Молодая женщина ответила ему насмешливым взрывом смеха, который проник до глубины его души.
   — Уж не влюбились ли вы в нее? — спросила она. — В таком случае вы свободны…
   — Ах, графиня! — воскликнул Арман, которому эта насмешка причиняла невероятную боль.
   Он опустился на колени.
   — Вы отлично знаете, — продолжал он, — что человек, полюбивший вас, будет вечно любить только вас одну.
   — В таком случае, — сказала она, — повинуйтесь!

II

   Арман оделся и в шесть часов вечера отправился к графу д'Асти. Дама в черной перчатке потребовала, чтобы он принял приглашение, и дала ему несколько наставлений перед его уходом.
   Когда Арман вошел к д'Асти, графиня в ожидании обеда писала какое-то длинное письмо. Она уселась перед маленьким столиком, стоявшим в амбразуре окна. Граф стоял около камина и по обыкновению был задумчив и печален. Маленькая девочка возилась, играя на ковре.
   Письмо графини было следующего содержания:
    «Милостивая государыня и любезный друг.
    Со времени моего отъезда из Парижа я не известила еще вас о себе. Но не обвиняйте меня в неблагодарности: я не забыла вашего внимания и услуг, которые вы мне так великодушно оказали. По приезде сюда я сначала устраивалась, потом была озабочена ребенком и болезнью мужа.
    Притом я, столь гордящаяся привязчивостью своего сердца, довольно ленива писать. Иногда для меня бывает истинным наказанием написать десяток строк тем, кого я люблю и ради кого я не поленилась бы сделать лишних верст двести.
    Но Небо строго к неблагодарным, даже когда они грешат только в лени, а предупреждение, которое мне было дано сегодня, заставляет меня взять перо в руки с тем, чтобы поблагодарить вас.
    Я переживаю уже второй несчастный случай менее чем в месяц.
    Я чуть не погибла у дверей вашего дома три недели назад. Сегодня я вновь счастливо избежала грозившей мне смерти.
    Графиня передала о приключении на дороге в Эберштейн. Она не знала имени своего спасителя и помнила только, что его зовут Арманом; во время завтрака ее маленькая дочка с очаровательной наивностью ребенка спросила его: «Как тебя зовут, дядя?»
    «Арманом», — ответил он.
    Графиня называла его этим именем и рисовала его портрет с большими подробностями и чрезвычайно точный. После описания уже известных нам событий графиня продолжала письмо в следующих выражениях:
    «Вы были печальны, угнетены и сильно страдали, дорогая мадемуазель Фульмен, в то время, как я покидала Париж. Я не осмелилась спросить вас о причине вашей печали, но мне кажется, что я угадала ее… Вы питаете, вы должны питать в глубине вашего сердца какое-то горе.
    Поверьте, и я выстрадала много… Да и кто избегнул этой участи? Но для исцеления душевных страданий я не знаю лучшего средства, чем перемена места. Не следует жить наедине со своим горем, таить его в глубине души… Нужна смена впечатлений, а для этого надо, наняв почтовую карету, предпринять путешествие.
    Я хочу сделать вам предложение. Вы говорили мне, что получили шестимесячный отпуск в Опере. Отчего вы проводите его в Париже? Приезжайте лучше в Баден. Граф д'Асти нанял дом, достаточно обширный для того, чтобы вы, не стесняя себя, могли поселиться в нем, а потому я прикажу приготовить для вас комнаты.
    О! Я знаю, что вы ответите на мою просьбу длинным смущенным письмом; вы скажете, что вам, артистке, нельзя столь открыто стать другом светской женщины. Но если я принадлежу к этому разряду, а вы к первому, то я прибавлю при этом, что вы — известность, а у меня нет предрассудков.
    К тому же я двумя словами поставлю вас в невозможность отказать мне. Эти слова чудовищно эгоистичны: «Я скучаю».
    Приезжайте; мы будем совершать прелестные отдаленные прогулки, приезжайте через неделю. Ваши комнаты будут готовы, а та, которая называет себя вашим другом, будет ожидать вас в Страсбурге на почтовой станции.
    Жму ваши руки.
    Графиня д'Асти».
   Пока графиня писала, Арман обменялся несколькими незначительными словами с господином д'Асти. Граф не спросил его имени, а лакей, доложивший о нем и которому молодой человек назвал себя «Арман Леон», так ловко проглотил это простое имя, что граф не расслышал его.
   Когда графиня запечатывала письмо, ей доложили, что обед подан. Граф взял с камина канделябр, а Арман предложил руку графине, и все трое перешли в столовую.
   — Вы простите меня, не правда ли, — спросила графиня, садясь и указывая Арману место по правую руку от себя, — что я так запросто обхожусь с вами? Но я так ленива писать, что не решаюсь пропускать редкие порывы вдохновения.
   Арман улыбнулся.
   — Я только что написала благодарственное послание. И это вы, — продолжала она, обращаясь к Арману, — были тому причиной.
   — Я?
   — Подождите, я объясню вам.
   Граф д'Асти и Арман с недоумением посмотрели на графиню.
   — Вы суеверны? — спросила она.
   — Но… это зависит…
   — А я — да. И убеждена в одном.
   — В чем?
   — Что опасность, грозившая мне сегодня, исходит свыше, как предупреждение.
   — По какому поводу?
   — Я была неблагодарна.
   И графиня рассказала, не называя имени Фульмен, все, что произошло с нею три недели назад.
   — Кто же такая та особа, в дом. которой вас перенесли? — полюбопытствовал граф.
   — Молодая, обворожительная, умная и необычайно добрая женщина.
   — Но кто же она такая?
   — Танцовщица в Опере. Арман вздрогнул.
   — Как ее зовут?
   — Фульмен.
   Арман покраснел и смутился.
   — Вы ее знаете? — спросила графиня, от которой не ускользнуло это внезапное смущение.
   — Да, немного… — ответил Арман. — Я встречался с нею раньше… даже ужинал с ней…
   — Вот и прекрасно! — со смехом воскликнула графиня. — Вы можете возобновить знакомство… Она через неделю будет здесь.
   — Фульмен?
   — Да.
   Арман почувствовал страх и сильно побледнел. Он, как врага, избегал теперь эту женщину, которая дала ему столько доказательства своей любви и привязанности.
   — Я пишу ей, — продолжала графиня д'Асти, обращаясь к мужу, — что приглашаю ее провести с нами хоть месяц. Имеете вы что-нибудь против этого?
   Графиня произнесла эти слова сухим тоном, который ясно показывал, что она задавала этот вопрос только для вида.
   — Ровно ничего, — ответил граф.
   И графиня д'Асти, не догадываясь об истинных отношениях Фульмен и Армана, перевела разговор на посторонние предметы, предположив, что молодой человек пользовался раньше расположением танцовщицы.
   Видеть в своем доме гостя было для графа д'Асти редким счастьем: графиня была вынуждена в этих случаях обращаться со своим мужем таким образом, как если бы они жили между собой душа в душу. После обеда граф предложил Арману сыграть партию в вист. В десять часов молодой человек был еще у них.
   — Мой милый рыцарь, — обратилась к нему графиня в ту минуту, когда он поднимался с места, — не забудьте же, что завтра вальс за вами.
   — Ах! Графиня… — пробормотал Арман.
   — Не забывайте также и дорогу к нашему дому. Арман поклонился еще раз.
   — Где вы поселились: в отеле или в частной квартире? — спросил его граф.
   Молодой человек улыбнулся.
   — Я ваш сосед, — ответил он.
   — Неужели! Где же вы живете?
   — В доме рядом.
   — С нашим?
   — Совершенно верно.
   — А мне говорили, что он снят каким-то русским вельможей, — удивился граф.
   — Да, майором Арлевым.
   — И вы живете у него?
   — Майор, старинный друг моего отца, — сочинил Арман, — предложил мне поселиться у него. Мой отец долго жил в плену в России, — прибавил молодой человек.
   Граф вздрогнул.
   — Да и я, — прибавил Арман, не знавший о прежних сношениях своего отца с графом, так как Дама в черной перчатке не нашла нужным давать ему на этот счет какие-либо сведения, — родился там.
   — Вы, значит, русский? — воскликнул граф.
   — Моя мать была русская.
   — Простите меня, дорогой гость, — проговорил он, — но, может быть, я знаю вашего отца.
   — Возможно.
   — Если бы я знал ваше имя, — прибавил граф, смущенно улыбаясь, — однако лакей забыл, кажется, доложить о вас.
   — О, нет, но он проглотил мое имя, — рассмеялся Арман.
   — Ваше имя?
   — О, оно крайне просто: меня зовут Арман Леон.
   — Леон! — повторил граф д'Асти, побледнев и весь дрожа.
   — Мой отец, полковник Леон, — продолжал молодой человек, — возвратился во Францию в 1822 году, пробыв в России более десяти лет.
   Граф д'Асти весь побагровел. Однако гостиная была так слабо освещена, что ни графиня, ни Арман не заметили внезапного беспокойства графа; между тем он поспешил прибавить с деланным спокойствием.
   — Полковник Леон? Я часто слыхал эту фамилию, очень часто… но лично я не был знаком с вашим отцом. Простите меня, что я спросил вас; мне показалось, что у вас есть некоторое сходство с одним старым офицером времен Империи, моим большим приятелем, полковником Бекманом.
   Арман простился с графиней. Граф д'Асти проводил его до решетки сада, выходившей на улицу. Затем он поспешно вернулся и прошел в гостиную. Графиня была еще там. Она распечатала письмо к Фульмен и прибавила в постскриптуме: «Я знаю теперь, дорогой друг, имя моего очаровательного и элегантного спасителя. Это сын полковника времен Империи. Его имя Арман Леон».
   Граф д'Асти вошел в гостиную и сел у камина по-прежнему задумчивый и грустный.
   — Разве вы рассчитываете принимать этого молодого человека? — спросил он.
   — Если ему вздумается… изредка… но к чему этот вопрос?
   — Но ведь… я не знаю его.
   Графиня д'Асти холодно взглянула на своего мужа.
   — Послушайте, — заметила она, — объяснитесь!
   — Мне он не нравится.
   — Вы слишком разборчивы. Это прекрасно воспитанный и очень умный молодой человек.
   — У него фатоватый вид.
   — Я этого не нахожу.
   — И я не чувствую особого желания принимать его. Графиня д'Асти засмеялась.
   — Неужели вам пришло в голову ревновать? Вот было бы оригинально…
   Она повернулась к графу спиной, продолжая смеяться, и прибавила:
   — Очень оригинально… по правде сказать.
   — Сударыня! — воскликнул граф дрожащим от гнева голосом.
   — Милостивый государь, — возразила ему графиня, — вы знаете, что по отношению ко мне у вас нет более права ни ревновать, ни быть влюбленным… Покойной ночи!
   Графиня взяла свечу и удалилась, оставив своего супруга одного в гостиной, совершенно ошеломленного злостью и страхом, как бы сын полковника не узнал его прошлого.
   Опасения графа, однако, не имели никакого основания, потому что, как известно, Арман не был посвящен в ужасное таинственное прошлое своего отца.

III

   На следующий день в Баденском казино был танцевальный вечер. Все приглашенные, или почти все, знали друг друга в лицо и по имени.
   Графиня д'Асти явилась на бал около десяти часов. Не успела она войти, как какой-то молодой человек, до тех пор разговаривавший со стариком, направился ей навстречу и поклонился. Это был Арман. Старик был майор Арлев.
   — Графиня, — произнес молодой человек, пожимая руку графа, который, повинуясь взгляду жены, протянул ему свою, — позвольте представить вам моего хозяина, а вашего соседа, майора русской службы графа Арлева.
   Майор и графиня д'Асти обменялись несколькими банальными фразами, и граф Арлев откланялся. Почти в ту же минуту раздались первые звуки вальса. Графиня взяла Армана под руку.
   — Кто расплачивается с долгами — богатеет, — смеясь, сказала она. — Пойдемте танцевать.
   И, обернувшись к мужу, она прибавила.
   — Так как вы не танцуете, то можете идти играть. Вы видите, у меня есть кавалер.
   Граф поклонился, не сказав ни слова. Затем вместо того, чтобы оставить танцевальный зал, как этого, очевидно, желала графиня, он сел в углу на стул, пожирая глазами Маргариту де Пон, которую он страстно полюбил с того самого дня, когда она возненавидела его. Графиня танцевала с неподражаемой грацией, томно облокотившись на руку своего юного красивого кавалера.
   Граф д'Асти переживал адские мучения. Накануне он высказался против Армана только из опасения, как бы сын полковника не был посвящен в тайны общества «Друзей шпаги». Но сегодня другое чувство волновало его. Граф ревновал. Ревновал именно потому, что жена лишила его этого права. Он ревновал, что теперь она танцует с Арманом, а тот, по-видимому, был влюблен в нее.
   Но не один граф д'Асти не отрываясь следил взглядом за молодой женщиной и ее кавалером, которые продолжали танцевать. Человек, с ног до головы одетый в черное, со смуглым лицом, выдававшим в нем испанца или итальянца, не терял из виду этой пары ни на одну секунду; он не танцевал и ни с кем не обменялся ни одним словом. Когда замерли последние звуки вальса, этот человек, до сих пор стоявший неподвижно, прислонясь к одной из колонн, поддерживавших потолок залы, двинулся навстречу Арману. Молодой человек вел в это время графиню д'Асти на место. Итальянец сначала низко поклонился графине, потом обратился к ее кавалеру:
   — Если не ошибаюсь, вы господин Арман Леон?
   — Да, — ответил Арман, вздрогнув.
   Молодой человек догадался, что перед ним таинственный противник, о котором его накануне предупредила Дама в черной перчатке. И Арман испугался, не за себя, не за дуэль, которая должна была быть в конце концов комедией, — но за графиню.
   Та заметила мгновенный испуг своего кавалера, смуглое лицо и холодный взгляд незнакомца, который даже не удостоил ее взглядом. Графиня д'Асти сразу поняла все и побледнела.
   — Милостивый государь, — продолжал итальянец с сильным южным акцентом, — вы сын полковника Леона?
   — Да, милостивый государь.
   — Вы были в Италии год назад, если не ошибаюсь? Арман утвердительно кивнул головой и сказал:
   — Я нахожу ваши вопросы слишком настойчивыми, и так как я не имел чести ни разу встречаться с вами до сегодняшнего дня…
   Итальянец язвительно рассмеялся.
   — Я маркиз делла Пиомбина, — пояснил он.
   — Что ж из этого следует?
   — Я приехал в Париж нарочно, чтобы встретиться с вами.
   — Со мной?
   — И, не застав вас там, явился в Баден.
   Арман чувствовал, как дрожит рука Маргариты де Пон, лежавшая на его руке.
   — Продолжайте, милостивый государь!
   Арман произнес эти слова довольно сухо, как бы желая сказать: «Мне кажется, что вы довольно плохо распоряжаетесь вашим временем».
   — Милостивый государь, — продолжал итальянец, — вы прожили около месяца во Флоренции?
   — Да.
   — На берегу Арно…
   — Совершенно верно.
   — И вы ухаживали там за одной дамой, по имени.. Анжела.
   Арман снова вздрогнул.
   — Милостивый государь, — сказал он, — мне кажется, что здесь не место и не время восстанавливать подобные воспоминания, и я прошу вас…
   — Милостивый государь, — сухо заметил итальянец, — я буду ждать вас в аллее под третьим деревом в одиннадцать часов по окончании танцев.
   И, отвесив поклон графине, он удалился. Графиня д'Асти, бледная и взволнованная, оперлась на руку Армана, чувствуя, как подгибаются у нее колени.
   — Но кто же такой этот человек? — спросила она, когда незнакомец отошел от них и вышел из залы.
   — Я сам встречаю его в первый раз, — ответил молодой человек.
   И в явном смущении он опустил глаза.
   — Имя его я слышал, — прибавил юноша. Графиня д'Асти догадывалась, что с именем Анжелы, о которой упомянул маркиз, связана целая романтическая история. Женщины одарены живым воображением, и часто нескольких слов, одного имени бывает достаточно для того, чтобы они создали длинную повесть любви. Маркиз был в отсутствии. Как раз в это время появился Арман, а так как он был молод, красив и смел, то и завоевал себе место в доме на берегах Арно и в сердце покинутой красавицы.
   Маргарита де Пон уже сложила в уме целый роман по этому поводу. Роман этот состоял из двух частей. Первая « часть обрывалась с отъездом Армана в Париж. Вторая могла развиться таким образом: маркиз делла Пиомбина, вернувшись домой, узнал через дуэнью или благодаря какому-нибудь письму, которое забыли сжечь, об измене. И вот ревнивый итальянец отправляется в путь, скачет в Париж, из Парижа в Баден и является сюда, чтобы отомстить за свою честь.
   Таким образом, в прелестной поэме, созданной графиней д'Асти, не хватало только развязки. И эта развязка приводила ее в дрожь, настолько она была бледна и смущена; идя под руку со своим рыцарем, спасшим ее от смерти, она уже видела, как он падает под ударом смертоносного оружия грубого и свирепого маркиза делла Пиомбина.
   Маркиз ушел; во все время вызова, о котором Арману было известно заранее, он сильно страдал, его честная и открытая натура возмущалась при мысли о том, что он играет здесь недостойную роль. Арман, как мы уже сказали, смотрел на молодую женщину, силясь улыбнуться.
   — Этот человек сумасшедший, — проговорил он.
   — Да он взбешен, — ответила графиня, которая принимала все за чистую монету, — и хочет убить вас.
   — Меня не так-то легко убить, — заметил Арман.
   — Я надеюсь…
   Графиня произнесла эти слова с дрожью в голосе, почти беззвучно.
   Будь этот вызов, при всей его странности, сделан серьезно, Арман, храбрый от природы, ограничился бы улыбкой и какой-нибудь шуткой. Но Арману было известно, что дуэль, грозившая ему, не имела иной цели, как произвести впечатление, может быть, даже потрясающее, на женщину, относительно которой он должен был играть недостойную роль соблазнителя. И молодой человек, краснея за себя, хотел было заговорить с нею о посторонних предметах. Но графиня д'Асти была слишком взволнована и расстроена для того, чтобы переменить тему разговора. Она не любила и даже представить себе не могла, что любит Армана, но он возбуждал в ней сильный интерес, какой всегда вызывает к себе элегантная и прямодушная юность, и она дрожала при мысли, что этот человек, имевший наружность хрупкого ребенка, через несколько часов может умереть. Но так как женщины обладают неоценимым преимуществом перед мужчинами — побеждать свое волнение тем успешнее, чем живее они его чувствуют, то и графиня скоро овладела собой. Улыбка появилась у нее на губах, бледность исчезла, сменившись нежным румянцем.
   — Однако у вашего маркиза преоригинальная наружность, — заметила она.
   — Вы находите, графиня?
   — Прелестно, — продолжала она шутливым тоном, — когда человек, вернувшись к домашнему очагу, замечает, что не все идет так, как надо, и немедленно же пускается в путь!
   Арман попытался в свою очередь изобразить на лице подобие улыбки.
   Графиня продолжала:
   — Он пускается в путь, проносится несколько сот верст и кончает тем, что встречается с виновником своего несчастия на балу в то время, когда тот идет под руку с другой женщиной…
   Графиня д'Асти громко рассмеялась, хотя сердце ее разрывалось от горя и отчаяния.
   — Действительно, это довольно оригинально, — пробормотал Арман.
   При мысли, что графиня может счесть его за труса, к нему вернулись его обычное хладнокровие и любезность.
   — Всякий другой на его месте, — продолжала графиня, — почувствовал бы себя обезоруженным, увидев меня.
   — Действительно, — согласился Арман, — этот человек очень дурно воспитан.
   — Мое мнение такое же. Но он не обращает на это внимания и хочет драться.
   — И я буду драться.
   — Ах, вот это-то, — воскликнула графиня, продолжая смеяться, — я и запрещаю вам!
   — Вы запрещаете мне?..
   — Конечно!
   — Почему?
   — Потому что никто не дерется с мужем женщины, которую разлюбил.
   Арман вздрогнул и промолчал.
   — Я знаю, — продолжала графиня по-прежнему шутливо, — что напрасно говорю вам это…
   — Напрасно? Почему это?
   — Потому что… вы, может быть, любите ее… И графиня опустила глаза.
   — Увы! — воскликнул Арман, которого глубоко тронуло это внезапное смущение графини. — Я уже давно… не люблю ее…
   — В таком случае, не к чему драться.
   — К несчастью, этот человек не поймет этого… он хочет дуэли.
   — Но это бессмысленно… жестоко… ужасно!..
   — Пусть так, но в противном случае он оскорбит меня. Арман рассуждал правильно, и даже графиня д'Асти поняла, как неосторожно было бы настаивать на своем желании.
   — Ну, хорошо, — сказала она, — деритесь. Только, — прибавила она с волнением, и голос ее снова задрожал, — убейте его!
   Увлекательная полька положила конец этой беседе.
   — Вы танцуете? — спросил графиню Арман.
   — Конечно… идемте!
   Графиня облокотилась на руку своего юного кавалера и начала танцевать, чтобы чем-нибудь рассеять гнетущую боль, щемившую ее сердце. Когда кончилась полька, она спросила Армана:
   — С кем вы знакомы в Бадене?
   — С майором Арлевым.
   — А еще?
   — С вашим супругом.
   — Отлично, он будет вашим секундантом.
   Графиня отошла от Армана и направилась к мужу, который в течение этого часа переживал первый припадок той жестокой болезни, которая именуется ревностью.
   — Боже мой, графиня, — резко заговорил он, прежде чем графиня произнесла слово. — Боже мой, до какой степени вы заставляете меня страдать. Увы! Недоставало только ревности.
   — Граф, — перебила его молодая женщина, — я бы только пожала плечами при вашем заявлении, если бы не нуждалась в вас. Теперь же я прощаю вас.
   — Я вам нужен! — воскликнул граф, почувствовавший радость, которую испытывает находящийся в опале придворный, надеющийся скоро снова войти в милость.
   — Да, — подтвердила графиня.
   — Приказывайте, я к вашим услугам.
   — Граф, — сказала Маргарита де Пон, — вы были раньше дуэлистом?
   Граф вздрогнул и побледнел. Его жена одним своим словом пробудила все самые тягостные для него воспоминания.
   — Вы часто дрались на дуэли, — продолжала графиня д'Асти, — и у вас должна быть громадная опытность в подобного рода делах.
   — Прикажете мне драться? — спросил он.
   — Нет, но вы должны быть секундантом у молодого человека, который вчера обедал у нас и с которым я только что танцевала.
   — У Армана?.. Он дерется? — удивился граф.
   — Да, завтра утром.
   — А с кем?
   — С одним грубияном… Итальянцем… мужем женщины, которую любил этот молодой человек.
   — И вы хотите, чтобы я был его секундантом? — спросил граф, которому казалось, что его жена увлечена Арманом.
   — Да, хочу, — холодно отрезала графиня.
   — Хорошо! — пробормотал граф.
   — Я этого хочу, — прибавила графиня, — потому что исход поединка часто зависит от секунданта… осторожного, миролюбивого…
   Принужденная улыбка появилась на губах графа д'Асти, который, однако, нашел в себе достаточно мужества, чтобы взглянуть прямо в глаза жене.
   — Вы, конечно, желаете, чтобы я уладил это дело? — спросил он насмешливо.
   — Я желаю, чтобы вы приложили к этому все старания. Этот молодой человек интересует меня…
   — Может быть, даже…
   — Граф, — остановила его молодая женщина, — будьте осторожнее!
   — Графиня…
   — Если бы я любила этого молодого человека, то уж, конечно, обратилась бы не к вам, — заметила Маргарита де Пон.
   Граф опустил голову.
   — Простите меня, — пробормотал он, — я схожу с ума! В это время Арман и граф Арлев подошли к господину д'Асти.
   — Милостивый государь, — с большим достоинством обратилась к молодому человеку графиня, уже успевшая вполне овладеть собою, — будьте добры считать моего мужа своим другом. Он к вашим услугам.
   Трое мужчин обменялись поклонами.
   — Господа, — сказал майор, — уже одиннадцать часов, не заставим противника ждать нас.
   Графиня бросила повелительный взгляд на своего мужа и шепнула ему:
   — Я рассчитываю на вас. Добейтесь успеха, и я буду другая.
   Арман и его секунданты вышли из танцевальной залы, миновали игорную комнату, где помещалась рулетка, и вышли на улицу.
   По дороге граф заметил майору, в то время как Арман шел впереди, терзаясь мыслью, что всей этой комедии придали значение настоящей драмы:
   — Я не знаю, в чем тут дело, но, очевидно, произошла какая-нибудь незначительная ссора и мы все уладим.
   — Невозможно, — ответил майор.
   — Почему?
   — Потому что мы имеем дело с мужем, честь которого оскорблена.
   У графа потемнело в глазах; кровь ударила ему в голову. Ему показалось, что он видит в недалеком будущем день, когда Арман явится в роли его противника. И в порыве ярости граф д'Асти забыл обещание, данное жене, постараться примирить врагов, и в глубине души у него мелькнуло недостойное желание: «А что если бы его убили!»
   Маркиз делла Пиомбина, таинственный итальянец, в чьи руки какая-то еще более таинственная сила вложила оружие, — ибо вся эта история во Флоренции, как читатель уже, вероятно, догадался, была чистой выдумкой, — маркиз делла Пиомбина, говорим мы, ждал своего противника в аллее под третьим деревом. Там его застал граф д'Асти, вполне уверенный, что дело крайне серьезно; с маркизом было еще двое мужчин, одетых, как и он, во все черное. Судя по их разговору, они действительно были итальянцы.
   — Господа, — начал маркиз, обращаясь к секундантам Армана, — обсудим наши условия поскорее, потому что полиция следит за нами, или же найдем более подходящее место для переговоров. Полиции известно, что я приехал сюда исключительно ради дуэли.
   — Милостивый государь, — ответил майор, — к моему дому примыкает большой сад, и полиция не явится туда. Нам принадлежит выбор оружия, и мы выбираем шпаги…