Страница:
— Нет, не совсем, но я не собиралась…
— О, Боже мой! — выпалил Перси. Вся нежность в его голосе исчезла, прикосновение стало мучительным. — Не насилие! Так что же это было?
— Перси, я… — Но что случилось? Элиза и сама этого не понимала. — Перси, меня обманули… и я…
— Обманули? Как? — прорычал Перси.
— Перси, это долгая и запутанная история. Он не знал, кто я такая, а я не подозревала, кто он…
— Замечательное оправдание для того, чтобы спать с мужчиной!
— Перси! — воскликнула Элиза, всматриваясь в его золотисто-ореховые глаза. Куда девался мужчина, которого она любила, который поклялся любить ее, несмотря ни на что? Элиза не узнавала его. А она-то считала, что знает Перси как свои пять пальцев!
— Все это время я чтил тебя. Я возвел тебя на пьедестал, — с горечью произнес он. — Как часто мне приходилось уезжать от тебя холодными ночами! А теперь ты говоришь, что легла в постель с рыцарем, как блудница, едва познакомилась с ним! Вероятно, ты все это время дурачила меня, заставляла относиться к себе как к знатной леди Элизе, герцогине Монтуанской! Значит, ты смеялась надо мной? Мне следовало почувствовать женскую похоть в твоих поцелуях! Дарила ли ты эти поцелуи только мне или многим другим? Неужели я один из множества твоих поклонников?
— Перси!
Элиза была так потрясена, что смогла произнести только его имя и попытаться понять его страшные слова.
— О Боже! — простонал он и, оттолкнув от себя Элизу, оросился к стене и ударил по ней кулаком. Она ощущала его гнев и боль, пытаясь убедить себя, что гнев вызван болью, что он оттолкнул ее не оттого, что лишился чувств к ней. Но ничего не помогало: поведение Перси потрясло ее.
Спустя минуту он обернулся и вновь схватил ее за плечи, впиваясь ногтями в кожу. Услышав его голос, Элиза окаменела.
— Кто этот человек? Я не хочу, чтобы он смеялся, встречаясь со мной. Не хочу слышать перешептывания за моей спиной. Или за моей спиной и сейчас уже шепчутся и смеются? Неужели ты выдумала всю эту историю, поскольку поняла, что после свадьбы я обо всем догадаюсь?
Потрясение сменилось яростью. Элиза изо всех сил ударила Перси по щеке.
Он отшатнулся, с недоверием глядя на нее. Он поднес ладонь к горящей щеке и скривил губы в сардонической усмешке. Перси усмехался! Элиза еще никогда не видела столь безобразного и угрожающего выражения на его лице. Он превратился совсем в другого человека.
Он шагнул вперед, и Элиза поняла, что сейчас ей грозит ответный удар.
— Шлюха, я еще поставлю тебя на колени…
— Еще один шаг, Перси Монтегю, и я позову стражников! — предупредила Элиза.
По-видимому, он ей поверил, ибо остановился, и усмешка исчезла с его лица. Он вновь стал Перси, человеком, которого Элиза любила так страстно, ласковым и нежным. Как мог он только что быть таким жестоким?
Она вздернула подбородок, стараясь сдержать дрожь.
— Не могу поверить, что ты способен на такие слова, Перси. Ты, как и я, поклялся в любви ко мне. Будь эта любовь истинной, ты не стал бы бесчестить меня. Никто и никогда не смеялся у тебя за спиной, но будь так, я надеялась бы, что твоя любовь выше всех сплетен. Я могла бы выйти за тебя замуж сегодня ночью и обмануть тебя, но не сделала этого.
Перси с трудом глотнул.
— Вероятно, ты испугалась моего гнева.
— Может быть, — холодно отозвалась Элиза.
— Кто он такой?
— Для тебя это так важно?
— Да, клянусь Богом, важно!
— Но почему? Ты намерен отомстить за меня? Или намерен сообщить, что ты отказываешься от меня, чтобы сохранить достоинство?
— Боже мой, Элиза! — яростно выпалил Перси, сжимая кулаки. — Что происходит?
— Странно, что это волнует тебя, — спокойно ответила Элиза и отвернулась, положив ладони на холодный камень стены. Чего можно ждать от него, горько размышляла она.
Еще большего оскорбления, нашептывало ей сердце. Разве можно представить себе, что она сумеет что-нибудь объяснить? Перси или еще кому-нибудь? Особенно с его представлениями о наследовании и справедливости. Неужели она решится сказать: «Генрих был моим родным отцом, Перси, и потому я похитила его кольцо. Я увезла кольцо потому, что моя мать, бордоская крестьянка, собрала последние гроши, лишь бы купить это кольцо и подарить Генриху. Мне не хотелось, чтобы об этом узнали, — ты ведь понимаешь меня, Перси? — и потому мне пришлось солгать этому человеку».
Нет, объяснить все это Перси невозможно. Было бы глупо надеяться на это. Однако оскорбление больно ранило Элизу, она не могла поверить, что человек, который клялся ей в любви, тот, которого она любила всем сердцем, мог с такой легкостью назвать ее шлюхой. Перси стал холодным и твердым, как камень стены, едва она коснулась его. Да, она знала его, знала все его достоинства: любовь к поэзии и музыке, мягкость, честность и преданность. Но, кроме того, Элиза знала, что Перси третий сын мелкого нормандского барона, что он непомерно тщеславен. Богатство и титулы значили для него слишком многое.
— Что за игру ты ведешь со мной, Элиза? — хрипло спросил Перси. — Ты говоришь, что была «обманута». Тебя опоили или одурманили? Или и с этим человеком ты вела игру? Я хорошо знаю, на что способны женщины, герцогиня. Язык говорит «нет», глаза — «да», и все это способно довести мужчину до бешенства. Неужели ты вводила его в искушение, Элиза, соглашаясь и отказывая? Разыгрывала Иезавель с таким же искусством, как обыкновенная блудница?
Она вцепилась в камень и обернулась к нему с высоко поднятым подбородком и горящими глазами.
— Вы знаете много подобных женщин, сэр?
— Да.
— Сколько?
— Какая разница? Я рыцарь, я сопровождаю короля, участвую в сражениях. Мне приходится много времени проводить в пути, иногда я так устаю, что нуждаюсь в утешении. И потом, я мужчина.
— И мне кажется, Перси, обвинить тебя в распутстве можно скорее, нежели меня.
— Что?
— Уверена, ты слышал меня.
Он вновь стиснул кулаки и метнул подозрительный взгляд в сторону ближайшей башни. «Стражники окажутся здесь, Перси, не пройдет и нескольких секунд…»
— Упокой, Господи, его душу, но это Генрих испортил тебя, Элиза! Женщине положено вынашивать наследников мужчины, она должна быть верной и преданной, ибо кто захочет растить чужого ублюдка?
Элиза улыбнулась:
— Монтуа мое, Перси. Мой ребенок по праву будет его наследником, не важно, с кем я спала.
— Сука! — внезапно взревел Перси. — Подумать только, я считал тебя самой чистой, самой прекрасной, самой любящей из женщин! Ты говоришь, как дочь сатаны!
Желание рассмеяться охватило Элизу. «Ты почти прав, Перси: я дочь Генриха II». Но она сдержалась.
— Вероятно, тебе лучше уехать, Перси, прежде чем ты подпадешь под власть моих чар.
Перси отвернулся и молча уставился на звезды. Когда он вновь взглянул на Элизу, в его глазах отразились оскорбление и боль.
— Прости, Элиза.
— За что, Перси? За то, что ты сказал, или за то, что сделали твои слова?
— Не знаю, не знаю… — пробормотал он, прижимая ладонь к виску и прикрывая глаза. Когда они вновь открылись, в них было совершенно иное выражение. Он шагнул ближе, и Элиза напряглась, оказавшись в его объятиях.
— Элиза, я так долго желал тебя…
Он помедлил, и вдруг снял с нее головной убор, который Элиза так тщательно выбирала. Волосы рассыпались по плечам, поблескивая в темноте. Перси подхватил их и приподнял.
— Мне снилось, что я с тобой… а твои волосы обвиваются вокруг меня, ласкают кожу… Ты не должна была достаться никому другому…
— Перси, ты делаешь мне больно.
Казалось, он не слышал ее.
— Мы еще можем пожениться. Прежде всего тебе придется отправиться в монастырь, где добрые сестры присмотрят за тобой до тех пор, пока мы не убедимся, что у тебя не будет ребенка.
— Перси, я никуда не поеду. Если ты предпочел не доверять мне, нам больше нечего ждать.
— Элиза, я предлагаю тебе шанс для нас обоих…
— Перси, ты ничего не понимаешь! Мне не нужно ничего, кроме доверия. Случившееся не тревожит тебя, все, чего ты боишься, — моей «порчи». Без любви и доверия этот брак мне не нужен. Мне ни к чему земли, Перси, у меня они есть. Я герцогиня. Я…
— Элиза, ты глупа! — перебил он, и, взглянув в его глаза, Элиза поняла, что ее гнев только подкрепил гнев Перси. Он едва сдерживал ярость. — Женщины выходят замуж за тех, кого им укажут! Да! Ты приходишь ко мне, оскверненная другим мужчиной, да еще заявляешь, что будешь поступать по-своему! Что ж, вольному воля! Но смотри себе под ноги, дорогая. Ричард Львиное Сердце — это не Генрих, вероятно, он отдаст тебя дряхлому старцу, которому нет дела до молодой жены!
— Перси, ты оскорбляешь меня! Пусти!
Его руки ослабли, он крепко зажмурился и вздрогнул.
— Элиза, Элиза, попробуй меня понять. Я так долго желал тебя, ждал брака, нашего союза и теперь обнаружил… вот это. Бог свидетель, я совершенно растерялся. То, что принадлежало мне по праву, отнято, понимаешь?
Элиза покачала головой, желая расплакаться от обиды, гнева и смущения.
— Нет, Перси, — пробормотала она и замолчала, как только его прикосновения вновь стали нежными.
— Я любил тебя, Элиза, я так тебя любил!
Любил. Значит, теперь он ее не любит, но обнимает, прижимает к себе. Элиза ощущала теплоту его тела, его обволакивающие ласки…
Он запустил пальцы ей в волосы, коснулся шеи и приподнял голову, глядя ей в глаза. Его лицо казалось возбужденным, почти безумным.
— Отдайся мне, Элиза, — умолял он. — Ты отдалась незнакомцу, так отдайся и мне. Я так одинок, что постараюсь забыть…
Его губы впились в нее, причиняя боль. Элиза принялась яростно отбиваться. Она ждала совсем не того! Она нуждалась в сочувствии и понимании, в любви, в которой он поклялся, а получила только яростную пытку.
Испустив гортанный крик, Элиза отвернулась.
— Пусти меня, Перси! Уходи сейчас же, или, клянусь небом, я позову стражников!
— Я скажу им, что ты блудница…
— Они служат Монтуа и мне, ты не забыл, Перси? Тебе ненавистна мысль о том, что я утратила девственность, но герцогом Монтуанским ты по-прежнему стремишься стать!
По смущению Перси она поняла, что не ошиблась. Горделиво распрямив плечи, она решительно направилась к лестнице, бросив через плечо:
— Тебе незачем уезжать отсюда ночью, Перси. Замок Монтуа славится гостеприимством, и тебе, и твоим спутникам будут предоставлены ночлег и ужин. Можешь объяснить им, что у меня разболелась голова, и это совсем не ложь.
Перси не ответил ей. Элиза спустилась по лестнице к себе в покои.
Джинни приподнялась из угла, в котором сидела, поглядывая на огонь.
Герцогиня вернулась слишком быстро.
Элиза не заговорила с Джинни, но подошла к огню и молча остановилась рядом, согревая руки.
Джинни безошибочно определила, что дела плохи, что Элиза не смогла утаить от Перси правду.
«Она сейчас расплачется, — думала Джинни. — Наверняка разразится слезами, и это даже к лучшему, ибо тогда сможет выплакать боль».
Но Элиза не расплакалась. Она стояла у огня так долго, что Джинни не вытерпела:
— Миледи…
— Он был ужасен, Джинни, вел себя надменно, злобно и презрительно. Он говорил такие слова, что я возненавидела его. Но почему мне кажется, что мое сердце разорвано?
— О Элиза… — с отчаянием прошептала Джинни. Ей хотелось подойти к девушке и утешить ее, но та стояла слишком прямо и гордо, чтобы нуждаться в утешении.
— Я презираю себя, — почти с удивлением заметила Элиза, — потому что, боюсь, я по-прежнему люблю его. Мне не верилось, что он такой, как все мужчины. Я просто слишком сильно верила в нашу любовь…
Она вздохнула, содрогаясь всем телом. На ее белом одеянии и золоте волос отражалось пламя, придавая ей почти неземную красоту.
Внезапно Элиза обернулась и уставилась на Джинни горящими глазами.
— А он, Стед, получит в награду половину Англии! Ему отдана одна из самых богатых наследниц, титулы и земли… Нет, этого я не допущу! Он отнял у меня все, и клянусь, Джинни, я постараюсь, чтобы и он ничего не получил!
Джинни что-то пробормотала, но шагнула прочь от молодой госпожи. Она никогда еще не видела, чтобы эти прекрасные синие глаза наполняла такая злоба, никогда не видела, чтобы эта стройная фигура излучала такое напряжение и гнев…
Она и в самом деле собралась осуществить задуманное. Леди Элиза всегда была решительной. Что бы ни встало на ее пути, она была готова уничтожить рыцаря, которому оказалась обязана такими муками.
— Он не получит Гвинет с Корнуолла — не важно, что мне придется для этого сделать!
Джинни охватил холод. Жестокость в голосе Элизы казалась ей ужасающей.
— Не важно, что мне придется сделать! — повторила она и угрожающе прищурилась, не сводя глаз с огня.
Глава 9
— О, Боже мой! — выпалил Перси. Вся нежность в его голосе исчезла, прикосновение стало мучительным. — Не насилие! Так что же это было?
— Перси, я… — Но что случилось? Элиза и сама этого не понимала. — Перси, меня обманули… и я…
— Обманули? Как? — прорычал Перси.
— Перси, это долгая и запутанная история. Он не знал, кто я такая, а я не подозревала, кто он…
— Замечательное оправдание для того, чтобы спать с мужчиной!
— Перси! — воскликнула Элиза, всматриваясь в его золотисто-ореховые глаза. Куда девался мужчина, которого она любила, который поклялся любить ее, несмотря ни на что? Элиза не узнавала его. А она-то считала, что знает Перси как свои пять пальцев!
— Все это время я чтил тебя. Я возвел тебя на пьедестал, — с горечью произнес он. — Как часто мне приходилось уезжать от тебя холодными ночами! А теперь ты говоришь, что легла в постель с рыцарем, как блудница, едва познакомилась с ним! Вероятно, ты все это время дурачила меня, заставляла относиться к себе как к знатной леди Элизе, герцогине Монтуанской! Значит, ты смеялась надо мной? Мне следовало почувствовать женскую похоть в твоих поцелуях! Дарила ли ты эти поцелуи только мне или многим другим? Неужели я один из множества твоих поклонников?
— Перси!
Элиза была так потрясена, что смогла произнести только его имя и попытаться понять его страшные слова.
— О Боже! — простонал он и, оттолкнув от себя Элизу, оросился к стене и ударил по ней кулаком. Она ощущала его гнев и боль, пытаясь убедить себя, что гнев вызван болью, что он оттолкнул ее не оттого, что лишился чувств к ней. Но ничего не помогало: поведение Перси потрясло ее.
Спустя минуту он обернулся и вновь схватил ее за плечи, впиваясь ногтями в кожу. Услышав его голос, Элиза окаменела.
— Кто этот человек? Я не хочу, чтобы он смеялся, встречаясь со мной. Не хочу слышать перешептывания за моей спиной. Или за моей спиной и сейчас уже шепчутся и смеются? Неужели ты выдумала всю эту историю, поскольку поняла, что после свадьбы я обо всем догадаюсь?
Потрясение сменилось яростью. Элиза изо всех сил ударила Перси по щеке.
Он отшатнулся, с недоверием глядя на нее. Он поднес ладонь к горящей щеке и скривил губы в сардонической усмешке. Перси усмехался! Элиза еще никогда не видела столь безобразного и угрожающего выражения на его лице. Он превратился совсем в другого человека.
Он шагнул вперед, и Элиза поняла, что сейчас ей грозит ответный удар.
— Шлюха, я еще поставлю тебя на колени…
— Еще один шаг, Перси Монтегю, и я позову стражников! — предупредила Элиза.
По-видимому, он ей поверил, ибо остановился, и усмешка исчезла с его лица. Он вновь стал Перси, человеком, которого Элиза любила так страстно, ласковым и нежным. Как мог он только что быть таким жестоким?
Она вздернула подбородок, стараясь сдержать дрожь.
— Не могу поверить, что ты способен на такие слова, Перси. Ты, как и я, поклялся в любви ко мне. Будь эта любовь истинной, ты не стал бы бесчестить меня. Никто и никогда не смеялся у тебя за спиной, но будь так, я надеялась бы, что твоя любовь выше всех сплетен. Я могла бы выйти за тебя замуж сегодня ночью и обмануть тебя, но не сделала этого.
Перси с трудом глотнул.
— Вероятно, ты испугалась моего гнева.
— Может быть, — холодно отозвалась Элиза.
— Кто он такой?
— Для тебя это так важно?
— Да, клянусь Богом, важно!
— Но почему? Ты намерен отомстить за меня? Или намерен сообщить, что ты отказываешься от меня, чтобы сохранить достоинство?
— Боже мой, Элиза! — яростно выпалил Перси, сжимая кулаки. — Что происходит?
— Странно, что это волнует тебя, — спокойно ответила Элиза и отвернулась, положив ладони на холодный камень стены. Чего можно ждать от него, горько размышляла она.
Еще большего оскорбления, нашептывало ей сердце. Разве можно представить себе, что она сумеет что-нибудь объяснить? Перси или еще кому-нибудь? Особенно с его представлениями о наследовании и справедливости. Неужели она решится сказать: «Генрих был моим родным отцом, Перси, и потому я похитила его кольцо. Я увезла кольцо потому, что моя мать, бордоская крестьянка, собрала последние гроши, лишь бы купить это кольцо и подарить Генриху. Мне не хотелось, чтобы об этом узнали, — ты ведь понимаешь меня, Перси? — и потому мне пришлось солгать этому человеку».
Нет, объяснить все это Перси невозможно. Было бы глупо надеяться на это. Однако оскорбление больно ранило Элизу, она не могла поверить, что человек, который клялся ей в любви, тот, которого она любила всем сердцем, мог с такой легкостью назвать ее шлюхой. Перси стал холодным и твердым, как камень стены, едва она коснулась его. Да, она знала его, знала все его достоинства: любовь к поэзии и музыке, мягкость, честность и преданность. Но, кроме того, Элиза знала, что Перси третий сын мелкого нормандского барона, что он непомерно тщеславен. Богатство и титулы значили для него слишком многое.
— Что за игру ты ведешь со мной, Элиза? — хрипло спросил Перси. — Ты говоришь, что была «обманута». Тебя опоили или одурманили? Или и с этим человеком ты вела игру? Я хорошо знаю, на что способны женщины, герцогиня. Язык говорит «нет», глаза — «да», и все это способно довести мужчину до бешенства. Неужели ты вводила его в искушение, Элиза, соглашаясь и отказывая? Разыгрывала Иезавель с таким же искусством, как обыкновенная блудница?
Она вцепилась в камень и обернулась к нему с высоко поднятым подбородком и горящими глазами.
— Вы знаете много подобных женщин, сэр?
— Да.
— Сколько?
— Какая разница? Я рыцарь, я сопровождаю короля, участвую в сражениях. Мне приходится много времени проводить в пути, иногда я так устаю, что нуждаюсь в утешении. И потом, я мужчина.
— И мне кажется, Перси, обвинить тебя в распутстве можно скорее, нежели меня.
— Что?
— Уверена, ты слышал меня.
Он вновь стиснул кулаки и метнул подозрительный взгляд в сторону ближайшей башни. «Стражники окажутся здесь, Перси, не пройдет и нескольких секунд…»
— Упокой, Господи, его душу, но это Генрих испортил тебя, Элиза! Женщине положено вынашивать наследников мужчины, она должна быть верной и преданной, ибо кто захочет растить чужого ублюдка?
Элиза улыбнулась:
— Монтуа мое, Перси. Мой ребенок по праву будет его наследником, не важно, с кем я спала.
— Сука! — внезапно взревел Перси. — Подумать только, я считал тебя самой чистой, самой прекрасной, самой любящей из женщин! Ты говоришь, как дочь сатаны!
Желание рассмеяться охватило Элизу. «Ты почти прав, Перси: я дочь Генриха II». Но она сдержалась.
— Вероятно, тебе лучше уехать, Перси, прежде чем ты подпадешь под власть моих чар.
Перси отвернулся и молча уставился на звезды. Когда он вновь взглянул на Элизу, в его глазах отразились оскорбление и боль.
— Прости, Элиза.
— За что, Перси? За то, что ты сказал, или за то, что сделали твои слова?
— Не знаю, не знаю… — пробормотал он, прижимая ладонь к виску и прикрывая глаза. Когда они вновь открылись, в них было совершенно иное выражение. Он шагнул ближе, и Элиза напряглась, оказавшись в его объятиях.
— Элиза, я так долго желал тебя…
Он помедлил, и вдруг снял с нее головной убор, который Элиза так тщательно выбирала. Волосы рассыпались по плечам, поблескивая в темноте. Перси подхватил их и приподнял.
— Мне снилось, что я с тобой… а твои волосы обвиваются вокруг меня, ласкают кожу… Ты не должна была достаться никому другому…
— Перси, ты делаешь мне больно.
Казалось, он не слышал ее.
— Мы еще можем пожениться. Прежде всего тебе придется отправиться в монастырь, где добрые сестры присмотрят за тобой до тех пор, пока мы не убедимся, что у тебя не будет ребенка.
— Перси, я никуда не поеду. Если ты предпочел не доверять мне, нам больше нечего ждать.
— Элиза, я предлагаю тебе шанс для нас обоих…
— Перси, ты ничего не понимаешь! Мне не нужно ничего, кроме доверия. Случившееся не тревожит тебя, все, чего ты боишься, — моей «порчи». Без любви и доверия этот брак мне не нужен. Мне ни к чему земли, Перси, у меня они есть. Я герцогиня. Я…
— Элиза, ты глупа! — перебил он, и, взглянув в его глаза, Элиза поняла, что ее гнев только подкрепил гнев Перси. Он едва сдерживал ярость. — Женщины выходят замуж за тех, кого им укажут! Да! Ты приходишь ко мне, оскверненная другим мужчиной, да еще заявляешь, что будешь поступать по-своему! Что ж, вольному воля! Но смотри себе под ноги, дорогая. Ричард Львиное Сердце — это не Генрих, вероятно, он отдаст тебя дряхлому старцу, которому нет дела до молодой жены!
— Перси, ты оскорбляешь меня! Пусти!
Его руки ослабли, он крепко зажмурился и вздрогнул.
— Элиза, Элиза, попробуй меня понять. Я так долго желал тебя, ждал брака, нашего союза и теперь обнаружил… вот это. Бог свидетель, я совершенно растерялся. То, что принадлежало мне по праву, отнято, понимаешь?
Элиза покачала головой, желая расплакаться от обиды, гнева и смущения.
— Нет, Перси, — пробормотала она и замолчала, как только его прикосновения вновь стали нежными.
— Я любил тебя, Элиза, я так тебя любил!
Любил. Значит, теперь он ее не любит, но обнимает, прижимает к себе. Элиза ощущала теплоту его тела, его обволакивающие ласки…
Он запустил пальцы ей в волосы, коснулся шеи и приподнял голову, глядя ей в глаза. Его лицо казалось возбужденным, почти безумным.
— Отдайся мне, Элиза, — умолял он. — Ты отдалась незнакомцу, так отдайся и мне. Я так одинок, что постараюсь забыть…
Его губы впились в нее, причиняя боль. Элиза принялась яростно отбиваться. Она ждала совсем не того! Она нуждалась в сочувствии и понимании, в любви, в которой он поклялся, а получила только яростную пытку.
Испустив гортанный крик, Элиза отвернулась.
— Пусти меня, Перси! Уходи сейчас же, или, клянусь небом, я позову стражников!
— Я скажу им, что ты блудница…
— Они служат Монтуа и мне, ты не забыл, Перси? Тебе ненавистна мысль о том, что я утратила девственность, но герцогом Монтуанским ты по-прежнему стремишься стать!
По смущению Перси она поняла, что не ошиблась. Горделиво распрямив плечи, она решительно направилась к лестнице, бросив через плечо:
— Тебе незачем уезжать отсюда ночью, Перси. Замок Монтуа славится гостеприимством, и тебе, и твоим спутникам будут предоставлены ночлег и ужин. Можешь объяснить им, что у меня разболелась голова, и это совсем не ложь.
Перси не ответил ей. Элиза спустилась по лестнице к себе в покои.
Джинни приподнялась из угла, в котором сидела, поглядывая на огонь.
Герцогиня вернулась слишком быстро.
Элиза не заговорила с Джинни, но подошла к огню и молча остановилась рядом, согревая руки.
Джинни безошибочно определила, что дела плохи, что Элиза не смогла утаить от Перси правду.
«Она сейчас расплачется, — думала Джинни. — Наверняка разразится слезами, и это даже к лучшему, ибо тогда сможет выплакать боль».
Но Элиза не расплакалась. Она стояла у огня так долго, что Джинни не вытерпела:
— Миледи…
— Он был ужасен, Джинни, вел себя надменно, злобно и презрительно. Он говорил такие слова, что я возненавидела его. Но почему мне кажется, что мое сердце разорвано?
— О Элиза… — с отчаянием прошептала Джинни. Ей хотелось подойти к девушке и утешить ее, но та стояла слишком прямо и гордо, чтобы нуждаться в утешении.
— Я презираю себя, — почти с удивлением заметила Элиза, — потому что, боюсь, я по-прежнему люблю его. Мне не верилось, что он такой, как все мужчины. Я просто слишком сильно верила в нашу любовь…
Она вздохнула, содрогаясь всем телом. На ее белом одеянии и золоте волос отражалось пламя, придавая ей почти неземную красоту.
Внезапно Элиза обернулась и уставилась на Джинни горящими глазами.
— А он, Стед, получит в награду половину Англии! Ему отдана одна из самых богатых наследниц, титулы и земли… Нет, этого я не допущу! Он отнял у меня все, и клянусь, Джинни, я постараюсь, чтобы и он ничего не получил!
Джинни что-то пробормотала, но шагнула прочь от молодой госпожи. Она никогда еще не видела, чтобы эти прекрасные синие глаза наполняла такая злоба, никогда не видела, чтобы эта стройная фигура излучала такое напряжение и гнев…
Она и в самом деле собралась осуществить задуманное. Леди Элиза всегда была решительной. Что бы ни встало на ее пути, она была готова уничтожить рыцаря, которому оказалась обязана такими муками.
— Он не получит Гвинет с Корнуолла — не важно, что мне придется для этого сделать!
Джинни охватил холод. Жестокость в голосе Элизы казалась ей ужасающей.
— Не важно, что мне придется сделать! — повторила она и угрожающе прищурилась, не сводя глаз с огня.
Глава 9
— Всадники с востока, миледи!
Элиза проснулась, когда Джинни ворвалась в ее спальню и отдернула полог у постели. Элиза промучилась без сна всю ночь, заснула только на рассвете, а теперь чувствовала себя так, будто выбиралась из плотного тумана.
— Просыпайтесь, миледи, взгляните в окно!
Элиза распрямила затекшие ноги. Когда ступни коснулись холодного пола, она проснулась окончательно и поспешила к окну, выходящему на восток.
Всадники виднелись на расстоянии трех миль от замка — десять мужчин в доспехах. Пара мышастых лошадей, украшенных шелковыми попонами и перьями, везла искусно сделанный экипаж.
Элиза напрягала глаза, вглядываясь в лица мужчин. Они везли красно-золотые знамена, и когда приблизились, она различила эмблему — вздыбленного льва.
— Это рыцари Ричарда, — с трудом выговорила она.
— О, Боже! — воскликнула Джинни, всплескивая ладонями и подбегая к Элизе. — Они везут к нам Изабель!
— И не только ее, — с тревогой возразила Элиза. — Никто не стал бы посылать десяток рыцарей в полных доспехах со знаменами только для того, чтобы сопровождать служанку…
— Как думаешь, что им нужно?
Элиза нахмурилась.
— Они явились сюда с миром — это несомненно. Всем известно, что в Монтуа пятьсот воинов. Их прислали с каким-то поручением, но я не понимаю…
— Миледи, даже я это понимаю! — решительно прервала ее Джинни. — Ричард отправил своих людей в Монтуа затем, чтобы вы поклялись ему в верности!
— Может быть, — прошептала Элиза. Как герцогиня, она была подданной французского короля, но поскольку Монтуа было слишком мало, его владельцы клялись в верности правителям соседней Анжуйской империи. Следовательно, теперь ей придется присягать Ричарду, а Ричарду, в свою очередь, — Филиппу Французскому.
Элиза поняла, что пора одеваться, но что-то удерживало ее у окна. Всадники приближались, и чем ближе они были, тем пристальнее всматривалась Элиза. Воин, скачущий впереди, был ей чем-то знаком.
Кто бы это мог быть, задумалась она. Черный плащ стлался за ним по воздуху. Всадник был облачен в доспехи, опустил забрало своего шлема, и она не могла увидеть его лицо, даже цвет волос…
Ее сердце на мгновение остановилось, а затем забилось вновь с сокрушительной силой.
Это был он. Элизе не понадобилось видеть его лицо — достаточно было заметить, как он сидит в седле, возвышаясь над своими спутниками. Только один мужчина, кроме этого, умел сидеть в седле так величественно, и этим мужчиной был сам Ричард.
Но сейчас к замку приближался не Львиное Сердце, а Стед.
— Это он! — громко прошептала она, и ярость вновь охватила ее. Как он осмелился приблизиться к ее замку! Это казалось Элизе кощунством. Он погубил ее, а теперь требовал от нее гостеприимства, и ему, как посланнику короля, она должна была присягать…
— Он? Кто он, миледи?
Элиза не обращала внимания на вопросы Джинни. Ее лицо горело, Элиза чувствовала себя так, будто одним ударом могла разрушить каменную стену.
— Кто он? — настойчиво допытывалась Джинни.
Элиза наконец отвернулась от окна и оказалась лицом к лицу с перепуганной горничной.
— Я надену голубое платье с лисьим мехом, Джинни, и головной убор в тон ему. Найди золотые серьги и ожерелье, которые отец привез из Иерусалима, да поторопись, они уже приближаются. Пусть стражники встретят их у ворот, но пропустят без задержки. Не следует заставлять ждать таких посланников.
Джинни опустила глаза.
— Да, леди Элиза, мы все успеем.
Оставив Элизу у окна, она вышла из комнаты и принялась за поиски названной одежды. Он! Значит, этот человек поверг в такую скорбь ее госпожу, а теперь направлялся в ее замок, как в свой собственный! Джинни решила, что этот мужчина должен поплатиться за свою дерзость. Но если она собиралась отомстить за свою госпожу, ей следовало действовать как можно скорее.
— Миледи…
— Живее, Джинни!
Элиза появилась в большом зале, прежде чем туда вошли гости. Их было только трое, и Элиза догадалась, что остальные — простые воины, которые еще не были посвящены в рыцари и не заслужили титулов. Несомненно, теперь они болтали с ее стражниками.
Ее сердце забилось, как только приблизившиеся мужчины подняли забрала и сняли шлемы.
На лице Брайана Стеда играла насмешливая улыбка, и она настолько усилила раздражение Элизы, что ей было трудно оставаться спокойной и держаться с достоинством. Она холодно взглянула на рыцаря, подняв голову, радуясь тому, что выбрала богатый и изящный наряд. «Ты не заставишь меня дрогнуть, сэр Стед, — яростно подумала она, — не заставишь разразиться слезами. Придет день, когда я отомщу, ты окажешься безоружным, и тогда…»
Но первым с ней заговорил не Брайан, и на мгновение гнев Элизы исчез, когда Уилл Маршалл шагнул к ней с ласковой улыбкой:
— Миледи Элиза!
Он галантно склонился над ее рукой, и его жест был особенно заметен потому, что Уилл Маршалл славился как самый жестокий из воинов, а вовсе не как учтивый рыцарь.
— Уилл!
Элиза бросилась к человеку, которого считали самым верным воином Генриха, его правой рукой даже во время бедствий. Повернувшись, она увидела, что третьим мужчиной был Готфрид Фицрой.
Она много раз встречалась со своим сводным братом и любила его — высокого, гордого, хорошо сложенного, — хотя и сожалела о его участи внебрачного сына.
Сейчас Элиза задумалась, сможет ли она устроить свою жизнь так же хорошо, как Готфрид, когда тайна ее рождения станет известной. Готфрид был старше ее на двадцать лет, но сейчас улыбался так, что Элиза забеспокоилась. Плохо, если о ее беде уже известно Ричарду.
— Герцогиня, — проговорил Готфрид, шагая вперед и учтиво принимая ее руку, как и Маршалл, и запечатлевая на ней краткий поцелуй.
Элиза облегченно вздохнула. Они прибыли, чтобы вернуть Изабель и сообщить, что королем стал Ричард — и ничего более. Она быстро взглянула на Брайана Стеда. Он стоял позади двух других мужчин, разглядывая ее с насмешкой и еще каким-то непонятным выражением.
Неужели это был подавленный гнев, подобный ее собственному?
Элиза не стала ждать, пока Брайан приблизится к ней, чувствуя, что закричит от одного его прикосновения. Изящным жестом она указала на скамьи возле длинного стола.
— Добро пожаловать в Монтуа, господа. Вы позволите предложить вам вина, прежде чем мы приступим к делу?
Уилл Маршалл, который знал ее еще ребенком, не собирался соблюдать все церемонии. Обхватив Элизу за плечи, он подвел ее к столу.
— Элиза, как приятно вновь увидеть тебя. Ты хорошеешь с каждым днем! К тому же я забеспокоился, когда узнал, что тебе пришлось столкнуться с ворами…
По ее спине пробежал холод. Элизе хотелось обернуться и взглянуть на Брайана Стеда — может быть, ей удастся понять, что он сообщил остальным. Но она не осмелилась, опасаясь выдать себя. Она выпрямила спину, желая, чтобы Готфрид и Брайан оказались рядом, а не позади.
— Воров поймали? — негромко спросила она.
— Увы, нет! — с досадой проговорил Маршалл. — По-видимому, они скрылись в подземных ходах под замком Шинон. — Уилл потряс головой, будто отгоняя гнев и досаду, а затем прищелкнул языком. — Подумать только, один из нас — Стед, вот он, — принял тебя за воровку!
Элиза заставила себя рассмеяться вместе с Маршаллом, но как только они достигли стола, она повернулась к Стеду с явной угрозой в глазах:
— Весьма забавно, не правда ли, сэр Стед?
— Да, эта ночь была… и впрямь забавной, — отозвался он, кладя шлем на стол.
— Я чуть не подавился собственной слюной, когда увидел, как этот малый ковыляет к замку! А Ричард принял его, прежде чем Брайану удалось раздобыть себе новую пару сапог!
Элиза усмехнулась, искоса взглянув на Стеда.
— Да, но, кажется, встреча с нашим новым монархом без сапог ничем не повредила ему. Я слышала, что те, кто верно служил Генриху, получили щедрое вознаграждение.
— Это верно, — подтвердил Готфрид. — Похоже, мой брат не лишен мудрости. Верность нельзя купить, но можно вознаградить.
Стед спокойно разглядывал Элизу, и она подумала, что готова продать душу дьяволу, лишь бы обладать достаточной силой, чтобы разорвать его в клочки. Он стоял здесь с таким видом, будто между ними не произошло ничего, разве что Элиза стащила у него сапоги…
Жар вновь охватил ее, но ярко полыхающий огонь в очаге был здесь ни при чем. Слава Богу, Брайан не стал описывать события прошедшей ночи, иначе все они узнали бы…
Но теперь, даже потеряв Перси, она сохранила свое достоинство, хотя и испытывала нестерпимое раздражение. Каждый раз, глядя на Стеда, она вспоминала его прикосновения, и жар заливал ее лицо, заставляя вспомнить о ярости и слабости, желании сбежать и мольбе о том, чтобы холодный ветер прогнал все ее воспоминания…
Нет, она не сможет избавиться от воспоминаний, по крайней мере до тех пор, пока не найдет способ оскорбить его так, как он оскорбил ее, обесчестить его, отнять у него самое дорогое.
Она получит такой шанс, если не будет забывать о своем достоинстве. Она способна быть хорошей актрисой, когда это необходимо, она обратится к Элеоноре, прежде чем Стед получит обещанные богатства, и лишит его всего!
— Вот и вино, господа, — вежливо произнесла она, радостно видя, что Джинни уже спешит из кухни с серебряным подносом и четырьмя кубками на нем, — утолите свою жажду.
Джинни присела перед Уиллом Маршаллом, и тот взял первый кубок, Готфрид с краткой благодарностью принял второй. Стед потянулся за третьим, и Элиза одновременно смутилась и пришла в гнев, когда Джинни внезапно споткнулась, чуть не уронив поднос.
— Боже мой! — в раскаянии прошептала горничная, придерживая оставшиеся кубки свободной рукой. Она протянула Стеду не тот кубок, который он выбрал прежде. — Простите меня, сэр Стед.
— Ничего страшного, — беспечно ответил он, улыбнувшись покрасневшей Джинни. Элизе не понравилась его улыбка: от нее лицо Стеда становилось моложе, суровость черт смягчалась, делая лицо почти привлекательным. Он решил не тратить на нее свое очарование, но с готовностью простил служанку за то, что многие рыцари сочли бы оскорблением.
Джинни подала последний кубок своей госпоже, и Элиза нахмурилась. Джинни присела и поспешила уйти из комнаты.
— Да, это вино способно утолить любую жажду! — произнес Маршалл, осушил кубок и поставил его на стол. — А теперь, миледи, поговорим о цели нашего визита. Мы оставили вашу служанку Изабель управляющему, который встретил нас.
Элиза кивнула:
— Да, Мишель позаботится о ней. Я была так рада услышать, что она жива! Но, догадываюсь, это еще не все. Полагаю, вы прибыли принять от меня присягу Ричарду Львиное Сердце. Разумеется, Маршалл, я не откажусь сделать это. По воле Божьей, Генрих мертв. Ричард — его законный наследник, и я рада поддержать нашего повелителя.
Она заметила, что Брайан Стед почти не слушает ее. Зачем он приехал? Неужели просто затем, чтобы дразнить ее своим присутствием? Даже когда он молчал, Элиза чувствовала его рядом. Он возвышался над Готфридом и Маршаллом — молчаливый, мрачный в своих доспехах. Элиза ощущала пронизывающий взгляд его индиговых глаз, даже когда не смотрела на него, и дрожь мешала ей держаться спокойно. Только бы удалось отомстить! Но пока она ничего не могла сделать и была вынуждена бороться с яростью, угрожающей спалить ее, прежде чем она сможет осуществить свою месть…
«Хитрость бывает лучше смелости, сэр Стед!» — подумала она, продолжая улыбаться Маршаллу.
— Значит, — произнес Маршалл, не подозревая, какие мысли владели Элизой, — ты согласна преклониться перед Ричардом?
— С радостью, — ответила она и шагнула вперед, чтобы принять руку Маршалла.
Тот покачал головой:
— Не передо мной, леди Элиза! Кольцо Ричарда Львиное Сердце находится у Брайана Стеда, это перед ним тебе придется встать на колени.
Никогда! В эту минуту Элиза даже не думала, что своим отказом может оскорбить Ричарда.
— Меня не удивляет, — суховато заметил Готфрид, — что мой брат выбрал своим посланником Брайана. Только с ним Ричард беседует на равных, глядя прямо в глаза.
Элиза улыбнулась и подошла к Брайану Стеду, пытаясь разгадать странное выражение его темно-синих глаз. Эти глаза были загадочными, однако в них чувствовалась буря, и Элиза понимала: Брайан еле сдерживает гнев. Ей удалось унизить столь прославленного рыцаря перед Ричардом, похитив у него коня и сапоги.
Элиза протянула ему руку, Брайан взял ее. Даже видя золотого льва на кольце, Элиза вспоминала прикосновения этой руки, уверенно скользящей по ее телу, настойчивую ласку длинных пальцев, нестерпимый жар…
Элиза проснулась, когда Джинни ворвалась в ее спальню и отдернула полог у постели. Элиза промучилась без сна всю ночь, заснула только на рассвете, а теперь чувствовала себя так, будто выбиралась из плотного тумана.
— Просыпайтесь, миледи, взгляните в окно!
Элиза распрямила затекшие ноги. Когда ступни коснулись холодного пола, она проснулась окончательно и поспешила к окну, выходящему на восток.
Всадники виднелись на расстоянии трех миль от замка — десять мужчин в доспехах. Пара мышастых лошадей, украшенных шелковыми попонами и перьями, везла искусно сделанный экипаж.
Элиза напрягала глаза, вглядываясь в лица мужчин. Они везли красно-золотые знамена, и когда приблизились, она различила эмблему — вздыбленного льва.
— Это рыцари Ричарда, — с трудом выговорила она.
— О, Боже! — воскликнула Джинни, всплескивая ладонями и подбегая к Элизе. — Они везут к нам Изабель!
— И не только ее, — с тревогой возразила Элиза. — Никто не стал бы посылать десяток рыцарей в полных доспехах со знаменами только для того, чтобы сопровождать служанку…
— Как думаешь, что им нужно?
Элиза нахмурилась.
— Они явились сюда с миром — это несомненно. Всем известно, что в Монтуа пятьсот воинов. Их прислали с каким-то поручением, но я не понимаю…
— Миледи, даже я это понимаю! — решительно прервала ее Джинни. — Ричард отправил своих людей в Монтуа затем, чтобы вы поклялись ему в верности!
— Может быть, — прошептала Элиза. Как герцогиня, она была подданной французского короля, но поскольку Монтуа было слишком мало, его владельцы клялись в верности правителям соседней Анжуйской империи. Следовательно, теперь ей придется присягать Ричарду, а Ричарду, в свою очередь, — Филиппу Французскому.
Элиза поняла, что пора одеваться, но что-то удерживало ее у окна. Всадники приближались, и чем ближе они были, тем пристальнее всматривалась Элиза. Воин, скачущий впереди, был ей чем-то знаком.
Кто бы это мог быть, задумалась она. Черный плащ стлался за ним по воздуху. Всадник был облачен в доспехи, опустил забрало своего шлема, и она не могла увидеть его лицо, даже цвет волос…
Ее сердце на мгновение остановилось, а затем забилось вновь с сокрушительной силой.
Это был он. Элизе не понадобилось видеть его лицо — достаточно было заметить, как он сидит в седле, возвышаясь над своими спутниками. Только один мужчина, кроме этого, умел сидеть в седле так величественно, и этим мужчиной был сам Ричард.
Но сейчас к замку приближался не Львиное Сердце, а Стед.
— Это он! — громко прошептала она, и ярость вновь охватила ее. Как он осмелился приблизиться к ее замку! Это казалось Элизе кощунством. Он погубил ее, а теперь требовал от нее гостеприимства, и ему, как посланнику короля, она должна была присягать…
— Он? Кто он, миледи?
Элиза не обращала внимания на вопросы Джинни. Ее лицо горело, Элиза чувствовала себя так, будто одним ударом могла разрушить каменную стену.
— Кто он? — настойчиво допытывалась Джинни.
Элиза наконец отвернулась от окна и оказалась лицом к лицу с перепуганной горничной.
— Я надену голубое платье с лисьим мехом, Джинни, и головной убор в тон ему. Найди золотые серьги и ожерелье, которые отец привез из Иерусалима, да поторопись, они уже приближаются. Пусть стражники встретят их у ворот, но пропустят без задержки. Не следует заставлять ждать таких посланников.
Джинни опустила глаза.
— Да, леди Элиза, мы все успеем.
Оставив Элизу у окна, она вышла из комнаты и принялась за поиски названной одежды. Он! Значит, этот человек поверг в такую скорбь ее госпожу, а теперь направлялся в ее замок, как в свой собственный! Джинни решила, что этот мужчина должен поплатиться за свою дерзость. Но если она собиралась отомстить за свою госпожу, ей следовало действовать как можно скорее.
— Миледи…
— Живее, Джинни!
Элиза появилась в большом зале, прежде чем туда вошли гости. Их было только трое, и Элиза догадалась, что остальные — простые воины, которые еще не были посвящены в рыцари и не заслужили титулов. Несомненно, теперь они болтали с ее стражниками.
Ее сердце забилось, как только приблизившиеся мужчины подняли забрала и сняли шлемы.
На лице Брайана Стеда играла насмешливая улыбка, и она настолько усилила раздражение Элизы, что ей было трудно оставаться спокойной и держаться с достоинством. Она холодно взглянула на рыцаря, подняв голову, радуясь тому, что выбрала богатый и изящный наряд. «Ты не заставишь меня дрогнуть, сэр Стед, — яростно подумала она, — не заставишь разразиться слезами. Придет день, когда я отомщу, ты окажешься безоружным, и тогда…»
Но первым с ней заговорил не Брайан, и на мгновение гнев Элизы исчез, когда Уилл Маршалл шагнул к ней с ласковой улыбкой:
— Миледи Элиза!
Он галантно склонился над ее рукой, и его жест был особенно заметен потому, что Уилл Маршалл славился как самый жестокий из воинов, а вовсе не как учтивый рыцарь.
— Уилл!
Элиза бросилась к человеку, которого считали самым верным воином Генриха, его правой рукой даже во время бедствий. Повернувшись, она увидела, что третьим мужчиной был Готфрид Фицрой.
Она много раз встречалась со своим сводным братом и любила его — высокого, гордого, хорошо сложенного, — хотя и сожалела о его участи внебрачного сына.
Сейчас Элиза задумалась, сможет ли она устроить свою жизнь так же хорошо, как Готфрид, когда тайна ее рождения станет известной. Готфрид был старше ее на двадцать лет, но сейчас улыбался так, что Элиза забеспокоилась. Плохо, если о ее беде уже известно Ричарду.
— Герцогиня, — проговорил Готфрид, шагая вперед и учтиво принимая ее руку, как и Маршалл, и запечатлевая на ней краткий поцелуй.
Элиза облегченно вздохнула. Они прибыли, чтобы вернуть Изабель и сообщить, что королем стал Ричард — и ничего более. Она быстро взглянула на Брайана Стеда. Он стоял позади двух других мужчин, разглядывая ее с насмешкой и еще каким-то непонятным выражением.
Неужели это был подавленный гнев, подобный ее собственному?
Элиза не стала ждать, пока Брайан приблизится к ней, чувствуя, что закричит от одного его прикосновения. Изящным жестом она указала на скамьи возле длинного стола.
— Добро пожаловать в Монтуа, господа. Вы позволите предложить вам вина, прежде чем мы приступим к делу?
Уилл Маршалл, который знал ее еще ребенком, не собирался соблюдать все церемонии. Обхватив Элизу за плечи, он подвел ее к столу.
— Элиза, как приятно вновь увидеть тебя. Ты хорошеешь с каждым днем! К тому же я забеспокоился, когда узнал, что тебе пришлось столкнуться с ворами…
По ее спине пробежал холод. Элизе хотелось обернуться и взглянуть на Брайана Стеда — может быть, ей удастся понять, что он сообщил остальным. Но она не осмелилась, опасаясь выдать себя. Она выпрямила спину, желая, чтобы Готфрид и Брайан оказались рядом, а не позади.
— Воров поймали? — негромко спросила она.
— Увы, нет! — с досадой проговорил Маршалл. — По-видимому, они скрылись в подземных ходах под замком Шинон. — Уилл потряс головой, будто отгоняя гнев и досаду, а затем прищелкнул языком. — Подумать только, один из нас — Стед, вот он, — принял тебя за воровку!
Элиза заставила себя рассмеяться вместе с Маршаллом, но как только они достигли стола, она повернулась к Стеду с явной угрозой в глазах:
— Весьма забавно, не правда ли, сэр Стед?
— Да, эта ночь была… и впрямь забавной, — отозвался он, кладя шлем на стол.
— Я чуть не подавился собственной слюной, когда увидел, как этот малый ковыляет к замку! А Ричард принял его, прежде чем Брайану удалось раздобыть себе новую пару сапог!
Элиза усмехнулась, искоса взглянув на Стеда.
— Да, но, кажется, встреча с нашим новым монархом без сапог ничем не повредила ему. Я слышала, что те, кто верно служил Генриху, получили щедрое вознаграждение.
— Это верно, — подтвердил Готфрид. — Похоже, мой брат не лишен мудрости. Верность нельзя купить, но можно вознаградить.
Стед спокойно разглядывал Элизу, и она подумала, что готова продать душу дьяволу, лишь бы обладать достаточной силой, чтобы разорвать его в клочки. Он стоял здесь с таким видом, будто между ними не произошло ничего, разве что Элиза стащила у него сапоги…
Жар вновь охватил ее, но ярко полыхающий огонь в очаге был здесь ни при чем. Слава Богу, Брайан не стал описывать события прошедшей ночи, иначе все они узнали бы…
Но теперь, даже потеряв Перси, она сохранила свое достоинство, хотя и испытывала нестерпимое раздражение. Каждый раз, глядя на Стеда, она вспоминала его прикосновения, и жар заливал ее лицо, заставляя вспомнить о ярости и слабости, желании сбежать и мольбе о том, чтобы холодный ветер прогнал все ее воспоминания…
Нет, она не сможет избавиться от воспоминаний, по крайней мере до тех пор, пока не найдет способ оскорбить его так, как он оскорбил ее, обесчестить его, отнять у него самое дорогое.
Она получит такой шанс, если не будет забывать о своем достоинстве. Она способна быть хорошей актрисой, когда это необходимо, она обратится к Элеоноре, прежде чем Стед получит обещанные богатства, и лишит его всего!
— Вот и вино, господа, — вежливо произнесла она, радостно видя, что Джинни уже спешит из кухни с серебряным подносом и четырьмя кубками на нем, — утолите свою жажду.
Джинни присела перед Уиллом Маршаллом, и тот взял первый кубок, Готфрид с краткой благодарностью принял второй. Стед потянулся за третьим, и Элиза одновременно смутилась и пришла в гнев, когда Джинни внезапно споткнулась, чуть не уронив поднос.
— Боже мой! — в раскаянии прошептала горничная, придерживая оставшиеся кубки свободной рукой. Она протянула Стеду не тот кубок, который он выбрал прежде. — Простите меня, сэр Стед.
— Ничего страшного, — беспечно ответил он, улыбнувшись покрасневшей Джинни. Элизе не понравилась его улыбка: от нее лицо Стеда становилось моложе, суровость черт смягчалась, делая лицо почти привлекательным. Он решил не тратить на нее свое очарование, но с готовностью простил служанку за то, что многие рыцари сочли бы оскорблением.
Джинни подала последний кубок своей госпоже, и Элиза нахмурилась. Джинни присела и поспешила уйти из комнаты.
— Да, это вино способно утолить любую жажду! — произнес Маршалл, осушил кубок и поставил его на стол. — А теперь, миледи, поговорим о цели нашего визита. Мы оставили вашу служанку Изабель управляющему, который встретил нас.
Элиза кивнула:
— Да, Мишель позаботится о ней. Я была так рада услышать, что она жива! Но, догадываюсь, это еще не все. Полагаю, вы прибыли принять от меня присягу Ричарду Львиное Сердце. Разумеется, Маршалл, я не откажусь сделать это. По воле Божьей, Генрих мертв. Ричард — его законный наследник, и я рада поддержать нашего повелителя.
Она заметила, что Брайан Стед почти не слушает ее. Зачем он приехал? Неужели просто затем, чтобы дразнить ее своим присутствием? Даже когда он молчал, Элиза чувствовала его рядом. Он возвышался над Готфридом и Маршаллом — молчаливый, мрачный в своих доспехах. Элиза ощущала пронизывающий взгляд его индиговых глаз, даже когда не смотрела на него, и дрожь мешала ей держаться спокойно. Только бы удалось отомстить! Но пока она ничего не могла сделать и была вынуждена бороться с яростью, угрожающей спалить ее, прежде чем она сможет осуществить свою месть…
«Хитрость бывает лучше смелости, сэр Стед!» — подумала она, продолжая улыбаться Маршаллу.
— Значит, — произнес Маршалл, не подозревая, какие мысли владели Элизой, — ты согласна преклониться перед Ричардом?
— С радостью, — ответила она и шагнула вперед, чтобы принять руку Маршалла.
Тот покачал головой:
— Не передо мной, леди Элиза! Кольцо Ричарда Львиное Сердце находится у Брайана Стеда, это перед ним тебе придется встать на колени.
Никогда! В эту минуту Элиза даже не думала, что своим отказом может оскорбить Ричарда.
— Меня не удивляет, — суховато заметил Готфрид, — что мой брат выбрал своим посланником Брайана. Только с ним Ричард беседует на равных, глядя прямо в глаза.
Элиза улыбнулась и подошла к Брайану Стеду, пытаясь разгадать странное выражение его темно-синих глаз. Эти глаза были загадочными, однако в них чувствовалась буря, и Элиза понимала: Брайан еле сдерживает гнев. Ей удалось унизить столь прославленного рыцаря перед Ричардом, похитив у него коня и сапоги.
Элиза протянула ему руку, Брайан взял ее. Даже видя золотого льва на кольце, Элиза вспоминала прикосновения этой руки, уверенно скользящей по ее телу, настойчивую ласку длинных пальцев, нестерпимый жар…