Страница:
Набитый мукой мешок тяжело придавил ей колени. При ходьбе веревка больно резала ей плечи, но худшей из ее пыток был Чарак.
Чарак в своих многослойных одеждах вонял гораздо сильнее всех прочих. Он то и дело вопил, кривлялся и ухмылялся. Инос миллион раз прокляла Азака за такого спутника и приверженность к реализму. Она совсем не считала Чарака хорошей маскировкой, ибо он скорее привлекал к ней внимание, подчеркивая ее недостаток опыта в обращении с детьми. И потом, он казался слишком маленьким, чтобы быть старшим братом мешка с мукой, хотя, должно быть, Зана разбиралась в подобных вещах лучше Инос. Преимущества Чарака состояли лишь в том, что исходящая от него вонь отпугивала матросов, а постоянные опасения Инос уронить это маленькое чудовище не давали ей задумываться о чем-либо другом.
Инос понятия не имела, где находится Азак. Он отсутствовав, когда она ковыляла по скользким доскам полуразрушенного причала и устраивалась на этой омерзительной плавучей развалине. В последние минуты, пока она видела лагерь с лодки, она не заметила там высокой фигуры султана. Сперва лодка плыла в сторону берега, пока не встретилась с другими рыболовными судами, покачивающимися под порывами рассветного ветра. Затем она развернулась и скрылась среди мириадов таких же посудин. Инос предполагала, что место ее назначения находится где-то на севере или на юге от Араккарана, на побережье, но едва лодки миновали песчаную косу, дау отделилась от них, описала круг и вновь направилась к высокому берегу.
К тому времени стражники уже разобрали шатун и погрузили лошадей на маленький паром, который сновал туда-сюда по заливу, пыльная дорога через дюны, очевидно, была довольно оживленной и известной нищим бродягам и сладкоголосым торговцам, жертвами которых были честные работяги из деревень. Перевезти всех стражников и лошадей за один раз было немыслимо, и если Раша вздумает справиться о том, где находится султан или его гостья, ей понадобится долго искать, прежде чем она убедится, что их здесь нет. По крайней мере, теоретически это предположение было справедливо.
Теперь лодка вновь направлялась к пристани, неуклюже покачиваясь под усиливающимся ветром и почти не продвигаясь вперед; любая сухопутная крыса с первого же раза признала бы в ней дрянное судно. Старательно игнорируя судороги в животе, Инос не сводила глаз с Араккарана, озаренного рассветными лучами и прекрасного, как обещал Азак. Выстроенный подобно Краснегару на склоне, он во много раз превосходил северного собрата, сам склон был более крутым и неровным, строения не были выстроены из кирпича, бревен и черепицы, а блистали золотом и мрамором. Во всем Краснегаре насчитывалось ровно шесть деревьев, а в Араккаране буйная растительность занимала все незастроенное пространство. Даже высокий черный замок Иниссо не мог сравниться с сияющими куполами и минаретами дворца Азака, растянувшегося по плоскогорью. Несмотря на все неудобства, Инос восхитилась величием Араккарана.
Прошло немало времени, прежде чем верткая дау бросила якорь неподалеку от причала. Узкоглазый капитан заревел на свою оборванную команду, приказывая спустить парус. Ворча, матросы принялись за работу. Сальные шуточки сменились сдавленными ругательствами и звуками тяжелого дыхания.
С подозрительной внезапностью Чарак перестал вопить и Инос удивленно взглянула на него.
- Ну, что ты задумал теперь, маленький кошмар? - прошептала она.
В ответ Чарак звучно рыгнул и выпустил целый фонтан молока. На лбу Инос появился пот, внутри у нее все сжалось. Определенно это был самый худший момент путешествия.
К тому времени как Инос вновь овладела собой, Чарак уснул на ее плече, мирно посапывая, а лодка почти достигла причала. Инос пропустила возможность полюбоваться множеством громадных судов в гавани. Да, это путешествие отнюдь не предназначалось для осмотра достопримечательностей!
Лодка запрыгала у высокой стены, древние камни которой были покрыты слизью и бурыми водорослями. Вцепившись в Чарака так крепко, что он проснулся и вновь завопил эхом вторя ужасу Инос, чуть не теряя равновесие под тяжестью мешка, она неловко выбралась на берег по скользкой каменной лестнице. Лодка отчалила, прежде чем Инос успела одолеть первую ступеньку.
Несколько ржавых штырей, выступающих из стены, показывали, где некогда были перила - видимо, они исчезли когда-то давно и никто так и не удосужился заменить их. Пошатываясь под тяжестью ноши, неловко передвигаясь в длинном балахоне. Инос вцепилась в ближайший ржавый прут с острыми краями и держалась за него, пока мир вокруг не перестал кружиться. Волна накатила на ступеньки, подняв фонтан брызг. Чарак снова затих.
Медленно, с опаской Инос вскарабкалась на шумный причал и огляделась, потрясенная и растерянная. Что же дальше? Зана ничего ей не объяснила, сказала только, что о ней позаботятся. Несмотря на ранний час, на причале было многолюдно: туда-сюда сновали носильщики и матросы. Мулы и лошади, повозки и даже верблюды пробирались между тюками, ящиками и связками сетей. Сотни голосов выкрикивали приказы и ругательства, а сквозь них слышались ритмичные песни грузчиков.
По какой-то нелепой причине Инос чувствовала себя в опасности, оказавшись зажатой между морем и толпой на причале, но, сделав хотя бы шаг вперед, она рисковала попасть под копыта верблюдов. Мешок тоже был нелепостью - должно быть, она выглядела словно на восемнадцатом месяце беременности, хотя мешок было бы не разглядеть под просторным балахоном. Капюшон закрывал ей глаза; стоило оступиться на ступеньках, и она свалилась бы в воду. Ради самой себя, как и ради зловредного Чарака, Инос должна найти безопасное место, но одновременно она опасалась разминуться с теми, с кем должна встретиться. Тогда она безнадежно потеряется и ей останется только вернуться во дворец и сдаться на милость Раши. Наконец, Инос решила поискать убежища за высокими козлами с развешанными на них вонючими сетями, но прежде, чем успела сдвинуться с места, голос совсем рядом произнес пароль: "Бог Странников!"
Со вздохом облегчения Инос обернулась и обнаружила, что смотрит прямо в большие светло-карие глаза. Держа в руках узду, перед ней стоял невысокий, грязный и оборванный мужчина, которого она прежде никогда не видела. Его обветренное лицо заросло розовой щетиной и хранило неприветливую гримасу.
Инос и осел осмотрели друг друга со взаимным недовольством. Отцепив от себя Чарака, Инос передала его незнакомцу. Его ухмылка сменилась гримасой ярости - в Зарке женщины были обязаны сами справляться с детьми. Пожалев, что она не в состоянии открыто выражать свое мнение, Инос каким-то образом ухитрилась взгромоздиться в седло вместе с ребенком и мешком. Мужчина ударил осла палкой и направился по дороге, то и дело дергая узду.
Через несколько минут Инос сумела приспособиться к езде на костлявой и узкой спине, покрытой ерзающей попоной. Немного успокоившись, она выглянула из-под капюшона, стараясь не смотреть на ближайшие лица, чтобы никто не заметил ее непривычных для Зарка зеленых глаз.
Корабли почти не отличались от тех, что она видела в Краснегаре, а их команды - совсем напротив. Большинство матросов составляли краснокожие джинны, но Инос заметила и загорелых импов, и каких-то низкорослых человечков с серой кожей - она решила, что это, должно быть, карлики, так как гномы выглядели более массивными. Там и сям попадались джотунны высокие, гибкие и неизбежные в любом крупном порту Пандемии. Инос слышала крики - и оскорбительные, и насмешливые, ощущала запахи, которые могли бы занять ее на несколько часов: запахи рыбы и пряностей, скота и людей, горячего кофе и морской соли, и еще множество других, менее знакомых. Если бы не ребенок и не боязнь свалиться со спины осла, вероятно, она была бы очарована портовой суетой.
Ее проводник начал выбираться из толпы и наконец достиг строений, растянувшихся вдоль пристани. Он остановился рядом с грязным и шатким прилавком кофейни, где торговала женщина в такой же просторной одежде, как у Инос.
- Бог Странников, - произнесла она и потянулась за Чараком. По-видимому, Чарак ее не знал или наконец полюбил Инос, ибо последнее, что она услышала от него, был долгий, отчаянный рев. Что же, маленькое чудовище сослужило ей неплохую службу!
Теперь проводник Инос сменил направление, двинувшись туда, откуда они пришли, продолжая дергать веревку и периодически награждать пинками хладнокровного осла. У таинственной двери, откуда сильно пахло пряностями, он передал узду крупному бородатому мужчине и скрылся. Новый проводник даже не взглянул на Инос и медленным шагом повел осла в том же направлении.
Десять минут спустя его место занял третий мужчина. Безразлично покачиваясь на спине осла, Инос не стала рассматривать еще одного незнакомца, только мельком подумала, что сказал бы по этому поводу ее отец.
Внезапно внутренний голос подсказал ей, что она никогда толком не знала отца. Во время их последней встречи Холиндарн умирал; когда они прощались весной, Инос была еще ребенком. Им так и не удалось поговорить, как двум взрослым людям, а дети редко понимают своих родителей. Потому у Инос не было способа узнать, что подумал бы король. Она могла попытаться вести себя так, как устраивало бы отца, но не была уверена в его одобрении. Неожиданное открытие вызвало прилив скорби, и Инос задумалась, почему не понимала всего этого прежде.
Через пять минут третий мужчина остановил осла у подножия лестницы, взбирающейся по узкому каньону между строениями. Склонившись к Инос, он обдал ее запахом рыбы и произнес:
- Полезай наверх. Поверни налево, когда заметишь менестреля.
С великим облегчением Инос соскользнула с седла и поморщилась, когда веревка врезалась ей в плечи. Туго набитый мешок перекосился влево. Судя по его виду, Инос носила сразу тройню. Не поднимая головы, она взобралась по ступенькам, отшатнувшись к стене, когда стайка мальчишек пронеслась мимо, размахивая руками и пронзительно визжа.
Улица делала поворот, лестница становилась все круче, а затем вновь стала довольно пологой. Очевидно, все эти переходы были продуманы заранее. Должно быть, Азак не только рассчитал свое бегство - он был уверен, что Инос согласится сопровождать его. Инос принялась гадать, что ей делать считать себя польщенной такой уверенностью в ее отваге или оскорбляться, ибо все эти меры предосторожности подчеркивали, как долго готовилось бегство.
Спрятаться от простого смертного не составляло труда. Каждый знал, как это сделать - надо избегать появляться там, где его могут узнать, и молчать, зная, что могут подслушать. Вычислить, где за тобой подсматривают и подслушивают, было несложно, но никто не знал, как убежать от колдуньи, каковы пределы ее способностей. Ее силы могли запросто сделать все уловки совершенно бесполезными. Возможно, ей требуется всего лишь произнести "Иносолан" перед зеркалом, чтобы увидеть беглянку. Все эти смены проводников и внешности - с ребенком и без него, на осле и пешком - могли осложнить задачу Раши только в том случае, если она должна вести поиск добычи или идти по ее следу. Очевидно, никто из сообщников не был посвящен во весь план, ни один из них не знал остальных, каждый был нанят, только чтобы выполнить несложную часть задачи. Такая продуманность впечатляла, но могла оказаться совершенно никчемной. Должно быть, Раша заливается хохотом, наблюдая всю эту комедию.
Поначалу в стенах вдоль улицы часто попадались ниши, где ремесленники и купцы разложили свои товары. Ткачи склонялись над станками, портные шили, горшечники лепили посуду, и все они одновременно болтали и спорили с уличными зеваками. Пряча лицо и злясь на свою беспомощность, Инос проталкивалась сквозь кучки хохочущих зевак. По пути ей попался лоток у пекарни, и желудок известил Инос, что готов вновь приняться за дело; она глубоко вздохнула, чувствуя, как ее рот наполняется слюной.
Ступени вновь стали круче, а улица - уже. Лавки исчезли, и только массивные, непрошибаемые на вид двери время от времени попадались в выбеленной стене. Все окна были надежно забраны решетками. Носильщики и женщины с закрытыми лицами, дети в лохмотьях и навьюченные ослы спускались навстречу; Инос то и дело толкали, временами ей приходилось останавливаться, пропуская прохожих. В Краснегаре попадались улочки и покруче, но там Инос никогда не приходилось тащить мешок с мукой вверх по склону, так, чтобы веревки врезались ей в кожу.
Даже вездесущий араккаранский бриз не проникал в этот каньон - воздух был неподвижен, а стены излучали вчерашний жар. Подобных улочек, больше похожих на коридоры, в Краснегаре было немало, но большинство из них имели крыши, и нигде не виднелось такой грязи и обилия насекомых. Каждая трещина в стенах и между камнями улицы казалась обиталищем многочисленных муравьев и жуков.
Время от времени улица разветвлялась или пересекалась с другими, но совет "лезть вверх" всегда позволял Инос выбрать нужное направление. Из переулков долетали странные звуки и запахи: стук молотков чеканщиков, запах вареной козлятины и лука, крики домашней птицы, аромат неизбежного кофе. Темные, зловещие арки ворот вели в таинственные дворики, куда Инос не испытывала желания попадать. Ей все чаще встречались небольшие ниши со скамьями, где удобно расположившись, сплетничали мужчины - но ни разу среди них не оказалось женщин. Иногда беседующие обменивались громкими замечаниями по поводу фигуры Инос.
Теперь она шла, едва переставляя ноги, обливаясь потом, отдуваясь и проклиная несносные веревки. Она не ожидала, что ей придется подниматься так высоко. Ей казалось, что она возвращается прямиком к дворцу, но высокие здания скрывали его из виду. Гавань тоже была не видна - должно быть, она осталась далеко позади. Нелепый страх заблудиться то и дело сжимал ее сердце. Ей было ведено повернуть налево, завидев менестреля, но вдруг она проглядела его в толпе? Может, он получил плату и ушел или же ему просто надоело ждать?
Или самое худшее - Раша узнала о заговоре и теперь играет с ней как кошка с мышью? Все эти таинственные, молчаливые проводники могли оказаться сообщниками колдуньи или же ею самой, сменившей обличье. Возможно, она издевается над Инос, намереваясь мучить ее часами, гоняя туда-сюда, вверх-вниз, пока та не упадет в изнеможении или веревки не перетрутся и мешок не рухнет на землю у ее ног.
Там, где древнее строение сливалось с еще более древним, у входа оказалась небольшая свободная ниша, и Инос отступила туда, чтобы передохнуть, пропуская вереницу мулов, груженных корзинами. Когда стук их копыт затих, Инос услышала слабое бряцание цитры где-то впереди. Надеясь, что это и есть потерянный менестрель, она решительно поправила перекосившийся мешок и шагнула из ниши, вознамерившись продолжить подъем и чувствуя, как ноет каждая мышца ее ног.
Она уже была готова войти под еще одну мрачную арку. когда знакомый голос произнес:
- Бог Странников
Двое мужчин стояли в густой тени, закутанные в свободные одежды, из один из них выделялся огромным ростом. Инос выбралась из толпы и улыбнулась, забыв, что ее лицо скрывает капюшон.
- И пусть Бог Рождений дарует вам легкие роды, - добавил высокий мужчина.
- И вам также, Детоубийца. А где менестрель?
- Это еще один мираж, чтобы сбить столку погоню. - Азак сверкнул улыбкой, в которой на этот раз почти не чувствовалось издевательства. Входите и отдохните. Здесь вы в безопасности - даже от чар колдуньи.
Ты силками и ямами путь преградил,
По которому я беззаботно бродил
Ты отрекся от зла, наводнившего мир,
И оплошность коварно во грех мне вменил
Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (80, 1879)
Часть седьмая
РАССВЕТ ПУСТОТЫ
1
Наконец наступило утро, а Рэп был еще жив - по край ней мере, так ему казалось. Несколько раз за ночь он при ходил в себя, но не часто - впрочем, это было даже к лучшему. Его голова словно раскалывалась пополам, в волосах запеклась кровь. Левая щиколотка распухла так, что размером превосходила голову.
Он упал с крутого склона к подножию холма. Там, позади дома, оказалась очень узкая щель, откуда камни были вынуты, чтобы расчистить место. Щель заросла корнями, ветками и была забита мусором. Над головой виднелся клочок неба - в дыру, которую проделал Рэп, провалившись в нечто вроде выгребной ямы или колодца, выложенного раскрошившимися кирпичами. Что бы ни содержала яма прежде, теперь ее заполняли грязь, прелые листья и Рэп.
На дне оказалось и немного застоялой воды, а к рассвету Рэп пришел в такое отчаяние, что сумел глотнуть ее. Ходьба представляла собой основное затруднение. Он никогда не думал о том, сколько костей находится в щиколотке человека а теперь в его левой ноге оказалось на две кости больше, чем в правой.
Выбравшись из-под щебня, который упал следом за ним, едва не похоронив, Рэп поднялся на ноги. Он громко застонал от боли, прислонился к стене, дожидаясь, пока приступ утихнет, а затем стал рыться в мусоре, отыскивая пропавшую сандалию. Движения причиняли ему больше мук, чем он рассчитывал; Рэп проклинал собственную слабость. С доводящей до безумия медлительностью он прополз по узкому каньону, отделявшему заднюю стену строения с одной стороны от естественной каменной стены - с другой. Обе они казались чуть наклоненными влево, но больше дальновидению ничего не удавалось уловить.
Он достиг угла и прохода между двумя строениями - такого узкого, что протискиваться в него пришлось боком. Доски в стенах были грубо отесаны, и Рэп сумел вытянуть руки и найти для них опору, таким образом избавив ногу от лишнего веса. Затем он достиг улицы, и акробатические трюки оказались бесполезными.
Ему следовало прихватить с собой толстую ветку, чтобы опираться на нее, как на трость, а он не подумал об этом.
Рэп стоял на одной ноге, счищая с одежды грязь и обследуя гавань Мильфлера. В ней уже бурлили толпы, но менее многочисленные, чем вчера на базаре. Солнце встало, хотя еще скрывалось за высоким мысом, там, где возвышался под волшебным щитом дворец проконсула. Рэп пожалел, что не может обуздать свое ясновидение, ибо оно пыталось осмотреть рыбачьи лодки у причалов, таверны и лавки вдоль ближайших улиц. Почему-то все вокруг казалось Рэпу смешенным влево.
Вскоре он понял: с его глазами что-то случилось. Все вокруг плыло как в тумане. Отчасти глаза были наполнены слезами от боли, но это было еще не все. Повсюду, куда бы он ни посмотрел, он видел солнечный блеск, словно весь мир был сделан из воды и отражал лучи. Он ощупал пальцами шишку на голове. Пальцы перепачкала кровь, по-прежнему сочащаяся из раны. Плохо! Ничто не вызывает таких подозрений, как вид крови.
Дорога, ведущая всего в две стороны, была не самым подходящим местом для беглеца, но выбирать не приходилось. Справа от Рэпа располагался дворец и башня волшебника - бегство в ту сторону было равносильно самоубийству, и потому он повернул налево. Если сравнить мыс с рукой, а весь остров - с телом, то он находился в подмышке напротив невысоких лодочных причалов. В левой стороне было легче спрятаться, но большие корабли находились справа, неподалеку от великанского "локтя" и прямо под башней волшебника, которую Тинал назвал Бельведером. Единственный способ выбраться с Феерии - попасть на одно из крупных судов. Бог Жалости, как же он голоден! Голова болела все сильнее, и Рэп подозревал, что у него путаются мысли.
Когда здоровая нога принялась жаловаться, что не в состоянии вечно удерживать хозяина, Рэп решил перейти к действиям, приведя себя - в приемлемый вид. Справа от него, через дорогу, находился целый океан воды, и, наверное, она была теплой - Рэп видел, как в ней плещутся дети.
Он сделал глубокий вдох и сдвинулся с места, вознамерившись дохромать до воды. Должно быть, так он и поступил, поскольку некоторое время спустя обнаружил, что сидит на каменной скамье у берега. Боль то и дело вонзала раскаленные когти в щиколотку, он вспотел так, что мог бы смыть грязь без воды. Но Рэп не помнил, как добрался сюда. Способен ли человек ходить в обмороке?
Солнце уже поднялось над хребтом, где высился дворец а море приобрело более насыщенный оттенок, чем в Краснегаре, но рыбачьи лодки выглядели одинаково, как и чайки - нахальные, шумные и грациозные в полете. Запах соли водорослей и рыбы тоже ничем не отличался, но за спиной Рэпа по улице громыхало слишком много повозок, тележек и фургонов.
Чувство тоски по дому лишь усилило его муки.
Начинался прилив. Улица находилась на некотором расстоянии от берега и была выложена массивными глыбами белого камня. Камень выглядел старым и вытертым, но, разумеется, пристань в Мильфлере с таким же успехом могла иметь волшебное происхождение, как замок Иниссо и дамба в Краснегаре. Рыбачьи лодки были привязаны к покрытым тиной деревянным причалам.
Справа от Рэпа каменная лестница сбегала к морю. Там играли пятеро или шестеро мальчишек, ныряя в воду. Похоже, это была забава детей из богатых семей: в их возрасте Рэп чистил конюшни. Эта мысль заставила его взглянуть на белый пляж и большие дома на берегу залива. Там резвились в воде дети и даже взрослые, на волнах покачивались яхты.
Да, это море мало походило на Зимний океан! Рэп поднялся и заковылял к лестнице. Опираясь на перила, он медленно брел вниз, подолгу задерживаясь на каждой ступеньке. Мальчишки удивленно поглядывали на него и вскоре ушли. Не раздеваясь, он зашел в воду по шею, и она оказалась приятно освежающей, ласкала его синяки и царапины. Он нырнул с головой, поморщившись, когда рану защипало от соленой воды, но вскоре пощипывание прекратилось. Покачиваясь на волнах, он наблюдал за чайками и колышущимися в воде водорослями и жалел, что в голове у него гудит так сильно, а глаза отказываются служить. Ясновидение по-прежнему утверждало, что море наклонено влево.
Должно быть, он заснул, потому что вдруг поперхнулся и закашлялся, чуть не утонув. Кто пришел бы ему на помощь? Вероятно, ни один житель Мильфлера не поверит, что мужчина может не уметь плавать
Он подтянулся, схватившись за перила, взобрался по лестнице и добрел до каменной скамьи. Она уже раскалилась, как решетка в камине, и потому Рэп порадовался, что на нем сырая одежда. Надо дать щиколотке отдых и дождаться, когда зрение сфокусируется. Каждый удар сердца отдавался у него в голове, и в такт им вспыхивала картина перед глазами. Но, по крайней мере, рана перестала кровоточить, а татуировки были обращены к морю и не привлекали внимания прохожих.
Он просидел на скамье довольно долго, гадая, когда выдаст себя, когда кто-нибудь подойдет и пожелает узнать, почему он сидит без дела, пока остальные работают. А может, прежде он умрет с голоду. Ну почему он упал и сломал ногу?
Впервые за несколько месяцев Рэп остался в полном одиночестве, и это ощущение неожиданно оказалось неприятным. Когда он был пастухом, то по нескольку дней жил один, так почему же теперь одиночество тревожит его? Одинокий мальчишка гораздо быстрее начинает вести себя как подобает мужчине!
Рэп обнаружил, что тоскует по Маленькому Цыпленку, и посоветовал себе не сходить с ума. Гоблин поклялся убить его самыми изощренными способами, так что его смерть следовало считать хорошей новостью, а не плохой. Вероятно, скорбь Рэпа была вызвана лишь угрызениями совести: он оставил Маленького Цыпленка сражаться в одиночку. Впрочем, гоблин самостоятельно решился напасть на вооруженных воинов.
А может, нет?
Скольких воинов уложил гоблин, прежде чем они в свою очередь разделались с ним? Почему все эти люди сломали ряды и бросились вниз по тропе? По коже Рэпа побежали мурашки, едва он подумал о вмешательстве магии. Легионеры истребили жителей лесной деревни. Одна уцелевшая девочка умерла, передав что-то Маленькому Цыпленку - возможно, свое имя или же волшебное слово, умерла без какой-либо видимой причины. Естественным талантом гоблина была физическая сила, которой теперь помогало волшебство, а солдаты сами поспешили найти свою смерть. Может, именно они напали на деревню? Неужели волшебство феери стремилось отомстить за них?
На искрящуюся под солнцем воду было больно смотреть, кроме того, зрение Рэпа совсем затуманилось. Он решил, что предмет, приближающийся к берегу, - голова морского котика. Затем он прищурился, напряг глаза и догадался, что это плывет человек.
Ему еще не доводилось видеть, как плавают люди. Очевидно, плавали они медленнее, чем ходили, и при этом затрачивали немало усилий, ибо, когда пловец достиг ступеней и поднялся по ним, он громко отдувался. Помедлив немного, он зашагал к скамье, еще отряхиваясь, отдуваясь и выжимая воду из волос - светлых, свисающих до плеч. Для джотунна пловец был слишком мал ростом и широк в плечах.
Хотя Рэп уже смирился с тем, что в теплом климате мужчины даже в городе могут ходить с обнаженным торсом, он был потрясен скудным одеянием подошедшего. Эта тряпка вокруг бедер была попросту неприличной. И не слишком практичной - поэтому, когда мужчина подошел к другой стороне скамейки, чтобы сесть, Рэп поспешил предупредить его:
- Осторожнее! Камень горячий!
Мужчина остановился и взглянул на него поверх серебристых усов, достаточно пышных, чтобы использовать их вместо метлы. Его облик дополняли бронзовая кожа и светлые, как у белого медведя, волосы. Глаза незнакомца были бледными, как северное небо - цвета сероватого тумана со слабым оттенком голубизны. Он внимательно осмотрел Рэпа
Чарак в своих многослойных одеждах вонял гораздо сильнее всех прочих. Он то и дело вопил, кривлялся и ухмылялся. Инос миллион раз прокляла Азака за такого спутника и приверженность к реализму. Она совсем не считала Чарака хорошей маскировкой, ибо он скорее привлекал к ней внимание, подчеркивая ее недостаток опыта в обращении с детьми. И потом, он казался слишком маленьким, чтобы быть старшим братом мешка с мукой, хотя, должно быть, Зана разбиралась в подобных вещах лучше Инос. Преимущества Чарака состояли лишь в том, что исходящая от него вонь отпугивала матросов, а постоянные опасения Инос уронить это маленькое чудовище не давали ей задумываться о чем-либо другом.
Инос понятия не имела, где находится Азак. Он отсутствовав, когда она ковыляла по скользким доскам полуразрушенного причала и устраивалась на этой омерзительной плавучей развалине. В последние минуты, пока она видела лагерь с лодки, она не заметила там высокой фигуры султана. Сперва лодка плыла в сторону берега, пока не встретилась с другими рыболовными судами, покачивающимися под порывами рассветного ветра. Затем она развернулась и скрылась среди мириадов таких же посудин. Инос предполагала, что место ее назначения находится где-то на севере или на юге от Араккарана, на побережье, но едва лодки миновали песчаную косу, дау отделилась от них, описала круг и вновь направилась к высокому берегу.
К тому времени стражники уже разобрали шатун и погрузили лошадей на маленький паром, который сновал туда-сюда по заливу, пыльная дорога через дюны, очевидно, была довольно оживленной и известной нищим бродягам и сладкоголосым торговцам, жертвами которых были честные работяги из деревень. Перевезти всех стражников и лошадей за один раз было немыслимо, и если Раша вздумает справиться о том, где находится султан или его гостья, ей понадобится долго искать, прежде чем она убедится, что их здесь нет. По крайней мере, теоретически это предположение было справедливо.
Теперь лодка вновь направлялась к пристани, неуклюже покачиваясь под усиливающимся ветром и почти не продвигаясь вперед; любая сухопутная крыса с первого же раза признала бы в ней дрянное судно. Старательно игнорируя судороги в животе, Инос не сводила глаз с Араккарана, озаренного рассветными лучами и прекрасного, как обещал Азак. Выстроенный подобно Краснегару на склоне, он во много раз превосходил северного собрата, сам склон был более крутым и неровным, строения не были выстроены из кирпича, бревен и черепицы, а блистали золотом и мрамором. Во всем Краснегаре насчитывалось ровно шесть деревьев, а в Араккаране буйная растительность занимала все незастроенное пространство. Даже высокий черный замок Иниссо не мог сравниться с сияющими куполами и минаретами дворца Азака, растянувшегося по плоскогорью. Несмотря на все неудобства, Инос восхитилась величием Араккарана.
Прошло немало времени, прежде чем верткая дау бросила якорь неподалеку от причала. Узкоглазый капитан заревел на свою оборванную команду, приказывая спустить парус. Ворча, матросы принялись за работу. Сальные шуточки сменились сдавленными ругательствами и звуками тяжелого дыхания.
С подозрительной внезапностью Чарак перестал вопить и Инос удивленно взглянула на него.
- Ну, что ты задумал теперь, маленький кошмар? - прошептала она.
В ответ Чарак звучно рыгнул и выпустил целый фонтан молока. На лбу Инос появился пот, внутри у нее все сжалось. Определенно это был самый худший момент путешествия.
К тому времени как Инос вновь овладела собой, Чарак уснул на ее плече, мирно посапывая, а лодка почти достигла причала. Инос пропустила возможность полюбоваться множеством громадных судов в гавани. Да, это путешествие отнюдь не предназначалось для осмотра достопримечательностей!
Лодка запрыгала у высокой стены, древние камни которой были покрыты слизью и бурыми водорослями. Вцепившись в Чарака так крепко, что он проснулся и вновь завопил эхом вторя ужасу Инос, чуть не теряя равновесие под тяжестью мешка, она неловко выбралась на берег по скользкой каменной лестнице. Лодка отчалила, прежде чем Инос успела одолеть первую ступеньку.
Несколько ржавых штырей, выступающих из стены, показывали, где некогда были перила - видимо, они исчезли когда-то давно и никто так и не удосужился заменить их. Пошатываясь под тяжестью ноши, неловко передвигаясь в длинном балахоне. Инос вцепилась в ближайший ржавый прут с острыми краями и держалась за него, пока мир вокруг не перестал кружиться. Волна накатила на ступеньки, подняв фонтан брызг. Чарак снова затих.
Медленно, с опаской Инос вскарабкалась на шумный причал и огляделась, потрясенная и растерянная. Что же дальше? Зана ничего ей не объяснила, сказала только, что о ней позаботятся. Несмотря на ранний час, на причале было многолюдно: туда-сюда сновали носильщики и матросы. Мулы и лошади, повозки и даже верблюды пробирались между тюками, ящиками и связками сетей. Сотни голосов выкрикивали приказы и ругательства, а сквозь них слышались ритмичные песни грузчиков.
По какой-то нелепой причине Инос чувствовала себя в опасности, оказавшись зажатой между морем и толпой на причале, но, сделав хотя бы шаг вперед, она рисковала попасть под копыта верблюдов. Мешок тоже был нелепостью - должно быть, она выглядела словно на восемнадцатом месяце беременности, хотя мешок было бы не разглядеть под просторным балахоном. Капюшон закрывал ей глаза; стоило оступиться на ступеньках, и она свалилась бы в воду. Ради самой себя, как и ради зловредного Чарака, Инос должна найти безопасное место, но одновременно она опасалась разминуться с теми, с кем должна встретиться. Тогда она безнадежно потеряется и ей останется только вернуться во дворец и сдаться на милость Раши. Наконец, Инос решила поискать убежища за высокими козлами с развешанными на них вонючими сетями, но прежде, чем успела сдвинуться с места, голос совсем рядом произнес пароль: "Бог Странников!"
Со вздохом облегчения Инос обернулась и обнаружила, что смотрит прямо в большие светло-карие глаза. Держа в руках узду, перед ней стоял невысокий, грязный и оборванный мужчина, которого она прежде никогда не видела. Его обветренное лицо заросло розовой щетиной и хранило неприветливую гримасу.
Инос и осел осмотрели друг друга со взаимным недовольством. Отцепив от себя Чарака, Инос передала его незнакомцу. Его ухмылка сменилась гримасой ярости - в Зарке женщины были обязаны сами справляться с детьми. Пожалев, что она не в состоянии открыто выражать свое мнение, Инос каким-то образом ухитрилась взгромоздиться в седло вместе с ребенком и мешком. Мужчина ударил осла палкой и направился по дороге, то и дело дергая узду.
Через несколько минут Инос сумела приспособиться к езде на костлявой и узкой спине, покрытой ерзающей попоной. Немного успокоившись, она выглянула из-под капюшона, стараясь не смотреть на ближайшие лица, чтобы никто не заметил ее непривычных для Зарка зеленых глаз.
Корабли почти не отличались от тех, что она видела в Краснегаре, а их команды - совсем напротив. Большинство матросов составляли краснокожие джинны, но Инос заметила и загорелых импов, и каких-то низкорослых человечков с серой кожей - она решила, что это, должно быть, карлики, так как гномы выглядели более массивными. Там и сям попадались джотунны высокие, гибкие и неизбежные в любом крупном порту Пандемии. Инос слышала крики - и оскорбительные, и насмешливые, ощущала запахи, которые могли бы занять ее на несколько часов: запахи рыбы и пряностей, скота и людей, горячего кофе и морской соли, и еще множество других, менее знакомых. Если бы не ребенок и не боязнь свалиться со спины осла, вероятно, она была бы очарована портовой суетой.
Ее проводник начал выбираться из толпы и наконец достиг строений, растянувшихся вдоль пристани. Он остановился рядом с грязным и шатким прилавком кофейни, где торговала женщина в такой же просторной одежде, как у Инос.
- Бог Странников, - произнесла она и потянулась за Чараком. По-видимому, Чарак ее не знал или наконец полюбил Инос, ибо последнее, что она услышала от него, был долгий, отчаянный рев. Что же, маленькое чудовище сослужило ей неплохую службу!
Теперь проводник Инос сменил направление, двинувшись туда, откуда они пришли, продолжая дергать веревку и периодически награждать пинками хладнокровного осла. У таинственной двери, откуда сильно пахло пряностями, он передал узду крупному бородатому мужчине и скрылся. Новый проводник даже не взглянул на Инос и медленным шагом повел осла в том же направлении.
Десять минут спустя его место занял третий мужчина. Безразлично покачиваясь на спине осла, Инос не стала рассматривать еще одного незнакомца, только мельком подумала, что сказал бы по этому поводу ее отец.
Внезапно внутренний голос подсказал ей, что она никогда толком не знала отца. Во время их последней встречи Холиндарн умирал; когда они прощались весной, Инос была еще ребенком. Им так и не удалось поговорить, как двум взрослым людям, а дети редко понимают своих родителей. Потому у Инос не было способа узнать, что подумал бы король. Она могла попытаться вести себя так, как устраивало бы отца, но не была уверена в его одобрении. Неожиданное открытие вызвало прилив скорби, и Инос задумалась, почему не понимала всего этого прежде.
Через пять минут третий мужчина остановил осла у подножия лестницы, взбирающейся по узкому каньону между строениями. Склонившись к Инос, он обдал ее запахом рыбы и произнес:
- Полезай наверх. Поверни налево, когда заметишь менестреля.
С великим облегчением Инос соскользнула с седла и поморщилась, когда веревка врезалась ей в плечи. Туго набитый мешок перекосился влево. Судя по его виду, Инос носила сразу тройню. Не поднимая головы, она взобралась по ступенькам, отшатнувшись к стене, когда стайка мальчишек пронеслась мимо, размахивая руками и пронзительно визжа.
Улица делала поворот, лестница становилась все круче, а затем вновь стала довольно пологой. Очевидно, все эти переходы были продуманы заранее. Должно быть, Азак не только рассчитал свое бегство - он был уверен, что Инос согласится сопровождать его. Инос принялась гадать, что ей делать считать себя польщенной такой уверенностью в ее отваге или оскорбляться, ибо все эти меры предосторожности подчеркивали, как долго готовилось бегство.
Спрятаться от простого смертного не составляло труда. Каждый знал, как это сделать - надо избегать появляться там, где его могут узнать, и молчать, зная, что могут подслушать. Вычислить, где за тобой подсматривают и подслушивают, было несложно, но никто не знал, как убежать от колдуньи, каковы пределы ее способностей. Ее силы могли запросто сделать все уловки совершенно бесполезными. Возможно, ей требуется всего лишь произнести "Иносолан" перед зеркалом, чтобы увидеть беглянку. Все эти смены проводников и внешности - с ребенком и без него, на осле и пешком - могли осложнить задачу Раши только в том случае, если она должна вести поиск добычи или идти по ее следу. Очевидно, никто из сообщников не был посвящен во весь план, ни один из них не знал остальных, каждый был нанят, только чтобы выполнить несложную часть задачи. Такая продуманность впечатляла, но могла оказаться совершенно никчемной. Должно быть, Раша заливается хохотом, наблюдая всю эту комедию.
Поначалу в стенах вдоль улицы часто попадались ниши, где ремесленники и купцы разложили свои товары. Ткачи склонялись над станками, портные шили, горшечники лепили посуду, и все они одновременно болтали и спорили с уличными зеваками. Пряча лицо и злясь на свою беспомощность, Инос проталкивалась сквозь кучки хохочущих зевак. По пути ей попался лоток у пекарни, и желудок известил Инос, что готов вновь приняться за дело; она глубоко вздохнула, чувствуя, как ее рот наполняется слюной.
Ступени вновь стали круче, а улица - уже. Лавки исчезли, и только массивные, непрошибаемые на вид двери время от времени попадались в выбеленной стене. Все окна были надежно забраны решетками. Носильщики и женщины с закрытыми лицами, дети в лохмотьях и навьюченные ослы спускались навстречу; Инос то и дело толкали, временами ей приходилось останавливаться, пропуская прохожих. В Краснегаре попадались улочки и покруче, но там Инос никогда не приходилось тащить мешок с мукой вверх по склону, так, чтобы веревки врезались ей в кожу.
Даже вездесущий араккаранский бриз не проникал в этот каньон - воздух был неподвижен, а стены излучали вчерашний жар. Подобных улочек, больше похожих на коридоры, в Краснегаре было немало, но большинство из них имели крыши, и нигде не виднелось такой грязи и обилия насекомых. Каждая трещина в стенах и между камнями улицы казалась обиталищем многочисленных муравьев и жуков.
Время от времени улица разветвлялась или пересекалась с другими, но совет "лезть вверх" всегда позволял Инос выбрать нужное направление. Из переулков долетали странные звуки и запахи: стук молотков чеканщиков, запах вареной козлятины и лука, крики домашней птицы, аромат неизбежного кофе. Темные, зловещие арки ворот вели в таинственные дворики, куда Инос не испытывала желания попадать. Ей все чаще встречались небольшие ниши со скамьями, где удобно расположившись, сплетничали мужчины - но ни разу среди них не оказалось женщин. Иногда беседующие обменивались громкими замечаниями по поводу фигуры Инос.
Теперь она шла, едва переставляя ноги, обливаясь потом, отдуваясь и проклиная несносные веревки. Она не ожидала, что ей придется подниматься так высоко. Ей казалось, что она возвращается прямиком к дворцу, но высокие здания скрывали его из виду. Гавань тоже была не видна - должно быть, она осталась далеко позади. Нелепый страх заблудиться то и дело сжимал ее сердце. Ей было ведено повернуть налево, завидев менестреля, но вдруг она проглядела его в толпе? Может, он получил плату и ушел или же ему просто надоело ждать?
Или самое худшее - Раша узнала о заговоре и теперь играет с ней как кошка с мышью? Все эти таинственные, молчаливые проводники могли оказаться сообщниками колдуньи или же ею самой, сменившей обличье. Возможно, она издевается над Инос, намереваясь мучить ее часами, гоняя туда-сюда, вверх-вниз, пока та не упадет в изнеможении или веревки не перетрутся и мешок не рухнет на землю у ее ног.
Там, где древнее строение сливалось с еще более древним, у входа оказалась небольшая свободная ниша, и Инос отступила туда, чтобы передохнуть, пропуская вереницу мулов, груженных корзинами. Когда стук их копыт затих, Инос услышала слабое бряцание цитры где-то впереди. Надеясь, что это и есть потерянный менестрель, она решительно поправила перекосившийся мешок и шагнула из ниши, вознамерившись продолжить подъем и чувствуя, как ноет каждая мышца ее ног.
Она уже была готова войти под еще одну мрачную арку. когда знакомый голос произнес:
- Бог Странников
Двое мужчин стояли в густой тени, закутанные в свободные одежды, из один из них выделялся огромным ростом. Инос выбралась из толпы и улыбнулась, забыв, что ее лицо скрывает капюшон.
- И пусть Бог Рождений дарует вам легкие роды, - добавил высокий мужчина.
- И вам также, Детоубийца. А где менестрель?
- Это еще один мираж, чтобы сбить столку погоню. - Азак сверкнул улыбкой, в которой на этот раз почти не чувствовалось издевательства. Входите и отдохните. Здесь вы в безопасности - даже от чар колдуньи.
Ты силками и ямами путь преградил,
По которому я беззаботно бродил
Ты отрекся от зла, наводнившего мир,
И оплошность коварно во грех мне вменил
Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (80, 1879)
Часть седьмая
РАССВЕТ ПУСТОТЫ
1
Наконец наступило утро, а Рэп был еще жив - по край ней мере, так ему казалось. Несколько раз за ночь он при ходил в себя, но не часто - впрочем, это было даже к лучшему. Его голова словно раскалывалась пополам, в волосах запеклась кровь. Левая щиколотка распухла так, что размером превосходила голову.
Он упал с крутого склона к подножию холма. Там, позади дома, оказалась очень узкая щель, откуда камни были вынуты, чтобы расчистить место. Щель заросла корнями, ветками и была забита мусором. Над головой виднелся клочок неба - в дыру, которую проделал Рэп, провалившись в нечто вроде выгребной ямы или колодца, выложенного раскрошившимися кирпичами. Что бы ни содержала яма прежде, теперь ее заполняли грязь, прелые листья и Рэп.
На дне оказалось и немного застоялой воды, а к рассвету Рэп пришел в такое отчаяние, что сумел глотнуть ее. Ходьба представляла собой основное затруднение. Он никогда не думал о том, сколько костей находится в щиколотке человека а теперь в его левой ноге оказалось на две кости больше, чем в правой.
Выбравшись из-под щебня, который упал следом за ним, едва не похоронив, Рэп поднялся на ноги. Он громко застонал от боли, прислонился к стене, дожидаясь, пока приступ утихнет, а затем стал рыться в мусоре, отыскивая пропавшую сандалию. Движения причиняли ему больше мук, чем он рассчитывал; Рэп проклинал собственную слабость. С доводящей до безумия медлительностью он прополз по узкому каньону, отделявшему заднюю стену строения с одной стороны от естественной каменной стены - с другой. Обе они казались чуть наклоненными влево, но больше дальновидению ничего не удавалось уловить.
Он достиг угла и прохода между двумя строениями - такого узкого, что протискиваться в него пришлось боком. Доски в стенах были грубо отесаны, и Рэп сумел вытянуть руки и найти для них опору, таким образом избавив ногу от лишнего веса. Затем он достиг улицы, и акробатические трюки оказались бесполезными.
Ему следовало прихватить с собой толстую ветку, чтобы опираться на нее, как на трость, а он не подумал об этом.
Рэп стоял на одной ноге, счищая с одежды грязь и обследуя гавань Мильфлера. В ней уже бурлили толпы, но менее многочисленные, чем вчера на базаре. Солнце встало, хотя еще скрывалось за высоким мысом, там, где возвышался под волшебным щитом дворец проконсула. Рэп пожалел, что не может обуздать свое ясновидение, ибо оно пыталось осмотреть рыбачьи лодки у причалов, таверны и лавки вдоль ближайших улиц. Почему-то все вокруг казалось Рэпу смешенным влево.
Вскоре он понял: с его глазами что-то случилось. Все вокруг плыло как в тумане. Отчасти глаза были наполнены слезами от боли, но это было еще не все. Повсюду, куда бы он ни посмотрел, он видел солнечный блеск, словно весь мир был сделан из воды и отражал лучи. Он ощупал пальцами шишку на голове. Пальцы перепачкала кровь, по-прежнему сочащаяся из раны. Плохо! Ничто не вызывает таких подозрений, как вид крови.
Дорога, ведущая всего в две стороны, была не самым подходящим местом для беглеца, но выбирать не приходилось. Справа от Рэпа располагался дворец и башня волшебника - бегство в ту сторону было равносильно самоубийству, и потому он повернул налево. Если сравнить мыс с рукой, а весь остров - с телом, то он находился в подмышке напротив невысоких лодочных причалов. В левой стороне было легче спрятаться, но большие корабли находились справа, неподалеку от великанского "локтя" и прямо под башней волшебника, которую Тинал назвал Бельведером. Единственный способ выбраться с Феерии - попасть на одно из крупных судов. Бог Жалости, как же он голоден! Голова болела все сильнее, и Рэп подозревал, что у него путаются мысли.
Когда здоровая нога принялась жаловаться, что не в состоянии вечно удерживать хозяина, Рэп решил перейти к действиям, приведя себя - в приемлемый вид. Справа от него, через дорогу, находился целый океан воды, и, наверное, она была теплой - Рэп видел, как в ней плещутся дети.
Он сделал глубокий вдох и сдвинулся с места, вознамерившись дохромать до воды. Должно быть, так он и поступил, поскольку некоторое время спустя обнаружил, что сидит на каменной скамье у берега. Боль то и дело вонзала раскаленные когти в щиколотку, он вспотел так, что мог бы смыть грязь без воды. Но Рэп не помнил, как добрался сюда. Способен ли человек ходить в обмороке?
Солнце уже поднялось над хребтом, где высился дворец а море приобрело более насыщенный оттенок, чем в Краснегаре, но рыбачьи лодки выглядели одинаково, как и чайки - нахальные, шумные и грациозные в полете. Запах соли водорослей и рыбы тоже ничем не отличался, но за спиной Рэпа по улице громыхало слишком много повозок, тележек и фургонов.
Чувство тоски по дому лишь усилило его муки.
Начинался прилив. Улица находилась на некотором расстоянии от берега и была выложена массивными глыбами белого камня. Камень выглядел старым и вытертым, но, разумеется, пристань в Мильфлере с таким же успехом могла иметь волшебное происхождение, как замок Иниссо и дамба в Краснегаре. Рыбачьи лодки были привязаны к покрытым тиной деревянным причалам.
Справа от Рэпа каменная лестница сбегала к морю. Там играли пятеро или шестеро мальчишек, ныряя в воду. Похоже, это была забава детей из богатых семей: в их возрасте Рэп чистил конюшни. Эта мысль заставила его взглянуть на белый пляж и большие дома на берегу залива. Там резвились в воде дети и даже взрослые, на волнах покачивались яхты.
Да, это море мало походило на Зимний океан! Рэп поднялся и заковылял к лестнице. Опираясь на перила, он медленно брел вниз, подолгу задерживаясь на каждой ступеньке. Мальчишки удивленно поглядывали на него и вскоре ушли. Не раздеваясь, он зашел в воду по шею, и она оказалась приятно освежающей, ласкала его синяки и царапины. Он нырнул с головой, поморщившись, когда рану защипало от соленой воды, но вскоре пощипывание прекратилось. Покачиваясь на волнах, он наблюдал за чайками и колышущимися в воде водорослями и жалел, что в голове у него гудит так сильно, а глаза отказываются служить. Ясновидение по-прежнему утверждало, что море наклонено влево.
Должно быть, он заснул, потому что вдруг поперхнулся и закашлялся, чуть не утонув. Кто пришел бы ему на помощь? Вероятно, ни один житель Мильфлера не поверит, что мужчина может не уметь плавать
Он подтянулся, схватившись за перила, взобрался по лестнице и добрел до каменной скамьи. Она уже раскалилась, как решетка в камине, и потому Рэп порадовался, что на нем сырая одежда. Надо дать щиколотке отдых и дождаться, когда зрение сфокусируется. Каждый удар сердца отдавался у него в голове, и в такт им вспыхивала картина перед глазами. Но, по крайней мере, рана перестала кровоточить, а татуировки были обращены к морю и не привлекали внимания прохожих.
Он просидел на скамье довольно долго, гадая, когда выдаст себя, когда кто-нибудь подойдет и пожелает узнать, почему он сидит без дела, пока остальные работают. А может, прежде он умрет с голоду. Ну почему он упал и сломал ногу?
Впервые за несколько месяцев Рэп остался в полном одиночестве, и это ощущение неожиданно оказалось неприятным. Когда он был пастухом, то по нескольку дней жил один, так почему же теперь одиночество тревожит его? Одинокий мальчишка гораздо быстрее начинает вести себя как подобает мужчине!
Рэп обнаружил, что тоскует по Маленькому Цыпленку, и посоветовал себе не сходить с ума. Гоблин поклялся убить его самыми изощренными способами, так что его смерть следовало считать хорошей новостью, а не плохой. Вероятно, скорбь Рэпа была вызвана лишь угрызениями совести: он оставил Маленького Цыпленка сражаться в одиночку. Впрочем, гоблин самостоятельно решился напасть на вооруженных воинов.
А может, нет?
Скольких воинов уложил гоблин, прежде чем они в свою очередь разделались с ним? Почему все эти люди сломали ряды и бросились вниз по тропе? По коже Рэпа побежали мурашки, едва он подумал о вмешательстве магии. Легионеры истребили жителей лесной деревни. Одна уцелевшая девочка умерла, передав что-то Маленькому Цыпленку - возможно, свое имя или же волшебное слово, умерла без какой-либо видимой причины. Естественным талантом гоблина была физическая сила, которой теперь помогало волшебство, а солдаты сами поспешили найти свою смерть. Может, именно они напали на деревню? Неужели волшебство феери стремилось отомстить за них?
На искрящуюся под солнцем воду было больно смотреть, кроме того, зрение Рэпа совсем затуманилось. Он решил, что предмет, приближающийся к берегу, - голова морского котика. Затем он прищурился, напряг глаза и догадался, что это плывет человек.
Ему еще не доводилось видеть, как плавают люди. Очевидно, плавали они медленнее, чем ходили, и при этом затрачивали немало усилий, ибо, когда пловец достиг ступеней и поднялся по ним, он громко отдувался. Помедлив немного, он зашагал к скамье, еще отряхиваясь, отдуваясь и выжимая воду из волос - светлых, свисающих до плеч. Для джотунна пловец был слишком мал ростом и широк в плечах.
Хотя Рэп уже смирился с тем, что в теплом климате мужчины даже в городе могут ходить с обнаженным торсом, он был потрясен скудным одеянием подошедшего. Эта тряпка вокруг бедер была попросту неприличной. И не слишком практичной - поэтому, когда мужчина подошел к другой стороне скамейки, чтобы сесть, Рэп поспешил предупредить его:
- Осторожнее! Камень горячий!
Мужчина остановился и взглянул на него поверх серебристых усов, достаточно пышных, чтобы использовать их вместо метлы. Его облик дополняли бронзовая кожа и светлые, как у белого медведя, волосы. Глаза незнакомца были бледными, как северное небо - цвета сероватого тумана со слабым оттенком голубизны. Он внимательно осмотрел Рэпа