Страница:
– Ну же, малыш, – послала Рхиоу мысль, – расскажи нам все.
– Я был в проулке, – начал Арху. – Там хорошая еда: из лавки «Гринстед» выбрасывают всякие объедки. Но тамошний прайд… Храу, Эйф, Ихвин и остальные… Они меня поймали и снова побили. И еще сказали, что в следующий раз убьют. Я не мог двинуться, так что лежал там, где они меня бросили. Долго никто не появлялся, а потом пришла она… я, должно быть, отключился. Видеть ее я не мог: мне было больно шевелиться. Она сказала: «Ты можешь стать сильным. Придет день, когда ты сможешь делать многое, почти все – благодаря силе, которую я тебе дам, если останешься жив… после испытания, трудного испытания…» – На мордочке Арху отразилась неуверенность, как будто он не совсем был уверен в том, что все понял правильно. – Она сказала: «Если ты возьмешься за то, что я предлагаю, и переживешь неприятности – а они точно тебе выпадут, – тогда ты навсегда, на все свои жизни, станешь сильным». – Голос Арху сделался напевным, как будто он повторял сказку, которую слышал давно, лежа у теплого живота мамы-кошки. – Я очень хотел стать сильным. Я сказал: «Что может случиться со мной хуже того, что уже случилось? Делай то, что обещала». Она спросила: «Ты уверен? Абсолютно уверен?» Я сказал: «Да. Поторопись». Тогда она сказала: «Слушай, что я тебе скажу, и если ты веришь в то же самое, громко повтори мои слова». И я повторил, хотя слова показались мне довольно глупыми. Потом стало очень тихо.
– Хм-м… Где именно этот проулок? – спросил Урруах.
– Урруах, помолчи. Ты потом сможешь найти «Гринстед». Арху, – обратилась Рхиоу к котенку, – повтори то, что она велела тебе сказать.
После паузы Арху начал говорить, и Рхиоу ощутила, как дрожь прошла по ее телу от носа до хвоста. Голос принадлежал Арху, но слова, их значение, содержащееся в них знание принадлежали другим.
– «Во имя Жизни и ради Жизни, клянусь, что использую Искусство, которое является даром Прародительницы, только на службе Жизни. Я буду охранять ростки и облегчать боль. Я стану сражаться за все, что растет и живет; ни одно живое существо я не изменю иначе, как для защиты его собственной жизни и роста или безопасности той системы, частью которой оно является. Ради этого, применяя свое Искусство, я поборю страх и стану хранить жизнь и противостоять смерти, всегда ориентируясь на Сердце Времен, где все наши мелкие времена сливаются воедино, где мириады существующих миров нераздельны в том, который их породил…»
Ни колебаний, ни неуверенности: казалось, слова выжжены в мозгу котенка. Рхиоу, Сааш и Урруах переглянулись.
– А что случилось потом?
Арху слабо пошевелил лапой.
– Через какое-то время я почувствовал себя лучше и обнаружил, что могу оттуда уйти – никого из местных котов поблизости не было. Я вышел на улицу. Там все было спокойно. Час был поздний, над мостовой висел туман – вы знаете, как это бывает. Я шел долго, пока не добрался до стеклянных дверей. Я заглянул внутрь – там было светло и тепло, но двери оказались заперты. Я еще подумал: все зря, мне не попасть внутрь. И тут… – В сонном голосе котенка прозвучало отстраненное удивление. – Тут кто-то сказал… я услышал, как войти внутрь, если хочу. Я каким-то образом знал больше, чем за секунду до того: знал, как двигаться, какие слова сказать. Она говорила мне:
«Сделай так, а потом войди и посмотри, что случится. Ну-ка, хватит ли у тебя смелости?» Так что я решился. Я сказал нужные слова и прошел сквозь дверь… Сквозь дверь! Я двинулся дальше – под потолком, похожим на небо, и еще дальше, через арку, пока не оказался в темноте…
Голос Арху стих, он поежился.
– Я устал, – сказал он и закрыл глаза.
Сааш улеглась с ним рядом и принялась вылизывать Арху голову, задумчиво глядя на Рхиоу.
Рхиоу свернулась клубочком и вздохнула.
– Ну вот, – беззвучно, пользуясь Речью, которая слышна только в голове тех, к кому обращена, сказала она, – все ясно: Вечные Силы послали нам мага-новобранца.
– Пока еще не мага, – прищурив глаза, возразил Урруах, – котенка-переростка, которому предстоит испытание. И с каких это пор Силы подобным образом подкидывают стажера занятым своим делом магам? Ведь смысл испытания в том и заключается, что нужно выжить в одиночку.
– Ни один из нас никогда не оставался совсем один, – сказала Сааш. – Всегда можно получить совет – сначала от Сил, потом от других магов. Наверное, поэтому он и был к нам направлен. Кто еще мог ему помочь?
– В том-то и проблема, – пробормотала Рхиоу. – Вы же знаете: в нашем деле случайностей не бывает. Этот малыш послан к нам. И ему придется с нами остаться – по крайней мере до тех пор, пока он не начнет серьезно относиться к своим обязанностям.
– Еще чего! – зашипел Урруах.
– Ты же слышал, что он сказал, – бросила на него суровый взгляд Рхиоу. – «Я повторил, хотя слова показались мне довольно глупыми». Он еще не понимает значения клятвы, которую принес. Если бы он нам не попался, судьба его зависела бы от него самого и от Сил: он бы остался в живых или погиб, если бы не смог пройти испытание и воспользоваться дарованной ему магической силой. Однако мы – точнее, ты сам – его нашли, и наша собственная клятва не позволяет нам дать ему уйти, прежде чем он поймет, что на себя навлек. А потом, когда он во всем разберется, его судьба снова будет в руках Сил: они решат, останется ли он в живых и станет магом или умрет. До тех пор мы – прайд и в смысле выживания, и в профессиональном отношении. Так оно и будет. Ты собираешься возразить?
Урруах не выдержал ее взгляда и опустил глаза, хоть и недовольно заворчал. Рхиоу и усом не повела, видя его недовольство. Урруах оставался еще молодым магом, но все равно был полностью предан делу; он не стал бы отказываться от возложенных на него обязанностей, несмотря на лень, неуживчивый характер и самодовольство.
– Итак, – сказала Рхиоу вслух, – ты, Сааш, похоже, временно становишься кошкой-мамой.
Сааш иронически улыбнулась, дав понять, что такое неожиданное назначение ей нравится больше, чем она ожидала.
– Хорошо. Я с ним управлюсь: теперь он будет крепко спать… Я использовала одно из целительных заклинаний, чтобы раны его начали затягиваться и не воспалились.
– Ты поспи и сама. Я обойду все ворота на вокзале: Харл хочет, чтобы мы еще раз их проверили. Урруах, хорошо бы, если бы ты был рядом на случай, если Сааш понадобится помощь.
– Хорошо, – заметно веселея, согласился Урруах. – У эххифов скоро ленч, и они навыбрасывают кучу прекрасных объедков. А потом есть еще эта «Гринстед». Как ты думаешь, Сааш, она на Тридцать восьмой?
Рхиоу насмешливо шевельнула усами. Она не могла решить, что больше вдохновляет Урруаха: вкусная еда или перспектива хорошей драки с крутыми противниками.
– Наедайся всласть и не дай оторвать себе уши. Если что-то понадобится, свяжись со мной: ты знаешь, где меня найти.
– Где же еще, как не за работой, – с добродушной жалостью подтвердил кот.
ГЛАВА 3
– Я был в проулке, – начал Арху. – Там хорошая еда: из лавки «Гринстед» выбрасывают всякие объедки. Но тамошний прайд… Храу, Эйф, Ихвин и остальные… Они меня поймали и снова побили. И еще сказали, что в следующий раз убьют. Я не мог двинуться, так что лежал там, где они меня бросили. Долго никто не появлялся, а потом пришла она… я, должно быть, отключился. Видеть ее я не мог: мне было больно шевелиться. Она сказала: «Ты можешь стать сильным. Придет день, когда ты сможешь делать многое, почти все – благодаря силе, которую я тебе дам, если останешься жив… после испытания, трудного испытания…» – На мордочке Арху отразилась неуверенность, как будто он не совсем был уверен в том, что все понял правильно. – Она сказала: «Если ты возьмешься за то, что я предлагаю, и переживешь неприятности – а они точно тебе выпадут, – тогда ты навсегда, на все свои жизни, станешь сильным». – Голос Арху сделался напевным, как будто он повторял сказку, которую слышал давно, лежа у теплого живота мамы-кошки. – Я очень хотел стать сильным. Я сказал: «Что может случиться со мной хуже того, что уже случилось? Делай то, что обещала». Она спросила: «Ты уверен? Абсолютно уверен?» Я сказал: «Да. Поторопись». Тогда она сказала: «Слушай, что я тебе скажу, и если ты веришь в то же самое, громко повтори мои слова». И я повторил, хотя слова показались мне довольно глупыми. Потом стало очень тихо.
– Хм-м… Где именно этот проулок? – спросил Урруах.
– Урруах, помолчи. Ты потом сможешь найти «Гринстед». Арху, – обратилась Рхиоу к котенку, – повтори то, что она велела тебе сказать.
После паузы Арху начал говорить, и Рхиоу ощутила, как дрожь прошла по ее телу от носа до хвоста. Голос принадлежал Арху, но слова, их значение, содержащееся в них знание принадлежали другим.
– «Во имя Жизни и ради Жизни, клянусь, что использую Искусство, которое является даром Прародительницы, только на службе Жизни. Я буду охранять ростки и облегчать боль. Я стану сражаться за все, что растет и живет; ни одно живое существо я не изменю иначе, как для защиты его собственной жизни и роста или безопасности той системы, частью которой оно является. Ради этого, применяя свое Искусство, я поборю страх и стану хранить жизнь и противостоять смерти, всегда ориентируясь на Сердце Времен, где все наши мелкие времена сливаются воедино, где мириады существующих миров нераздельны в том, который их породил…»
Ни колебаний, ни неуверенности: казалось, слова выжжены в мозгу котенка. Рхиоу, Сааш и Урруах переглянулись.
– А что случилось потом?
Арху слабо пошевелил лапой.
– Через какое-то время я почувствовал себя лучше и обнаружил, что могу оттуда уйти – никого из местных котов поблизости не было. Я вышел на улицу. Там все было спокойно. Час был поздний, над мостовой висел туман – вы знаете, как это бывает. Я шел долго, пока не добрался до стеклянных дверей. Я заглянул внутрь – там было светло и тепло, но двери оказались заперты. Я еще подумал: все зря, мне не попасть внутрь. И тут… – В сонном голосе котенка прозвучало отстраненное удивление. – Тут кто-то сказал… я услышал, как войти внутрь, если хочу. Я каким-то образом знал больше, чем за секунду до того: знал, как двигаться, какие слова сказать. Она говорила мне:
«Сделай так, а потом войди и посмотри, что случится. Ну-ка, хватит ли у тебя смелости?» Так что я решился. Я сказал нужные слова и прошел сквозь дверь… Сквозь дверь! Я двинулся дальше – под потолком, похожим на небо, и еще дальше, через арку, пока не оказался в темноте…
Голос Арху стих, он поежился.
– Я устал, – сказал он и закрыл глаза.
Сааш улеглась с ним рядом и принялась вылизывать Арху голову, задумчиво глядя на Рхиоу.
Рхиоу свернулась клубочком и вздохнула.
– Ну вот, – беззвучно, пользуясь Речью, которая слышна только в голове тех, к кому обращена, сказала она, – все ясно: Вечные Силы послали нам мага-новобранца.
– Пока еще не мага, – прищурив глаза, возразил Урруах, – котенка-переростка, которому предстоит испытание. И с каких это пор Силы подобным образом подкидывают стажера занятым своим делом магам? Ведь смысл испытания в том и заключается, что нужно выжить в одиночку.
– Ни один из нас никогда не оставался совсем один, – сказала Сааш. – Всегда можно получить совет – сначала от Сил, потом от других магов. Наверное, поэтому он и был к нам направлен. Кто еще мог ему помочь?
– В том-то и проблема, – пробормотала Рхиоу. – Вы же знаете: в нашем деле случайностей не бывает. Этот малыш послан к нам. И ему придется с нами остаться – по крайней мере до тех пор, пока он не начнет серьезно относиться к своим обязанностям.
– Еще чего! – зашипел Урруах.
– Ты же слышал, что он сказал, – бросила на него суровый взгляд Рхиоу. – «Я повторил, хотя слова показались мне довольно глупыми». Он еще не понимает значения клятвы, которую принес. Если бы он нам не попался, судьба его зависела бы от него самого и от Сил: он бы остался в живых или погиб, если бы не смог пройти испытание и воспользоваться дарованной ему магической силой. Однако мы – точнее, ты сам – его нашли, и наша собственная клятва не позволяет нам дать ему уйти, прежде чем он поймет, что на себя навлек. А потом, когда он во всем разберется, его судьба снова будет в руках Сил: они решат, останется ли он в живых и станет магом или умрет. До тех пор мы – прайд и в смысле выживания, и в профессиональном отношении. Так оно и будет. Ты собираешься возразить?
Урруах не выдержал ее взгляда и опустил глаза, хоть и недовольно заворчал. Рхиоу и усом не повела, видя его недовольство. Урруах оставался еще молодым магом, но все равно был полностью предан делу; он не стал бы отказываться от возложенных на него обязанностей, несмотря на лень, неуживчивый характер и самодовольство.
– Итак, – сказала Рхиоу вслух, – ты, Сааш, похоже, временно становишься кошкой-мамой.
Сааш иронически улыбнулась, дав понять, что такое неожиданное назначение ей нравится больше, чем она ожидала.
– Хорошо. Я с ним управлюсь: теперь он будет крепко спать… Я использовала одно из целительных заклинаний, чтобы раны его начали затягиваться и не воспалились.
– Ты поспи и сама. Я обойду все ворота на вокзале: Харл хочет, чтобы мы еще раз их проверили. Урруах, хорошо бы, если бы ты был рядом на случай, если Сааш понадобится помощь.
– Хорошо, – заметно веселея, согласился Урруах. – У эххифов скоро ленч, и они навыбрасывают кучу прекрасных объедков. А потом есть еще эта «Гринстед». Как ты думаешь, Сааш, она на Тридцать восьмой?
Рхиоу насмешливо шевельнула усами. Она не могла решить, что больше вдохновляет Урруаха: вкусная еда или перспектива хорошей драки с крутыми противниками.
– Наедайся всласть и не дай оторвать себе уши. Если что-то понадобится, свяжись со мной: ты знаешь, где меня найти.
– Где же еще, как не за работой, – с добродушной жалостью подтвердил кот.
ГЛАВА 3
Часом позже Рхиоу снова шла по залу под «небом», сияющим голубизной в отраженных лучах заливающего полированный камень пола солнца. Она первым делом проверила ворота, находящиеся в главном туннеле, а закончила воротами местного сообщения, расположенными рядом с выходом на Лексингтон-авеню. Все записи сообщали то, что и должны были сообщать, в том числе и на неисправных северных воротах: после ремонта через них прошли восемь путешественников. Все снова было в порядке.
По крайней мере пока, – подумала Рхиоу, в последний раз направляясь к пути 26 верхнего уровня. Проблема с воротами между мирами заключалась в том, что они изначально были нестабильны. Пространству не нравилось, когда его сворачивали даже на краткий момент; оно стремилось всеми способами вернуться в первоначальное состояние. Установленные в каком-то месте ворота нуждались поэтому в постоянной настройке и присмотре, устраняющих влияние перемен в структуре струн, вызванных самыми разными причинами – положением Земли на орбите, солнечным ветром, протуберанцами, изменениями магнитного поля планеты. Через некоторое время опыт уже помогал вам предвидеть капризы ворот и готовиться к неприятностям при полнолунии и новолунии, во время равноденствия, при приближении комет. Не следовало забывать и о том, что ворота постоянно готовы преподнести вам новую неожиданность.
Рхиоу продолжала обдумывать необъяснимое исчезновение записей за время неисправности северных ворот, направляясь к самым удобным для дальних путешествий воротам около пути 32. Тревожили ее и мысли об Арху и о нашествии крыс. Не было никакой причины, почему они могли появиться на вокзале в таком количестве. Что их привлекло? Откуда они явились? Возможно, следует замуровать какой-нибудь лаз… Под раскинувшимися на поверхности улицами существовал лабиринт туннелей и труб, слишком сложный для того, чтобы все его закоулки мог запомнить даже кто-нибудь из Народа. Где-то в его глубинах крысы, должно быть, нашли удобное место для размножения. Направляясь к платформе между путями 115 и 116, Рхиоу с отвращением поморщилась: в туннеле все еще чувствовался отвратительный запах дохлых крыс. Для Рхиоу крысы были символом энтропии, борьба с которой являлась смыслом жизни магов; это была настойчивая, вечно голодная, беспощадная сила, которую можно было остановить, но не заставить отступить, и которая, стоило чуть ослабить хватку, тут же выходила из-под контроля.
На середине платформы Рхиоу заметила хрупкую белокурую женщину в темном костюме с папкой под мышкой, ожидающую поезда. Рхиоу улыбнулась, сразу догадавшись, что на самом деле женщина поездом не интересуется, хотя, если бы ее спросили, она стала бы утверждать именно это. Впрочем, шанс, что ее заметят в таком людном месте, был минимален. Даже если бы кто-то обратил на пассажирку внимание, ее исчезновение показалось бы совершенно естественным: наблюдатель подумал бы, будто просто не заметил, как женщина ушла. Даже если кто-то смотрел на мага в тот самый момент, когда тот проходил через ворота, на помощь приходила сама природа магии. Почти каждый свидетель отказывается заметить «невозможное», даже если оно происходит прямо у него под носом, и сразу же находит множество объяснений любой странности. Эта полезная особенность означала, что многие кратковременные проявления магии вовсе не требовалось скрывать. Другие ее виды, подобно сияющей сетке ворот, висящей над платформой, были просто невидимы для большинства видов. Сейчас эта мерцающая поверхность начинала медленно прогибаться: ворота готовились открыться.
Рхиоу подошла к женщине. Заметив краем глаза движение, та посмотрела вниз.
– Дай стихо, – сказала женщина. – Здесь были неполадки утром?
– Не беспокойся, не здесь, – ответила Рхиоу. – Ворота будут в фазе секунд через тридцать. Далеко ты собралась?
– Не особенно далеко, но на Пенсильванском вокзале сейчас столпотворение, а времени у меня в обрез. Сначала в Ванкувер, потом на Камчатку.
– А-а, из-за разлива нефти?
– Если нам удастся получить согласие Высших Сил на сдвиг времени, – лукаво улыбнулась женщина, – то будут спрашивать: «Какой такой разлив нефти?» Но точно я обо всем узнаю только от регионального советника в Ванкувере.
– Ну что ж, дай, – сказала Рхиоу женщине, сделавшей шаг к воротам. – И удачи с советником… и с Силами.
– Спасибо. Тебе я тоже желаю удачи. – Струны полностью разомкнулись, открывая проход через подпространство. Женщина, хоть и владела магией, не могла без посторонней помощи видеть струны, но заметить результат сворачивания пространства она наверняка могла. Перед ней в воздухе повисло круглое (точнее, сферическое) окно, открывавшееся в предрассветный сумрак. За окном виднелись густо растущие сосны. Парк или чей-то сад – точнее Рхиоу сказать не могла: каждый маг задавал те координаты, которые больше всего соответствовали цели его визита. Если бы Рхиоу захотела их узнать, ей было достаточно взглянуть на запись работы ворот. Она посмотрела вслед женщине, вошедшей в ворота, и услышала сказанное ею слово, освобождающее струны и возвращающее их в прежнее состояние.
Проход через подпространство сохранялся еще около секунды – в качестве меры предосторожности, – потом вогнутость выровнялась, как если бы сеть состояла из резиновых полос; световые вспышки пробежали по струнам, и вся структура вернулась на более низкий энергетический уровень. Сфера, объединившая две точки пространства, исчезла, занавес из мерцающих струн снова превратился в плоскость – ворота вернулись в режим ожидания.
Здесь по крайней мере все работает исправно, – подумала Рхиоу. На прошлой неделе, как вспоминала только что отправившаяся в путешествие женщина, именно эти ворота доставляли неприятности. Три рабочих дня из пяти сеть отказывалась автоматически принимать нужную форму, и Сааш в состоянии «шага вбок» пришлось часами «вручную» управлять воротами, выслушивая при этом претензии непонятливых путешественников. Ее комментарии о происшествии заставили бы Рхиоу покраснеть, будь это физически возможным: ругательства, произносимые тихим голоском Сааш, звучали особенно непристойно.
Рхиоу улыбнулась при воспоминании об этом и мысленно произнесла:
– Сааш!
После паузы донесся ответ:
– Слушаю.
– Я сейчас у твоих любимых ворот. Отправляюсь на Нижнюю Сторону, чтобы проверить: неполадки северных ворот не связаны с остальными.
Рхиоу на расстоянии ощутила, как передернулась Сааш.
– Что ж, лучше тебе туда отправиться, чем мне.
– Как наш найденыш?
– Все еще спит. Не тревожься, Рхи: Урруах рядом, если что-нибудь понадобится.
– Ну тогда дай.
– Тебе тоже. И будь осторожна!
Рхиоу почувствовала, как соединившая их связь прервалась. Она посмотрела на ворота; сеть была неподвижна, ее цвета сделались неяркими. Рхиоу протянула лапу и ухватила одну из струн – ту, которая управляла включением ворот. По всей сети пробежали вспышки света: структура проверяла собственную исправность. Потом остался только один небольшой светящийся контур – «дерево» со многими «ветвями» и единственным «стволом» внизу.
Рхиоу одним когтем потянула струну-«ствол». Струна замерцала: она проверяла полномочия Рхиоу, поскольку доступ в эту часть структуры был разрешен немногим.
Рхиоу продолжала удерживать струну. Энергия хлынула по когтю в лапу и дальше – начался поиск разрешения, дарованного Рхиоу Высшими Силами. Оно скоро нашлось вместе с собственным воспоминанием Рхиоу о принесенной клятве: магические силы видели их как смешение огня жизни и огня мысли в мозгу Рхиоу. Все было в порядке, и обжигающее прикосновение магии, покинув тело кошки, переместилось на сеть струн, образующую ворота. Занавес снова замерцал и принял вогнутую форму; затем повисшая в воздухе сфера раскрылась.
Теплый зеленый полумрак, переходящий в мягкие бурые тона, золотые солнечные лучи, местами пронизывающие тень… И запах… Рхиоу не стала медлить; одним прыжком она преодолела пространство ворот и взмахом хвоста закрыла их за собой.
Ее лапы коснулись мха, пружинящего, густого. Рхиоу приземлилась бесшумно, но тяжело, как всегда, забыв об ожидающей ее перемене до того момента, когда она совершилась, и тут же, тоже как всегда, поразившись тому, что до сих пор могла выносить свое прежнее состояние – жизнь в теле, которое даже среди Народа считалось совсем небольшим. Рхиоу подняла лапу, которой только что хватала управляющую воротами струну. Лапа стала в десять раз больше, каждый коготь в длину был теперь не меньше дюйма; отпечаток в мягком мху в ширину не уступал величине кисти человеческой руки. Рхиоу бросила недоверчивый взгляд через плечо, чтобы удостовериться: цвет ее меха не изменился. Да, она по-прежнему была черной, как ночь; перемену еще и в этом ей было бы трудно вынести.
Рхиоу стояла среди высоких, как колонны, коричневых стволов с грубой корой; высоко над ее головой переплетались ветви с растопыренными во все стороны, подобно пальцам руки эххифа, кисточками игл. Сквозь сплошной полог солнца видно не было, хотя кое-где вдали просветы позволяли пробиваться узким лучам; солнечный свет лужицами растекался по рыжему ковру опавшей хвои. Рхиоу направилась туда, где деревья росли реже; там более яркое голубоватое освещение и шелестящий ветвями ветерок сулили прохладу.
Через несколько минут заросли кончились, и Рхиоу оказалась на поросшем мхом скальном выступе. Возвышенность позволяла окинуть взглядом широкую панораму девственного мира. Рхиоу сделала глубокий вдох. Свежесть, которую нес ветер, колеблющий вершины деревьев, ничем не напоминала атмосферу Нью-Йорка: Рхиоу дышала воздухом юного мира, полным легкого чистого привкуса соли. В синем безоблачном небе солнце стояло уже довольно низко: день клонился к вечеру. Предзакатное сияние золотило бесконечные раскинувшиеся вокруг зеленые холмы.
Здесь стояло лето. Лето стояло здесь всегда. Солнце мягко согревало шкуру Рхиоу; ей хотелось понежиться в этих ласковых лучах. Теплый ветерок приносил сюда запах соли и водорослей от раскинувшегося на востоке океана, переливающегося золотыми отблесками. Всюду вокруг, кроме редких утесов вроде того, на котором стояла Рхиоу, расстилалась пышная зелень субтропического леса. Мир был первозданным – его еще не изменили колебания магнитных полей, перемещение полюсов, климатические катаклизмы. Был ли это тот же самый мир – точнее, его далекий предок, – что и собственный мир Рхиоу, или параллельная вселенная, расположенная ближе к центру мироздания, Рхиоу не знала; она полагала, что и никто точно не мог бы сказать. Разницы, впрочем, это не составляло. Значение имело другое: здесь были корни ее мира, его основа. Здесь царили единство и простота; суша еще не разделилась на материки, от океана до океана простиралась теплая зеленая пелена лесов и травянистых равнин. Тишину нарушал лишь шелест ветра в ветвях деревьев да редкий далекий хриплый рык: один из родичей Рхиоу, могучий хищник этого древнего мира, выкрикивал свое имя или имя своей жертвы.
Услышав угрожающее рычание, Рхиоу поежилась, но тут же сама над собой посмеялась. Предками Народа были львы и саблезубые тигры, населяющие здешние густые леса; возможно, впрочем, что Народ по доброй воле отказался от размера и силы ради других достоинств. Как бы то ни было, когда кто-то из Народа теперь являлся сюда, размер его тела соответствовал величине души, отражая мощь, которой обладали кошки в древние времена. Рефлексы могли заставлять Рхиоу опасаться встречи с кем-то из населяющих этот мир хищников, но размером и силой она им не уступала.
Рхиоу оглядела окрестности. Примерно на полмили ниже и в миле к востоку от той скалы, на которой она стояла, Река падала с высоты величественным водопадом, который заставил бы, подумала Рхиоу, мучиться завистью современные ей речушки, такие, как Миссисипи или Янцзы. В ее собственном времени и мире Река превратилась в Гудзон, древний, широкий, спокойный. Сейчас же она обрушивалась стеной воды в полмили шириной с обрыва, которому в будущем предстояло стать континентальным шельфом. Рев падающей с высоты полутора миль воды был оглушающим. Пена кипела в гигантском котле у подножия обрыва; им начиналась цепь порогов и перекатов в пробитом Рекой каньоне, ведущем к туманному морю. Облако брызг, на которые разбивался поток при падении, было таким огромным, что постоянно висящая в нем радуга шириной не уступала острову Манхэттен.
Острову Манхэттен… Рхиоу оглянулась на север, и взгляд ее устремился вверх. Бесконечным векам предстояло изменить ландшафт, дрейф континентов должен был разорвать сушу на части. Куски земной коры выпячивались вверх, уходили вниз, становились морским дном, но на протяжении всех геологических эпох одна гора на побережье не сдавалась. Ее мощное основание, базальтовая глыба в десять квадратных миль сотрясалось землетрясениями, накренялась при образовании Северной Америки, вокруг нее громоздили валуны и гальку наступающие ледники, ее захлестывали воды таявших полярных ледяных шапок. В том мире, где сейчас находилась Рхиоу, ничего этого еще не случилось. И даже когда случится, жители Нью-Йорка будут помнить – не зная источника своих воспоминаний – и называть это место Скалой.
Рхиоу продолжала смотреть вверх. Она находилась совсем близко от подножия Горы и потому не могла видеть ее вершины. Невозможно было определить высоту этой великанши. Ее склоны, покрытые лесом, уходили ввысь, как стены, подпирающие небо на севере. Росшие здесь деревья со светлой корой, гиганты в несколько сотен футов обхватом, стали прародителями тех лесов, что покрывали равнину. Стройными рядами уходили они вверх по склонам, пока не сливались вдали в зеленое облако. Из этого облака там, где каменный пик начинал сужаться, вырывалась как бы стрела, ясно различимая даже на таком расстоянии: Дерево, самое древнее из всех и, как гласила легенда, самое первое.
Рхиоу с благоговением взирала на Дерево. Кто знает, возможно, когда-нибудь у нее появится время взобраться на Гору и взглянуть на эти ветви, посидеть в их тени, прислушаться к голосам, которые, если верить сказаниям, доносятся из великого зеленого безмолвия. Но не сейчас, а скорее всего и не в этой жизни; разве что, если повезет дойти до таких пределов в девятой жизни… И так находиться здесь было для Рхиоу опасно: никто не мог безнаказанно надолго покидать собственное время и пространство.
Впрочем, сейчас Рхиоу могла позволить себе насладиться видом Дерева и древнего Манхэттена – живой реальности, которой закованный в сталь и бетон остров ее мира служил всего лишь призрачным механическим отражением. То ли высокомерие, то ли какое-то смутное желание заставляло эххифов строить небоскребы, строить, не понимая, почему никакой результат не утоляет честолюбия, не осознавая, какое воспоминание они стремятся вновь вызвать к жизни. Эххифы пришли сюда недавно, они были еще совсем юным видом, когда мир изменился и холод и камень вытеснили тепло и изобилие тропического леса. В этом, конечно, была вина Одинокой Силы. Лишь самые древние легенды эххифов туманно говорили о трагически ошибочном выборе, сделанном в древности, о печали по безвозвратно утраченному, о Дереве…
Рхиоу вздохнула и отвернулась от зачарованной картины, которую разворачивал перед ней древний мир. Нужно было заняться тем, ради чего она сюда пришла, прежде чем пребывание в чужом времени и пространстве причинит ей вред.
Рхиоу бесшумно вернулась в полумрак под деревьями и двинулась к огромным скалам у подножия Горы. Мысль об Одинокой Силе заставила ее снова вспомнить об Арху.
Не приходится сомневаться в том, чей голос он слышал, по крайней мере сначала, – подумала она. Рхиоу всегда узнала бы его – голос, который разбудил ее сегодня утром, голос, который всегда обращался к магам от имени Вечных Сил, нашептывая им о великом искусстве и суровом испытании, а потом, если неофиту удавалось выжить, обучая магии и сообщая о поручениях. Согласно традиции, считалось, что говорившей была Храуа Молчаливая, дочь Иау, которой та поручила сотворение мира и надзор за тем, чтобы законы его не нарушались. Рхиоу никогда не подвергала это сомнению: голос, который она «слышала», имел «женские» интонации, а звучавший в нем юмор вполне соответствовал тем преданиям об удовольствии, которое получала Храуа от создания порядка из хаоса.
Однако вопрос все-таки оставался: кто разговаривал с Арху вторым? Прародительница имела и других дочерей; одна из них тоже занималась магией, и ее методы были странными, а намерения часто двусмысленными – и редко направленными к пользе конкретного мага…
Рхиоу подошла к осыпи, которая тянулась до самого подножия скалы. На деревьях, которые здесь росли, остались следы старых камнепадов, и среди опавшей хвои лежали валуны. Мягкий бурый ковер становился все тоньше, пока не переходил в голый камень. На верху склона, безмолвные и темные, зияли входы в пещеры.
Рхиоу поднялась по откосу, помедлила на засыпанной щебнем огромной каменной плите, служившей порогом, и заглянула внутрь. В пещере, по крайней мере поблизости от входа и там, где в неподвижном холодном воздухе висели базовые структуры нью-йоркских ворот – мерцающее переплетение струн и силовых линий, – было достаточно светло.
Рхиоу села на пол и стала просто смотреть на перебегающие по сети огоньки – так она делала всегда, попадая в пещеру. Одним из первых заданий, которые она получила, еще только осваивая магию, было запомнить, как выглядят эти паттерны. Во время испытания выяснилось, что Рхиоу обладает способностями именно к такому виду работы, и, чтобы развить ее талант, Вечные Силы приставили к ней старого Ффайрха. Она хорошо помнила, как в первый раз сидела здесь с ним, нетерпеливо – и от наслаждения своим могучим новым телом, и от желания запустить когти в пульсирующие энергией переплетения и попробовать что-то изменить в них, – перебирая лапами.
Ффайрх взглянул на нее насмешливо блеснувшими глазами, и Рхиоу замерла в неподвижности. Ффайрх в их родном мире ничем не выделялся – тощий черно-белый кот даже без почетных шрамов на морде, с искривленной задней лапой: когда-то его сбила машина. Здесь же тело отражало свойства души, и Ффайрх был огромным мохнатым зверем с клыками, каждый из которых был длиннее всего тела Рхиоу до ее преображения. Его величие подавляло, и досадливая усмешка в янтарных глазах, которая в окрестностях пути 116 нью-йоркского вокзала показалась бы всего лишь странной, здесь обретала опасное качество.
По крайней мере пока, – подумала Рхиоу, в последний раз направляясь к пути 26 верхнего уровня. Проблема с воротами между мирами заключалась в том, что они изначально были нестабильны. Пространству не нравилось, когда его сворачивали даже на краткий момент; оно стремилось всеми способами вернуться в первоначальное состояние. Установленные в каком-то месте ворота нуждались поэтому в постоянной настройке и присмотре, устраняющих влияние перемен в структуре струн, вызванных самыми разными причинами – положением Земли на орбите, солнечным ветром, протуберанцами, изменениями магнитного поля планеты. Через некоторое время опыт уже помогал вам предвидеть капризы ворот и готовиться к неприятностям при полнолунии и новолунии, во время равноденствия, при приближении комет. Не следовало забывать и о том, что ворота постоянно готовы преподнести вам новую неожиданность.
Рхиоу продолжала обдумывать необъяснимое исчезновение записей за время неисправности северных ворот, направляясь к самым удобным для дальних путешествий воротам около пути 32. Тревожили ее и мысли об Арху и о нашествии крыс. Не было никакой причины, почему они могли появиться на вокзале в таком количестве. Что их привлекло? Откуда они явились? Возможно, следует замуровать какой-нибудь лаз… Под раскинувшимися на поверхности улицами существовал лабиринт туннелей и труб, слишком сложный для того, чтобы все его закоулки мог запомнить даже кто-нибудь из Народа. Где-то в его глубинах крысы, должно быть, нашли удобное место для размножения. Направляясь к платформе между путями 115 и 116, Рхиоу с отвращением поморщилась: в туннеле все еще чувствовался отвратительный запах дохлых крыс. Для Рхиоу крысы были символом энтропии, борьба с которой являлась смыслом жизни магов; это была настойчивая, вечно голодная, беспощадная сила, которую можно было остановить, но не заставить отступить, и которая, стоило чуть ослабить хватку, тут же выходила из-под контроля.
На середине платформы Рхиоу заметила хрупкую белокурую женщину в темном костюме с папкой под мышкой, ожидающую поезда. Рхиоу улыбнулась, сразу догадавшись, что на самом деле женщина поездом не интересуется, хотя, если бы ее спросили, она стала бы утверждать именно это. Впрочем, шанс, что ее заметят в таком людном месте, был минимален. Даже если бы кто-то обратил на пассажирку внимание, ее исчезновение показалось бы совершенно естественным: наблюдатель подумал бы, будто просто не заметил, как женщина ушла. Даже если кто-то смотрел на мага в тот самый момент, когда тот проходил через ворота, на помощь приходила сама природа магии. Почти каждый свидетель отказывается заметить «невозможное», даже если оно происходит прямо у него под носом, и сразу же находит множество объяснений любой странности. Эта полезная особенность означала, что многие кратковременные проявления магии вовсе не требовалось скрывать. Другие ее виды, подобно сияющей сетке ворот, висящей над платформой, были просто невидимы для большинства видов. Сейчас эта мерцающая поверхность начинала медленно прогибаться: ворота готовились открыться.
Рхиоу подошла к женщине. Заметив краем глаза движение, та посмотрела вниз.
– Дай стихо, – сказала женщина. – Здесь были неполадки утром?
– Не беспокойся, не здесь, – ответила Рхиоу. – Ворота будут в фазе секунд через тридцать. Далеко ты собралась?
– Не особенно далеко, но на Пенсильванском вокзале сейчас столпотворение, а времени у меня в обрез. Сначала в Ванкувер, потом на Камчатку.
– А-а, из-за разлива нефти?
– Если нам удастся получить согласие Высших Сил на сдвиг времени, – лукаво улыбнулась женщина, – то будут спрашивать: «Какой такой разлив нефти?» Но точно я обо всем узнаю только от регионального советника в Ванкувере.
– Ну что ж, дай, – сказала Рхиоу женщине, сделавшей шаг к воротам. – И удачи с советником… и с Силами.
– Спасибо. Тебе я тоже желаю удачи. – Струны полностью разомкнулись, открывая проход через подпространство. Женщина, хоть и владела магией, не могла без посторонней помощи видеть струны, но заметить результат сворачивания пространства она наверняка могла. Перед ней в воздухе повисло круглое (точнее, сферическое) окно, открывавшееся в предрассветный сумрак. За окном виднелись густо растущие сосны. Парк или чей-то сад – точнее Рхиоу сказать не могла: каждый маг задавал те координаты, которые больше всего соответствовали цели его визита. Если бы Рхиоу захотела их узнать, ей было достаточно взглянуть на запись работы ворот. Она посмотрела вслед женщине, вошедшей в ворота, и услышала сказанное ею слово, освобождающее струны и возвращающее их в прежнее состояние.
Проход через подпространство сохранялся еще около секунды – в качестве меры предосторожности, – потом вогнутость выровнялась, как если бы сеть состояла из резиновых полос; световые вспышки пробежали по струнам, и вся структура вернулась на более низкий энергетический уровень. Сфера, объединившая две точки пространства, исчезла, занавес из мерцающих струн снова превратился в плоскость – ворота вернулись в режим ожидания.
Здесь по крайней мере все работает исправно, – подумала Рхиоу. На прошлой неделе, как вспоминала только что отправившаяся в путешествие женщина, именно эти ворота доставляли неприятности. Три рабочих дня из пяти сеть отказывалась автоматически принимать нужную форму, и Сааш в состоянии «шага вбок» пришлось часами «вручную» управлять воротами, выслушивая при этом претензии непонятливых путешественников. Ее комментарии о происшествии заставили бы Рхиоу покраснеть, будь это физически возможным: ругательства, произносимые тихим голоском Сааш, звучали особенно непристойно.
Рхиоу улыбнулась при воспоминании об этом и мысленно произнесла:
– Сааш!
После паузы донесся ответ:
– Слушаю.
– Я сейчас у твоих любимых ворот. Отправляюсь на Нижнюю Сторону, чтобы проверить: неполадки северных ворот не связаны с остальными.
Рхиоу на расстоянии ощутила, как передернулась Сааш.
– Что ж, лучше тебе туда отправиться, чем мне.
– Как наш найденыш?
– Все еще спит. Не тревожься, Рхи: Урруах рядом, если что-нибудь понадобится.
– Ну тогда дай.
– Тебе тоже. И будь осторожна!
Рхиоу почувствовала, как соединившая их связь прервалась. Она посмотрела на ворота; сеть была неподвижна, ее цвета сделались неяркими. Рхиоу протянула лапу и ухватила одну из струн – ту, которая управляла включением ворот. По всей сети пробежали вспышки света: структура проверяла собственную исправность. Потом остался только один небольшой светящийся контур – «дерево» со многими «ветвями» и единственным «стволом» внизу.
Рхиоу одним когтем потянула струну-«ствол». Струна замерцала: она проверяла полномочия Рхиоу, поскольку доступ в эту часть структуры был разрешен немногим.
Рхиоу продолжала удерживать струну. Энергия хлынула по когтю в лапу и дальше – начался поиск разрешения, дарованного Рхиоу Высшими Силами. Оно скоро нашлось вместе с собственным воспоминанием Рхиоу о принесенной клятве: магические силы видели их как смешение огня жизни и огня мысли в мозгу Рхиоу. Все было в порядке, и обжигающее прикосновение магии, покинув тело кошки, переместилось на сеть струн, образующую ворота. Занавес снова замерцал и принял вогнутую форму; затем повисшая в воздухе сфера раскрылась.
Теплый зеленый полумрак, переходящий в мягкие бурые тона, золотые солнечные лучи, местами пронизывающие тень… И запах… Рхиоу не стала медлить; одним прыжком она преодолела пространство ворот и взмахом хвоста закрыла их за собой.
Ее лапы коснулись мха, пружинящего, густого. Рхиоу приземлилась бесшумно, но тяжело, как всегда, забыв об ожидающей ее перемене до того момента, когда она совершилась, и тут же, тоже как всегда, поразившись тому, что до сих пор могла выносить свое прежнее состояние – жизнь в теле, которое даже среди Народа считалось совсем небольшим. Рхиоу подняла лапу, которой только что хватала управляющую воротами струну. Лапа стала в десять раз больше, каждый коготь в длину был теперь не меньше дюйма; отпечаток в мягком мху в ширину не уступал величине кисти человеческой руки. Рхиоу бросила недоверчивый взгляд через плечо, чтобы удостовериться: цвет ее меха не изменился. Да, она по-прежнему была черной, как ночь; перемену еще и в этом ей было бы трудно вынести.
Рхиоу стояла среди высоких, как колонны, коричневых стволов с грубой корой; высоко над ее головой переплетались ветви с растопыренными во все стороны, подобно пальцам руки эххифа, кисточками игл. Сквозь сплошной полог солнца видно не было, хотя кое-где вдали просветы позволяли пробиваться узким лучам; солнечный свет лужицами растекался по рыжему ковру опавшей хвои. Рхиоу направилась туда, где деревья росли реже; там более яркое голубоватое освещение и шелестящий ветвями ветерок сулили прохладу.
Через несколько минут заросли кончились, и Рхиоу оказалась на поросшем мхом скальном выступе. Возвышенность позволяла окинуть взглядом широкую панораму девственного мира. Рхиоу сделала глубокий вдох. Свежесть, которую нес ветер, колеблющий вершины деревьев, ничем не напоминала атмосферу Нью-Йорка: Рхиоу дышала воздухом юного мира, полным легкого чистого привкуса соли. В синем безоблачном небе солнце стояло уже довольно низко: день клонился к вечеру. Предзакатное сияние золотило бесконечные раскинувшиеся вокруг зеленые холмы.
Здесь стояло лето. Лето стояло здесь всегда. Солнце мягко согревало шкуру Рхиоу; ей хотелось понежиться в этих ласковых лучах. Теплый ветерок приносил сюда запах соли и водорослей от раскинувшегося на востоке океана, переливающегося золотыми отблесками. Всюду вокруг, кроме редких утесов вроде того, на котором стояла Рхиоу, расстилалась пышная зелень субтропического леса. Мир был первозданным – его еще не изменили колебания магнитных полей, перемещение полюсов, климатические катаклизмы. Был ли это тот же самый мир – точнее, его далекий предок, – что и собственный мир Рхиоу, или параллельная вселенная, расположенная ближе к центру мироздания, Рхиоу не знала; она полагала, что и никто точно не мог бы сказать. Разницы, впрочем, это не составляло. Значение имело другое: здесь были корни ее мира, его основа. Здесь царили единство и простота; суша еще не разделилась на материки, от океана до океана простиралась теплая зеленая пелена лесов и травянистых равнин. Тишину нарушал лишь шелест ветра в ветвях деревьев да редкий далекий хриплый рык: один из родичей Рхиоу, могучий хищник этого древнего мира, выкрикивал свое имя или имя своей жертвы.
Услышав угрожающее рычание, Рхиоу поежилась, но тут же сама над собой посмеялась. Предками Народа были львы и саблезубые тигры, населяющие здешние густые леса; возможно, впрочем, что Народ по доброй воле отказался от размера и силы ради других достоинств. Как бы то ни было, когда кто-то из Народа теперь являлся сюда, размер его тела соответствовал величине души, отражая мощь, которой обладали кошки в древние времена. Рефлексы могли заставлять Рхиоу опасаться встречи с кем-то из населяющих этот мир хищников, но размером и силой она им не уступала.
Рхиоу оглядела окрестности. Примерно на полмили ниже и в миле к востоку от той скалы, на которой она стояла, Река падала с высоты величественным водопадом, который заставил бы, подумала Рхиоу, мучиться завистью современные ей речушки, такие, как Миссисипи или Янцзы. В ее собственном времени и мире Река превратилась в Гудзон, древний, широкий, спокойный. Сейчас же она обрушивалась стеной воды в полмили шириной с обрыва, которому в будущем предстояло стать континентальным шельфом. Рев падающей с высоты полутора миль воды был оглушающим. Пена кипела в гигантском котле у подножия обрыва; им начиналась цепь порогов и перекатов в пробитом Рекой каньоне, ведущем к туманному морю. Облако брызг, на которые разбивался поток при падении, было таким огромным, что постоянно висящая в нем радуга шириной не уступала острову Манхэттен.
Острову Манхэттен… Рхиоу оглянулась на север, и взгляд ее устремился вверх. Бесконечным векам предстояло изменить ландшафт, дрейф континентов должен был разорвать сушу на части. Куски земной коры выпячивались вверх, уходили вниз, становились морским дном, но на протяжении всех геологических эпох одна гора на побережье не сдавалась. Ее мощное основание, базальтовая глыба в десять квадратных миль сотрясалось землетрясениями, накренялась при образовании Северной Америки, вокруг нее громоздили валуны и гальку наступающие ледники, ее захлестывали воды таявших полярных ледяных шапок. В том мире, где сейчас находилась Рхиоу, ничего этого еще не случилось. И даже когда случится, жители Нью-Йорка будут помнить – не зная источника своих воспоминаний – и называть это место Скалой.
Рхиоу продолжала смотреть вверх. Она находилась совсем близко от подножия Горы и потому не могла видеть ее вершины. Невозможно было определить высоту этой великанши. Ее склоны, покрытые лесом, уходили ввысь, как стены, подпирающие небо на севере. Росшие здесь деревья со светлой корой, гиганты в несколько сотен футов обхватом, стали прародителями тех лесов, что покрывали равнину. Стройными рядами уходили они вверх по склонам, пока не сливались вдали в зеленое облако. Из этого облака там, где каменный пик начинал сужаться, вырывалась как бы стрела, ясно различимая даже на таком расстоянии: Дерево, самое древнее из всех и, как гласила легенда, самое первое.
Рхиоу с благоговением взирала на Дерево. Кто знает, возможно, когда-нибудь у нее появится время взобраться на Гору и взглянуть на эти ветви, посидеть в их тени, прислушаться к голосам, которые, если верить сказаниям, доносятся из великого зеленого безмолвия. Но не сейчас, а скорее всего и не в этой жизни; разве что, если повезет дойти до таких пределов в девятой жизни… И так находиться здесь было для Рхиоу опасно: никто не мог безнаказанно надолго покидать собственное время и пространство.
Впрочем, сейчас Рхиоу могла позволить себе насладиться видом Дерева и древнего Манхэттена – живой реальности, которой закованный в сталь и бетон остров ее мира служил всего лишь призрачным механическим отражением. То ли высокомерие, то ли какое-то смутное желание заставляло эххифов строить небоскребы, строить, не понимая, почему никакой результат не утоляет честолюбия, не осознавая, какое воспоминание они стремятся вновь вызвать к жизни. Эххифы пришли сюда недавно, они были еще совсем юным видом, когда мир изменился и холод и камень вытеснили тепло и изобилие тропического леса. В этом, конечно, была вина Одинокой Силы. Лишь самые древние легенды эххифов туманно говорили о трагически ошибочном выборе, сделанном в древности, о печали по безвозвратно утраченному, о Дереве…
Рхиоу вздохнула и отвернулась от зачарованной картины, которую разворачивал перед ней древний мир. Нужно было заняться тем, ради чего она сюда пришла, прежде чем пребывание в чужом времени и пространстве причинит ей вред.
Рхиоу бесшумно вернулась в полумрак под деревьями и двинулась к огромным скалам у подножия Горы. Мысль об Одинокой Силе заставила ее снова вспомнить об Арху.
Не приходится сомневаться в том, чей голос он слышал, по крайней мере сначала, – подумала она. Рхиоу всегда узнала бы его – голос, который разбудил ее сегодня утром, голос, который всегда обращался к магам от имени Вечных Сил, нашептывая им о великом искусстве и суровом испытании, а потом, если неофиту удавалось выжить, обучая магии и сообщая о поручениях. Согласно традиции, считалось, что говорившей была Храуа Молчаливая, дочь Иау, которой та поручила сотворение мира и надзор за тем, чтобы законы его не нарушались. Рхиоу никогда не подвергала это сомнению: голос, который она «слышала», имел «женские» интонации, а звучавший в нем юмор вполне соответствовал тем преданиям об удовольствии, которое получала Храуа от создания порядка из хаоса.
Однако вопрос все-таки оставался: кто разговаривал с Арху вторым? Прародительница имела и других дочерей; одна из них тоже занималась магией, и ее методы были странными, а намерения часто двусмысленными – и редко направленными к пользе конкретного мага…
Рхиоу подошла к осыпи, которая тянулась до самого подножия скалы. На деревьях, которые здесь росли, остались следы старых камнепадов, и среди опавшей хвои лежали валуны. Мягкий бурый ковер становился все тоньше, пока не переходил в голый камень. На верху склона, безмолвные и темные, зияли входы в пещеры.
Рхиоу поднялась по откосу, помедлила на засыпанной щебнем огромной каменной плите, служившей порогом, и заглянула внутрь. В пещере, по крайней мере поблизости от входа и там, где в неподвижном холодном воздухе висели базовые структуры нью-йоркских ворот – мерцающее переплетение струн и силовых линий, – было достаточно светло.
Рхиоу села на пол и стала просто смотреть на перебегающие по сети огоньки – так она делала всегда, попадая в пещеру. Одним из первых заданий, которые она получила, еще только осваивая магию, было запомнить, как выглядят эти паттерны. Во время испытания выяснилось, что Рхиоу обладает способностями именно к такому виду работы, и, чтобы развить ее талант, Вечные Силы приставили к ней старого Ффайрха. Она хорошо помнила, как в первый раз сидела здесь с ним, нетерпеливо – и от наслаждения своим могучим новым телом, и от желания запустить когти в пульсирующие энергией переплетения и попробовать что-то изменить в них, – перебирая лапами.
Ффайрх взглянул на нее насмешливо блеснувшими глазами, и Рхиоу замерла в неподвижности. Ффайрх в их родном мире ничем не выделялся – тощий черно-белый кот даже без почетных шрамов на морде, с искривленной задней лапой: когда-то его сбила машина. Здесь же тело отражало свойства души, и Ффайрх был огромным мохнатым зверем с клыками, каждый из которых был длиннее всего тела Рхиоу до ее преображения. Его величие подавляло, и досадливая усмешка в янтарных глазах, которая в окрестностях пути 116 нью-йоркского вокзала показалась бы всего лишь странной, здесь обретала опасное качество.