– Эй, Торбранд Тролль! – орал кто-то из квиттов. – Что ты делаешь здесь? Умный человек на твоем месте постарался бы оставить наследника, прежде чем погибнуть.

Торбранд побледнел от ярости, а взор с орлиной цепкостью выхватил из квиттинских рядов под стягом Стюрмира какого-то краснолицего бородача лет сорока, в кожаном доспехе, обильно обшитом стальными бляшками. Это был Халькель Бычий Глаз. Он воинственно размахивал копьем, надеясь, что незнакомые фьялли примут его за конунга. Даже сейчас его глупое тщеславие перевесило здравый смысл, но благодаря этому качеству он и запомнился лучше, чем того заслуживал.

– Ты уже потерял двух сыновей! – с торжествующим нахальством кричал он Торбранду. – И мы позаботимся, чтобы род твой не был продолжен!

Слова его попали в самое больное место. Вспыхнув, Торбранд конунг мгновенно поднял копье Властелина и с силой метнул его во вражеское войско.

– Тор и Мйольнир! – тысячей голосов грянула дружина фьяллей, приняв бросок за начало битвы. – Один возьмет свое!

Сверкающей молнией копье Отца Ратей пересекло пространство, разделявшее оба войска, и пронзило Халькеля Бычьего Глаза вместе с другим человеком, стоявшим за его спиной. Квитты вокруг них охнули: оба войска разделяло расстояние в два раза большее, чем обычный бросок копья, но удар Торбранда достиг цели! А Торбранд ощутил острый приступ досады и сожаления – он должен был метнуть копье в самого Стюрмира! Но конунг тут же отбросил глупую досаду – битва начата, время действовать!

Выстроив друг против друга две стены разноцветных щитов, войска фьяллей и квиттов сошлись. Передние ряды рубились мечами, из-за их спин кололи копьями, дальние ряды стреляли из луков. Обе стороны старались держать строй, люди из вторых рядов занимали места павших и раненых, но постепенно в обеих стенах образовались прорехи, превращающие единый бой в множество разрозненных стычек. Грохот железа и крики висели над равниной плотным облаком.

В окружении четырех телохранителей, прикрывавших его по бокам, Торбранд пробивался туда, где видел стяг Стюрмира. Торбранд слышал, что боевые кличи фьяллей окружают квиттинское войско, ряды щитов со знаком молота проламывают, разрывают, рассеивают шеренги щитов со знаком руки, и его наполняли новые силы, как будто сам конунг, подобно богам войны, питался духом убитых врагов. Если бы он не потерял так быстро копье…

Вдруг перед ним возникла высокая женская фигура – прекрасная дева с волной черных волос, с бешеным огнем в ярко-синих глазах. Из-под сверкающей черной кольчуги виднелась снежно-белая рубаха, словно сотканная из лебединых перьев. Белая нежность лебедя и стальная сила оружия – вот из чего созданы Девы Битв.

Регинлейв! Та, которой он не видел уже более десяти лет, снова была с ним. Еще ребенком он услышал предания о валькирии из рода Дев Грозы, по имени Регинлейв, которая издавна была покровительницей их рода. Позднее, когда он был подростком, в день посвящения отец, Тородд конунг, рассказал ему больше – Регинлейв становится возлюбленной каждого нового конунга фьяллей, если он проявляет достаточную доблесть. Иногда, очень редко, она становится матерью наследника престола. Но это – особая честь, заслужить которую удается немногим.

И еще одно свойство есть у валькирии Регинлейв – она ревнива и помогает только неженатому конунгу. Женившись, он теряет Деву Битв, как потерял ее когда-то сам Торбранд.

Но теперь она снова была с ним, ведь жены он лишился.

– Возьми! – звонким и глубоким голосом сказала валькирия и протянула ему копье. – Это дар Властелина, и оно само будет возвращаться после каждого броска, только позови его!

Торбранд взял копье, на миг забыв даже о битве, не в силах оторвать глаз от прекрасной Девы Битв. Регинлейв исчезла, но Торбранд знал, что теперь она снова с ним и снова прикроет своим щитом в случае опасности.

И он с новой силой бросился в битву. Копье Одина само, как живое, кололо и било квиттов, каждый удар отзывался громом в далеких тучах. Насыщенное железным звоном, хриплыми стонами, запахом свежей крови облако медленно поднималось от земли к небесам. Квитты падали вокруг Торбранда, как трава под косой, и сотни духов-двойников с воем уносилось вверх, к серому глухому небу.


– Смотри, они отступают! Стюрмир пятится! Смотри, смотри!

Хёрдис дико визжала, подпрыгивала, ушибая колени о каменный пол пещеры, и дергала за рукав сидящего рядом Свальнира, позабыв даже о том, что обыкновенно старалась к нему не прикасаться.

– Ну, отступают, – без лишнего воодушевления гудел великан, поглядывая через ее плечо. – Ты же видишь – там валькирии.

Но Хёрдис не слышала его, вся поглощенная чудесным зрелищем. Перед ней, прислоненный к каменной стене, стоял огромный, в рост человека, щит с черной блестящей поверхностью. Свальнир рассказывал, что этот щит сделан из чешуйки самого Нидхёгга и его не пробивает даже молния. «Умение быстро бегать и ловко прятаться – самый надежный щит!» – с ехидством думала Хёрдис, слушая похвальбу великана. В отличие от Дракона Битвы, щит не был способен менять размеры, зато показывал все, что творится в земном мире.

Как в огромном окне, Хёрдис видела Битву Конунгов, кипящую в долине между горами и берегом моря, как пестрая похлебка в котле. Но вот кровавое варево Хель отхлынуло и потекло частью на юг, частью на восток. Ясно виднелась фигура Торбранда Тролля, в руках которого сверкало какое-то волшебное оружие, но драконья чешуя не могла или не хотела его показывать, отражая только неясный стальной блеск. Зато хорошо были видны фигуры валькирий, носящихся над котлом битвы, и каждый взмах их мечей сносил головы квиттам, блестящие щиты ловили квиттинские стрелы, прикрывая фьяллей.

– Он отходит к горам! – кричала Хёрдис, сжав кулаки и постукивая ими друг об друга.

Зрелище битвы целиком захватило Колдунью, ей хотелось самой быть там, в самой гуще бурного кипения, смотреть, слышать, втягивать в грудь этот грохот, эти крики, свист оружия, стоны, пьянящий запах свежей крови. Ах, как хотела она быть такой же валькирией – сильной и свободной, свободной! Хёрдис вцепилась зубами в собственный кулак и глухо застонала от боли и обиды.

А драконья чешуя с какой-то злобной ясностью отражала, как рушатся и тают смешанные и разорванные ряды квиттов, как гнется и падает стяг Лейрингов, как былинкой на ветру дрожит среди схватки стяг Севера, златорогий олень. А у подножия его лежит лицом вниз молодой парень, успевший перед смертью воткнуть конец древка в землю. Хёрдис в себе ощущала чужие страх и боль, багряный хмель убийства, когда не видишь лиц, не успеваешь даже разглядеть гибнущих от твоей руки, не знаешь, что это были за люди, и убиваешь просто потому, что вечно голодные духи войны воют и стонут вокруг. На миг ей примерещилась громадная фигура черного дракона, распростершего кожистые крылья над полем битвы, тень от которых не разгонит никакой огонь… Хёрдис было жутко, она дрожала от возбуждения, от тоски, от радости, от торжества и отчаяния.

Стяг Стюрмира конунга был еще цел и быстро отступал к горам. Поняв, что его противнику помогает нечеловеческая сила, Метельный Великан с горстью своих людей вырвался из котла битвы и устремился к ельнику на склонах восточной горы. Вот драконья чешуя поймала смутно знакомое лицо. Напряженно хмурясь, Хёрдис склонилась ниже, заглядывая в свое «окно». Хродмар Рябой! «Хродмар Метатель Ножа! Ты еще жив! Из тебя еще не выросло дерево?» – с веселым изумлением подумала Хёрдис и тут же мысленно прикусила себе язык. Она вдруг испугалась, что может накликать на него смерть, и тут же удивилась, почему эта мысль так ужаснула ее. Она не хотела увидеть, как давний неприятель с честью погибнет в битве. Победительница фьяллей хотела сохранить для себя удовольствие вырастить над ним дерево.

А Хродмар, крича что-то неслышное, взмахом руки с зажатым мечом звал за собой своих людей. Слава Нидхёггу, щит не передавал звуков, а не то в гулкой пещере можно было бы оглохнуть от криков и звона железа, гремящего за много переходов отсюда. Какой-то квитт с волчьим хвостом на шлеме бросился на Хродмара с занесенным копьем, и Хёрдис азартно вскрикнула; словно предупрежденный, Хродмар взмахом меча отбил древко и следующим ударом перерубил квитту шею. И тут же устремился дальше, вслед за стягом Стюрмира. Шумящим, кипящим языком раскаленной железной лавы отступающие квитты и преследующие их фьялли втянулись в широкую долину, в конце которой в узком проходе между двумя горами темнел лес.

– Эй, чудовище! – На миг оторвавшись от увлекательного зрелища, Хёрдис обернулась к Свальниру, по старой человеческой привычке пихнула его в плечо и тихо взвыла, ушибив руку о камень. Но это не охладило ее решимости. – Послушай, чудовище, ты что, хочешь вот так сидеть и смотреть, как мерзкие фьялли колотят доблестных квиттов?

Свальнир вовсе ничего на этот счет не хотел и удивленно посмотрел на Хёрдис:

– А ты чего хочешь?

– Мы должны пойти туда! – заявила Хёрдис, и упрямство в ее голосе было крепче любого камня. – Ты и я. Прямо сейчас. Ты понял, чудовище? Ты сейчас возьмешь меня на руки и отнесешь туда, где они сражаются. Мы должны помочь нашему бедному конунгу. Я вовсе не хочу, чтобы Торбранд Тролль украсил его головой столб над почетным сиденьем у себя дома. Идем сейчас же!

Свальнир не стал возражать. Прошедшее время научило его, что «сокровище» способны порадовать не огромные груды мяса, а только неукоснительное исполнение всех ее желаний. Во всей полноте и прямо сейчас! Но это даже рождало в каменном сердце сладкое чувство умиления: люди так горазды на выдумки!

Шагнув из пещеры прямо в пустоту, Свальнир неуловимо быстро вырос во много раз, и на каменный склон ступила уже нога великана. Хёрдис нетерпеливо приплясывала у выхода. Свальнир протянул руку, и Хёрдис запрыгнула ему в ладонь, как ученая белка. Великан поднял ее на плечо, и она уселась верхом, крепко вцепившись обеими руками в его густые жесткие волосы.

– Ты хорошо сидишь? – бухнул у нее над головой громоподобный голос Свальнира.

– Хорошо! – изо всех сил заорала Хёрдис. Ухо великана было совсем близко, но из упрямства ей хотелось уравнять свой голос с его голосом. – Пошел быстрее! Если опоздаешь, я тебе голову оторву!

Великан шагнул и за один шаг перенесся далеко вперед. Мелькнуло и пропало рыжее пятно Раудберги, одна долина сменяла другую так быстро, что шевелящие ельниками отроги казались ползущими чудовищами. Но больше они не могли напугать Хёрдис – теперь она была здесь хозяйкой. Оглядывая просторы Медного Леса с огромной высоты, которой ничуть не боялась, она чувствовала горделивое удовлетворение сытого дракона, как будто проглатывала каждую долину, что оставалась позади. Нет, что ни говори, а иметь в хозяйстве великана совсем не плохо!


Устрашенные мощью копья Властелина, квитты позорно бежали, побросав оружие и прикрывая спины щитами. Дружина Хродмара гналась за стягом Стюрмира, который все еще мелькал впереди тремя волчьими хвостами, обозначая присутствие конунга. Разглядеть самого Метельного Великана было нелегко: он лишился золоченого шлема, доспех был порублен и залит кровью. Но вокруг него оставалось еще довольно крепкое кольцо, и немало фьяллей, подобравшихся слишком близко, сложили там головы.

– Не дай ему сбежать, Хродмар! – кричал где-то вдалеке голос Торбранда конунга, а может, это только чудилось. И это кричала тысячей железных языков сама битва, которой сотен и сотен жертв было мало. – Он должен пойти вслед за сыном! Один ждет его!

До узкой лощины между двумя горами оставалось не больше двух перестрелов, когда над вершинами вдруг вырос великан.

Однажды Хродмар уже видел чудовище, поэтому не испугался. Он знал, что лицо его смерти – не это. Ступая по земле Квиттинга, он постоянно ждал чего-то подобного и воспринял появление великана как естественное продолжение битвы. Великан держал в руке тот же громадный меч, похожий на черную молнию, распоровшую брюхо небесам. Размахивая над головой клинком, он приближался быстрыми шагами. Земля тяжелым подрагиванием предупреждала о приближении чуждой и страшной силы.

Но для Хродмара это был знакомый противник. Остановившись, он сосредоточился и нашарил под одеждой свой амулет-торсхаммер. Пальцы его дрожали от напряжения и усталости, но в душе он был почти спокоен, по опыту зная, что и на великана есть управа.

А вокруг раздавались вопли: и фьялли, и квитты оказались не готовы к появлению хозяина гор. Квитты, уже почти достигшие лощины, в беспамятстве от ужаса повернулись и побежали обратно, наткнулись на преследователей, смешались с ними, но и тем и другим уже было не до битвы. Давя друг друга и спотыкаясь о брошенное оружие, люди бежали назад, к морю. Смерть от руки противника-человека казалась не так страшна, как гибель под его каменной ногой.

– Жалкие козявки! – гремел над долиной голос великана – так гулко и страшно могла бы говорить каменной грудью сама гора. – Убирайтесь отсюда и не смейте приближаться к владениям хозяйки Медного Леса!

И никто из людей не видел маленькой женской фигурки, примостившейся на плече у великана и кричавшей ему в ухо эти слова.


Увидев великана, Торбранд конунг на миг замер, опустив руку с занесенным копьем, которое уже готов был метнуть в Стюрмира. Его вновь охватило чувство бессильной ярости, уже испытанное им однажды на проклятой земле Квиттинга – летом, на берегу, когда он сидел над обломками своих кораблей, выброшенных морем, и мысленно подсчитывал погубленных чудовищным тюленем. Опасаясь морского духа, конунг повел войско в зимний поход по суше. И вот им навстречу вышел дух квиттинских гор! Великан, чудовище, способное растоптать своими каменными ногами и перерубить черным мечом все его войско, почти одолевшее квиттинского конунга! Трудно стерпеть поражение от людей, но склонять голову перед местной нечистью Торбранд сын Тородда не собирался!

Ладонь его почти онемела, до бесчувствия крепко сомкнутая на плотном горячем древке. Копье Властелина! Если не оно победит квиттинского великана, то поможет только Мйольнир!

Рука сама взметнулась, выводя молнию на воздушную дорогу; Торбранд с силой метнул копье в темную тучу, нависшую уже над самой ложбиной. С низким гудением копье прочертило пространство, как будто распарывая воздух, и ударилось о широкую грудь великана. Раздался звон, треск… Великан пошатнулся, но устоял на ногах, а копье упало на землю, переломленное посреди наконечника.

Торбранд замер, не веря своим глазам. Для него Властелин Битв и его оружие были несокрушимы. Как же так? Забыв, как опасно предаваться растерянному раздумью на поле битвы, Торбранд зачарованно смотрел туда, где скрылись среди каменной россыпи обломки копья.

И вдруг перед его взором возникло серое туманное облако; оно было больше гор, больше великана, оно заполнило весь мир. Мгновенно в нем проступила высокая фигура старика, мелькнула белая борода, сверкнул из тумана горящий огнем единственный глаз. Горячий плотный ветер Силы обдул лицо Торбранда, и на краю зрения мелькнули удивленные лица валькирий.

«Заклятье! – зазвенел и раскатился над миром голос Властелина. – Цепь Глейпнир! Корни гор!»

«Корни гор… Корни гор…» – на разные голоса повторяли ближние и дальние скалы, валуны, морской берег и даже далекий дуб с висящим на нем телом жертвы. Еще не осознав всего целиком, Торбранд уже знал, что его чудесное оружие погублено запретом, который он нарушил.


Но исхода Битвы Конунгов уже ничто не могло изменить. Хродмар, до удивительного бесчувствия не боявшийся великана, снова устремился вдогонку за Стюрмиром. Позади бежали близнецы Сёльви и Слагви, привыкшие везде следовать за своим ярлом, вдогонку бросились другие.

Великан замер, оглушенный ударом, и сам стал похож на гору. Стюрмир конунг с двумя десятками хирдманов входил в лощину. Он сумел взять себя в руки и преодолеть страх перед великаном, зная, что у моря остался непримиримый враг.

– За ним! – сипел и хрипел Хродмар, сорвавший голос и не заметивший этого в грохоте битвы. – Не дайте ему уйти!

– Что ты застыл, чудовище! – дико визжала Хёрдис, прыгая на плече великана и колотя его по уху и по шее, в кровь обдирая ладони. – Ты заснул! Я сейчас спрыгну и убегу от тебя! Пусть меня растерзают фьялли! Ты не камень, ты жеваный клочок мха, ты крысиная чума, ты болотная лихорадка! Твой меч тебя стыдится!

– Нет, я не заснул! – как пьяный, пробормотал Свальнир, постепенно приходя в себя. – Я сейчас…

– Не дай Троллю догнать квиттов! – исступленно кричала Хёрдис, до острой боли жалея, что не может отобрать у великана его силу и вступить в схватку самой. – Не пускай их сюда! Стюрмир мой, ты слышишь! Мой!

– Сейчас… – неразборчиво гудел великан, и до людей его голос долетал как грохот камнепада. – Сейчас я все сделаю…

Шатаясь, он шагнул к лощине. Кучка людей, похожая на стайку черных муравьев, уже заползла в долину, миновав узкий проход между горами. Они были почти под ногами у Свальнира, но шустрыми живыми зернышками катились к сосновому лесу, стараясь держаться подальше от живой горы. Обожаемое сокровище не велело никого топтать, поэтому Свальнир осторожно шагнул и вгляделся, моргая. Новая волна черных муравьев бежала от равнины к проходу между горами. «Не пускай их сюда!» – велело сокровище.

Тогда великан взялся руками за вершины обеих гор, поднатужился и сдвинул их вплотную одну к другой.

Грохот был слышен за несколько дневных переходов, а тем, кто оказался по обе стороны от сдвинутых гор, показалось, что настало Затмение Богов – «солнце черно и земли канули в море». Только огня, лижущего небо, не хватало для полноты предсказания.

Земля дрогнула под ногами, словно в глубине ее проснулось чудовище и рвется на свободу; разом померк свет, камни и глыбы летели во все стороны, поднимая тучи пронзительно-холодной пыли. Пыль забивалась в глаза, в нос, не давала вздохнуть, а уши закладывало от дикого шума.

Когда грохот поутих и сменился быстрым шорохом осыпающейся гальки, Торбранд конунг очнулся. Он лежал лицом вниз, наполовину присыпанный комьями мерзлой земли и камнями, и все это давило на него ледяной могильной тяжестью. Во власти животного страха конунг стал отчаянно выдираться из-под обвала. Кто-то помог ему встать на ноги.

Протерев краем ладони лицо, Торбранд глянул вперед, моргая и не в силах сразу поверить, что видит это наяву. Перед ним, там, где какие-то мгновения назад был узкий проход в долину с темнеющим лесом на склонах гор, стояла плотная каменная стена. Горы по сторонам бывшей лощины сделались ниже, но их склоны и вершины теперь состояли из свежих острых обломов и стали непроходимыми. Еще был виден шов между ними, вдоль которого свисали вывороченные стволы сосен, похожие на сухие травинки.

Перед возникшей стеной лежали в нелепых позах человеческие тела, присыпанные комьями земли и каменными обломками, живых нельзя было отличить от мертвых. Но здесь были не все. Сомкнувшиеся ворота гор отрезали от берега Стюрмира конунга и Хродмара с горстью людей, успевших проскочить вперед вместе с бегущими квиттами.


Неожиданно оказалось, что уже наступили сумерки. Меж стволами сосен бродили серые тени, но люди не боялись их, а просто старались держаться подальше. После всего увиденного никто не принимал всерьез каких-то жалких лесных троллей.

– Да разве… это… тролли! – презрительно морщил нос неугомонный Слагви. Дыхание его прерывалось через каждое слово, но, несмотря на это, он пытался шутить. – Вот у нас в Аскефьорде тролли – это тролли! Загляденье! Один бергбур из Дымной горы чего стоит! Правда? Э!

Он толкнул локтем брата, и Сёльви отмахнулся:

– Не надо поминать здесь чужую нечисть! Я думаю, здешние тролли так же не в ладах с нашими, как мы сами – с квиттами!

– Нечего подобного! Нечисть всегда стоит друг за друга против доброго человека!

Слушая привычный спор между близнецами, Хродмар наконец поверил, что они все действительно остались живы. Он сидел прямо на холодной земле, прислонясь спиной к стволу сосны, а на тесной поляне перед ним расположились восемь человек из дружин Торбранда и самого Хродмара – те, кто успел проскочить вместе с ним следом за Стюрмиром. Потом, когда великан опять зашевелился и стал сдвигать горы, фьяллям стало, конечно, не до квиттинского конунга. Пусть бежит себе хоть к самой Хель! Если только Хель еще не пришла за ним прямо сюда, на что было очень похоже.

– Хорошо бы костер разжечь! – пробормотал кто-то из хирдманов, но в сумерках Хродмар даже не разобрал, кто это был. После битвы голоса у всех стали хриплые, дрожащие и едва узнаваемые.

– А ты помнишь, что кроме нечисти тут еще бродят квитты? – ответил ему Сигват кормчий, изумительно спокойный. – Десятка два квиттов с самим конунгом во главе. Как бы они не сбежались погреться на огонек!

– А разве их не засыпало? – разочарованно протянул Слагви.

– Они же бежали впереди нас! – укорил его брат. – Поэтому они все уцелели. Все, кто был перед нами.

– Они, как видно, уже ушли в глубь своих колдовских гор, грызи их всех Нидхёгг! – выбранился кто-то еще и хрипло закашлялся. – Нажрался я тут камней, как тролль какой!

– Слышу, в брюхе у тебя стучит! – отозвался товарищ и гулко похлопал его по спине.

– Надо полагать, квитты тоже сидят где-то под кустами и прикидывают, на земле они или уже под землей! – сказал наконец Хродмар. – Если мы разведем костер в ложбинке и со всех сторон загородим его… Щиты хоть у кого-нибудь остались?

– У меня, – отозвался Халльфинд.

– И у нас! – с гордостью заявил Слагви и предъявил половинку разбитого щита, где несколько уцелевших досок держались на одном упрямстве.

– Полтора щита на всех! – быстро подсчитал Хродмар. – Негусто. Ладно, разложим огонь между камней, издалека не увидят. А вы, близнецы, пойдете искать костер квиттов. Не ворчи, Слагви, я по голосу слышу, что ты устал меньше всех.

– Надеюсь, ты не думаешь, что это оттого, что я плохо сражался? – обиделся Слагви.

– Вовсе нет. Просто когда у человека в душе большие запасы смеха, он может ими греться и питаться. Поднимитесь вон на ту скалу и хорошенько оглядитесь по сторонам. Раз уж великан закрыл нам дорогу к морю, значит, мы сможем выйти из этого проклятого леса только с другой стороны. И я намерен вернуться к нашему конунгу не с пустыми руками. Где-то по этому лесу гуляет голова, которую он хочет видеть отдельно от тела. И он ее увидит!

Когда сыновья кузнеца Стуре-Одда поднялись на вершину скалы, уже совсем стемнело и черный лес едва-едва можно было отличить от темно-серого неба.

– Вон огонь! – вполголоса воскликнул Слагви, первым добравшийся до вершины.

Ветер задувал ему в глаза длинные пряди волос из расплетшихся в битве кос и мешал смотреть. В распадке сквозь густую тьму ельника еле-еле пробивался оранжевый огонек, дрожащий, как будто ему тоже было страшно.

– И вон там тоже! – подхватил Сёльви, показывая в другую сторону. Там, прямо на отвесном склоне скалы, виднелся маленький красный огонек, и он горел ровно и спокойно. – Хотел бы я знать – у квиттов здесь два отряда? Или это кто-нибудь еще?

– А это тролли! – уверенно ответил Слагви. – Кому еще здесь быть?


Он был на удивление прав, Слагви сын Стуре-Одда. Хёрдис наотрез отказалась возвращаться в Великанью долину, не узнав, чем все кончится. А Свальнир, обессиленный почти так же, как после поединка с Тором, не мог ей достойно сопротивляться. У него едва хватило сил на то, чтобы вырубить своим мечом пещерку в скале и развести огонь, дабы его сокровище не замерзло. Теперь он сидел, привалившись к стене пещерки и закрыв глаза, заново набирался сил от гор, с которыми составлял единое целое.

Хёрдис устроилась на жесткой охапке собственноручно наломанных сосновых веток. Закутавшись в накидку и обняв колени, она смотрела в багровый троллиный огонь и думала. Человеческий мир снова был рядом. Видения битвы и лиц, знакомых ей по прежней жизни, так живо напомнили обо всем прошедшем, что у нее сладко и больно защемило сердце. Снова вспоминались лодочный сарай и лицо Торбранда Тролля, целящегося в нее из лука. Даже давно зажившая рана на плече тихонько пискнула отголоском боли, напоминая о себе. Но Торбранд остался там, на берегу моря, отгороженный каменными воротами гор.

А здесь, неподалеку, был Стюрмир конунг, Метельный Великан. Благодаря щиту из драконьей чешуи Хёрдис знала о гибели Фрейвида Огниво. Сбылись предчувствия, полнившие ее в миг молчаливого прощания с отцом возле усадьбы Угольные Ямы, – они виделись в последний раз. Только он думал, что провожает на смерть свое злосчастное порождение, а вышло наоборот. Грозный хёвдинг Западного побережья не прожил после этого и месяца, а она, Хёрдис Колдунья, жива и собирается жить еще долго! Люди хотели погубить ее, а вместо этого невольно подарили ей огромное могущество. Хёрдис неприязненно покосилась на дремлющего великана и сжала зубы в приступе горестной досады. Она ненавидела Берга, жадно пьющего из нее тепло человеческой крови и остающегося при этом все таким же холодным камнем. Но сейчас великан был нужен ей. Хёрдис не могла и не хотела остаться равнодушной к вражде и борьбе человеческого мира. Хотя бы так она должна была поддержать свою связь с людьми, чтобы не стать такой же холодной и ко всему безучастной, от всего далекой и всему чужой, как сам Свальнир.