло произойти столь внезапно. Карл Стюарт был достойный человек, мудрый и на редкость проницательный, если не брать в расчет его темперамент и открытые любовные интрижки.
— Что вы на это скажете, мой господин? — спросил Джек.
— Что? Да ничего, в самом деле ничего. Происшествие в лесу теперь представлялось ему окутанным дымкой и походило больше на игру воображения.
— Ничего, одни только сны. Знаешь, я, кажется, видел русалку. Джек уставился на него, озабоченно нахмурившись.
— Вас ранило в голову, милорд?
— Нет-нет, Джек, ничего подобного, спасибо. Уорик беспокоился о Карле и хотел удостовериться, что с ним все в порядке.. Да и Женевьева наверняка уже волнуется, и надо к ней поторопиться.
— Пойдем, Джек. У меня пара царапин, их нужно перевязать, прежде чем я предстану перед своим господином… и моей женой.
Уорик, слегка прихрамывая, не спеша вошел в смежную со спальней комнату, отведенную ему Римсом, королевским распорядителем Вестчестерского дворца. Доковыляв до резного кресла перед камином, он ухмыльнулся, сел и вздохнул с облегчением, вытянув больную ногу.
Если бы Хардгрейв только видел, как он теперь садится! Ноющие ягодицы, поврежденные плечи, а лодыжка! Удивительно, как это он умудрился доползти до своей комнаты без сопровождения!
Но день, слава Богу, близился к концу. Женевьева быстро устала на обеде и ушла пораньше, а он до самого конца стоял в свите печального после случившегося кровопролития Карла и радовался, видя своего короля целым и невредимым.
Вдруг Уорик прислушался. За потрескиванием огня ему послышалось какое-то шуршание. Он не шевельнулся, но мускулы, так жаждавшие расслабления, напряглись. Когда легкое шуршание послышалось снова, он развернулся. Его рука взметнулась, а длинные пальцы, словно кандалы, обвились вокруг запястья таинственной гостьи.
— Уорик! — с укором произнес женский голос. Уорик увидел необыкновенно красивое и надменное лицо леди Анны Фентон и освободил ее руку. Хмурясь от раздражения, он снова расположился в своем кресле и сухо проговорил:
— Анна, что вы здесь делаете? Все еще домогаетесь короля? Анна премиленько надула губки, хлопая черными как смоль ресницами, и опустилась перед ним на колени. Эта опытная соблазнительница со знанием дела прислонилась к креслу так, что ее округлая кремовая грудь уперлась в деревянную ручку и в самом деле выглядела чрезвычайно соблазнительной.
— Уорик, — теперь ее голос стал мягким и чувственно хриплым, — ты же знаешь, что всегда был моим самым желанным любовником!
— В самом деле? — спросил он с широкой усмешкой. — А как поживает ваш муж, миледи?
Анна рассмеялась; чувство юмора, свойственное ей, делало эту женщину еще более неотразимой.
— Мой муж? У него нет ни малейшего желания приезжать ко двору.
— Его можно понять! Если бы моя жена сделалась последней прихотью короля…
— Уорик!
На этот раз в голосе леди Анны послышались шипящие нотки раздражения. Она поднялась, убедившись, что его больше не интересуют ее прелести.
— Я что-то не припомню, чтобы ты так заботился о Жофрее в нашу последнюю встречу!
Уорик приоткрыл глаз и отметил сердитое выражение ее лица.
Он вздохнул:
— Анна, теперь я женат. На Женевьеве!
— Женевьева! — в сердцах воскликнула Анна, расхаживая за его креслом, как тигрица в клетке. — Нежная Женевьева! Любимая Женевьева! Невинная, восхитительная Женевьева! Уорик, я предупреждала тебя, чтобы ты не женился на ней. — Анна с горечью рассмеялась, и ее смех прозвучал как визг гарпии. — Рассказывали, как она трепетала, узнав, что должна выйти за тебя замуж! За тебя — предмет воздыхания всего двора, красавца, неистового и жестокого в битвах. Женщинам ты казался просто демоном! Огромным восхитительным зверем, таким возбуждающим… но и недосягаемым! Многие готовы были умереть ради одного твоего прикосновения, только не Женевьева! Ты дурак! Неизвестно, кого больше боится твоя жена: тебя или твоих привидений — духа твоей матери и прочих предков! Фамильное проклятие в дополнение к чудовищу-мужу…
— Анна! — Теперь он открыл оба глаза. В его тихом голосе прозвучала скрытая угроза. Он резко поднялся и начал медленно наступать на нее, словно желая заставить взять свои слова обратно, но продолжал говорить мягким и предупреждающим тоном: — Пожалуй, ты кое в чем права, Анна. Моя жена и вправду хрупкое существо, и ей нелегко совладать с моим загадочным прошлым! Но по ночам в постели она встречается вовсе не с чудовищем, уверяю тебя. Нежность рождает ответную нежность. Вы же охотились за чудовищем, моя распутная леди, потому его и получили. Но все в прошлом, Анна. Женевьева уже два месяца носит ребенка, и чудовищу, как вы меня называете, совсем не хочется, чтобы нежная леди, которую я называю женой, расплачивалась сердечной болью за мою прежнюю жизнь.
— Ты не любишь ее! — выкрикнула Анна, отступив к двери комнаты. — Ты женился на ней по обязанности, чтобы сдержать данное ее отцу обещание! Ты…
— Анна, умоляю тебя! Прибереги свои чары на вечер для Карла, а я слишком устал. Меня не волнует, какие чувства ты питаешь к Женевьеве. Она моя жена и носит под сердцем моего наследника. Анна, прошу, оставь меня!
Она постояла у двери и откинула прекрасную гриву черных волос за плечи.
— Наследника, говоришь? Сомневаюсь, что ей удастся выжить после родов!
Шага хватило, чтобы Уорик оказался рядом с ней. Железные пальцы вонзились ей в плечи, и он затряс ее так сильно, что се голова откинулась назад, а зубы клацнули. Но Анне было все равно. Она снова в его объятиях, хотя бы на долю минуты!
— Анна, ради Бога! Мне претит даже мысль обращаться так с прекрасной… со слабым полом. Спрячь свои коготки!
— Уорик! — вскричала она и прижалась к его груди. — Я люблю тебя, я не могу без тебя! Я осчастливлю тебя так, как она не сможет!
— Анна! — Голос Уорика смягчился. Он чувствовал, как сильно Анна его любит, хотя ему было давно известно, что она с легкостью порхает от одного любовника к другому. — Анна… я женат. На очень ранимой женщине. И я не причиню ей боли, потому что люблю ее нежное сердце.
Анна отпрянула с сердитым выражением лица.
— Все равно ты вернешься, Уорик Четхэм! Клянусь тебе! Не пройдет и года, как ты снова будешь томиться от страсти в моих объятиях!
Она повернулась и вышла. Уорик тяжело вздохнул, захромал обратно к креслу, но приостановился и взглянул на дверь, ведущую в спальню.
На пороге стояла Женевьева.
Она казалась бесплотной в мягком отблеске пламени. Золотистые пышные волосы, прекрасное легкое, почти полупрозрачное тело. Широко раскрытые удивительные темно-голубые глаза не мигая смотрели на него, изящные пальцы сжимали дверной косяк.
— Ты все слышала? — спросил он, пожалев, что ей пришлось присутствовать при бурной сцене.
Женевьева кивнула, но тут же улыбнулась:
— Мне приснился… кошмар. Уорик, я надеялась… — Ее голос затих. Женевьева подошла к нему, обвила тонкими руками шею, и в ее глазах, поймавших его взгляд, засветилась благодарность. — Я так тебе благодарна, мой дорогой лорд!
Опустив ресницы, она прижалась щекой к его груди, слушая твердое, уверенное биение сердца, ощущая мужественность и силу, исходящие от Уорика. Ни один мужчина на свете не смог бы обходиться с женой мягче, чем это делал он.
— Я… я боюсь, что разочаровала тебя, — прошептала Женевьева, — еще при дворе, когда ты доверчиво попросил моей руки. Как я… горжусь тобой, Уорик!
Уорик погладил белокурые блестящие волосы; затем он взял ее на руки, понес к креслу и посадил к себе на колени.
— Ты не разочаровала меня, любимая, — сказал он, покачивая и прижимая жену к сердцу.
Женевьева, склонив голову, грустно улыбалась. Она знала, что он лжет, но не винила его. Несмотря на всю его нежность, она так и не смогла привыкнуть к пугающей мужской силе. Сколько раз она притворялась спящей, чтобы избежать исполнения супружеских обязанностей, хотя очень сильно любила мужа. Он догадывался о ее состоянии, но только смиренно вздыхал и смотрел в ночное окно, не нарушая ее обманчивого сна.
Сейчас она пришла к нему, спасаясь от ночного кошмара. И, увидев написанный на ее лице ужас, Уорик забыл обо всем на свете. Он такой сильный и терпеливый, а она такая… такая слабая! Всю жизнь она мечтала поступить в монастырь, в котором воспитывалась, но ее отец, лежа на смертном одре, просил Уорика жениться и позаботиться о ней после его смерти. Верный глубокой дружбе, преданный Уорик так и сделал.
В очаге треснуло полено, женщина вздрогнула.
— Женевьева! — ласково позвал ее Уорик.
— Прости меня! — горячо сказала она.
— Нет, нет! Успокойся, моя любовь, только успокойся, — убаюкивал он. Пригревшись в его объятиях, защищенная со всех сторон его силой, она подумала: «Ах, если бы всегда было так, как сейчас!»
Они долго сидели в тишине, наслаждаясь теплом огня. В голове Уорика крутились мрачные мысли, которые к тому же причиняли ему боль. Анна сказала правду. Ему не следовало жениться на Женевьеве. По натуре это небесной красоты создание было боязливым и нежным. «Слишком нежным для чудовища», — с досадой подумал он. И слишком деликатным, чтобы дать отпор сплетням.
— Женевьева! — мягко позвал он.
— Да, мой господин?
— Анна солгала. О моей семье ходят легенды, но на самом деле смерть моего деда была просто случайностью. Мы не оборотни — по крайней мере не больше, чем все остальные англичане! Эти семейные истории тянутся со времен Вильгельма Завоевателя.
— Кроме одной, о твоей бабушке, — тихо произнесла Женевьева.
— Бабушка упала с лестницы, Женевьева. В этом нет никакого проклятия. Виной тому трухлявое дерево.
— Знаю, — прошептала Женевьева. — Но… Но, Уорик, сон, от которого я проснулась… Я видела ее! Уорик, я ее видела!
Она вдруг всхлипнула, напряглась, ее хрупкие руки затрепетали на его груди.
— Уорик! Она приходила ко мне! Зеленая от могильной плесени, вся в трупных пятнах! И сказала, что я скоро приду к ней и что это неизбежно…
— Погоди, Женевьева! Кого ты видела? Мою бабушку? Нет, моя любовь, ты не могла ее видеть. И поверь мне, я никому не дам тебя в обиду.
Она услышала в его голосе страстность и задрожала еще сильнее от исходившей от него всепобеждающей силы.
— Уорик! Я постараюсь не быть такой трусихой.
— Ты вовсе не трусиха.
— Да, я просто слабая, у меня нет сил.
— У тебя есть сила моей любви.
— Ах, Уорик…
Как он добр! Женевьева взглянула мужу в лицо глазами, увлажнившимися от любви, и прижалась к нему еще крепче. Она решила, что будет достойной его любви, и, сделав над собой усилие, чтобы заглушить страх, подумала о цели их приезда в Вестчестер и о поединке.
— Уорик, я так люблю тебя. Я гордилась тобой сегодня. Ты был выше всяких похвал. Ни один рыцарь не сравнится с тобой в доблести!
Он рассмеялся:
— Если ты так считаешь, то мне больше ничего и не надо. А теперь, моя дорогая, обожаемая жена, которая носит моего обожаемого ребенка, иди в постель! А я с удовольствием пропущу стаканчик портвейна, а потом приду и засну рядом с тобой.
Женевьева улыбнулась, ища поддержки.
— Я буду ждать тебя, мой дорогой, — сказала она. Уорик мягко дотронулся до ее щеки костяшкой пальца.
— Это совсем не обязательно, дорогая. Я знаю, ты хочешь отдохнуть.
— Нет, Уорик, я дождусь тебя.
Он нежно улыбнулся в ответ и помог ей подняться на ноги.
— Я очень люблю тебя, Женевьева, и нисколько не разочаровался в тебе.
Она знала, что это еще одна ложь, благородная ложь красивого, мужественного и смелого мужчины, ее. мужа. Она будет храброй! Она не поддастся ужасным фантомам ночи!
— Я жду тебя, — пообещала она и, слегка покраснев, заторопилась в спальню.
Уорик, хромая, направился к буфету, взял стакан и налил из графина крепкого портвейна. Он почувствовал, как сильно Анна задела его, зайдя гораздо дальше, чем он желал бы ей позволить. Она посмеялась над Женевьевой, их ребенком да и над ним самим, припомнив пресловутое «проклятие».
Напряжение сковало все его тело, в то время как воспоминания разогрели кровь до болезненного кипения. Он безумно хотел обладать женщиной вроде Анны: сильной и сладострастной, всегда готовой идти навстречу его желаниям! Он стоял в оцепенении, отчаянно пытаясь заглушить вспыхнувшее вожделение.
Он покачал головой и допил вино. Его жена хороша и нежна, это правда, и ему было бы тяжело ее предать. Но правда и то, что иногда еще тяжелее удерживать страсть.
Неожиданно его мысли вернулись к женщине в лесу. Существовала ли она на самом деле или это был сон?
Сначала мужчина, угрожавший ей… Потом ее исчезновение под водой… Это реальность или воображение? Он даже не рас смотрел ее как следует, но кажется, она была красива. Страстная и воинственная. Мысли о ней разожгли еще сильнее его голод. Он сгорал от желания обнять этот сгусток огня и ярости.
«Я женат на Женевьеве», — спохватившись, одернул он себя. Ей безраздельно принадлежат его жизнь и его преданность… и его мечты. Уорик вздохнул и присел на кресло, чтобы сбросить ботинки. Они упали с глухим стуком, ударившись о каменный пол. И сразу за этим последовал еще один глухой удар.
Уорик с тревогой обернулся и увидел, что дверь в спальню к . закрыта. Он нахмурился: Женевьева никогда, даже будучи невестой, не закрывала перед ним дверь. А сегодня она совсем его не ж боялась и даже пригласила войти.
— Уорик! Она идет! Ах, она идет!
Он с размаху ударился в дверь, подгоняемый душераздирающим криком, в котором слышались ужас и мольба. Дверь оказалась запертой.
— Женевьева! — постучал он, но ответа не последовало.
Уорик бросался на дверь снова и снова, не обращая внимания на жгучую боль, пронзавшую его плечо.