Дюморье Д.. Французов ручей

отодвинулись куда-то далеко, и стало совершенно безразлично, поймают их или
не поймают, отведут в суд или вздернут на самом высоком дереве в парке
Годолфина. Главное, что через все это они пройдут вместе и вместе осуществят
задуманное.
--Значит, леди Сент-Колам решила вернуться в свою спальню? -- спросил
он.
--Да, -- ответила она, опуская глаза на карту.
--Ну что ж, тогда продолжим, -- сказал он. -- Как видите, вход в гавань
охраняется из форта. Кроме того, по обоим берегам ручья стоят наблюдательные
башни. И хотя часовых в них, как правило, не бывает, а ночь сегодня темная,
мне не хотелось бы подплывать туда на лодке. Корнуоллцы, конечно, большие
любители поспать, я не раз имел возможность в этом убедиться, но нельзя
рассчитывать, что во время нашей высадки все часовые будут дружно храпеть на
посту. Следовательно, остается только один выход -- подойти к пристани с
берега.
Он помолчал, задумчиво посвистывая и разглядывая карту, затем показал
на небольшую бухту к востоку от Фой-Хэвена.
--Мы сейчас находимся вот здесь. Я хочу высадиться на этом отрезке,
пройти по тропинке вдоль скал и с суши подобраться к ручью -- он, кстати,
чем-то похож на хелфордский, только, пожалуй, менее живописный, -- дойти до
устья и там, у самых стен города, напасть на корабль Рэшли.
--Но это же очень рискованно!
--Я пират, риск -- мое ремесло. Скажите-ка лучше, сможете ли вы
забраться на скалу?
--Думаю, что смогу, особенно если вы раздобудете мне мужской костюм.
--Прекрасно, -- откликнулся он, -- я так и предполагал. Посмотрите, вон
там, на койке, брюки Пьера Блана. Они достаточно чистые, он надевает их
только по праздникам. Если подойдут, рядом рубашка, чулки и туфли. Камзол, я
думаю, не понадобится -- ночь сегодня теплая.
--Может быть, мне следует остричь волосы? -- спросила она.
--Без длинных волос вы, конечно, больше будете походить на юнгу, но я
предпочитаю оставить все как есть -- пусть даже это вдвое опасней.
Смущенная его пристальным взглядом, она на минуту опустила глаза,
затем, помолчав, спросила:
--А как мы попадем на корабль, когда доберемся до ручья?
--Вот когда доберемся, тогда и узнаете, -- ответил он. И, улыбнувшись
своей загадочной улыбкой, он свернул карту и бросил ее в ящик. -- Сколько
времени вам понадобится на переодевание?
--Минут десять.
--В таком случае я подожду вас на палубе. Когда переоденетесь,
поднимайтесь наверх. Да, чуть не забыл: вам ведь нужно чем-то повязать
голову.
Он порылся в шкафу и достал темно-красный пояс, который был на нем в
первый вечер в Нэвроне.
--Итак, леди Сент-Колам снова предстоит сыграть роль разбойника, --
сказал он, -- только пугать на этот раз придется отнюдь не старушек.
Проговорив это, он вышел из каюты и закрыл за собой дверь. Поднявшись
через десять минут на палубу, она нашла его у трапа. Первая партия матросов
уже переправилась на берег, остальные сидели в лодке и ждали своей очереди.
Дона несмело подошла к французу. Брюки Пьера Блана висели на ней мешком,
башмаки натирали пятки, но она понимала, что показывать этого нельзя. Он
оглядел ее с ног до головы и коротко кивнул.
--Сойдет, -- сказал он, -- но на всякий случай старайтесь держаться в
тени.
Она рассмеялась и, спустившись по трапу, села в лодку рядом с
матросами. На носу, скрючившись, словно обезьянка, примостился Пьер Блан.
Увидев Дону, он сощурил один глаз и прижал руку к сердцу. По лодке пробежал
смех. Матросы восхищенно и дружелюбно, без тени насмешки, смотрели на нее.
Она улыбнулась им в ответ и, откинувшись на борт, с удовольствием вытянула
ноги, не стесненные больше пышными юбками.
Последним спустился капитан. Он сел рядом с Доной и положил руку на
руль. Матросы взялись за весла, и лодка быстро полетела вдоль залива к
далекому каменистому берегу. Дона на минуту опустила руку за борт -- вода
была теплая, шелковистая, пронизанная мириадами искр, -- и она подумала,
улыбаясь про себя в темноте, что ее тайное, заветное желание сбылось и ей,
пусть ненадолго, пусть всего на несколько часов, удастся наконец побыть
мальчиком, о чем она так часто мечтала в детстве, когда, с досадой отбросив
куклу, тоскливым взглядом провожала отца и братьев, выезжающих верхом за
ворота. Лодка ткнулась носом в прибрежную гальку, матросы, ожидавшие их на
берегу, ухватились с обеих сторон за планшир и быстро вытянули ее из воды.
При их появлении несколько чаек снова всполошились и, заунывно крича и
хлопая крыльями, поднялись в воздух.
Дона вышла на берег. Галька громко хрустела под тяжелыми башмаками, со
скал тянуло запахом дерна. Матросы начали подниматься по узкой тропинке,
змейкой вьющейся к гребню горы. Дона стиснула зубы, представив, как она
будет карабкаться по камням в своих неуклюжих, поминутно спадающих башмаках,
и тут же увидела рядом француза. Он протянул ей руку, она крепко уцепилась
за нее, как ребенок цепляется за руку отца, и полезла вслед за ним по
склону. Через некоторое время они остановились передохнуть. Оглянувшись
назад, она увидела смутные очертания <Ла Муэтт>, стоявшей на якоре у входа в
бухту, услышала приглушенный плеск весел -- лодка, доставившая их на берег,
возвращалась к кораблю. Чайки наконец угомонились, в наступившей тишине
раздавался только хруст камней под ногами обогнавших их матросов да рокот
волн, разбивающихся внизу о скалы.
--Отдохнули? -- спросил француз.
Она кивнула, и он снова потянул ее вверх, так сильно, что заболело
плечо, и она радостно и взволнованно подумала, что впервые ощущает
прикосновение его руки и что прикосновение это ей необыкновенно приятно.
Скала наконец осталась позади, но дорога по-прежнему шла круто вверх среди
густых зарослей папоротника, доходящих ей чуть ли не до колен, и он
продолжал вести ее за руку. Остальные матросы разбрелись кто куда, некоторые
совсем пропали из виду. Похоже, все они тщательно изучили карту и сейчас шли
твердым, уверенным шагом, не останавливаясь и не переговариваясь. Дона еле
поспевала за ними. Нога болела все сильней, на правой пятке вздувался
волдырь размером с гинею.
Начался спуск; тропинка пересекла накатанную колею. Француз выпустил ее
руку и быстро зашагал вперед. Дона как тень следовала за ним. Слева
неожиданно мелькнула река и опять пропала. Они миновали изгородь и двинулись
вниз по склону, продираясь сквозь заросли папоротника и утесника, вдыхая
сладкие, будто настоянные на меду, ароматы. Вскоре впереди показалась группа
деревьев, тесно сгрудившихся у воды, за ними виднелась узкая полоска берега,
ручей, впадающий в небольшой залив, и городок, раскинувшийся на
противоположной стороне.
Дона и француз вошли под деревья и уселись на траву. Через несколько
минут из темноты один за одним стали появляться матросы.
Капитан вполголоса окликал их по именам, и они так же тихо отвечали
ему. Убедившись, что все в сборе, он заговорил с ними по-бретонски,
показывая на ручей и что-то объясняя. Посмотрев в ту сторону, Дона увидела
смутные очертания корабля, стоявшего на якоре носом против течения. Начался
отлив; вода с шипеньем и бульканьем неслась навстречу кораблю, слегка
покачивая его на волнах.
На палубе не было ни души, все словно вымерло, только на самом верху
мачты горел сигнальный огонек да по временам, когда корабль задевал бортом о
бакен, к которому был пришвартован, слышался тихий мерный скрип. Звук этот
тоскливо и мрачно разносился над водой, и казалось, что люди давно оставили
корабль и он стоит здесь уже много лет, всеми забытый и заброшенный. Но вот,
одновременно со скрипом, из залива прилетел легкий бриз. Француз
насторожился, поднял голову, взглянул на город и, нахмурившись, повернулся
лицом к ветру.
--Что случилось? -- спросила Дона, почувствовав внезапную угрозу.
Он помолчал, по-звериному принюхиваясь, затем бросил:
--Ветер переменился.
И Дона вдруг осознала, что ветер, который уже сутки дул с суши, теперь
порывами налетает с другой стороны, принося с собой влажные и соленые запахи
моря. Она подумала о <Ла Муэтт>, стоявшей на якоре в тихой бухте, и об этом,
втором корабле, мирно покачивающемся в ручье, и поняла, что надеяться теперь
можно только на течение -- ветер изменил им, переметнувшись на сторону
врага.
--Что же делать? -- спросила она.
Вместо ответа он поднялся и, переступая через мокрые валуны и скользкие
пучки водорослей, двинулся вниз, к воде. Матросы так же молча последовали за
ним, и каждый по дороге кидал взгляд сначала на небо, а потом на залив, с
которого прилетал ветер.
Спустившись к ручью, они остановились и посмотрели на корабль. Ветер
дул теперь против течения, покрывая поверхность ручья крупной рябью. Скрип
трущейся о бакен цепи сделался слышней. Капитан <Ла Муэтт> отошел в сторону
и, подозвав к себе Пьера Блана, начал что-то ему объяснять. Тот понимающе
кивал головой. Закончив беседу, француз приблизился к Доне и проговорил:
--Я велел Пьеру Блану отвести вас на корабль.
Сердце ее отчаянно застучало, по спине пробежал холодок.
--Но почему? Почему? -- спросила она.
Он снова поднял голову и взглянул на небо -- капля дождя упала на его
щеку.
--Похоже, погода нас подвела, -- сказал он. -- Хорошо еще, что <Ла
Муэтт> стоит с подветренной стороны и в случае чего ее не трудно будет
вывести из бухты. Надеюсь, вы с Пьером Бланом успеете попасть на борт до
отплытия.
--Значит, это из-за погоды? -- спросила она. -- Вы хотите отправить
меня, потому что дело осложнилось? Вы не можете больше рассчитывать на ветер
и на течение и боитесь не справиться с кораблем? Не с <Ла Муэтт>, а с этим,
вторым?
--Да, -- ответил он.
--Я не уйду, -- сказала она.
Он промолчал и, отвернувшись, снова посмотрел на залив.
--Почему вы хотите остаться? -- наконец произнес он.
В голосе его прозвучали какие-то новые, глубокие нотки, и сердце у нее
снова забилось, но на этот раз уже по другой причине. Она вспомнила вечер,
когда они впервые удили вдвоем рыбу, и то, как он проговорил тогда:
<Козодой!> -- тихо и нежно, совсем как сейчас.
Она вдруг почувствовала гнев и досаду. <Боже мой, -- подумала она, --
зачем мы притворяемся? Ведь не сегодня завтра нас обоих могут убить, и мы
умрем, так ничего и не испытав>. Она тоже посмотрела на залив и, до боли
стиснув руки, проговорила с неожиданной силой:
--Зачем вы спрашиваете? Вы прекрасно знаете, почему я хочу остаться!
Краем глаза она увидела, что он обернулся и посмотрел на нее, затем
снова отвел взгляд и сказал:
--Знаю. И поэтому хочу, чтобы вы ушли.
Оба замолчали, подыскивая слова, которые не понадобились бы им, если бы
они были сейчас одни, ибо неловкость и смущение, сдерживающие их до сих пор,
внезапно рухнули, растаяли, словно дым. Он засмеялся, взял ее за руку,
поцеловал в ладонь и сказал:
--Хорошо, оставайтесь. Будем драться вместе, и пусть нас повесят на
одном дереве.
Он снова подошел к Пьеру Блану и принялся ему что-то втолковывать.
Поняв, что приказ отменяется, матрос заулыбался во весь рот.
Дождь тем временем разошелся не на шутку, небо затянуло тучами,
порывистый юго-западный ветер все яростней налетал на ручей с залива.
--Дона, -- окликнул француз, впервые назвав ее по имени -- так просто и
естественно, как будто делал это всегда.
--Что? -- отозвалась она.
--У нас мало времени. Корабль надо вывести из залива прежде, чем
начнется шторм. Но сначала я хочу заманить на борт хозяина.
Она испуганно посмотрела на него.
--Хозяина? Зачем?
--Если бы ветер не переменился, мы выбрались бы из Фой-Хэвена до того,
как местные лежебоки успели продрать глаза. Теперь же придется плыть против
ветра и, может быть, даже тащить корабль на тросах. Ручей в этом месте очень
узок да к тому же с двух сторон защищается сторожевыми башнями. Я буду
чувствовать себя гораздо спокойней, зная, что Филип Рэшли находится на
судне, а не на берегу, где он в любой момент может поднять тревогу или
начать палить в нас из пушек.
--Но это очень опасно, -- заметила она.
--Не опасней, чем все остальное, -- невозмутимо улыбаясь, ответил он,
словно не придавая особого значения происходящему, потом помолчал и добавил:
-- Хотите мне помочь?
--Конечно, -- откликнулась она.
--Тогда спуститесь с Пьером Бланом к ручью и попробуйте найти лодку. В
нескольких милях отсюда, на холме, стоит деревушка. Рядом, почти у входа в
залив, -- небольшая пристань. Там наверняка есть лодки. Возьмите первую
попавшуюся, переправьтесь в Фой-Хэвен и вызовите Филипа Рэшли.
--Хорошо, -- сказала она.
--Дом его вы найдете без труда, он стоит рядом с церковью, окнами на
причал. А причал вон там, где горит фонарь.
--Вижу, -- ответила она.
--Постарайтесь во что бы то ни стало заманить его на корабль.
Придумайте любую причину, лишь бы он поверил. И не забывайте все время
держаться в тени -- в темноте вас еще можно принять за юнгу, но на свету вы
выдадите себя с головой.
--А если он не захочет идти?
--Сделайте все, чтобы его уговорить.
--А если он что-то заподозрит и схватит меня?
--Тогда ему придется иметь дело со мной.
Он отошел от нее и спустился к воде. Матросы двинулись следом за ним.
Она увидела, что они сняли камзолы и шляпы, а башмаки повесили на шею,
продев шнурки сквозь пряжки. Она посмотрела на корабль, нетерпеливо рвущийся
с якоря, на сигнальный фонарь, мигающий под ветром, и подумала о команде,
которая мирно спит в своих каютах, не подозревая об угрозе, надвигающейся из
темноты. Все произойдет быстро и бесшумно: не скрипнет весло в уключине, не
мелькнет за кормой тень от лодки -- лишь чья-то мокрая рука высунется из
воды и ляжет на якорную цепь, а еще через некоторое время к кубрику
протянется цепочка влажных следов да несколько смутных фигур скользнут по
палубе. Затем послышится осторожный шепот, свист, чей-то тихий, сдавленный
крик, и все будет кончено.
Она поежилась, чувствуя в душе предательскую робость, но он посмотрел
на нее с берега, улыбнулся и проговорил:
--Идите, вам пора.
И, повинуясь ему, она побрела вдоль ручья, спотыкаясь о камни и
скользкие водоросли, а Пьер Блан послушно, как верный пес, затрусил за ней.
Она шла не оборачиваясь, зная, что они уже вошли в воду и плывут к кораблю,
а ветер тем временем усиливался, вода бежала все быстрей, и, когда она
наконец подняла голову, резкий порыв с юго-запада хлестнул ей в лицо дождем.

13

Дона, съежившись, сидела на корме маленькой лодки и смотрела, как Пьер
Блан возится в темноте с веслами. Дождь струился по ее плечам, рубашка
совсем промокла. Отлив уже добрался до заводи, где стояли лодки; белые
буруны, вскипая, бились о ступени причала. Домики на холме, казалось,
вымерли, и Пьеру Блану без хлопот удалось отвязать ближайшую лодку. Едва они
выгребли на середину ручья и слева распахнулся широкий залив, как ветер со
всей силой обрушился на них. Короткие волны, подгоняемые отливом, перелетали
через низкие борта. Дождь лил не переставая; холмы скрылись за мутной
завесой. Дона совсем продрогла в своей тонкой рубашке и чувствовала себя
жалкой и беспомощной. Ей казалось, что все случившееся произошло по ее вине,
что это она принесла кораблю несчастье и теперь, нарушив морской закон и
взяв на борт женщину, он неизбежно обречен на гибель.
Она взглянула на Пьера Блана: он больше не улыбался, а изо всех сил
налегал на весла, то и дело посматривая через плечо на залив. Город был уже
совсем близко, она ясно различала домики, вытянувшиеся вдоль причала, и
высокий церковный шпиль.
Все это было похоже на сон, мрачный, тяжелый сон, который и она, и этот
смешной коротышка Пьер Блан должны были обязательно досмотреть до конца.
Она наклонилась к нему, он на секунду поднял весла, и лодка заплясала
на коротких волнах.
--Я пойду одна, -- сказала она. -- А ты оставайся у причала и жди меня
в лодке.
Он с сомнением посмотрел на нее.
--Так будет лучше, -- твердо проговорила она, положив руку ему на
колено. -- Если я не вернусь через полчаса, плыви к кораблю.
Он помолчал, обдумывая ее предложение, потом кивнул, по-прежнему без
улыбки. <Бедняга Пьер Блан, -- подумала она. -- Куда подевалась его
неиссякаемая веселость? Наверное, ему сейчас тоже не по себе>. Они подплыли
к причалу, тусклый свет фонаря упал на их лица. Под лестницей бурлила вода.
Дона остановилась на корме, держась рукой за перила.
--Не забудь, Пьер, -- сказала она, -- если через полчаса меня не будет,
сразу же плыви к кораблю.
И, отвернувшись, чтобы не видеть его встревоженного лица, она взбежала
по ступеням и быстро двинулась по улице к церкви, невдалеке от которой, у
подножия холма, стоял один-единственный дом.
Из окон первого этажа струился слабый свет, с трудом пробиваясь сквозь
задернутые шторы; на улице не было ни души. Дона нерешительно остановилась
под окном и подула на замерзшие пальцы. Затея с Филипом Рэшли снова
показалась ей опасной и ненужной. Зачем вызывать его из дома, если он
наверняка скоро уляжется в постель и безмятежно проспит до утра? Дождь лил
как из ведра, она промокла насквозь и чувствовала себя одинокой, беспомощной
и несчастной.
Неожиданно окно над ее головой распахнулось, и она испуганно прижалась
к стене. Послышалось чье-то тяжелое дыхание, протяжный зевок и звук
выбиваемой о подоконник трубки -- на плечо ей посыпались угли. Затем в
глубине комнаты заскрипел стул, и мужской голос о чем-то негромко спросил.
Человек, стоявший у окна, ответил -- Дона с ужасом узнала голос Годолфина.
--Похоже, с юго-запада надвигается буря, -- произнес он. -- Напрасно ты
поставил корабль так близко к заливу. Если ветер к утру не переменится, ему
несдобровать.
Наступила тишина. Дона отчетливо слышала стук своего сердца. Она совсем
забыла о Годолфине, а ведь он был шурином Филипа Рэшли. Всего неделю назад
она пила чай у него в гостиной, и вот теперь он стоял в двух шагах от нее и
угли из его трубки сыпались ей на плечо.
Она вспомнила об их сделке с французом и о его обещании добыть парик
Годолфина. Так вот оно что -- выходит, он все предусмотрел заранее. Он знал,
что Годолфин останется ночевать в Фой-Хэвене, и решил одновременно с
кораблем заполучить и его парик.
Несмотря на терзавшее ее беспокойство, она не удержалась от улыбки:
Боже мой, какое безрассудство -- рисковать жизнью ради глупого уговора! Но
именно за это она его и любила: за умение молчать и все понимать без слов,
привлекшее ее с самого начала, за способность отказываться от житейских благ
и за это отчаянное, неукротимое безрассудство.
Годолфин все еще стоял у окна, громко сопя и позевывая. До нее внезапно
дошел смысл его слов о неудачной стоянке, выбранной Рэшли для корабля. Она
поняла, как, не навлекая на себя подозрений, выманить их из дома. Из комнаты
снова послышался тот же голос, и окно над ее головой захлопнулось. Забыв об
опасности, она лихорадочно обдумывала свой план. Волнения сегодняшней ночи
воскресили в ней ту леденящую радость, которую она испытывала, разъезжая
верхом по улицам Лондона, - - смелая, беззаботная, опьяневшая от вина и
презрения к людской молве.
Однако теперешнее приключение было гораздо серьезней тех невинных
забав, которыми она пыталась скрасить томительные ночные часы, когда
лондонский воздух становился невыносимо душен, а приставания Гарри особенно
надоедливы. Она подошла к двери и, не раздумывая больше ни о чем, ударила в
большущий колокол, висевший снаружи.
В ответ послышался лай собак, тяжелые шаги, скрип засовов, и на пороге,
загородив своей мощной фигурой дверной проем, возник Годолфин.
--Что тебе нужно? -- сердито рявкнул он, глядя на Дону поверх пламени
свечи, которую держал в руке. -- Зачем ты явился в такой поздний час, когда
все честные люди уже ложатся спать?
Дона отступила в темноту, будто бы напуганная этим неласковым приемом.
--Капитан послал меня за мистером Рэшли, -- проговорила она. -- Он
хочет отвести корабль подальше от залива, пока не разыгрался шторм.
--Кого там еще принесло? -- послышался изнутри голос Филипа Рэшли,
заглушаемый лаем собак, которые выскочили из комнаты и накинулись на Дону.
--На место, Рэйнджер! На место, Танкред! -- отпихнув их ногой, крикнул
Годолфин и проговорил, обращаясь к Доне: -- Зайди в дом, мальчик, и объясни
все толком.
--Нет, сэр, мне надо идти, я промок до костей. Передайте мистеру Рэшли,
что капитан ждет его на корабле, -- ответила Дона и отступила еще дальше,
потому что Годолфин вдруг нахмурился и озадаченно уставился на нее.
Из комнаты снова послышался раздраженный голос Филипа Рэшли:
--С кем ты там разговариваешь, черт возьми? Это кто, Джим, сынишка Дэна
Томаса?
--Не торопись, приятель, -- произнес Годолфин, хватая Дону за плечо. -
- Мистер Рэшли хочет с тобой поговорить. Тебя ведь зовут Джим Томас, верно?
--Да, сэр, -- ответила Дона, в отчаянии цепляясь за первое попавшееся
объяснение. -- Капитан сказал, что дело срочное. Мистеру Рэшли надо
немедленно идти на пристань. Кораблю угрожает серьезная опасность. Нельзя
терять ни минуты. Мне тоже нужно бежать, сэр. Моя мать заболела, меня
послали за врачом.
Но Годолфин, не отпуская ее, поднял свечу повыше и принялся
вглядываться в ее лицо.
--Что это у тебя на голове? -- спросил он. -- Может быть, ты тоже
болен, как и твоя мать?
--Что за чушь? -- заорал Рэшли, появляясь в прихожей. -- Мать Джима
Томаса уже десять лет как покоится в могиле. Откуда взялся этот мальчишка?
Что случилось с кораблем?
Дона стряхнула с плеча руку Годолфина и опрометью кинулась бежать через
площадь, еще раз крикнув им напоследок, чтобы они шли на пристань, пока не
начался шторм. Она мчалась по улице, с трудом удерживая рвущийся из горла
нервный смех, а по пятам за ней с лаем неслась одна из собак Рэшли.
Добежав почти до самого берега, она вдруг резко остановилась и юркнула
в ворота ближайшего дома -- у лестницы, ведущей к воде, стоял какой-то
человек. В руке он держал фонарь и, повернувшись лицом к ручью, пристально
всматривался в темноту. Дона поняла, что это ночной сторож, совершающий
обход по городу, которого угораздило в самый неподходящий момент забрести на
причал. Она не решалась выйти из своего укрытия, догадываясь, что и Пьер
Блан, заметив сторожа, постарается отплыть подальше.
Застыв в воротах, она нетерпеливо покусывала палец и наблюдала за
сторожем, а он все стоял и смотрел на ручей, словно обнаружил там что- то
интересное. Ей вдруг стало не по себе -- а что, если они не смогли захватить
корабль? Что, если противник оказался сильней и сейчас на борту идет
отчаянное сражение, шум которого и привлек внимание сторожа? Она
почувствовала досаду от того, что стоит здесь и ничем не может им помочь. Да
что там -- помочь! Похоже, она сама попала в ловушку: за поворотом
послышались шаги, голоса, и через минуту на пристань вышли Рэшли с фонарем в
руке и Годолфин -- оба в длинных плащах.
Рэшли окликнул сторожа, и тот торопливо затрусил ему навстречу.
--Ты не видел мальчишку, пробежавшего в эту сторону? -- спросил Рэшли.
Сторож покачал головой:
--Нет, сэр, мальчишку я не видел, а вот в ручье творится что-то
неладное. Похоже, ваш корабль оторвался от бакена.
--Оторвался от бакена?! -- воскликнул Рэшли, подходя вместе с
Годолфином к краю причала. -- Значит, парень все-таки не соврал!
Дона прижалась к стене. Мужчины прошли мимо, не заметив ее. Выглянув
из-за угла дома, она увидела, что они стоят к ней спиной и пристально
всматриваются в залив, точь-в-точь как сторож несколько минут назад. Дождь
струился по их непокрытым головам, плащ Годолфина трепетал на ветру.
--Смотрите, сэр, -- воскликнул сторож, -- они поднимают паруса!
Наверное, капитан хочет отвести корабль подальше от залива.
--Он спятил! -- заорал Рэшли. -- На борту почти никого не осталось, все
матросы ночуют сегодня на берегу. Он посадит корабль на мель! Беги быстрей,
Джо, созывай народ. Нужно срочно что-то делать. Черт бы побрал этого болвана
Дэна Томаса! Видно, он совсем потерял голову от страха.
Он приложил руки ко рту и принялся вопить:
--Эй, вы там! Эй, на <Удачливом>!
Ночной сторож тем временем подбежал к корабельному колоколу, висящему
под фонарем, и дернул за веревку. Громкий, тревожный гул разнесся по
окрестностям, будя горожан, которые, ни о чем не подозревая, мирно спали в
своих кроватях. Не прошло и минуты, как в крайнем доме распахнулось окно, и
чей-то голос испуганно спросил:
--Что случилось, Джо? Почему ты поднял такой трезвон?
Рэшли, который в ярости носился туда-сюда по причалу, остановился и
прокричал:
--Одевайся быстрей, черт тебя подери, и буди своего брата! <Удачливый>
сорвался с якоря!
Из соседнего дома, кутаясь в плащ, выскочил какой-то человек, следом за
ним бежал второй. А колокол все звонил, Рэшли орал как сумасшедший, ветер
хлестал его по лицу, рвал полы плаща и раскачивал фонарь, который он сжимал
в руке.
Возле церкви замигали огоньки, отовсюду слышались крики и взволнованные
голоса. Люди выбегали из темноты и стекались к причалу.
--Эй, кто-нибудь, живо спустите на воду лодку! -- вопил Рэшли. -- Я
должен срочно попасть на корабль!
В доме, возле которого притаилась Дона, послышался шум, по лестнице
застучали шаги, и ей пришлось отойти от двери и выбраться на причал. В
темноте и суматохе, среди завываний ветра и потоков дождя никто не обратил
внимания на мальчишку, остановившегося неподалеку и вместе со всеми
наблюдавшего за кораблем, который, подняв паруса и развернувшись ко входу в
залив, выплывал на середину ручья.
--Смотрите, смотрите! -- закричал кто-то. -- Отлив несет его прямо на