Этот человек, этот молодой солдат, еще накануне бывший миллионером, а вскоре могущий быть героем, был Арман Леон, которого Фульмен и лорд Г. пожелали проводить.
   С парохода спустили шлюпку, и она причалила к набережной.
   Лорд Г. подал руку Фульмен и сел в лодку вместе с нею. Арман сел напротив них.
   Матросы начали грести, и шлюпка причалила к пароходу; трое пассажиров взошли на борт.
   Несколько минут спустя пароход поднял якорь, вышел из порта, обогнул мыс Фаро и устремился, окруженный пенистыми волнами, в открытое море.
   Арман все еще держал в своих руках руки Фульмен и лорда Г. Они разговаривали таким образом около часа. Молодым человеком овладело волнение, которое охватывает все благородные сердца, когда берега отчизны исчезают понемногу в морском тумане. Глаза Фульмен были полны слез, лорд Г. был грустен и серьезен, как все люди, перенесшие глубокое горе.
   Вдруг пароход уменьшил ход, выпустил пары к голубому небу Средиземного моря, и помощник капитана, подойдя к лорду Г., сказал:
   — Милорд, пора ехать обратно. Мы давно уже обогнули острова Помег и Ратоно, и через час вам уже нельзя будет вернуться в шлюпке.
   — Прощайте в таком случае, — сказал лорд Г., пожимая руки Армана. — Прощайте… капитан.
   — О, погодите еще немного! — вскричал молодой человек, улыбаясь и покрывая поцелуями нежную белую ручку Фульмен.
   — Прощайте… или лучше до свидания, — прошептала она дрожащим голосом.
   — Будьте мужественны, дитя мое, — сказал ей на ухо лорд Г., беря ее под руку и увлекая к лестнице правого борта парохода.
   Матросы ждали уже в шлюпке.
   Лорд Г. и Фульмен, обменявшись последним приветом, в последний раз пожали руку Арману и спустились в шлюпку-
   Лодка отчалила, и хрупкое суденышко было предоставлено своим собственным силам.
   Море было спокойно и сине, дул небольшой ветерок. Рулевой распустил парус и обогнул Марсельский мыс в то время, как пароход продолжал путь к африканским берегам.
   Молодая женщина и ее спутник, стоя в шлюпке, долго следили глазами за пароходом, стараясь разглядеть, несмотря на далекое расстояние, красное кепи их протеже; затем пароход исчез за горизонтом вместе с клубом дыма, поднимавшимся к пепельно-голубому небу.
   — Фульмен, дитя мое, — сказал тогда сын Альбиона, — мы вернемся в Париж.
   — Куда же мы поедем? — спросила она равнодушно, и две крупные слезы покатились по ее щекам.
   — В Мальту.
   — Зачем?
   — Мальта принадлежит Англии, а я хочу жениться на вас по законам моей страны.
   — Жениться на мне? — спросила она с испугом. — Обдумали ли вы это, милорд?
   — Дитя, — сказал англичанин с грустной улыбкой, — я хочу, чтобы свет знал, чего ты достойна, я хочу восстановить твою честь, оставить тебе мое имя и богатство. Арман может любить бывшую возлюбленную лорда Г., но я хочу, чтобы он женился на его вдове.
   — Ах! — вскричала Фульмен, побледнев. — Вы с ума сошли, мой друг? Вдова! Неужели вы собираетесь умирать?
   — Успокойтесь, — ответил лорд, — я могу прожить еще немного. Мой доктор накануне нашего отъезда из Парижа сказал мне, что с моей болезнью сердца я проживу еще года четыре или пять. Через пять лет Арман получит орден и офицерский чин, а я заставлю свет настолько уважать леди Г., что она сможет выйти замуж за того, кого она так сильно любила.
   Фульмен взяла руку лорда Г., почтительно поднесла ее к губам и разрыдалась.

II

   В одну из тех африканский ночей, когда голубое небо, усеянное звездами, становится похожим на королевскую мантию, разведочная колонна под начальством генерала *** возвращалась в Константину после четырехмесячной экспедиции против непокоренных еще племен. Ночь была тихая и теплая, такая, какие обыкновенно бывают летом у подножия Атласских гор.
   Слышались только топот конских копыт и звяканье сабель да шепот разговаривавших кавалеристов.
   Во главе авангардного взвода ехал молодой офицер, на лбу у которого была окровавленная повязка, а левая рука висела на перевязи. Однако он крепко и прямо держался в седле и гордо вступил в Константину при свете факелов гарнизона, вышедшего навстречу своим товарищам и братьям по оружию.
   — Смотрите! — сказали несколько молодых офицеров. — Ведь это капитан Леон; уже в десятый раз он возвращается в таком виде.
   — Если этого юношу не убьют, — сказал старый майор, — он непременно будет маршалом Франции: он храбр, образован и воспитан.
   — В четыре года он сделался капитаном, — прибавил третий офицер, присутствовавший при встрече эскадрона стрелков.
   — Не пройдет года, — заметил чей-то голос, — как он будет командиром.
   Офицеры повернулись и заметили бригадного генерала, который слыл в армии за всеведущего по части всякого рода веяний в канцеляриях военного министерства.
   Позади генерала находился человек, который должен был представить ему рапорт. Это был старик в голубом, застегнутом на все пуговицы мундире, с красной ленточкой в петлице и с длинными седыми усами, свидетельствовавшими о том, что он принадлежал к старой армии. Это был Иов, которого молодой капитан тотчас же заметил и к которому бросился с объятиями. Иов подал сыну полковника письмо с траурной каймой, в письме заключалось извещение о смерти лорда Г., последовавшей в Италии от паралича сердца.
   К письму были приложены записка и завещание, сделанное ирландским пэром за несколько дней до смерти. По завещанию все громадное состояние лорда Г. переходило, в равных долях, к его вдове, леди Г., и к капитану Арману Леону.
   Содержание записки было следующее:
    «Мой молодой друг.
    Фульмен любила вас, и мне кажется, что теперь и вы любите ее.
    Но Фульмен более не существует, вместо нее есть леди Г., и в то время, как вы будете читать эти строки, она будет нуждаться в защитнике.
    Не откажите в этом вашему замогильному другу.
    Покойный лорд Г.».
   Истый сын Альбиона, знавший цену эксцентричности, первый муж Фульмен, закончил замогильной шуткой письмо, которое должно послужить развязкой нашего романа.