Дрейк Шеннон. Свет любви

   Просыпаясь утром от беспокойного сна, она чувствовала себя более разбитой, чем предыдущим вечером. Раздражение мало-помалу превращалось в подавленный гнев, который закипал от малейшего повода, и Элиза уже не сомневалась, что в своем гневе превосходит Брайана Стеда.
   Наконец наступил день, когда путники пересекли Ла-Манш и оказались на континенте. Пятеро вооруженных людей в одежде Монтуа ждали в условленном месте. Элиза и Джинни расстались с монахинями, не забыв одарить их за помощь.
   И вот теперь Элиза видела стены, башни и бойницы родного замка, горделиво и величественно возвышающегося среди зеленого ландшафта. Она рассмеялась, наслаждаясь возвращением домой, на собственные земли, и, повернувшись в седле, радостно обратилась к горничной;
   — Джинни, мы почти, дома! О, не могу дождаться того часа, когда искупаюсь и высплюсь, не слыша храпа и не чувствуя в боку острый локоть сестры Анны-Терезы!
   Джинни улыбнулась, но промолчала. Элиза нахмурилась от недостаточного, по ее мнению, восторга со стороны служанки, пожала плечами и вновь повернулась в седле. Джинни вела себя все более сдержанно с тех пор, как они достигли континента: это было весьма странно, ибо Элиза испытывала беспокойство только в Англии, все время оглядывалась через плечо, дабы убедиться, что за ней никто не гонится.
   Она подумала, что Джинни тревожится оттого, что обе они не знали встретивших их стражников. Элиза сама изумилась, узнав, что Мишель не отправил встречать ее старых, знакомых ей слуг — и это Мишель, который всегда так заботился о покое и удобстве своей хозяйки! Однако, пока Монтуанский замок стоял на своем месте, а Мишель управлял поместьем, никто не осмелился бы надеть одежду цветов Монтуа без его согласия. Юноши, сопровождающие Элизу, казались сдержанными и радостными. Нелепо, если это заставляет Джинни волноваться. Разве только она боится гнева Брайана Стеда…
   Теперь перед ними расстилалось Монтуа. Едва они окажутся за крепкими стенами города, их никто не посмеет прогнать оттуда, кроме самого короля Англии, а Элиза отлично знала, что Ричард не станет терять время на такую чепуху, особенно теперь, когда ему предстоит столько дел в Англии и крестовый поход. День их возвращения домой не мог быть более чудесным: пухлые белые облака легко плыли по сияющему небу; под ними лежали зеленые поля и леса.
   Элиза вновь рассмеялась и отпустила поводья. Она наслаждалась скачкой, подставляя лицо ветру, чувствовала себя возбужденной, счастливой и… свободной. Совершенно свободной! Ей казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она испытывала это опьяняющее чувство свободы, когда была хозяйкой своей судьбы.
   Наконец они достигли ворот города, и привратники немедленно пропустили путников. Элиза промчалась мимо кузницы и базарной площади, по мосту и в ворота замка. Во дворе она отпустила поводья, спрыгнула с седла кобылы, слишком радостная, чтобы сдерживаться, и, как ребенок, промчалась через дверь в большой зал.
   — Мишель! — крикнула она, стаскивая перчатки. — Мишель!
   Увидев, что в очаге ярко горит огонь, она направилась к нему. День был теплым, но в замке всегда стояла влажная сырость, и огонь будто приветствовал ее дома. Элиза начала прикидывать, что скажет управляющему на его поздравления с замужеством, размышлять о том, чем объяснит намерение укрепить замок против собственного мужа… И вдруг застыла на месте, поняв, что видит нечто невозможное…
   Элиза встряхнула головой, будто прогоняя сон, ибо то, что она увидела, не могло быть явью: должно быть, это просто игра света и тени, и ничего больше.
   Она стояла, не шевелясь и вглядываясь в дальний угол зала. Казалось, даже ее сердце перестало биться.
   Он был здесь. Брайан Стед сидел в резном кресле герцога Уильяма. Вытянутые ноги он взгромоздил на стол, положив одну на другую. Длинные пальцы беспечно постукивали по столу, пальцы другой руки сжимали серебряный кубок. Отпив глоток, он взглянул на Элизу, слегка приподняв вороную бровь, и на его лице заиграла сардоническая улыбка.
   — Наконец-то ты дома! — произнес он, не делая попыток сдвинуться с места. — Путешествие было довольно долгим.
   Она не верила своим глазам: Стед был здесь, сидел, развалясь, в кресле герцога Уильяма — в ее кресле! Зрелище было слишком ужасным, чтобы поверить в него…
   — Что ты здесь делаешь? — спросила она глухим голосом. В ее голове лихорадочно вертелись мысли, она с трудом переводила дыхание.
   — Что я здесь делаю? — учтиво переспросил он. Элиза услышала, как его голос опасно повысился, и напряжение согнало улыбку с губ. — Ты написала о том, что в Монтуа неспокойно. С твоей стороны было так… благородно взять заботу о поддержании порядка на себя, но совсем не обязательно. В сущности, в моем обществе ты могла бы оказаться здесь гораздо быстрее. — Он отставил кубок и сбросил ноги на пол, поднимаясь. — Но известно ли тебе, жена, что по прибытии сюда я обнаружил нечто странное? Твой управляющий заверил меня, что здесь не было и нет никаких волнений. В сущности, Мишель был даже оскорблен этим — он умный человек, способный позаботиться о герцогстве в твое отсутствие. Он был весьма удивлен, увидев меня, он полагал, что мне следовало прибыть вместе с тобой. По-видимому, когда ты просила его в письме выслать стражников к побережью, то позабыла добавить, что спешишь домой одна.
   Элиза невольно попятилась, хотя Брайан стоял далеко от нее.
   — Где Мишель? — услышала она свой вопрос, но тут же удивилась его нелепости. Старый Мишель не сможет защитить ее от Брайана Стеда.
   — Присматривает, как готовят праздничный обед для тебя, герцогиня, — невозмутимо ответил Брайан. — Стражники в северной башне уже давно возвестили о твоем прибытии.
   Элиза обнаружила, что ее пересохшие губы не позволяют выговорить ни слова; облизнув их кончиком языка, она заговорила:
   — Этот разговор — настоящая комедия, и это известно нам обоим. Ты не останешься здесь, я этого не допущу. Можешь убираться с миром, иначе я позову стражников и заставлю вышвырнуть тебя отсюда силой. Мне бы не хотелось так унижать тебя, но если ты не уйдешь, мне не останется выбора…
   Она внезапно оборвала себя, поскольку Брайан расхохотался. Его смех был мрачным, а хрипота в нем казалась более страшной, чем высказанная вслух угроза.
   — Элиза, жена не может унизить мужа сильнее, чем когда бросает его за несколько часов до завершения брака. Можешь звать стражников, но боюсь, ты не узнаешь их, а они не согласятся вышвыривать меня отсюда.
   Волны отчаяния потащили ее прочь, но Элиза поборола их.
   — Стед, ты глупец! Пусть ты заменил нескольких человек, но в моем отряде — пятьсот стражников, они преданы мне…
   — Да, беззаветно преданы. Но когда ты писала Мишелю о своем возвращении домой, ты позабыла предупредить его, что собираешься начать войну против собственного мужа. К тому же ты недооценила нашего короля. Ричард отправил свои письма: одно — в Монтуа, чтобы уведомить управляющего о твоем браке и моем положении. Мишель был рад приветствовать нового герцога. А твой начальник стражи… он с радостью принял предложение отправиться в Лондон, чтобы служить королю Ричарду. Вскоре ты узнаешь, что половина людей здесь мои, среди прочих есть и те пятеро, что сопровождали тебя. Это мои давние друзья, вместе с ними мы сражались за Генриха. А те из них, что служили тебе… не думаю, что даже самые преданные стражники осмелятся нарушить приказ Ричарда, в котором он объявил меня герцогом Монтуанским.
   — Ты не останешься здесь! — выпалила Элиза.
   Он улыбнулся:
   — Я и не собирался здесь оставаться — кстати, как и ты.
   — Что?
   — Мы уедем сегодня же. Из-за твоих выходок я потерял много времени. Ричард дал мне всего два месяца, чтобы привести в порядок дела. Я должен отправиться на Корнуолл.
   — Так убирайся на Корнуолл! — прошипела Элиза. — Я никуда не поеду. Это мой дом, здесь я буду жить.
   Долгую минуту Брайан смотрел на нее в упор. Элиза дрожала так, что каждую секунду боялась упасть; казалось, он предвидел любой ее шаг, и теперь она была загнана в угол, отступать из которого было уже некуда.
   Он прошел к огню и протянул к нему руки, глядя на языки пламени.
   — Миледи, боюсь, ты не оставляешь мне выбора, кроме как силой заставить тебя вернуться. Мы уезжаем сегодня, как только ты пообедаешь, вымоешься и отдохнешь. Можешь отправиться со мной по доброй воле, иначе я увезу тебя силой. Мне бы не хотелось унижать тебя, но другого выхода у меня нет…
   Его голос насмешливо дрогнул и затих. Элиза почувствовала, что он собирается обернуться, прежде чем Брайан действительно сделал это.
   — Я не уеду из Монтуа! — решительно произнесла она, бросилась к лестнице и взлетела по ней к дверям своей спальни. Оказавшись в комнате, она с силой захлопнула дверь и задвинула тяжелый деревянный засов, а потом прислонилась к двери, дрожа всем телом.
   Никакие силы на земле не заставят ее открыть засов.
   Брайан проследил, как легко она взбегает по лестнице, и сжал зубы, услышав громкий стук двери и звук задвигающегося засова. Он уставился на огонь, невольно сжав кулаки.
   Все шло так, как он и ожидал.
   Ладно, пусть, гневно думал Брайан. Он встревожился, когда не смог разыскать Элизу ночью, на празднике в честь коронации. Элеонора пыталась успокоить его, говоря, что Уилл и Изабель отвезли ее домой, поскольку ночь обещала быть неспокойной.
   Но когда он прибыл в городской дом только для того, чтобы обнаружить ее письмо, его тревога превратилась в неудержимую ярость. Она вновь обманула его. Неудивительно, что она так послушно ждала дня свадьбы и была такой спокойной во время церемонии, — все это время она строила замыслы. Как только она достигнет Монтуа, понадобится настоящая война, чтобы вытащить ее оттуда…
   Даже сейчас в нем кипела ярость оттого, что на этот раз победа осталась за Элизой.
   Но ему было оставлено еще одно письмо, Брайан нашел его через некоторое время, когда уже достаточно остыл, чтобы понять, что в нем написано.
   Второе письмо оставила горничная Элизы, женщина, которую он прежде едва замечал. Оно начиналось с признания и заканчивалось мольбами. Она, Джинни, подсыпала яд ему в вино, правда, недостаточно, чтобы убить, и клялась в этом Пресвятой Девой Марией. Свой поступок она оправдывала только стремлением отомстить. И теперь, поскольку он загладил свою вину перед Богом, Джинни просила его о прощении.
   Из этого же письма Брайан узнал, что Элиза намерена путешествовать с монахинями. Узнал также, что она решила не приказывать закрыть замок до своего появления.
   В ту же ночь он отправился к Уиллу, со смехом рассказал обо всем и попросил помощи.
   — Что же ты сможешь сделать? — удивился Уилл. — Ты нужен Ричарду здесь, чтобы помочь ему до отъезда уладить дела в Англии и оставить ее в надежных руках, и к тому же найти деньги для уплаты долга Филиппу и для крестового похода.
   — Но я не могу позволить ей прибыть в Монтуа раньше меня! Она укрепит замок, и тогда, клянусь Богом, Уилл, понадобится настоящее кровопролитие, чтобы вытащить ее оттуда.
   — Брайан…
   — Только не говори, Уилл Маршалл, что ты позволил бы своей жене обмануть тебя и выгнать с твоих собственных земель!
   — Это ее земли, — спокойно напомнил Уилл. — Элиза с рождения унаследовала…
   — Она — моя жена.
   — Хорошо, — наконец пообещал Уилл. — Я помогу тебе сообщить обо всем Ричарду. Но только, Брайан…
   — В чем дело?
   — Пообещай мне одну вещь.
   — Какую?
   — Что ты будешь добр к ней. Дай ей понять, что ты за человек. Она женщина, пусть она сама придет к тебе. Помни, что она молода, у нее ранимое сердце…
   — Такое же ранимое, как камень.
   — Пообещай, что ты будешь добр к ней.
   — Клянусь Богом, Уилл! Я совсем не жесток и не злопамятен! Обещаю, что попытаюсь исполнить твою просьбу.
   Теперь, глядя на лестницу, наверху которой находилась запертая спальня, Брайан вздохнул. Он уже понимал, что по-хорошему увезти Элизу из Монтуа не удастся.
   Шорох в зале привлек его внимание, и, обернувшись, Брайан увидел стройную, седовласую женщину, которая вошла и застыла на пороге, густо покраснев.
   — Джинни? — спросил он.
   Она молча кивнула, и Брайан нахмурился, досадуя на ее страх. Затем он понял, что она наверняка ждет мести от него за попытку отравления, и улыбнулся обезоруживающей и грустной улыбкой.
   — Я увезу герцогиню ближе к вечеру. Мы отправимся на Корнуолл одни, но вас с Мишелем проводят туда стражники. Уверен, мне понадобится твоя умелая помощь. Одному Богу известно, в каком состоянии находится английское поместье.
   Лицо Джинни просияло.
   — Спасибо вам, милорд.
   Он усмехнулся и подошел к ней.
   — Герцогиня совсем не рада предстоящему отъезду, тем не менее его не избежать. Ей надо перекусить и хорошенько вымыться. Поскольку, боюсь, она не откроет дверь, зная, что я здесь, я уйду вместе со своими людьми в башню, туда, где она может увидеть нас из окна.
   — Да, милорд, — с поклоном пробормотала Джинни.
   Брайан вновь улыбнулся и вышел.
   Когда он ушел, Джинни почувствовала, что ее старые колени трясутся от слабости. Она вспоминала об искрах, которые появляются во время улыбки в его глазах — они были такими яркими, каких Джинни еще никогда не видывала! А сама улыбка! А ровные, блестящие зубы! И ямочки на бронзовых щеках… Он говорил с ней так вежливо, а она чуть не умерла со страху. Вера Джинни в святость брака заставила ее написать Брайану, но любовь к Элизе побудила признаться, что именно она пыталась отомстить. За такое многие мужчины велели бы располосовать ее на ремни — и это в лучшем случае…
   Его не сравнить с Перси, решила Джинни, наконец-то успокаиваясь. Брайан молод, благороден, силен — и красив со своими индиговыми глазами и смоляными волосами, при виде которых билось сильнее даже ее старое сердце.
   Если бы Элиза поняла, что ей досталось!
   Джинни вздохнула и направилась к лестнице.
   Брайан, расположившийся напротив окон Элизы и беседовавший сейчас с конюхом, еще не подозревал, что приобрел самую преданную и почтительную служанку.
   Элиза еще стояла, прислонившись к двери, когда в нее тихо постучали. Элиза очнулась и прыжком отскочила на середину комнаты, прежде чем ответить:
   — Кто там?
   — Джинни, миледи. Я… принесла вам еду.
   — Я не голодна.
   — Мишель сам наблюдал, как ее готовят. Здесь все, что ты любишь, Элиза. Тушеный в вине ягненок с приправами и овощами, горячий хлеб — такой, какого ты и не увидишь в Англии, ручаюсь.
   — А где… — Элиза надолго смутилась, размышляя о том как именовать Брайана. Пусть остальные приняли его как герцога Монтуаиского, но сама она не могла с этим примириться и чувствовала, что никогда не сможет. Но их брак действительно дал ему этот титул, да и не только его. Только глупец мог бы считать иначе. — Где герцог? — устало спросила она у Джинни через запертую дверь.
   — Ушел в башню…
   — Не лги мне, Джинни! Клянусь, я могу быть более жестокой, чем даже он сам…
   — Миледи, я не стала бы вам лгать.
   Элиза прикрыла глаза. Она чувствовала запах мяса — этот нежный аромат проникал даже через толстую дверь. Джинни была права: ни одно блюдо в Англии не могло сравниться с теми, что готовили повара Монтуа. Она была страшно голодна, так как последний раз перекусила прошлой ночью, в таверне, где еда оказалась слишком жирной. Завтрак же заменил кусочек черствого хлеба…
   — Если он в башне, Джинни, тогда я увижу его, — со злорадством объявила Элиза. Она подошла к окну, стараясь погромче стучать каблуками по полу. Она совсем не ожидала увидеть Стеда, она была уверена, что он стоит с кинжалом наготове за спиной Джинни, вынуждая ее предать свою госпожу.
   Но Брайан действительно был в башне. Улыбка мелькала на его лице, по-видимому, он обсуждал лошадей с Уотом, конюхом. К досаде Элизы, Брайан выглядел весьма величественно в длинном алом плаще и вел себя так, словно оказался дома, — раскованно и доверительно.
   Она отошла от окна и отодвинула засов. Не позволив Джинни войти, она решительно взяла поднос из рук служанки.
   — Элиза, подожди! — крикнула Джинни. Элиза застыла на пороге, и Джинни торопливо продолжала: — Я принесу тебе ванну, пока он остается в башне.
   Элиза колебалась всего секунду; ей отчаянно хотелось погрузиться в ароматную горячую воду.
   — Живее! И еще, Джинни, принеси мне несколько кувшинов свежей, чистой воды для питья и весь хлеб и сыр, что сможешь найти. — Ее приказание заметно напоминало просьбу, но Элиза надеялась, что оно будет выполнено без промедления.
   Джинни кивнула.
   Элиза услышала, как она зовет младших служанок, как спускается по лестнице. Она поспешила к окну и вздохнула с облегчением, увидев, что Стед по-прежнему болтает с Уотом (судя по жестам и гримасам, разговор шел о зубах старых вьючных лошадей).
   Джинни непрестанно подгоняла слуг; когда Элиза вновь открыла двери, в ее спальню внесли ванну и несколько ведер с горячей водой — служанки носили их на коромыслах через плечо. Девушки тепло поздравили Элизу с возвращением, и она едва ответила на их приветствия, спеша поскорее задвинуть тяжелый засов.
   — А где же вода и еда, Джинни?
   — Элиза, я только что принесла тебе поднос…
   — Мне нужно еще еды. Живее, пошевеливайся!
   Джинни подозвала одну из девушек и молча дождалась, пока Элизе не принесли несколько кувшинов с водой, две булки хлеба с румяной корочкой и круг свежего белого сыра.
   — Миледи…
   Джинни явно хотела остаться с госпожой, но Элиза решительным жестом отправила ее за дверь.
   — Я хочу побыть одна, Джинни. — Элиза захлопнула дверь, задвинула засов и проверила, крепко ли он держится в скобах. Все в порядке, вздохнула она, поворачиваясь от двери и решая, насладиться ли вначале вкусной едой или купанием.
   В конце концов она подтащила сундук поближе к ванне и поставила на него поднос. Прежде чем сбросить дорожную одежду, она разожгла огонь в камине, где заранее были приготовлена дрова. Нахмурившись, она задумалась о том, каким образом давно лежащие поленья остались сухими в спальне, где всегда было немного сыро. Но тут же Элиза сжала зубы, зная ответ: он был очевиден. Неизвестно, сколько времени Стед пробыл в Монтуа. но, несомненно, он пользовался ее спальней.
   Хватит, нетерпеливо приказала она себе. Она не выйдет, он устанет от своих бдений и отправится на Корнуолл прежде, чем пройдет несколько дней.
   Усталость и тревога мучили ее. Элиза стащила перепачканную и измятую дорожную одежду, вылила в воду розовое масло, заколола свои длинные волосы узлом и погрузилась в воду. Вода была чудесной. Положив голову на борт ванной, Элиза вздохнула, наслаждаясь покоем. Затем, взяв с сундука поднос, она принялась уплетать еду со здоровым аппетитом молодости. Ягненок был восхитителен, Элиза съела мясо до последнего кусочка. Несмотря на плохое настроение, ей понравилось есть таким образом, и Элиза решила запомнить это на будущее.
   Она налила себе вина из серебряного графина, стоящего на подносе, затем вновь удобно устроила голову на краю ванны и медленно отпила вино. Удастся ли ей одержать победу в этой битве? Да, несомненно!
   Улыбаясь, она продолжала потягивать вино. Итак, он считает себя герцогом Моитуанским. Пусть еще несколько дней порадуется своей власти. Вскоре он устанет от этой игры. Владения в Англии значат для него, англичанина, гораздо больше.
   Мерцание огня в камине, тонкий привкус вина, успокаивающее тепло воды, запах розового масла, — все это вместе изгоняло усталость из ее тела, приглушало бурю в душе. Элиза прикрыла веки. Она услышала тихий стук и вскочила, а затем рассмеялась, поняв, что всего лишь уронила кубок. Она вновь прикрыла глаза и позволила себе погрузиться в приятную дремоту.
   — Милорд?
   Он вновь стоял у очага, заложив руки за спину и глядя на огонь. Он повернулся, едва Джинни приблизилась.
   — Я уложила еду, как вы приказали, кони готовы и ждут. Но…
   — Что такое, Джинни?
   — Уверяю вас, леди Элиза не выйдет из спальни.
   — Я подожду. Ей придется выйти, если она проголодается или захочет пить.
   Джинни покачала головой. Несмотря на восхищение новым господином, она была встревожена. Она слышала по его голосу, что Брайан едва сдерживает ярость, и Джинни не хотелось, чтобы эта ярость излилась на нее.
   Она облизнула губы.
   — Она потребовала принести несколько кувшинов с водой, хлеб и сыр. Она может пробыть в своей комнате три или четыре дня.
   Он не сдвинулся с места, ничего не сказал, и Джинни потребовалось несколько секунд, чтобы понять, как рассердили Брайана ее слова. Видимым проявлением его чувств Пыли только сильнее выступившие скулы и слегка прищуренные глаза.
   — Понятно, — негромко произнес он и, вновь поворачиваясь к огню, приказал: — Джинни, пусть Мишель проследит, чтобы все слуги были заняты на кухне или где-нибудь еще.
   Джинни поспешно отправилась исполнять приказание. Когда она ушла, Брайан ударил кулаком по столу так, что рука заныла от удара.
   — Быть добрым! — еле слышно пробормотал он. Оглядев длинную лестницу, он вздохнул, а затем решительно и величественно распрямил плечи и стал подниматься по ступеням.
   Второй раз Элиза очнулась от дремоты с испугом: услышанный на этот раз звук был не тихим стуком серебра по камню. Это был настоящий грохот, и Элиза помотала головой, пытаясь прогнать сладкий сон. Она напряженно нахмурилась, ожидая, что звук повторится и она сможет разобраться, откуда он идет.
   Звук повторился, и разбираться оказалось ни к чему, ибо от этого звука сотрясались тяжелая деревянная дверь и крепкий засов. Летели щепки. Элиза была настолько потрясена этим зрелищем, что не смогла сдвинуться с места, когда скобы вырвались из гнезд и засов упал на пол.
   Элиза уставилась на мужчину, стоящего на пороге. Только теперь она вспомнила о своем положении, с ужасом выбралась из ванной, не сводя с него глаз, и схватила с сундука полотенце. Он обвел ее холодным взглядом, шагнул вперед, и, как бы ни старалась Элиза держаться прямо и не выдавать свое отчаяние и страх, она бросилась через всю комнату, только для того, чтобы оказаться загнанной в угол возле постели. Она смотрела, как приближается непрошеный гость, и прижимала полотенце к груди.
   Он остановился возле сундука, небрежно смахнул с него поднос и открыл крышку. Из сундука он извлек темную шерстяную тунику, льняную рубашку и пару грубых чулок, предназначенных скорее для удобства, чем для украшения.
   Все это он швырнул Элизе.
   — Одевайся.
   Элиза глотнула и нервно облизнула губы, с вожделением глядя на одежду. Ее сердце колотилось, она отчаянно пыталась смириться с тем, что, несмотря на сломанную дверь, Брайан не напал на нее.
   — Одевайся! — вновь повторил он. — Мы уезжаем.
   — Нет… — Несмотря ни на что, она решилась возразить.
   — Одевайся сейчас же, или я помогу тебе. Любым способом — лишь бы побыстрее.
   По огню в его глазах Элиза поняла, что Брайан и в самом деле готов так сделать, и шагнула туда, куда упала ее одежда. Ее пальцы так тряслись, что движения стали неловкими. Полотенце соскользнуло с ее груди, пока Элиза надевала через голову рубашку, и она увидела, как все ее тело порозовело. От ледяного взгляда Брайана пальцы окончательно перестали слушаться ее. Он тихо выругался и одним прыжком оказался рядом. Потянувшись, он поставил Элизу на ноги, надел на нее рубашку и повторил то же самое с туникой, прежде чем она сумела запротестовать. Его сильные пальцы прошлись вдоль ее груди и бедер, и Элиза вскрикнула, когда Брайан бесцеремонно повалил ее на постель, чтобы натянуть чулки.
   — Я сама! — торопливо выдохнула она. Он бросил чулки ей на колени, но не отошел. Элиза стиснула стучащие зубы и сосредоточилась только на том, чтобы поскорее просунуть ноги в мягкую шерстяную ткань.
   Наконец он обернулся и оглядел комнату.
   — Тебе понадобится самая прочная обувь. — Взглянув на другой сундук, он быстро шагнул к нему и вытащил оттуда пару сапог из оленьей кожи. Судя по виду Брайана, он предпочел бы что-нибудь покрепче, но удовлетворился и этим. Он поставил сапоги перед Элизой. Прикусив губу, она сунула ноги в сапоги, и Брайан тут же крепко схватил ее за плечо, рывком ставя на ноги.
   Они достигли взломанной двери комнаты, и паника охватила Элизу с новой силой. Она высвободилась из рук Брайана и принялась отбиваться от него, нанося беспорядочные удары в его лицо и грудь. Брайан поймал ее руки, стиснул их и резко произнес:
   — Элиза!
   Она не расслышала ярости в его голосе. Ее проклятия перемежались пронзительным визгом — только спустя некоторое время она поняла, что этот визг исходит от нее.
   Она не помнила себя, и тут Брайан повернул ее к себе лицом и отвесил пощечину. Элиза ощутила во рту привкус крови. Сознание стремительно покинуло ее, и она, как тряпичная кукла, обвисла на руках Брайана.
   Перекинув ее через плечо, Брайан вышел из комнаты и начал спускаться, не оглядываясь назад. Он вышел в зал, пересек его и оказался во дворе, где ждали лошади. Уот и Мишель стояли здесь же, вид у обоих был весьма смущенным.
   Брайан улыбнулся им.
   — Похоже, герцогиня согласилась отправиться со мной, — мягко произнес он. — Дай мне повод ее кобылы, Уот, и проверь, крепко ли привязана вьючная лошадь.
   Уот поспешил исполнить приказ. Брайан тихо присвистнул, остановившись рядом со старым Мишелем.
   — Чудесная ночь для поездки, верно, Мишель? — спросил Брайан, улыбаясь, будто не было ничего странного в том, что герцогиня висела на его плече, как мешок с пшеницей, который несут на мельницу.