Страница:
Он внезапно рассмеялся — сухо и жестко, отшвырнул ее от себя, сморщился и рухнул на постель, даже не вспомнив о том, что раздет.
— Значит, мы начинаем схватку, герцогиня? Я запомню это и тоже постараюсь пользоваться любым доступным мне оружием.
— Что это значит?
Он устало повернулся на подушке и хрипло проговорил;
— Это значит, Элиза, что ты выбрала поединок и сама установила его правила — то есть отказалась от всяких правил, забыла о чести и достоинстве. Это справедливо. И это означает, что если ты сию же минуту не покинешь эту комнату, я забуду, что нахожусь в твоем замке, забуду, что ты герцогиня, и буду помнить только о том, что ты пыталась прикончить меня — причем дважды. Сейчас сам я не смогу убить — пока, но с радостью посмотрю, как твоя нежная кожа покраснеет от ударов моей руки, и не остановлюсь, даже если от твоих воплей оглохнет все герцогство, до тех пор, пока не увижу, что ты получила боль и унижение полной мерой.
— Ублюдок! — прошипела Элиза, решив, что сейчас разумнее всего будет уйти.
— Лучше не произноси это слово так часто, если не хочешь, чтобы оно прилипло к тебе. Или, может, благородный Перси уже знает, что ты стала жертвой собственного обмана?
Несмотря на сознание его силы, Элиза вновь бросилась к нему.
Стед повернулся на постели и предупреждающе прищурился.
— Элиза, неужели ты так ничего и не поняла? Больше я не стану предупреждать тебя!
Она сжала кулаки и заставила себя остановиться.
— Наслаждайся гостеприимством этого замка, Стед, — холодно произнесла она, грациозно повернулась и вышла, собрав все свое достоинство.
Только оказавшись снаружи, она устало привалилась к двери. Она отчаянно дрожала.
Самообладание! Почему она не может остаться спокойной в присутствии этого человека? У нее оставался единственный шанс, нельзя было упустить победу. Только бы увидеть, как он лишится всего, о чем мечтал!
Он отнял у нее все — мечты, иллюзию любви, спокойную жизнь, все это рассыпалось, разлетелось, исчезло, как ее невинность.
И теперь…
Теперь он окончательно убедился в том, что она убийца.
«Не убийца, Стед, а воровка. Ибо я буду держаться от тебя подальше, но лишу тебя того же, чего ты лишил меня».
С этой мыслью она распрямила плечи и поспешила в спальню, где Джинни уже укладывала ее вещи.
ЧАСТЬ 2
Глава 10
— Значит, мы начинаем схватку, герцогиня? Я запомню это и тоже постараюсь пользоваться любым доступным мне оружием.
— Что это значит?
Он устало повернулся на подушке и хрипло проговорил;
— Это значит, Элиза, что ты выбрала поединок и сама установила его правила — то есть отказалась от всяких правил, забыла о чести и достоинстве. Это справедливо. И это означает, что если ты сию же минуту не покинешь эту комнату, я забуду, что нахожусь в твоем замке, забуду, что ты герцогиня, и буду помнить только о том, что ты пыталась прикончить меня — причем дважды. Сейчас сам я не смогу убить — пока, но с радостью посмотрю, как твоя нежная кожа покраснеет от ударов моей руки, и не остановлюсь, даже если от твоих воплей оглохнет все герцогство, до тех пор, пока не увижу, что ты получила боль и унижение полной мерой.
— Ублюдок! — прошипела Элиза, решив, что сейчас разумнее всего будет уйти.
— Лучше не произноси это слово так часто, если не хочешь, чтобы оно прилипло к тебе. Или, может, благородный Перси уже знает, что ты стала жертвой собственного обмана?
Несмотря на сознание его силы, Элиза вновь бросилась к нему.
Стед повернулся на постели и предупреждающе прищурился.
— Элиза, неужели ты так ничего и не поняла? Больше я не стану предупреждать тебя!
Она сжала кулаки и заставила себя остановиться.
— Наслаждайся гостеприимством этого замка, Стед, — холодно произнесла она, грациозно повернулась и вышла, собрав все свое достоинство.
Только оказавшись снаружи, она устало привалилась к двери. Она отчаянно дрожала.
Самообладание! Почему она не может остаться спокойной в присутствии этого человека? У нее оставался единственный шанс, нельзя было упустить победу. Только бы увидеть, как он лишится всего, о чем мечтал!
Он отнял у нее все — мечты, иллюзию любви, спокойную жизнь, все это рассыпалось, разлетелось, исчезло, как ее невинность.
И теперь…
Теперь он окончательно убедился в том, что она убийца.
«Не убийца, Стед, а воровка. Ибо я буду держаться от тебя подальше, но лишу тебя того же, чего ты лишил меня».
С этой мыслью она распрямила плечи и поспешила в спальню, где Джинни уже укладывала ее вещи.
ЧАСТЬ 2
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!»
Глава 10
Аббатство Фонтевро
Анжу
Тело Генриха, увезенное из замка Шинон, пронесли по узким улицам города, по мосту через Вьенну, мирно искрящуюся под солнцем, через зеленый тихий лес и внесли в аббатство Фонтевро. Епископ Варфоломей Турский отслужил мессу по усопшему под высоким куполом аббатства. Здесь воздух был холоден и свеж. Генрих наконец-то обрел покой.
В аббатство прибыли Ричард и Готфрид Фицрой, но принц Джон Безземельный так и не появился.
«Прячется от гнева Ричарда, услышав, что брат не щадит предателей, отвернувшихся от его отца, — сухо думал Брайан, стоя во время церемонии рядом с Маршаллом. — Жаль, что ему не хватает ума понять — Ричард будет защищать его, как мог бы защищать глупого ребенка».
Но сейчас Брайана не занимали мысли ни о Джоне Безземельном, ни, по правде говоря, о похоронах Генриха.
Он постоянно следил за Элизой де Буа. Она стояла на коленях с видом смиреннейшей из святых. Элиза была в белом наряде: платье из струящегося шелка, отделанном белым горностаем. Под легким головным убором струились роскошные волосы, падая на спину, как слепящий луч заката. Было невозможно оторвать взгляд от этих волос, пальцы ныли от желания коснуться их, — как у ребенка, тянущегося к лакомству.
Особенно потому, что воспоминания имели так мало отношения к рассудку и так много — к чувствам. Совсем недавно Стед видел ее, одетую только волосами, чувствовал, как ласкают эти шелковистые пряди его загрубевшее тело…
Она подняла голову, и он вздрогнул как от удара. По ее щекам струились слезы, прелестные черты лица увяли от скорби. Было невозможно отрицать, что она искренне горевала о смерти Генриха.
С поднятым подбородком и молитвенно сложенными руками, она являла собой чудесную статуэтку: стройная, как у лебедя, шейка, прелестно очерченный тонкий профиль, высокая грудь, тонкая, грациозная фигура. Казалось, шелк платы, струится вокруг нее. Она могла бы быть ангелом, если бы Брайан не знал, что это существо сотворено скорее в преисподней, чем на небесах.
Внезапно он напрягся, стиснув зубы: по телу прошла су дорога. День превратился в настоящую пытку, поскольку яд еще действовал. С новой болью возобновлялся и гнев. Его потрясла ненависть Элизы: она ненавидела его так страстно что решилась отравить. И он знал, как его отравили: подсыпав яд в вино.
Он сообщил о своем подозрении только Элизе; Маршалл и остальные считали, что отравление было вызвано жареным мясом. Но за годы своей службы Брайан становился жертвой дурно приготовленной пищи чаще, чем ему хотелось бы, и этот случай был совсем иным. В судорогах был виноват яд, ловко подмешанный в вино Элизой де Буа.
От всего этого его любопытство стало еще более острым. Казалось, ядом стала сама Элиза, таинственная, скрытная, живущая в сплошном обмане. Когда-то Брайану хотелось вновь увидеть ее, теперь же он желал только одного: поскорее ее забыть. Когда она находилась поблизости, он сгорал от желания сразу и задушить Элизу, и стащить с нее все шелка, меха, все свидетельства принадлежности к миру знатных и богатые, и уложить ее куда угодно, пусть даже на голую землю.
Во второй раз стиснуть зубы его заставила не боль в животе. Это было острое желание вновь овладеть ею, а затем избавиться от всех воспоминаний.
Она презирала его так, что решилась убить. Брайан ничем не был ей обязан. Через две недели, если не испортится погода, они доберутся до Элеоноры, и больше ему не придется беспокоиться об Элизе. Вскоре после этого Ричард уладит все дела в европейских владениях и отправится в Лондон на коронацию.
И, повинуясь долгу коронованного монарха, Ричард вознаградит Брайана за всю прежнюю службу, как и обещал.
Его женой станет Гвинет, а ее приданым — неизмеримые богатства и многочисленные титулы. Эта добыча досталась Брайану с трудом, но она была достойна человека, жаждущего иметь земли и дом.
Монахи закончили петь, Ричард Львиное Сердце повернулся и покинул аббатство. Обменявшись взглядами, Брайан и Уилл Маршалл последовали за ним.
Солнце стояло высоко над головами, медно-золотая шевелюра Плантагенета нестерпимо блестела в его лучах. Внезапно он остановился, отчего плащ величественно обернулся вокруг его тела, и взглянул на Брайана и Уилла.
— Надеюсь, вы готовы к путешествию?
— Да, ваша милость, — вежливо отозвался Уилл.
— Тогда поспешите к моей матери! Она будет править вместо меня, обретет власть, чтобы освободить других заключенных — тех, кого держат взаперти не за преступления, а по повелению Генриха и его приближенных. Я хочу начать правление, отпустив вожжи, вы согласны?
— Да, — подтвердил Брайан. — Могущественный правитель должен уметь быть милостивым.
Ричард кивнул, довольный самим собой и репликой Брайана.
— А по пути в Англию вам придется поразмыслить.
— О чем, ваша милость? — с любопытством осведомился Брайан.
Ричард ударил кулаком по ладони.
— О деньгах! Добрые друзья, наши битвы с отцом опустошили английскую казну. Я должен Филиппу Французскому двадцать тысяч — это долг отца, и мне нужно гораздо больше, намного больше, чтобы собрать войско и отправить его в Святую Землю. — Ричард замолчал, поднял голову и прищурился, глядя на солнце. Где-то рядом звонко чирикал воробей. — Я был еще мальчишкой, когда услышал, что Саладин захватил Иерусалим со своим войском неверных. С тех пор мне снились крестовые походы. И теперь, чтобы исполнить клятвы отца, я должен повести войско в поход, но для этого мне нужны деньги!
— Мы подумаем, где их взять, Ричард, — сухо пообещал Брайан.
— Хорошенько подумайте и запомните — я с радостью продал бы весь Лондон, если бы на него нашелся покупатель! Я должен пополнить казну для похода!
Маршалл и Брайан переглянулись и кивнули.
— И позаботьтесь о леди Элизе. Вы отвечаете за ее безопасность. Помните об этом.
Брайан удивленно взглянул в глаза Ричарда. Прежде ему казалось, что Ричард посылает Элизу де Буа к Элеоноре в виде наказания, но теперь он увидел, что Львиное Сердце искренне тревожится об этой девушке.
Это неприятно раздражало Брайана.
— Мы будем защищать ее так, как только сможем, — вежливо ответил он. — Однако, может быть, ей не следует сопровождать нас. Мы с Маршаллом отправимся в путь всего с пятью рыцарями, по дороге нам могут встретиться опасности…
— Что еще за опасности? — нетерпеливо перебил Ричард. — Мы вступаем в эпоху мира. Девушку сопровождают два самых искусных рыцаря нашего времени. Она должна быть в безопасности. А теперь оставьте меня. Милостью Божьей мы вскоре встретимся на коронации!
Они давно приготовились покинуть Фонтерво. Боевые лошади были оседланы, припасы уложены. Если повезет, через неделю они увидят берег Англии, а еще через несколько дней встретятся с Элеонорой.
Брайан и Маршалл направились к коням, туда, где ждали их остальные рыцари. Внезапно Брайан остановился и нахмурился.
— Каким образом нас будет сопровождать герцогиня? Я не вижу экипажа…
Уилл рассмеялся:
— Она поедет верхом, так же, как и мы.
— Но такой длинный путь…
— Не тревожься, друг. Она ездит верхом не хуже мужчины.
Брайан пожал плечами и сел на своего жеребца, недавно приведенного из конюшен Монтуа.
— Где она?
— Прощается с Ричардом.
Брайан нахмурился, оглянувшись и увидев, что Ричард предлагает Элизе набросить его плащ поверх платья. Плащ окутал ее фигуру, и эта милая сцена почему-то доставила Брайану раздражение. Он повернулся к Уиллу;
— Разве она едет без горничной?
— Да, но не в одиночестве. С нами отправится в путь Джоанна, жена сэра Тэо Болдуина, — объяснил Уилл. — Она привыкла следовать за своим мужем, так что женщины не будут нам обузой.
Женщины в пути — всегда обуза, подумал Брайан, но промолчал. Он знал леди Джоанну, подвижную даму с тронутыми сединой волосами, смелую и честную, и любил ее. Она была лучшей спутницей, чем какая-нибудь пугливая горничная, не привыкшая к тяготам долгих путешествий.
— Предоставляю заботу о дамах тебе, друг, — заметил Брайан Маршаллу, и тот рассмеялся.
Пришпорив жеребца, Брайан выехал вперед, занял место во главе кавалькады и поднял руку, повернувшись к Ричарду. Ричард в ответ подал знак. Брайан с недовольством отметил, что Уилл помог Элизе сесть в седло ее арабской кобылы. Кавалькада двинулась вперед легкой рысью.
Двигаясь вперед, Брайан думал, что день для начала путешествия выбран довольно удачно. Лето было в самом разгаре, анжуйские поля пышно зеленели вокруг, на деревьях пели птицы, а по обочинам дороги цвело множество цветов. Солнце припекало, но прохладный ветер овевал всадников. Они выбирали большие, оживленные дороги, ибо их вел Брайан. Добраться можно было за три дня, с женщинами же путешествие могло занять неделю. Брайан решил, что континент они пересекут не более чем за четыре дня. Их путь проходил мимо замков Ричарда; одного — в Ле-Мане, где родился Генрих, другого — в Руане. Однако путники не ждали пышного приема и отдыха, которого обычно удостаивались посыльные Ричарда, — их дело было спешным. Сегодня они намеревались переночевать у монахов в аббатстве святого Иоанна Мученика, к югу от Лафер-Бернар.
Элиза ехала молча; быстрая езда не располагала к беседам, да и в любом случае она предпочла бы не вступать в разговор. Она любовалась красотой летнего дня, высокой густой травой на пологих склонах холмов, свежей зеленью лесов. Они проезжали по лучшим из земель Генриха, по его анжуйским владениям. Эту красоту Генрих любил и лелеял. Но теперь Генрих мертв, его глаза закрылись навсегда.
По мере того как проходили часы, Элиза начала тихо вздыхать и ерзать в седле. Нарастающая жажда вытеснила из ее головы печальные мысли. Они проезжали милю за милей, но Стед не останавливался. В горле у Элизы першило, тело ныло от долгого пути, проведенного в чертовски неудобном дамском седле. От раздражения она принялась думать о Брайане, и эти мысли наполнили ее отчаянием. Чтобы избавиться от мыслей о своих потерях, она стала размышлять об отмщении, придумывала диалоги, в которых она надеялась найти нужные слова, чтобы убедить Элеонору Ахвитанскую не позволить Ричарду вознаградить Брайана Стеда.
Солнце уже клонилось к западу; а кобыла все больше и больше замедляла шаг, и Элиза исполнилась растущим раздражением к Брайану. Словно почувствовав ее мысли, Уилл придержал коня.
— Нам осталось совсем немного, — пообещал он, и Элиза попыталась улыбнуться.
К наступлению сумерек они оставили за собой немало миль пути. Маршалл вырвался вперед и присоединился к Брайану.
— Вероятно, нам следует остановиться и подумать о том, как переночевать, — предложил Маршалл.
Брайан покачал головой:
— Мы должны проехать еще немного, Уилл.
Уилл пожал плечами:
— Знаю, но дорога слишком опасна для езды в потемках.
Брайан взглянул на Уилла:
— Кто-нибудь жалуется?
— Нет, но…
— Тогда едем вперед.
Элиза была готова упасть с седла к тому времени, как кавалькада достигла аббатства святого Иоанна Мученика. Слава Богу! Как могут мужчины проводить в седле целые дни, не испытывая жажды и неудобства? Но едва всадники принялись спешиваться на мощеном дворе аббатства, Элиза заметила, что Брайан Стед пристально смотрит на нее, и решила не выдавать никаких признаков утомления или слабости. Она холодно ответила на его взгляд и тут же рассмеялась над какими-то словами Уилла Маршалла, когда тот подошел, чтобы помочь ей спешиться.
Элиза быстро поняла, что Генрих был покровителем аббатства. Брайан был хорошо знаком с аббатом — казалось, они добрые друзья. Аббат радостно приветствовал гостей, еще сильнее обрадовался, узнав, что те спешат освободить королеву, и предложил им ночлег. Аббатство было невелико, но его поля давали богатый урожай. Гостей угостили виноградом и овощами, выловленной из ближайшего ручья форелью и угрями.
На протяжении всей трапезы Элиза чувствовала на себе взгляды Брайана. Делая вид, что не замечает их, она не переставала с жадностью поглощать угощение.
Леди Джоанна оказалась приятной спутницей, она напоминала Элизе ее горничную, Джинни. Несмотря на то что леди Джоанна была на добрые два десятка лет старше Элизы, ни скорость, ни продолжительность пути ее не смущали, а потому Элиза и решила не выдавать своей усталости.
Постель в темной, душной келье, отведенной Элизе и Джоанне, оказалась жесткой, но Элиза заснула почти мгновенно.
Рассвет принес с собой пронзительные крики птиц и грубый стук в двери кельи. Элиза сонными движениями протерла глаза и поняла, что леди Джоанна уже исчезла из комнаты.
Дверь резко распахнулась. Элиза невольно потянула одеяло до подбородка — на пороге стоял Стед. Однако он даже не взглянул на нее.
— Вставай, Элиза, скоро выезжаем, — бросил он и вышел, захлопнув за собой дверь.
— Скатертью дорога! — пробормотала она вслед ему, желая швырнуть чем-нибудь в дверь.
Но в келью тотчас вошла леди Джоанна, излучая энергию, с радостной улыбкой на пухлых щеках.
— Яйца и жареные почки уже готовы, дорогая, а прямо под нашими окнами пробегает самый лучший из ручьев на свете! Поторопись, дорогая, скоро мы выезжаем.
Элиза принужденно улыбнулась и заставила себя соскочить с постели. Она подошла к окну.
— Ручей? — переспросила она.
— Да, совсем рядом. Видишь?
Элиза увидела неширокую, журчащую речушку, впадающую в озеро неподалеку от аббатства. Поколебавшись всего секунду, она вскочила на каменный подоконник и улыбнулась леди Джоанне:
— Я вернусь сию минуту!
Леди Джоанна с неодобрением отнеслась к прыжкам в окно в одной рубашке, но только рассмеялась:
— О, если бы мне вновь стать молодой! Но скорее, дорогая, пока не пришли монахи. Знаешь, здесь далеко не все святые.
Элиза кивнула и поспешила спрыгнуть на землю.
Солнце едва поднялось, но уже обещало тихий и жаркий день. Элиза бросилась к берегу речушки, встала на колени и радостно погрузила руки в чистую ледяную воду. Вода ласкала лицо, придавала бодрость. Элиза зачерпывала ее ладонями, пила и умывалась. Усталость стремительно уходила из тела. Холод воды освежал ее, заставлял почувствовать себя молодой, резвой и сильной. Она уже не злилась на Стеда. Вскоре она убедит Элеонору, что Стед не заслуживает ничего, ровным счетом ничего!
Охваченная радостным предчувствием, она поднялась на ноги. Повернувшись, чтобы забраться в окно своей кельи, Элиза похолодела.
Он стоял между ней и окном, наблюдая за ней, и, по-видимому, не без интереса. Он медленно оглядел ее с головы до ног, а затем в обратном порядке, не проявляя никаких чувств.
— Мы готовы в путь, — произнес он. — Ты задержала всех и чуть не попала в беду.
— В беду? — эхом повторила она.
Он раздраженно шагнул к ней и, не обращая внимания на испуганный вздох, запахнул ее рубашку на груди.
— С таким же успехом ты могла бы выйти сюда совсем обнаженной, — заметил он. — И поскольку твоя добродетель вызывает большие сомнения…
Она почувствовала его пальцы на своем теле, от этого прикосновения кровь прилила к ее щекам, а с губ готовы были сорваться страшные проклятия.
— Пусти меня! — крикнула она, отбиваясь. Уже освободившись, она добавила, оглянувшись через плечо: — Вот уж не ожидала, что за мной будут ходить по пятам!
Одним шагом Стед нагнал ее и повернул за плечо, взглянув прямо в глаза.
— Запомни, события не всегда могут быть такими, каких ты ожидаешь, герцогиня. Больше не делай таких глупостей.
Она промолчала, гордо подняв голову. Стед отпустил ее и оттолкнул.
— Одевайся и выходи во двор. Живо.
Она не решилась возразить, ибо не хотела задерживать всю кавалькаду. Но в спешке ей пришлось пожертвовать завтраком, и не прошло и двух часов, как в животе Элизы все чаще стало раздаваться голодное урчание. Она вновь была несчастной, и более того: место на ее теле, которого коснулся Стед, горело, не переставая. Ее охватывал озноб, сменяющийся жаром. Элиза вновь и вновь давала себе клятву, что Стеду не поздоровится, что он поплатится за все. Она позаботится о том, чтобы сделать его несчастным.
Брайан ехал, пристально посматривая по сторонам, и его тревога усиливалась, по мере того как грозовые тучи затягивали небо. Ему не удавалось забыть вид Элизы, ее счастливый смех, когда она считала, что за ней никто не наблюдает. Он злился на то, что из-за нее пришлось потерять время, но еще больше оттого, что Элиза, по-видимому, еще не поняла, что большинство мужчин, даже слуг Божьих, могут быть опасными, если их раздразнить.
Но в том, что она само искушение, Брайан не сомневался! Ее волосы плескались по спине, как продолжение золотистого солнечного луча, мокрая рубашка обрисовала упругие груди с яркими розовыми бутонами на них…
«Она — мое проклятие, — молча терзался Брайан. — Она презирает меня, меня ждет совсем иное будущее, однако она час за часом проникает в мой ум и тело…» Она преследовала его как наваждение, завладевала им…
Внезапно небеса разверзлись, полил дождь. Путники уже достигли гор, дорога здесь была опасной, и часто Брайану казалось, что они пробираются по топкому, вязкому месиву. Однако останавливаться из-за дождя они не могли, путешествие следовало завершить как можно быстрее.
Эту ночь им пришлось провести в охотничьем домике, перед очагом, и ужинать жесткой, наскоро приготовленной дичью.
На следующий день дождь лил не переставая. К ночи они достигли монастыря, смогли вымыться и плотно поужинать. Утром появилось солнце, а к ночи путники добрались до О.
Они подъехали к маленькой деревушке к югу от О, близ порта, откуда уходили несколько судов, пересекающих Ла-Манш. Брайан решил переночевать в деревне. Судя по сильному ветру, вскоре вновь должен был начаться дождь. Завтра им придется продолжить путь по морю.
Маршалл нагнал Брайана, едущего во главе кавалькады.
— Здесь есть дом, где мне не раз приходилось останавливаться, там наверху подходящая комната для Элизы и Джоанны, а все мы можем разместиться в другой.
Брайан кивнул.
— Я знаю этот дом, я и сам хотел направиться туда. — Он повернулся, чтобы отдать приказания рыцарям, и тут же тихо выругался, когда увидел, что все пятеро воинов, как и Уилл, наперебой предлагают помощь Элизе де Буа.
Нет, больше он не станет думать о ней. Пусть подсыпает яд в чужое вино.
Спешившись, он бросил поводья деревенскому мальчишке, приказав ему разместить всех лошадей в конюшне. Затем, пренебрегая гостеприимными восклицаниями хозяина таверны, завернулся в плащ и направился к морю.
Брайан не помнил, как долго стоял, глядя на воды Ла-Манша и мечтая о том, каким будет возвращение на землю которую он считал родной. Шум шагов заставил его очнуться. Обернувшись, Брайан увидел Маршалла, несущего большой мех эля.
Широко усмехнувшись, Брайан принял у друга из рук мех и жадно напился.
— Спасибо, Уилл. Мысли и эль хорошо сочетаются.
— Не спорю. Что ты здесь делаешь?
Брайан сухо рассмеялся:
— Мечтаю.
— Странно. Мне хватило дня для размышлений о будущем.
— Тебе не о чем размышлять, Уилл. Вскоре ты будешь эрлом Пемброкским, лордом Ленстерским и бог весть кем еще!
— Я слишком мало знаю о женщинах. Я слышал, что эта Изабель де Клер очень молода и красива. Интересно, решится ли она стать женой покрытого шрамами и уставшего от сражений вояки?
— Вскоре она поймет, что ты за человек, и этого будет более чем достаточно, — заверил его Брайан. — Стоит тебе заботиться о ней так же, как о нашей герцогине, и Изабель сочтет тебя самым галантным из мужчин.
Брайан даже в полутьме почувствовал, как внезапно напрягся Уилл. Неужели его слова прозвучали слишком резко?
— К чему такой сарказм, Брайан?
— Разве? Я ничего не имел в виду.
— Ты зол на нее, Брайан. Вам надо помириться — оба вы любимцы Ричарда.
Брайан пожал плечами:
— Какая разница? После коронации мы расстанемся.
Уилл смутился. В сумерках Брайан с трудом мог различить его лицо.
— Когда видишь рядом вас обоих, возникает странное ощущение: кажется, что напряжение наполняет воздух, как перед грозой.
— Ничего странного. По-моему, этой леди не помешала бы порка.
Уилл прищелкнул языком.
— По крайней мере, можешь не беспокоиться: Гвинет не понадобится наказывать, она ждет не дождется тебя! — Уилл зевнул и потянулся. — Как хочешь, а я иду спать, Ты скоро?
— Скоро. Мне нравится смотреть на море. Кажется, завтра будет дождливый день.
— Значит, предстоит трудное плавание.
— Нам нельзя задерживаться.
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Уилл направился от берега к деревне, а Брайан продолжал смотреть вдаль, на море, удивляясь самому себе. Что-то насторожило его. Когда Уилл заговорил о Гвинет, он испытал странное предчувствие. Он так устал, еще до смерти Генриха, до того, как будущее стало сомнительным и стало не до мечтаний. Уже и не верилось, что в конце концов отношения с Гвинет будут освящены браком.
Но в этом случае он не получит обширных земель на Корнуолле, вдоль побережья Дувра. Не станет эрлом Уилтширским, лордом Глифским…
Сейчас все это в пределах его досягаемости; и если бы не странное предчувствие…
Глупо, оборвал он себя. Мечтатели — глупцы, и он, ничего не имея, тешил себя мечтами о просторных владениях. О неизмеримом приданом, взятом не за безобразной старой ведьмой, а за Гвинет…
Брайана раздражало то, что ему не удавалось ясно представить себе Гвинет. Ее образ заслоняли огромные бирюзовые глаза, волосы, подобные солнечному лучу, а не черные, как ночь…
— Помогите! Помогите…
Резкий вопль, пронзивший темноту, ошеломил его, приковал к месту, а затем заставил броситься бегом к деревне. Пробежав полдороги, он остановился и прислушался. Вопль послышался снова, на этот раз из густых прибрежных зарослей.
Он узнал этот голос. Слишком часто он слышал эти крики.
Пробравшись через кусты, Брайан увидел ее. Элиза яростно боролась с двумя мужчинами — молодым и постарше. Оба выглядели оборванными и грязными. Тот, что постарше, был почти беззубым, у молодого поперек одутловатого лица красовался шрам.
Когда Брайан появился на поляне, Элиза как раз вырвалась из рук молодого, но старик ждал ее, поводя обломком кинжала.
— Не трепыхайся, миледи! Мы только немного позабавимся и не причиним тебе вреда! Веди себя тихо, слышишь, иначе придется тебя прикончить. Мне бы не хотелось портить такую кожу…
Брайан шагнул вперед.
— Посмей только дотронуться до нее, и ты умрешь. Она любимица Ричарда, герцога Нормандского и Аквитанского, который вскоре станет королем Англии!
Молодой оглядел Брайана, задержав взгляд на его широкой груди, а затем медленно подняв голову. Он понял, что столкнулся с рыцарем в расцвете сил и здоровья, к тому же в полных доспехах; однако, казалось, это не отрезвило парня.
— Он один! — выкрикнул он. — А нас двое!
Старик ухмыльнулся и подал молодому какой-то знак. Брайан взглянул на парня, и тут же старик поднял обломок кинжала, целясь ему в горло.
Анжу
Тело Генриха, увезенное из замка Шинон, пронесли по узким улицам города, по мосту через Вьенну, мирно искрящуюся под солнцем, через зеленый тихий лес и внесли в аббатство Фонтевро. Епископ Варфоломей Турский отслужил мессу по усопшему под высоким куполом аббатства. Здесь воздух был холоден и свеж. Генрих наконец-то обрел покой.
В аббатство прибыли Ричард и Готфрид Фицрой, но принц Джон Безземельный так и не появился.
«Прячется от гнева Ричарда, услышав, что брат не щадит предателей, отвернувшихся от его отца, — сухо думал Брайан, стоя во время церемонии рядом с Маршаллом. — Жаль, что ему не хватает ума понять — Ричард будет защищать его, как мог бы защищать глупого ребенка».
Но сейчас Брайана не занимали мысли ни о Джоне Безземельном, ни, по правде говоря, о похоронах Генриха.
Он постоянно следил за Элизой де Буа. Она стояла на коленях с видом смиреннейшей из святых. Элиза была в белом наряде: платье из струящегося шелка, отделанном белым горностаем. Под легким головным убором струились роскошные волосы, падая на спину, как слепящий луч заката. Было невозможно оторвать взгляд от этих волос, пальцы ныли от желания коснуться их, — как у ребенка, тянущегося к лакомству.
Особенно потому, что воспоминания имели так мало отношения к рассудку и так много — к чувствам. Совсем недавно Стед видел ее, одетую только волосами, чувствовал, как ласкают эти шелковистые пряди его загрубевшее тело…
Она подняла голову, и он вздрогнул как от удара. По ее щекам струились слезы, прелестные черты лица увяли от скорби. Было невозможно отрицать, что она искренне горевала о смерти Генриха.
С поднятым подбородком и молитвенно сложенными руками, она являла собой чудесную статуэтку: стройная, как у лебедя, шейка, прелестно очерченный тонкий профиль, высокая грудь, тонкая, грациозная фигура. Казалось, шелк платы, струится вокруг нее. Она могла бы быть ангелом, если бы Брайан не знал, что это существо сотворено скорее в преисподней, чем на небесах.
Внезапно он напрягся, стиснув зубы: по телу прошла су дорога. День превратился в настоящую пытку, поскольку яд еще действовал. С новой болью возобновлялся и гнев. Его потрясла ненависть Элизы: она ненавидела его так страстно что решилась отравить. И он знал, как его отравили: подсыпав яд в вино.
Он сообщил о своем подозрении только Элизе; Маршалл и остальные считали, что отравление было вызвано жареным мясом. Но за годы своей службы Брайан становился жертвой дурно приготовленной пищи чаще, чем ему хотелось бы, и этот случай был совсем иным. В судорогах был виноват яд, ловко подмешанный в вино Элизой де Буа.
От всего этого его любопытство стало еще более острым. Казалось, ядом стала сама Элиза, таинственная, скрытная, живущая в сплошном обмане. Когда-то Брайану хотелось вновь увидеть ее, теперь же он желал только одного: поскорее ее забыть. Когда она находилась поблизости, он сгорал от желания сразу и задушить Элизу, и стащить с нее все шелка, меха, все свидетельства принадлежности к миру знатных и богатые, и уложить ее куда угодно, пусть даже на голую землю.
Во второй раз стиснуть зубы его заставила не боль в животе. Это было острое желание вновь овладеть ею, а затем избавиться от всех воспоминаний.
Она презирала его так, что решилась убить. Брайан ничем не был ей обязан. Через две недели, если не испортится погода, они доберутся до Элеоноры, и больше ему не придется беспокоиться об Элизе. Вскоре после этого Ричард уладит все дела в европейских владениях и отправится в Лондон на коронацию.
И, повинуясь долгу коронованного монарха, Ричард вознаградит Брайана за всю прежнюю службу, как и обещал.
Его женой станет Гвинет, а ее приданым — неизмеримые богатства и многочисленные титулы. Эта добыча досталась Брайану с трудом, но она была достойна человека, жаждущего иметь земли и дом.
Монахи закончили петь, Ричард Львиное Сердце повернулся и покинул аббатство. Обменявшись взглядами, Брайан и Уилл Маршалл последовали за ним.
Солнце стояло высоко над головами, медно-золотая шевелюра Плантагенета нестерпимо блестела в его лучах. Внезапно он остановился, отчего плащ величественно обернулся вокруг его тела, и взглянул на Брайана и Уилла.
— Надеюсь, вы готовы к путешествию?
— Да, ваша милость, — вежливо отозвался Уилл.
— Тогда поспешите к моей матери! Она будет править вместо меня, обретет власть, чтобы освободить других заключенных — тех, кого держат взаперти не за преступления, а по повелению Генриха и его приближенных. Я хочу начать правление, отпустив вожжи, вы согласны?
— Да, — подтвердил Брайан. — Могущественный правитель должен уметь быть милостивым.
Ричард кивнул, довольный самим собой и репликой Брайана.
— А по пути в Англию вам придется поразмыслить.
— О чем, ваша милость? — с любопытством осведомился Брайан.
Ричард ударил кулаком по ладони.
— О деньгах! Добрые друзья, наши битвы с отцом опустошили английскую казну. Я должен Филиппу Французскому двадцать тысяч — это долг отца, и мне нужно гораздо больше, намного больше, чтобы собрать войско и отправить его в Святую Землю. — Ричард замолчал, поднял голову и прищурился, глядя на солнце. Где-то рядом звонко чирикал воробей. — Я был еще мальчишкой, когда услышал, что Саладин захватил Иерусалим со своим войском неверных. С тех пор мне снились крестовые походы. И теперь, чтобы исполнить клятвы отца, я должен повести войско в поход, но для этого мне нужны деньги!
— Мы подумаем, где их взять, Ричард, — сухо пообещал Брайан.
— Хорошенько подумайте и запомните — я с радостью продал бы весь Лондон, если бы на него нашелся покупатель! Я должен пополнить казну для похода!
Маршалл и Брайан переглянулись и кивнули.
— И позаботьтесь о леди Элизе. Вы отвечаете за ее безопасность. Помните об этом.
Брайан удивленно взглянул в глаза Ричарда. Прежде ему казалось, что Ричард посылает Элизу де Буа к Элеоноре в виде наказания, но теперь он увидел, что Львиное Сердце искренне тревожится об этой девушке.
Это неприятно раздражало Брайана.
— Мы будем защищать ее так, как только сможем, — вежливо ответил он. — Однако, может быть, ей не следует сопровождать нас. Мы с Маршаллом отправимся в путь всего с пятью рыцарями, по дороге нам могут встретиться опасности…
— Что еще за опасности? — нетерпеливо перебил Ричард. — Мы вступаем в эпоху мира. Девушку сопровождают два самых искусных рыцаря нашего времени. Она должна быть в безопасности. А теперь оставьте меня. Милостью Божьей мы вскоре встретимся на коронации!
Они давно приготовились покинуть Фонтерво. Боевые лошади были оседланы, припасы уложены. Если повезет, через неделю они увидят берег Англии, а еще через несколько дней встретятся с Элеонорой.
Брайан и Маршалл направились к коням, туда, где ждали их остальные рыцари. Внезапно Брайан остановился и нахмурился.
— Каким образом нас будет сопровождать герцогиня? Я не вижу экипажа…
Уилл рассмеялся:
— Она поедет верхом, так же, как и мы.
— Но такой длинный путь…
— Не тревожься, друг. Она ездит верхом не хуже мужчины.
Брайан пожал плечами и сел на своего жеребца, недавно приведенного из конюшен Монтуа.
— Где она?
— Прощается с Ричардом.
Брайан нахмурился, оглянувшись и увидев, что Ричард предлагает Элизе набросить его плащ поверх платья. Плащ окутал ее фигуру, и эта милая сцена почему-то доставила Брайану раздражение. Он повернулся к Уиллу;
— Разве она едет без горничной?
— Да, но не в одиночестве. С нами отправится в путь Джоанна, жена сэра Тэо Болдуина, — объяснил Уилл. — Она привыкла следовать за своим мужем, так что женщины не будут нам обузой.
Женщины в пути — всегда обуза, подумал Брайан, но промолчал. Он знал леди Джоанну, подвижную даму с тронутыми сединой волосами, смелую и честную, и любил ее. Она была лучшей спутницей, чем какая-нибудь пугливая горничная, не привыкшая к тяготам долгих путешествий.
— Предоставляю заботу о дамах тебе, друг, — заметил Брайан Маршаллу, и тот рассмеялся.
Пришпорив жеребца, Брайан выехал вперед, занял место во главе кавалькады и поднял руку, повернувшись к Ричарду. Ричард в ответ подал знак. Брайан с недовольством отметил, что Уилл помог Элизе сесть в седло ее арабской кобылы. Кавалькада двинулась вперед легкой рысью.
Двигаясь вперед, Брайан думал, что день для начала путешествия выбран довольно удачно. Лето было в самом разгаре, анжуйские поля пышно зеленели вокруг, на деревьях пели птицы, а по обочинам дороги цвело множество цветов. Солнце припекало, но прохладный ветер овевал всадников. Они выбирали большие, оживленные дороги, ибо их вел Брайан. Добраться можно было за три дня, с женщинами же путешествие могло занять неделю. Брайан решил, что континент они пересекут не более чем за четыре дня. Их путь проходил мимо замков Ричарда; одного — в Ле-Мане, где родился Генрих, другого — в Руане. Однако путники не ждали пышного приема и отдыха, которого обычно удостаивались посыльные Ричарда, — их дело было спешным. Сегодня они намеревались переночевать у монахов в аббатстве святого Иоанна Мученика, к югу от Лафер-Бернар.
Элиза ехала молча; быстрая езда не располагала к беседам, да и в любом случае она предпочла бы не вступать в разговор. Она любовалась красотой летнего дня, высокой густой травой на пологих склонах холмов, свежей зеленью лесов. Они проезжали по лучшим из земель Генриха, по его анжуйским владениям. Эту красоту Генрих любил и лелеял. Но теперь Генрих мертв, его глаза закрылись навсегда.
По мере того как проходили часы, Элиза начала тихо вздыхать и ерзать в седле. Нарастающая жажда вытеснила из ее головы печальные мысли. Они проезжали милю за милей, но Стед не останавливался. В горле у Элизы першило, тело ныло от долгого пути, проведенного в чертовски неудобном дамском седле. От раздражения она принялась думать о Брайане, и эти мысли наполнили ее отчаянием. Чтобы избавиться от мыслей о своих потерях, она стала размышлять об отмщении, придумывала диалоги, в которых она надеялась найти нужные слова, чтобы убедить Элеонору Ахвитанскую не позволить Ричарду вознаградить Брайана Стеда.
Солнце уже клонилось к западу; а кобыла все больше и больше замедляла шаг, и Элиза исполнилась растущим раздражением к Брайану. Словно почувствовав ее мысли, Уилл придержал коня.
— Нам осталось совсем немного, — пообещал он, и Элиза попыталась улыбнуться.
К наступлению сумерек они оставили за собой немало миль пути. Маршалл вырвался вперед и присоединился к Брайану.
— Вероятно, нам следует остановиться и подумать о том, как переночевать, — предложил Маршалл.
Брайан покачал головой:
— Мы должны проехать еще немного, Уилл.
Уилл пожал плечами:
— Знаю, но дорога слишком опасна для езды в потемках.
Брайан взглянул на Уилла:
— Кто-нибудь жалуется?
— Нет, но…
— Тогда едем вперед.
Элиза была готова упасть с седла к тому времени, как кавалькада достигла аббатства святого Иоанна Мученика. Слава Богу! Как могут мужчины проводить в седле целые дни, не испытывая жажды и неудобства? Но едва всадники принялись спешиваться на мощеном дворе аббатства, Элиза заметила, что Брайан Стед пристально смотрит на нее, и решила не выдавать никаких признаков утомления или слабости. Она холодно ответила на его взгляд и тут же рассмеялась над какими-то словами Уилла Маршалла, когда тот подошел, чтобы помочь ей спешиться.
Элиза быстро поняла, что Генрих был покровителем аббатства. Брайан был хорошо знаком с аббатом — казалось, они добрые друзья. Аббат радостно приветствовал гостей, еще сильнее обрадовался, узнав, что те спешат освободить королеву, и предложил им ночлег. Аббатство было невелико, но его поля давали богатый урожай. Гостей угостили виноградом и овощами, выловленной из ближайшего ручья форелью и угрями.
На протяжении всей трапезы Элиза чувствовала на себе взгляды Брайана. Делая вид, что не замечает их, она не переставала с жадностью поглощать угощение.
Леди Джоанна оказалась приятной спутницей, она напоминала Элизе ее горничную, Джинни. Несмотря на то что леди Джоанна была на добрые два десятка лет старше Элизы, ни скорость, ни продолжительность пути ее не смущали, а потому Элиза и решила не выдавать своей усталости.
Постель в темной, душной келье, отведенной Элизе и Джоанне, оказалась жесткой, но Элиза заснула почти мгновенно.
Рассвет принес с собой пронзительные крики птиц и грубый стук в двери кельи. Элиза сонными движениями протерла глаза и поняла, что леди Джоанна уже исчезла из комнаты.
Дверь резко распахнулась. Элиза невольно потянула одеяло до подбородка — на пороге стоял Стед. Однако он даже не взглянул на нее.
— Вставай, Элиза, скоро выезжаем, — бросил он и вышел, захлопнув за собой дверь.
— Скатертью дорога! — пробормотала она вслед ему, желая швырнуть чем-нибудь в дверь.
Но в келью тотчас вошла леди Джоанна, излучая энергию, с радостной улыбкой на пухлых щеках.
— Яйца и жареные почки уже готовы, дорогая, а прямо под нашими окнами пробегает самый лучший из ручьев на свете! Поторопись, дорогая, скоро мы выезжаем.
Элиза принужденно улыбнулась и заставила себя соскочить с постели. Она подошла к окну.
— Ручей? — переспросила она.
— Да, совсем рядом. Видишь?
Элиза увидела неширокую, журчащую речушку, впадающую в озеро неподалеку от аббатства. Поколебавшись всего секунду, она вскочила на каменный подоконник и улыбнулась леди Джоанне:
— Я вернусь сию минуту!
Леди Джоанна с неодобрением отнеслась к прыжкам в окно в одной рубашке, но только рассмеялась:
— О, если бы мне вновь стать молодой! Но скорее, дорогая, пока не пришли монахи. Знаешь, здесь далеко не все святые.
Элиза кивнула и поспешила спрыгнуть на землю.
Солнце едва поднялось, но уже обещало тихий и жаркий день. Элиза бросилась к берегу речушки, встала на колени и радостно погрузила руки в чистую ледяную воду. Вода ласкала лицо, придавала бодрость. Элиза зачерпывала ее ладонями, пила и умывалась. Усталость стремительно уходила из тела. Холод воды освежал ее, заставлял почувствовать себя молодой, резвой и сильной. Она уже не злилась на Стеда. Вскоре она убедит Элеонору, что Стед не заслуживает ничего, ровным счетом ничего!
Охваченная радостным предчувствием, она поднялась на ноги. Повернувшись, чтобы забраться в окно своей кельи, Элиза похолодела.
Он стоял между ней и окном, наблюдая за ней, и, по-видимому, не без интереса. Он медленно оглядел ее с головы до ног, а затем в обратном порядке, не проявляя никаких чувств.
— Мы готовы в путь, — произнес он. — Ты задержала всех и чуть не попала в беду.
— В беду? — эхом повторила она.
Он раздраженно шагнул к ней и, не обращая внимания на испуганный вздох, запахнул ее рубашку на груди.
— С таким же успехом ты могла бы выйти сюда совсем обнаженной, — заметил он. — И поскольку твоя добродетель вызывает большие сомнения…
Она почувствовала его пальцы на своем теле, от этого прикосновения кровь прилила к ее щекам, а с губ готовы были сорваться страшные проклятия.
— Пусти меня! — крикнула она, отбиваясь. Уже освободившись, она добавила, оглянувшись через плечо: — Вот уж не ожидала, что за мной будут ходить по пятам!
Одним шагом Стед нагнал ее и повернул за плечо, взглянув прямо в глаза.
— Запомни, события не всегда могут быть такими, каких ты ожидаешь, герцогиня. Больше не делай таких глупостей.
Она промолчала, гордо подняв голову. Стед отпустил ее и оттолкнул.
— Одевайся и выходи во двор. Живо.
Она не решилась возразить, ибо не хотела задерживать всю кавалькаду. Но в спешке ей пришлось пожертвовать завтраком, и не прошло и двух часов, как в животе Элизы все чаще стало раздаваться голодное урчание. Она вновь была несчастной, и более того: место на ее теле, которого коснулся Стед, горело, не переставая. Ее охватывал озноб, сменяющийся жаром. Элиза вновь и вновь давала себе клятву, что Стеду не поздоровится, что он поплатится за все. Она позаботится о том, чтобы сделать его несчастным.
Брайан ехал, пристально посматривая по сторонам, и его тревога усиливалась, по мере того как грозовые тучи затягивали небо. Ему не удавалось забыть вид Элизы, ее счастливый смех, когда она считала, что за ней никто не наблюдает. Он злился на то, что из-за нее пришлось потерять время, но еще больше оттого, что Элиза, по-видимому, еще не поняла, что большинство мужчин, даже слуг Божьих, могут быть опасными, если их раздразнить.
Но в том, что она само искушение, Брайан не сомневался! Ее волосы плескались по спине, как продолжение золотистого солнечного луча, мокрая рубашка обрисовала упругие груди с яркими розовыми бутонами на них…
«Она — мое проклятие, — молча терзался Брайан. — Она презирает меня, меня ждет совсем иное будущее, однако она час за часом проникает в мой ум и тело…» Она преследовала его как наваждение, завладевала им…
Внезапно небеса разверзлись, полил дождь. Путники уже достигли гор, дорога здесь была опасной, и часто Брайану казалось, что они пробираются по топкому, вязкому месиву. Однако останавливаться из-за дождя они не могли, путешествие следовало завершить как можно быстрее.
Эту ночь им пришлось провести в охотничьем домике, перед очагом, и ужинать жесткой, наскоро приготовленной дичью.
На следующий день дождь лил не переставая. К ночи они достигли монастыря, смогли вымыться и плотно поужинать. Утром появилось солнце, а к ночи путники добрались до О.
Они подъехали к маленькой деревушке к югу от О, близ порта, откуда уходили несколько судов, пересекающих Ла-Манш. Брайан решил переночевать в деревне. Судя по сильному ветру, вскоре вновь должен был начаться дождь. Завтра им придется продолжить путь по морю.
Маршалл нагнал Брайана, едущего во главе кавалькады.
— Здесь есть дом, где мне не раз приходилось останавливаться, там наверху подходящая комната для Элизы и Джоанны, а все мы можем разместиться в другой.
Брайан кивнул.
— Я знаю этот дом, я и сам хотел направиться туда. — Он повернулся, чтобы отдать приказания рыцарям, и тут же тихо выругался, когда увидел, что все пятеро воинов, как и Уилл, наперебой предлагают помощь Элизе де Буа.
Нет, больше он не станет думать о ней. Пусть подсыпает яд в чужое вино.
Спешившись, он бросил поводья деревенскому мальчишке, приказав ему разместить всех лошадей в конюшне. Затем, пренебрегая гостеприимными восклицаниями хозяина таверны, завернулся в плащ и направился к морю.
Брайан не помнил, как долго стоял, глядя на воды Ла-Манша и мечтая о том, каким будет возвращение на землю которую он считал родной. Шум шагов заставил его очнуться. Обернувшись, Брайан увидел Маршалла, несущего большой мех эля.
Широко усмехнувшись, Брайан принял у друга из рук мех и жадно напился.
— Спасибо, Уилл. Мысли и эль хорошо сочетаются.
— Не спорю. Что ты здесь делаешь?
Брайан сухо рассмеялся:
— Мечтаю.
— Странно. Мне хватило дня для размышлений о будущем.
— Тебе не о чем размышлять, Уилл. Вскоре ты будешь эрлом Пемброкским, лордом Ленстерским и бог весть кем еще!
— Я слишком мало знаю о женщинах. Я слышал, что эта Изабель де Клер очень молода и красива. Интересно, решится ли она стать женой покрытого шрамами и уставшего от сражений вояки?
— Вскоре она поймет, что ты за человек, и этого будет более чем достаточно, — заверил его Брайан. — Стоит тебе заботиться о ней так же, как о нашей герцогине, и Изабель сочтет тебя самым галантным из мужчин.
Брайан даже в полутьме почувствовал, как внезапно напрягся Уилл. Неужели его слова прозвучали слишком резко?
— К чему такой сарказм, Брайан?
— Разве? Я ничего не имел в виду.
— Ты зол на нее, Брайан. Вам надо помириться — оба вы любимцы Ричарда.
Брайан пожал плечами:
— Какая разница? После коронации мы расстанемся.
Уилл смутился. В сумерках Брайан с трудом мог различить его лицо.
— Когда видишь рядом вас обоих, возникает странное ощущение: кажется, что напряжение наполняет воздух, как перед грозой.
— Ничего странного. По-моему, этой леди не помешала бы порка.
Уилл прищелкнул языком.
— По крайней мере, можешь не беспокоиться: Гвинет не понадобится наказывать, она ждет не дождется тебя! — Уилл зевнул и потянулся. — Как хочешь, а я иду спать, Ты скоро?
— Скоро. Мне нравится смотреть на море. Кажется, завтра будет дождливый день.
— Значит, предстоит трудное плавание.
— Нам нельзя задерживаться.
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Уилл направился от берега к деревне, а Брайан продолжал смотреть вдаль, на море, удивляясь самому себе. Что-то насторожило его. Когда Уилл заговорил о Гвинет, он испытал странное предчувствие. Он так устал, еще до смерти Генриха, до того, как будущее стало сомнительным и стало не до мечтаний. Уже и не верилось, что в конце концов отношения с Гвинет будут освящены браком.
Но в этом случае он не получит обширных земель на Корнуолле, вдоль побережья Дувра. Не станет эрлом Уилтширским, лордом Глифским…
Сейчас все это в пределах его досягаемости; и если бы не странное предчувствие…
Глупо, оборвал он себя. Мечтатели — глупцы, и он, ничего не имея, тешил себя мечтами о просторных владениях. О неизмеримом приданом, взятом не за безобразной старой ведьмой, а за Гвинет…
Брайана раздражало то, что ему не удавалось ясно представить себе Гвинет. Ее образ заслоняли огромные бирюзовые глаза, волосы, подобные солнечному лучу, а не черные, как ночь…
— Помогите! Помогите…
Резкий вопль, пронзивший темноту, ошеломил его, приковал к месту, а затем заставил броситься бегом к деревне. Пробежав полдороги, он остановился и прислушался. Вопль послышался снова, на этот раз из густых прибрежных зарослей.
Он узнал этот голос. Слишком часто он слышал эти крики.
Пробравшись через кусты, Брайан увидел ее. Элиза яростно боролась с двумя мужчинами — молодым и постарше. Оба выглядели оборванными и грязными. Тот, что постарше, был почти беззубым, у молодого поперек одутловатого лица красовался шрам.
Когда Брайан появился на поляне, Элиза как раз вырвалась из рук молодого, но старик ждал ее, поводя обломком кинжала.
— Не трепыхайся, миледи! Мы только немного позабавимся и не причиним тебе вреда! Веди себя тихо, слышишь, иначе придется тебя прикончить. Мне бы не хотелось портить такую кожу…
Брайан шагнул вперед.
— Посмей только дотронуться до нее, и ты умрешь. Она любимица Ричарда, герцога Нормандского и Аквитанского, который вскоре станет королем Англии!
Молодой оглядел Брайана, задержав взгляд на его широкой груди, а затем медленно подняв голову. Он понял, что столкнулся с рыцарем в расцвете сил и здоровья, к тому же в полных доспехах; однако, казалось, это не отрезвило парня.
— Он один! — выкрикнул он. — А нас двое!
Старик ухмыльнулся и подал молодому какой-то знак. Брайан взглянул на парня, и тут же старик поднял обломок кинжала, целясь ему в горло.