Хродмар покосился на его румяное воодушевленное лицо и наконец улыбнулся. Ему было трудно поверить, что Снеколль старше его на целый год и что дома, в Аскефьорде, его ждут жена и трехлетний сын. В своей неукротимо-радостной вере в лучшее Снеколль казался подростком, еще не узнавшим горестей и разочарований. Но сейчас он был, пожалуй, не так уж и неправ. Да, путь на собственную свадьбу у Хродмара получился длинноват. Он тянется уже полгода – через свои и чужие земли, через Островной пролив и реку Бликэльвен, на которой остановилась большая часть того войска, которое дал фьяллям Бьяртмар конунг, через север Квиттинга, через множество усадеб и недолгих битв с их хозяевами, через окраины Медного Леса, куда никто из чужих не пойдет по доброй воле.
Теперь север полуострова кончился, уже несколько дней фьялли шли по земле, которая звала своим хёвдингом Фрейвида Огниво. Никто во всем войске, не исключая и самого Торбранда конунга, не думал об этом человеке больше Хродмара. Для него это имя было связано со множеством противоречивых чувств – с острой ненавистью и щемящей тоской по утраченному счастью. Ингвильда уже казалась ему прекрасной мечтой, сладким сном, а не живой девушкой; он почти не верил, что когда-нибудь снова увидит ее наяву, но стремился вперед, ближе к тем местам, где она жила, противореча сам себе в своих надеждах и опасениях. Где Фрейвид и где Ингвильда? Только об этом Хродмар и думал, вступая на землю Западного побережья Квиттинга. Поэтому он и попросился у Торбранда в передовой отряд, сам вызвался захватить какой-нибудь хутор или усадьбу и разузнать у квиттов что-нибудь об их хёвдинге.
– Пахнет дымом! – сказал Снеколль, смешно дергая носом, и Хродмар очнулся от задумчивости. – Должно быть, близко жилье.
Он оказался прав. Пройдя еще немного, дружина Хродмара заметила впереди крыши хутора. Затаившись на опушке, фьялли выждали некоторое время и не заметили ничего подозрительного. Ворота были закрыты, со двора не доносилось почти никаких звуков. Вот две женщины прошли по двору, негромко переговариваясь. Скрип двери в тишине густеющего вечера показался особенно громким, слышным далеко.
– Там пусто! – сказал Снеколль. – То есть там нет мужчин. Должно быть, все ушли в войско Фрейвида.
– А где само это войско, хотел бы я знать? – пробормотал Хродмар.
– А вот это мы сейчас и узнаем. Ты ведь не запретишь нам зайти в гости, Хродмар ярл?
Конечно, Хродмар не стал этого запрещать. Перелезть через низкую ограду хутора не составило труда. Увидев на пороге дома вооруженных мужчин и с первого взгляда узнав в них фьяллей, домочадцы и не подумали сопротивляться. Женщины с визгом кинулись прятаться по углам, работники не двинулись с места, чтобы их не приняли за воинов и не убили второпях. Впрочем, из мужчин в доме были только старики и подростки, да еще калека, волочащий правую ногу. Фьялли рассыпались по хутору, раскрывая все двери, осматривая все помещения и закоулки. В отгороженном дощатой стеной закуте стояли три коровы, в крошечном хлеву на дворе лежали на соломе четыре свиньи – все здешнее богатство.
– Кто хозяин этого жилья? – спросил Хродмар. – И как называется эта троллиная нора?
– Называется Угольные Ямы, а хозяин здесь Асгрим бонд, – безразлично ответил один из престарелых рабов. Судя по выговору, он был родом из уладов, а в плену прожил так долго, что стал ко всему равнодушен и не беспокоился, какую прическу будет носить его новый хозяин. – Только его нет дома. Он ушел в войско Фрейвида хёвдинга. Сам хёвдинг тоже был здесь не так давно. Ты хорошо сделал бы, клен копья, если бы не стал жечь этот дом. Его хозяин не так уж вам навредил – с ним всего-то шесть человек.
– Так Фрейвид хёвдинг был здесь? – быстро спросил Хродмар, отмахнувшись от рассуждений о хозяине хутора. – Когда он был, куда ушел?
– Он ушел к Острому мысу! – торопливо заговорила хозяйка, видя, что фьялли не убивают всех подряд, и спеша их задобрить. Это все-таки случилось – враги пришли в ее дом, а защитить его оказалось некому. – Хёвдинг ушел отсюда два дня назад, а перед этим жил тут целых три дня. Он задержался у нас из-за своей дочери…
– Что? – Хродмар переменился в лице и порывисто шагнул к женщине. Хозяйка вскрикнула и отшатнулась: она никак не ждала, что эти ее слова так взволнуют фьялленландского ярла. – Его дочь была здесь?
– Да, она была… – бормотала хозяйка. Изуродованное болезнью лицо фьялля нагоняло на нее еще больше страху, и она говорила, едва ворочая языком, став еще менее толковой, чем была обычно. – А потом ее отправили в Медный Лес, в ту, другую их усадьбу…
– В Кремнистый Склон? – переспросил Хродмар.
У него закружилась голова: подумать только, Ингвильда, которую он почитал чуть ли не жительницей иного мира, была здесь, в этом самом доме, всего каких-то два дня назад! Мысль о какой-то другой девушке не могла прийти ему в голову, а о Хёрдис он никогда не думал как о дочери Фрейвида. В его глазах она была ведьмой, отродьем троллей. А дочь Фрейвида – это Ингвильда!
А хозяйка, напротив, знать не знала ни о какой другой дочери Фрейвида хёвдинга, кроме той, что наделала здесь такого переполоха и дала пищу для разговоров в течение многих зим.
– Да, в Кремнистый Склон! – поспешно подтвердила она. – В святилище Стоячие Камни. Хёвдинг сказал, что принесет ее в жертву богам, и тогда у него будет удача…
– Что?!
Можно ли обвинять бедную невежественную женщину, напуганную до полусмерти, в том, что не сумела толком рассказать то, что знала? И стоит ли удивляться тому, что Хродмар, истомленный тоской по невесте и тревогой за нее, не нашел в себе терпения расспросить домочадцев Угольных Ям как следует?
Хродмар вцепился в волосы на затылке, зажмурился и несколько мгновений постоял, стараясь собраться с мыслями. Он был сейчас как смесь огня и льда: одна часть его существа онемела от изумления и ужаса, а вторая рвалась немедленно мчаться вслед за Ингвильдой. В Стоячие Камни! В жертву! О Фенрир Волк!
Даже Снеколль, слышавший их беседу, не стал смеяться над такими вестями.
– Я слышал про одного древнего конунга, который под старость стал каждые десять лет приносить в жертву Одину одного из своих сыновей и тем продлевать собственную жизнь! – протянул он. – Но в конце концов сыновья кончились, а новых он не мог родить по дряхлости, и пришлось ему все-таки умереть. Еще я слышал про одного конунга, который принес своего сына в жертву Одину, чтобы выиграть битву с врагом. Битву-то он выиграл, но остался без наследника, и, когда он умер, тот самый враг и захватил его землю. Так что…
Все время этой поучительной речи Хродмар стоял, пытаясь сообразить, где он и что он. И это ему удалось даже несколько раньше, чем Снеколль исчерпал свои воспоминания о древних конунгах, жадных до жизни или до побед. Внезапно сорвавшись с места, Хродмар бросился вон из дома.
– Уходим! – закричал он так, что его услышали одновременно во всех уголках хутора и даже за воротами. – Сёльви и Слагви, вы вернетесь к конунгу и все ему расскажете. А мы идем в Кремнистый Склон!
– Прямо сейчас? На ночь глядя? В Медный Лес? – недоуменно переспрашивали те, кто не слышал его беседы с хозяйкой. – Что ты узнал? Туда ушел сам Фрейвид?
– Туда увезли его невесту, ту самую, и хотят принести в жертву богам! – уже на бегу разъяснял всем Снеколль. – А Хродмару она нужна самому!
Фьялли исчезли так же внезапно, как и появились, а домочадцы Угольных Ям не могли опомниться до самого утра. Они едва верили, что так легко отделались, лишившись всего одной свиньи и кое-каких съестных припасов. Но, несмотря на испуг, женщины расслышали последние слова Снеколля. И долго еще по округе бродили рассказы, будто бы фьялленландский ярл, уродливый лицом, как настоящий тролль, оказался женихом злобной ведьмы. Вот уж пара, так пара!
Обитатели усадьбы Кремнистый Склон давно и с нетерпением ждали вестей. Последние новости об отце привез еще Асольв, которого Фрейвид отослал домой после обручения Ингвильды с Вильмундом, когда сам собирался ехать с дочерью в Конунгагорд на озеро Фрейра. Новых гонцов он не слал, а сами собой вести в глушь Медного Леса не доходили, и в Кремнистом Склоне не знали ни о провозглашении Вильмунда конунгом, ни о начале войны, ни о возвращении Стюрмира от слэттов. Фру Альмвейг не находила себе места от беспокойства, лишившись разом и мужа, и дочери. Асольв ходил хмурый и неразговорчивый; как и раньше, он старался помогать фру Альмвейг по хозяйству, но его прежнее добросовестное рвение пропало. Никогда ему не бывать законным сыном и наследником Фрейвида, не назвать усадьбу Кремнистый Склон своей! После того как Ингвильда обручилась с Вильмундом ярлом, это стало невозможно – нельзя же навязать в родню самому конунгу сына рабыни! Асольв понимал это, но от этого его разочарование не делалось легче. Он с унынием вспоминал давнее, еще летом сделанное, предсказание Хёрдис: никогда ему не стать благородным человеком! Проклятая ведьма, невесть куда пропавшая, опять оказалась права!
Появление Хёрдис со связанными руками и в сопровождении Альрика Сновидца с хирдманами переполошило всю усадьбу. Правда, фру Альмвейг твердила, что чего-то подобного ожидала всегда, но с лица у нее при этом не сходило выражение потрясения и ужаса. Даже рабы побросали дела и сбежались под двери хозяйского дома послушать новости. А от новостей этих волосы вставали дыбом. Хёрдис колдовством мешала Фрейвиду хёвдингу собирать войско! Вильмунд ярл был провозглашен конунгом, но его отец вернулся, и теперь обручение разорвано, Ингвильда в плену у Стюрмира, а Фрейвид и Вильмунд объявлены врагами конунга! И Фрейвид поехал на Острый мыс, прямо волку в зубы! А фьялли уже на побережье, в нескольких днях пути отсюда! Этого было слишком много для мирной усадьбы, надежно защищенной древними горами и их невидимыми обитателями от всего остального мира.
– Пошлите скорее за Гормом! – причитала фру Альмвейг. – Пусть он решает! Я не знаю, что делать!
– Фрейвид хёвдинг сказал, что нужно делать! – убеждал ее Альрик. – Он требует, чтобы ведьма была принесена в жертву богам. Горм – сведущий человек, он сумеет справиться с этим делом.
Фру Альмвейг замолчала. На ее памяти никогда не приносили человеческих жертв, и сам этот обычай считался принадлежностью давно прошедших Великаньих Веков. Давно не случалось несчастий, для борьбы с которыми требовались бы такие сильные средства!
Горм явился еще до того, как за ним сообразили послать. Рассказ Альрика он слушал невнимательно, глядя сквозь полутьму дома в огонь очага: колдун знал обо всем заранее. Теперь все поняли, отчего он был так мрачен и задумчив с самого начала зимы.
– Скажи, ведь это поможет? Это спасет моего мужа и всех нас? – ломая руки, настойчиво расспрашивала его фру Альмвейг. – Фрейвид хёвдинг вернется невредимым? Я еще увижу мою дочь?
Ее бросало в дрожь от мысли о человеческом жертвоприношении, даже если речь шла о Хёрдис Колдунье, от которой всегда были одни неприятности. Тревога о муже и дочери совсем ее сломила, и она то принималась плакать, то затихала, но не могла вымолвить ни одного разумного слова.
– Да, я думаю, да! – отвечал Горм, но тревожное выражение не сходило с его морщинистого лица, белые брови хмурились. – Я давно знаю, что сердце Медного Леса желает взять ее себе. Она ушла из дома, и Медный Лес был разгневан. Мне сказали об этом священные камни. Теперь она вернулась, и Медный Лес возьмет ее жизнь как выкуп за свою помощь. Если она будет отдана Стоячим Камням, то боги и духи Медного Леса защитят от бед ваш дом. Но сначала я должен узнать срок…
С собой Горм принес связку прутьев орешника и рябины. Сев на пол перед огнем и разложив прутья на земле, он стал бормотать заклятья, передвигать прутики, переворачивать их и бросать, закрыв глаза. Домочадцы забились по углам и наблюдали за ним оттуда, едва дыша. Оставаться в одном доме с колдуном было страшновато, но рядом с ним было спокойнее. Ведь совсем близко, в чулане, где хранилась чесаная шерсть, сидела ведьма!
– Богам угодна наша жертва! – сказал наконец Горм и подозвал к себе Альрика и фру Альмвейг. – Посмотрите.
Осторожно подойдя, они увидели в его руке ореховый прут с вырезанным рунным знаком. Склонившись, Альрик рассматривал прут в руке жреца.
– Руна «гебо»! – воскликнул он. – Руна Дара! Значит, боги велят нам принести жертву и обещают помощь?
– Да, и наша жертва пойдет на пользу! – подтвердил Горм. – До полнолуния осталось всего две ночи – боги ждут жертву и с готовностью примут ее!
– А когда Ингвильда вернется домой? – тихо спросил Асольв.
Ему было очень не по себе: однажды Хёрдис уже приносили в жертву, надеясь разом избавиться от нее и ублаготворить врагов, но вышло только хуже – если до того врагом Торбранда, конунга фьяллей, была только она, то теперь он ополчился на весь Квиттинг. Что же будет теперь?
Асольв оглянулся на свою мать, но Гудрун так яростно чистила котел, будто собиралась протереть в нем дыру. Теперь она уже не говорила, что Хёрдис вернется. И если Хёрдис должна умереть на древнем жертвеннике великанов, то когда боги пошлют ответный дар?
Фру Альмвейг тайком всхлипнула и поднесла к глазам край головного покрывала. Лицо Горма оставалось таким же замкнутым.
– Я не видел Ингвильду дочь Фрейвида под кровлей родного дома, – сказал он наконец. – Норны говорят, что она не вернется домой. Но ей обещана долгая жизнь. Я не знаю, как сложится ее судьба, но тебя, хозяйка, пусть утешает то, что она не умрет.
Большой серый пес с серебряной гривной фьялленландского берсерка на шее мчался через долины Медного Леса. Он бежал давно и порядком выдохся; изредка замедляя бег, он жадно лизал подтаявший снег и устремлялся дальше. Все его тесное сознание было заполнено смертельным страхом. Долго он следовал за отрядом, увозившим знакомой дорогой его единственную хозяйку, долго пытался пробраться к ней в чулан, но замерзшая земля не поддавалась его когтям. Без огнива Хёрдис не могла передавать ему свои мысли и приказания, но Серый не зря столько дней носил гривну ярла и учился думать. Страх за хозяйку и давящее чувство безвыходности подсказали-таки ему выход. Сам Серый ничем не мог помочь ей, своей богине и покровительнице, сильной, доброй, щедрой и прекрасной. Но было на свете одно существо, которое могло это сделать! Шерсть вставала дыбом, и зубы сами скалились при одной мысли о нем, дрожь пробегала по спине и таяла в лапах, но иного выхода не было. Только он , брат камней и земли, мог спасти ее. И Серый бежал, забыв о еде и отдыхе, мечтая только об одном – встретить того, кого все собаки и люди стараются избегать.
Приближалась полночь, когда Хёрдис вывели из чулана.
– Эй, ведьма, выходи! – позвал кто-то из рабов, открыв дверь и держа перед собой горящий факел, как оружие и защиту одновременно.
Хёрдис слышала в узком переходе дыхание множества людей и ощущала волны холодного липкого страха, источаемого ими. Они все боялись ее, боялись до дрожи в коленях, и, как всегда, чужой страх наполнял ее силой. Это была уже не та сила, которая помогла ей вызвать Большого Тюленя или одним ударом опрокинуть на землю сильного мужчину. Та прежняя сила ушла с огнивом и только с ним могла вернуться, но все же сейчас Хёрдис могла идти не шатаясь. От долгой неподвижности, от скудной еды, от недостатка воздуха и света она чувствовала себя немногим лучше, чем летом в лодочном сарае. И вот снова ее приносят в жертву, думая этим защитить свои жалкие жизни от гнева богов, и снова некому помочь ей. Кроме нее самой. А это, как оказалось, не так уж мало!
При выходе ей связали руки, но Хёрдис не противилась. Гораздо хуже будет, если они решат завязать глаза. Она предпочитала видеть свою последнюю дорогу по земному миру. Но этого делать не стали, и Хёрдис увидела серое небо, облака, освещенные полной луной, темные спины гор вокруг Кремнистого Склона. Все было как всегда – эти горы стояли, когда она родилась, а сегодня она умрет, и горы сожрут ее, но останутся точно такими же. И не изменятся, даже когда и прах ее истлеет, и образ растает в непрочной памяти людей. От обиды Хёрдис закусила губу: в ней вдруг с дикой силой вспыхнуло безумное желание переупрямить и пережить даже эти горы. И пусть оно кажется несбыточным, ведь это единственное, что она по-настоящему умеет – хотеть, желать и стремиться к цели всем своим существом. И еще посмотрим, кто кого.
В окружении хирдманов Альрика Сновидца Хёрдис медленно шла по каменистой тропе, ведущей к Раудберге, на вершине которой помещалось святилище, где ждал ее с огромным жертвенным ножом колдун Горм. Хёрдис старалась не думать об этом ноже, но прогнать его образ не могла – она не раз видела его в прежние годы во время жертвоприношений, когда боги удовлетворялись бараном или быком. И сейчас этого вполне бы хватило! Не могут боги в здравом уме желать сожрать ее, Хёрдис Колдунью, такую костлявую и наверняка ядовитую! До такой глупости ни один великан не додумается!
Альрик шел позади, не торопя ее, а путь от усадьбы до святилища был неблизким, и от размеренного шага по свежему прохладному воздуху она постепенно успокоилась. Мысли потекли ровнее, потом вовсе исчезли. На душе у Хёрдис стало совсем тихо.
Откуда-то вдруг потянуло тонким запахом влажной свежести. Хёрдис вздрогнула от неожиданности: да ведь это тает снег! За время ее походов и битв весна подошла вплотную. А весна на Квиттинге наступает рано; еще немного – и снег растает, бурные ручьи побегут с гор, склоны зазеленеют, скотину погонят на пастбища и рабы переселятся в хижины, покрытые дерном, так похожие на домики горных троллей, и молодые служанки будут бегать к пастухам якобы за молоком, но являться только утром, принося в волосах дурманящий запах свежей травы… Неужели она, Хёрдис Победительница Фьяллей, уже не увидит этой весны?
Хёрдис смотрела вокруг и не верила в это. Полная луна ярко освещала местность, но Хёрдис и без света знала, что вокруг нее. Все эти горы, пестрые россыпи кремневой гальки, ели и сосны, хранящие зелень, такие же упрямые в борьбе со смертью, как и она сама, и рыжий тонкий можжевельник, и бурые валуны, и моховые проплешины, покрытые белесой изморозью, – все это является ее собственным живым продолжением, все они смотрят на нее сотнями невидимых глаз, тянутся к ней сотнями дрожащих рук, так разве может она умереть? Горы Медного Леса бессмертны, они родились одновременно с миром и погибнут только вместе с ним. А до этого еще далеко!
Поднимаясь по склону Раудберги, Хёрдис шагала так спокойно и даже величественно, что Альрик смотрел на нее с удивлением. Ему и его хирдманам было слишком не по себе в этом месте, полном таинственных и древних сил самой земли, под ярким светом полной луны – солнца умерших. Чем ближе к вершине, тем плотнее и гуще казался воздух. Каждый сомневался в душе: а дозволяют ли мне боги войти сюда? Только ведьма держалась так бесстрашно и уверенно, как будто это были ее собственные владения.
Лучи лунного света заливали огромные, в три-четыре человеческих роста, черные валуны, окружавшие площадку святилища на вершине. В этом призрачном свете камни казались живыми: в них снова проснулись древние великаны, которыми они были когда-то. Мудрецы помнили даже их имена: Фростивинд – Морозный Ветер, Блэндаснёр – Слепящий Снег, Авунд – Зависть, Ванветт – Безумие, Фиентли – Вражда… Но даже самый сильный колдун не сразу решился бы назвать эти имена здесь, в полночь полной луны.
Хирдманы остались на склоне горы перед входом в святилище, на саму площадку поднялись только Альрик и Хёрдис. Перед двумя валунами, которые ограждали проход и служили воротами на площадку, Альрик разрезал ремень на руках Хёрдис: боги не должны видеть, что жертву им отдают силой. А убежать отсюда ведьме уже некуда.
Горм Провидец ждал их внутри круга стоячих камней. Окаменевшие великаны смотрели через площадку друг на друга, дышали холодным дыханием Имира, и все пространство было покрыто сетью каменных взглядов и вздохов. Человек, маленькая хрупкая искра живого тепла, был неуместен здесь, стоячие камни давили и пригибали его к земле. Нет, напрасно люди вообразили себя хозяевами чужого святилища. Никто, даже мудрый Горм, не знал древних рун, высеченных на боках валунов, и не умел управлять их силой.
Вступив в круг, Хёрдис сразу увидела Горма. Одетый в красный плащ, колдун сидел перед огнем, а на плоском камне-жертвеннике лежал тот самый нож. Завидев Хёрдис и Альрика, Горм поднялся и хотел сказать что-то важное, но Хёрдис опередила его.
– Ты так наряден, что тебя можно принять за жениха на свадьбе! – насмешливо воскликнула она, и Альрик, вошедший следом за ней, онемел от такой дерзости. – Только не надейся, что я стану твоей невестой! Ты так стар, что тебе в невесты годится только уродливая троллиха, такая же дряхлая развалина, как ты сам! А я найду себе кого-нибудь помоложе!
Горм несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь собраться с мыслями. Ему тоже было не по себе в круге стоячих камней, и он не сразу нашелся с ответом. Но спорить с ведьмой не было смысла: она уже не принадлежит земному миру.
– Да, ты всегда будешь молодой! – беззлобно и торжественно сказал он. – Этой ночью ты перестанешь стариться! Боги возьмут тебя к себе, и там, в палатах Одина…
– У меня будет на выбор три сотни женихов, из самых доблестных и сильных героев! – хвастливо воскликнула Хёрдис, ехидно сузив глаза. – Я очень хочу поскорее попасть к ним, вот только не знаю, сумеешь ли ты отправить меня туда! Что-то мне не верится! Чтобы принести такую важную жертву, надо быть большим мудрецом! Сам Один за эту мудрость отдал свой глаз и однажды был принесен в жертву сам себе! Он девять дней провисел на дереве с копьем в сердце, прежде чем обрел мудрость! А с тобой когда-нибудь было такое? Что ты отдал в обмен на мудрость? Отвечай-ка! Молчишь? – с торжеством заключила Хёрдис. – Тогда отвечай: что означают эти руны? – Она широким взмахом обвела площадку. – Ты, должно быть, догадываешься, как опасно колдовать, не зная рун! Может быть, ты даже слышал, что говорил об этом Властитель, к которому ты хочешь меня отправить!
И ведьма принялась выкрикивать священные строки, которые слышала в благословенной усадьбе Моховая Кочка от вечно пьяного и неизменно веселого Бранда Бурого:
Руны найдешь
и постигнешь знаки,
сильнейшие знаки,
крепчайшие знаки,
Хрофт их окрасил,
а создали боги
и Один их вырезал [11]!
Хёрдис кричала во весь голос, высоко подняв голову и желая, чтобы ее услышали горы, и небо, и ручьи на склонах, и корни в земле, и даже далекая Великанья долина с черным отверстием пещеры. Все это был ее мир, источник ее силы, и Хёрдис пела ему песню, ожидая ответа и зная, что он придет.
– Я вижу усадьбу! – закричал Снеколль, и Хродмар подался вперед.
Дни и ночи он не знал покоя, томясь тревогой, нетерпением и ужасом при мысли, что может не успеть. Снег уже подтаял, каменистые тропы обнажились, и даже без лыж можно было подвигаться вперед довольно быстро. Дорогу фьяллям указывали следы дружины Альрика, и Хродмар мог бы быть вполне спокоен: квитты опережали их совсем не намного. За время пути фьялленландская дружина даже приблизилась к Альрику. Но догнать его надежды не было, и от неутихающего беспокойства Хродмар не мог уснуть даже во время коротких ночных остановок. Последний ночлег он отменил вовсе: у него не было сил лежать неподвижно, зная, что до Ингвильды каких-то полперехода! Жуткое слово «жертва» жгло его огнем, каждое мгновение было дорого. От тревоги он не осознавал толком даже того, что идет по Медному Лесу. Должно быть, местные тролли и великаны, по слухам живущие здесь под каждой кочкой, были удивлены дерзостью чужаков и на всякий случай попрятались.
Хродмар торопливо подошел к Снеколлю. С гребня открывался вид на долину, и в свете полной луны была видна усадьба, стоявшая под откосом рыжей кремневой скалы, – большая, из полутора десятков построек, огороженная высокой земляной стеной. Над крышами домов поднимались дымовые столбы, ворота были закрыты, большого оживления не наблюдалось.
Обшаривая усадьбу жадным взглядом, Хродмар ощутил тесноту в груди. Наконец-то он был возле главной своей цели, не дававшей ему покоя уже больше полугода. Это был дом Ингвильды, ее родной дом, где она впервые увидела свет и получила имя, где дисы, приходящие к новорожденным, дали ей судьбу. Она выросла в этой усадьбе, ее взор каждый день скользил по этим горам. Жаркое чувство тоски и нежности стиснуло сердце Хродмара; ему казалось, что сейчас, встретившись с той, кто была неотъемлемой частью его жизни, он сам стал ближе к ней. Неужели она здесь? И он наконец-то увидит ее? Увидит, чтобы навсегда увезти отсюда.
– Что будем делать, ярл? – спросил у Хродмара Сигват, кормчий с «Кленового Дракона». – Не похоже, что в этой усадьбе много людей, но я вижу там целых три дружинных дома…
– Всех хирдманов Фрейвид забрал с собой! – сказал Снеколль. – Посмотри, в двух домах даже очаги не дымят. Они пусты.
– А третий? В нем поместится больше людей, чем есть у нас.
– А это дом для семейных. Конечно, жены и дети здешних хирдманов остались дома.
– Но ведь кто-то должен их защищать? Не думается мне, что такой человек, как Фрейвид, ушел на войну, бросив свой дом беззащитным.
– А мне думается именно так! – сказал Хродмар. – Считается, что эту усадьбу защищает сам Медный Лес. Никто из соседей не посмеет напасть на дом Фрейвида, поэтому здесь не нужно много хирдманов. Свою дружину он забрал с собой. Но даже будь здесь целое войско, я все равно пойду туда. Кто-нибудь хочет со мной?