Страница:
Элиза закрыла глаза от внезапного отчаяния. Ей не хотелось думать о Гвинет и Брайане. О том, как они были вместе. Ей не хотелось ни с кем делить тайны, открывшиеся сегодня ей…
Она глотнула, заставляя себя открыть глаза. Она совсем не робкая простушка, она герцогиня и не потерпит, чтобы эта связь продолжалась прямо у нее на глазах. Будущее обещало ей только мрак и отчаяние, но ей предстоит пройти его день за днем, и она никогда не позволит Брайану узнать, что она чувствует. Если он считает ее упрямой и строптивой, то пусть узнает: она может стать еще строптивее.
Солнце начало обжигать его тело. Брайан лениво взялся за локон, лежащий на округлом бедре Элизы, и пощекотал им ее. Он надеялся, что так заставит ее обернуться, но затем ему на ум пришло иное.
— Элиза! — тихо позвал он. Она что-то пробормотала в знак того, что слышит, и он задал вопрос, столько времени мучивший его: — Зачем ты украла кольцо Генриха и рассказала мне всю эту нелепую ложь?
Он ощутил, как напряглось ее тело. Затем она тихо рассмеялась, даже не пытаясь скрыть свою горечь.
— Разве тебе не известно, Стед, что истина сейчас не имеет ни малейшего значения?
— Тогда расскажи ее мне, — настаивал Брайан.
— Стед, — ответила она ему так глухо, что голос ее походил на шепот, — ты получил все: земли, титулы, состояние, даже меня — покорную и смирившуюся. Монтуа… когда-то оно принадлежало мне, и ты отнял его. Но эти тайна… ты ее не получишь. Она моя, я намерена хранить ее и сохраню.
Несколько минут он молчал, лежа неподвижно. Затем Элиза услышала, как Брайан зашевелился. Она закрыла глаза, удивляясь, как она могла только что ощущать невообразимое блаженство и уже в следующую минуту разрываться от отчаяния. Она словно оцепенела. Она слышала, как Брайан одевается и идет к лошадям, однако не могла ни о чем подумать, пока он не вернулся и не дотронулся носком сапога до ее бедра. Глядя в его мрачные глаза, она сжалась, желая хотя бы спрятать свою наготу под покрывалом волос.
Он что-то бросил на одеяло, и Элиза с удивлением и беспокойством проследила за падением этого предмета.
На одеяле лежало кольцо. Сапфировое кольцо Генриха.
— Ты дорого заплатила за него, — равнодушно заметил Брайан. — Можешь его носить.
— Но где… — начала она, однако Брайан перебил ее:
— Я обнаружил его в одном из твоих сундуков, прежде чем ты вернулась в Монтуа.
— Как ты посмел рыться в моих вещах!
Он беспечно пожал плечами.
— Мне казалось, я должен узнать о тебе побольше, поскольку я не ожидал приятных разговоров.
Элиза стиснула зубы и подняла на него сверкающие от ненависти глаза. Ее гнев закипал вновь. Как она могла позволить этому холодному, надменному, грубому вояке прикоснуться к себе! В этот момент ей захотелось провалиться сквозь землю от стыда: она не только позволила, но и сама поддалась ему!
— Надень кольцо, — повторил он.
— Я не могу носить его! — воскликнула Элиза. — Разве ты забыл? Есть люди, которые знают, что оно принадлежало Генриху.
Он невесело рассмеялся.
— Ты можешь его носить, Элиза. Когда ты так поспешно уехала из Лондона, мне пришлось рассказать Ричарду о нашей первой встрече. Наш король воспринял мой рассказ довольно странно: он долго молчал, это необычно для Ричарда. Затем он приказал мне отправиться за тобой, напомнив, конечно, что я должен буду вернуться к нему, и сказал нечто любопытное. Он объяснил мне, что ты должна носить это кольцо, а если кто-нибудь спросит о нем, говорить, что это свадебный подарок Ричарда.
Она отвела глаза и взглянула на кольцо, потом подняла его и надела на палец.
— Одевайся, — велел Брайан. — Мы потеряли половину утра.
— Не по моей вине, — резко возразила Элиза. — А если ты так считаешь, то вынудил меня к этому ты.
Он перешагнул через нее и отправился седлать лошадей.
Элиза встала и нашла рубашку. Она была насквозь мокрой, но заменить ее Элизе было нечем. Вздохнув, она набросила рубашку и тунику. Грубая шерсть раздражала кожу, казалось, кожа стала особенно нежной и чувствительной.
Ей придется смириться с этим неудобством, горько решила Элиза. Ей придется научиться мириться со многим и каким-то образом ухитриться сохранить свои достоинство и гордость.
Ее волосы страшно спутались. Она пыталась расчесать их пальцами и заплести в косу, но непослушные пряди ускользали от нее. Услышав, как сзади подошел Брайан, Элиза напряглась, но не стала противиться ему. В считанные минуты он укротил неуправляемую массу, и Элиза удивилась, откуда Брайан приобрел такую ловкость в обращении о женскими волосами.
— Выезжаем, — сказал он. — Когда будем подальше отсюда, остановимся поесть.
— Я не голодна, — безучастно ответила Элиза, забираясь в седло и окидывая Брайана холодным и выжидающим взглядом.
Они остановились у той хижины, откуда Элиза сбежала на жеребце Брайана, и она удивилась разнице своих чувств тогда и теперь. Тогда она предприняла последнюю, отчаянную попытку завоевать свободу и узнала, что брак не самое худшее из событий, которые могут с ней произойти. Теперь она смирилась.
Старуха, хозяйка хижины, подала им блюдо жареной зайчатины. Мясо оказалось жестким и жилистым, но оно было горячим, а Элиза внезапно обнаружила, что проголодалась. Задерживаться в хижине они не стали. Брайан заплатил старухе за еду и присмотр за вьючной лошадью, и они вновь двинулись в путь.
На ночлег они остановились на постоялом дворе у Ла-Манша, в Балфлере. Им отвели маленькую, тесную комнатушку под крышей, но больше рассчитывать было не на что. Совершенно утомленная, Элиза упала на жесткий соломенный тюфяк. Она заснула, прежде чем Брайан задул единственную свечу. Когда она проснулась, Брайана не оказалось рядом, но вскоре он вернулся с известием, что устроил их дальнейшее путешествие.
В тот день Ла-Манш был спокойным. Плавание заняло всего несколько часов. Брайан так торопился, что они нигде не остановились, а сразу помчались на северо-восток. Следующую ночь они провели в поместном доме сэра Денхольма Эллиса. Сэру Денхольму было уже восемьдесят лет; он участвовал в крестовом походе вместе с Элеонорой Аквитанской когда та еще была королевой Франции, и на протяжении всего ужина развлекал путников рассказами о беспримерной отваге Элеоноры.
Поместье было небольшим, но содержалось в порядке, владельцу прислуживали умелые слуги. Элиза насладилась продолжительным купанием, промыла волосы от пыли и лесной земли.
— Хорошо, что вы приехали сюда, миледи, — заметила ей Матильда, молодая экономка сэра Денхольма. — Однако особой роскоши в первые дни не ждите.
— Зачем ты говоришь об этом? — удивилась Элиза. Матильда прищелкнула языком.
— Земли Корнуолла обширны и богаты, миледи, но… старый лорд умер слишком давно, а его управляющий — настоящий лентяй. Вас ждет не слишком теплый прием.
Погружаясь в горячую воду, Элиза задумалась над словами Матильды. Куда же они едут?
Она еще лежала в ванне, когда Брайан вошел в комнату, сразу наполнив ее своим присутствием. По-видимому, он вымылся где-то в другом месте, ибо был одет в свежую белую тунику… и более ни во что. Матильда покраснела, вскрикнула и поспешно вышла.
— Мы выедем пораньше, — сказал Брайан Элизе. Она слышала, как он сбросил тунику и забрался в большую постель, ждущую их. Элиза смутилась и притихла. Она вышла из ванны, закуталась в льняное полотенце, подвинула кресло к огню и принялась расчесывать волосы, одновременно просушивая их. Она так увлеклась своим занятием, что подпрыгнула, услышав голос Брайана:
— Ложись спать, Элиза!
Она послушалась, и когда он обнял ее, Элизе не захотелось отбиваться. Комната погружалась во мрак, по мере того как затухал огонь в камине, и в темноте Элиза поддалась искушению коснуться Брайана. Их любовь была еще слаще, однако потом, пока он еще прижимал Элизу к себе, она вновь испытала чувство отчаяния.
Сила его рук утешала Элизу. Было так хорошо лежать рядом, сплетясь телами. Элиза поняла, что без Брайана будет ощущать пустоту.
Миновала уже полночь, «час ведьм», когда Элиза и Брайан наконец добрались до Ферс-Мэнор, своего поместья. Элиза подумала о том, что еще никогда в жизни так не уставала: они ехали с самого рассвета. Достигнув своих земель, Брайан решил остановиться, но Элиза, подстрекаемая желанием возразить, упрямо отказалась от отдыха. В сумерки начался дождь — мелкая, унылая изморось, и, подъезжая к дому, Элиза была так измучена, что уже не знала, плакать ей хочется или смеяться.
В просветах дождевых туч проглядывала полная луна. Дом поднимался из густого кустарника, подобно мрачному зверю, опустошенный и безжизненный. Это было каменное строение норманнов — наполовину замок, наполовину дом, и при дневном свете оно могло бы произвести приятное впечатление своими высокими арками и башнями, но сейчас дом казался унылым и непривлекательным, напоминая о временах более чем столетней давности, когда норманнам во главе с Вильгельмом Завоевателем удалось подавить сопротивление саксов.
Брайан еле слышно выругался. Он остановился у сторожки привратника, постучал, но никто не ответил на его стук. Вломившись в дверь, Брайан обнаружил, что в сторожке пусто. Он вышел к жене, с утомленным видом держащей поводья обоих коней.
— Поедем в большой дом, — кратко приказан он ей. Они ехали в молчании. Дорожка заросла сорняками. Дверь была открыта. Брайан вошел в дом, а Элиза устало прислонилась к стене. Наконец-то она смогла укрыться от непрекращающейся измороси.
Лучина для растопки была сырой, как земля у дома, но Брайану наконец удалось развести огонь, и едкий дым наполнил зал.
Некогда это поместье имело величественный вид: зал был огромным, с искусно выложенным из камня камином. Но сейчас от прежнего великолепия уцелели только окна с витражами.
Большинство вещей, казалось, похищены или сломаны. Пол был донельзя загажен. Мебель не сохранилась: наверное, не растащили только камни, из которых был сложен дом.
Элиза расхохоталась. Она прошла по залу, оглядывая его и разводя руками.
— Уютный дом для прославленного воина, любимца короля Генриха, правой руки короля Ричарда — Брайана Стеда! Для эрла, герцога, могущественного лорда! И ради этого ты покинул Монтуа! Боже мой, да это просто смешно!
Если бы Брайан не почувствовал усталости в ее голосе, он мог бы ударить Элизу.
— Замолчи! — хрипло приказал он ей.
Он медленно поднялся, глядя на огонь и сдерживая подступающий гнев. Рана, целый день не тревожившая его, внезапно заныла. Он рассеянно заметил, что Элиза направилась к окну, выходящему в сад, в темноте кажущийся вполне ухоженным. Однако Брайан был уверен, что темнота скрывает только сорняки. Он ударил кулаком по каминной доске и пробормотал скорее себе, чем Элизе:
— Клянусь Святой Девой, эти лентяи поплатятся! Мне хватит времени разодрать на куски добрую дюжину! Они еще узнают, что значит злить меня!
Он почти забыл о присутствии Элизы, и удивился, когда она негромко и устало проговорила:
— Если ты и в самом деле поступишь так, то не добьешься ничего, разве что окажешься в окружении трупов вместо слуг. Ты воин, Стед, ты привык сражаться. Но ты не умеешь обращаться с нерадивыми слугами. Это не принесет тебе процветания, к которому ты так стремишься.
— Да? И что же делать, мадам?
— Сейчас — ничего, — ответила Элиза. — Лучше всего будет проспать остаток ночи. Утро поможет разобраться в этом хаосе.
Брайан положил руку на каминную доску. Она права. Что остается делать? Мчаться, как безумцу, в деревню, вытаскивать крестьян из постелей и не заслужить ничего, кроме вражды?
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем он поднял голову, намереваясь сказать, что принесет одеяла и сумки.
Она исчезла. Но, оглядевшись, Брайан заметил, что она уже принесла дорожные одеяла и расстелила их у огня. Элиза неуверенно подняла голову.
— Если ты позволишь осмотреть твою рану…
— С моей раной все в порядке. Ложись спать.
Она свернулась клубком у огня.
Брайан постоял, прислушиваясь к треску сырых поленьев. Наконец, выйдя на улицу, он обнаружил, что Элиза уже успела расседлать лошадей, спутать им ноги и отвести под навес. Навес протекал не больше, чем крыша самого дома. Седла и мешки стояли в самых сухих уголках.
Брайан внес мешки в дом. Порывшись в одном из них, он выудил мех с элем и осушил его, стоя у огня и задумчиво глядя на него.
Глава 18
Она глотнула, заставляя себя открыть глаза. Она совсем не робкая простушка, она герцогиня и не потерпит, чтобы эта связь продолжалась прямо у нее на глазах. Будущее обещало ей только мрак и отчаяние, но ей предстоит пройти его день за днем, и она никогда не позволит Брайану узнать, что она чувствует. Если он считает ее упрямой и строптивой, то пусть узнает: она может стать еще строптивее.
Солнце начало обжигать его тело. Брайан лениво взялся за локон, лежащий на округлом бедре Элизы, и пощекотал им ее. Он надеялся, что так заставит ее обернуться, но затем ему на ум пришло иное.
— Элиза! — тихо позвал он. Она что-то пробормотала в знак того, что слышит, и он задал вопрос, столько времени мучивший его: — Зачем ты украла кольцо Генриха и рассказала мне всю эту нелепую ложь?
Он ощутил, как напряглось ее тело. Затем она тихо рассмеялась, даже не пытаясь скрыть свою горечь.
— Разве тебе не известно, Стед, что истина сейчас не имеет ни малейшего значения?
— Тогда расскажи ее мне, — настаивал Брайан.
— Стед, — ответила она ему так глухо, что голос ее походил на шепот, — ты получил все: земли, титулы, состояние, даже меня — покорную и смирившуюся. Монтуа… когда-то оно принадлежало мне, и ты отнял его. Но эти тайна… ты ее не получишь. Она моя, я намерена хранить ее и сохраню.
Несколько минут он молчал, лежа неподвижно. Затем Элиза услышала, как Брайан зашевелился. Она закрыла глаза, удивляясь, как она могла только что ощущать невообразимое блаженство и уже в следующую минуту разрываться от отчаяния. Она словно оцепенела. Она слышала, как Брайан одевается и идет к лошадям, однако не могла ни о чем подумать, пока он не вернулся и не дотронулся носком сапога до ее бедра. Глядя в его мрачные глаза, она сжалась, желая хотя бы спрятать свою наготу под покрывалом волос.
Он что-то бросил на одеяло, и Элиза с удивлением и беспокойством проследила за падением этого предмета.
На одеяле лежало кольцо. Сапфировое кольцо Генриха.
— Ты дорого заплатила за него, — равнодушно заметил Брайан. — Можешь его носить.
— Но где… — начала она, однако Брайан перебил ее:
— Я обнаружил его в одном из твоих сундуков, прежде чем ты вернулась в Монтуа.
— Как ты посмел рыться в моих вещах!
Он беспечно пожал плечами.
— Мне казалось, я должен узнать о тебе побольше, поскольку я не ожидал приятных разговоров.
Элиза стиснула зубы и подняла на него сверкающие от ненависти глаза. Ее гнев закипал вновь. Как она могла позволить этому холодному, надменному, грубому вояке прикоснуться к себе! В этот момент ей захотелось провалиться сквозь землю от стыда: она не только позволила, но и сама поддалась ему!
— Надень кольцо, — повторил он.
— Я не могу носить его! — воскликнула Элиза. — Разве ты забыл? Есть люди, которые знают, что оно принадлежало Генриху.
Он невесело рассмеялся.
— Ты можешь его носить, Элиза. Когда ты так поспешно уехала из Лондона, мне пришлось рассказать Ричарду о нашей первой встрече. Наш король воспринял мой рассказ довольно странно: он долго молчал, это необычно для Ричарда. Затем он приказал мне отправиться за тобой, напомнив, конечно, что я должен буду вернуться к нему, и сказал нечто любопытное. Он объяснил мне, что ты должна носить это кольцо, а если кто-нибудь спросит о нем, говорить, что это свадебный подарок Ричарда.
Она отвела глаза и взглянула на кольцо, потом подняла его и надела на палец.
— Одевайся, — велел Брайан. — Мы потеряли половину утра.
— Не по моей вине, — резко возразила Элиза. — А если ты так считаешь, то вынудил меня к этому ты.
Он перешагнул через нее и отправился седлать лошадей.
Элиза встала и нашла рубашку. Она была насквозь мокрой, но заменить ее Элизе было нечем. Вздохнув, она набросила рубашку и тунику. Грубая шерсть раздражала кожу, казалось, кожа стала особенно нежной и чувствительной.
Ей придется смириться с этим неудобством, горько решила Элиза. Ей придется научиться мириться со многим и каким-то образом ухитриться сохранить свои достоинство и гордость.
Ее волосы страшно спутались. Она пыталась расчесать их пальцами и заплести в косу, но непослушные пряди ускользали от нее. Услышав, как сзади подошел Брайан, Элиза напряглась, но не стала противиться ему. В считанные минуты он укротил неуправляемую массу, и Элиза удивилась, откуда Брайан приобрел такую ловкость в обращении о женскими волосами.
— Выезжаем, — сказал он. — Когда будем подальше отсюда, остановимся поесть.
— Я не голодна, — безучастно ответила Элиза, забираясь в седло и окидывая Брайана холодным и выжидающим взглядом.
Они остановились у той хижины, откуда Элиза сбежала на жеребце Брайана, и она удивилась разнице своих чувств тогда и теперь. Тогда она предприняла последнюю, отчаянную попытку завоевать свободу и узнала, что брак не самое худшее из событий, которые могут с ней произойти. Теперь она смирилась.
Старуха, хозяйка хижины, подала им блюдо жареной зайчатины. Мясо оказалось жестким и жилистым, но оно было горячим, а Элиза внезапно обнаружила, что проголодалась. Задерживаться в хижине они не стали. Брайан заплатил старухе за еду и присмотр за вьючной лошадью, и они вновь двинулись в путь.
На ночлег они остановились на постоялом дворе у Ла-Манша, в Балфлере. Им отвели маленькую, тесную комнатушку под крышей, но больше рассчитывать было не на что. Совершенно утомленная, Элиза упала на жесткий соломенный тюфяк. Она заснула, прежде чем Брайан задул единственную свечу. Когда она проснулась, Брайана не оказалось рядом, но вскоре он вернулся с известием, что устроил их дальнейшее путешествие.
В тот день Ла-Манш был спокойным. Плавание заняло всего несколько часов. Брайан так торопился, что они нигде не остановились, а сразу помчались на северо-восток. Следующую ночь они провели в поместном доме сэра Денхольма Эллиса. Сэру Денхольму было уже восемьдесят лет; он участвовал в крестовом походе вместе с Элеонорой Аквитанской когда та еще была королевой Франции, и на протяжении всего ужина развлекал путников рассказами о беспримерной отваге Элеоноры.
Поместье было небольшим, но содержалось в порядке, владельцу прислуживали умелые слуги. Элиза насладилась продолжительным купанием, промыла волосы от пыли и лесной земли.
— Хорошо, что вы приехали сюда, миледи, — заметила ей Матильда, молодая экономка сэра Денхольма. — Однако особой роскоши в первые дни не ждите.
— Зачем ты говоришь об этом? — удивилась Элиза. Матильда прищелкнула языком.
— Земли Корнуолла обширны и богаты, миледи, но… старый лорд умер слишком давно, а его управляющий — настоящий лентяй. Вас ждет не слишком теплый прием.
Погружаясь в горячую воду, Элиза задумалась над словами Матильды. Куда же они едут?
Она еще лежала в ванне, когда Брайан вошел в комнату, сразу наполнив ее своим присутствием. По-видимому, он вымылся где-то в другом месте, ибо был одет в свежую белую тунику… и более ни во что. Матильда покраснела, вскрикнула и поспешно вышла.
— Мы выедем пораньше, — сказал Брайан Элизе. Она слышала, как он сбросил тунику и забрался в большую постель, ждущую их. Элиза смутилась и притихла. Она вышла из ванны, закуталась в льняное полотенце, подвинула кресло к огню и принялась расчесывать волосы, одновременно просушивая их. Она так увлеклась своим занятием, что подпрыгнула, услышав голос Брайана:
— Ложись спать, Элиза!
Она послушалась, и когда он обнял ее, Элизе не захотелось отбиваться. Комната погружалась во мрак, по мере того как затухал огонь в камине, и в темноте Элиза поддалась искушению коснуться Брайана. Их любовь была еще слаще, однако потом, пока он еще прижимал Элизу к себе, она вновь испытала чувство отчаяния.
Сила его рук утешала Элизу. Было так хорошо лежать рядом, сплетясь телами. Элиза поняла, что без Брайана будет ощущать пустоту.
Миновала уже полночь, «час ведьм», когда Элиза и Брайан наконец добрались до Ферс-Мэнор, своего поместья. Элиза подумала о том, что еще никогда в жизни так не уставала: они ехали с самого рассвета. Достигнув своих земель, Брайан решил остановиться, но Элиза, подстрекаемая желанием возразить, упрямо отказалась от отдыха. В сумерки начался дождь — мелкая, унылая изморось, и, подъезжая к дому, Элиза была так измучена, что уже не знала, плакать ей хочется или смеяться.
В просветах дождевых туч проглядывала полная луна. Дом поднимался из густого кустарника, подобно мрачному зверю, опустошенный и безжизненный. Это было каменное строение норманнов — наполовину замок, наполовину дом, и при дневном свете оно могло бы произвести приятное впечатление своими высокими арками и башнями, но сейчас дом казался унылым и непривлекательным, напоминая о временах более чем столетней давности, когда норманнам во главе с Вильгельмом Завоевателем удалось подавить сопротивление саксов.
Брайан еле слышно выругался. Он остановился у сторожки привратника, постучал, но никто не ответил на его стук. Вломившись в дверь, Брайан обнаружил, что в сторожке пусто. Он вышел к жене, с утомленным видом держащей поводья обоих коней.
— Поедем в большой дом, — кратко приказан он ей. Они ехали в молчании. Дорожка заросла сорняками. Дверь была открыта. Брайан вошел в дом, а Элиза устало прислонилась к стене. Наконец-то она смогла укрыться от непрекращающейся измороси.
Лучина для растопки была сырой, как земля у дома, но Брайану наконец удалось развести огонь, и едкий дым наполнил зал.
Некогда это поместье имело величественный вид: зал был огромным, с искусно выложенным из камня камином. Но сейчас от прежнего великолепия уцелели только окна с витражами.
Большинство вещей, казалось, похищены или сломаны. Пол был донельзя загажен. Мебель не сохранилась: наверное, не растащили только камни, из которых был сложен дом.
Элиза расхохоталась. Она прошла по залу, оглядывая его и разводя руками.
— Уютный дом для прославленного воина, любимца короля Генриха, правой руки короля Ричарда — Брайана Стеда! Для эрла, герцога, могущественного лорда! И ради этого ты покинул Монтуа! Боже мой, да это просто смешно!
Если бы Брайан не почувствовал усталости в ее голосе, он мог бы ударить Элизу.
— Замолчи! — хрипло приказал он ей.
Он медленно поднялся, глядя на огонь и сдерживая подступающий гнев. Рана, целый день не тревожившая его, внезапно заныла. Он рассеянно заметил, что Элиза направилась к окну, выходящему в сад, в темноте кажущийся вполне ухоженным. Однако Брайан был уверен, что темнота скрывает только сорняки. Он ударил кулаком по каминной доске и пробормотал скорее себе, чем Элизе:
— Клянусь Святой Девой, эти лентяи поплатятся! Мне хватит времени разодрать на куски добрую дюжину! Они еще узнают, что значит злить меня!
Он почти забыл о присутствии Элизы, и удивился, когда она негромко и устало проговорила:
— Если ты и в самом деле поступишь так, то не добьешься ничего, разве что окажешься в окружении трупов вместо слуг. Ты воин, Стед, ты привык сражаться. Но ты не умеешь обращаться с нерадивыми слугами. Это не принесет тебе процветания, к которому ты так стремишься.
— Да? И что же делать, мадам?
— Сейчас — ничего, — ответила Элиза. — Лучше всего будет проспать остаток ночи. Утро поможет разобраться в этом хаосе.
Брайан положил руку на каминную доску. Она права. Что остается делать? Мчаться, как безумцу, в деревню, вытаскивать крестьян из постелей и не заслужить ничего, кроме вражды?
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем он поднял голову, намереваясь сказать, что принесет одеяла и сумки.
Она исчезла. Но, оглядевшись, Брайан заметил, что она уже принесла дорожные одеяла и расстелила их у огня. Элиза неуверенно подняла голову.
— Если ты позволишь осмотреть твою рану…
— С моей раной все в порядке. Ложись спать.
Она свернулась клубком у огня.
Брайан постоял, прислушиваясь к треску сырых поленьев. Наконец, выйдя на улицу, он обнаружил, что Элиза уже успела расседлать лошадей, спутать им ноги и отвести под навес. Навес протекал не больше, чем крыша самого дома. Седла и мешки стояли в самых сухих уголках.
Брайан внес мешки в дом. Порывшись в одном из них, он выудил мех с элем и осушил его, стоя у огня и задумчиво глядя на него.
Глава 18
Управляющий Аларих сладко спал. Прошлым вечером он слишком много выпил, и теперь сон казался ему блаженством. Он чуть было не свалился с лежанки, когда дверь с грохотом распахнулась.
Он заморгал в паническом замешательстве, с трудом пытаясь рассмотреть стоящую на пороге фигуру.
Она была высокой и стройной, ее голову окружало золотистое облако, и у Алариха промелькнула мысль, что сама блаженная Дева явилась, чтобы пробудить его ото сна.
— Милосердный Боже, прости мои прегрешения! — воскликнул он и повалился на колени.
Блаженная дева нахмурилась и шагнула в комнату, скривившись от отвращения. Аларих увидел наконец, что золотое облако вокруг ее головы было не венцом, а роскошными волосами того же оттенка.
— Бог, может быть, и простит тебе прегрешения, но не стану ручаться за своего мужа. Это отвратительно! Ты живешь не лучше, чем свинья! А мне еще говорили, что жители Корнуолла славятся опрятностью, что их мужчины умны и горды!
Аларих поднялся с пола, тщетно пытаясь пригладить встрепанные волосы.
— Здесь было некому служить, миледи, уже очень долго. Да, мы привыкли к безделью.
— Надо избавляться от этой привычки, — спокойно заметила Элиза, — и как можно скорее. Ты слышал о моем муже? Это Брайан Стед, любимец нашего славного короля Ричарда. У него суровый нрав, но он справедлив. Да, очень справедлив, но, увидев свой дом в таком виде… — Элиза раздраженно повысила голос и взглянула на управляющего блестящими глазами. — Правда, он еще спит! Разбуди крестьян, быстро собери слуг. С Божьей помощью, мы сможем многое сделать, прежде чем он проснется!
Аларих живо закивал, низко поклонился и поспешил прочь. Живее, живее, молча подгонял он себя. У него еще есть шанс спасти свою бедную голову, Аларих оглянулся, торопливо шагая по дороге в деревню. Она следовала за ним в лучах солнца, и теперь вся казалась окруженной золотым сиянием. Какая изящная и красивая леди! Умеет говорить негромко, но твердо! Наверное, ее послал Бог в знак предостережения и обещания блаженства.
Аларих решил, что всегда будет считать Элизу таинственным, святым существом. С этого утра он понял, что станет служить ей с величайшим рвением и преданностью.
Его разбудил стук. Этот звук раздражающим эхом отзывался в висках. Брайан медленно открыл глаза.
Веки опухли, в горле першило так, будто в нем за одну ночь выросла шерсть. Сколько же он выпил? Достаточно, чтобы заработать страшную головную боль. Эта боль усиливалась от настойчивых ударов, доносящихся откуда-то сверху.
Он слегка застонал и с трудом сел, обхватив голову руками. Ему хотелось проснуться и убедиться, что все происходящее — совсем не ночной кошмар, что награда, которой он так гордился, не окажется всего лишь ветхим и разграбленным сараем.
Однако кошмар не исчезал, как и стук, который Брайан попытался счесть плодом своего воображения: нет, он слышался по-прежнему, ритмичный и резкий, прямо над головой.
Он огляделся. Горы мусора и грязи, которые виднелись повсюду прошлой ночью, исчезли; в камине горело ровное и жаркое пламя, потрескивали сухие поленья. Единственными грязными предметами в просторном зале были он сам и одеяло под ним.
Стук прекратился, но тут же раздался вновь.
— Элиза! — взревел Брайан, морщась от боли, доставленной ему этим усилием. С трудом он поднялся на ноги и вновь огляделся. Каминная доска была выскоблена дочиста, в проемах между окнами висели неизвестно откуда взявшиеся гобелены, пол был натерт до блеска. Весь зал сиял чистотой.
— Элиза! — вновь закричал он и оборвал себя, когда в комнату вошла, почтительно приседая через каждый шаг, пышнотелая, ладная девушка в простом сером шерстяном платье. — Кто ты? — спросил Брайан.
— Мэдди, милорд, — пугливо ответила девушка, поправляя выбившуюся прядь темных волос. — Я работаю на кухне — миледи сказала, что так будет, если вы сочтете меня пригодной для этой работы, сэр!
Брайан заморгал, пытаясь скрыть изумление, и вновь огляделся.
— Вы считаете, что я гожусь, милорд?
— Что? Ах, да, да, конечно. Мэдди, а где же леди Элиза?
— Уехала в деревню, милорд. Аларих с плотником чинят крышу, а служанки убирают комнаты. Только вот кузнец и священник давно уже уехали в город. Здесь неподалеку есть отличная кузница, а церковь такая красивая, просто ужас! Миледи сказала, что все будет устроено так, как в старые времена.
Брайан не сводил с нее изумленных глаз. Мэдди испуганно попятилась.
— Мы не хотели так запускать дом, лорд Стед, право, не хотели. Но здесь никто не жил, и потому… Если вы позволите, мы постараемся сделать так, чтобы поместье было еще лучше, а поля приносили щедрый урожай. Прошу вас, милорд…
Брайан поднял руку, чтобы остановить ее тираду. От болтовни служанки голова разболелась еще сильнее, и Брайан проклинал себя за то, что не мог сообразить, как ответить. Прошлой ночью ему хотелось растерзать одного за другим всех слуг. Утром он понял, что это было бы не только неразумно, но и слишком жестоко; также он был вынужден признать, что не представляет себе, как следует управлять поместьем. Ему надо сейчас хоть что-нибудь сказать. А еще Брайан довольно отметил, что его жена уже принялась за работу, и недурно принялась. Какой же подход она избрала? Должно быть, не слишком суровый, но твердый.
— Вижу, вы поработали хорошо, Мэдди. И слышу, что плотник работает на крыше. Я не хочу приносить вреда моим людям. Посмотрим, что будет дальше.
— Да благословит вас Бог, милорд! — воскликнула Мэдди. — Хотите позавтракать или сначала искупаетесь? У нас есть свежий хлеб и масло, форель и пирог с почками!
При упоминании о еде Брайана затошнило.
— Я хочу воды, Мэдди, только воды. — Он потер заросший подбородок. — А потом — помыться и побриться, но…
— Идемте, милорд, я покажу вам дорогу. — Девушка подобрала юбки и направилась к каменной лестнице. — Леди Элиза приказала хорошенько просушить все постели на солнце, так что спальня имеет неприглядный вид, — объяснила Мэдди, — но там есть ванна, которую питает ручей, а рядом — очаг, огонь которого подогревает воду. Говорят, первый владелец этого замка, норманн, был в Риме и видел такие вещи. Сегодня утром мы вычистили ванну, милорд, — поспешно добавила служанка. — Леди Элиза настояла, чтобы это было сделано немедленно!
Еще испытывая легкое головокружение, Брайан молча следовал за служанкой по лестнице. Мэдди распахнула перед ним прочную двухстворчатую дверь.
Норманнские арки разделяли комнаты натрое. В дальнем углу комнаты, который солнце освещало через матовое стекло окна, Брайан заметил ванну, искусно выложенную из небольших красных камней. Деревянная кровать возвышалась во второй комнате и казалась соблазнительной даже без тюфяка. В комнате уже успели развесить гобелены, устлать полы персидскими коврами. В камине с резной доской ярко пылал огонь. Мешки с одеждой и едой стояли у огня.
Третья комната, отделенная аркой, была пуста.
— Что здесь было? — спросил Брайан у Мэдди.
— Детская, милорд, для первых дней после рождения ребенка. Внизу есть большая детская и комнаты для кормилиц, нянек и тому подобное, но ходят слухи, что первая владелица этого поместья отсылала детей на воспитание. Леди Элиза сказала, что эта комната пригодится для сундуков с одеждой и бельем. Кажется, она назвала ее «гардеробной».
— Правда? — спросил Брайан, сжав зубы.
— Да, милорд! Наша леди разбирается с делами без лишних разговоров!
— Гм… — сухо буркнул Брайан. Перед камином стояло старое резное кресло, широкое и манящее. Брайан плюхнулся в него, стаскивая сапоги. Мэдди повернулась, чтобы уйти.
— Я сию минуту пришлю к вам Алариха, милорд…
— Кто такой Аларих?
— Управляющий, сэр. Он может быть и хорошим камердинером.
Брайан что-то пробурчал, и Мэдди вышла из комнаты. Раздеваясь, Брайан поморщился, когда дотронулся до повязки. Рана быстро заживала, но вчерашняя езда разбередила ее, и она вновь начала кровоточить.
Он решил, что помочь может только вода. Возле ванны он убедился, что за низкой чугунной решеткой очага горит огонь, попробовал рукой воду — она оказалась теплой. Ванна притягивала взор, и Брайан надеялся, что купание прогонит головную боль.
Усевшись в ванну, Брайан вздохнул от наслаждения и погрузился с головой в воду, провел пальцами по волосам, затем откинулся и положил голову на край. Вот это настоящая вещь — большая ванна, даже такой крупный человек, как он, может плавать в ней… Или разделить ее с кем-нибудь…
Он улыбнулся, думая о предстоящих ночах, но улыбка сменилась гримасой, едва он вспомнил об Элизе.
Прирожденная герцогиня и хозяйка. Она чувствует себя в своей тарелке, она знает, как управлять поместьем, как заставить слушаться нерадивых слуг. Как убрать поместье за считанные часы, почти ничего не имея под рукой.
Ему следовало испытывать благодарность. Она его жена, похоже, ему наконец-то удалось убедить Элизу в этом. Она трудится не покладая рук, чтобы восстановить поместье, а он опасался, что ему понадобится приложить все силы, лишь бы удержать ее здесь. Умение Элизы заставило Брайана почувствовать себя невеждой, но он не злился на это.
Тогда в чем же дело?
Он все еще не доверял Элизе. Какая-то часть ее души осталась для него загадкой. Ему удалось пробудить в ней страсть, но не удалось затронуть ее сердце. Или душу.
В третьей комнате будет «гардеробная» — так она сказала, не желая даже думать о детской. Неужели ей известно что-то, о чем не знает он? Или же это не планы, а твердая уверенность? Он вспомнил, как зло она отвергла возможность зачатия ребенка во время их первой встречи; она не хотела ею ребенка и потому решила не иметь его. Сколько времени прошло после их первой встречи? Почти три месяца. Похоже, она права.
Он еще сильнее сжал зубы. Неужели она решила лишить его наследника? Но разве это возможно? Почему бы и нет, ведь десятки блудниц живут год за годом, не беременея.
Он мечтал о детях. В те времена, когда ему приходилось ездить с турнира на турнир и даже когда он начал служить Генриху, он понимал, что его жизнь пуста. Ему некуда идти. Именно тогда он захотел иметь земли, но еще больше — сыновей, которым можно оставить эти земли; обзавестись семьей, ради которой стоит трудиться. Ему хотелось учить сыновей, как натягивать тетиву лука, как пускать стрелу, как орудовать мечом, как сохранять свою гордость даже перед королем.
Он получил земли. И герцогиню, которая пожелала превратить детскую в «гардеробную».
Он прикрыл глаза, погружаясь в воду. Боль в голове постепенно утихала. Услышав стук в дверь, Брайан громко приказал войти, не открывая глаз.
— Милорд?
Незнакомый голос прозвучал слишком робко. Брайан открыл глаза и оглядел тощего человечка, который почти рвал свою шляпу дрожащими пальцами. У ног человечка стояла шкатулка, на плече дрожало полотенце. Глаза вошедшего были живыми и темными, седоватые волосы отросли длиннее, чем носили в те времена.
Брайан вновь прикрыл глаза. Это наверняка Аларих, управляющий. Человек, который заслуживал наказания. Прошлой ночью Брайан с радостью растерзал бы его в клочки.
— Смиренно приношу вам извинения, милорд. Видите ли, пока здесь никто не жил, люди считали, что я пытаюсь заставить их прислуживать мне самому. Они думали, что я забираю их хлеб и все остальное себе. Старый лорд не всегда был справедливым: он был норманном, а нас называл саксонскими свиньями. Я…
Брайан открыл глаза, и Аларих в ужасе умолк. Брайан расхохотался, когда увидел, что до управляющего только что дошло, что он натворил, обвиняя норманнов.
— Аларих, я происхожу из старого рода саксов, хотя, признаюсь, Генрих предпочитал окружать себя норманнами. Однако вражда норманнов и саксов кончилась сто двадцать лет назад, и меня не задевают давние распри между народами.
Он удивился, когда тощий человечек выпрямился во весь рост.
— Распри, милорд? Людей убивали, как овец, насиловали наших сестер, матерей, дочерей. А с нами обращались, как с собаками!..
— Если ты мой камердинер, Аларих, я хочу побриться.
— Да, милорд.
На мгновение Брайан ощутил беспокойство, подставляя горло этому человеку, но тут же понял, что если не решится на это сейчас, то никогда не сможет чувствовать себя спокойно среди этих людей.
Аларих намылил Брайану щеки и наточил бритву о ремень.
— А что касается поместья, милорд…
— Да, как насчет поместья?
— Все уладится за несколько дней. Наши книги в полном порядке. У меня записано, сколько в деревне домов, мужчин, женщин и детей. Я знаю арендную плату, знаю, где какие поля, помню, сколько в деревне скота. Милорд, если вы только простите меня…
Брайан вздохнул и поморщился, видя, что Аларих подносит бритву к его лицу.
Он заморгал в паническом замешательстве, с трудом пытаясь рассмотреть стоящую на пороге фигуру.
Она была высокой и стройной, ее голову окружало золотистое облако, и у Алариха промелькнула мысль, что сама блаженная Дева явилась, чтобы пробудить его ото сна.
— Милосердный Боже, прости мои прегрешения! — воскликнул он и повалился на колени.
Блаженная дева нахмурилась и шагнула в комнату, скривившись от отвращения. Аларих увидел наконец, что золотое облако вокруг ее головы было не венцом, а роскошными волосами того же оттенка.
— Бог, может быть, и простит тебе прегрешения, но не стану ручаться за своего мужа. Это отвратительно! Ты живешь не лучше, чем свинья! А мне еще говорили, что жители Корнуолла славятся опрятностью, что их мужчины умны и горды!
Аларих поднялся с пола, тщетно пытаясь пригладить встрепанные волосы.
— Здесь было некому служить, миледи, уже очень долго. Да, мы привыкли к безделью.
— Надо избавляться от этой привычки, — спокойно заметила Элиза, — и как можно скорее. Ты слышал о моем муже? Это Брайан Стед, любимец нашего славного короля Ричарда. У него суровый нрав, но он справедлив. Да, очень справедлив, но, увидев свой дом в таком виде… — Элиза раздраженно повысила голос и взглянула на управляющего блестящими глазами. — Правда, он еще спит! Разбуди крестьян, быстро собери слуг. С Божьей помощью, мы сможем многое сделать, прежде чем он проснется!
Аларих живо закивал, низко поклонился и поспешил прочь. Живее, живее, молча подгонял он себя. У него еще есть шанс спасти свою бедную голову, Аларих оглянулся, торопливо шагая по дороге в деревню. Она следовала за ним в лучах солнца, и теперь вся казалась окруженной золотым сиянием. Какая изящная и красивая леди! Умеет говорить негромко, но твердо! Наверное, ее послал Бог в знак предостережения и обещания блаженства.
Аларих решил, что всегда будет считать Элизу таинственным, святым существом. С этого утра он понял, что станет служить ей с величайшим рвением и преданностью.
Его разбудил стук. Этот звук раздражающим эхом отзывался в висках. Брайан медленно открыл глаза.
Веки опухли, в горле першило так, будто в нем за одну ночь выросла шерсть. Сколько же он выпил? Достаточно, чтобы заработать страшную головную боль. Эта боль усиливалась от настойчивых ударов, доносящихся откуда-то сверху.
Он слегка застонал и с трудом сел, обхватив голову руками. Ему хотелось проснуться и убедиться, что все происходящее — совсем не ночной кошмар, что награда, которой он так гордился, не окажется всего лишь ветхим и разграбленным сараем.
Однако кошмар не исчезал, как и стук, который Брайан попытался счесть плодом своего воображения: нет, он слышался по-прежнему, ритмичный и резкий, прямо над головой.
Он огляделся. Горы мусора и грязи, которые виднелись повсюду прошлой ночью, исчезли; в камине горело ровное и жаркое пламя, потрескивали сухие поленья. Единственными грязными предметами в просторном зале были он сам и одеяло под ним.
Стук прекратился, но тут же раздался вновь.
— Элиза! — взревел Брайан, морщась от боли, доставленной ему этим усилием. С трудом он поднялся на ноги и вновь огляделся. Каминная доска была выскоблена дочиста, в проемах между окнами висели неизвестно откуда взявшиеся гобелены, пол был натерт до блеска. Весь зал сиял чистотой.
— Элиза! — вновь закричал он и оборвал себя, когда в комнату вошла, почтительно приседая через каждый шаг, пышнотелая, ладная девушка в простом сером шерстяном платье. — Кто ты? — спросил Брайан.
— Мэдди, милорд, — пугливо ответила девушка, поправляя выбившуюся прядь темных волос. — Я работаю на кухне — миледи сказала, что так будет, если вы сочтете меня пригодной для этой работы, сэр!
Брайан заморгал, пытаясь скрыть изумление, и вновь огляделся.
— Вы считаете, что я гожусь, милорд?
— Что? Ах, да, да, конечно. Мэдди, а где же леди Элиза?
— Уехала в деревню, милорд. Аларих с плотником чинят крышу, а служанки убирают комнаты. Только вот кузнец и священник давно уже уехали в город. Здесь неподалеку есть отличная кузница, а церковь такая красивая, просто ужас! Миледи сказала, что все будет устроено так, как в старые времена.
Брайан не сводил с нее изумленных глаз. Мэдди испуганно попятилась.
— Мы не хотели так запускать дом, лорд Стед, право, не хотели. Но здесь никто не жил, и потому… Если вы позволите, мы постараемся сделать так, чтобы поместье было еще лучше, а поля приносили щедрый урожай. Прошу вас, милорд…
Брайан поднял руку, чтобы остановить ее тираду. От болтовни служанки голова разболелась еще сильнее, и Брайан проклинал себя за то, что не мог сообразить, как ответить. Прошлой ночью ему хотелось растерзать одного за другим всех слуг. Утром он понял, что это было бы не только неразумно, но и слишком жестоко; также он был вынужден признать, что не представляет себе, как следует управлять поместьем. Ему надо сейчас хоть что-нибудь сказать. А еще Брайан довольно отметил, что его жена уже принялась за работу, и недурно принялась. Какой же подход она избрала? Должно быть, не слишком суровый, но твердый.
— Вижу, вы поработали хорошо, Мэдди. И слышу, что плотник работает на крыше. Я не хочу приносить вреда моим людям. Посмотрим, что будет дальше.
— Да благословит вас Бог, милорд! — воскликнула Мэдди. — Хотите позавтракать или сначала искупаетесь? У нас есть свежий хлеб и масло, форель и пирог с почками!
При упоминании о еде Брайана затошнило.
— Я хочу воды, Мэдди, только воды. — Он потер заросший подбородок. — А потом — помыться и побриться, но…
— Идемте, милорд, я покажу вам дорогу. — Девушка подобрала юбки и направилась к каменной лестнице. — Леди Элиза приказала хорошенько просушить все постели на солнце, так что спальня имеет неприглядный вид, — объяснила Мэдди, — но там есть ванна, которую питает ручей, а рядом — очаг, огонь которого подогревает воду. Говорят, первый владелец этого замка, норманн, был в Риме и видел такие вещи. Сегодня утром мы вычистили ванну, милорд, — поспешно добавила служанка. — Леди Элиза настояла, чтобы это было сделано немедленно!
Еще испытывая легкое головокружение, Брайан молча следовал за служанкой по лестнице. Мэдди распахнула перед ним прочную двухстворчатую дверь.
Норманнские арки разделяли комнаты натрое. В дальнем углу комнаты, который солнце освещало через матовое стекло окна, Брайан заметил ванну, искусно выложенную из небольших красных камней. Деревянная кровать возвышалась во второй комнате и казалась соблазнительной даже без тюфяка. В комнате уже успели развесить гобелены, устлать полы персидскими коврами. В камине с резной доской ярко пылал огонь. Мешки с одеждой и едой стояли у огня.
Третья комната, отделенная аркой, была пуста.
— Что здесь было? — спросил Брайан у Мэдди.
— Детская, милорд, для первых дней после рождения ребенка. Внизу есть большая детская и комнаты для кормилиц, нянек и тому подобное, но ходят слухи, что первая владелица этого поместья отсылала детей на воспитание. Леди Элиза сказала, что эта комната пригодится для сундуков с одеждой и бельем. Кажется, она назвала ее «гардеробной».
— Правда? — спросил Брайан, сжав зубы.
— Да, милорд! Наша леди разбирается с делами без лишних разговоров!
— Гм… — сухо буркнул Брайан. Перед камином стояло старое резное кресло, широкое и манящее. Брайан плюхнулся в него, стаскивая сапоги. Мэдди повернулась, чтобы уйти.
— Я сию минуту пришлю к вам Алариха, милорд…
— Кто такой Аларих?
— Управляющий, сэр. Он может быть и хорошим камердинером.
Брайан что-то пробурчал, и Мэдди вышла из комнаты. Раздеваясь, Брайан поморщился, когда дотронулся до повязки. Рана быстро заживала, но вчерашняя езда разбередила ее, и она вновь начала кровоточить.
Он решил, что помочь может только вода. Возле ванны он убедился, что за низкой чугунной решеткой очага горит огонь, попробовал рукой воду — она оказалась теплой. Ванна притягивала взор, и Брайан надеялся, что купание прогонит головную боль.
Усевшись в ванну, Брайан вздохнул от наслаждения и погрузился с головой в воду, провел пальцами по волосам, затем откинулся и положил голову на край. Вот это настоящая вещь — большая ванна, даже такой крупный человек, как он, может плавать в ней… Или разделить ее с кем-нибудь…
Он улыбнулся, думая о предстоящих ночах, но улыбка сменилась гримасой, едва он вспомнил об Элизе.
Прирожденная герцогиня и хозяйка. Она чувствует себя в своей тарелке, она знает, как управлять поместьем, как заставить слушаться нерадивых слуг. Как убрать поместье за считанные часы, почти ничего не имея под рукой.
Ему следовало испытывать благодарность. Она его жена, похоже, ему наконец-то удалось убедить Элизу в этом. Она трудится не покладая рук, чтобы восстановить поместье, а он опасался, что ему понадобится приложить все силы, лишь бы удержать ее здесь. Умение Элизы заставило Брайана почувствовать себя невеждой, но он не злился на это.
Тогда в чем же дело?
Он все еще не доверял Элизе. Какая-то часть ее души осталась для него загадкой. Ему удалось пробудить в ней страсть, но не удалось затронуть ее сердце. Или душу.
В третьей комнате будет «гардеробная» — так она сказала, не желая даже думать о детской. Неужели ей известно что-то, о чем не знает он? Или же это не планы, а твердая уверенность? Он вспомнил, как зло она отвергла возможность зачатия ребенка во время их первой встречи; она не хотела ею ребенка и потому решила не иметь его. Сколько времени прошло после их первой встречи? Почти три месяца. Похоже, она права.
Он еще сильнее сжал зубы. Неужели она решила лишить его наследника? Но разве это возможно? Почему бы и нет, ведь десятки блудниц живут год за годом, не беременея.
Он мечтал о детях. В те времена, когда ему приходилось ездить с турнира на турнир и даже когда он начал служить Генриху, он понимал, что его жизнь пуста. Ему некуда идти. Именно тогда он захотел иметь земли, но еще больше — сыновей, которым можно оставить эти земли; обзавестись семьей, ради которой стоит трудиться. Ему хотелось учить сыновей, как натягивать тетиву лука, как пускать стрелу, как орудовать мечом, как сохранять свою гордость даже перед королем.
Он получил земли. И герцогиню, которая пожелала превратить детскую в «гардеробную».
Он прикрыл глаза, погружаясь в воду. Боль в голове постепенно утихала. Услышав стук в дверь, Брайан громко приказал войти, не открывая глаз.
— Милорд?
Незнакомый голос прозвучал слишком робко. Брайан открыл глаза и оглядел тощего человечка, который почти рвал свою шляпу дрожащими пальцами. У ног человечка стояла шкатулка, на плече дрожало полотенце. Глаза вошедшего были живыми и темными, седоватые волосы отросли длиннее, чем носили в те времена.
Брайан вновь прикрыл глаза. Это наверняка Аларих, управляющий. Человек, который заслуживал наказания. Прошлой ночью Брайан с радостью растерзал бы его в клочки.
— Смиренно приношу вам извинения, милорд. Видите ли, пока здесь никто не жил, люди считали, что я пытаюсь заставить их прислуживать мне самому. Они думали, что я забираю их хлеб и все остальное себе. Старый лорд не всегда был справедливым: он был норманном, а нас называл саксонскими свиньями. Я…
Брайан открыл глаза, и Аларих в ужасе умолк. Брайан расхохотался, когда увидел, что до управляющего только что дошло, что он натворил, обвиняя норманнов.
— Аларих, я происхожу из старого рода саксов, хотя, признаюсь, Генрих предпочитал окружать себя норманнами. Однако вражда норманнов и саксов кончилась сто двадцать лет назад, и меня не задевают давние распри между народами.
Он удивился, когда тощий человечек выпрямился во весь рост.
— Распри, милорд? Людей убивали, как овец, насиловали наших сестер, матерей, дочерей. А с нами обращались, как с собаками!..
— Если ты мой камердинер, Аларих, я хочу побриться.
— Да, милорд.
На мгновение Брайан ощутил беспокойство, подставляя горло этому человеку, но тут же понял, что если не решится на это сейчас, то никогда не сможет чувствовать себя спокойно среди этих людей.
Аларих намылил Брайану щеки и наточил бритву о ремень.
— А что касается поместья, милорд…
— Да, как насчет поместья?
— Все уладится за несколько дней. Наши книги в полном порядке. У меня записано, сколько в деревне домов, мужчин, женщин и детей. Я знаю арендную плату, знаю, где какие поля, помню, сколько в деревне скота. Милорд, если вы только простите меня…
Брайан вздохнул и поморщился, видя, что Аларих подносит бритву к его лицу.