Дрейк Шеннон. Русалка

   Ондайн не стала высвобождаться из его объятий, но в притворном смирении склонила голову:
   — Что тебе, Рауль?
   Он молчал. Ей казалось, что от его близости кусок, который она успела проглотить за обедом, готов выскочить наружу. Рауль дотронулся до ее щеки. Она стиснула зубы. Он взял ее за подбородок.
   — Ты так красива. Я мечтал о тебе всю свою жизнь. Я не хочу причинять тебе боль. Иди сюда!
   Она пожала плечами.
   — Я и так здесь, Рауль. Твой отец прекрасно со всем управляется, так что мне не остается ничего другого, кроме как выполнять все ваши пожелания.
   — Полюби меня! — сказал он горячо. — Клянусь, я никогда не желал тебе зла!
   — Именно поэтому ты убил моего отца, Рауль? — не сдержалась она.
   — Ондайн, ты сама в этом виновата! — вспыхивая от гнева, ответил Рауль. — Разве вы все не презирали меня…
   — Слава Богу! — Ондайн прервала его саркастически. — Ты хоть признаешься, что это сделал!
   — Ни в чем я не признаюсь! Я хотел поговорить с тобой! Я хотел спасти тебя от себя самой! Но ты вырвалась от меня и убежала, надменная ведьма! Ты все равно за все заплатишь, моя герцогиня! Как только нас обвенчают, мадам, ты заплатишь!
   Неожиданно для нее он наклонился и впился ей в губы поцелуем, стараясь глубже проникнуть в нее языком. Застигнутая врасплох, Ондайн едва могла опомниться.
   — Нет! — Резким, сильным рывком она вырвалась от него и, глядя на Рауля с ужасом и отвращением, поднесла к посиневшим губам руку, чувствуя приближение дурноты: — Вы же обещали! Вы клялись, что дадите мне время!
   Казалось, Рауль вот-вот ее ударит, но он все же совладал с собой и с преувеличенным интересом спросил:
   — Неужели дело только во времени, Ондайн?
   Она думала только о том, чтобы пресечь его домогательства.
   — Мне необходимо время, — прошептала она в мольбе, чтобы забыть, что на твоих руках кровь моего отца! Чтобы привыкнуть к тебе! Пожалуйста, мы будем вместе! Я буду с тобой гулять, разговаривать… но только дай мне время!
   Рауль задумался, притянул ее к себе, поцеловал в лоб и отпустил:
   — Спокойной ночи! Значит, завтра мы поедем прогуляемся верхом и заодно поговорим.
   Она кивнула, страстно желая убежать наконец к себе в комнату.
   — Ради меня ты позволишь Берте прислуживать тебе? — спросил он.
   Она снова кивнула.
   «Ох, скорее бы он оставил меня в покое!» — думала она, чувствуя, что от его поцелуя ее в самом деле сейчас стошнит.
   — Тогда я сейчас же пришлю ее к тебе, — сказал он почти нежно.
   — Нет! Только не сейчас! — вскрикнула Ондайн и просительно добавила: — Рауль, мне так хочется побыть одной, пожалуйста!
   Он еще раз поцеловал ее лоб.
   — Ах, Ондайн, Ондайн… Я хочу заботиться о тебе, лелеять твое тело! Только не испорти все сама! Иди спать и думай обо мне и нашем будущем! .
   Думать о нем?! И в самом ужасном кошмаре такое не привидится!
   Ондайн изобразила на своем лице застенчивую улыбку. Рауль выпустил ее, и она быстро побежала вверх по лестнице, чувствуя, что он провожает ее взглядом.
   Войдя в комнату, она закрыла дверь на задвижку. Берта хорошо потрудилась: в камине ярко горел огонь, и в комнатах было тепло.
   Ондайн пробежала через гостиную в спальню к ночному столику и едва успела подставить вазу, как ее стошнило.
   Спазмы не прекращались, и ей казалось, что она умрет. Но вскоре все закончилось. Обессиленная, едва держась на ногах, она ополоснула лицо и руки водой из кувшина и, пошатываясь, вышла на балкон, чтобы глотнуть обжигающего ночного холодного воздуха. Постепенно она пришла в себя.
   «Откуда эта слабость? — с неудовольствием спрашивала она себя. — Неужели ты ей поддашься? После всего, что ты вынесла!»
   Она, которая умирала от голода, скитаясь в лесах, гнила в Ньюгейте, побывала на виселице с петлей на шее и в лапах алчных бандитов! Сонный порошок и даже безумие Матильды не сломили се. Так неужели она отступит теперь перед легким недомоганием?!
   Ондайн подумала, что даже в самых страшных испытаниях ее поддерживал Уорик, она была графиней Четхэм! И в ее жизни были эти волшебные минуты, когда его сила ограждала ее от всех страхов, мыслей, от всего на свете…
   «Увы, миледи, его больше нет!» — напомнила она себе.
   Воспоминания мешали ей привести мысли в порядок. Ондайн поежилась и поняла, что совсем закоченела, хотя на морозе чувствовала себя гораздо лучше. Призвав на помощь здравый смысл, она постаралась рассуждать логично.
   Единственное ее спасение — в покорности. Она должна убедить Рауля в искренности своих слов, а также завоевать доверие Вильяма, иначе у нее не будет возможности ускользнуть из-под его надзора.
   — Хорошо, я буду послушной! — прошептала она, глядя на луну, освещавшую снег серебристым светом. Но сначала ей нужно укрепить сердце… и желудок. Рауль не должен знать, что одно его прикосновение способно вызвать в ней такое серьезное расстройство.
   А что касается Уорика…
   — Ох, черт его побери! — зло пробормотала она и, совсем окрепшая, вернулась в спальню.
   Ондайн с помощью снега, который она принесла с балкона, привела комнату в порядок, освежила вазу, затем подтащила кресло к огню и стала ждать.
   Прошло несколько часов. Наконец она встала, надела теплое платье из грубой шерстяной материи и осторожно вышла из спальни.
   Все было тихо.
   Она бесшумно прокралась вниз по лестнице и зашла в кабинет дяди. Луна ярко отражалась на стенах дворца Дуво, но ее света все равно оказалось недостаточно.
   Боясь поскользнуться и упасть, Ондайн остановилась, немного подумала, потом нашарила на полке длинные каминные спички, зажгла и поднесла одну из них к маленькой лампе на столе. Свет наполнил комнату, и она торопливо начала обыскивать ящики стола, чтобы найти ложные улики и уничтожить их. Конечно, это не оправдает ее отца, но по крайней мере положит конец их угрозам посадить ее в Тауэр!
   Время шло, она быстро просматривала ящик за ящиком. Ничего особенного пока в них не было. Гусиные перья и чернила, промокательная бумага, счета и бухгалтерская книга, деньги, вырученные за аренду.
   Ондайн с досадой подумала, что из Вильяма Дуво получился бы прекрасный управляющий — он выбивал долг до последнего шиллинга!
   Она открыла нижний ящик и почувствовала, как на нее навалилась тоска. Там тоже ничего не было! Но она ведь предполагала, что так и будет, разве нет? Наверняка улики хранились в каком-нибудь потайном месте…
   Вдруг она замерла, услышав шаги на лестнице. Тишина. Еще шаг. Она мигом сообразила, что кто-то пытается застать ее врасплох.
   Мгновенно она схватила с полки книгу, взяла лампу и заторопилась к подоконнику. Она поставила на него лампу и уселась рядом с книгой в руках.
   Неожиданно дверь резко распахнулась. Ондайн вскрикнула и прижала книгу к груди.
   На пороге стоял Вильям Дуво в ночном халате и колпаке и смотрел на нее с величайшим подозрением.
   — Ох, дядя! — выдохнула она. — Как вы меня напугали!
   Он вошел в комнату и, нахмурившись, не произнося ни слова, осмотрел все вокруг. К счастью, она с величайшей тщательностью положила все вещи на место.
   — Что ты здесь делаешь? — спросил он раздраженно. Она невинно посмотрела ему в глаза.
   — Я не могла заснуть и решила почитать что-нибудь.
   Он стремительно подошел к ней поближе, присмотрелся и выхватил у нее из рук книгу, ехидно спросив:
   — И часто ты читаешь книги вверх ногами, Ондайн?
   — Что? Ох, я просто уронила ее от неожиданности! — обиженно сказала Ондайн.
   Он продолжал улыбаться, спрятав книгу за спиной.
   — И что же ты читала, моя дорогая?
   Ей хотелось закричать от отчаяния, но вместо этого она изо всех сил напрягла память. Это пыльная книга в зеленой обложке, книга с золотым обрезом…
   — Шекспира! — выкрикнула она.
   Догадка оказалась правильной; Ондайн подметила изумление дяди.
   — И что же именно?
   Она снова покопалась в памяти.
   — «Короля Лира» — первую пьесу в этом томе, дядя, — сказала она безмятежно.
   Он открыл книгу, посмотрел первую страницу, с шумом захлопнул и протянул ей обратно.
   — Уже поздняя ночь. Вдруг ты устанешь и заснешь здесь с зажженной лампой, вспыхнет пожар и спалит нас всех. Иди в постель.
   Ондайн не стала спорить, а прижала книгу к груди и быстро побежала вверх по лестнице. Она почувствовала себя в безопасности, только когда оказалась в своей комнате с дверью, запертой на задвижку. Девушка опустилась на пол, дрожа от страха.
   Надо научиться быть осторожной… очень осторожной!
   Постепенно она успокоилась, поднялась и пошла в спальню. Забравшись в постель, Ондайн помолилась и закрыла глаза, надеясь, что сон принесет ей некоторое облегчение. Но всю ночь ее преследовали сначала кошмары о Рауле, а потом мучительные видения, напоминавшие об Уорике.
   Она проснулась усталой и совершенно разбитой, Уорик! Неужели теперь он будет управлять даже ее сновидениями! Ах, если бы она только могла рассказать ему, кто она есть на самом деле, и посмотреть на его высокомерную физиономию! Ондайн со стоном уткнулась в подушку и сжала виски, с волнением осознав, что вчерашняя болезнь преследует ее до сих пор. Она чувствовала себя отвратительно, даже лежа в постели. Тошнота, головокружение…
   О Боже!
   Ее бросало то в жар, то в холод, и она благодарила Бога, что Берта пока не пришла к ней.
   Напрягая память, Ондайн стала восстанавливать в памяти даты, события последнего месяца, проведенного в Четхэме, одну за другой интимные подробности своих отношений с Уориком, пока окончательно не утвердилась в своих подозрениях.
   Теперь она знала, что ни Рауль — каким бы омерзительным существом он ей ни казался! — ни усталость, ни перевозбуждение, ни нервозность не являются причиной ее недомогания. Просто она беременна ребенком Уорика Четхэма… и не придуманным, а самым настоящим.

Глава 25

   Клинтон и Джек тем временем приехали в Лондон, и именно Джек обнаружил местечко, где можно было что-нибудь разузнать о землях, которыми владел Вильям Дуво.
   На окраине Лондона, не более чем в сорока пяти минутах езды от поместья Дуво, стояла таверна под названием «Белое крыло».
   Это увеселительное заведение охотно посещали всевозможные работяга, честные и не очень. Говорили, что за соответствующее вознаграждение здесь можно было достать практически все: женщин и эль, сонный порошок и яд и совершенно бесплатно — разнообразные сплетни.
   Клинтон предложил ради предосторожности немного изменить внешность, поэтому все четверо: он сам, Джек и Уорик с Юстином — для начала купили простые плащи, без всяких украшений. Затем под видом рабочих с севера они поскакали к этой таверне.
   Они вошли, заказали бочонок эля к баранине и большую часть времени провели, внимательно изучая обстановку. Так что пышногрудая блондинка, прислуживавшая гостям, могла не торопясь решить, кто же ей нравится больше — Уорик или Юстин. Оба заигрывали с ней и сыпали монеты ей за пазуху, а когда за несколько монет хозяин разрешил ей присесть за их столик, предложили ей огромную кружку эля. Девушку звали Молли. Она была грубоватой, но задушевной, по мнению Уорика, как раз такой, какой нужно.
   Она без тени смущения сидела между двумя братьями, хихикала и сдувала пену со своего эля. Юстин нес какую-то чушь, Уорик между делом пытался выведать что-нибудь поважнее.
   — Скажи-ка, подруга, как работящему парню с умелыми руками найти работу в этих краях?
   — Ах, парни, держу пари, что руки у вас умелые и чуть что вы их пускаете в дело! — ответила она, заливаясь смехом. Юстин скорчил гримасу своему брату за спиной блондинки, а Клинтон прокашлялся.
   Джек решил, что, наверное, они переборщили с элем.
   — А если без шуток, подруга? Что это за поместье, про которое все вокруг говорят? Дворец Дуво, кажется?
   — Да! Теперь там новый хозяин! По слухам, очень суровый.
   — Расскажи. Девушка закудахтала.
   — Ах, милый, это потрясающая история, — сказала она и икнула. — Старый герцог был прекрасным человеком, тихим и добрым. Но, как говорят, в тихом омуте черти водятся! Оказалось, что он вместе со своей дочкой покушался на жизнь нашего доброго Карла! Кто бы мог подумать! Она была просто красоткой, ни в сказке сказать, ни пером описать! — Молли энергично толкнула Уорика под ребро и подмигнула. — Из тех, что так нравятся нашему доброму королю! Так вот болтают, что эта девка сначала была вместе с отцом, а потом исчезла. А ее дядюшка с кузеном все захапали!
   Молли поднесла кружку к губам и скорчила жалостливую гримасу.
   — Кажется мне, все это не к добру! Я слышала, красотка вернулась и собирается выйти замуж за этого своего кузена. — Молли поежилась. — Чертовски красивый парень, но как посмотрит — кровь холодеет. А эта девушка, говорят, вроде ничего, хорошая, терпеливая и ласковая. А я вам скажу, парни, м«е жаль ее, вот что! Этот ее братец, похоже, из тех, которые бьют своих жен смертным боем!
   Мужчины переглянулись, но Молли так увлеклась своим элем, что ничего не заметила. Она с улыбкой смотрела на Уорика.
   — Если вас с души не воротит от таких людей, как Дуво, то там, я знаю, платят хорошо.
   — В самом деле? А что ты скажешь, если, к примеру, такой парень, как я, захотел бы туда наняться?
   Молли смотрела на него некоторое время в недоумении, а потом ее неожиданно озарило:
   — А чего, старый кузнец у них как раз помер! Им, наверное, нужен человек! Если не боишься тяжелой работы, можешь завтра попытать счастья.
   — Завтра? Когда? Где?
   — Да в городе, на базаре.
   — Большое тебе спасибо, Молли, — сказал Уорик; вставая.
   — Эй-эй! Куда это ты собрался так быстро? — завопила Молли обиженно.
   — Спать, я ведь завтра собираюсь стать рабочим человеком, дорогая! — сказал он и насмешливо взглянул на брата. — Но ты не волнуйся, подруга; к счастью, мой брат довольно ленивый парень и повсюду ищет одни удовольствия! Понимаешь, что я имею в виду? Он не даст тебя в обиду, Молли!
   — Что значит, не даст в обиду? — опешил Юстин, но было поздно: Молли уже переключила на него все свое внимание, настойчиво шаря руками в складках его панталон.
   Клинтон засмеялся и тоже встал из-за стола. Джек последовал его примеру. Юстин взвыл от отчаяния:
   — Молли! Я обещал стать священником, правда!
   — Такой красавчик, как ты? Нет! Не может быть!
   — Так и есть, Молли, увы! Я хотел разгуляться напоследок, но чувствую, что моя душа отправляется в ад. Ой! Больно! — С величайшей поспешностью Юстин вскочил со скамьи, блеснул на прощание улыбкой, бросил на стол монету и со всех ног побежал за уже покидавшими таверну товарищами.
   — Священник, говоришь? — обернулся Клинтон со смехом, завидев догоняющего их Юстина.
   — Ай, больно! Больно! — пошутил Джек.
   Юстин скорчил гримасу и бросил на Уорика обиженный взгляд.
   — Она вовсе не в моем вкусе! — пробурчал он брату. — Если ты цепляешь девушек, сам с ними и разбирайся. Меня почти изувечили! У нее пальцы как клешни!
   Никто не отнесся к его жалобам слишком серьезно, а Уорик разразился громким хохотом. Они отошли уже довольно далеко от таверны, когда Клинтон неожиданно остановился и серьезно посмотрел на Уорика.
   — Скорее, это я должен наняться кузнецом. Я провел половину жизни около лошадей.
   — А я разве нет, кузен? — Уорик предупреждающе приподнял бровь.
   Клинтон отрицательно махнул рукой.
   — Ты всю жизнь управлял поместьем или служил королю. Я единственный из вас, кто знает лошадей.
   Уорик покачал головой.
   — Я знаю их достаточно. И я должен быть там.
   — По-моему, лорд Четхэм, — заметил Джек, — из нас изо всех именно вам не нужно там быть.
   — Ах, черт вас побери! — выругался Уорик. — У меня достаточно здравого смысла, и я должен ее увидеть. Она моя жена.
   Юстин подхватил Клинтона под локоть.
   — В самом деле, я с удовольствием погляжу на нашего лорда в роли кузнеца. Боюсь, ему придется как следует попотеть, если дело выгорит.
   — Да, представляю себе, — согласился Клинтон. Джек весело захихикал.
   — Юстин…
   — Всего одно замечание, брат, ничего больше! — сказал Юстин весело и задумчиво потер подбородок. — Видишь ли, ты слишком чистый для кузнеца. Что скажешь, Клинтон?
   — Да, невероятно чистый.
   — Нам потребуется изрядное количество грязи.
   — Да, но сейчас нигде нет грязи, мои дорогие, так что вам лучше забыть об этом! — заявил Уорик.
   Клинтон принял озабоченный вид.
   — Уорик, тебе же хуже, если ты появишься в столь изысканном виде. Ты просто вызовешь подозрения у Вильяма Дуво. Я помню, у входа в таверну было очень грязно! Не помешает и черная полоска под ногтями.
   — Грязь и трудовые мозоли! Вот что нам нужно! Просто восхитительно! — воскликнул Юстин.
   Уорик посмотрел на свои руки.
   — Здесь до черта мозолей! — сказал он.
   — Ладно, — согласился Клинтон, — спасибо и на этом! Хотя они не в тех местах, где обычно бывают, когда имеешь дело с подковами.
   Уорик пожал плечами.
   — Ну что ж, ведите меня к этой грязи. Юстин, все равно тебе не придется долго наслаждаться моим видом. Ты вместе с Клинтоном поедешь обратно в Лондон.
   — Куда? — спросил Юстин.
   Клинтон, уже знакомый с планом Уорика, кивнул и объяснил Юстину:
   — Мы должны выяснить подробности покушения на короля. Наверняка кто-нибудь что-нибудь видел в тот день.
   — Но только не останавливайтесь во дворце, а снимите комнаты где-нибудь поблизости, — посоветовал Уорик. — Думаю, вам стоит присмотреться к простому народу. Послушать болтовню и сплетни в тавернах.
   — А что с Джеком? — спросил Юстин.
   — Джек останется здесь, на случай, если он мне понадобится. Порасспрашивает пока людей.
   — И кроме того, — добавил Джек, и на его лице хитроумного гнома появилась улыбка, — мне очень понравилась Молли!
   Подойдя к таверне, братья рассмеялись, засучили рукава и набрали полные горсти грязи. Юстин проявил недюжинный талант, превращая своего брата из графа в кузнеца. Они хорошо потрудились. Перед ними стоял на редкость грязный человек. Его задачей было не показывать, что больше всего на свете он желает вымыться и тем более что ежедневное купание вошло у него в привычку.
   Когда смех улегся, Юстин встревоженно спросил брата:
   — Откуда ты знаешь, что тебя возьмут на эту замечательную должность? Наверняка множество работящих кузнецов в городе захотят получить место у Дуво.
   — А я и не собираюсь в город. Завтра утром я заявлюсь прямо во дворец. — Он задумался. — Я больше не могу ждать и быть вдалеке от Ондайн. Я должен хотя бы увидеть ее и убедиться, что она жива и здорова!
   На следующий день за обедом Ондайн чувствовала себя гораздо увереннее. Все утро она провела вместе с Раулем, скача по заснеженному поместью. Он был сдержан с ней, и Ондайн осталась довольна прогулкой. Они болтали об отвлеченных вещах: о лондонском театре, об опере и вообще об искусстве. Рауль, знаток и поклонник великих художников, был хорошо начитан и имел необыкновенный нюх на таланты и шедевры.
   Ондайн старалась выглядеть очаровательной и милой, поскольку поняла, что Рауль — единственная ее надежда на спасение, если обстоятельства будут складываться не в ее пользу.
   А ведь она беременна! Пока что Ондайн не решала проблем, а лишь добавляла новые к уже имеющимся. И тем не менее она чувствовала, что обожает будущего ребенка и страстно желает выразить ему всю свою любовь, которую никогда уже не сможет дать его отцу. Наверное, это будет резвый мальчик с удивительными золотистыми глазами, как у Уорика, или чудесная девочка со светлыми кудрями, послушная и прелестная…
   Даже в глубине души она не смела думать о графе Четхэме. Захотел бы он ее возвращения ради того, чтобы получить законного наследника? Позволил бы ей жить здесь ради того, чтобы вывести на чистую воду пару негодяев? Скорее всего нет. Он ведь такой властный человек! Она представила себе гнев Уорика, если он узнает, что она посмела сбежать, нося под сердцем его будущего наследника. Конечно, он простил ей украденные золотые монеты, тем более что она их заработала, но свою плоть и кровь, своего ребенка…
   — Тебе нехорошо, Ондайн?
   — Что? Нет! — запнулась она, переводя взгляд с кузена на дядю.
   — Ты совсем ничего не ешь, — заметил Вильям.
   — Наверное, это из-за бессонной ночи, — пробормотала она, пробуя кусок мяса, и поблагодарила: — Спасибо, дядя, очень вкусно.
   Вильям одобрительно потрепал ее по руке.
   — Как вы очаровательны, когда захотите, моя дорогая.
   — Да, я так хочу, дядя, — сказала она тихо.
   — М-м-м, возможно, — промычал он с сомнением в(голосе.
   Ондайн с улыбкой посмотрела на Рауля. Тот, кажется, не сомневался.
   — Как ты находишь нового кузнеца? — спросил Вильям сына. Рауль подумал, его рука с вилкой застыла в воздухе на полпути ко рту.
   — Недурен. Но кажется, довольно дерзкий, не правда ли?
   — Кузнецы не бывают слабовольными, — заметил, пожав плечами, Вильям и вернулся к еде. — Он довольно угрюмый, но север приучает к некоторой суровости. Зато он очень сильный, с такими плечами только и работать в кузнице. Но мы еще посмотрим, как у него пойдет дело.
   Вильям взглянул на Ондайн, но она этого не заметила. Сегодня дичь казалась ей нежной и вкусной, а она просто умирала от голода. Тошнота чудесным образом оставила ее, и она относилась к этому, как к подарку судьбы.
   — Сегодня вы поиграете нам на клавикордах? — спросил Рауль.
   — Я… — Конечно, ей хотелось сбежать пораньше, но нужно было добиться доверия Рауля. Кроме того, игра на клавикордах не такой уж тяжкий труд. — Разумеется, если вы хотите, Рауль.
   Обед закончился. Они вошли в бальный зал в левом крыле дома — прекрасную просторную комнату с хорошей акустикой, но довольно прохладную. Даже ярко пылающий камин не прогревал ее как следует. Ондайн играла мелодию за мелодией, то пристукивая ногой, то подпевая, находя в игре определенное удовольствие и для себя самой. Вильям сидел в большом кресле, потягивая бренди, тихий и умиротворенный, считая, что ведет себя как истинный джентльмен.
   Рауль с бокалом портвейна стоял, прислонившись к клавикордам, и смотрел на нее.
   Наконец Вильям остановил Ондайн, сказав, что в зале становится слишком холодно, и, взяв ее под руку, вывел на лестницу. Здесь он перепоручил ее Раулю.
   Рауль с великим почтением поцеловал руку Ондайн, и она, пряча отвращение, приторно улыбнулась ему и сказала, что будет рада увидеться с ним завтра.
   Ах, как славно захлопнуть за ним дверь! Она с облегчением вздохнула. Неожиданно до нее донеслись приглушенные голоса. Отец и сын о чем-то спорили при выходе из галереи. Ондайн прижалась ухом к двери и, затаив дыхание, стала слушать.
   — Говорю тебе, это нужно сделать немедленно!
   — Отец! Но она, кажется, начала мне доверять и находить удовольствие в моем обществе! Если ты теперь сделаешь это…
   — Ты хочешь заполучить в жены шлюху? Рауль горько засмеялся:
   — Если она в самом деле шлюха, отец, тем лучше: она сможет мне угодить и в постели. Девственница или шлюха, она герцогиня! И ее поведение нисколько не влияет на этот факт.
   — Ладно, но я бы хотел знать это поточнее! — упрямо повторил Вильям. — Если она путалась с другими мужчинами — неизвестно, какого сорта! — я не позволю ей разгуливать по дворцу, изображая из себя святую невинность! Я настаиваю, чтобы ты немедленно послал за врачом и так или иначе выяснил это.
   — Отец! Но ведь жениться на ней собираюсь я!
   — Тогда, если хочешь, узнай что-нибудь от нее. Иначе я сделаю это сам. Даю тебе пару дней сроку. Все!
   Рауль что-то ответил. Ондайн не разобрала; мужчины удалились. Встревоженная, она вошла в комнату, постукивая пальцем по подбородку. Что же ей теперь делать?
   Рауль, единственная ее надежда. Может, броситься к его ногам с мольбой, чтобы он убедил отца оставить се в покое?
   Снаружи послышался какой-то звук. Сдвинув брови, Ондайн подошла к балкону и обнаружила, что балконные двери прикрыты неплотно. Она вышла на балкон, выглянула наружу и испугалась, увидев внизу высокого и мускулистого незнакомого человека, который стоял, прислонившись к дубу. Она вгляделась повнимательнее, но мужчина постоял и исчез.
   В волнении Ондайн закрыла дверь, поежившись от вечернего холода. Ах, неужели это ее судьба и какой-нибудь алчный вор придет и убьет ее во сне!
   Чувствуя страшную усталость, девушка решила поскорее отправиться в постель. Завтра утром она собиралась снова проникнуть в кабинет дяди, пока он разбирает судебные дела в своей конторе. Конечно, это опасно, и ей придется соблюдать крайнюю осторожность. Она не может позволить себе и малейшей оплошности.
   Но, даже лежа в постели под теплым одеялом, Ондайн не переставала дрожать от страха. Ее не так пугала мысль о незнакомце, разгуливавшем под ее окном, или о дяде, который может застать ее у себя в кабинете. Больше всего она боялась, что Уорик узнает, что она, беременная, сбежала от него!
   — О Боже! — шептала Ондайн, стараясь побороть растущее внутри беспокойство. Об этом она подумает позже. Ей предстоит проникнуть в комнату дяди и сочинить какую-нибудь историю для Рауля. «Думай, думай! — подгоняла она себя. — Сохраняй спокойствие! Уорик за тридевять земель… Он — часть совсем другой жизни».
   Прошло несколько дней. Ондайн научилась ладить с Бертой. По утрам служанка входила с чашкой чая, зная уже, что ее госпожа любит читать, прихлебывая чай. Она выбирала для Ондайн платье, помогала ей одеваться, умело укладывала волосы и удалялась. Ондайн спускалась по лестнице, встречалась с дядей и Раулем за завтраком, а потом отправлялась бродить по дворцу, пока они обсуждали разные дела. Девушка делала вид, что ей совершенно безразличны их разговоры, опасаясь, как бы они не подумали, что после свадьбы она рассчитывает сама управлять своими владениями!