Страница:
Таким же образом сэр Малькольм представил Тоби всю или почти всю гвардию Кэмпбеллов. Мальчишки-рекруты не старше Хэмиша лучше разбирались в мечах и ружьях, чем он, а уж о ветеранах и говорить нечего. Каждый человек в замке мог научить его чему-нибудь и, казалось, горел желанием сделать это. Он интриговал их — он был героем, беглецом и юным великаном. Они занимались им по очереди. День превратился в бесконечную череду бросков и захватов… арбалет и лук… пистолет и мушкет… рапира, сабля и короткий меч… фитильный затвор и кремневый затвор…
Вскоре он понял, что для них это своего рода игра, соревнование — кто первым доведет его до полного изнеможения. Отлично — пусть попробуют! Ясное дело, им это не удавалось. Он обладал выносливостью мула, всегда готовый начать все сначала, едва переведя дух. В фехтовании он даже добился сдержанных похвал за свою недюжинную силу, хотя для отличного фехтовальщика ему недоставало скорости. Палицей он и так владел неплохо, а в борьбу включился с энтузиазмом летучей мыши, вылетевшей поохотиться на мошек. В очередной короткий перерыв, как ему казалось, где-то около полудня, он вдруг сообразил, что скоро стемнеет. Когда он вернулся в маленькую комнатку, которую они делили с Хэмишем, свечи почти догорели, а его сосед спал без задних ног, вытянувшись на спине с открытой книжкой на груди.
Утром все тело отчаянно болело, но первые же десять минут, проведенные на мате с Нилом Большим, привели его в норму.
После обеда, упражняясь на мечах с Гэвином, он увидел кругленькую фигуру отца Лахлана, облокотившегося о пустой бочонок из-под пороха в углу. Когда фехтовальщики разошлись на перерыв, Тоби подбежал к нему и опустился на одно колено, с трудом переводя дух.
Священник улыбнулся ему поверх очков:
— По ширине твоей улыбки я вижу, что тебе здесь нравится, сын мой?
Тоби кивнул — кивать было легче, чем говорить.
— Дурных снов больше не было?
Тоби мотнул головой.
— Ты здорово выкладываешься. Знаешь, Тобиас, если припомнить, я ни разу не видел тебя совсем обессиленным.
Тоби усмехнулся:
— Что… вы… имели в виду… когда… сказали Рори… что я могу… натворить неприятностей?
— А… — Коротышка нахмурился. — Я серьезно обеспокоен. Ты показывал сверхчеловеческую силу, но она тебе не подвластна, верно? Ты не хотел, чтобы это происходило. До сих пор все ограничивалось чудесными избавлениями, но можем ли мы надеяться, что так будет и дальше? Представь себе, что будет, если сэр Малькольм со своими людьми попробует арестовать тебя?
Мысль была не из самых приятных. Тоби отер пот со лба.
— Я могу покалечить их?
— Возможно. Ты можешь просто исчезнуть с их глаз, а можешь обрушить замок им на головы. Я не знаю, и ты тоже не знаешь. — Отец Лахлан поправил очки. — Послушай-ка, хоть это только предположение: леди Вальда пыталась наложить на тебя заклятие, и что-то у нее получилось не так. Искусства, в которых она преуспела, опасны, так что в этом нет ничего странного. Как я уже говорил, она не смогла полностью подчинить тебя своей воле. Она приказала демону заставить тебя сделать то, что ей нужно. Она могла дать ему приказ защищать тебя от внешней опасности, верно? И каким-то образом этот приказ оказался главным, так что демон защищает теперь тебя даже от нее. Короче, Тобиас, я не верю, что тебе слишком угрожает опасность смертного приговора, но, боюсь, любого, кто попробует привести его в исполнение, может ожидать сюрприз!
В теории отца Лахлана явно имелись слабые места. Какое отношение, например, имеет ко всему этому «Сюзи»?
Старик заметил его сомнения.
— Это всего только предположения, и я приму любые возражения. Демонические силы ограничены расстоянием. Если демон, которого она призывала, был заключен в камень на рукояти кинжала, она должна была отдать тебе этот кинжал, чтобы ты не расставался с ним, — но не дала, верно? Тогда где он, этот демон? Как ему удается оставаться с тобой?
— Не знаю, отец.
— Я тоже! Но я все еще верю в то, что нам надо как можно быстрее доставить тебя в монастырь, пока ничего не случилось. Ладно, я вижу, этот бедный старичок ждет, когда ты кончишь увиливать от дела.
— Бедный старичок? Гэвин? Да у него выносливости больше, чем у горного козла!
На следующее утро он с радостью увидел, что погода ухудшилась. Он начал беспокоиться о Мег, удивляясь тому, что она так долго не приходит проведать его, пока сам он связан по рукам и ногам. Он собрался спросить о ней Хэмиша, но и тот пропадал где-то целый день.
Им отвели на двоих маленькую круглую комнатку на верху одной из башен. В ней слегка сквозило и не было никакой мебели, кроме двух набитых соломой тюфяков, но это мало их смущало. Вечером, накрываясь пледом, он услышал сонное приветственное бормотание — довольное урчание книжного червя, посвятившего целый день изучению книг и надеющегося провести за этим занятием еще много, много дней.
— Не спишь?
— Ммммф! — То есть нет.
— Хэмиш, ты знаешь, как зернят порох?
— Мммф! — То есть да.
Тоби свернулся калачиком.
— Знаешь, как подстраивают стрелу под лук?
Последовала пауза.
— Ну знаю, — произнес чуть менее сонный голос. — А что? Зачем ты хочешь это знать?
— Я не хочу. Я уже знаю. — Он в отчаянии уставился в темноту.
Хэмиш его не понял, что было неудивительно. Он зевал во весь рот.
— Давай рассказывай, если хочешь, но я и так читал об этом когда-то.
— Я не хочу рассказывать.
Снова раздраженное фырканье.
— Ты будишь меня, чтобы сказать, что не хочешь рассказать, как подстраивают стрелу? Ты давно собирался это сделать или только что придумал?
— Извини. Ты видел Мег?
— Не о чем говорить. Она гуляла сегодня с леди Лорой на закате. Я слышал, как она поет в зале. — Зевок. — С ней все в порядке.
— О… Хорошо. Я просто так спрашивал. Извини, что разбудил. Спи.
— Спать? Теперь? После того, как ты ведешь себя…
— Как?
— Ох, ничего. Спокойной ночи, Тоби.
Комнатка была совсем маленькая. Тоби вытянул длинную руку, нашарил ухо и ухватил его большим и указательным пальцами.
— А этого хочешь? Сейчас оторву!
— Ууууй!
— Хочешь, дерну?
— Ладно! Ладно! Пусти! Спасибо. О чем это я говорил?
— Ты собирался сказать мне что-то насчет того, как я себя веду.
— Ох, не настолько же я спятил! — Зашуршала солома, и Хэмиш хихикнул, укрывшись за тюфяком. — Я тебя почти и не видел с тех пор, как мы здесь. Но… почему ты спрашивал меня про зернение и стрелы?
— Это интересно, — упрямо сказал Тоби.
— Что-то это не в твоем духе интересоваться вопросами «как». Я мастер учиться, ты мастер делать. — С минуту он молчал, потом в темноте замаячило белое пятно его лица. — Ты это хотел сказать, да?
— Да, — признался Тоби. — Они объясняют мне — и я запоминаю это! Мне это даже интересно! Со мной никогда такого не бывало. Твой па говорил, что ученика хуже меня у него не было.
Хэмиш громко рассмеялся:
— Это ужасное преуменьшение! Я никогда не забуду свой первый день в школе! Мне тогда исполнилось пять, кажется. Тебе было около восьми, верно? Я помню, что уже тогда ты был самым большим в школе, и в тот день па пытался объяснить тебе таблицу умножения. Я тогда уже знал ее, ясное дело
— я научился читать в три года, — и ни за что не мог поверить, чтобы такой здоровый парень так мучился с ней. И па тоже! Я никогда до тех пор не видел его по-настоящему сердитым. Я почти не узнавал его. Я даже плакал из-за того, что мой па так вел себя: визжал, кричал на тебя, даже порол. Там сидели дети со всей деревни, и он потратил на тебя больше времени, чем на всех нас, вместе взятых, но я не думаю, чтобы ты, выходя из школы, знал хоть капельку больше того, что знал с утра. А ведь ты получил не меньше дюжины розог.
— Только дюжину? Я всегда считал, что провел день впустую, если не доводил число до двух десятков. — Он хвастал, конечно, но не слишком. — Пять лет борьбы! Я все надеялся, что он признает меня полным идиотом и оставит в покое.
— Но он знал, что ты притворяешься, потому и не выгнал тебя. Не представляю, как ты выдержал все это.
— Я знаю, что он приходил домой и плакал, — мне Эрик рассказывал. Это меня поддерживало: как же, он плакал, а я нет. Я до сих пор сплю лицом вниз — по привычке.
— Когда ты закончил школу, па сказал, что ты победил: он не научил тебя ничему.
Лестно слышать!
— О, кое-что он в меня все-таки вдолбил, — честно признался Тоби. — Например, английский язык. — Даже в детстве он понимал, что это нужно, так что позволил обучить себя этому. На то и существует школа, ради этого написан закон об образовании. — Но очень скоро я ухитрился забыть почти все. А теперь посмотри на меня! Я запоминаю новые вещи! Я учусь новым вещам! Это на меня не похоже! Я околдован!
— Не думаю, — сонно ответил Хэмиш. — Просто то, чему па пытался научить тебя, было тебе неинтересно. И потом каждый раз, когда ты понимал-таки что-то, ты считал себя проигравшим, верно? Но то, чему учат тебя здесь, — это то, что ты хотел знать. Так что каждый раз, когда ты понимаешь что-то, ты чувствуешь, что ты выиграл. Вот и вся разница! Что до меня, то мне интересно почти все, особенно если об этом написано в книгах — все, кроме семьи. Каждый раз, когда ма хочет, чтобы я вызубрил всех наших родичей, я все равно что тупею. «Тупой, как Тоби Стрейнджерсон», — так она говорит.
— Правда? Неужели так и говорит? — Приятно было сознавать, что в учительской семье его не забыли даже спустя столько лет.
— Все так говорят. Твое невежество вошло в пословицу во всем глене, правда! Но, по-моему, ты просто очень разборчив в том, что хочешь знать. Ты не глуп просто ты запоминаешь только то, что тебе нужно.
— Мммф! — сонно буркнул Тоби в подушку. Странно думать о себе не как о тупице. Чуть позже Хэмиш сказал что-то еще, но он уже был слишком далеко, чтобы расслышать…
На следующее утро дождь прекратился, но северо-западный ветер срывал с волн в заливе клочья пены. Сэр Малькольм предложил поучиться верховой езде. Тоби сменил плед на штаны с курткой и отправился вместе с ним на конюшню. К обеду он брал пятифутовые барьеры.
— Абсолютное бесстрашие, — проворчал смотритель.
У Тоби, не хватило духу признаться, что на самом деле это всего лишь отсутствие воображения. У тупости, оказывается, есть свои преимущества.
Когда он вернулся на кухню, то увидел там Мег. Она сидела за столом, а вокруг роем вились человек десять молодых гвардейцев. Она натянуто улыбалась им: Красавчику Уиллу, Йену из Клахана и остальным. Тоби быстренько подошел к ним со спины. Он столкнулся с Уиллом, ненароком заехал локтем по почкам Йену и совершенно случайно отдавил ногу Робу Долговязому.
— Прошу прощения! — процедил он. — Я не всегда такой неуклюжий.
Они внимательно посмотрели на него, извинились и пересели за другой стол.
— Приятно видеть тебя, Мег… Чего это ты так свирепо смотришь?
— Я? Свирепо? Вовсе нет!
Еще как да!
Ее платье было гораздо проще того, неописуемого, в котором он видел ее в прошлый раз, — простая зеленая шерсть в складку, без рукавов. Волосы она опять заплела в косы — она снова превратилась в деревенскую девушку, но — о, как она была хороша!
Он задыхался, здоровый битюг! Язык у него словно отсох.
— Я беспокоился о тебе.
— О? Ну, ты ведь знал, где я, разве нет?
— Да, но… Ну, мне приходится оставаться в казарме.
— Тут тысяча слуг. Мог бы написать мне записку, если хотел поговорить со мной.
— До этого я не додумался.
— О чем ты беспокоился?
Он был так рад видеть ее — чего же она так сердито смотрит на него?
— Просто не знал, все ли у тебя в порядке.
— В порядке? — Мег визгливо засмеялась. — В порядке? Когда я живу в замке, как настоящая леди? Что у меня может быть не так? Единственное, что не так, — это то, что в один прекрасный день мне придется снова проснуться дочкой коптильщика и вернуться к обдиранию туш.
— Наслаждайся пока можешь! — Как он, например. — Что Рори, ведет себя порядочно?
— Ах, вот что? Лорд Грегор — образцовый джентльмен.
Именно этого он и боялся. Она отвернулась, но он заметил, как порозовела ее щека.
— Что не так? Я хочу сказать, если тебя что-то беспокоит, я… — Что я? Он здесь такой же пленник, как она. Он не смог бы сделать ничего.
— Тоби! — прошептала она, сделавшись вдруг так непохожей на знакомую Мег Коптильщицу. — Он говорит, он любит меня!
— Надеюсь, ты ему не веришь?
— Ни один мужчина еще не говорил мне этого!
Ох, проклятие! Он облокотился на стол и уронил голову на руки так, чтобы смотреть не на нее, а в стол.
— Мег, — прошептал он, обращаясь к своим бицепсам, — Мег, дорогая! Я могу заработать кучу денег в Англии. Я сберегу их все. Через несколько лет
— прежде, чем мне вышибут все мозги, — я вернусь в Шотландию, арендую несколько акров земли, куплю лошадь и плуг. Потом найду себе девушку, и женюсь на ней, и сделаю ее счастливой, очень счастливой. У меня никогда не было семьи. Я хочу любить: жену, детей. Я буду лучшим мужем и отцом, какие только бывают. Я сильный. Я могу работать за троих, я не пропаду. И я не буду ничьим человеком, только своей жены, и буду всегда верен ей. Но сегодня я не могу просить ни одну девушку поверить в эту мечту.
— Сколько лет? Пять?
Он поднял взгляд. Почему ее глаза так сияют? Неужели она хочет, чтобы он говорил о любви? Он ведь не знает даже, что такое дружба, не говоря уж о любви.
— Не меньше, — ответил он. — Возможно, десять. Прости — я не мастер изящно говорить.
— Что ты хочешь этим сказать, Тоби Стрейнджерсон?
— Я хочу сказать, что он мошенник со змеиным языком. Он вырос при дворе, а ты ведь знаешь, какие там у них нравы! Ты сама говорила мне, что он двуличный. Он тебя запутает. Он попробует… Я хочу сказать, он уговорит тебя… Ты ведь не все про него знаешь!
Она тряхнула головой, отчего косы ее взметнулись, словно кнуты.
— Нет, знаю! Я знаю, что он джентльмен, — это больше, чем я знаю о тебе. Он обходителен, образован…
— О, правда? — перебил он ее. — А я просто здоровый увалень, который оказывается очень кстати, если тебя надо спасать от мужчин, которые слишком горячатся оттого, что ты дразнишь их, но который не богат и не умеет вести сладкие речи и одевать тебя в богатые платья?
Мег молча смотрела на него.
— Мне не надо было говорить этого, — пробормотал он.
Она встала.
— Нет, не надо было.
— Но ты же знаешь, чем это все кончится, Мег! Он получит от тебя все, что хочет, а потом выбросит тебя, потому что ты недостаточно хороша для него. Это все, чего он хочет, — только… ну, ты сама знаешь что.
— О! Ты просто грубый мужлан, Тоби Стрейнджерсон. Безмозглый мужлан! — Она почти кричала.
— Не приноси в глен новых ублюдков, Мег!
— Что? Как ты смеешь говорить мне такие вещи?
— Я не хотел…
— Нет, хотел! Ты назвал меня падшей женщиной!
— Нет, не называл! — Он тоже кричал во всю мочь. Его, наверное, слышно аж в Филлане. — Любая женщина может стать падшей, если… то есть только может… ну, если мужчина кружит ей голову своими словами и уговаривает… О демоны! Я обещал твоему отцу, что пригляжу за тобой!
— И поэтому упражняешься в стрельбе из мушкетов, да? И целыми днями рубишься на мечах? От тебя разит конюшней!
— Ты плачешь!
— Нет, не плачу! — Она резко повернулась и вышла.
Со всех сторон на него смотрели, ухмыляясь.
Он принялся за еду, не замечая, что ест.
Он нашел Хэмиша, сидевшего в одиночестве в углу, — тот ел и читал одновременно. Он присел к нему на скамью.
— Я хочу написать письмо!
Хэмиш удивленно посмотрел на него:
— Я не ослышался?..
— Можешь достать мне лист бумаги и перо?
— Украсть бумагу? — с сомнением в голосе произнес Хэмиш. — Бумага денежек стоит!
— И воск. И еще чернила.
Хэмиш послушно отправился в библиотеку и вернулся с листом бумаги и письменными принадлежностями. Тоби отказался от очередного урока фехтования и потратил всю вторую половину дня, сражаясь с бумагой и пером. Под конец он получил пять клякс, шесть подчищенных мест и три предложения:
«Мне жаль что я вел себя как мужлан.
Я просто боялся что тебя обидят и надеюсь ты меня простишь.
Твой верный друг, Тобиас Стрейнджерсон».
Он запечатал письмо воском и отдал пажу, чтобы тот доставил его по назначению. Потом бегом бросился в гимнастический зал и остаток дня швырял Нила Большого, как мешок овса.
На следующий день светило солнце, но никто не гнал его к заливу. Вместо этого они упражнялись в стрельбе из лука. Через час он сажал стрелы в яблочко с двух сотен шагов из стофунтового лука. К вечеру он узнал, что у него верный глаз в стрельбе из огнестрельного оружия, хотя понимал, что успехом своим в большой степени обязан грубой физической силе — эти тяжеленные ружья отдачей могли бы свалить с ног любого мула.
Ответа от Мег не было — ни в этот день, ни на следующий.
Он так и не знал, получила ли она его письмо.
7
Вскоре он понял, что для них это своего рода игра, соревнование — кто первым доведет его до полного изнеможения. Отлично — пусть попробуют! Ясное дело, им это не удавалось. Он обладал выносливостью мула, всегда готовый начать все сначала, едва переведя дух. В фехтовании он даже добился сдержанных похвал за свою недюжинную силу, хотя для отличного фехтовальщика ему недоставало скорости. Палицей он и так владел неплохо, а в борьбу включился с энтузиазмом летучей мыши, вылетевшей поохотиться на мошек. В очередной короткий перерыв, как ему казалось, где-то около полудня, он вдруг сообразил, что скоро стемнеет. Когда он вернулся в маленькую комнатку, которую они делили с Хэмишем, свечи почти догорели, а его сосед спал без задних ног, вытянувшись на спине с открытой книжкой на груди.
Утром все тело отчаянно болело, но первые же десять минут, проведенные на мате с Нилом Большим, привели его в норму.
После обеда, упражняясь на мечах с Гэвином, он увидел кругленькую фигуру отца Лахлана, облокотившегося о пустой бочонок из-под пороха в углу. Когда фехтовальщики разошлись на перерыв, Тоби подбежал к нему и опустился на одно колено, с трудом переводя дух.
Священник улыбнулся ему поверх очков:
— По ширине твоей улыбки я вижу, что тебе здесь нравится, сын мой?
Тоби кивнул — кивать было легче, чем говорить.
— Дурных снов больше не было?
Тоби мотнул головой.
— Ты здорово выкладываешься. Знаешь, Тобиас, если припомнить, я ни разу не видел тебя совсем обессиленным.
Тоби усмехнулся:
— Что… вы… имели в виду… когда… сказали Рори… что я могу… натворить неприятностей?
— А… — Коротышка нахмурился. — Я серьезно обеспокоен. Ты показывал сверхчеловеческую силу, но она тебе не подвластна, верно? Ты не хотел, чтобы это происходило. До сих пор все ограничивалось чудесными избавлениями, но можем ли мы надеяться, что так будет и дальше? Представь себе, что будет, если сэр Малькольм со своими людьми попробует арестовать тебя?
Мысль была не из самых приятных. Тоби отер пот со лба.
— Я могу покалечить их?
— Возможно. Ты можешь просто исчезнуть с их глаз, а можешь обрушить замок им на головы. Я не знаю, и ты тоже не знаешь. — Отец Лахлан поправил очки. — Послушай-ка, хоть это только предположение: леди Вальда пыталась наложить на тебя заклятие, и что-то у нее получилось не так. Искусства, в которых она преуспела, опасны, так что в этом нет ничего странного. Как я уже говорил, она не смогла полностью подчинить тебя своей воле. Она приказала демону заставить тебя сделать то, что ей нужно. Она могла дать ему приказ защищать тебя от внешней опасности, верно? И каким-то образом этот приказ оказался главным, так что демон защищает теперь тебя даже от нее. Короче, Тобиас, я не верю, что тебе слишком угрожает опасность смертного приговора, но, боюсь, любого, кто попробует привести его в исполнение, может ожидать сюрприз!
В теории отца Лахлана явно имелись слабые места. Какое отношение, например, имеет ко всему этому «Сюзи»?
Старик заметил его сомнения.
— Это всего только предположения, и я приму любые возражения. Демонические силы ограничены расстоянием. Если демон, которого она призывала, был заключен в камень на рукояти кинжала, она должна была отдать тебе этот кинжал, чтобы ты не расставался с ним, — но не дала, верно? Тогда где он, этот демон? Как ему удается оставаться с тобой?
— Не знаю, отец.
— Я тоже! Но я все еще верю в то, что нам надо как можно быстрее доставить тебя в монастырь, пока ничего не случилось. Ладно, я вижу, этот бедный старичок ждет, когда ты кончишь увиливать от дела.
— Бедный старичок? Гэвин? Да у него выносливости больше, чем у горного козла!
На следующее утро он с радостью увидел, что погода ухудшилась. Он начал беспокоиться о Мег, удивляясь тому, что она так долго не приходит проведать его, пока сам он связан по рукам и ногам. Он собрался спросить о ней Хэмиша, но и тот пропадал где-то целый день.
Им отвели на двоих маленькую круглую комнатку на верху одной из башен. В ней слегка сквозило и не было никакой мебели, кроме двух набитых соломой тюфяков, но это мало их смущало. Вечером, накрываясь пледом, он услышал сонное приветственное бормотание — довольное урчание книжного червя, посвятившего целый день изучению книг и надеющегося провести за этим занятием еще много, много дней.
— Не спишь?
— Ммммф! — То есть нет.
— Хэмиш, ты знаешь, как зернят порох?
— Мммф! — То есть да.
Тоби свернулся калачиком.
— Знаешь, как подстраивают стрелу под лук?
Последовала пауза.
— Ну знаю, — произнес чуть менее сонный голос. — А что? Зачем ты хочешь это знать?
— Я не хочу. Я уже знаю. — Он в отчаянии уставился в темноту.
Хэмиш его не понял, что было неудивительно. Он зевал во весь рот.
— Давай рассказывай, если хочешь, но я и так читал об этом когда-то.
— Я не хочу рассказывать.
Снова раздраженное фырканье.
— Ты будишь меня, чтобы сказать, что не хочешь рассказать, как подстраивают стрелу? Ты давно собирался это сделать или только что придумал?
— Извини. Ты видел Мег?
— Не о чем говорить. Она гуляла сегодня с леди Лорой на закате. Я слышал, как она поет в зале. — Зевок. — С ней все в порядке.
— О… Хорошо. Я просто так спрашивал. Извини, что разбудил. Спи.
— Спать? Теперь? После того, как ты ведешь себя…
— Как?
— Ох, ничего. Спокойной ночи, Тоби.
Комнатка была совсем маленькая. Тоби вытянул длинную руку, нашарил ухо и ухватил его большим и указательным пальцами.
— А этого хочешь? Сейчас оторву!
— Ууууй!
— Хочешь, дерну?
— Ладно! Ладно! Пусти! Спасибо. О чем это я говорил?
— Ты собирался сказать мне что-то насчет того, как я себя веду.
— Ох, не настолько же я спятил! — Зашуршала солома, и Хэмиш хихикнул, укрывшись за тюфяком. — Я тебя почти и не видел с тех пор, как мы здесь. Но… почему ты спрашивал меня про зернение и стрелы?
— Это интересно, — упрямо сказал Тоби.
— Что-то это не в твоем духе интересоваться вопросами «как». Я мастер учиться, ты мастер делать. — С минуту он молчал, потом в темноте замаячило белое пятно его лица. — Ты это хотел сказать, да?
— Да, — признался Тоби. — Они объясняют мне — и я запоминаю это! Мне это даже интересно! Со мной никогда такого не бывало. Твой па говорил, что ученика хуже меня у него не было.
Хэмиш громко рассмеялся:
— Это ужасное преуменьшение! Я никогда не забуду свой первый день в школе! Мне тогда исполнилось пять, кажется. Тебе было около восьми, верно? Я помню, что уже тогда ты был самым большим в школе, и в тот день па пытался объяснить тебе таблицу умножения. Я тогда уже знал ее, ясное дело
— я научился читать в три года, — и ни за что не мог поверить, чтобы такой здоровый парень так мучился с ней. И па тоже! Я никогда до тех пор не видел его по-настоящему сердитым. Я почти не узнавал его. Я даже плакал из-за того, что мой па так вел себя: визжал, кричал на тебя, даже порол. Там сидели дети со всей деревни, и он потратил на тебя больше времени, чем на всех нас, вместе взятых, но я не думаю, чтобы ты, выходя из школы, знал хоть капельку больше того, что знал с утра. А ведь ты получил не меньше дюжины розог.
— Только дюжину? Я всегда считал, что провел день впустую, если не доводил число до двух десятков. — Он хвастал, конечно, но не слишком. — Пять лет борьбы! Я все надеялся, что он признает меня полным идиотом и оставит в покое.
— Но он знал, что ты притворяешься, потому и не выгнал тебя. Не представляю, как ты выдержал все это.
— Я знаю, что он приходил домой и плакал, — мне Эрик рассказывал. Это меня поддерживало: как же, он плакал, а я нет. Я до сих пор сплю лицом вниз — по привычке.
— Когда ты закончил школу, па сказал, что ты победил: он не научил тебя ничему.
Лестно слышать!
— О, кое-что он в меня все-таки вдолбил, — честно признался Тоби. — Например, английский язык. — Даже в детстве он понимал, что это нужно, так что позволил обучить себя этому. На то и существует школа, ради этого написан закон об образовании. — Но очень скоро я ухитрился забыть почти все. А теперь посмотри на меня! Я запоминаю новые вещи! Я учусь новым вещам! Это на меня не похоже! Я околдован!
— Не думаю, — сонно ответил Хэмиш. — Просто то, чему па пытался научить тебя, было тебе неинтересно. И потом каждый раз, когда ты понимал-таки что-то, ты считал себя проигравшим, верно? Но то, чему учат тебя здесь, — это то, что ты хотел знать. Так что каждый раз, когда ты понимаешь что-то, ты чувствуешь, что ты выиграл. Вот и вся разница! Что до меня, то мне интересно почти все, особенно если об этом написано в книгах — все, кроме семьи. Каждый раз, когда ма хочет, чтобы я вызубрил всех наших родичей, я все равно что тупею. «Тупой, как Тоби Стрейнджерсон», — так она говорит.
— Правда? Неужели так и говорит? — Приятно было сознавать, что в учительской семье его не забыли даже спустя столько лет.
— Все так говорят. Твое невежество вошло в пословицу во всем глене, правда! Но, по-моему, ты просто очень разборчив в том, что хочешь знать. Ты не глуп просто ты запоминаешь только то, что тебе нужно.
— Мммф! — сонно буркнул Тоби в подушку. Странно думать о себе не как о тупице. Чуть позже Хэмиш сказал что-то еще, но он уже был слишком далеко, чтобы расслышать…
На следующее утро дождь прекратился, но северо-западный ветер срывал с волн в заливе клочья пены. Сэр Малькольм предложил поучиться верховой езде. Тоби сменил плед на штаны с курткой и отправился вместе с ним на конюшню. К обеду он брал пятифутовые барьеры.
— Абсолютное бесстрашие, — проворчал смотритель.
У Тоби, не хватило духу признаться, что на самом деле это всего лишь отсутствие воображения. У тупости, оказывается, есть свои преимущества.
Когда он вернулся на кухню, то увидел там Мег. Она сидела за столом, а вокруг роем вились человек десять молодых гвардейцев. Она натянуто улыбалась им: Красавчику Уиллу, Йену из Клахана и остальным. Тоби быстренько подошел к ним со спины. Он столкнулся с Уиллом, ненароком заехал локтем по почкам Йену и совершенно случайно отдавил ногу Робу Долговязому.
— Прошу прощения! — процедил он. — Я не всегда такой неуклюжий.
Они внимательно посмотрели на него, извинились и пересели за другой стол.
— Приятно видеть тебя, Мег… Чего это ты так свирепо смотришь?
— Я? Свирепо? Вовсе нет!
Еще как да!
Ее платье было гораздо проще того, неописуемого, в котором он видел ее в прошлый раз, — простая зеленая шерсть в складку, без рукавов. Волосы она опять заплела в косы — она снова превратилась в деревенскую девушку, но — о, как она была хороша!
Он задыхался, здоровый битюг! Язык у него словно отсох.
— Я беспокоился о тебе.
— О? Ну, ты ведь знал, где я, разве нет?
— Да, но… Ну, мне приходится оставаться в казарме.
— Тут тысяча слуг. Мог бы написать мне записку, если хотел поговорить со мной.
— До этого я не додумался.
— О чем ты беспокоился?
Он был так рад видеть ее — чего же она так сердито смотрит на него?
— Просто не знал, все ли у тебя в порядке.
— В порядке? — Мег визгливо засмеялась. — В порядке? Когда я живу в замке, как настоящая леди? Что у меня может быть не так? Единственное, что не так, — это то, что в один прекрасный день мне придется снова проснуться дочкой коптильщика и вернуться к обдиранию туш.
— Наслаждайся пока можешь! — Как он, например. — Что Рори, ведет себя порядочно?
— Ах, вот что? Лорд Грегор — образцовый джентльмен.
Именно этого он и боялся. Она отвернулась, но он заметил, как порозовела ее щека.
— Что не так? Я хочу сказать, если тебя что-то беспокоит, я… — Что я? Он здесь такой же пленник, как она. Он не смог бы сделать ничего.
— Тоби! — прошептала она, сделавшись вдруг так непохожей на знакомую Мег Коптильщицу. — Он говорит, он любит меня!
— Надеюсь, ты ему не веришь?
— Ни один мужчина еще не говорил мне этого!
Ох, проклятие! Он облокотился на стол и уронил голову на руки так, чтобы смотреть не на нее, а в стол.
— Мег, — прошептал он, обращаясь к своим бицепсам, — Мег, дорогая! Я могу заработать кучу денег в Англии. Я сберегу их все. Через несколько лет
— прежде, чем мне вышибут все мозги, — я вернусь в Шотландию, арендую несколько акров земли, куплю лошадь и плуг. Потом найду себе девушку, и женюсь на ней, и сделаю ее счастливой, очень счастливой. У меня никогда не было семьи. Я хочу любить: жену, детей. Я буду лучшим мужем и отцом, какие только бывают. Я сильный. Я могу работать за троих, я не пропаду. И я не буду ничьим человеком, только своей жены, и буду всегда верен ей. Но сегодня я не могу просить ни одну девушку поверить в эту мечту.
— Сколько лет? Пять?
Он поднял взгляд. Почему ее глаза так сияют? Неужели она хочет, чтобы он говорил о любви? Он ведь не знает даже, что такое дружба, не говоря уж о любви.
— Не меньше, — ответил он. — Возможно, десять. Прости — я не мастер изящно говорить.
— Что ты хочешь этим сказать, Тоби Стрейнджерсон?
— Я хочу сказать, что он мошенник со змеиным языком. Он вырос при дворе, а ты ведь знаешь, какие там у них нравы! Ты сама говорила мне, что он двуличный. Он тебя запутает. Он попробует… Я хочу сказать, он уговорит тебя… Ты ведь не все про него знаешь!
Она тряхнула головой, отчего косы ее взметнулись, словно кнуты.
— Нет, знаю! Я знаю, что он джентльмен, — это больше, чем я знаю о тебе. Он обходителен, образован…
— О, правда? — перебил он ее. — А я просто здоровый увалень, который оказывается очень кстати, если тебя надо спасать от мужчин, которые слишком горячатся оттого, что ты дразнишь их, но который не богат и не умеет вести сладкие речи и одевать тебя в богатые платья?
Мег молча смотрела на него.
— Мне не надо было говорить этого, — пробормотал он.
Она встала.
— Нет, не надо было.
— Но ты же знаешь, чем это все кончится, Мег! Он получит от тебя все, что хочет, а потом выбросит тебя, потому что ты недостаточно хороша для него. Это все, чего он хочет, — только… ну, ты сама знаешь что.
— О! Ты просто грубый мужлан, Тоби Стрейнджерсон. Безмозглый мужлан! — Она почти кричала.
— Не приноси в глен новых ублюдков, Мег!
— Что? Как ты смеешь говорить мне такие вещи?
— Я не хотел…
— Нет, хотел! Ты назвал меня падшей женщиной!
— Нет, не называл! — Он тоже кричал во всю мочь. Его, наверное, слышно аж в Филлане. — Любая женщина может стать падшей, если… то есть только может… ну, если мужчина кружит ей голову своими словами и уговаривает… О демоны! Я обещал твоему отцу, что пригляжу за тобой!
— И поэтому упражняешься в стрельбе из мушкетов, да? И целыми днями рубишься на мечах? От тебя разит конюшней!
— Ты плачешь!
— Нет, не плачу! — Она резко повернулась и вышла.
Со всех сторон на него смотрели, ухмыляясь.
Он принялся за еду, не замечая, что ест.
Он нашел Хэмиша, сидевшего в одиночестве в углу, — тот ел и читал одновременно. Он присел к нему на скамью.
— Я хочу написать письмо!
Хэмиш удивленно посмотрел на него:
— Я не ослышался?..
— Можешь достать мне лист бумаги и перо?
— Украсть бумагу? — с сомнением в голосе произнес Хэмиш. — Бумага денежек стоит!
— И воск. И еще чернила.
Хэмиш послушно отправился в библиотеку и вернулся с листом бумаги и письменными принадлежностями. Тоби отказался от очередного урока фехтования и потратил всю вторую половину дня, сражаясь с бумагой и пером. Под конец он получил пять клякс, шесть подчищенных мест и три предложения:
«Мне жаль что я вел себя как мужлан.
Я просто боялся что тебя обидят и надеюсь ты меня простишь.
Твой верный друг, Тобиас Стрейнджерсон».
Он запечатал письмо воском и отдал пажу, чтобы тот доставил его по назначению. Потом бегом бросился в гимнастический зал и остаток дня швырял Нила Большого, как мешок овса.
На следующий день светило солнце, но никто не гнал его к заливу. Вместо этого они упражнялись в стрельбе из лука. Через час он сажал стрелы в яблочко с двух сотен шагов из стофунтового лука. К вечеру он узнал, что у него верный глаз в стрельбе из огнестрельного оружия, хотя понимал, что успехом своим в большой степени обязан грубой физической силе — эти тяжеленные ружья отдачей могли бы свалить с ног любого мула.
Ответа от Мег не было — ни в этот день, ни на следующий.
Он так и не знал, получила ли она его письмо.
7
Было утро следующего дня. Тоби только что отзанимался борьбой, поэтому был одет в штаны. Теперь он добавил маску и пластрон, чтобы схватиться на коротких мечах с Гэвином Угрюмым — тот заработал свое прозвище благодаря неизменной мягкой улыбке. Ему было не меньше пятидесяти лет, но он все еще прыгал как кузнечик и владел клинком лучше любого в Шотландии. Они как раз собирались сойтись во второй раз…
— Перерыв! — объявил Гэвин.
Тоби стянул маску, обернулся и увидел Рори, одетого, как подобает одеваться жителям Горной Шотландии. Все на нем сверкало: от серебряного значка на шапке до блестящих башмаков и торчащего из чулка черного кинжала, означавшего, что другого оружия у него с собой нет.
— Милорд… — пробормотал Гэвин и почтительно удалился.
Рори прошел к окну.
— Я в восхищении, право, в восхищении! Ты достойный противник старине Гэвину!
Это замечание было столь приятно, что Тоби пришлось стиснуть зубы, чтобы не расплыться в улыбке. Он расшнуровал пластрон и с блаженным вздохом снял его — пластрон сидел на нем так плотно, что он с трудом в нем дышал.
— Я не могу достать его. Я пытался взять его измором.
Рори недоверчиво усмехнулся:
— И все? Даже мне не удавалось проделать это со стариной Гэвином! Ладно. У меня новости.
— Хорошие или плохие?
«Удалось ли вам уже соблазнить Мег?»
— Хорошие. Но прежде… ты еще не передумал? Если не копейщик, то как насчет сержанта? Малькольм говорит, он готов застрелить любых шестерых своих, только бы заполучить тебя.
Тоби покачал головой. Он ожидал чего-то вроде этого.
«Вы еще не разбили ее сердце?»
Они стали у окна, подальше от посторонних ушей. В серебристых глазах горел знакомый дьявольский огонек, и Тоби напрягся в ожидании подвоха.
Рори пожал плечами:
— Я говорил, что не найду человека, согласного содержать кулачного бойца, но оказалось, я по обыкновению поскромничал. Я нашел тебе одного. Он сейчас придет сюда.
— Кто это?
— Стрингер.
— Идет за наградой?
— Надеюсь, что нет, — вскользь заметил Рори, словно они говорили о какой-то ерунде. — Сотня марок для него не так уж много. А теперь слушай внимательно! Стрингер — купец. Он покупает товар здесь и доставляет его морем на юг. Через неделю он возвращается на зиму домой. Он достаточно богат и достаточно влиятелен, чтобы его не допрашивали в порту, как допросили бы тебя, решись ты плыть на корабле. Если мы уговорим его взять тебя на борт, ты будешь свободен и чист, ясно?
Уплыть в Англию? Ведь Тоби всегда именно об этом и мечтал, разве нет? Почему же сейчас ему не хочется туда плыть?
— Да, но…
— Сегодня отсюда можно разглядеть Круахан. Если только ветер не поменяется, корабль отплывет со следующим отливом. Сегодня за завтраком он обмолвился, что делает ставки на ринге. А потом объяснил, что у него имеется уже свой боец и что этот тип путешествует вместе с ним в качестве телохранителя. Он здесь, в Инверери! Бац! Гром и молния!
— При чем здесь молния? — осторожно поинтересовался Тоби.
— Меня озарило! Мне бы раньше догадаться! Стрингер из болельщиков, понял, дурья твоя башка? Он содержит бойцов. Он все разглагольствовал о деньгах, которые заработает зимой на этом своем Рэндалле. Я сказал ему, что знаю парня-хайлендера, который сделает его Рэндалла одной левой. — Серебристые глаза сияли.
— О, конечно, знаете, — пробормотал Тоби, ощущая в животе неприятный холодок. — Этот Рэндалл — какого он роста?
— Понятия не имею. Я говорил так, в принципе, ведь не может он быть больше тебя, правда? Я, конечно, сказал, что ставлю на тебя.
— Немного опрометчиво с вашей стороны.
Улыбка Рори сделалась угрожающей.
— Ерунда! Чемпион Страт-Филлана против сопливого сассенаха? Ты ведь не допустишь, чтобы меня считали лжецом, а?
— Я же его даже не видел, этого Рэндалла.
— Стрингер пошел за ним.
Подобное неожиданное изменение разработанного плана могло означать только одно — внезапное изменение обстоятельств, и случайная фраза за завтраком вряд ли служила основанием для этого — по крайней мере для Тоби. Может, эти господа и не видят тут ничего особенного?
— А что поделать с моим «живым или мертвым»? Я-то думал, мне надо прятаться от Стрингера, чтобы он даже не догадывался о моем присутствии.
— Сотня марок — капля в море по сравнению с тем, что Стрингер надеется в будущем заработать на тебе, если ты побьешь его человека. — Рори приподнял бровь. — Насколько я понимаю, именно об этом ты мечтал? Он твой пригласительный билет, мой друг с кулачищами! Он возьмет тебя с собой на юг и поможет добиться успеха, завоевать славу — обучит, будет организовывать поединки. Если потом тебе захочется от него уйти, что ж, это твое дело.
— Я не могу так поступить!
— Это уже тебе решать, — фыркнул Рори. — Я хочу сказать тебе только одно: если ты встретишься сегодня с его человеком и хорошо покажешь себя… Тебе даже не нужно выигрывать, достаточно произвести хорошее впечатление. Ты еще молод. Стрингер сможет вытащить тебя из Шотландии, как никто другой. А вот и он сам. Так ты готов к игре или нет?
Во всем этом был смысл. Это был вызов, от которого Тоби Стрейнджерсон не мог отказаться, да и не хотел. Что еще лучше, это был шанс сделать что-то для себя, вместо того чтобы полагаться на Рори, или леди Лору, или даже отца Лахлана. Если уж дело доходило до кулаков, он знал, что ему делать.
— Я всегда готов.
— Вот и молодец. — Рори перешел на английский. — Макс, старина, вот он, этот человек.
Тоби обернулся и поклонился джентльмену.
Мастер Максим Стрингер оказался высоким, ростом почти с Тоби, но исключительно худым. Он носил обтягивающие штаны, бриджи и отороченную мехом куртку поверх рубашки с жабо. Волосы были старательно уложены в тщетной попытке прикрыть небольшую лысину, а косичка перевязана серебряной нитью. Лицо его отличалось исключительно длинной верхней губой, но значительно менее выделяющимся подбородком. Он осмотрел Тоби с ног до головы, и на лице его выразилось презрение.
— Слишком молод, что скажете? Вы ведь знаете, если начать гонять жеребенка до срока, его легко сломать.
— Этого не сломаешь, — безмятежно возразил Рори. — Назовите ставки.
Человек, стоявший за спиной Стрингера, засмеялся, продемонстрировав рот, почти лишенный зубов. Он был массивен и лыс, не моложе сорока лет — не низкорослый, если мерить его общими мерками, но ниже Тоби. Зато весил он примерно столько же, ибо жир выпирал из-под пояса. Нос его был сломан, а одно ухо в несколько раз больше другого. Лицо казалось одним сплошным шрамом. Должно быть, это и был Рэндалл.
Значит, на стороне Тоби выносливость и рост. Ему нужно удержать соперника на расстоянии и взять его измором. Он попробовал разглядеть, в каком виде у соперника руки, но Рэндалл их успешно прятал.
На Рэндалле была рубаха без рукавов и короткие штаны, ноги — босы. На руке повыше локтя красовался вытатуированный якорь — впрочем, там хватило бы места всему морскому флоту, а косица его была просмолена. Значит, он моряк — это, пожалуй, не противоречило рассказу Рори.
Мастер Стрингер сунул руку в карман и достал оттуда стекляшку на шнурке. Перекосив лицо, он вставил ее в правый глаз и обошел Тоби со всех сторон, словно тот какая-нибудь кляча на рынке. Рори забрал у Тоби пластрон и рапиру, чтобы англичанин мог лучше рассмотреть его.
Оружейная тем временем наполнялась народом. Должно быть, слух о предстоящем бое уже просочился, ибо вдоль дальней стены выстроилась и росла на глазах цепочка людей. Среди них был и Хэмиш, похожий если не на привидение, то на того, кто им скоро станет.
— Гм… Многообещающе! — согласился Стрингер. — Руки производят впечатление. Но слишком уж молод — хрящи еще не отвердели. Что скажешь, Рэндалл?
— Я сломаю его, как былинку, сэр.
— Не сомневаюсь. Но если вы это всерьез, Рори… скажем, четыре сотни фунтов?
— Пусть уж будет пять, — невозмутимо кивнул Рори. — Хорошее, круглое число.
Тоби поперхнулся при мысли о том, какие деньги зависят от его умения молотить кулаками — и выдерживать боль, конечно. Последнее труднее. Разумеется, они установят и награду для самих бойцов, но на самом-то деле он будет драться за свою жизнь, так что ему грех просить еще и денег.
— Значит, пять! — уступил Стрингер. — И я поставлю еще сотню на то, что мальчишка не выстоит до десятого раунда.
— Перерыв! — объявил Гэвин.
Тоби стянул маску, обернулся и увидел Рори, одетого, как подобает одеваться жителям Горной Шотландии. Все на нем сверкало: от серебряного значка на шапке до блестящих башмаков и торчащего из чулка черного кинжала, означавшего, что другого оружия у него с собой нет.
— Милорд… — пробормотал Гэвин и почтительно удалился.
Рори прошел к окну.
— Я в восхищении, право, в восхищении! Ты достойный противник старине Гэвину!
Это замечание было столь приятно, что Тоби пришлось стиснуть зубы, чтобы не расплыться в улыбке. Он расшнуровал пластрон и с блаженным вздохом снял его — пластрон сидел на нем так плотно, что он с трудом в нем дышал.
— Я не могу достать его. Я пытался взять его измором.
Рори недоверчиво усмехнулся:
— И все? Даже мне не удавалось проделать это со стариной Гэвином! Ладно. У меня новости.
— Хорошие или плохие?
«Удалось ли вам уже соблазнить Мег?»
— Хорошие. Но прежде… ты еще не передумал? Если не копейщик, то как насчет сержанта? Малькольм говорит, он готов застрелить любых шестерых своих, только бы заполучить тебя.
Тоби покачал головой. Он ожидал чего-то вроде этого.
«Вы еще не разбили ее сердце?»
Они стали у окна, подальше от посторонних ушей. В серебристых глазах горел знакомый дьявольский огонек, и Тоби напрягся в ожидании подвоха.
Рори пожал плечами:
— Я говорил, что не найду человека, согласного содержать кулачного бойца, но оказалось, я по обыкновению поскромничал. Я нашел тебе одного. Он сейчас придет сюда.
— Кто это?
— Стрингер.
— Идет за наградой?
— Надеюсь, что нет, — вскользь заметил Рори, словно они говорили о какой-то ерунде. — Сотня марок для него не так уж много. А теперь слушай внимательно! Стрингер — купец. Он покупает товар здесь и доставляет его морем на юг. Через неделю он возвращается на зиму домой. Он достаточно богат и достаточно влиятелен, чтобы его не допрашивали в порту, как допросили бы тебя, решись ты плыть на корабле. Если мы уговорим его взять тебя на борт, ты будешь свободен и чист, ясно?
Уплыть в Англию? Ведь Тоби всегда именно об этом и мечтал, разве нет? Почему же сейчас ему не хочется туда плыть?
— Да, но…
— Сегодня отсюда можно разглядеть Круахан. Если только ветер не поменяется, корабль отплывет со следующим отливом. Сегодня за завтраком он обмолвился, что делает ставки на ринге. А потом объяснил, что у него имеется уже свой боец и что этот тип путешествует вместе с ним в качестве телохранителя. Он здесь, в Инверери! Бац! Гром и молния!
— При чем здесь молния? — осторожно поинтересовался Тоби.
— Меня озарило! Мне бы раньше догадаться! Стрингер из болельщиков, понял, дурья твоя башка? Он содержит бойцов. Он все разглагольствовал о деньгах, которые заработает зимой на этом своем Рэндалле. Я сказал ему, что знаю парня-хайлендера, который сделает его Рэндалла одной левой. — Серебристые глаза сияли.
— О, конечно, знаете, — пробормотал Тоби, ощущая в животе неприятный холодок. — Этот Рэндалл — какого он роста?
— Понятия не имею. Я говорил так, в принципе, ведь не может он быть больше тебя, правда? Я, конечно, сказал, что ставлю на тебя.
— Немного опрометчиво с вашей стороны.
Улыбка Рори сделалась угрожающей.
— Ерунда! Чемпион Страт-Филлана против сопливого сассенаха? Ты ведь не допустишь, чтобы меня считали лжецом, а?
— Я же его даже не видел, этого Рэндалла.
— Стрингер пошел за ним.
Подобное неожиданное изменение разработанного плана могло означать только одно — внезапное изменение обстоятельств, и случайная фраза за завтраком вряд ли служила основанием для этого — по крайней мере для Тоби. Может, эти господа и не видят тут ничего особенного?
— А что поделать с моим «живым или мертвым»? Я-то думал, мне надо прятаться от Стрингера, чтобы он даже не догадывался о моем присутствии.
— Сотня марок — капля в море по сравнению с тем, что Стрингер надеется в будущем заработать на тебе, если ты побьешь его человека. — Рори приподнял бровь. — Насколько я понимаю, именно об этом ты мечтал? Он твой пригласительный билет, мой друг с кулачищами! Он возьмет тебя с собой на юг и поможет добиться успеха, завоевать славу — обучит, будет организовывать поединки. Если потом тебе захочется от него уйти, что ж, это твое дело.
— Я не могу так поступить!
— Это уже тебе решать, — фыркнул Рори. — Я хочу сказать тебе только одно: если ты встретишься сегодня с его человеком и хорошо покажешь себя… Тебе даже не нужно выигрывать, достаточно произвести хорошее впечатление. Ты еще молод. Стрингер сможет вытащить тебя из Шотландии, как никто другой. А вот и он сам. Так ты готов к игре или нет?
Во всем этом был смысл. Это был вызов, от которого Тоби Стрейнджерсон не мог отказаться, да и не хотел. Что еще лучше, это был шанс сделать что-то для себя, вместо того чтобы полагаться на Рори, или леди Лору, или даже отца Лахлана. Если уж дело доходило до кулаков, он знал, что ему делать.
— Я всегда готов.
— Вот и молодец. — Рори перешел на английский. — Макс, старина, вот он, этот человек.
Тоби обернулся и поклонился джентльмену.
Мастер Максим Стрингер оказался высоким, ростом почти с Тоби, но исключительно худым. Он носил обтягивающие штаны, бриджи и отороченную мехом куртку поверх рубашки с жабо. Волосы были старательно уложены в тщетной попытке прикрыть небольшую лысину, а косичка перевязана серебряной нитью. Лицо его отличалось исключительно длинной верхней губой, но значительно менее выделяющимся подбородком. Он осмотрел Тоби с ног до головы, и на лице его выразилось презрение.
— Слишком молод, что скажете? Вы ведь знаете, если начать гонять жеребенка до срока, его легко сломать.
— Этого не сломаешь, — безмятежно возразил Рори. — Назовите ставки.
Человек, стоявший за спиной Стрингера, засмеялся, продемонстрировав рот, почти лишенный зубов. Он был массивен и лыс, не моложе сорока лет — не низкорослый, если мерить его общими мерками, но ниже Тоби. Зато весил он примерно столько же, ибо жир выпирал из-под пояса. Нос его был сломан, а одно ухо в несколько раз больше другого. Лицо казалось одним сплошным шрамом. Должно быть, это и был Рэндалл.
Значит, на стороне Тоби выносливость и рост. Ему нужно удержать соперника на расстоянии и взять его измором. Он попробовал разглядеть, в каком виде у соперника руки, но Рэндалл их успешно прятал.
На Рэндалле была рубаха без рукавов и короткие штаны, ноги — босы. На руке повыше локтя красовался вытатуированный якорь — впрочем, там хватило бы места всему морскому флоту, а косица его была просмолена. Значит, он моряк — это, пожалуй, не противоречило рассказу Рори.
Мастер Стрингер сунул руку в карман и достал оттуда стекляшку на шнурке. Перекосив лицо, он вставил ее в правый глаз и обошел Тоби со всех сторон, словно тот какая-нибудь кляча на рынке. Рори забрал у Тоби пластрон и рапиру, чтобы англичанин мог лучше рассмотреть его.
Оружейная тем временем наполнялась народом. Должно быть, слух о предстоящем бое уже просочился, ибо вдоль дальней стены выстроилась и росла на глазах цепочка людей. Среди них был и Хэмиш, похожий если не на привидение, то на того, кто им скоро станет.
— Гм… Многообещающе! — согласился Стрингер. — Руки производят впечатление. Но слишком уж молод — хрящи еще не отвердели. Что скажешь, Рэндалл?
— Я сломаю его, как былинку, сэр.
— Не сомневаюсь. Но если вы это всерьез, Рори… скажем, четыре сотни фунтов?
— Пусть уж будет пять, — невозмутимо кивнул Рори. — Хорошее, круглое число.
Тоби поперхнулся при мысли о том, какие деньги зависят от его умения молотить кулаками — и выдерживать боль, конечно. Последнее труднее. Разумеется, они установят и награду для самих бойцов, но на самом-то деле он будет драться за свою жизнь, так что ему грех просить еще и денег.
— Значит, пять! — уступил Стрингер. — И я поставлю еще сотню на то, что мальчишка не выстоит до десятого раунда.