Страница:
Он спешился перед дворцом и улыбнулся Уоту, на которого не обращал внимания в пути. Уот уже привык к быстрой смене настроений хозяина и устало улыбнулся в ответ, принимая поводья жеребца.
Брайан оглядел изящные очертания дворца и вздохнул. Вероятно, он был одним из самых несчастных военачальников Ричарда, хотя и пытался не выдавать своей тревоги. Сэр Тэбан однажды заметил, что он слишком долго оставался один, и напомнил, что в городе есть много искусных женщин, готовых исполнить любые желания рыцаря.
Брайан не был создан для одиночества. Много месяцев назад, когда войско еще ждало, пока Филипп и Ричард обсудят планы крестового похода, он позволил себе поддаться чарам хорошенькой крестьянки. Когда девушка ушла, он был еще более разочарован, чем прежде. Девушка не насытила его голод, не успокоила ноющее сердце. Брайан решил, что жена заколдовала его. Он никогда не понимал ее полностью, она никогда не доверяла ему. Она строго оберегала свои тайны и, по-видимому, решила до конца жизни дразнить его. И вместе с тем Брайан чувствовал себя очарованным.
Он смирился бы, даже если бы Элиза никогда не подарила ему желанного наследника: лишь бы быть с ней рядом. Что же скрывается за ее гордостью?..
Он внезапно вздохнул, вспомнив о погибшей девушке, так сильно напомнившей ему Элизу. Единственным его утешением было знать, что Элиза сейчас находится под надежной защитой Элеоноры.
— Брайан!
Он услышал свое имя и нахмурился, поняв, что его зовет женский голос. Затем Брайану показалось, что в дверях дворца взметнулся вихрь красок. Женщина с длинными, распущенными темными волосами мчалась к нему. Красавица с лукавыми темными глазами.
— Гвинет? — хрипло произнес он.
Она бросилась к нему на грудь, обнимая его.
— Брайан! — воскликнула Гвинет.
Невольно Брайан обнял ее в ответ. Он был действительно рад видеть ее, как живую весточку из дома…
С улыбкой он отстранился.
— Гвинет, что ты здесь делаешь? Как ты здесь оказалась? А где же твой сын? И… Элиза? Как она поживает?
Гвинет весело рассмеялась:
— Я прибыла с подкреплением!
— С подкреплением? — нахмурясь, переспросил Брайан. — Видит Бог, подкрепление сейчас придется кстати. Что это за люди?
Ее глаза буквально сияли от радости.
— Это войско Элизы, герцогини Монтуанской, графини Саксонской и так далее! У вас слишком много титулов, Брайан! Это предложение королевы, она рассказала, что когда-то сама участвовала в крестовом походе вместе с Луи Французским, и… в чем дело, Брайан?
Его бронзовое лицо покрылось пугающей бледностью, глаза из синих стали черными, как бывало всегда, когда Брайана одолевал гнев.
— Элиза… здесь? — напряженно спросил он.
— В твоей комнате, — беспокойно ответила Гвинет, уже жалея, что подстерегла Брайана у дверей. Он помолчал минуту и оглядел огромные окна дворца.
— Элиза… она очень умна, Брайан. Когда в Англии начались беспорядки, она увеличила свой отряд. А теперь, когда Лоншан нам больше не угрожает, у нее оказалось больше воинов, чем нужно. Они рвались в крестовый поход, Брайан… Брайан, что случилось?
— Что? — Он взглянул на Гвинет так, словно не слышал ни слова. — Прости, Гвинет. Поговорим позднее. Сожалею о гибели Перси…
Он рассеянно прошел мимо и поднялся по лестнице, ведущей во дворец. Немного погодя он уже мчался, отталкивая с пути слуг, попадавшихся ему в светлых коридорах и залах. Дверь в его комнату была прикрыта неплотно, Брайан распахнул ее.
Элиза знала о его приезде. Она еще сидела у окна, выходящего во двор. При его внезапном появлении она вздрогнула, но не двинулась с места.
Он шагнул через порог, глядя на нее так, как давно минувшей апрельской ночью. Но сейчас Элиза была готова поверить, что та волшебная ночь ей приснилась, ибо перед ней стоял совершенно незнакомый мужчина.
Его кожу покрыл сильный загар, морщины вокруг темных глаз стали глубже, чем прежде. Казалось, он стал выше ростом и шире в плечах, черные волосы отросли и падали теперь на воротник туники. Он только что вернулся после боя, подумалось Элизе, и она продолжала сидеть не от намеренного пренебрежения, а потому, что внезапно слишком ослабела, чтобы встать. Когда-то она считала, что навсегда влюблена в него. Но время уничтожило между ними все хрупкие узы. Она еще любила Брайана, его вид приводил Элизу в трепет, ее тело казалось покорным и жаждущим. Но она не могла подбежать к мужу, не могла обнять его или сказать все то, о чем мечтала в последнюю ночь перед встречей. Она по-прежнему слишком мало знала его, однако достаточно, чтобы понять: Брайан едва сдерживает гнев.
Он не хотел видеть ее здесь! Она потратила бесконечные месяцы, чтобы оказаться рядом, а оказалось, что напрасно! Из окна она видела, как улыбка погасла на лице Брайана, когда он приветствовал Гвинет, видела, как они обнимались, смеялись, пока Элиза с удивлением вспоминала, насколько красив ее муж…
Но его смех был предназначен для другой женщины.
Брайан с трудом глотнул, желая захлопнуть дверь и прислониться к ней. Элиза напомнила ему прохладную воду в иссушенной пустыне. Как у Гвинет, ее волосы были распущены, сияющие на солнце локоны очерчивали стройную фигуру. На ней был странный наряд: широкие брюки и длинная туника с бледно-голубыми рукавами, этот оттенок подчеркивал удивительный цвет глаз Элизы, нечто среднее между голубым и зеленым. Чарующий цвет: когда-то Брайан увидел его и с тех пор утратил покой. Одежда Элизы была плотной, надежно скрывала тело, но Брайан не замечал этого. Она похудела, но тело ее осталось тем же любимым и желанным; и, даже собираясь отругать Элизу за ее появление здесь, Брайан не мог смирить желание, влекущее к ней, и мысленно представлял ее обнаженной…
— Прошло слишком много времени. — Элиза заговорила первой. Ей хотелось говорить как можно нежнее, но гневный вид Брайана придал ее голосу вызывающую нотку.
— Что это за… безумие? — спросил он.
Она пожала плечами, смущенная и уязвленная его словами.
— Должно быть, не только мужчины жаждут славы. У меня есть войско, и я повела его в крестовый поход.
— Ты не останешься здесь, — решительно заявил Брайан. У него дрожали колени. Он повернулся, чтобы закрыть дверь, затем заметил, что в глубине комнаты хлопочет Джинни, выкладывая одежду из дорожного сундука. Джинни прекратила свое занятие и переводила взгляд с Элизы на Брайана.
— Выйди, Джинни, — негромко приказал Брайан.
— Брайан! Джинни, тебе незачем выполнять приказания…
— Выйди, Джинни, — повторил Брайан.
Джинни взглянула на Элизу, но послушалась. Брайан закрыл дверь и наконец-то прислонился к ней, молясь, чтобы прочное дерево придало ему силы.
— Брайан, тебя не было дома больше года! Ты не имеешь права приказывать моим слугам!
— Уверен, она все понимает, — возразил Брайан. — Элиза, тебе нельзя оставаться здесь. Я приму войско, но ты должна уехать завтра утром…
— Ни за что! — воскликнула Элиза, раздираемая болью и гневом. — Я сама обучила этих людей! Я…
— Элиза, здесь опасно!
— Опасно! — Она горько рассмеялась. — На Корнуолле было гораздо опаснее, Брайан Стед, и я прекрасно обошлась без тебя!
Он опустил глаза и невольно сжал кулаки. Да, он действительно ничем не смог ей помочь. Он продолжал эту бессмысленную войну! Она имела право оскорблять его: она была в опасности, а он не мог заступиться за нее, ибо сам был беспомощен. Девушка, которая погибла сегодня… почти на его глазах…
— Брайан, — уже тише произнесла Элиза, — ты же не приказываешь Гвинет уехать вместе со мной…
— Гвинет не моя жена. Она герцогиня. Я не имею права приказывать ей.
— Я тоже герцогиня, Брайан!
— И ты моя жена.
— Я остаюсь.
— Нет!
— Мы спросим об этом Ричарда. Пусть ты его правая рука, но Ричарду пригодятся мои воины, да, мои воины, Брайан!
— Так ты решила искать защиты от меня у короля? — хрипло и недоверчиво переспросил Брайан.
На этот раз Элиза опустила глаза. Ей хотелось закричать: «Я люблю тебя! Я не могу уехать!» Но Брайан явно отвергал ее. Она мечтала, как Брайан обнимет ее, признается, что хотел ее видеть, грезил о ней все долгие одинокие ночи…
Он даже не прикоснулся к ней, лишь потребовал, чтобы она уехала.
Она безучастно произнесла:
— Я не стану мешать тебе, Брайан. Но я не уеду отсюда.
— Хорошо, Элиза, — ответил он. — Мы попросим короля разрешить наш спор. Я согласен подчиниться его решению, если ты сделаешь то же самое.
Она вновь взглянула на него, и ее сердце заколотилось. Наверняка Ричард позволит ей остаться! Она будет умолять его, напомнит, что она его сестра, что она выстояла против врагов Ричарда, когда тот жестоко отнял у нее мужа. На этот раз Ричард выслушает ее…
Она кивнула, глотая острый ком. Наступило неловкое молчание.
— Ты хорошо выглядишь, — заметила Элиза.
— Я выгляжу как куча песка, — возразил он. — А ты… ты слишком похудела. С тобой все в порядке?
Элиза кивнула, в отчаянии понимая, как сильно отдалило их время.
— Со мной все хорошо с того времени, как я… потеряла ребенка. Джинни уверяет, что виновата не я, что та ночь, когда умер Перси и понадобилось укреплять дом… в общем, неприятностей было слишком много. — Она уставилась в пол. — Прости, Брайан, — пробормотала она. — Знаешь, я так ждала этого ребенка… Прости меня! — Слезы угрожали заполнить ей глаза. Она быстро прикрыла их руками и тут же вскочила, когда Брайан наконец отпрянул от двери, стремительно подошел к ней, опустился на колени и взял ее за руки.
— Элиза, я не сержусь за ребенка! Нет, сержусь, но только на то, что не смог быть рядом с тобой. Мне жаль, что все беды свалились на тебя, что ты потеряла ребенка, потому что была вынуждена слишком много работать. Это беспокоит меня и сейчас. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, Элиза.
На лице Элизы показалась задумчивая улыбка, и она коснулась ладонью его спутанных волос.
— Даже на одну ночь? — прошептала она.
Он услышал желание в ее голосе. Это был манящий призыв сирены. Он взглянул в бездонные озера ее глаз и вздрогнул. Подняв руки, он отвел пряди ее волос, зажал ее лицо в ладонях и приник к ее губам. Губы Элизы оказались медово сладкими, они раздвинулись от его прикосновения, и Брайан яростно впился в них, ощущая, как тело содрогается от обещания блаженства, которого он ждал много долгих бессонных ночей.
Она упала на колени рядом с ним. Ее пальцы пробежали по его волосам и впились в плечи. Поцелуй приглушил ее тихие стоны, она прижалась к нему нежно и крепко.
Брайан попытался отстранить ее.
— Я грязный, — грустно заметил он. — Весь покрыт песком и потом.
— Мне все равно! — прошептала она. — Брайан, обними меня! Прошу тебя, обними! — Она спрятала лицо у него не груди, нежно лаская его руками. Он затаил дыхание, вновь слыша ее шепот: — Брайан, я хочу твоей любви… Прошу тебя…
Ему не понадобилось второго приглашения, больше он не мог сдерживать желания. Он рывком снял ножны и обнаружил, что Элиза помогает ему дрожащими пальцами. Меч отлетел в сторону. Не поднимая глаз, она помогла ему развязать шнуровку туники. Вместе они стащили тунику через голову. Он встал, поднимая Элизу, и они вновь сплелись в страстном объятии.
«Прошло больше года с тех пор, как мы были вместе, — напомнил себе Брайан. — Будь мягче, осторожнее, нежнее…»
Но огонь вспыхнул в нем настолько ярко, что Брайан не снял, а сорвал с Элизы ее странный наряд. Казалось, она ничего не замечает; она прижалась губами к его груди, лаская, целуя, дразня кончиком языка. Пока он путался в ее одежде, разрывая ткань, она неустанно ласкала его, пробегая пальцами по спине. Внезапно она оказалась обнаженной в его руках, острые соски ее грудей распалили Брайана, округлые бедра чуть не свели с ума. Прошло так много времени с тех пор, как он ласкал ее груди, прикасался к острым соскам губами, ощущал шелковистость ее белоснежной кожи. Грубые от мозолей руки скользили по ее телу, поцелуи жгли рот. Но как только он уложил ее на шелковые простыни низкой кровати, она вскочила и помогла ему полностью раздеться.
Брайан с удивлением обнаружил, что оказался прижатым к мягким шелковым подушкам постели. Она пришла к нему, окутывая золотистой паутиной волос, возвышаясь над ним, обхватывая его длинными гладкими ногами, сжимая ими его бедра. Она изогнулась, когда он коснулся ее, а когда Брайан нежно приподнял ее груди, у него перехватило дыхание: они были такими упругими, полными, так послушно легли ему на ладони, талия казалась такой узкой, а бедра — округлыми и гладкими…
Даже если бы ему пришлось провести в походе сотню лет, он знал, что всегда мечтал бы о ней, ждал ее, стремился к ней; ни одна женщина больше не могла доставить ему наслаждения, ибо лучшие из красавиц были ничтожествами по сравнению с ней. Желание сводило его с ума, голод требовал насыщения, но это насыщение не приходило. Любовь к ней была не просто мимолетной страстью, Элиза задела его чувства так, как не могла бы задеть ни одна другая женщина.
Она любила его яростно и безумно. Ветер из окна развевал полог арабской постели. Брайан наслаждался ее страстью и опять притянул ее к себе, когда Элиза внезапно затихла.
— Ты ранен! — воскликнула она, указывая место, где меч мусульманина коснулся его руки.
— Царапина… — пробормотал он.
— Брайан, тебе, должно быть, больно…
— Это всего лишь царапина! — Он крепко обнял ее, прижимая к себе. — Я не чувствовал боли, кроме той, от которой ты избавила меня сейчас…
Он зашептал ей слова, от которых Элиза покраснела и затрепетала, пытаясь одновременно понять, какие чувства охватывают ее. Вскоре они стали переплетением рук, ног, поцелуев, ласк, любви и стонов. Никогда еще их страсть не была такой неудержимой, яростной, никогда наслаждение не бывало таким сладким, не знающим умиротворения, заставляющим их ласкать друг друга с новой силой.
Но когда Элиза наконец обессиленно затихла, робко улыбаясь и глядя в его индиговые глаза, она заметила, что эти глаза затуманились.
Он грустно улыбнулся.
— И все-таки тебе нельзя здесь оставаться, — тихо произнес он.
— Почему? — в отчаянии прошептала она.
Он тревожно пожал плечами.
— Мы отступаем и наступаем. Клянусь Богом, Элиза, меня уже тошнит от вида крови! Лихорадка, змеи, жара… наши люди гибнут как мухи. Те, кому мы доверяем, оказываются предателями. А дело не движется с места. Саладин силен и хитер. У него есть племянник, с которым мне приходится драться… почти ежедневно. Побеждает то он, то я. Земли, которые сегодня принадлежали мне, завтра могут вновь оказаться в его руках. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, Элиза. Клянусь, я позволю тебе вести войска в бой только через мой труп.
Она глотнула, боясь просить слишком многого. Она хотела убедиться, что Брайан заботится только о ее жизни. Ей не хотелось гадать, нет ли у Брайана какой-нибудь красивой полукровки из порта, ей не хотелось расспрашивать, как он проводил ночи. Она мечтала только остаться здесь.
— Брайан, я только что приехала. Умоляю, позволь мне побыть здесь… немного. Я останусь до тех пор, пока ты разрешишь, я не стану участвовать в сражениях. Мои люди последуют за тобой, а ведь если мне придется уезжать, мне потребуется отряд воинов. Может, сила нашего отряда решит исход войны.
По-видимому, эти слова не убедили его. Элиза опустила ресницы и принялась покрывать горячими, нежными поцелуями затянувшиеся шрамы на его груди. Она прижималась к нему всем телом, позволяя длинным прядям волос дразнить его бедра.
— Я… скучала по тебе, — еле слышно прошептала она, чувствуя, как у Брайана перехватило дыхание.
Он провел рукой по ее волосам и положил ладонь ей на щеку.
— Может, тебе не придется уезжать прямо сейчас… — начал он, но тут же оба вздрогнули от резкого стука в дверь.
— В чем дело? — рявкнул Брайан.
Последовало молчание, а затем знакомый голос робко произнес:
— Это Уот, милорд. Король Ричард в гневе, он ждет вестей о битве с Джалахаром…
Брайан тихо выругался.
— Передай королю, что я уже иду.
Он поднялся с постели и, не глядя на Элизу, принялся натягивать одежду, не переставая чертыхаться.
— Будь у меня шанс, я не стал бы добиваться расположения короля!
В дверях он остановился, оглянулся на Элизу, на мгновение нахмурился, но улыбка тут же тронула его губы.
— Элиза, на некоторое время я позволяю тебе остаться со мной. Но не здесь. Антиохию мы держим гораздо крепче. Я отвезу тебя туда. Я бучу приезжать не часто, так как наш лагерь в пустыне. Но если ты хочешь, ты сможешь там остаться — пока. Обещай, что уедешь, как только я сочту это необходимым.
— Брайан…
— Обещай мне!
Она нежно улыбнулась:
— Обещаю.
Казалось, это убедило Брайана. Он прикрыл за собой дверь, а Элиза вытянулась на подушках, и ее улыбка сменилась торжествующим смехом.
Он никогда не отошлет ее прочь.
Она позаботится, чтобы мысль об этом даже не пришла ему в голову!
Глава 24
Брайан оглядел изящные очертания дворца и вздохнул. Вероятно, он был одним из самых несчастных военачальников Ричарда, хотя и пытался не выдавать своей тревоги. Сэр Тэбан однажды заметил, что он слишком долго оставался один, и напомнил, что в городе есть много искусных женщин, готовых исполнить любые желания рыцаря.
Брайан не был создан для одиночества. Много месяцев назад, когда войско еще ждало, пока Филипп и Ричард обсудят планы крестового похода, он позволил себе поддаться чарам хорошенькой крестьянки. Когда девушка ушла, он был еще более разочарован, чем прежде. Девушка не насытила его голод, не успокоила ноющее сердце. Брайан решил, что жена заколдовала его. Он никогда не понимал ее полностью, она никогда не доверяла ему. Она строго оберегала свои тайны и, по-видимому, решила до конца жизни дразнить его. И вместе с тем Брайан чувствовал себя очарованным.
Он смирился бы, даже если бы Элиза никогда не подарила ему желанного наследника: лишь бы быть с ней рядом. Что же скрывается за ее гордостью?..
Он внезапно вздохнул, вспомнив о погибшей девушке, так сильно напомнившей ему Элизу. Единственным его утешением было знать, что Элиза сейчас находится под надежной защитой Элеоноры.
— Брайан!
Он услышал свое имя и нахмурился, поняв, что его зовет женский голос. Затем Брайану показалось, что в дверях дворца взметнулся вихрь красок. Женщина с длинными, распущенными темными волосами мчалась к нему. Красавица с лукавыми темными глазами.
— Гвинет? — хрипло произнес он.
Она бросилась к нему на грудь, обнимая его.
— Брайан! — воскликнула Гвинет.
Невольно Брайан обнял ее в ответ. Он был действительно рад видеть ее, как живую весточку из дома…
С улыбкой он отстранился.
— Гвинет, что ты здесь делаешь? Как ты здесь оказалась? А где же твой сын? И… Элиза? Как она поживает?
Гвинет весело рассмеялась:
— Я прибыла с подкреплением!
— С подкреплением? — нахмурясь, переспросил Брайан. — Видит Бог, подкрепление сейчас придется кстати. Что это за люди?
Ее глаза буквально сияли от радости.
— Это войско Элизы, герцогини Монтуанской, графини Саксонской и так далее! У вас слишком много титулов, Брайан! Это предложение королевы, она рассказала, что когда-то сама участвовала в крестовом походе вместе с Луи Французским, и… в чем дело, Брайан?
Его бронзовое лицо покрылось пугающей бледностью, глаза из синих стали черными, как бывало всегда, когда Брайана одолевал гнев.
— Элиза… здесь? — напряженно спросил он.
— В твоей комнате, — беспокойно ответила Гвинет, уже жалея, что подстерегла Брайана у дверей. Он помолчал минуту и оглядел огромные окна дворца.
— Элиза… она очень умна, Брайан. Когда в Англии начались беспорядки, она увеличила свой отряд. А теперь, когда Лоншан нам больше не угрожает, у нее оказалось больше воинов, чем нужно. Они рвались в крестовый поход, Брайан… Брайан, что случилось?
— Что? — Он взглянул на Гвинет так, словно не слышал ни слова. — Прости, Гвинет. Поговорим позднее. Сожалею о гибели Перси…
Он рассеянно прошел мимо и поднялся по лестнице, ведущей во дворец. Немного погодя он уже мчался, отталкивая с пути слуг, попадавшихся ему в светлых коридорах и залах. Дверь в его комнату была прикрыта неплотно, Брайан распахнул ее.
Элиза знала о его приезде. Она еще сидела у окна, выходящего во двор. При его внезапном появлении она вздрогнула, но не двинулась с места.
Он шагнул через порог, глядя на нее так, как давно минувшей апрельской ночью. Но сейчас Элиза была готова поверить, что та волшебная ночь ей приснилась, ибо перед ней стоял совершенно незнакомый мужчина.
Его кожу покрыл сильный загар, морщины вокруг темных глаз стали глубже, чем прежде. Казалось, он стал выше ростом и шире в плечах, черные волосы отросли и падали теперь на воротник туники. Он только что вернулся после боя, подумалось Элизе, и она продолжала сидеть не от намеренного пренебрежения, а потому, что внезапно слишком ослабела, чтобы встать. Когда-то она считала, что навсегда влюблена в него. Но время уничтожило между ними все хрупкие узы. Она еще любила Брайана, его вид приводил Элизу в трепет, ее тело казалось покорным и жаждущим. Но она не могла подбежать к мужу, не могла обнять его или сказать все то, о чем мечтала в последнюю ночь перед встречей. Она по-прежнему слишком мало знала его, однако достаточно, чтобы понять: Брайан едва сдерживает гнев.
Он не хотел видеть ее здесь! Она потратила бесконечные месяцы, чтобы оказаться рядом, а оказалось, что напрасно! Из окна она видела, как улыбка погасла на лице Брайана, когда он приветствовал Гвинет, видела, как они обнимались, смеялись, пока Элиза с удивлением вспоминала, насколько красив ее муж…
Но его смех был предназначен для другой женщины.
Брайан с трудом глотнул, желая захлопнуть дверь и прислониться к ней. Элиза напомнила ему прохладную воду в иссушенной пустыне. Как у Гвинет, ее волосы были распущены, сияющие на солнце локоны очерчивали стройную фигуру. На ней был странный наряд: широкие брюки и длинная туника с бледно-голубыми рукавами, этот оттенок подчеркивал удивительный цвет глаз Элизы, нечто среднее между голубым и зеленым. Чарующий цвет: когда-то Брайан увидел его и с тех пор утратил покой. Одежда Элизы была плотной, надежно скрывала тело, но Брайан не замечал этого. Она похудела, но тело ее осталось тем же любимым и желанным; и, даже собираясь отругать Элизу за ее появление здесь, Брайан не мог смирить желание, влекущее к ней, и мысленно представлял ее обнаженной…
— Прошло слишком много времени. — Элиза заговорила первой. Ей хотелось говорить как можно нежнее, но гневный вид Брайана придал ее голосу вызывающую нотку.
— Что это за… безумие? — спросил он.
Она пожала плечами, смущенная и уязвленная его словами.
— Должно быть, не только мужчины жаждут славы. У меня есть войско, и я повела его в крестовый поход.
— Ты не останешься здесь, — решительно заявил Брайан. У него дрожали колени. Он повернулся, чтобы закрыть дверь, затем заметил, что в глубине комнаты хлопочет Джинни, выкладывая одежду из дорожного сундука. Джинни прекратила свое занятие и переводила взгляд с Элизы на Брайана.
— Выйди, Джинни, — негромко приказал Брайан.
— Брайан! Джинни, тебе незачем выполнять приказания…
— Выйди, Джинни, — повторил Брайан.
Джинни взглянула на Элизу, но послушалась. Брайан закрыл дверь и наконец-то прислонился к ней, молясь, чтобы прочное дерево придало ему силы.
— Брайан, тебя не было дома больше года! Ты не имеешь права приказывать моим слугам!
— Уверен, она все понимает, — возразил Брайан. — Элиза, тебе нельзя оставаться здесь. Я приму войско, но ты должна уехать завтра утром…
— Ни за что! — воскликнула Элиза, раздираемая болью и гневом. — Я сама обучила этих людей! Я…
— Элиза, здесь опасно!
— Опасно! — Она горько рассмеялась. — На Корнуолле было гораздо опаснее, Брайан Стед, и я прекрасно обошлась без тебя!
Он опустил глаза и невольно сжал кулаки. Да, он действительно ничем не смог ей помочь. Он продолжал эту бессмысленную войну! Она имела право оскорблять его: она была в опасности, а он не мог заступиться за нее, ибо сам был беспомощен. Девушка, которая погибла сегодня… почти на его глазах…
— Брайан, — уже тише произнесла Элиза, — ты же не приказываешь Гвинет уехать вместе со мной…
— Гвинет не моя жена. Она герцогиня. Я не имею права приказывать ей.
— Я тоже герцогиня, Брайан!
— И ты моя жена.
— Я остаюсь.
— Нет!
— Мы спросим об этом Ричарда. Пусть ты его правая рука, но Ричарду пригодятся мои воины, да, мои воины, Брайан!
— Так ты решила искать защиты от меня у короля? — хрипло и недоверчиво переспросил Брайан.
На этот раз Элиза опустила глаза. Ей хотелось закричать: «Я люблю тебя! Я не могу уехать!» Но Брайан явно отвергал ее. Она мечтала, как Брайан обнимет ее, признается, что хотел ее видеть, грезил о ней все долгие одинокие ночи…
Он даже не прикоснулся к ней, лишь потребовал, чтобы она уехала.
Она безучастно произнесла:
— Я не стану мешать тебе, Брайан. Но я не уеду отсюда.
— Хорошо, Элиза, — ответил он. — Мы попросим короля разрешить наш спор. Я согласен подчиниться его решению, если ты сделаешь то же самое.
Она вновь взглянула на него, и ее сердце заколотилось. Наверняка Ричард позволит ей остаться! Она будет умолять его, напомнит, что она его сестра, что она выстояла против врагов Ричарда, когда тот жестоко отнял у нее мужа. На этот раз Ричард выслушает ее…
Она кивнула, глотая острый ком. Наступило неловкое молчание.
— Ты хорошо выглядишь, — заметила Элиза.
— Я выгляжу как куча песка, — возразил он. — А ты… ты слишком похудела. С тобой все в порядке?
Элиза кивнула, в отчаянии понимая, как сильно отдалило их время.
— Со мной все хорошо с того времени, как я… потеряла ребенка. Джинни уверяет, что виновата не я, что та ночь, когда умер Перси и понадобилось укреплять дом… в общем, неприятностей было слишком много. — Она уставилась в пол. — Прости, Брайан, — пробормотала она. — Знаешь, я так ждала этого ребенка… Прости меня! — Слезы угрожали заполнить ей глаза. Она быстро прикрыла их руками и тут же вскочила, когда Брайан наконец отпрянул от двери, стремительно подошел к ней, опустился на колени и взял ее за руки.
— Элиза, я не сержусь за ребенка! Нет, сержусь, но только на то, что не смог быть рядом с тобой. Мне жаль, что все беды свалились на тебя, что ты потеряла ребенка, потому что была вынуждена слишком много работать. Это беспокоит меня и сейчас. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, Элиза.
На лице Элизы показалась задумчивая улыбка, и она коснулась ладонью его спутанных волос.
— Даже на одну ночь? — прошептала она.
Он услышал желание в ее голосе. Это был манящий призыв сирены. Он взглянул в бездонные озера ее глаз и вздрогнул. Подняв руки, он отвел пряди ее волос, зажал ее лицо в ладонях и приник к ее губам. Губы Элизы оказались медово сладкими, они раздвинулись от его прикосновения, и Брайан яростно впился в них, ощущая, как тело содрогается от обещания блаженства, которого он ждал много долгих бессонных ночей.
Она упала на колени рядом с ним. Ее пальцы пробежали по его волосам и впились в плечи. Поцелуй приглушил ее тихие стоны, она прижалась к нему нежно и крепко.
Брайан попытался отстранить ее.
— Я грязный, — грустно заметил он. — Весь покрыт песком и потом.
— Мне все равно! — прошептала она. — Брайан, обними меня! Прошу тебя, обними! — Она спрятала лицо у него не груди, нежно лаская его руками. Он затаил дыхание, вновь слыша ее шепот: — Брайан, я хочу твоей любви… Прошу тебя…
Ему не понадобилось второго приглашения, больше он не мог сдерживать желания. Он рывком снял ножны и обнаружил, что Элиза помогает ему дрожащими пальцами. Меч отлетел в сторону. Не поднимая глаз, она помогла ему развязать шнуровку туники. Вместе они стащили тунику через голову. Он встал, поднимая Элизу, и они вновь сплелись в страстном объятии.
«Прошло больше года с тех пор, как мы были вместе, — напомнил себе Брайан. — Будь мягче, осторожнее, нежнее…»
Но огонь вспыхнул в нем настолько ярко, что Брайан не снял, а сорвал с Элизы ее странный наряд. Казалось, она ничего не замечает; она прижалась губами к его груди, лаская, целуя, дразня кончиком языка. Пока он путался в ее одежде, разрывая ткань, она неустанно ласкала его, пробегая пальцами по спине. Внезапно она оказалась обнаженной в его руках, острые соски ее грудей распалили Брайана, округлые бедра чуть не свели с ума. Прошло так много времени с тех пор, как он ласкал ее груди, прикасался к острым соскам губами, ощущал шелковистость ее белоснежной кожи. Грубые от мозолей руки скользили по ее телу, поцелуи жгли рот. Но как только он уложил ее на шелковые простыни низкой кровати, она вскочила и помогла ему полностью раздеться.
Брайан с удивлением обнаружил, что оказался прижатым к мягким шелковым подушкам постели. Она пришла к нему, окутывая золотистой паутиной волос, возвышаясь над ним, обхватывая его длинными гладкими ногами, сжимая ими его бедра. Она изогнулась, когда он коснулся ее, а когда Брайан нежно приподнял ее груди, у него перехватило дыхание: они были такими упругими, полными, так послушно легли ему на ладони, талия казалась такой узкой, а бедра — округлыми и гладкими…
Даже если бы ему пришлось провести в походе сотню лет, он знал, что всегда мечтал бы о ней, ждал ее, стремился к ней; ни одна женщина больше не могла доставить ему наслаждения, ибо лучшие из красавиц были ничтожествами по сравнению с ней. Желание сводило его с ума, голод требовал насыщения, но это насыщение не приходило. Любовь к ней была не просто мимолетной страстью, Элиза задела его чувства так, как не могла бы задеть ни одна другая женщина.
Она любила его яростно и безумно. Ветер из окна развевал полог арабской постели. Брайан наслаждался ее страстью и опять притянул ее к себе, когда Элиза внезапно затихла.
— Ты ранен! — воскликнула она, указывая место, где меч мусульманина коснулся его руки.
— Царапина… — пробормотал он.
— Брайан, тебе, должно быть, больно…
— Это всего лишь царапина! — Он крепко обнял ее, прижимая к себе. — Я не чувствовал боли, кроме той, от которой ты избавила меня сейчас…
Он зашептал ей слова, от которых Элиза покраснела и затрепетала, пытаясь одновременно понять, какие чувства охватывают ее. Вскоре они стали переплетением рук, ног, поцелуев, ласк, любви и стонов. Никогда еще их страсть не была такой неудержимой, яростной, никогда наслаждение не бывало таким сладким, не знающим умиротворения, заставляющим их ласкать друг друга с новой силой.
Но когда Элиза наконец обессиленно затихла, робко улыбаясь и глядя в его индиговые глаза, она заметила, что эти глаза затуманились.
Он грустно улыбнулся.
— И все-таки тебе нельзя здесь оставаться, — тихо произнес он.
— Почему? — в отчаянии прошептала она.
Он тревожно пожал плечами.
— Мы отступаем и наступаем. Клянусь Богом, Элиза, меня уже тошнит от вида крови! Лихорадка, змеи, жара… наши люди гибнут как мухи. Те, кому мы доверяем, оказываются предателями. А дело не движется с места. Саладин силен и хитер. У него есть племянник, с которым мне приходится драться… почти ежедневно. Побеждает то он, то я. Земли, которые сегодня принадлежали мне, завтра могут вновь оказаться в его руках. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, Элиза. Клянусь, я позволю тебе вести войска в бой только через мой труп.
Она глотнула, боясь просить слишком многого. Она хотела убедиться, что Брайан заботится только о ее жизни. Ей не хотелось гадать, нет ли у Брайана какой-нибудь красивой полукровки из порта, ей не хотелось расспрашивать, как он проводил ночи. Она мечтала только остаться здесь.
— Брайан, я только что приехала. Умоляю, позволь мне побыть здесь… немного. Я останусь до тех пор, пока ты разрешишь, я не стану участвовать в сражениях. Мои люди последуют за тобой, а ведь если мне придется уезжать, мне потребуется отряд воинов. Может, сила нашего отряда решит исход войны.
По-видимому, эти слова не убедили его. Элиза опустила ресницы и принялась покрывать горячими, нежными поцелуями затянувшиеся шрамы на его груди. Она прижималась к нему всем телом, позволяя длинным прядям волос дразнить его бедра.
— Я… скучала по тебе, — еле слышно прошептала она, чувствуя, как у Брайана перехватило дыхание.
Он провел рукой по ее волосам и положил ладонь ей на щеку.
— Может, тебе не придется уезжать прямо сейчас… — начал он, но тут же оба вздрогнули от резкого стука в дверь.
— В чем дело? — рявкнул Брайан.
Последовало молчание, а затем знакомый голос робко произнес:
— Это Уот, милорд. Король Ричард в гневе, он ждет вестей о битве с Джалахаром…
Брайан тихо выругался.
— Передай королю, что я уже иду.
Он поднялся с постели и, не глядя на Элизу, принялся натягивать одежду, не переставая чертыхаться.
— Будь у меня шанс, я не стал бы добиваться расположения короля!
В дверях он остановился, оглянулся на Элизу, на мгновение нахмурился, но улыбка тут же тронула его губы.
— Элиза, на некоторое время я позволяю тебе остаться со мной. Но не здесь. Антиохию мы держим гораздо крепче. Я отвезу тебя туда. Я бучу приезжать не часто, так как наш лагерь в пустыне. Но если ты хочешь, ты сможешь там остаться — пока. Обещай, что уедешь, как только я сочту это необходимым.
— Брайан…
— Обещай мне!
Она нежно улыбнулась:
— Обещаю.
Казалось, это убедило Брайана. Он прикрыл за собой дверь, а Элиза вытянулась на подушках, и ее улыбка сменилась торжествующим смехом.
Он никогда не отошлет ее прочь.
Она позаботится, чтобы мысль об этом даже не пришла ему в голову!
Глава 24
Октябрь 1190 года
Дворец Музхар
Прибрежная дорога
Он был человеком среднего роста, худощавым, но гибким и сильным. Храбрым, перенявшим смелость и ум Саладина, блестящего военачальника. Его звали Джалахаром, в свои двадцать пять лет он по благоволению Аллаха правил обширными землями. Он был известен не только крутым нравом, но и живым умом, а когда требовалось, мог явить милость. Его глубокие темно-карие глаза выделялись на тонком, выразительном, приятном лице. Говорили, что он полжизни проводит в седле, повелевая твердой рукой, властвуя во всей пустыне.
Через высокое окно дворца Музхар эмир мрачно следил, как войско христиан расположилось за дюнами пустыни, подступая к его владениям.
Захватить дворец они не могли. В этом Джалахар был уверен, точно так же, как Саладин был уверен, что христианам не захватить Иерусалим.
Но эта война, развязанная непрошеными гостями-христианами, дорого обходилась им: страдала торговля, погибал народ. Много раз наступая, Джалахар отступал со все большими потерями, ибо англичанин Стед, приближенный христианского короля, называемого Львиное Сердце, знал, как следует воевать.
Джалахар считал его достойным противником. Если Аллах повелел ему вступить в войну, хорошо было уже то, что его противником оказался сильный и умный мужчина.
— Джалахар…
Он обернулся, шурша длинным одеянием. Его третья жена, Сонина из Дамаска, миниатюрная, грациозная и прелестная, ждала, почтительно опустив ресницы, протягивая ему блюдо с засахаренными финиками. Улыбнувшись, Джалахар шагнул к ней, взял финик, повертел его в руке и отправил в рот, не сводя глаз со смущенной девушки.
Взяв блюдо, Джалахар поставил его на низкий турецкий столик и вернулся к Сонине, по пути откинув полог кровати, заваленной мягкими разноцветными подушками.
Он снял с нее покрывало и вгляделся в нежное лицо Сонины, улыбаясь ей и недоумевая, почему рядом с ней он не испытывает радости. Великий Магомет говорил, что мужчина может иметь четырех жен; у Джалахара пока было всего три. Сонина — прелестнейшая из них, с рождения ее приучили к мысли, что цель ее жизни — угождать мужчине. Джалахар не мог понять, в чем ее вина, но желание, которое должно было прийти при виде ее, так и не появилось. Джалахар притянул Сонину к себе и погладил ее прямые черные волосы.
— Ты вскоре вновь отправишься воевать, — прошептала она.
— Да, — просто ответил он. Разговаривая с одним из своих воинов, он объяснил бы, что собирается ночью напасть на чужой отряд; он не стал бы открыто атаковать христиан, но соглядатаи доложили, что небольшой отряд под предводительством его соперника Стеда должен отправиться по дороге сегодня ночью. Эта атака ошеломит христиан, и если победа все-таки ускользнет из рук Джалахара, по крайней мере он нанесет значительный урон христианскому войску.
— Бой скоро кончится? — ласково спросила Сонина.
— На все воля Аллаха, — ответил он, и жена замолчала.
Сонина знала свое место. В мире Джалахара женщин защищали изо всех сил, однако они были обязаны оставаться молчаливыми и тихими, пока их присутствие не требовалось. Джалахар никогда не стал бы обсуждать с ней предстоящий бой: Сонина была всего-навсего женщиной.
Но, будучи настоящей женщиной, она наконец сумела возбудить его. Он любил ее, восхищался ее искусностью, радуясь тому, что выбрал в жены именно Сонину. Она была дочерью багдадского калифа — десятой дочерью, и поэтому калиф не настаивал, чтобы ее сделали первой женой. Она принесла Джалахару огромное приданое и значительно превосходила красотой своих сестер.
Насладившись, Джалахар небрежно поцеловал ее и отослал прочь. Прикрыв глаза, он отдался убаюкивающему дуновению ветра. По-настоящему удовлетворенным он себя не чувствовал. Ему принадлежало многое: великолепный дворец, бесчисленные слуги, народ, преклоняющийся перед ним. Две старшие жены Джалахара уже подарили ему сыновей и дочерей; он подчинялся только великому Саладину — казалось, этот мужчина способен заставить подчиняться себе даже пустынный вихрь.
Но Джалахар чувствовал себя ничтожеством.
Во всем виновата эта глупая война с христианами, убеждал он себя, бесконечная, вечная война…
Неужели он прав? Чего-то недоставало в его жизни, а он не мог понять, чего именно, ибо обладал всем, что только мог пожелать.
Джалахар вздохнул и поднялся, напрягая расслабленные мускулы. Он оделся и мысленно вернулся к планам предстоящей ночи.
— Ты устала?
Элиза взглянула на Брайана, и улыбка заиграла на ее прекрасных губах. Она покачала головой.
— Совсем нет, Брайан. Я люблю ездить верхом. Здесь есть на что посмотреть!
Брайан огляделся. Смотреть здесь почти не на что, кроме песка, сухо подумал он. Но закатное солнце превращало бесконечные дюны в бронзовое море, а золотистые и малиновые отблески в небе заливали яркими цветами конскую упряжь. Он ответил жене улыбкой.
— Иногда тебе бывает легко угодить, герцогиня, — ответил он. Потянув поводья, он подъехал поближе и наклонился в седле, прошептав ей на ухо: — Однако поскольку ты так легко умеешь дарить наслаждение, естественно, что ты умеешь наслаждаться сама.
Она слегка покраснела и опустила ресницы, пряча улыбку.
— Брайан, вокруг люди!
— Мои люди вполне довольны, — со смехом ответил он. — Они заметили, насколько смягчился мой нрав после твоего приезда.
— В самом деле? — невинно переспросила она.
— Угу. И знаешь, — с заговорщицким блеском в глазах добавил он, — до меня дошел слух, что завтра утром все они намерены обратиться ко мне со своими просьбами. Они знают, что мы расстаемся на две недели, но сегодня еще будем вместе.
— Брайан! — воскликнула она, торопливо оглядываясь и радуясь наступающим сумеркам, поскольку неудержимо краснела от каждого его слова. Однако они ехали позади отряда из пятидесяти воинов, и на них никто не смотрел. Элиза повернулась к мужу с невинно открытыми глазами: — И ты исполнишь их просьбы?
— Вероятно, все до единой.
Она улыбнулась, вздохнула и положила руку на луку седла.
— Но завтра тебе придется уезжать, — тихо напомнила она.
Он помолчал минуту и заметил:
— Элиза, ты ведь знаешь, что это необходимо.
Прошло уже два месяца, как Элиза была с Брайаном. За все это время им едва ли удалось провести вдвоем десяток ночей. Ему постоянно приходилось уезжать, и Элиза оставалась ждать его.
Казалось, что едва им удается сблизиться, как приходит время расставаться.
Слова «я люблю тебя» постоянно вертелись на языке Элизы, но так и не были произнесены вслух.
Однако Элиза была счастлива, счастливее, чем когда-либо прежде. Она постоянно тревожилась о Брайане, но исполнялась уверенности, что он вернется, что бы ни случилось. Ричард не прекращал войну, но Брайан никогда не уезжал так далеко, чтобы не возвращаться к Элизе хотя бы раз в две недели.
Она отказывалась верить, что Бог допустит его гибель от рук неверных.
Ожидание здесь было гораздо лучше ожидания дома, в Англии. Вместе с Гвинет Элиза бывала на городских базарах. Они покупали безделушки и благовония, ароматное мыло и таинственные курения. Музыка на улицах завораживала Элизу, босоногие дети, увязывающиеся следом в надежде на подачку, трогали до слез и смешили забавными проделками.
Да, гораздо хуже было бы остаться дома, томиться и ждать.
После Первого и Второго крестовых походов на Востоке осталось немало англичан и французов; появилось много метисов — красивых людей, охотно подчиняющихся любому правителю. Они молились Аллаху, но служили христианам. Во всех дворцах, занятых Ричардом, которые Брайан считал самым безопасным местом, Элизе прислуживали ревностно и усердно. Она слушала чудесные волшебные сказки и песни, узнала, что змеи могут «зачаровывать» своим взглядом, научилась пользоваться целебными травами, от которых волосы сияли, словно солнце, а кожа становилась свежей и чистой.
Она познакомилась с Филиппом-Августом Французским, хитрым и властным королем. Ей доставляло удовольствие сознание того, что ее присутствие удерживает Филиппа и Ричарда от жарких словесных битв. Короли постоянно спорили между собой. Ричард, часто пренебрегавший Элизой, однажды признался ей, что ненавидит Филиппа: французский король уже был готов отказаться от войны. Ричард всегда недолюбливал Филиппа, хотя до смерти Генриха они казались лучшими друзьями.
Дворец Музхар
Прибрежная дорога
Он был человеком среднего роста, худощавым, но гибким и сильным. Храбрым, перенявшим смелость и ум Саладина, блестящего военачальника. Его звали Джалахаром, в свои двадцать пять лет он по благоволению Аллаха правил обширными землями. Он был известен не только крутым нравом, но и живым умом, а когда требовалось, мог явить милость. Его глубокие темно-карие глаза выделялись на тонком, выразительном, приятном лице. Говорили, что он полжизни проводит в седле, повелевая твердой рукой, властвуя во всей пустыне.
Через высокое окно дворца Музхар эмир мрачно следил, как войско христиан расположилось за дюнами пустыни, подступая к его владениям.
Захватить дворец они не могли. В этом Джалахар был уверен, точно так же, как Саладин был уверен, что христианам не захватить Иерусалим.
Но эта война, развязанная непрошеными гостями-христианами, дорого обходилась им: страдала торговля, погибал народ. Много раз наступая, Джалахар отступал со все большими потерями, ибо англичанин Стед, приближенный христианского короля, называемого Львиное Сердце, знал, как следует воевать.
Джалахар считал его достойным противником. Если Аллах повелел ему вступить в войну, хорошо было уже то, что его противником оказался сильный и умный мужчина.
— Джалахар…
Он обернулся, шурша длинным одеянием. Его третья жена, Сонина из Дамаска, миниатюрная, грациозная и прелестная, ждала, почтительно опустив ресницы, протягивая ему блюдо с засахаренными финиками. Улыбнувшись, Джалахар шагнул к ней, взял финик, повертел его в руке и отправил в рот, не сводя глаз со смущенной девушки.
Взяв блюдо, Джалахар поставил его на низкий турецкий столик и вернулся к Сонине, по пути откинув полог кровати, заваленной мягкими разноцветными подушками.
Он снял с нее покрывало и вгляделся в нежное лицо Сонины, улыбаясь ей и недоумевая, почему рядом с ней он не испытывает радости. Великий Магомет говорил, что мужчина может иметь четырех жен; у Джалахара пока было всего три. Сонина — прелестнейшая из них, с рождения ее приучили к мысли, что цель ее жизни — угождать мужчине. Джалахар не мог понять, в чем ее вина, но желание, которое должно было прийти при виде ее, так и не появилось. Джалахар притянул Сонину к себе и погладил ее прямые черные волосы.
— Ты вскоре вновь отправишься воевать, — прошептала она.
— Да, — просто ответил он. Разговаривая с одним из своих воинов, он объяснил бы, что собирается ночью напасть на чужой отряд; он не стал бы открыто атаковать христиан, но соглядатаи доложили, что небольшой отряд под предводительством его соперника Стеда должен отправиться по дороге сегодня ночью. Эта атака ошеломит христиан, и если победа все-таки ускользнет из рук Джалахара, по крайней мере он нанесет значительный урон христианскому войску.
— Бой скоро кончится? — ласково спросила Сонина.
— На все воля Аллаха, — ответил он, и жена замолчала.
Сонина знала свое место. В мире Джалахара женщин защищали изо всех сил, однако они были обязаны оставаться молчаливыми и тихими, пока их присутствие не требовалось. Джалахар никогда не стал бы обсуждать с ней предстоящий бой: Сонина была всего-навсего женщиной.
Но, будучи настоящей женщиной, она наконец сумела возбудить его. Он любил ее, восхищался ее искусностью, радуясь тому, что выбрал в жены именно Сонину. Она была дочерью багдадского калифа — десятой дочерью, и поэтому калиф не настаивал, чтобы ее сделали первой женой. Она принесла Джалахару огромное приданое и значительно превосходила красотой своих сестер.
Насладившись, Джалахар небрежно поцеловал ее и отослал прочь. Прикрыв глаза, он отдался убаюкивающему дуновению ветра. По-настоящему удовлетворенным он себя не чувствовал. Ему принадлежало многое: великолепный дворец, бесчисленные слуги, народ, преклоняющийся перед ним. Две старшие жены Джалахара уже подарили ему сыновей и дочерей; он подчинялся только великому Саладину — казалось, этот мужчина способен заставить подчиняться себе даже пустынный вихрь.
Но Джалахар чувствовал себя ничтожеством.
Во всем виновата эта глупая война с христианами, убеждал он себя, бесконечная, вечная война…
Неужели он прав? Чего-то недоставало в его жизни, а он не мог понять, чего именно, ибо обладал всем, что только мог пожелать.
Джалахар вздохнул и поднялся, напрягая расслабленные мускулы. Он оделся и мысленно вернулся к планам предстоящей ночи.
— Ты устала?
Элиза взглянула на Брайана, и улыбка заиграла на ее прекрасных губах. Она покачала головой.
— Совсем нет, Брайан. Я люблю ездить верхом. Здесь есть на что посмотреть!
Брайан огляделся. Смотреть здесь почти не на что, кроме песка, сухо подумал он. Но закатное солнце превращало бесконечные дюны в бронзовое море, а золотистые и малиновые отблески в небе заливали яркими цветами конскую упряжь. Он ответил жене улыбкой.
— Иногда тебе бывает легко угодить, герцогиня, — ответил он. Потянув поводья, он подъехал поближе и наклонился в седле, прошептав ей на ухо: — Однако поскольку ты так легко умеешь дарить наслаждение, естественно, что ты умеешь наслаждаться сама.
Она слегка покраснела и опустила ресницы, пряча улыбку.
— Брайан, вокруг люди!
— Мои люди вполне довольны, — со смехом ответил он. — Они заметили, насколько смягчился мой нрав после твоего приезда.
— В самом деле? — невинно переспросила она.
— Угу. И знаешь, — с заговорщицким блеском в глазах добавил он, — до меня дошел слух, что завтра утром все они намерены обратиться ко мне со своими просьбами. Они знают, что мы расстаемся на две недели, но сегодня еще будем вместе.
— Брайан! — воскликнула она, торопливо оглядываясь и радуясь наступающим сумеркам, поскольку неудержимо краснела от каждого его слова. Однако они ехали позади отряда из пятидесяти воинов, и на них никто не смотрел. Элиза повернулась к мужу с невинно открытыми глазами: — И ты исполнишь их просьбы?
— Вероятно, все до единой.
Она улыбнулась, вздохнула и положила руку на луку седла.
— Но завтра тебе придется уезжать, — тихо напомнила она.
Он помолчал минуту и заметил:
— Элиза, ты ведь знаешь, что это необходимо.
Прошло уже два месяца, как Элиза была с Брайаном. За все это время им едва ли удалось провести вдвоем десяток ночей. Ему постоянно приходилось уезжать, и Элиза оставалась ждать его.
Казалось, что едва им удается сблизиться, как приходит время расставаться.
Слова «я люблю тебя» постоянно вертелись на языке Элизы, но так и не были произнесены вслух.
Однако Элиза была счастлива, счастливее, чем когда-либо прежде. Она постоянно тревожилась о Брайане, но исполнялась уверенности, что он вернется, что бы ни случилось. Ричард не прекращал войну, но Брайан никогда не уезжал так далеко, чтобы не возвращаться к Элизе хотя бы раз в две недели.
Она отказывалась верить, что Бог допустит его гибель от рук неверных.
Ожидание здесь было гораздо лучше ожидания дома, в Англии. Вместе с Гвинет Элиза бывала на городских базарах. Они покупали безделушки и благовония, ароматное мыло и таинственные курения. Музыка на улицах завораживала Элизу, босоногие дети, увязывающиеся следом в надежде на подачку, трогали до слез и смешили забавными проделками.
Да, гораздо хуже было бы остаться дома, томиться и ждать.
После Первого и Второго крестовых походов на Востоке осталось немало англичан и французов; появилось много метисов — красивых людей, охотно подчиняющихся любому правителю. Они молились Аллаху, но служили христианам. Во всех дворцах, занятых Ричардом, которые Брайан считал самым безопасным местом, Элизе прислуживали ревностно и усердно. Она слушала чудесные волшебные сказки и песни, узнала, что змеи могут «зачаровывать» своим взглядом, научилась пользоваться целебными травами, от которых волосы сияли, словно солнце, а кожа становилась свежей и чистой.
Она познакомилась с Филиппом-Августом Французским, хитрым и властным королем. Ей доставляло удовольствие сознание того, что ее присутствие удерживает Филиппа и Ричарда от жарких словесных битв. Короли постоянно спорили между собой. Ричард, часто пренебрегавший Элизой, однажды признался ей, что ненавидит Филиппа: французский король уже был готов отказаться от войны. Ричард всегда недолюбливал Филиппа, хотя до смерти Генриха они казались лучшими друзьями.