Королева Каталия Луннорукая смотрела на отца и сына спокойно и надменно, как всегда и на всех, кому невесть каким чудом удалось избежать ее настоящего гнева. Она ни о чем не собиралась вспоминать.
   — Но, Ваше Величество, — попытался: протестовать сбитый с толку Литовт, — конфликт между ними не исчерпан, инцидент может повториться с опасностью для жизни принца…
   Так вот они о чем, наконец сообразил Эжан. Значит, эти двое торчали в кустах с самого начала… мерзкие соглядатаи! Значит, они тоже видели… В щеках стало горячо, и принц словно со стороны увидел свои неудержимо краснеющие уши.
   Негодяи!!!
   — Частные конфликты не входят в круг ваших полномочий, господин старший советник, — сказала Каталия. — Это личное дело моего сына. Он уже взрослый.
   Эжан перевел дыхание. Жесткие слова королевы ласковой ладонью провели по его щекам, смахивая с них краску. Все нормально и правильно в мире, где хотя бы некоторых зарвавшихся подлецов ставят на место, а мама… да, мама! — все понимает…
   И еще они о чем-то неуловимо напомнили, ее слова.
   «Конечно, взрослый. Конечно, женишься».
   И — взорвалось, вспыхнуло, закружилось! Как он мог не думать о ней — целых полчаса или даже больше?! Как мог — отвлечься, перестать терзаться ожиданием вечера?.. Нет, он не забывал о ней ни на секунду. Он представлял себе ее лицо, когда скрещивал мечи с князем Лансом, когда остался наедине с матерью, когда встретился с этими двумя ненавистными…
   Ее лицо… он прекрасно помнит! Тонкая фарфоровая кожа и летящие завитки невесомых светлых волос. Длинные золотые ресницы по краям опущенных век — словно перевернутых блюдец. Робкий взмах — и глаза, огромные глаза цвета прозрачного неба…
   Сказать. Прямо сейчас.
   — Ваше Величество, — мама обернулась на его дрогнувший голос, — я хочу сообщить вам о своем решении. Пусть господа старший советник Литовт и кавалер Витас будут свидетелями.
   Да, пусть будут! Учитель был бы доволен таким трюком высокой дипломатии.
   Он перевел дыхание.
   — Я намерен жениться в самом скором времени. Имя моей избранницы — принцесса Лилиан.
 

ГЛАВА III

Поселок Порт-Селин. Кордон
   — Тихо! Лежим, — шепнул Фрэнк.
   Джерри подавил жгучее желание выпрямиться во весь рост. Это было бы идиотское мальчишество — парень ведь, если разобраться, прав. И все равно: кто позволил ему командовать?!
   Приникнув к земле, он осторожно раздвинул шуршащие стебли сухой травы и злаков. Впереди — казалось, в двух шагах! — маячили неправдоподобно огромные ноги в черных сапогах. Постояв с минуту неподвижно, ноги косолапо развернулись и удалилась куда-то влево, скрывшись из виду.
   Джерри поправил на переносице очки и оглянулся, ища взглядом Лили.
   Она лежала ничком, маленькая и хрупкая; сквозь траву голубел слегка вылинявший тренировочный костюм. Джерри перестал его носить в пятом классе, а ей как раз впору. Лили. Странная и непостижимая настолько же, насколько близкая и родная. Ушла из дому в чем была — за мечтой, за сказкой, за сном… то есть СНОМ.
   Это совершенно реальная вещь для нее — в который раз одернул он себя, — и нельзя ни единой фразой, ни словом, ни даже молчанием показать, что ты до сих пор не до конца понимаешь… не до конца веришь.
   Ведь чтобы поверить, надо понять. Если, конечно, ты не законченный болван вроде этого Фрэнка. Джерри искоса глянул в его сторону: коренастый крепыш-боксер привстал, приложил обе руки козырьком ко лбу и в такой нелепой позе медленно развернулся полукругом, изображая, наверное, крутого разведчика.
   — Прошел, — сообщил он.
   Лили подняла голову. Ее волосы, заплетенные в две косички, спускались в жухлую траву и словно растворялись в ней. Даже удивительно, насколько тот же самый цвет… Он, Джерри, совсем не умел рисовать. Жалко.
   — Это всего лишь Сэм, — сказал Фрэнк. — Я его знаю. Алкаш недоделанный с Пятой улицы. Да скорее я сам себя в задницу поцелую, чем он в Стену с пяти шагов попадет!
   Губы Лили чуть заметно дернулись: она, как и Джерри, не терпела ни малейшей вульгарщины. В который раз он торжественно поклялся себе при случае поставить грубияна на место. До сих пор случая почему-то не подворачивалось; это было несправедливо.
   В конце концов, именно он, Джерри, знал, куда они идут, И, по логике вещей, должен был распоряжаться в пути!..
   Распоряжался Фрэнк.
   — Пошли, — бросил он, вставая. — Пока этому придурку не приспичило вернуться.
   Лили уже была на ногах — отпустили легкую пружинку, и ничьему взгляду не уследить, как она распрямилась. К голубому трикотажу костюма пристали золотистые травинки. Она не стала отряхиваться; устремилась, полетела вперед, к горизонту…
   Собственное тело показалось Джерри чем-то вроде складного металлического метра: выпрямить его в линию — совсем не то, что убрать палец с пружины. Когда он наконец поднялся, тонкая фигурка Лили виднелась уже далеко. Зато Фрэнк — с чего бы это? — все еще стоял рядом. Ждал.
   — Двигай, — снова скомандовал он, и снова, черт, пришлось подчиниться. И уверенно задал темп: еще не бег, но уже далеко не ходьба — через две минуты у Джерри нестерпимо закололо в боку.
   Да нет, терпимо. Если стиснуть как следует зубы. — Говорят, раньше на Кордон брали самых крутых парней. — Рот у Фрэнка не закрывался, а дыхание оставалось ровным. — Даже, типа, надо было экзамены сдавать — на стрельбу и все такое. Вот тогда, я понимаю — был Кордон. А поставить беспробудного алкаша с пукалкой и думать, что никто не пройдет…
   Джерри поправил ремень ружья на плече. Это была идея Фрэнка — взять ружье с собой. До пацана не доходило, что оружие не чистили и не смазывали уже лет двадцать, не меньше. Никто, конечно, не стал бы его слушать, но Лили… Она спросила только: «Оно заряжено?»
   Он кивнул — и снял ружье со стены. И не отдал Фрэнку, хоть тот и кричал, что ему одному под силу такая тяжесть и что он умеет стрелять… в смысле смотрел в кино, как стреляют. Ничего. Джерри тоже смотрел. И, может, попал бы в Стену с пяти шагов…
   Он все еще видел удаляющегося охранника. Черная размытая клякса: нижняя половина на необозримом поле жухлой травы, верхняя — на блекло-голубом небе. И верхняя — даже сквозь слабые стекла старых очков он различал довольно отчетливо — заканчивалась отростком карабинного дула.
   — Не боись, — усмехнулся боксер-недомерок, и пришлось резким движением вскинуть втянутую в плечи голову.
   Кто боится?!
   Они потеряли Лили из виду, потому что местность, казавшаяся идеально ровной, на самом деле дала крен, и горизонт прыгнул на ребят. Фрэнк, пробормотав что-то непонятное, все-таки рванул вперед, и Джерри безнадежно отстал. Только проводил взглядом невысокую мальчишескую фигуру, взбежавшую на гребень близкого горизонта — целиком на фоне неба — и скрывшуюся за ним.
   Стояла жара, и футболка, насквозь пропитавшись потом, прилипла к лопаткам. А во рту, наоборот, было сухо и горячо, как в печи, шершавый язык царапал десны. Джерри давно дышал открытым ртом, забыв обо всех правилах бывалых путешественников; каждый вдох отдавался свистом и чуть ли не стоном. Тяжеленное ружье било по спине, словно к ней привязали фонарный столб. Больше всего на свете хотелось сбросить его и на секундочку присесть прямо на колючие жухлые злаки… а еще больше — растянуться на траве во весь рост, и вовсе не на секунду…
   Лили. Он шел вперед, приминая сухие шуршащие стебли, которые в основном уже не поднимались за спиной. Рядом вилась дорожка, протоптанная Фрэнком — риска отбиться от своих, во всяком случае, нет. Только вот и охранники могут запросто найти и догнать их по этим следам… Джерри досадливо мотнул головой: пьяный Сэм не догадается, куда ему. Странно: а следа Лили не видно, словно она пробежала над травой, не сломав ни стебелька…
   Достигнув перевала, где земля снова накренилась вниз, а горизонт разом отскочил немыслимо далеко, Джерри все-таки остановился. Снял очки, вытер пот с переносицы — тесная оправа стерла ее, наверное, до кровоподтеков. Морщась, надел их назад, сощурился и посмотрел вдаль.
   Он сразу увидел Лили и Фрэнка — две маленькие фигурки возле чего-то большого… нет, отсюда никак не разглядеть, чего именно. Несколько раз глубоко вдохнул, приводя дыхание в порядок, и ринулся вперед, наслаждаясь легкостью бега под уклон.
   И овраг, конечно же, заметил слишком поздно.
   Тоненько вскрикнула Лили. Хотя, может быть, и показалось…
   — Ты в порядке, очкарик? — выдохнул Фрэнк. Испуганно и зло — но без тени насмешки, и на «очкарика» Джерри решил не обижаться.
   Очки. Слава Богу, очки он успел сдернуть уже в падении, прижать к груди, защитить выставленным локтем. Лицо Фрэнка казалось белым блином с двумя синими точками — смешно. Очень забавно иногда смотреть на мир без очков.
   Подбежала Лили. Джерри поспешно насадил оправу на нос и тут же опять снял — запятнанные пальцами стекла надо было как следует протереть. Он проделал это, не поднимая глаз. Ее лицо… нельзя позволить себе видеть ее лицо похожим на расплывчатый блин.
   — У тебя кровь, — прошептала она. — На лбу…
   Лбом он стукнулся, кажется, о камень; голова до сих пор гудела. Провел слева направо тыльной стороной ладони — правда кровь. Хоть бы просто ссадина, а не сотрясение.
   — Ничего, — сказал он. — Правда ничего… Все нормально. В детстве Джерри раз шесть или семь ломал руки-ноги — и привык думать о них как о чем-то страшно хрупком, как древесные веточки. А сейчас вот прокатился метров десять по каменистому склону, лишь слегка амортизированному травой, — и все кости целы… вроде бы. Так что действительно все нормально. Нормальнее некуда… Он чувствовал себя сплошным синяком. Только Лили, кажется, не верила… Прозрачные глаза, вдвое огромнее, чем обычно, — из-за непролившихся пока слез.
   — А что это вы нашли? — спросил Джерри очень громко и бодро. — Ну-ка дайте посмотреть!
   На дне оврага, утопая в высокой, по пояс, жухлой траве, стоял ржавый остов грузового автомобиля. Из пустого окна кабины выглядывали золотистые метелки злаков. Спереди болтался выцветший до белого клеенчатый треугольник какого-то вымпела. Баранку руля оплетали кусочки сухого стебля вьюнка.
   Фрэнк подошел к грузовику с другой стороны и пнул его ногой. Ржавое железо загудело и задребезжало; посыпались кусочки облупившейся краски.
   — Был такой парень, Берт Уэльси, — заговорил он под аккомпанемент угасающего гула. — Крутяк известный. Проворачивал делишки с городом. И бензин у него всегда был, и запчасти тоже. Нас, пацанов, иногда катал на своей тачке… на этой вот.
   Он замолчал. Подпрыгнув, сорвал вымпел над бывшим лобовым стеклом машины. Долго пытался разглядеть там что-то, потом негромко ругнулся и забросил кусок клеенки в траву.
   — Ну да все ту историю знают, — буркнул он. Джерри посмотрел на Лили. Лили посмотрела на Джерри — да-да, на него, а не на этого надутого боксерчика, воображающего из себя бог весть что! И ничего не сказала.
   — Начал — рассказывай, — бросил Джерри. Коротко и с достоинством — только так и осаживают безмозглых нахалов.
   Но Фрэнк молчал еще несколько долгих секунд.
   — Свихнулся Берт, — наконец нехотя, рвано закончил он. — Не просто крыша поехала… а вообще. Вернулся раз в поселок полным психом. Лет пять назад… И без тачки, само собой.
   Вместе с его словами закончилось, сошло на нет и дребезжание ржавого остова. Воцарилась тишина — абсолютная: ни шороха травинки, ни стрекота кузнечика. От грузовика шел душный жар; Джерри почему-то зябко передернул плечами. Лили сорвала колосок — тоже совершенно беззвучно — и принялась машинально ощипывать его; крошечные устюги приставали к ее костюму. Она сосредоточенно смотрела вниз, но Джерри все равно видел ужас, боявшийся даже выглянуть из-под золотистых ресниц.
   И еще что-то — кроме ужаса…
   — Пойдемте! — вдруг звонко сказала она, и оба парня синхронно вздрогнули. И грузовик, завибрировав, как живой, уронил несколько хлопьев ржавчины и краски.
   Идти стало еще труднее — хотя бы потому, что теперь надо было выбираться из оврага. Противоположная его сторона оказалась не такой крутой и каменистой, зато гораздо более протяженной. Ну и кроме того… Джерри стоически дал себе слово не обращать внимания на гул в голове и тупую боль во всем теле. Но с каждым шагом гул нарастал, а боль заострялась — будто внутри неторопливо точили карандаш. Ружье нашло выпуклую точку на лопатке и методично вбивало в нее гвоздь за гвоздем. Не обращать на это внимания получалось плохо. Вообще не получалось…
   Лили шла стремительно и уверенно. Как будто на земле была нарисована линия, обозначающая путь. И насколько Джерри мог определить по солнцу — жалко все-таки, что старый компас поломался, — выбирала направление безошибочно и точно.
   Он знал.
   — И все-таки… что там? — спросил Фрэнк, и Джерри злорадно отметил, что он тоже запыхался. — Ну, там… куда мы идем. Дворец, да? И парк с рыбками?.. Но тогда почему…
   — Потому что это секретный объект, — отрезал Джерри. — В этом месте происходят аномальные явления, потому его и засекретили. Еще во времена ЭВС.
   Фрэнк нахмурился, но спрашивать, что такое аномальные явления, не стал. Неизвестно зачем полувопросом-полуутверждением расшифровал аббревиатуру:
   — Эпохи Великих Свершений…
   Джерри хмыкнул и не удостоил его ответом.
   Он знал об ЭВС абсолютно все.
   Все, что можно было взять с уроков истории за пять школьных лет, посвященных изучению этой темы. Вычитать в двадцати двух книгах, хранившихся в его библиотеке, еще в десятке — в разное время перепадавших от соседей и приятелей, и в подшивках старых журналов, которые давала на выходные учительница. Наконец, разыскать в обширном архиве семьи Ли, который бабушка, к счастью, так и не решилась пока пустить на растопку…
   Эпоха Великих Свершений была прекрасна. Величественна, грандиозна, романтична. В первой версии своей научной работы — то есть попросту школьного сочинения на стандартную тему «Идеалы ЭВС в моей жизни» — Джерри не скупился на эпитеты. Сейчас было смешно вспоминать тот первый, беспомощный вариант: бредни восторженного мальчишки, и не больше. Впрочем, он учился только в шестом классе. Не прочел и половины книг об Эпохе, не добрался еще до архива, даже фотографию прадеда-героя не разыскал и не повесил на стену…
   Но за сочинение получил пять. Учительница даже читала его перед всем классом; именно тогда она рассказала Джерри о завалявшихся у нее где-то на чердаке древних подшивках. И посоветовала продолжать работу в этом направлении.
   Он продолжил. Он продолжал ее до сих пор.
   Эпоха Великих Свершений.
   Это было время, когда на разных концах Земли синхронно выросло целое поколение гениев: ученых, изобретателей, экспериментаторов. В одной статье Джерри нашел потрясающий образ: теоретически их могла родить одна женщина: первый ребенок — в шестнадцать лет, последний — в сорок пять. Все даты их рождения умещались в этот промежуток. Братья-титаны, перевернувшие мир.
   Их имена звучали торжественным маршем — нет, гимном! — величию человечества. Джерри не учил их наизусть специально — сами по себе они стали его тайным паролем. Четками, которые он перебирал, борясь с позорной слабостью. Когда, например, не хватало силы воли выполнить домашнее задание раньше, чем пойти с Лили на речку… Или когда несовершеннолетние наркоманы устраивали засаду «очкарику» за углом школы…
   Эти имена выручали и помогали всегда.
   Магнус Ричмонд. Отец теории абсолютной относительности. Шагнувший настолько дальше Эйнштейна, насколько первый когда-то вырвался вперед своего времени. День, когда Магнус Ричмонд выступил по телевидению с обоснованием своей теории, позже был провозглашен условным началом ЭВС. Именно с этого дня в мире ввели новое летосчисление. Ведь прогресс понесся вперед с такой скоростью, что тащить за собой длинную ленту предыдущих эпох стало громоздко и нерентабельно.
   Талли Аасворнсен. Его система устройства Вселенной была больше, чем просто новаторской. За такое в прошлые эпохи жгли на кострах или же казнили непониманием. Эпоха Великих Свершений приняла Вселенную Аасворнсена — и сделала еще один гигантский шаг вперед.
   Лейла Караджани. Создательница неоантропсихофизиологии — всеобъемлющей науки о человеке. Причем не только теории, а и прикладной отрасли, призванной раз и навсегда победить человеческое несовершенство.
   Исаак Лейсберг, писатель совершенно новой формации. Автор тысячетомной эпопеи «Хроники Великой Сталлы»: больше, чем просто книги, заполонившей умы.
   Сергей Улишамов. Величайший конструктор. Лишь перечисление созданных им машин занимало в справочниках много страниц самого мелкого шрифта. Но прежде всего его имя связывали с проектировкой знаменитых межзвездных кораблей: «Атлант-1» и «Атлант-2».
   Александр Нортон. Командир Первой Дальней экспедиции — беспрецедентного вызова человечества Космосу. Тоже огромнейший шаг цивилизации — несмотря на то, что Первая Дальняя погибла…
   …Тут Джерри обычно делал паузу. Впереди вилась еще длинная цепочка имен-четок, великих и прославленных. Наверное, с его стороны было дерзостью ставить в этот ряд имя человека, который в общем-то не открыл, не создал, не изобрел ничего такого, что…
   Просто не успел! Ему было тогда только двадцать два года. Если бы… может… даже наверняка!..
   Так или иначе, он погиб именно за то, что дало Эпохе Великих Свершений право так называться. Ему самое место в одной цепи четок с Магнусом Ричмондом, Исааком Лейсбергом, Александром Нортоном и всей когортой титанов.
   Феликс Ли. Член экипажа Первой Дальней, инженер по коммуникациям на борту экспериментального научно-исследовательского межзвездного корабля «Атлант-1»…
   Джерри снова сделал паузу.
   …его прадед.
   Если быть точным, двоюродный прадед. Сведения о родственных связях между предками Джерри выпытал у бабушки, слегка удивленной жгучим интересом подростка к подобным вещам. Так вот, родной его прадедушка появился на свет уже после гибели Феликса. Мать героя, оставшись совершенно одна — ты ведь понимаешь, Джерри? — через пару лет снова вышла замуж. Родила ребенка, хоть ей было уже далеко за сорок — отважная женщина… И оставила младшему сыну фамилию Ли.
   Джерри понимал. Нельзя, чтобы такая фамилия оборвалась, исчезла навсегда. Чтобы никто из потомков не имел возможности еще раз прославить родовое имя…
   На старой цветной фотографии Феликс выглядел совсем юным, даже моложе своих двадцати двух. Смеющийся, белозубый, круглолицый. Обнаружив фото среди архивных бумаг, Джерри пару дней только и делал, что тайком бегал туда-сюда пытливым взглядом — со снимка в зеркало и обратно. В конце концов пришлось признать: внешне у него было мало общего с героическим предком. Разве что глаза… особенно их количество! — безжалостно обрывал себя ироничный Джерри. Хотя глаза действительно были похожи: карие, большие, как и у всех Ли, но, разумеется, молодой прадед не носил никаких очков…
   Двадцать два года. Ему уже исполнилось шестнадцать — времени на великие свершения оставалось в обрез. Шесть лет, пять из которых пойдут на учебу в институте. Джерри не был пустым мечтателем: без высшего образования подвиг, достойный титанов ЭВС, — вещь неосуществимая.
   Железный прагматизм взрослого человека — вот что стояло за этой идеей. А вовсе не мальчишеская тоска о дальних странствиях, не стихийное желание вырваться, убежать куда-нибудь подальше из глухого, грязного и безнадежного Порт-Селина… нет, конечно, и это тоже, Джерри не спорил. Он ведь и в самом деле сушил когда-то сухари, собираясь удрать из дому просто так, на поиски приключений и подвигов, которые представлял себе очень смутно… Но ведь у каждого было безрассудное детство, правда?
   Теперь он точно знал, чего хочет. У него даже была секретная тетрадка, куда записывались основные пункты плана на ближайшее время… на ближайшую жизнь. Этой зимой, щурясь при свете керосиновой лампы, Джерри задал себе следующее:
   1. Дописать седьмую главу работы. Переделать третью и четвертую.
   2. Подтянуть «хвосты» по физкультуре. Окончить школу на отлично.
   3. Поехать в город и подать документы в институт. Если там нет исторического, то на филологию.
   Вот так, ничего невыполнимого. Между городом и Порт-Селином не реже, чем раз в две недели, курсировали на телегах или малолитражных автомобилях-вездеходах торговцы спичками, керосином и туалетной бумагой: добраться туда было вполне реально. О том, что в городе есть некий институт, Джерри знал от бабушки. Она сама там училась… правда, уже давно. В общем, твердый план, обеими ногами стоявший на земле.
   Но весной пришел очередной номер Газеты, где было напечатано объявление про конкурс от столичного Института истории и лингвистики. Удача! — та самая, что не сваливается на голову кому попало, а закономерно встречается на пути тех, кто сделал по этому пути уже не один шаг. Об этом красноречиво свидетельствовало название конкурсной работы: «Эпоха Великих Свершений и современность».
   Слово в слово!
   Именно так повезло Феликсу Ли, когда его, совсем молодого парня, зачислили в состав Первой Дальней. Именно так повезет и ему, Джерри…
   Он внес некоторые изменения в тайную тетрадку:
   1. Переписать всю работу, кроме первой главы. Сделать резюме.
   2. Послать на конкурс. А пока не расслабляться, подтянуть физкультуру.
   3. Как только придет вызов, немедленно выехать в столицу. Столица располагалась на другом конце страны, и дорога туда на перекладных могла занять неделю, а то и две. Опаздывать к началу занятий не хотелось. Впрочем, возможно, администрация института сама решит вопрос с транспортом… но особенно рассчитывать на это не приходилось, и убирать последний пункт Джерри не стал. И вообще он так хорошо смотрелся на тетрадном листке, этот последний пункт! Победно, жизнеутверждающе.
   …не может не повезти.
   Весна Окончилась гораздо хуже, чем началась. Рейд вербовщиков, разбитые очки, домашний арест. И самое страшное: Лили, которая предпочла другого.
   Самую что ни на есть секретную тетрадь могут найти и прочесть — поэтому о Лили он там не написал ни слова. Тем не менее она пронизывала его жизненные планы, как солнце пронизывает речку на мелководье. Конечно, им придется расстаться, когда он уедет учиться в столицу. На целых пять лет, а может — и на дольше, он ведь не собирается, едва получив диплом, возвращаться в глухомань Порт-Селина. Целая вечность, даже представить страшно. Но как здорово представлять себе другое: вот он, вернувшийся, стоит у ее калитки. Джеральд Ли, герой, имя которого нанизано на бесконечную нить, присоединено на равных к четкам-талисману.
   Она скажет: «Я ждала тебя…»
   Он ответит: «Давай поженимся!..»
   Лилиан Ли. Красиво.
   …А она ушла с боксером. С недомерком, у которого мускулы успешно заменяют мозги. С уличным подонком, невежей и невеждой… Он, наверное, и слов-то таких не знает. Ничего, зато знает много других, издевательских и глумливых, и прямо при ней… У Джерри до сих пор вспыхивали щеки и дрожали пальцы при мысли о том оскорблении. Он должен был ответить; дать пощечину!., но очки… если бы не очки!
   Лили была вправе презирать его. Он не сумел спасти ее от насильников; пытался, не струсил и не отступил! — но не сумел же. А Фрэнк сумел. Если бы не Фрэнк… Он действительно оказался героем: и в ее глазах, и с точки зрения объективной истины. Это даже где-то справедливо: женщины достаются победителям. Как на древних рыцарских турнирах… ты слыхал о таких, Фрэнк? Может, и слыхал: ты, как выяснилось позже, любишь красивые сказки…
   «Подтянуть физкультуру…» Ни о какой физкультуре после того случая не могло быть и речи — как и о школе вообще. Джерри попробовал было воспротивиться — но и мама, и даже бабушка плакали; что он мог поделать? От выпускных экзаменов отличника Джерри освободили автоматически. Учительница, та самая, что давала когда-то подшивки журналов, принесла ему домой бумажку аттестата. Вербовщики в Порт-Селине больше не появлялись, но бабушка черпала из очередей информацию, что весенний призыв все еще продолжается… Джерри чувствовал, что этот так называемый призыв может длиться до бесконечности. А где-то Лили гуляла по берегу речки — с Фрэнком. Который не боялся никакого призыва по той простой причине, что мог дать в морду любому вербовщику…
   Про себя Джерри решил, что домашнее заточение не продлится ни дня после того, как он получит вызов из столицы. Пункт третий в секретной тетради. Как только, так сразу. Прощания с Лили не будет — как не будет, впрочем, и романтического возвращения. Ничего. Она еще услышит когда-нибудь его имя!
   Раз в неделю, когда приходила почта, он раньше всех подходил к калитке: не то чтобы родные были способны утаить письмо, но все-таки… Однако наступил июнь — а в щели между калиткой и забором по-прежнему торчал только серый листок Газеты.
   Джерри начинал волноваться. Пакет с его рукописью мог затеряться в дороге, и это уже никак нельзя проверить — всем известно, что такое современная почта. Или наоборот: конкурсная работа дошла по назначению и поразила всех, кто ее прочитал. Ректор Инстшуга истории и лингвистики собственноручно написал вызов студенту первого курса Джеральду Ли из Порт-Селина… и как раз это письмо пропало в пути. Запросто.
   Феликс Ли беспечно улыбался с фотографии на стене. Джерри шепотом пересказывал ему тот, окончательный — на сегодня — вариант своей работы. Он помнил ее наизусть, до запятой. Может быть, поэтому слишком знакомые слова начинали казаться нестерпимо банальными. Сумбур, штампы, слабые потуги на аналитику… На уровне Порт-Селина — сойдет. Но в столице… На конкурс, наверное, прислали сочинения тысячи куда лучше подготовленных ребят, нежели он — провинциал, варящийся в собственном соку. Ученики городских — а тем более столичных! — школ имеют доступ к целым библиотекам литературы, посвященной ЭВС. С чего он взял, что у его наивного творения есть какие-то шансы?..