– Не то! – раздался голос из-за двери. – Бы должны еще спеть песенку «Сердце красавицы», иначе не открою!
   – Ах да, песенку!
   Марко и Мирко запели «Гимн Гарибальди», но Эм-Эм сердито прервал их:
   – Все не так! Сначала!
   Тут Марко и Мирко пустили в ход молотки, и дверь сразу же открылась.
   – Нам очень жаль, – объяснили они, – но песенку «Сердце красавицы» мы забыли.
   – Вы же сломали мне дверь! – возмутился Эм-Эм.
   – Извините, пожалуйста. И все-таки расскажите нам всю правду о бандитах, которые воруют тальк.
   – Зачем? Вам нужно написать сочинение для школы?
   Эм-Эм, сам того не зная, нечаянно затронул самое больное место. При слове «школа» близнецы закачались, а молотки, чтобы их не отобрала учительница, сделались совсем крохотными. Эм-Эм удачно поставил точку, но, к сожалению, не заметил этого.
   – Вы убежали из дома, чтобы записаться в иностранный легион? Хотите пойти юнгами на торговое судно?
   Он хотел высказать еще несколько предположений, но не успел, потому что близнецы перешли в наступление – их молотки уже принялись изучать его нервные рефлексы на коленках.
   – Ай! Ой! Тюремщики! Что вам от меня надо? Я ведь только скромный организатор! Двадцать семь человек под моим началом воруют тальк и приносят ко мне на склад. Каждое утро приезжает Лысый и увозит этот тальк на зеленом грузовичке. Он платит мне за него на вес золота и серебра. Жду его и сегодня.
   – Когда?
   – Ровно через две минуты. Спрячьтесь, и вы все увидите.
   Две минуты прошли не спеша, можно даже сказать, равнодушно. Затем приехал зеленый грузовичок, которым управлял какой-то лысый человек. Эм-Эм нагрузил в него мешки с тальком и протянул руку за деньгами. Но лысый человек плюнул в нее и сказал:
   – Последнюю партию можно оплатить и таким образом!
   Он хотел уехать, но не тут-то было. Молоток Марко пригвоздил его левую руку к рулю, а молоток Мирко – его правую руку к рычагу скоростей.
   – Ну разве так бьют? Предательски и без предупреждения! – обиделся Лысый.
   – Заплатите этому честному специалисту! – предложили Марко и Мирко.
   Эм-Эм получил несколько слитков золота, вымыл руки и уехал в Ливан.
   Марко и Мирно вскочили в грузовичок.
   – Поехали! – обрадовался Лысый. – Поехали в зоопарк! Я куплю вам по пакетику орешков, и вы угостите обезьян.
   – Никаких зоопарков! Едем к главарю!
   – Ах нет! – взмолился Лысый. – Только не к нему! Лучше уж кофе без сахара!
   Молотки быстро вынудили его изменить свое мнение и двинуться в путь. По дороге Лысый открыл Марко и Мирко свое сердце:
   – Главарь – это профессор Дьяволус!
   – Кто? Знаменитый дьявольский ученый?
   – Ужасный человек! Стоит хоть чуточку ослушаться, как от одного его взгляда сразу начинает болеть живот. Знаете, как он заставил меня стать его ассистентом?
   – Нет, никто никогда не рассказывал нам об этом.
   – Он сделал так, что я увидел во сне своего дедушку, и тот всю ночь бил меня по щекам. Я проснулся в холодном поту. А ведь мое любимое занятие – созерцать платаны.
   – А как это делается?
   – Выбираете какой-нибудь платан, ставите рядом шезлонг, садитесь в него и рассматриваете дерево. Можно сделать интереснейшие наблюдения. Кстати, меня зовут Второй.
   – Вернемся к тальку. Что с ним делает профессор Дьяволус?
   – Он нужен ему для Ансельмика. Это робот, обладающий сверхинтеллектом. Дьяволус построил его после нескольких лет научных исследований и назвал так в честь своего дяди Ансельмо.
   – А зачем Ансельмику тальк?
   – Он ест его. По центнеру в день. Он только и делает, что ест тальк и думает.
   – О чем же он думает, синьор Второй?
   – Он говорит это только профессору Дьяволусу. Когда они разговаривают, меня всегда выгоняют. Посылают колоть дрова. Ну вот, приехали! Видите, вон тот небольшой дом – белый в голубой горошек?
   Марко и Мирко посмотрели туда, куда указал Второй. Вот так сюрприз! Это же их дом! Они живут тут на втором этаже вместе со своими родителями и своими молотками.
   – Лаборатория находится в подвале, – объяснял Лысый. – Дьяволус выходит из дома только под видом торговца сантехническим оборудованием.
   – Синьор Джачинто! – сразу догадались Марко и Мирно. – Тот, который часто дарит нам старые водопроводные краники. Надо же!
   Синьор Джачинто – в костюме дьявольского ученого – очень рассердился на Второго, когда увидел, что тот привел с собой близнецов. А робот Ансельмик при виде талька даже затанцевал от радости:
   – Бебимикс! Бебимикс! Ура!
   Он повязал себе салфетку на шею, схватил большую ложку и принялся жадно есть. А профессор Дьяволус тем временем попытался своим дьявольским взглядом вызвать боль в животе у Марко и Мирко, чтобы избавиться от них. Но ему не удалось сконцентрировать свои усилия, потому что молотки с улюлюканьем завертелись вокруг его ушей и вызвали у него морскую болезнь.
   – Не сопротивляйтесь, синьор Джачинто-Дьяволус! Вы окружены!
   – Хватит, хватит! – со слезами взмолился ученый. – Я во всем вам признаюсь!
   Но все-таки он не смог этого сделать, по крайней мере в тот момент, потому что Ансельмик, оторвавшись от еды, испустил радостный вопль:
   – Нашел! Нашел! Послушай, хозяин! «Тальк «Никсон» даже крадут!» Какой тонкий намек, а?
   Профессор Дьяволус огорчился еще больше и заговорил чуть не плача:
   – Нет, это уж слишком! Как раз сегодня, когда я решил отказаться от своей затеи, потому что это очень сложно, Ансельмик вдруг заработал! Но опоздал на две минуты! Потому что вы нашли меня и разоблачили! Сколько совпадений сразу! Ведь я чуть было не достиг цели моей жизни…
   – Какой цели, профессор Дьяволус?
   – Найти удачную фразу для рекламы талька «Никсон» в телевизионной рекламной передаче «Карусель». Надо вам сказать, что десять лет назад фирма «Никсон» взяла меня на службу с этой секретнейшей целью. Я построил поразительного робота! Он весь целиком сделан из монеток в пять лир… Можете убедиться! Ансельмик со своим сверхинтеллектом и должен был сочинить эту фразу. Для этого я и кормил его тальком. Я продолжал кормить его даже тогда, когда фирма перестала снабжать меня кормом. Пришлось заняться воровством. А теперь вы разоблачите меня как главаря банды, которая ворует тальк… Меня приговорят к каторжным работам! А вдруг я окажусь в камере с четным номером? Это я-то!… Я же так люблю нечетные числа!… Трагедия!
   Ансельмик между тем продолжал прыгать по комнате, распевая во всех тональностях: «Тальк «Никсон» так хорош, что его даже крадут!»
   – Хватит! – приказал ему Марко.
   – Тальк «Никсон» – дрянь! – строго добавил Мирко.
   – В самом деле? – удивился Ансельмик. – А я и не знал!
   И он тоже расплакался.
   – Ну-ну, не плачь! – успокоили его Марко и Мирко. – Не мыло же тебе попало в глаза! Сделаем так. Мы никого не будем разоблачать. Но при условии. Первое. Профессор Дьяволус подаст в отставку и целиком посвятит себя торговле водопроводными кранами. И возвратит украденный тальк его владельцам по почте.
   – Но как? Я же не знаю их адреса!
   – Найдете в телефонном справочнике. Второе условие. Синьор Второй целиком посвятит себя созерцанию платанов.
   – Ура! Бегу покупать шезлонг!
   – Третье условие. Ансельмика запрут в шкаф, и он будет выходить оттуда только для того, чтобы сделать уроки за нас и наших друзей. Для этого его будут кормить учебниками.
   – Ура! – в восторге закричал Ансельмик. – Школьные учебники так хороши, что их даже крадут!
   И побежал сам себя запирать в шкаф. Затем приоткрыл дверцу и выглянул оттуда:
   – Начнем сегодня же?
   – Нет, после каникул.
   – Буду с нетерпением ждать, когда они окончатся!
   Что еще оставалось сделать? Больше ничего. Марко и Мирко попрощались с синьором Джачинто и вернулись домой. Как раз вовремя, потому что вскоре пришли их родители – синьор Аугусто и синьора Эменда. Они были очень довольны, что их дети живы и здоровы и весь день просидели дома, избежав опасностей большого города.
   – Вы были умницами! – сказала синьора Эменда. – В награду за это я устрою вам сегодня головомойку, иначе говоря – вымою вам головы.
   Марко и Мирко предпочли бы пару хороших оплеух. Но гордость не позволила им признаться в этом. Увы, не все в жизни так же увлекательно и приятно, как поиски бандитов, которые воруют тальк.



Карлино, Карло, Карлино, или как отучить ребят от плохих привычек


   – Вот ваш Карлино, – сказала акушерка синьору Альфио, показывая ему младенца, которого только что привезли из родильного дома.
   «Ну что значит – Карлино! – тут же услышал синьор Альфио громкий детский крик. – Кончайте с этими уменьшительными именами! Зовите меня Карло, Паоло или Верчиндженторидже, зовите хоть Леопардом, но пусть это будет нормальное, полное имя! Вы меня поняли?»
   Синьор Альфио с изумлением посмотрел на младенца, который еще даже рта не открывал. Но его слова каким-то образом возникли прямо у него в сознании. И акушерка тоже поняла, что он сказал.
   – Надо же, – удивился синьор Альфио, – такой маленький, а уже передает мысли на расстоянии!
   «Умница, – заметил мальчик, – правильно понял! Я же не могу говорить с помощью голосовых связок, которых у меня еще нет».
   – Давайте положим его пока в кроватку, – предложил синьор Альфио, совсем растерявшись. – А дальше видно будет.
   Они положили его в кроватку рядом со спящей матерью. Синьор Альфио вышел на минутку из комнаты. Он хотел сказать своей старшей дочери, чтобы она выключила радио, потому что оно мешает малышу. Но малыш успел остановить его:
   «Папа, ну что ты еще придумал! Дай же мне дослушать эту сонату Шуберта для арпеджоне…»
   – Арпеджоне? – изумился синьор Альфио. – По-моему, это звучит виолончель…
   «Разумеется, виолончель! Теперь только на ней исполняют это сочинение, которое Шуберт написал в 1824 году. В ля миноре, если уж быть точным до конца. Но писал он ее именно для арпеджоне – большой шестиструнной гитары, которую годом раньше изобрел венский мастер Иоганн Георг Штауфер. Этот инструмент называли еще гитарой любви или гитарой-виолончелью. Он, однако, не получил распространения и жил недолго. А соната очень мила».
   – Прости, пожалуйста, – пробормотал синьор Альфио, – но откуда ты все это знаешь?
   «О боже! – ответил все тем же телепатическим способом новорожденный. – Ты ставишь передо мной тут в шкафу великолепный музыкальный словарь и вдруг удивляешься, почему я вижу, что на восемьдесят второй странице первого тома говорится как раз об арпеджоне?»
   Синьор Альфио сделал из этого вывод, что его сын не только способен передавать мысли на расстоянии, но и умеет читать закрытые книги. Даже не выучившись еще грамоте.
   Когда мама проснулась, ей крайне осторожно сообщили о происшедших событиях, но она все равно расплакалась. К тому же у нее не оказалось под рукой носового платка, чтобы утереть слезы. Но тут она увидела, как один из ящиков комода вдруг открылся сам по себе, без всякого шума, и из него выпорхнул, оставаясь аккуратно сложенным, белоснежный платочек, выстиранный с помощью «Бронка» – любимого стирального порошка прачки королевы Елизаветы. Платочек лег на подушку рядом с синьорой Аделе, и маленький Карло подмигнул ей при этом из своей кроватки.
   «Понравилось?» – мысленно спросил он у присутствующих. Акушерка бросилась из комнаты, воздев руки к потолку. Синьора Аделе, хоть и лежала в постели, все равно упала в обморок. Синьор Альфио закурил сигарету, но тут же погасил ее – он не это хотел сделать.
   – Сын мой, – сказал он затем, – у тебя появились дурные манеры, которые никак не вяжутся с общепринятыми правилами поведения. С каких это пор воспитанные дети открывают мамины комоды, не спросив на то разрешения?
   Тут в комнату вошла старшая дочь Антония, или, как ее еще называли – Чиччи, в возрасте пятнадцати лет и пяти месяцев. Она радостно приветствовала братика:
   – Чао! Как поживаешь?
   «Вообще-то неплохо. Разволновался немножко. Впрочем, это понятно – я ведь первый раз родился».
   – Черт возьми! Ты разговариваешь телепатически? Молодец! Объясни мне, как это делается?
   «Да это же совсем просто! Хочешь что-нибудь сказать, не открывай рот, а закрой его – вот и все. Это к тому же гигиеничней».
   – Карло! – воскликнул синьор Альфио, очень рассердившись. – Не начинай, пожалуйста, сразу же дурно влиять на свою сестру, такую воспитанную девочку.
   – Господи! – вздохнула синьора Аделе, придя в себя. – Что-то скажет привратница, что скажет мой отец, банковский служащий старой закалки и строгих нравов, последний потомок целой плеяды кавалерийских полковников!
   – Ну, – сказала Чиччи, – пока! Я пошла делать уроки. Мне осталась математика.
   «Математика? – задумчиво переспросил Карло. – А, понял! Эвклид, Гаусс и все прочее. Но если ты пользуешься этим учебником, что у тебя в руках, то имей в виду, что ответ на задачу № 118 неверен. Икс равняется не одной трети, а двум сорока третьим».
   – Нет, вы только подумайте! Он уже позволяет себе, подобно левым газетам, критиковать школьные учебники! – с горечью произнес синьор Альфио.
   На другой день он сидел в кабинете у врача и подробно рассказывал ему обо всем, что происходит с его сыном, а в приемной за дверью синьора Аделе с трудом удерживала маленького Карло.
   – Да, – вздохнул доктор Фойетти, – уже не осталось ничего святого! Что-то будет дальше со всеми этими забастовками! Домработницу найти невозможно! Полиции запрещено стрелять! Крестьяне не хотят разводить кроликов! А попробуйте вызвать сантехника, и вы увидите… Да, так покажите ребенка.
   Едва оказавшись в кабинете, Карло сразу же по каким-то одному ему понятным приметам догадался, что синьор Фойетти несколько лет жил в Загребе. Поэтому он обратился к нему на хорватском языке (мысленно, понятное дело): «Доктор, врло тешко пробавлям, често осьекам кисели укус, особито нека йела не могу пробавити».
   (Перевод: «Доктор, у меня плохо работает желудок, часто бывает изжога, и некоторые вещи я совсем не могу есть»).
   Доктор от неожиданности ответил ему на том же языке:
   – Изволите лечи на постелю, молим вас… (Лягте, пожалуйста, на кушетку…)
   Затем он схватился за голову и принялся за работу. Полное обследование младенца длилось два дня и тридцать шесть часов. Оно показало, что маленький Карло в возрасте сорока семи дней от роду может:
   – прочесть в голове доктора Фойетти имена всех его родственников вплоть до кузенов в четвертом колене, а также усвоить все научные, литературные, философские и футбольные знания, которые отложились в ней с самого раннего детства;
   – отыскать марку Гватемалы, спрятанную под восемнадцатью килограммами книг по медицине;
   – перемещать как угодно одним только взглядом стрелку на весах, на которых медсестра взвешивает больных;
   – принимать и передавать радиопередачи, в том числе коротковолновые и стереофонические;
   – проецировать на стену телепередачи, не скрывая при этом некоторой неприязни к викторине «Рискуй всем»;
   – зашить дыру на рубашке доктора наложением рук;
   – посмотрев на фотографию больного, установить у него острую боль в животе и безошибочно определить аппендицит;
   – сварить на расстоянии и без огня манную кашу.
   Кроме того, он может подняться над землей на высоту пять метров и девятнадцать сантиметров, одной только силой мысли извлечь медаль из коробки для сигар, заклеенной тремя роликами скоча, убрать со стены картину Джулио Туркано, материализовать черепаху в шкафчике с медицинскими инструментами и барсука в ванне, магнетизировать вянущие хризантемы, вернув им свежесть и яркость красок; потрогав уральский камень, подробно, со множеством цитат изложить историю русской литературы XIX века; мумифицировать рыб и мертвых птиц; остановить брожение вина и так далее.
   – Это опасно? – спросила потрясенная синьора Аделе.
   – Почти безнадежный случай, – ответил доктор Фойетти. – Если он способен на такое в сорок семь дней, представляете, что он сможет сделать, когда ему будет сорок семь месяцев!
   – А в сорок семь лет?
   – О, к этому времени он уже давно будет на каторге.
   – Какой позор для его прадедушки! – воскликнула синьора Аделе.
   – И ничего нельзя сделать? – спросил синьор Альфио.
   – Прежде всего его надо унести отсюда, – ответил доктор, – и дать ему подшивку «Официальной газеты». Он займется ею и не будет слушать наш разговор. Во всяком случае, можно надеяться, что не будет.
   – А теперь что делать? – снова спросил синьор Альфио после того, как операция «Официальная газета» была закончена.
   Доктор Фойетти минут десять шептал ему что-то прямо в правое ухо, очевидно, давая самые прямые указания и самые необходимые инструкции, которые синьор Альфио так же прямо передал синьоре Аделе в левое ухо.
   – Но это же Колумбово яйцо [3]! – радостно воскликнул синьор Альфио.
   «Какого Колумба? – телепатически спросил Карло из-за двери. – Христофора или Эмилио? Надо быть точным в своих формулировках».
   Доктор подмигнул синьору Альфио и синьоре Аделе. Все улыбнулись и промолчали.
   «Я спросил, о каком Колумбе идет речь!» – рассердился малыш, силой своего проницательного разума делая в стене дырку.
   А они опять промолчали, как вареные рыбы. Тогда Карло, чтобы его услышали, вынужден был прибегнуть к другим средствам коммуникации и жалобно заплакал:
   – Уа, уа, уа!
   – Действует! – в восторге шепнул синьор Альфио.
   Синьора Аделе схватила руку доктора Фойетти и поцеловала ее, воскликнув:
   – Спасибо, целитель вы наш! Я запишу ваше имя в своем дневнике!
   – Уа, уа! – настаивал маленький Карло.
   – Действует! – обрадовался синьор Альфио, закружившись в вальсе.
   – Вполне естественно. Секрет очень прост – стоит притвориться, будто не воспринимаете его мысли, и Карло вынужден будет вести себя, как все нормальные дети, и говорить, как последний из неграмотных.
   Дети быстро усваивают все и так же быстро могут забыть то, чему научились. Спустя полгода маленький Карло уже не помнил, что превосходил своими способностями транзисторный приемник.
   А из дома тем временем исчезли все книги, в том числе энциклопедии. Не имея больше возможности практиковаться в чтении закрытых книг, малыш утратил и эту способность. Он было выучил наизусть «Божественную комедию» Данте, но забыл. Выздоровев от своих недугов, он стал гораздо спокойнее для окружающих.
   Года два или три еще он развлекался, поднимая стулья одним взглядом или заставляя кукол танцевать, не прикасаясь к ним, снимал на расстоянии кожуру с мандаринов, менял пластинки на проигрывателе простым засовыванием пальца в нос, но затем богу было угодно, чтобы он пошел наконец в детский сад, где впервые, чтобы позабавить друзей, показал, как нужно ходить по потолку вниз головой. Но за это его наказали – поставили в угол. Карло так огорчился, что поклялся увлечься вышиванием бабочек, втыкая иголку в точечки, специально для него намеченные заботливой воспитательницей на кусочке ткани.
   В семь лет он пошел в начальную школу и материализовал на столе учительницы великолепный экземпляр лягушки. Но учительница, вместо того чтобы воспользоваться случаем и объяснить детям, что собой представляют прыгающие амфибии и как они хороши в бульоне, позвала дежурного и отправила Карло к директору. А этот синьор объяснил мальчику, что лягушки – это несерьезные животные, и пригрозил исключить его из всех школ страны и Солнечной системы, если он еще раз позволит себе подобную шутку.
   – А можно хотя бы убивать микробов? – спросил Карло.
   – Нет! Для этого есть доктора.
   Размышляя над этим важным замечанием, Карло по рассеянности материализовал в корзине для бумаг цветущую розу. К счастью, он вовремя успел аннигилировать ее, и директор ничего не заметил.
   – Иди, – торжественно произнес директор, указывая на дверь указательным пальцем (жест совершенно излишний, потому что в комнате имелась только одна дверь и было крайне трудно спутать ее с окном), – иди, будь послушным ребенком, и ты станешь утешением своих родителей.
   Карло ушел. Пришел домой и стал делать уроки, и все сделал неверно.
   – Ну какой же ты глупый! – сказала Чиччи, заглянув к нему в тетрадь.
   – В самом деле? – воскликнул Карло, и так обрадовался, что у него чуть сердце не выпрыгнуло из груди. – Неужели я и в самом деле поглупел?
   На радостях он материализовал на столе белку, но сразу же сделал ее невидимой, чтобы не вызвать подозрений у Чиччи. Когда же Чиччи ушла в свою комнату, он снова попробовал материализовать белку, но ничего не получилось. Тогда он попробовал материализовать морскую свинку, навозного жука, блоху. И опять ничего не вышло.
   – Тем лучше, – вздохнул Карло, – значит, я уже совсем отучился от дурных привычек.
   И действительно, теперь его снова зовут Карлино, и он даже не помнит, что когда-то возражал против этого.



Венецию надо спасать, или как просто стать рыбой


   – Однако, – сказал однажды синьор Тодаро, страховой агент, синьоре Дзанце, своей жене, – ты только посмотри, что пишут в газетах! «По мнению профессора Со Хио Со Хио из Токийского университета в 1990 году Венеция вся целиком уйдет под воду. Из лагун будет торчать только верхушка колокольни Сан-Марко». До 1990 года осталось немного. Не пора ли искать убежище?
   – И где же ты думаешь спрятаться, дорогой мой? Может, поедем к моей сестре в Каварцере?
   – Бежать из Венеции? – удивился синьор Тодаро. – Нет, лучше давай превратимся в рыб! Тогда сможем жить здесь и под водой! И еще сэкономим на обуви. Ну-ка, труби скорей сбор!
   Синьора Дзанце протрубила сбор, и сразу же прибежали дети – Бепи, Нане и Нина, они играли на площади Сан-Паоло. Затем пришла племянница Рина (дочка той самой сестры, что жила в Каварцере) – она проводила время у ворот, высматривая жениха.
   – Так, мол, и так, – объяснил синьор Тодаро, – давайте превратимся в рыб и благополучно перенесем экологическую катастрофу.
   – Я не люблю рыбу, – сказал Бепи. – Мне больше нравится кура с рисом!
   – Однако, – возразил синьор Тодаро, – это не имеет никакого значения! – И скорчил сынишке гримасу.
   – Но это означает, – ответил Бепи, – что ты слишком любишь командовать!
   – Ладно, в рыбу так в рыбу, – согласился Нане. – Но в какую?
   – Я хочу превратиться в кита! – заявила Нина.
   – Двойка тебе с минусом! – воскликнул синьор Тодаро. – Разве ты не знаешь, что кит – не рыба? Ну ладно, не будем углубляться в скучные споры о классификации.
   – Как это понимать? – спросила синьора Дзанце.
   – А так – примемся за работу! Недаром говорят: «Начало – половина дела!», «Время не ждет!» и «Поживем – увидим!» Пошли!
   – Но куда, дорогой мой? – удивилась синьора Дзанце. – Уже поздно. Все порядочные венецианские семьи наслаждаются уютом домашнего очага, и мамы – ангелы-хранители этого очага – включают телевизор.
   – Однако, – прервал ее синьор Тодаро, – сейчас самое подходящее время. Быстро! Один за другим! Построились! Животы подтянуть! Грудь колесом! Вперед, шагом марш! Минутку, я только захвачу шляпу.
   Они вышли на берег канала, вошли в воду и стали превращаться в рыб.
   – Сначала, я советую, позаботьтесь о плавниках, – поучал синьор Тодаро. – Надо вырастить один на правой руке, другой – на левой.
   – А чешуя? Какого цвета мне выбрать чешую? – спросила племянница Рина. – Может быть, фиолетовую, поскольку я блондинка?
   Синьоре Дзанце захотелось сделать себе красный хвост, но она вспомнила о другом и спросила мужа:
   – Однако, Тодаро, а дети завтра пойдут в школу?
   – Не отвлекайся, Дзанце, сосредоточься!
   Но ребята уже обрадовались. Перспектива неожиданных каникул засверкала перед ними, словно канал Гранде вечером во время какой-нибудь исторической регаты. Они удвоили усилия и в несколько мгновений сделали себе великолепные боковые плавники, которые вылезли наружу, продырявив рукава.
   – Однако что стало с вашими новыми свитерами! – огорчилась синьора Дзанце.
   – Молодцы! Молодцы! – похвалил синьор Тодаро.
   Впрочем, он тоже вошел в воду в пиджаке, теперь и у него выглядывали из рукавов плавники.
   – А вдруг мы станем маленькими рыбками? – испугалась Нина. – Тогда большие рыбы сразу съедят нас…
   – Не бойся, – успокоила Рина. – Мы станем самыми крупными рыбами в лагуне и сами съедим всех!
   – Я предпочитаю куру с рисом, – снова напомнил Бепи, держась на всякий случай подальше от отца.

 
   Утро на канале Гранде было туманным. Туда-сюда сновали речные трамвайчики, в самых разных направлениях двигались гондолы и моторные лодки. Синьор Рокко вел свою большую лодку с грузом горчицы, как вдруг увидел в воде крупную рыбину, которая вежливо приподняла шляпу, приветствуя его:
   – Так вы будете страховаться или нет? Смотрите, какой туман! Столкнетесь ненароком с кем-нибудь и оставите тут и деньги и горчицу! Подумайте о своих детях, однако!
   – Синьор Тодаро… Неужели это вы? Бедняга, не завидую вам, если вас увидят городские стражники! Вы же знаете, что в канале Гранде запрещено купаться!