Дьякова Виктория. Камни Юсуфа (Боярская сотня - 8)

   Вите тоже довелось побывать на одной такой церемонии, где новые русские дворяне, "достойнейшие граждане страны", по словам священника, чье отнюдь не бескорыстное красноречие придавало особый колорит происходящему, перевязанные синими лентами через плечо, на которых сияли купленные по прейскуранту звезды и со шпагами, длиннее их самих в полный рост на боку, роняли скупую слезу признательности Отечеству перед алтарем. А потом из окна столовой в экспортно-импортной конторе Витя не раз наблюдал, как из дома напротив, некогда принадлежавшего бабушке Лермонтова, титулованные княгини в дутых стеганых пуховиках китайского производства семенят по осенней слякоти с авоськами в магазин...
   * * *
   Витя проснулся поздно, около полудня. Проснулся с тяжелой головой, не сразу вспомнил, где находится. Первая мысль, пробившаяся сквозь туман вчерашних возлияний была отнюдь не нова: жена. Сейчас как выскочит из-за двери и понесет, словно ее ужалили: "Опять шлялся! Надрался, пьянь'болотная!" Но неожиданно долгая тишина, изредка нарушаемая шуршанием проезжающих за окном машин, обнадежила: слава богу, он все-таки не дома.
   - А хорошо все-таки без жены, - пробормотал он, начиная припоминать обрывки вчерашнего разговора.
   Иваныча дома не было. На столе лежала записка: "Уехал по службе. Звони в дежурку" и номер телефон криво приписан сбоку.
   "Куда его понесло?" - удивился Витя.
   Похмелиться было нечем. На столе в тарелке сиротливо куксился ломтик докторской колбасы, оставшийся от вчерашнего "банкета", над ним деловито кружились мухи. Откуда взялась колбаса, Витя не помнил - помнил ветчину. Еще он помнил "Флагмана", пустая бутылка из-под которого в окружении других, рангом поменьше, валялись на полу под столом.
   - Не хило мы вчера посидели, - прикинул количество выпитого бывший чекист, потирая виски и прикидывая, что можно пожрать.
   В холодильнике было пусто, не считая палочки пересохших дрожжей еще советского производства, оставшихся Иванычу на память о семейной жизни. В буфете Витя нашел два черствых пирожка с морковкой, которые и разогрел на сковородке. В сахарнице едва наскреблось две ложки сахара на стакан чая. Но все-таки немного полегчало.
   Подкрепившись пирожками, Витя позвонил по телефону, указанному в записке. Дежурный милиционер, проинструктированный Иванычем, сообщил ему, что капитан Логунов уехал на фестиваль, наблюдать за порядком.
   - Что за фестиваль-то? - поинтересовался Витя. - Песни и пляски МВД?
   - Да не... - вдруг как-то кисло протянул дежурный - Чокнутые там какие-то военно-историческую игру затеяли: высадка шведов на Неве. Князья там всякие, иностранцы, сам понимаешь. Короче, развлекаются от нечего делать. А мы следи, чтоб они там друг друга не покалечили, или не побили чего спьяну.
   - Ага, - кивнул Растопченко, вспоминая вчерашний разговор.
   Точно ведь, было дело. Иваныч хотел ввести его в круг новых буржуев, дать возможность примелькаться, сойти за своего. Интересно, почему он тогда уехал в одиночку? Впрочем, номер телефона все-таки оставил. Может, разбудить не смог? Или хотел еще какие-то делишки до начала фестиваля закончить?
   - Алло, дежурный? А где этот фестиваль, куда ехать?
   - На Неве, около железнодорожного моста. Станция Келыма. Военно-исторический фестиваль. Там поляна должна быть оцеплена на берегу реки. В заявке на проведение мероприятия полтысячи человек предполагается.
   - Понял, спасибо, - Витя повесил трубку и присвистнул. Он и представить себе не мог, что тащиться придется в такую даль, к черту на рога, в какую-то глушь.
   Растопченко полагал, что новые русские князья проводят свой военно-исторический фуршет где-нибудь в царских апартаментах, типа Петергоф, Павловск, Ораниенбаум. Устроить какой-нибудь светский раут у себя в конторе за государственный счет, не за свои кровные, конечно, посидеть в ложах ВИП на концерте какой-нибудь заезжей звезды, опять-таки за счет предприятия - на это новые русские князья были способны. Но чтобы военно-исторический фестиваль на полтысячи человек?! Где денег-то наковыряли? Вряд ли свои тратят. Не те люди. Ишь выдумали: высадка шведов! Какой это век-то? Семнадцатый? Восемнадцатый?
   С историческими датами у Вити было плоховато. В школе еще что-то помнил, а теперь... Интересно, а почем титул князя в семнадцатом веке? Тоже пять тысяч баксов за штуку? Или подороже? Может, поехать посмотреть, как богатенькие развлекаются? На широкую ногу жируют, сто процентов. Шведский стол из "Европейской", живой оркестр, танцовщицы... Если Иваныча найти - с голоду не умрешь.
   Даже чутье контрразведчика, о котором без устали твердили преподаватели в учебке и начальство всех калибров, ничего ему не подсказало. Витя наскоро принял душ, побрился и быстрым шагом отправился на метро.
   * * *
   Растопченко пожалел, что поехал, едва только сошел с электрички. Садиться на нее пришлось на Финляндском вокзале, скакать с пересадками с поезда на поезд, выйти где-то за Невой на станции Келыма и топать пешком по Кировскому шоссе.
   Еще в самом начале путешествия у него зародились сомнения, что он вообще попадет туда, куда собрался. Он никак не мог припомнить какие дворцы находились в районе этой станции Келыма, и у него крепли подозрения, что никаких дворцов там в помине не было. Подустав, он уже не мог точно определить, что ближе от Питера - Петергоф или Келыма, но по всему выходило, что Петергоф явно лучше.
   Добравшись до места проведения фестиваля, Витя уже не рассчитывал ни на какой фуршет: наверняка, пока он ехал, все уже съели и выпили без него. Он молился только о том, чтобы Иваныч еще не уехал и прихватил его обратно в город. Вообразить себе возвращение назад тем же путем он мог бы только в страшном сне. Но то, что он увидел на фестивале, разочаровало его окончательно.
   Оказалось, он с самого начала представлял себе неверно, что это такое, и кто тут собрался. Никаких новоявленных русских князей с фуршетами тут не было и в помине. На первый взгляд, это было сборище каких-то безработных, может быть даже бомжей - нормальный человек вряд ли будет принимать участие в подобном балагане - одетых в самодельные костюмы, которые Витя видел в популярном фильме "Иван Васильевич меняет профессию", где царь Иван Васильевич Грозный то в управдомы, то снова в цари переходил, и с таким же самодельным оружием. Все эти разнаряженные люди разместились со своими палатками по берегу Невы, и фуршет тут явно был у каждого свой. Витя растерянно оглядывался по сторонам, ища взглядом знакомое лицо, и очень обрадовался, заметив невдалеке милицейский "УАЗ" и нескольких милиционеров рядом с ним. Он поспешил к патрульной машине расспросить об Иваныче. Оказалось, что Логунов еще не приезжал, но вот-вот должен появиться.
   "Где его носит?" - раздраженно подумал про себя Витя. Но все-таки решил дождаться капитана. С милиционерами-то веселей будет. Как-никак свои люди.
   Вечерело. Дабы скоротать время Витя пристроился с понравившимся ему патрульным Лехой Рыбкиным недалеко от "УАЗика" распить на чурбаках пару бутылочек "Синопской", предложенных кем-то из устроителей фестиваля стражам порядка, да с нехитрой закуской.
   Слово зацепилось за слово: о службе, о Чечне, о зарплате... Стаканчик за стаканчиком... На свежем воздухе, под огурчик. Тут еще запел кто-то...
   Иваныча он не дождался. Заснул. Как провалился. Без снов. Когда пришел в себя, хотелось в одно место. Строго определенное. И уже начала раскалываться голова. Поэтому он прихватил недопитую бутылку с капота машины и побрел в заросли кустарника, что бы посидеть в спокойной обстановке, никуда не торопясь и не думая о посторонних вещах.
   ГЛАВА 2
   Вассиана
   Очнувшись ото сна, Витя обнаружил, что он остался один. Кругом стелился туман, было сыро, зябко и как-то странно тихо. Приподнявшись, Витя прислушался - точно, ни звука вокруг.
   Что-то непривычное и потому пугающее почудилось ему в этой тишине. Казалось, он попал в самые недра тысячелетней давности, куда веками не долетал ни единый человеческий вздох. Витя поднялся, справил нужду, застегнул куртку поплотнее и стал осматриваться.
   Насколько можно было видеть сквозь туман из густого кустарника, он не ошибся - никого вокруг не было. Не гудели голоса в близком поселке, не играло радио в домах.
   Летом ведь в дачных поселках, как в одних домах укладываются, в других уже новую музыку заводят. На реке не проглядывали желтые огоньки бакенов, не гудели двигатели машин на шоссе...
   - Стоп, - одернул себя Витя. Как это? Дома исчезли? Ну, палатки понятно. Игроки разбежались, инвентарь свой, палочки-досочки, унесли, его самого тут бросили, даже не разбудили, добирайся, мол, сам, как знаешь. А Иваныч? Хотя, тоже видать, так и не приехал. Хорош гусь. На фестиваль он отправился - очки втирать начальству, а сам, поди, у бабы какой-нибудь отсиделся.
   Тьфу... Слов нет. Да, выбираться-то как-то самому придется. Витя еще раз огляделся. Где дорога, по которой он вчера сюда пришел? В понедельник утром, кровь из носа, надо быть в управе, деньги получить. Если денег он не получит, то останется только одно - повеситься. В кармане ни шиша, а как жить?
   А все-таки, куда подевались дома? Не унесли же их с собой ребята с фестиваля. Хотя Витя вчера и не очень внимательно присматривался к округе, не до того было, но заметил, что на противоположном берегу Невы стояли каменные дачи. А теперь сплошной лес стеной стоит, и такой солидный лес, не кустарник кры-жовничек-смородинка. Прямо чудеса какие-то.
   "А может быть, - вдруг пришла ему в голову мысль, - он после вчерашней "нагрузки", да еще остатки от предыдущего, в общем, так хорошо заснул, что не заметил, как весь лагерь из Келымы еще куда перебрался, в другое место? И вообще, какой день сегодня? Воскресенье? Или давно уже понедельник, вторник?"
   Витя посмотрел на часы. Часы стояли. Он встряхнул их, попробовал завести - не идут.
   "Ну, все, кокнул, - подумал он. - Где, кто, в каком месте, сколько времени, какой день - ничего не знаю".
   Тут ему вспомнился Рыбкин. Тоже ведь смылся, хорек.
   Туман постепенно рассеивался. Становилось теплее.
   "Ладно, - решил Витя про себя. - Встречу Леху - морду набью, и Иванычу тоже, а пока надо делать ноги. Перекусить бы чего..."
   Желудок старательно напоминал о себе...
   - А вот тебе, - взглянув на бутылку в руке, решил Витя. - Попробуй согревающего, а как согреемся, разберемся с остальным.
   Он допил из горлышка остатки водки, зажевал ее сорванным с куста листом и снова свернулся на траве под листьями ивняка. Пока не очень холодно, нужно отоспаться. Проблемы будем решать днем, когда поднимется солнце и разойдется туман. А сейчас все одно никаких концов не найти.
   - Потерпим, - пробормотал он себе под нос. - Вроде шоссе тут было рядом. Выйду потом, остановлю тачку, а там доберемся как-нибудь до Иваныча. Или к Лике завалюсь, соскучился ведь... Она-то точно покормит.
   В задурманенном рассудке явь смешалась со сном, и далеко не сразу Растопченко сообразил, что он уже не спит, а над головой палит яркое солнце. Бывший чекист поднялся, передернул плечами, отбросил в сторону пустую бутылку и решительно двинулся в сторону шоссе...
   Однако там, где по его представлениям вчера была дорога, Витя наткнулся на... заболоченную низину, да и вообще земля вокруг была влажная, иногда даже хлюпала под ногами, того и гляди угодишь в какую-нибудь мерзость. Растопченко остановился, раздумывая.
   Вдруг из густых кустов, покрывавших низину, его негромко окликнули:
   - Виктор Александрович, - голос был сипловатый, слегка простуженный, но как показалось Вите, знакомый. - Товарищ майор!
   Растопченко оглянулся, но никого не увидел. Наваждение какое-то.
   - Товарищ майор, я здесь, - снова донеслось до него. Кусты раздвинулись, из них показалось бледное, испуганное лицо Рыбкина.
   Озираясь, милиционер вылез из укрытия.
   - Вы куда все подевались! - накинулся на него Витя - Бросили меня. В город возвращаться надо...
   Но Леха не отвечал. Он молча смотрел на майора широко открытыми глазами, в которых застыл ужас, сравнимый лишь с ужасом в глазах узников Освенцима перед казнью в газовых камерах, как показывают в военных кинохрониках.
   - Ты чего, сержант? - снова обратился тот к Рыбкину - Чего молчишь-то? Случилось что ль чего?
   Рыбкин приблизился и тихо, словно боялся спугнуть окружавшую их тишину, произнес:
   - Все кончено, товарищ майор, мы погибли.
   Покорное отчаяние недавнего знакомого произвело на Витю удручающее впечатление.
   - Да не крути ты! - прикрикнул он на сержанта - Давай выкладывай, что случилось, пока я спал!
   - Мы в другой мир провалились, - со значением, как величайшую тайну, поведал ему Рыбкин, - Пока вы спали, вот обнаружилось...
   Растопченко рассмеялся:
   - Леха, меньше пить надо! Что за бред! Вот бедолага, видно, крепко ты перегрузился, - он ободряюще похлопал Рыбкин по плечу. -Давай, пошли к шоссе. Куда делись-то все? Где машина? Ребята где?
   Но Рыбкин не шелохнулся.
   - Старшего нашего зарубили, - продолжал он все таким же убитым голосом. - Еще нескольких человек зарезали в деревне. Тут, рядом. Остальные... Остальные вдоль реки пошли, мост искать. А я вот остался. Вас жду. Обещал же вчера, что вместе будем. Товарищ майор, - Рыбкин с тревожной надеждой заглянул Вите в глаза. - Что будет-то? А? Мы домой-то попадем? Ко мне мама приехала. Мне в общагу надо. Ведь представляете, что получается, Леха схватил Витю за рукав, - нет больше ничего: нет Питера, то есть, еще нет, нет шоссе, нет телефонов, нас с вами тоже еще нет...
   - Нет, Леша, ты точно рехнулся, - успокоился Витя, - с перепоя это у тебя. Ну как это, нас с тобой нет, когда вот ты стоишь, и вот я стою? Дышим, говорим, потрогать друг друга можем. Живы-здоровы. Значит, мы есть. Ты согласен?
   Рыбкин утвердительно кивнул.
   - Следовательно, - уже совсем весело продолжал Витя, - раз мы есть, значит, все есть: и шоссе, и машины, и телефоны... Просто забрели мы с тобой вчера по пьяни в какую-то тьмутаракань, а твои дружки-менты даже не побеспокоились нас поискать. Давай, пошли, нет времени болтать, - он подтолкнул Леху под локоть. - Вместе держаться будем. - А потом спросил с легкой издевкой: - А тебе всегда по этому делу чужой мир мерещится, или иногда там декабристы захаживают? Или тебе эти артисты с фестиваля голову заморочили?
   Но Леха молчал. Красноречие Растопченко также иссякло. И некоторое время они шли, не разговаривая. Вокруг все было так же тихо и пустынно. И никаких намеков на шоссе или прочие достижения цивилизации. И вдруг Витю осенило, чем поразила его с первых же минут пробуждения необыкновенная тишина кругом. Чем она была необыкновенна? А вот как раз тем самым: отсутствием привычных уху городского жителя отзвуков цивилизации, от которых под Питером не скроешься в самом глухом лесу. Не было даже воспоминаний о них. Тишина вокруг была девственной и абсолютной, как при сотворении мира, а воздух... Воздух тоже явно был другим... Сразу он как-то не почувствовал этого. Все вокруг было другим: деревья, топь, трава. Нехоженое, дикое, величественное, исконное... Витя снова почувствовал тревогу.
   И вдруг где-то совсем рядом послышалось тихое ржанье лошадей и... приглушенный смех!
   - Люди! - Витя вскочил на ноги. - Люди! Он радостно пихнул в плечо Рыбкина, едва не сбив его с ног.
   - Бежим! Лесничий, наверное, спросим у него!
   - Не ходи! - вцепился в руку сержант - Нас убьют. Уже многих убили! Ты не видел, какая резня в деревне на холме случилась!
   Но Витя не слушал. Отбросил руку и что было сил рванул вперед.
   - Не хочешь, сиди тут! - зло кинул сержанту на ходу. Но тот, наверное, уже его не слышал.
   Деревья поредели, впереди просвечивала поляна. Витя бежал к ней. Рыбкин трусил следом. Перед поляной Леха почти догнал его, но едва заметил на поляне всадников, как тут же кинулся на землю, как под артобстрелом. А вот Витя остановиться не успел и выскочил едва ли не на середину.
   То, что он увидел, сначала ничуть его не испугало. Два всадника, мужчина и женщина, в дорогих бархатных одеждах, на великолепно убранных лошадях, обнимались посреди поляны, и даже лошади их, неторопливо перебирая ногами, ласкались друг к другу. У Вити не было сомнений, что это кто-то из разбежавшихся членов клуба крутит тут вдали от общего шума свои амурные дела. Единственное, что вызвало удивление, так это лошади - вчера он что-то не заметил, чтобы в лагере присутствовали всадники. Тем более в столь богатом убранстве. Да и одежды у всадников явно не дешевые. Наверное, к вечеру приехали, после того как они с Лехой поднабрались. Таких павлинов было бы трудно не заметить. Одних камней да мехов понашили на одежонку, "Мерседес" купить хватит. Каждому.
   "А может, - вдруг мелькнула мысль, - Иваныч не обманул, и действительно кое-кто из новоявленных русских князей-буржуев посетил фестиваль, себя показать? Они ведь пешком не ходят. У них, наверняка, тут куча "джипов" под боком стоит. Покажу удостоверение, пока не отобрали. Подвезут".
   Мужчина и женщина целовались, не обращая на Растопченко никакого внимания, и Витя кашлянул:
   - Товарищи, - громко произнес он. - Товарищи, прошу прощения, не подскажете, где здесь остановка автобуса? Как доехать до метро?
   Услышав его голос, женщина испуганно обернулась и отпрянула. Мужчина дернул поводья и выехал вперед, закрывая ее собой, рука грозно легла на рукоять сабли. С другой стороны поляны из-за деревьев появились еще дюжина всадников и встали полукругом за спиной хозяина, готовые к атаке. Все с саблями, кое у кого у седла болтались щиты и луки.
   "Братва, наверно", - мелькнуло в голове у Вити.
   Он вдруг почувствовал, как руки его задрожали и, дабы не выдать себя, быстро спрятал кулаки в карманы.
   "С братвой лучше не связываться, - подумал он, - это у них снаружи игрушечные мечи, а за пазухой-то, поди, стволы припрятаны. Сейчас как резанут из "Узи"... Никакие "корочки" не помогут".
   - Беги! Беги! - донесся откуда-то из-за спины голос Рыбкина.
   "Да, что-то тут не то, - понял Растопченко. - Явно не то. Надо бы отваливать".
   Но под внимательными взглядами полутора десятков мужчин ноги слушаться отказывались. Растопченко словно врос в землю и стоял, вылупившись на всадников, а они, вдруг заметил он, рассматривали его с не меньшим страхом и изумлением. Его одежда: джинсы, клетчатая рубашка, курточка, не говоря уже о милицейском мундире Рыбкина, который маячил в отдалении, - все это явно озадачило братву... Да и братву ли?..
   Возникла тревожная пауза: Витя стоял не шелохнувшись, всадники не двигались. Все молчали. И только Рыбкин тихо стонал сзади: "Убегать надо, товарищ майор, убегать!"
   Вдруг Витя увидел, как женщина что-то сказала своему другу. Причем, Витя мог поклясться, сказала по-французски. Особенно-то он в языках не отличался, но в школе учил французский, в "учебке" - английский, и во всяком случае отличить один от другого на слух мог.
   "Так они еще и иностранцы! - догадался Растопченко. - Придется вспоминать, как там по-французски будет... А что в наши старорусские кафтаны вырядились? Видать, "Интурист" тоже в фестивале участие принимал. Иначе как тут французы оказались?.." Додумать свои мысли Витя не успел. Мужчина подал знак одному из охранников, и всадник, пришпорив коня, направился прямо к Растопченко. Тот похолодел. Теперь предупреждения Рыбкина уже не казались ему излишним паникерством. Он вдруг заметил, что лица у людей, встретившихся ему на этой поляне посреди девственного леса, ну, сразу не поймешь, но какие-то не такие... Ладно бы только одеты по-самаркандски. Крутых, да и всех прочих во что ни одень - все равно видно. А тут лица, как с портретов в Русском музее или в Эрмитаже. Правда, Витя давно уже там не был, многое подзабыл, но кое-какие воспоминания об искусстве у него все-таки сохранились. Сам в молодые годы увлекался, да и в учебке хоть кое-как, по верхам, но все-таки поднатаскали.
   Благородные, что ли? Или еще какое-то слово напрашивается...
   Всадник приблизился, натянул поводья. Нападать на Витю он явно не собирался - ни к сабле своей не тянулся, ни пистолета из-за пазухи не доставал. Остановился шагах в пяти и произнес... по-русски:
   - Князь Алексей Петрович Белозерский и княгиня Вассиана желают знать, кто будете? Из каких краев?
   "Слава богу, русские, - с облегчением подумал Витя, - поймут, не придется язык ломать. Но сами-то они кто? - Он замялся. - Как сказать-то..."
   - Слышь, служивый, нам бы в город, на метро, а? - не очень уверенно ответил он.
   Всадник не понял и что-то переспросил. Но Витя не услышал его слов. Внимание Растопченко приковала к себе княгиня, которая выехала вперед и неторопливо приближалась.
   В ее глазах глубокого кобальтового цвета Витя не видел ни страха, ни удивления; как ни странно, в них явно читалось сочувствие и... понимание. Как будто она знала что-то неведомое всем прочим. Как будто она была знакомой, родной...
   "Красивая девочка, модель, что ли, из Парижа?" - подумал Витя, глядя на нее.
   Вот она подъехала совсем близко. Охранник посторонился и положил руку на рукоять сабли. Весь его посуровевший вид говорил о том, что он в любую минуту готов встать на защиту госпожи.
   На всаднице был черный бархатный костюм, отделанный лиловыми кружевами, иссиня-черные волосы свободно вились по плечам. Она совсем не походила на тех толстых неумех в сарафанах, которые всю жизнь проводили в светелках, пряли, шили да на качелях качались и даже читать не умели. Только вчера Витя посмеивался над ними на фестивале, когда подобный тип женщины некоторые "знатоки средневековья" пытались выдать за идеал. Для модели она явно ростом маловата, а так...
   - Вассиана, - произнесла княгиня - Мое имя Вассиана. - Она говорила по-русски, но в ее речи явно чувствовался легкий романский акцент.
   "Вассиана", - казалось подхватили высокие кроны деревьев.
   "Вассиана..." - испуганная птица метнулась среди веток.
   - Ты голоден, я вижу, - негромко продолжила она, глядя на бывшего чекиста с малопонятной многозначительной улыбкой. - И вижу я, что судьба решила очень зло с тобой пошутить. Ты пока еще даже не понимаешь, насколько зло. Сочувствую. Князь разрешил накормить тебя. Этот человек с тобой?
   Только теперь Витя обернулся, вспомнив о Лехе.
   Видя, что никого не убивают, и даже, похоже, нашли общий язык, Рыбкин подошел поближе.
   - Да, со мной, - подтвердил Витя. - Э... девушка, ваше сиятельство, вспомнил он, как обращались к господам в кино, - до Питера не подбросите?
   Всадница звонко расхохоталась.
   - Так то до Свей надо путь держать, - ответил вместо нее воин. - А мы в другую сторону...
   - Мы на Белое озеро, а потом в Москву едем, - со смехом пояснила Вассиана.
   - Девушка, а день-то сегодня какой? Воскресенье или понедельник уже? ничего не понимая, взмолился Витя. - Игра - игрой, а время-то сколько, хоть скажи? Заигрались совсем. И когда домой поедем? Хоть в Питер, хоть в Москву, все равно. Не надоело вам выкаблучиваться? На работу же всем. Или не так?
   - Никита, отъедь, - обратилась Вассиана к воину. - Хочу пару слов гостю нежданному сказать.
   Всадник неуверенно оглянулся в сторону князя, и женщина ободряюще добавила:
   - Не беспокойся, Никита. Гость наш человек мирный, да и оружия при нем нет. Отъедь.
   - Так чего, возьмете или нет?! - потребовал ответа уставший от навалившихся на него странностей Растопченко, но то, что он услышал в ответ, повергло его в настоящий шок.
   - Не о том мысли твои, незнакомец, - негромко, но четко и ясно произнесла Вассиана. - Не о работе своей утерянной заботиться тебе надлежит, а о животе своем и судьбе горькой. Ибо ныне ты находишься в году одна тысяча пятьсот пятьдесят втором от рождения господа нашего Иисуса Христа, в царствование государя Иоанна Васильевича на земле Водьской пятины, недалече от ямского тракта от Пскова на Новгород. Уж не знаю, за какие грехи послал вам Бог это испытание, но дома вашего и города в мире сем пока еще нет.
   - Ох, бляха-муха, - только и вымолвил Рыбкин и невесть откуда взявшимся инстинктивным жестом широко перекрестился.
   - Что за бред?! - мотнул головой Витя. - Какой царь, какой год? Вы тут все с ума посходили, на своем маскараде!
   - Замолчи, несчастный, - так же тихо и спокойно продолжила Вассиана, ибо уговаривать я тебя не стану. Не хочешь верить, спасайся сам. А хочешь жить: нравы свои грубые позабудь немедля. С людьми разговаривай уважительно, князю кланяйся с почтением. И помни, тут хоть и не Европа, но за гнусный нрав тоже веревку на шею получить можно, али нож под ребро. И решай не медля, мгновения у тебя считанные остались. Между жизнью и смертью висишь.
   - Живой? - неожиданно громко прозвучал вопрос подъехавшего князя. Теперь Витя, хотя еще и с трудом, но вроде как понимал, что князь настоящий, то есть был настоящим.
   - Живой, живой, ваше сиятельство, - бодро ответил за него Рыбкин. Он на удивление быстро успел сделать свой выбор, и теперь не очень умело, но достаточно почтительно склонил голову перед местным начальством.
   Князь восседал на черном скакуне, покрытом богато расшитой попоной. Витя прямо уперся взглядом в вышитый на попоне герб: щит, помещенный на горностаевом поле развернутой княжеской мантии и покрытый княжеской шапкой. В голубом поле серебряная полоса реки, в которой положены на крест две рыбы. Над рекою серебряный полумесяц рогами вверх, а над полумесяцем - серебряный крест.
   Сам князь был статен и красив лицом. Возраста явно молодого, что-то около тридцати лет. Густые русые волосы под шапкой, светлее загорелого лица, составляли явную противоположность с темными бровями и ресницами. Короткая борода, немного темнее волос, слегка оттеняла губы и подбородок. Глаза темно-серые, взгляд - цепкий и умный, в нем сквозила решительность, недюжинная сила духа и привычка к власти.