Страница:
– Посмотрите вон на того рыцаря, сэр Роберт! Я знаю его по последним дням перед Босуортом, он служил прежнему лорду Эденби, чей замок я осаждал. – Что он здесь делает?
Сэр Роберт обернулся:
– Этот парень, вон там? Это сэр Гай Тэллиджер, недавно появившийся среди сообщников Тюдора. Он был йоркистом, но во время битвы при Босуорте добровольно примкнул к Стенли, перешедшим на сторону ланкастерцев, или что-то в этом роде, как я слышал. Он показал себя отличным бойцом, разя противника налево и направо, презирая смерть, чем весьма понравился королю.
– Что? – с недоверием воскликнул Тристан.
– Я знаю только, – прошептал сэр Роберт на ухо Тристану, – что Генрих называет его героем, а с королем шутить не стоит, ведь если бы Тристан де ла Тер был на его месте, то наверняка поступал бы очень осторожно и делил бы всех людей на тех, кто за тебя и тех, кто против. И если Тюдор считает сэра Гая своим верным рыцарем, значит, так тому и быть!
– Верный! – проворчал Тристан, – этот человек принимал участие в предательском подлом заговоре. Я думал, что он мертв, убит как сторонник Ричарда Йорка, но не ожидал, что он переметнется на сторону Генриха.
– Тристан!
Де ла Тер быстро обернулся, узнав голос. Генрих Тюдор вышел из своего кабинета в приемную. Дамы присели в низком реверансе, мужчины поклонились, в зале сразу наступила тишина.
– Тристан, ты прибыл вовремя, – произнес король, обнимая старого друга, – пойдем, нам нужно поговорить наедине.
– Да, Ваше Величество.
Король провел графа к себе в кабинет и притворил за собой дверь прежде, чем кто-либо из ближайшего окружения короля, успел последовать за ними.
– Господи, Боже! – воскликнул Генрих. – Уже! – он воздел руки и сцепив их за спиной, начал расхаживать по комнате. – На севере и в Ирландии! Я же не дурак, Тристан! Мне придется иметь дело с многочисленными отпрысками Плантагенетов, я знаю это! Но сами претенденты могут подождать, им потребуется несколько лет, для того, чтобы сплотить вокруг себя силы. – Он подошел к столу и стукнул кулаком по лежавшим на нем бумагам. – Сэр Хоберт Джияьс Норвичский! Мои соглядатаи предупреждали меня, что он собирает силы, чтобы выступить на Лондон! Сэр Хоберт – ничтожество! И он собирается посадить на трон Уорбека! Какой глупец!
– Да, Генрих, он – всего лишь глупец, – осмелился перебить короля Тристан, – неужели он думает, что это может его куда-то привести? Почему Ваше Величество, столь расстроен этим?
Генрих уселся в массивное кресло с гнутыми ножками, стоявшее у стола.
– Это угроза короне, – просто ответил он. – Но, Бог свидетель, я хочу правильно решить эту проблему! Вдумайся во все происходящее, Тристан! Да, я собираюсь перевернуть историю! Господь в своей бесстрастной мудрости знает, что эта «Война Роз» была делом не всей страны, а лишь кучки норманской аристократии! Пэры! В моем парламенте их будет всего восемнадцать, тогда как во время правления Ричарда, их число доходило до пятидесяти и все – французы! Все эти долгие годы после завоевания!
Тристан приподнял бровь. Де ла Тер – выходец из Нормандии, и являлся отпрыском одного из французских семейств, также, как впрочем и Плантагенеты, а Джон Гонт, благодаря которому Генрих Тюдор унаследовал право на престол, был одним из Плантагенетов. Поэтому Тристан не совсем понял мысль Генриха. Король порывисто встал.
– Я обеспокоен, Тристан, посмотри-ка, что делает кровная вражда – реки крови, убийства и грабежи, и эти конфликты продолжаются много лет. Вспомни… вспомни Бэдфорд Хит, Тристан! – и негромко добавил, – сколько ужасных трагедий было, кровь стынет в жилах об одном только воспоминании о них! Такие вещи больше не должны повторяться. Я не тороплюсь создавать новых пэров и дворян, клянусь! Но старое дворянство никогда не наберет такой силы, чтобы подняться против меня и убивать тех, кто мне верен! Я этого не допущу! Я покончу с этим, клянусь!
Тристан весь внутренне сжался при упоминании о своем прошлом, но не произнес ни слова. Генрих внезапно настороженно посмотрел на него и снова опустился в свое кресло.
– Я посылаю вас на север, граф де ла Тер. Выставляю своих людей и снабжаю их всем необходимым, но командовать походом будешь ты! Я послал в Бэдфорд Хит за сэром Томасом, чтобы он поехал вместе с тобой, ибо там все обстоит спокойно. Я уверен, что сэр Джон Плизэнс справится с управлением Эденби.
Внезапно Тристан ощутил беспокойство. Да, Джон справится с Эденби, но Тристан вовсе не хотел долго отсутствовать. Эденби для него слишком много значило. Для него стало целью жизни – привести в порядок это место и установить там мир и благоденствие. Он не мог больше нигде оставаться. «Как отсутствующий хозяин может удержать власть?» – подумал он.
– Генрих…
– Тристан, ты нужен мне.
На секунду Тристан склонил голову и крепко сжал кулаки за спиной. Он понимал, король желал, чтобы мятежники были разбиты в честном открытом бою и знал, что именно он, Тристан де ла Тер, способен это сделать. И ни один человек, который хотел бы жить хорошо и богато, не осмелился бы отказать своему повелителю.
– Как скажите, Ваше Величество. Но оставался еще один вопрос… – Тристан поднял голову и в упор взглянул на короля, – Генрих, в приемной присутствует некий сэр Гай…
– Ах, да Тэллиджер. Этот рыцарь поедет с тобой на север.
– Что? – Тристан отнюдь не хотел, чтобы на него снова напали сзади, он совсем не желал видеть этого человека рядом. – Сир, возможно, я никогда полностью не рассказывал Вам о том, что произошло в Эденби. Дело в том, что йоркисты первый раз сдались, но лишь потому, что задумали устроить мне ловушку. Они впустили нас в замок, но многих людей побили или заключили в подземелья! Сэр же Гай, славный рыцарь Босуорта принимал непосредственное участие в этом предательстве!
Генрих покачал головой и внимательно посмотрел на Тристана, и тот понял, что король уже слышал эту историю целиком.
– Я знаю об этом, сэр Гай приходил ко мне, Тристан, и повинился в содеянном. Он признался мне, что участвовал в этом заговоре, но поклялся, что не желал его. Он храбро сражался с йоркистами на поле боя, я сам видел это собственными глазами. Он яростно уничтожал моих врагов, и я верю, что если ты возьмешь его, он будет хорошо служить тебе.
Де ла Тер ни на унцию не верил тому, что рассказал ему король, но он не мог доказать пока, что тот ошибается в сэре Гае.
– Когда мне отправляться? – спросил Тристан.
– Скоро состоится заседание парламента палаты общин и палаты лордов. Когда оно закончится, ты отправишься незамедлительно. Кроме того, друг мой, ты – мой гость, и все удобства и удовольствия, которыми наслаждаюсь я – и в твоем распоряжении. Банкеты, балы, карнавалы, может быть представления, – король улыбнулся. Генрих всегда был жаден до всякого рода увеселений и празднеств, а теперь он – король и свободен в своих прихотях и их исполнении.
Тристан вежливо поклонился. Ему вовсе не хотелось тратить свое время сперва в Лондоне, а потом в военном походе, он хотел поскорее вернуться в Эденби.
– Как обстоят дела в твоем новом поместье, – неожиданно поинтересовался король.
– Довольно хорошо, – ответил Тристан. Генрих кивнул, не сводя глаз с Тристана.
– А леди Женевьева?
– С ней все в порядке.
Внезапно Генрих пожал плечами и ухмыльнулся. Дела были окончены, можно было немного расслабиться.
– Ты был прав, когда потребовал от меня обещания относительно этой девицы. Я бы имел хорошую прибыль, выдав ее за кого-нибудь замуж! Я стал бы ее опекуном и мог получить довольно приличную сумму денег от многих претендентов на ее руку и сердце и у нас, и за границей.
– Но вы дали свое обещание, Ваше Величество.
– Да, да и не собираюсь его забирать, так какие же у тебя планы относительно будущего? Ты ведь не собираешься жениться?
– Жениться? – Тристан почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Все, что в его воспоминаниях было связано с браком, напоминало о смерти. С некоторых пор его стало ужасать это слово, и он считал, что даже само его произнесение оскорбляет память о Лизетте.
«Жениться? На Женевьеве, на этой женщине, на этой ведьме с золотыми волосами? Той, которая пыталась убить его, похоронила его заживо, и кто теперь, во имя справедливости, является его собственностью? Его любовницей, пусть даже возлюбленной, он страстно желал ее, но она никогда не станет его женой!» – эта мысль мгновенно пронеслась в голове Тристана.
– Нет, сир, я никогда не женюсь повторно, – ответил он королю.
Генрих вздохнул:
– Ты слишком большое значение придаешь браку, Тристан, личное значение. На самом же деле – это чаще всего своеобразный контракт между двумя семьями, нежели чем между мужчиной и женщиной. Ты молод и женишься снова.
Тристан снисходительно улыбнулся.
– Нет, я не женюсь снова.
Генрих пожал плечами.
– В таком случае, когда-нибудь в будущем, тебе придется отпустить эту девушку ко мне.
Тристан крепко сжал губы. Он понял, что Генрих хотел бы заполучить Женевьеву. Но даже король, вернее особенно король, не мог взять свое слово назад. А Тристан никогда не откажется от нее, разве только, если она внушит ему отвращение.
Они перебросились с Генрихом еще несколькими словами, и Тристан вышел. Забрав свои вещи с постоялого двора, где остановился, он разместился в комнатах, предоставленных ему во Дворце.
Наступили сумерки, приближалось время обеда, но Тристану совсем не хотелось есть. Он улегся на кровать и уставился в потолок, размышляя о сэре Гае. Тристан не мог себе представить как мужчина – любой мужчина! – мог использовать женщину, в данном случае Женевьеву, в качестве инструмента для совершения убийства, если даже она сама не слишком заботилась о своей чести. Отец или жених, или брат никогда бы не позволили девушке таким образом запятнать себя.
Но он видел, какими глазами Гай смотрел на Женевьеву, в ту роковую ночь. Он вспомнил, как этот, с позволения сказать, мужчина бледнел всякий раз, когда он, Тристан, касался Женевьевы, и понял, что Гай влюблен в нее. «Может быть этот человек – просто дурак! – подумал Тристан, – ибо только дурак способен разлюбить ее».
И Тристан задумался о самом себе, удивляясь, почему у него так щемит сердце.
– Я околдован, – заключил Тристан, – пусть так, я останусь околдованным, но я никогда не влюблюсь снова, – пообещал он себе.
Любовь – это нежное трепетное чувство, которое он испытывал к Лизетте. Любовь – это счастье, которое было в ее глазах, когда она пообещала ему сына.
Как давно все это было. Тристан внезапно ощутил боль, острую и непереносимую боль. Но боль не осталась с ним, она вспыхнула и пропала, уступив место желанию, которое он испытывал к Женевьеве.
– Да, я околдован! – громко сказал он и тут же выругался, ибо ему страстно захотелось вернуться к ней, в Эденби. Мгновенно вскочив с кровати, Тристан подумал, что ему нужно одеться к обеду, не исключено, что он скоро проголодается, но, несмотря на это у него не было особого желания появляться среди придворных. Он встал и, так как было уже темно, зажег свечи. Эденби и его колдунья будут ждать возвращения своего хозяина, не было крайней необходимости в его присутствии там. Женевьева останется в своей башне просто потому, что он – победитель!
Тристан вышел из своих апартаментов и на минуту задержался в коридоре, снова вспомнив о сэре Гае. У Женевьевы не остается иного выбора, кроме как дожидаться его, Тристана, потому что сэр Гай, который использовал ее, вовлек ее в предательство, обесчестил ее, едет вместе с ним на подавление мятежа. Это было величайшей иронией. Тристан мрачно улыбнулся.
– Будьте благодарны мне, сэр Гай, за то, что она не принадлежит вам, – произнес он вслух, – любите и обожайте ее издалека, если вам так нравится, но соблюдайте дистанцию, ибо, я клянусь, в свое время я докажу, что вы лжец и подлец! И, если вы мечтаете о том, что когда-нибудь воссядете в Эденби с нею вместе, то скорее умрете, чем добьетесь этого. Она принадлежит мне, а я так просто не расстаюсь со своей собственностью!
Тристан рассмеялся, когда понял, что разговаривает сам с собой. Он поспешил вперед по темному пустынному коридору, и по мере приближения к залу, где были накрыты столы, ему все чаще попадались друзья и знакомые, люди, которые пойдут в поход вместе с ним, которые будут сидеть рядом с ним в парламенте.
Ему было приготовлено место за столом короля, и рядом с ним усадили одну из кузин Елизаветы Вудвилл. Девица была весьма недурна собой и составила ему приятную компанию во время обеда. Он чокался с ней кубком, как того требовал обычай, выпил достаточно много для того, чтобы чувствовать себя свободно и раскованно.
Но он все время был настороже и вовремя увидел сэра Гая, пробиравшегося в его сторону. Тристан поднялся прежде, чем молодой человек успел подойти к нему и, не произнося ни слова, не спускал с него пристального взгляда до тех пор, пока Гай низко не поклонился ему.
Сэр Гай посмотрел в глаза Тристана и этот взгляд был гордым, прямым и в то же время смущенным.
– Ваша светлость, мне приказано служить вам, и, как вам уже известно, я отправляюсь с вами в поход. Я пользуюсь представившейся мне возможностью, чтобы принести вам свои извинения.
«Это довольно хорошая возможность, – подумал Тристан, внимательно изучая своего врага. – Какого рода беспорядок может учинить безнаказанно королевский гость в банкетном зале?»
У сэра Гая были светло-карие глаза, песочного цвета волосы и свежий цвет лица. Он был молод и хорош собой. Но щеку его уже пересекал длинный шрам. «Несомненно, он получил его в битве при Босуорте», – решил Тристан. Он выглядел хорошо тренированным воином, этот сэр Гай, и Тристан понял, что этот молодой человек и действительно, должно быть, показал себя отличным бойцом, правда, его верность королю была весьма подозрительна.
– Я слышал, что под Босуортом вы сражались на стороне Генриха – сказал Тристан, – скажите мне, сэр, что заставило вас внезапно изменить ваши убеждения?
– Очень многое, милорд, – твердо ответил Тэллиджер, – и я надеюсь, что во время нашего похода на север, вы предоставите мне возможность поведать обо всех причинах, побудивших меня поступить подобным образом.
– О, конечно же, – твердо пообещал Тристан, – я позволю вам откровенно рассказать обо всем.
Сэр Гай отвесил вежливый поклон королю и принцессе Вудвилл, затем графу де ла Теру и удалился. Тристан проследил за ним взглядом.
При дворе каждую ночь устраивались балы и карнавалы, придворные постоянно веселились и развлекались. В одну из таких ночей в представлении принимала участие группа танцовщиц, подвижных и очаровательных, и Тристан внезапно открыл для себя, что испытывает некоторое подобие желания к одной из девушек, с рыжеватыми волосами, грациозной, как лань. Но когда король подозвал ее к себе поближе, Тристан отметил, что лицо у девушки слишком круглое, бедра слишком пышные, и что его желание куда-то улетучилось.
Швырнув ей монету, Тристан отослал ее от себя, ибо король, очевидно, решил сделать ему приятное, но ему расхотелось этой милости. Тристан ушел с празднества. Сидя в своей комнате, он написал письмо Джону о том, как обстоят дела в Бэдфорт Хит, и что он встретил Томаса и сэра Гая. Затем он растянулся на постели, пытаясь уснуть, но его мучили кошмары, в которых он видел Лизетту и ребенка, плавающих в лужах крови.
Когда Тристан проснулся, ему страстно захотелось оказаться в Эденби, рядом с Женевьевой. Мысль о ней пробудила в нем такое сильное физическое влечение, что вытеснила все воспоминания о прошлом.
Наконец, сессия парламента закончилась, и Тристан выступил на север во главе королевского отряда. Рядом с ним ехал Томас, никогда не подпускавший сэра Гая слишком близко к Тристану, и уж тем более не позволявший бывшему йоркисту находиться сзади.
Когда они достигли замка мятежников, то были вынуждены взять его в осаду. Де ла Тер был настороже, но это к счастью был не Эденби.
Тристан был терпелив и хитер, а потому не потерял ни одного из своих солдат. Наконец, на восьмой день осажденные вышли из замка и сложили оружие у ворот, прося милосердия и клянясь, что они готовы присягнуть Генриху Тюдору в верности.
Тристан подумал, что король будет доволен, потому что потери его были минимальны: ни одного убитого и лишь несколько раненых. Он приказал, чтобы в Лондон взяли только самых главных лидеров, и прямо под стенами сдавшегося замка, устроил заседание суда вместе с двенадцатью своими людьми, для того чтобы принять их добровольную сдачу побежденных, выслушать их присягу и даровать им прощение. Сэр Гай участвовал в этом заседании. Тристан пристально следил за этим молодым человеком все время, пока они были вместе.
Тэллиджер сражался хорошо. Он ходил на штурмы укреплений и не проявлял ни тени страха. Его поведение во время подавления мятежа было безупречным. Кроме того, сэр Гай постоянно подчеркивал уважительное отношение к графу, своему командиру, но Тристан помнил, как он проснулся в своей каменной могиле в скале, помнил все, что произошло в замке Эденби в ту страшную ночь, и решил несмотря ни на что, верить сэру Гаю нельзя. За этим рыцарем-перебежчиком был еще какой-то грешок и, граф решил для себя, что обязательно отыщет его.
Гай ничем не проявлял своего интереса к Эденби и Женевьеве до тех пор, пока они не стали подъезжать к Лондону во главе отряда из пятисот человек. Только тогда он подскакал к де ла Теру, ехавшему во главе колонны, вытянувшейся и извивающейся, повторяя все изгибы дороги, проходившей мимо деревенек, словно гигантская змея.
Тристан сразу же увидел его, но не подал вида и продолжал смотреть вперед, как бы не замечая молодого человека, вынудив того обнаружить себя каким-то образом. Сэр Гай негромко кашлянул:
– Милорд?
– Сэр Гай?
– Простите, я хотел бы спросить вас. Эденби был моим домом и у меня там небольшое поместье сразу же за стенами замка, ближе к лесу. Как там мои люди. Как Грисвальд и Мэг? И как…
– Леди Женевьева? – Тристан сам удивился, что смог так холодно закончить начатую сэром Гаем фразу. Тот опустил голову.
– Да, – тихо сказал он, – как там моя леди?
– Ну, что же, – ответил Тристан, – начну по-порядку: леди Эдвина недавно вышла замуж.
– Вот как! И кто же… я имел в виду, могу ли я спросить…
– Она вышла замуж за Джона Плизэнса. Я думаю, что вы встречались с ним. Он был там, в замке, в ту ночь, когда Женевьева пыталась меня убить. Вы помните?
Сэр Гай не поднимал головы.
– Она вышла замуж за одного из ваших людей?
– Да, – коротко ответил Тристан.
Гай нервно облизал пересохшие губы:
– А леди Женевьева?
– Она ни за кого не вышла замуж, если вы спрашиваете об этом.
Сэр Гай негромко поблагодарил де ла Тера, и развернув лошадь, поскакал в хвост колонны.
Слишком долго об этом разговоре, Тристан не думал, он тут же забыл и о Тэллиджере, ибо вдали видел шпиль Вестминстера и понял, что он уже почти дома.
Генрих чрезвычайно довольный результатами их похода отпустил его и Тристан тотчас же отправился в Эденби. Его сжигало нетерпение, и он ехал быстро, как только мог, устраивал отдых не столько для себя, сколько для своего коня. В первую ночь он остановился во францисканском монастыре. Проведя весь день в пути, ночью, остановившись на привал прямо в лесу, отдыхал он не более нескольких часов, не в состоянии уснуть, в раздумье глядя на луну.
«Почти в Эденби», – думал он.
Наконец Тристан заснул, положив голову на седло. Но как только начало светать, он проснулся и вскочил на ноги, внезапно осознав, что его разбудил собственный страшный вопль. В ужасе Тристан посмотрел на свои руки, пытаясь оттереть невидимые пятна крови на ладонях, крови Лизетты и их ребенка. Он никогда не сможет этого забыть, ему дано только искать себе убежища, где он смог бы обрести покой и мир.
Путник свистнул, подзывая к себе Пирожка, нашел ближайший ручей, и вместе с конем напился из него. Тристан вымыл лицо и руки ледяной водой, радостно ощущая ее бодрящее прикосновение к коже лица и рук.
Уже к полудню он увидел Эденби с вершины одного из холмов. Сердце его учащенно забилось и последние несколько миль он проскакал галопом. У самых ворот он придержал коня, пока охрана не узнала его и не закричала, приветствуя своего хозяина. Во дворе его уже ожидал Мэттью, чтобы принять взмыленного коня, а в дверях стоял вместе с Эдвиной Джон, который крепко обнял Тристана, как только тот подошел к ним.
Наконец-то он дома! Эдвина поцеловала его в щеку и подвела к очагу. Старый Грисвальд принес чашу медового напитка, сдобренного корицей.
Тристан удобно расположился в кресле и, отхлебывая из кубка, начал рассказывать Джону о последних событиях в Лондоне, о том, как он встретился с Томасом и о том, как они подавляли мятеж, осадив замок. Но, ведя неторопливый разговор, ощущал как в нем нарастает острое нетерпение.
Не вытерпев, он прямо взглянул на Джона и спросил:
– Ну, а как обстоят дела здесь? Что с Женевьевой, – и быстро посмотрел на Эдвину, – она не пыталась опять убежать, или, может быть с ней все в порядке?
Голос его оставался холодным и бесстрастным, несмотря на огонь, бушевавший у него внутри.
Эдвина, неожиданно вспыхнув, беспомощно глянула на Джона, а тот неизвестно отчего рассердившись, буркнул:
– Никаких особенных неприятностей она нам не добавила.
– Где она?
– Конечно же, в башне, как ты и приказал.
– Она… – начала было Эдвина, но тут же прервала себя, поймав предостерегающий взгляд Джона, – я провожу с ней по одному часу ежедневно, и мы каждый день выводим ее на прогулку.
«О, Господи, мои слова звучат так, словно я говорю о каком-то животном!» – подумала вдруг она.
– Эдвина! – резко окликнул ее Джон.
– Ее здоровье! – оправдывалась Эдвина перед своим мужем. – Мы должны были выводить ее наружу, ибо она начала сходить с ума и она…
– И что она? – проревел Тристан. Он чувствовал, как вокруг него нарастает напряжение. – «К чему они клонят?»
Они оба посмотрели на него обеспокоено. А Тристан посмотрел на них обоих, как на ненормальных и воздел руки вверх. «О Боже! Что же могло случиться?» Теперь уже ничего не имело значения, ведь он уже здесь, и было бы глупо притворяться, что первой его мыслью было взбежать по лестнице в башню и поскорее затащить свою пленницу в постель. И совершенно все равно, день сейчас или ночь.
– Ничего не могу понять! Одному только Богу известно, что с вами происходит!
Быстро поднявшись, Тристан большими шагами направился к лестнице. Эдвина посмотрела на мужа, и тот отрицательно покачал головой, она прикусила язык и промолчала.
На втором этаже он задержался на минуту, удивленный тем, что его бросило в дрожь от волнения. «Ага, – усмехнулся он над собой, – значит, она все-таки околдовала тебя, и ты признаешь это! Ты знаешь, что она – ведьма, создание тьмы, или ангел и самая прелестная женщина на земле, столь же соблазнительная, как и самый спелый плод…»
Он поспешил вверх по лестнице, ведущей в башню и, наверху снова задержался, кивнув молодому стражнику, чтобы тот оставил свой пост и отодвинул засов.
Когда он вошел, Женевьева все еще лежала в постели. Вся в белом, платье покрывало ее воздушными волнами и лежало на постели вокруг ее, волосы были распущены…
Кровь быстрее заструилась по жилам Тристана при воспоминании о том, как эти золотые пряди окутывали его, как приятны были их шелковистые прикосновения, когда они укрывали их обоих, ниспадали на ее и его бедра…
Женевьева повернулась на стук двери, глянула на вошедшего – в ее глазах застыл страх. Она инстинктивно схватила подушку и прижала ее к груди. Взгляд ее скользнул по Тристану, глаза ее были серебристо-серого цвета, сначала они широко раскрылись, но почти сразу же сузились.
«Она узнала меня, – подумал Тристан, – она узнала меня, как только открылась дверь, и она удивлена, ибо никто не знал, где я был и когда вернусь… Интересно, рада она мне или нет?»
Никто из них не проронил ни звука. Тристан молча подошел к кровати и приподняв ее подбородок, посмотрел Женевьеве в глаза, и внезапно ощутил странное беспокойство.
Она была прекрасна, как всегда, если даже не больше. Серебряный, золотой, кремовый и розовый цвета. Ее губы были красными, как красная роза.
Но сегодня она была бледнее, чем раньше, лицо ее осунулось.
– Ты больна? – спросил он, и был удивлен своему хриплому голосу.
Женевьева попыталась вывернуться, и Тристан отпустил ее, чем она немедленно воспользовалась, и все еще крепко держа перед собой подушку, словно обороняясь от него, забилась в угол, прижавшись спиной к изголовью кровати, как будто Тристан был для нее снова чужим человеком, врагом, захватчиком…
Сэр Роберт обернулся:
– Этот парень, вон там? Это сэр Гай Тэллиджер, недавно появившийся среди сообщников Тюдора. Он был йоркистом, но во время битвы при Босуорте добровольно примкнул к Стенли, перешедшим на сторону ланкастерцев, или что-то в этом роде, как я слышал. Он показал себя отличным бойцом, разя противника налево и направо, презирая смерть, чем весьма понравился королю.
– Что? – с недоверием воскликнул Тристан.
– Я знаю только, – прошептал сэр Роберт на ухо Тристану, – что Генрих называет его героем, а с королем шутить не стоит, ведь если бы Тристан де ла Тер был на его месте, то наверняка поступал бы очень осторожно и делил бы всех людей на тех, кто за тебя и тех, кто против. И если Тюдор считает сэра Гая своим верным рыцарем, значит, так тому и быть!
– Верный! – проворчал Тристан, – этот человек принимал участие в предательском подлом заговоре. Я думал, что он мертв, убит как сторонник Ричарда Йорка, но не ожидал, что он переметнется на сторону Генриха.
– Тристан!
Де ла Тер быстро обернулся, узнав голос. Генрих Тюдор вышел из своего кабинета в приемную. Дамы присели в низком реверансе, мужчины поклонились, в зале сразу наступила тишина.
– Тристан, ты прибыл вовремя, – произнес король, обнимая старого друга, – пойдем, нам нужно поговорить наедине.
– Да, Ваше Величество.
Король провел графа к себе в кабинет и притворил за собой дверь прежде, чем кто-либо из ближайшего окружения короля, успел последовать за ними.
– Господи, Боже! – воскликнул Генрих. – Уже! – он воздел руки и сцепив их за спиной, начал расхаживать по комнате. – На севере и в Ирландии! Я же не дурак, Тристан! Мне придется иметь дело с многочисленными отпрысками Плантагенетов, я знаю это! Но сами претенденты могут подождать, им потребуется несколько лет, для того, чтобы сплотить вокруг себя силы. – Он подошел к столу и стукнул кулаком по лежавшим на нем бумагам. – Сэр Хоберт Джияьс Норвичский! Мои соглядатаи предупреждали меня, что он собирает силы, чтобы выступить на Лондон! Сэр Хоберт – ничтожество! И он собирается посадить на трон Уорбека! Какой глупец!
– Да, Генрих, он – всего лишь глупец, – осмелился перебить короля Тристан, – неужели он думает, что это может его куда-то привести? Почему Ваше Величество, столь расстроен этим?
Генрих уселся в массивное кресло с гнутыми ножками, стоявшее у стола.
– Это угроза короне, – просто ответил он. – Но, Бог свидетель, я хочу правильно решить эту проблему! Вдумайся во все происходящее, Тристан! Да, я собираюсь перевернуть историю! Господь в своей бесстрастной мудрости знает, что эта «Война Роз» была делом не всей страны, а лишь кучки норманской аристократии! Пэры! В моем парламенте их будет всего восемнадцать, тогда как во время правления Ричарда, их число доходило до пятидесяти и все – французы! Все эти долгие годы после завоевания!
Тристан приподнял бровь. Де ла Тер – выходец из Нормандии, и являлся отпрыском одного из французских семейств, также, как впрочем и Плантагенеты, а Джон Гонт, благодаря которому Генрих Тюдор унаследовал право на престол, был одним из Плантагенетов. Поэтому Тристан не совсем понял мысль Генриха. Король порывисто встал.
– Я обеспокоен, Тристан, посмотри-ка, что делает кровная вражда – реки крови, убийства и грабежи, и эти конфликты продолжаются много лет. Вспомни… вспомни Бэдфорд Хит, Тристан! – и негромко добавил, – сколько ужасных трагедий было, кровь стынет в жилах об одном только воспоминании о них! Такие вещи больше не должны повторяться. Я не тороплюсь создавать новых пэров и дворян, клянусь! Но старое дворянство никогда не наберет такой силы, чтобы подняться против меня и убивать тех, кто мне верен! Я этого не допущу! Я покончу с этим, клянусь!
Тристан весь внутренне сжался при упоминании о своем прошлом, но не произнес ни слова. Генрих внезапно настороженно посмотрел на него и снова опустился в свое кресло.
– Я посылаю вас на север, граф де ла Тер. Выставляю своих людей и снабжаю их всем необходимым, но командовать походом будешь ты! Я послал в Бэдфорд Хит за сэром Томасом, чтобы он поехал вместе с тобой, ибо там все обстоит спокойно. Я уверен, что сэр Джон Плизэнс справится с управлением Эденби.
Внезапно Тристан ощутил беспокойство. Да, Джон справится с Эденби, но Тристан вовсе не хотел долго отсутствовать. Эденби для него слишком много значило. Для него стало целью жизни – привести в порядок это место и установить там мир и благоденствие. Он не мог больше нигде оставаться. «Как отсутствующий хозяин может удержать власть?» – подумал он.
– Генрих…
– Тристан, ты нужен мне.
На секунду Тристан склонил голову и крепко сжал кулаки за спиной. Он понимал, король желал, чтобы мятежники были разбиты в честном открытом бою и знал, что именно он, Тристан де ла Тер, способен это сделать. И ни один человек, который хотел бы жить хорошо и богато, не осмелился бы отказать своему повелителю.
– Как скажите, Ваше Величество. Но оставался еще один вопрос… – Тристан поднял голову и в упор взглянул на короля, – Генрих, в приемной присутствует некий сэр Гай…
– Ах, да Тэллиджер. Этот рыцарь поедет с тобой на север.
– Что? – Тристан отнюдь не хотел, чтобы на него снова напали сзади, он совсем не желал видеть этого человека рядом. – Сир, возможно, я никогда полностью не рассказывал Вам о том, что произошло в Эденби. Дело в том, что йоркисты первый раз сдались, но лишь потому, что задумали устроить мне ловушку. Они впустили нас в замок, но многих людей побили или заключили в подземелья! Сэр же Гай, славный рыцарь Босуорта принимал непосредственное участие в этом предательстве!
Генрих покачал головой и внимательно посмотрел на Тристана, и тот понял, что король уже слышал эту историю целиком.
– Я знаю об этом, сэр Гай приходил ко мне, Тристан, и повинился в содеянном. Он признался мне, что участвовал в этом заговоре, но поклялся, что не желал его. Он храбро сражался с йоркистами на поле боя, я сам видел это собственными глазами. Он яростно уничтожал моих врагов, и я верю, что если ты возьмешь его, он будет хорошо служить тебе.
Де ла Тер ни на унцию не верил тому, что рассказал ему король, но он не мог доказать пока, что тот ошибается в сэре Гае.
– Когда мне отправляться? – спросил Тристан.
– Скоро состоится заседание парламента палаты общин и палаты лордов. Когда оно закончится, ты отправишься незамедлительно. Кроме того, друг мой, ты – мой гость, и все удобства и удовольствия, которыми наслаждаюсь я – и в твоем распоряжении. Банкеты, балы, карнавалы, может быть представления, – король улыбнулся. Генрих всегда был жаден до всякого рода увеселений и празднеств, а теперь он – король и свободен в своих прихотях и их исполнении.
Тристан вежливо поклонился. Ему вовсе не хотелось тратить свое время сперва в Лондоне, а потом в военном походе, он хотел поскорее вернуться в Эденби.
– Как обстоят дела в твоем новом поместье, – неожиданно поинтересовался король.
– Довольно хорошо, – ответил Тристан. Генрих кивнул, не сводя глаз с Тристана.
– А леди Женевьева?
– С ней все в порядке.
Внезапно Генрих пожал плечами и ухмыльнулся. Дела были окончены, можно было немного расслабиться.
– Ты был прав, когда потребовал от меня обещания относительно этой девицы. Я бы имел хорошую прибыль, выдав ее за кого-нибудь замуж! Я стал бы ее опекуном и мог получить довольно приличную сумму денег от многих претендентов на ее руку и сердце и у нас, и за границей.
– Но вы дали свое обещание, Ваше Величество.
– Да, да и не собираюсь его забирать, так какие же у тебя планы относительно будущего? Ты ведь не собираешься жениться?
– Жениться? – Тристан почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Все, что в его воспоминаниях было связано с браком, напоминало о смерти. С некоторых пор его стало ужасать это слово, и он считал, что даже само его произнесение оскорбляет память о Лизетте.
«Жениться? На Женевьеве, на этой женщине, на этой ведьме с золотыми волосами? Той, которая пыталась убить его, похоронила его заживо, и кто теперь, во имя справедливости, является его собственностью? Его любовницей, пусть даже возлюбленной, он страстно желал ее, но она никогда не станет его женой!» – эта мысль мгновенно пронеслась в голове Тристана.
– Нет, сир, я никогда не женюсь повторно, – ответил он королю.
Генрих вздохнул:
– Ты слишком большое значение придаешь браку, Тристан, личное значение. На самом же деле – это чаще всего своеобразный контракт между двумя семьями, нежели чем между мужчиной и женщиной. Ты молод и женишься снова.
Тристан снисходительно улыбнулся.
– Нет, я не женюсь снова.
Генрих пожал плечами.
– В таком случае, когда-нибудь в будущем, тебе придется отпустить эту девушку ко мне.
Тристан крепко сжал губы. Он понял, что Генрих хотел бы заполучить Женевьеву. Но даже король, вернее особенно король, не мог взять свое слово назад. А Тристан никогда не откажется от нее, разве только, если она внушит ему отвращение.
Они перебросились с Генрихом еще несколькими словами, и Тристан вышел. Забрав свои вещи с постоялого двора, где остановился, он разместился в комнатах, предоставленных ему во Дворце.
Наступили сумерки, приближалось время обеда, но Тристану совсем не хотелось есть. Он улегся на кровать и уставился в потолок, размышляя о сэре Гае. Тристан не мог себе представить как мужчина – любой мужчина! – мог использовать женщину, в данном случае Женевьеву, в качестве инструмента для совершения убийства, если даже она сама не слишком заботилась о своей чести. Отец или жених, или брат никогда бы не позволили девушке таким образом запятнать себя.
Но он видел, какими глазами Гай смотрел на Женевьеву, в ту роковую ночь. Он вспомнил, как этот, с позволения сказать, мужчина бледнел всякий раз, когда он, Тристан, касался Женевьевы, и понял, что Гай влюблен в нее. «Может быть этот человек – просто дурак! – подумал Тристан, – ибо только дурак способен разлюбить ее».
И Тристан задумался о самом себе, удивляясь, почему у него так щемит сердце.
– Я околдован, – заключил Тристан, – пусть так, я останусь околдованным, но я никогда не влюблюсь снова, – пообещал он себе.
Любовь – это нежное трепетное чувство, которое он испытывал к Лизетте. Любовь – это счастье, которое было в ее глазах, когда она пообещала ему сына.
Как давно все это было. Тристан внезапно ощутил боль, острую и непереносимую боль. Но боль не осталась с ним, она вспыхнула и пропала, уступив место желанию, которое он испытывал к Женевьеве.
– Да, я околдован! – громко сказал он и тут же выругался, ибо ему страстно захотелось вернуться к ней, в Эденби. Мгновенно вскочив с кровати, Тристан подумал, что ему нужно одеться к обеду, не исключено, что он скоро проголодается, но, несмотря на это у него не было особого желания появляться среди придворных. Он встал и, так как было уже темно, зажег свечи. Эденби и его колдунья будут ждать возвращения своего хозяина, не было крайней необходимости в его присутствии там. Женевьева останется в своей башне просто потому, что он – победитель!
Тристан вышел из своих апартаментов и на минуту задержался в коридоре, снова вспомнив о сэре Гае. У Женевьевы не остается иного выбора, кроме как дожидаться его, Тристана, потому что сэр Гай, который использовал ее, вовлек ее в предательство, обесчестил ее, едет вместе с ним на подавление мятежа. Это было величайшей иронией. Тристан мрачно улыбнулся.
– Будьте благодарны мне, сэр Гай, за то, что она не принадлежит вам, – произнес он вслух, – любите и обожайте ее издалека, если вам так нравится, но соблюдайте дистанцию, ибо, я клянусь, в свое время я докажу, что вы лжец и подлец! И, если вы мечтаете о том, что когда-нибудь воссядете в Эденби с нею вместе, то скорее умрете, чем добьетесь этого. Она принадлежит мне, а я так просто не расстаюсь со своей собственностью!
Тристан рассмеялся, когда понял, что разговаривает сам с собой. Он поспешил вперед по темному пустынному коридору, и по мере приближения к залу, где были накрыты столы, ему все чаще попадались друзья и знакомые, люди, которые пойдут в поход вместе с ним, которые будут сидеть рядом с ним в парламенте.
Ему было приготовлено место за столом короля, и рядом с ним усадили одну из кузин Елизаветы Вудвилл. Девица была весьма недурна собой и составила ему приятную компанию во время обеда. Он чокался с ней кубком, как того требовал обычай, выпил достаточно много для того, чтобы чувствовать себя свободно и раскованно.
Но он все время был настороже и вовремя увидел сэра Гая, пробиравшегося в его сторону. Тристан поднялся прежде, чем молодой человек успел подойти к нему и, не произнося ни слова, не спускал с него пристального взгляда до тех пор, пока Гай низко не поклонился ему.
Сэр Гай посмотрел в глаза Тристана и этот взгляд был гордым, прямым и в то же время смущенным.
– Ваша светлость, мне приказано служить вам, и, как вам уже известно, я отправляюсь с вами в поход. Я пользуюсь представившейся мне возможностью, чтобы принести вам свои извинения.
«Это довольно хорошая возможность, – подумал Тристан, внимательно изучая своего врага. – Какого рода беспорядок может учинить безнаказанно королевский гость в банкетном зале?»
У сэра Гая были светло-карие глаза, песочного цвета волосы и свежий цвет лица. Он был молод и хорош собой. Но щеку его уже пересекал длинный шрам. «Несомненно, он получил его в битве при Босуорте», – решил Тристан. Он выглядел хорошо тренированным воином, этот сэр Гай, и Тристан понял, что этот молодой человек и действительно, должно быть, показал себя отличным бойцом, правда, его верность королю была весьма подозрительна.
– Я слышал, что под Босуортом вы сражались на стороне Генриха – сказал Тристан, – скажите мне, сэр, что заставило вас внезапно изменить ваши убеждения?
– Очень многое, милорд, – твердо ответил Тэллиджер, – и я надеюсь, что во время нашего похода на север, вы предоставите мне возможность поведать обо всех причинах, побудивших меня поступить подобным образом.
– О, конечно же, – твердо пообещал Тристан, – я позволю вам откровенно рассказать обо всем.
Сэр Гай отвесил вежливый поклон королю и принцессе Вудвилл, затем графу де ла Теру и удалился. Тристан проследил за ним взглядом.
* * *
На следующий день Тристан занял свое место в парламенте, который незамедлительно принял короля и ознакомился с его пожеланиями. Парламентарии приступили к своей работе, лорды начали обсуждения и неизбежные при этом споры. Время летело быстро, и Тристан проводил его довольно неплохо. Он встретил своего старого друга Томаса Тайдуэлла, стараясь спрятать поглубже щемящую боль, выслушал его доклад о том, как обстоят дела в Бэдфорд Хит. Ричард III отобрал у графа де ла Тер его поместье, но был слишком занят собственными проблемами и его вердикт остался пустыми словами. Томас все время был там, и конечно, когда Генрих VII воссел на троне, то тут же вернул Тристану его земли.При дворе каждую ночь устраивались балы и карнавалы, придворные постоянно веселились и развлекались. В одну из таких ночей в представлении принимала участие группа танцовщиц, подвижных и очаровательных, и Тристан внезапно открыл для себя, что испытывает некоторое подобие желания к одной из девушек, с рыжеватыми волосами, грациозной, как лань. Но когда король подозвал ее к себе поближе, Тристан отметил, что лицо у девушки слишком круглое, бедра слишком пышные, и что его желание куда-то улетучилось.
Швырнув ей монету, Тристан отослал ее от себя, ибо король, очевидно, решил сделать ему приятное, но ему расхотелось этой милости. Тристан ушел с празднества. Сидя в своей комнате, он написал письмо Джону о том, как обстоят дела в Бэдфорт Хит, и что он встретил Томаса и сэра Гая. Затем он растянулся на постели, пытаясь уснуть, но его мучили кошмары, в которых он видел Лизетту и ребенка, плавающих в лужах крови.
Когда Тристан проснулся, ему страстно захотелось оказаться в Эденби, рядом с Женевьевой. Мысль о ней пробудила в нем такое сильное физическое влечение, что вытеснила все воспоминания о прошлом.
Наконец, сессия парламента закончилась, и Тристан выступил на север во главе королевского отряда. Рядом с ним ехал Томас, никогда не подпускавший сэра Гая слишком близко к Тристану, и уж тем более не позволявший бывшему йоркисту находиться сзади.
Когда они достигли замка мятежников, то были вынуждены взять его в осаду. Де ла Тер был настороже, но это к счастью был не Эденби.
Тристан был терпелив и хитер, а потому не потерял ни одного из своих солдат. Наконец, на восьмой день осажденные вышли из замка и сложили оружие у ворот, прося милосердия и клянясь, что они готовы присягнуть Генриху Тюдору в верности.
Тристан подумал, что король будет доволен, потому что потери его были минимальны: ни одного убитого и лишь несколько раненых. Он приказал, чтобы в Лондон взяли только самых главных лидеров, и прямо под стенами сдавшегося замка, устроил заседание суда вместе с двенадцатью своими людьми, для того чтобы принять их добровольную сдачу побежденных, выслушать их присягу и даровать им прощение. Сэр Гай участвовал в этом заседании. Тристан пристально следил за этим молодым человеком все время, пока они были вместе.
Тэллиджер сражался хорошо. Он ходил на штурмы укреплений и не проявлял ни тени страха. Его поведение во время подавления мятежа было безупречным. Кроме того, сэр Гай постоянно подчеркивал уважительное отношение к графу, своему командиру, но Тристан помнил, как он проснулся в своей каменной могиле в скале, помнил все, что произошло в замке Эденби в ту страшную ночь, и решил несмотря ни на что, верить сэру Гаю нельзя. За этим рыцарем-перебежчиком был еще какой-то грешок и, граф решил для себя, что обязательно отыщет его.
Гай ничем не проявлял своего интереса к Эденби и Женевьеве до тех пор, пока они не стали подъезжать к Лондону во главе отряда из пятисот человек. Только тогда он подскакал к де ла Теру, ехавшему во главе колонны, вытянувшейся и извивающейся, повторяя все изгибы дороги, проходившей мимо деревенек, словно гигантская змея.
Тристан сразу же увидел его, но не подал вида и продолжал смотреть вперед, как бы не замечая молодого человека, вынудив того обнаружить себя каким-то образом. Сэр Гай негромко кашлянул:
– Милорд?
– Сэр Гай?
– Простите, я хотел бы спросить вас. Эденби был моим домом и у меня там небольшое поместье сразу же за стенами замка, ближе к лесу. Как там мои люди. Как Грисвальд и Мэг? И как…
– Леди Женевьева? – Тристан сам удивился, что смог так холодно закончить начатую сэром Гаем фразу. Тот опустил голову.
– Да, – тихо сказал он, – как там моя леди?
– Ну, что же, – ответил Тристан, – начну по-порядку: леди Эдвина недавно вышла замуж.
– Вот как! И кто же… я имел в виду, могу ли я спросить…
– Она вышла замуж за Джона Плизэнса. Я думаю, что вы встречались с ним. Он был там, в замке, в ту ночь, когда Женевьева пыталась меня убить. Вы помните?
Сэр Гай не поднимал головы.
– Она вышла замуж за одного из ваших людей?
– Да, – коротко ответил Тристан.
Гай нервно облизал пересохшие губы:
– А леди Женевьева?
– Она ни за кого не вышла замуж, если вы спрашиваете об этом.
Сэр Гай негромко поблагодарил де ла Тера, и развернув лошадь, поскакал в хвост колонны.
Слишком долго об этом разговоре, Тристан не думал, он тут же забыл и о Тэллиджере, ибо вдали видел шпиль Вестминстера и понял, что он уже почти дома.
* * *
В Лондоне Тристан пробыл всего лишь один день, но даже этот день показался ему слишком долгим. Декабрь уже подступал вплотную.Генрих чрезвычайно довольный результатами их похода отпустил его и Тристан тотчас же отправился в Эденби. Его сжигало нетерпение, и он ехал быстро, как только мог, устраивал отдых не столько для себя, сколько для своего коня. В первую ночь он остановился во францисканском монастыре. Проведя весь день в пути, ночью, остановившись на привал прямо в лесу, отдыхал он не более нескольких часов, не в состоянии уснуть, в раздумье глядя на луну.
«Почти в Эденби», – думал он.
Наконец Тристан заснул, положив голову на седло. Но как только начало светать, он проснулся и вскочил на ноги, внезапно осознав, что его разбудил собственный страшный вопль. В ужасе Тристан посмотрел на свои руки, пытаясь оттереть невидимые пятна крови на ладонях, крови Лизетты и их ребенка. Он никогда не сможет этого забыть, ему дано только искать себе убежища, где он смог бы обрести покой и мир.
Путник свистнул, подзывая к себе Пирожка, нашел ближайший ручей, и вместе с конем напился из него. Тристан вымыл лицо и руки ледяной водой, радостно ощущая ее бодрящее прикосновение к коже лица и рук.
Уже к полудню он увидел Эденби с вершины одного из холмов. Сердце его учащенно забилось и последние несколько миль он проскакал галопом. У самых ворот он придержал коня, пока охрана не узнала его и не закричала, приветствуя своего хозяина. Во дворе его уже ожидал Мэттью, чтобы принять взмыленного коня, а в дверях стоял вместе с Эдвиной Джон, который крепко обнял Тристана, как только тот подошел к ним.
Наконец-то он дома! Эдвина поцеловала его в щеку и подвела к очагу. Старый Грисвальд принес чашу медового напитка, сдобренного корицей.
Тристан удобно расположился в кресле и, отхлебывая из кубка, начал рассказывать Джону о последних событиях в Лондоне, о том, как он встретился с Томасом и о том, как они подавляли мятеж, осадив замок. Но, ведя неторопливый разговор, ощущал как в нем нарастает острое нетерпение.
Не вытерпев, он прямо взглянул на Джона и спросил:
– Ну, а как обстоят дела здесь? Что с Женевьевой, – и быстро посмотрел на Эдвину, – она не пыталась опять убежать, или, может быть с ней все в порядке?
Голос его оставался холодным и бесстрастным, несмотря на огонь, бушевавший у него внутри.
Эдвина, неожиданно вспыхнув, беспомощно глянула на Джона, а тот неизвестно отчего рассердившись, буркнул:
– Никаких особенных неприятностей она нам не добавила.
– Где она?
– Конечно же, в башне, как ты и приказал.
– Она… – начала было Эдвина, но тут же прервала себя, поймав предостерегающий взгляд Джона, – я провожу с ней по одному часу ежедневно, и мы каждый день выводим ее на прогулку.
«О, Господи, мои слова звучат так, словно я говорю о каком-то животном!» – подумала вдруг она.
– Эдвина! – резко окликнул ее Джон.
– Ее здоровье! – оправдывалась Эдвина перед своим мужем. – Мы должны были выводить ее наружу, ибо она начала сходить с ума и она…
– И что она? – проревел Тристан. Он чувствовал, как вокруг него нарастает напряжение. – «К чему они клонят?»
Они оба посмотрели на него обеспокоено. А Тристан посмотрел на них обоих, как на ненормальных и воздел руки вверх. «О Боже! Что же могло случиться?» Теперь уже ничего не имело значения, ведь он уже здесь, и было бы глупо притворяться, что первой его мыслью было взбежать по лестнице в башню и поскорее затащить свою пленницу в постель. И совершенно все равно, день сейчас или ночь.
– Ничего не могу понять! Одному только Богу известно, что с вами происходит!
Быстро поднявшись, Тристан большими шагами направился к лестнице. Эдвина посмотрела на мужа, и тот отрицательно покачал головой, она прикусила язык и промолчала.
На втором этаже он задержался на минуту, удивленный тем, что его бросило в дрожь от волнения. «Ага, – усмехнулся он над собой, – значит, она все-таки околдовала тебя, и ты признаешь это! Ты знаешь, что она – ведьма, создание тьмы, или ангел и самая прелестная женщина на земле, столь же соблазнительная, как и самый спелый плод…»
Он поспешил вверх по лестнице, ведущей в башню и, наверху снова задержался, кивнув молодому стражнику, чтобы тот оставил свой пост и отодвинул засов.
Когда он вошел, Женевьева все еще лежала в постели. Вся в белом, платье покрывало ее воздушными волнами и лежало на постели вокруг ее, волосы были распущены…
Кровь быстрее заструилась по жилам Тристана при воспоминании о том, как эти золотые пряди окутывали его, как приятны были их шелковистые прикосновения, когда они укрывали их обоих, ниспадали на ее и его бедра…
Женевьева повернулась на стук двери, глянула на вошедшего – в ее глазах застыл страх. Она инстинктивно схватила подушку и прижала ее к груди. Взгляд ее скользнул по Тристану, глаза ее были серебристо-серого цвета, сначала они широко раскрылись, но почти сразу же сузились.
«Она узнала меня, – подумал Тристан, – она узнала меня, как только открылась дверь, и она удивлена, ибо никто не знал, где я был и когда вернусь… Интересно, рада она мне или нет?»
Никто из них не проронил ни звука. Тристан молча подошел к кровати и приподняв ее подбородок, посмотрел Женевьеве в глаза, и внезапно ощутил странное беспокойство.
Она была прекрасна, как всегда, если даже не больше. Серебряный, золотой, кремовый и розовый цвета. Ее губы были красными, как красная роза.
Но сегодня она была бледнее, чем раньше, лицо ее осунулось.
– Ты больна? – спросил он, и был удивлен своему хриплому голосу.
Женевьева попыталась вывернуться, и Тристан отпустил ее, чем она немедленно воспользовалась, и все еще крепко держа перед собой подушку, словно обороняясь от него, забилась в угол, прижавшись спиной к изголовью кровати, как будто Тристан был для нее снова чужим человеком, врагом, захватчиком…