Джеффрис Сабрина. Не соблазняй повесу

   – Вы стали бы лучшим призом для любого берберского пирата, – хрипло проговорил он.
   Его искреннее восхищение доставляло Амелии наслаждение, а необузданно-чувственное выражение лица мужчины ясно говорило о том, что сейчас он жаждет от нее лишь одного. И вовсе не денег, и даже не сведений о Долли.
   Такими глазами мужчины смотрели на Венецию, но никогда на Амелию. Как объект мужского желания она всегда оставалась на втором плане.
   Лукас дал ей почувствовать себя желанной женщиной.
   Остатки ее сопротивления исчезли, она погрузилась в мир его фантазии... и своей тоже. Она даже приподнялась и слегка откинулась назад, чтобы он лучше видел ее грудь, и была вознаграждена его страстным и алчущим взглядом.
   – Но пират не ограничился бы только созерцанием, – прохрипел Лукас.
   – Да? – выдохнула она и покраснела, почувствовав в его словах нескрываемое желание.
   Он смотрел Амелии прямо в глаза, пугая ее напряженностью горящего взора.
   – Пират прибегнул бы к прикосновению, – сказал он и накрыл ее груди – обнаженные! – ладонями.
   Потом он обнял ее за талию одной рукой, привлек к себе и осыпал быстрыми нежными поцелуями шею, другой рукой продолжая ласкать грудь. И это вызвало у Амелии новую бурю неизведанных до сих пор, странных, ошеломительных эмоций. Да ведь она стала бесстыдной, совершенно бесстыдной, и хотела большего, еще не понимая, чего она хочет, каких ощущений ждет. То, что она бесстыдна, Амелию почему-то не волновало. Она отдавалась ласкам Уинтера охотно и радостно.
   – Достаточно ли вам такого приключения, дорогая? – пробормотал Лукас, прижимаясь лицом к ее шее. – Или вы хотите большего?
   Его ищущие, полуоткрытые губы коснулись ее груди, и от этого поцелуя у Амелии перехватило дыхание. Большего? Хочет ли она большего?
   – Позвольте мне показать вам... дать вам попробовать... – продолжал бормотать он почти невнятно, и Амелия едва не теряла разум.
   Как же справляются с таким женщины-шпионки? Как им удается использовать чувственные ухищрения для того, чтобы получать нужные сведения, если эти ухищрения на:-столько подчиняют себе рассудок?
   Лукас превратил ее в некое странное создание, лишенное всякого самообладания. Тело ее содрогалось и горело огнем.
   Словно догадываясь о том, что она чувствует, он расстегнул платье у нее на спине, потом решительным жестом запустил под него руку, добрался спереди до не прикрытого корсетом интимного местечка и тронул его сквозь тонкую ткань нижней сорочки.
   Ошеломленная этим, Амелия все же смогла выговорить, заикаясь и дрожа:
   – Вы... уверены, что... пират... чувствовал необходимость... обследовать свою пленницу... и таким способом?
   Лукас дышал шумным стаккато.
   – О да, особенно если пленница была такой строптивой.
   – Что? – еле выговорила она в полном изумлении. – Вы еще называете меня строптивой?
   – Вы дразните меня вот уже два дня. Всего несколько часов назад вы забавлялись тем, что наделяли мою саблю преимуществами, в которых намеревались отказать мне. – Лукас приблизил свои губы к ее губам, но не поцеловал Амелию, а добавил прерывистым шепотом: – Вот так, моя дорогая, я собираюсь дать вам почувствовать, как это бывает на самом деле.
   Он припал к ее губам, в то время как его дьявольские пальцы быстро двигались там, у нее внизу. В неистовом экстазе Амелия прижалась всем телом к Лукасу. Боже милостивый... да что же это он делает с ней?
   Его пальцы были такими же крепкими и уверенными, как его поцелуи, и Амелия вдруг ощутила нечто постыдное: ее сорочка намокла. Уинтер, конечно, тоже почувствовал это.
   В ответ он ласкал ее еще более неистово, пока Амелия не почувствовала нечто странное, какие-то бурные спазмы внизу живота.
   Лукас внезапно поднял руку и положил ее Амелии на грудь. Она отпрянула от него со словами:
   – Лукас, пожалуйста...
   Она не понимала, в чем дело, чего ей хочется, но знала безошибочно, что Лукас это понимает.
   – Пожалуйста... я... я... хочу...
   – Чего? – пробормотал он, касаясь губами ее щеки. – Чего вы хотите?
   – Я... я не знаю, – тихо выдохнула она убитым голосом.
   – Так я скажу вам, чего вы хотите. Разрядки. Или, как выражаемся в таких случаях мы, грубые американцы, вы хотите «кончить».
   – Как бы это ни называлось, – сказала она, глядя на него умоляющими глазами, – я этого хочу.
   Лукас хрипло засмеялся:
   – Я тоже. И я дам это вам, если вы дадите это мне. Она смотрела на него в безмолвном удивлении. Лукас освободил ее запястья от косынки, которой они были связаны, отошел немного в сторону и начал расстегивать брюки. Амелия нервно сглотнула, когда он закончил эту процедуру. Глядя на нее точь-в-точь как корсар на свою пленницу, он проговорил:
   – Ну вот и настало время начистить до блеска мой клинок, как вы того хотели, дорогая. – Он снял с Амелии перчатки, взял ее руку, сунул в расстегнутые брюки и прижал ее пальцы к своему «клинку».
   Пока она стояла вот так, загипнотизированная и одновременно напуганная собственным любопытством, Уинтер поднял подол ее сорочки и подоткнул его край под корсет. Теперь между его пальцами и ее телом не оставалось никакой преграды. Он тесно прижался к ней.
   – Ты такая мокренькая и сладкая, – прошептал Лукас на ухо Амелии.
   – А ты такой... большой, – ответила она тоже шепотом. Она услышала сдавленный смешок, потом Лукас заговорил отрывисто:
   – Теперь вы... теперьты понимаешь... что доводила меня до безумия? Все эти... твои слова о моем... «клинке», который ты хотела... «протереть».
   – Я и тогда это понимала, – поддразнила Амелия.
   – Ты девственница Далила, соблазнительница, узнавшая, как мучить мужчин, из дрянных книжонок.
   Амелия вспыхнула и уже открыла рот, чтобы его оспорить, но тут до них донесся сквозь легкий плеск волн за бор – том шебеки совершенно иной и очень громкий звук.
   – Амелия! Амелия, где же вы? Что с вами?
   – Проклятие! – прорычал Лукас. Они распознали голос миссис Харрис.
   Амелия рванулась, но Уинтер крепко ее держал.
   – Еще не все! – заявил он.
   – Я должна ответить ей, иначе она отправит сюда какого-нибудь лодочника. – Высвободившись и осторожно прижимаясь к закругленной стенке каюты, Амелия пробралась к иллюминатору, выходившему в сторону набережной; она знала, что миссис Харрис будет видеть только ее голову, но тем не менее лихорадочно старалась на ходу привести в порядок одежду. – Мы здесь, в помещении под шканцами! – крикнула она как можно громче.
   Миссис Харрис, конечно, разглядела, что голова у Амелии непокрыта.
   – Где ваша шляпка?
   Лукас, успевший подкрасться к Амелии сзади, негромко подсказал:
   – Крикните, что ее унесло ветром.
   Как только Амелия выкрикнула эту его выдумку, Лукас снова принялся ласкать ее грудь. Амелия едва не задохнулась от волнения: в том, что компаньонка смотрит прямо на нее в то время, как Лукас ведет себя столь дерзко, было нечто будоражащее нервы. Будоражащее... но, как ни странно, приятное. Она прижалась грудью к его ладони.
   – Отделайся от нее, чтоб ей провалиться! – требовал Лукас. – Скажи, что мы ищем твою шляпку. – Свободной рукой он поднял подол ее платья спереди, явно желая возобновить свои смелые ласки. – Скажи, что вернемся на берег, как только ее найдем.
   Амелия поймала его руку, но этот ее маневр он немедленно обратил в свою пользу, вернув ее руку на прежнее место. Амелия попробовала воспротивиться, надеясь, что он наконец уймется, но Лукас твердил умоляюще:
   – Вот так... пожалуйста, я прошу тебя, милая!
   Это его «пожалуйста» возымело действие. Амелия знала, что он скорее бы согласился глотать гвозди, чем обратиться с этим словом к англичанке. В голове у нее шумело, но она прокричала компаньонке подсказанное Лукасом объяснение, надеясь, что пылающие щеки не выдадут ее.
   – У вас все в порядке, дорогая? – вопрошала миссис Харрис.
   – Отлично! – отозвалась Амелия, отчаянно желая лишь одного: уйти прочь от иллюминатора. Лукас проделывал с ней нечто невероятное, и возбуждение, испытываемое ею, тоже было невероятным. – Здесь немного жарко!
   «Жарко» – не то слово. Она вся горела, как в огне. Ей казалось, что она умрет, если все это не разрешится в ближайшие минуты.
   Амелия не стала дожидаться ответа миссис Харрис на свои слова. Отпрянув от иллюминатора, она повернулась к Лукасу лицом. Лукас закрыл ей рот поцелуем и вернул ее руку к своему «клинку». Он снова ласкал ее, но теперь еще более неистово и дерзко.
   Амелия откинула голову, чтобы прервать поцелуй, и пробормотала:
   – Лукас... не надо...
   – Спокойно, милая, – прошептал он, осыпая быстрыми, жаркими поцелуями приоткрытых губ ее шею. – Это только мой палец, не более. Но ты должна позволить мне... довести тебя до такого же безумия, до какого довела меня ты.
   – Правда? – только и смогла выговорить она в восторге – слова застревали у нее в горле.
   – Ты же знаешь, что это так, – простонал он. – А теперь быстрее... умоляю тебя, моя сладкая Далила...
   Амелию радовали его мольбы. И то, что его поцелуи становились все более страстными и лихорадочными. Куда девался расчетливый, сдержанный майор? На его месте оказался мужчина, жаждущий женщину. И этой женщиной была она, Амелия.
   Пожалуй, теперь самое время спросить, что он хочет узнать у нее. Но Амелия не могла задать этот вопрос. Нет, только не теперь, в минуты, когда все ее тело сводит от страсти, когда стоны и вскрики неудержимо вырываются у нее из груди.
   Лукас остановил их своим поцелуем. Потому что она сама не смогла бы утихомирить бурю наслаждения, бушующую у нее в душе и во всем теле, бурю, которая унесла ее в тот блаженный край, где не существует ничего и никого, кроме мужчины, подарившего ей радость чувственного экстаза...
   Спустя несколько секунд Амелия скорее почувствовала, чем увидела, как он выхватил что-то из кармана и затолкал в расстегнутые брюки. Далее почувствовала, как это что-то —носовой платок? – обмоталось вокруг ее руки, а Лукас застонал, тяжело дыша. Какая-то влага пропитала платок.
   Амелия была достаточно осведомлена об интимных отношениях между мужчинами и женщинами, чтобы понять, что то было его семя. Неистовая радость охватила ее. Лукас тоже испытал чувственное наслаждение в ее объятиях.
   Но после того как оба опомнились от пережитого взаимного наслаждения, а жаркие поцелуи достаточно быстро сменились прохладными объятиями, Амелия начала осознавать реальный смысл произошедшего. Они... то есть она...
   Все это зашло слишком далеко! За свое распутство она заслуживает места в аду, независимо от причин, по которым она так себя вела.
   Причины – ха! Она о них забыла, как только этот человек начал свои проклятые домогательства.
   Амелия выскользнула из объятий Лукаса и попыталась унять волнение бурно колотившегося сердца. Что ей теперь делать? После того как оба они вступили в опасные пределы, Лукас может пожелать дальнейших «приключений». А если он и вправду станет ухаживать за ней, она может поддаться искушению.
   Да ничего подобного! Он, как и любой мужчина, ищет наслаждения только для себя. Амелия украдкой глянула в его сторону и увидела, что он смотрит на нее этим своим оценивающим взглядом, чтоб ему провалиться! Быть может, он попросту принял ее за распутницу и считает это поводом оправдать свое поведение.
   Амелия подавила свое возмущение. Она сама навлекла на себя случившееся, всему виной ее неуемная тяга к запретному. Но нельзя же быть дурой, в конце концов: еще несколько таких историй, и она себя погубит. Нет, она не вправе рисковать честью семьи.
   Повернувшись к Лукасу спиной, Амелия тщательно привела в порядок свою одежду, всячески прогоняя от себя воспоминания о том, какая дрожь охватывала ее, когда он целовал ей шею, когда он смотрел на ее обнаженные груди и ласкал их в любовном экстазе.
   Амелия подавила вздох. Воистину, она согрешила. Она не в состоянии сочетать свой безрассудный порыв к чувственному наслаждению с обязанностью прояснить для себя тайное прошлое Долли. А это опасно. Не столько для нее, сколько для Долли. По каким-то причинам Уинтер не воспользовался их чувственным сближением для того, чтобы расспросить о мачехе, но это вовсе не значит, что он не намерен сделать это в дальнейшем.
 
   Итак с этого времени она станет принимать его «ухаживания» только в обществе. И никогда не даст ему понять, какое сильное действие оказало на нее их «приключение», иначе он не отстанет от нее, пока опять не получит возможность воспользоваться ее слабостью.
   А это, несомненно, приведет к беде.

Глава 10

   Дорогая Шарлотта,
   я и в самом деле прочитал отчет в газете. Смею сказать, однако, что Вы напрасно так беспокоитесь о леди Амелии. Я уверен, что она справится с майором Уинте-ром, если он окажется назойливым. Вы сделали ей хорошую профилактическую прививку, как, впрочем, и всем другим Вашим воспитанницам, против негодяев.
   Искренне Ваш
   Майкл.

   «Проклятие! Что я наделал?!»
   Когда рассудок вернулся к нему, Лукас застонал от досады. Он и вправду утратил на этот раз всякое соображение. Он все погубил.
   И самое верное тому доказательство – то, как она ушла от него. Ни нежных прощальных поцелуев, ни долгих объятий... И вот он стоит здесь, все еще обоняя запах жимолости, витающий вокруг него ее запах, все еще чувствуя на губах вкус ее губ... а ее нет.
   Нельзя сказать, чтобы он осуждал ее. Он связал ей руки. Доставил наслаждение. Сделал так, чтобы и она доставила ему наслаждение. Господи, даон сотворил почти невозможное. Немыслимое.
   Но будь проклято то, что, когда она упрашивала его спуститься в трюм, стала свидетельницей его слабости. Ему до смерти захотелось, чтобы это вылетело у нее из головы. А уж когда он уразумел, что она устроила утром мучительный для него спектакль с его мамелюкской саблей намеренно, его охватило неудержимое желание овладеть ею, завоевать ее. Показать ей, что она не может безнаказанно дразнить и язвить его, как, несомненно, дразнит этих шутов гороховых, жеманных английских лордов.
   Он завоевал ее по праву. А теперь страдает из-за этого. Отбросив в сторону испачканный носовой платок, Лукас застегнул подштанники и брюки с привычной быстротой военного человека. Он украдкой бросил взгляд на Амелию. Но она даже не посмотрела на него, спокойно приводя в порядок свою одежду. Ах, черт побери!
   Амелия – юная и неопытная девушка, не говоря уж о том, что она богатая наследница и дочь титулованного отца. Это не какая-нибудь веселая вдовушка, с которой он мог бы поиграть в пирата и его пленницу, связывая ее и раздевая, к их взаимному удовольствию. И не портовая шлюха, с которой он устроился бы в укромном месте у стены и забавлялся бы как хотел, сунув ей в руку несколько монет.
   Амелия накажет его за происшедшее. Хоть она и соглашалась на все, что он с ней делал, хоть и принимала в этом участие и даже заставила его на время забыть о...
   Лукас скрипнул зубами. Вместо того чтобы расспрашивать ее, он предавался наслаждению. Возможно, он разозлил Амелию, лишив себя шансов на будущее.
   Самое скверное, что он готов был повторить все немедленно, если бы она ему позволила.
   Наконец Амелия посмотрела ему в лицо. Одежда ее была в полном порядке. Кружевная косынка прикрывала красивую грудь. И если бы пальцы ее не дрожали слегка, когда она натягивала снятые им с нее перчатки, можно было бы подумать, что между ними ничего и не было.
   – Это и вправду было интересное приключение, – произнесла Амелия совершенно ровным голосом.
   Интересное приключение? Это все, что она могла сказать? Он испытующе посмотрел на нее:
   – Вы хорошо себя чувствуете?
   – Отлично. Почему бы и нет... после ваших горячих усилий?
   Он изо всех сил старался смириться с ее реакцией. Англичанки сдержанны, да, но эта...
   – Я должен перед вами извиниться.
   – За что? Вы обещали мне приключение и выполнили обещание. Теперь все кончено.
   Кончено? Кончено, пропади она пропадом?
   Амелия поправила несколько выбившихся из прически прядей волос. Она сейчас выглядела англичанкой более, чем когда-либо в эти дни.
   И никогда она не выглядела столь желанной. Он очень хотел снова прижать ее к стене и заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не утратит эту свою ледяную улыбку и равнодушное выражение лица, пока не придут в полный беспорядок и ее платье, и ее волосы, пока он не почувствует, как она трепещет и задыхается от страсти...
   «Осторожнее, парень. Ты чудом получил помилование и постарайся извлечь из него выгоду, пока еще можно».
   – Пора возвращаться на берег, – сказал он, приняв решение соответствовать ее сдержанности.
   – Да. – Она наклонилась и подняла с пола свою шляпку с непринужденностью, от которой он снова скрипнул зубами. – И миссис Харрис никогда не должна узнать, чем мы тут занимались.
   – Почему же?
   Глаза Амелии остановились на нем с выражением неподдельного страха.
   – Не считаете же вы возможным, чтобы она об этом узнала!
   – Не обо всем. Но даже вы, англичане, целуетесь во время ухаживания.
   На лице у нее вспыхнул гнев? Если это и так, то он промелькнул слишком быстро. Кроме того, с чего бы ей гневатся на это, если она не гневалась на другое?
   – Ухаживание не носит формальный характер. – Амелия аккуратно завязала ленты шляпки. – И пока наши отношения не определились окончательно, я предпочитаю, чтобы вы ничего не говорили миссис Харрис.
   Лукас прищурился. Чем дольше протянется его расследование, тем вероятнее, что Дороти догадается, кто он есть на самом деле. Она и Фрайер могут оказаться за две страны отсюда, пока леди Данила соблаговолит позволить ему появляться в их семейном кругу.
   – Так давайте определим их прямо сейчас. – Он старался казаться таким же невозмутимым, как и она. – Я ведь ненадолго в Англии. Я даже не знаком с вашими родителями, – произнес он в приступе истинного вдохновения, осенившего его как нельзя более кстати. – Мы не можем держаться в стороне друг от друга. Сказать по правде, если мы продолжим такие наши встречи, как сегодня, то будем просто вынуждены пожениться.
   – Если уж говорить по правде, – возразила Амелия с некоторой иронией, – то я не вижу необходимости спешить. Короткое ухаживание обычно продолжается полгода, а долгое – год или два.
   Ее сдержанный тон охладил Лукаса. Очевидно, леди полагает, что он будет увиваться около нее неделями, пока она не приучит его плясать под ее дудку.
   – Если вы думаете, что я могу продлить свое пребывание в Англии до тех пор, пока...
   – Конечно, нет, – перебила его она, выставив вперед подбородок с видом величайшего превосходства. – Но явно не повредило бы делу, если бы мы потратили несколько дней на то, чтобы лучше узнать друг друга, прежде чем объявить другим о ваших намерениях.
   Надеясь привести Амелию в смущение, Лукас окинул медленным и страстным взглядом ее тело, которое ласкал несколько минут назад.
   – Я думал, что мы уже достаточно хорошо узнали друг друга, дорогая.
   Вместо того чтобы покраснеть, как он надеялся, Амелия устремила на него взгляд, полный такой ярости, что это вынудило его замолчать. Она вовсе не такая бесстрастная, какой прикидывается. Как ни странно, Лукаса это обрадовало.
   – Я говорю о знакомстве несколько иного рода, майор Уинтер.
   – Стало быть, мы возвращаемся к «майору Уинтеру» и «леди Амелии»? – уколол он ее с усмешкой. – Именно такой род формального знакомства вы имеете в виду?
   – Да, благовоспитанный род, когда люди общаются друг с другом, вместо того...
   – Вместо того чтобы сходить с ума от желания? – Он понизил голос до хрипловатого бормотания. – Возбуждать друг друга ради взаимной радости.
   Теперь она смотрела на него прямо и открыто.
   – Тот род знакомства, при котором люди узнают друг о друге больше, чем позволяют им узнать только их тела. Когда они рассказывают друг другу о своих тревогах и страхах, например, почему они цепенеют от ужаса при виде открытого люка, ведущего в трюм.
   Эти слова подействовали на него, как удар секиры по животу. Чтоб ей пропасть, и ей, и ее любопытству!
   – Когда мы сможем установить между собой такой род отношений, – мягко продолжила она, – когда вы станете честным и правдивым со мной, тогда, и только тогда, познакомитесь с моими родителями.
   Повернувшись, она решительным шагом вышла из каюты под шканцами.
 
   Все время, пока они ехали домой в карете, Амелия раскаивалась в своих поспешно сказанных словах. И не из-за потрясающего душу выражения ужаса, появившегося на его лице после того, как она их произнесла. И не из-за того, что он обменялся с ней едва ли парой фраз, пока они спускались с шебеки, а потом плыли на ялике к пристани.
   То было удручающее чувство, что она зашла слишком далеко. Какие бы демоны ни вынуждали Лукаса с такой силой реагировать на открытый люк в трюм, они имели над ним власть, и мужчине столь гордому, разумеется, было непереносимо, если его чувства заметили, а тем более судили о них.
   Что, если ее жестокость вынудит его поступить решительно – увезти Долли в Америку против ее воли? И если он до сих пор так не поступил, значит ли это, что у него нет реальных оснований подозревать Долли в чем-то преступном? Или существуют законы, которые препятствуют подобным действиям? Даже если это и так, Лукас явно готов идти на риск ради удовлетворения задетой гордости.
   Но у нее, черт побери, тоже есть своя гордость. И каждый раз, когда он упоминал о своем «ухаживании» – будто и в самом деле намеревался на ней жениться! – Амелии хотелось влепить ему пощечину. Он изо всех сил старался добиться, чтобы она познакомила его с Долли. Хитрый негодяй. Двуличный дьявол. Но ей придется еще сколько-то времени терпеть его возле себя, пока она не убедится, что он не в силах причинить вред ее мачехе.
   – Вы оба что-то очень невеселы, – заговорила миссис Харрис. – Вам не понравился корабль?
   С языка у Амелии едва не сорвалось, что некоторые части корабля до смерти напугали майора Уинтера, но едва она взглянула на его застывшее лицо, как слова застряли у нее в горле.
   – Корабль очень хорош, – сказала она.
   – Но леди Амелия нашла его грязноватым, – не без иронии заметил Лукас.
   – Не могу поверить, что небольшое количество грязи могло вызвать неудовольствие у Амелии, – сказала миссис Харрис.
   – Вот видите, майор? Вам надо было позволить мне спуститься в трюм, как я просила, а не отказывать под предлогом, что там очень грязно, – сделала Амелия ответный выстрел.
   Он было сверкнул на нее глазами, но тут снова вмешалась миссис Харрис:
   – В подобных условиях осторожность была вполне приемлемой. Я уверена, что в трюме полно крыс. И хотя Амелия не испугалась бы грязи, крысы под ногами, конечно, вызвали бы у нее страх и отвращение.
   Лукас тем не менее не угомонился.
   – Буду иметь это в виду, выбирая наш следующий выход. Мы могли бы посетить музей или выбраться в парк на верховую прогулку.
   – Прогулка верхом – это просто прелесть, – сладким голоском проговорила Амелия. – Я уверена, что и миссис Харрис тоже охотно примет в ней участие.
   – В таком случае совершим ее завтра? – полувопросительно предложил Лукас, хотя ледяной холод в его взоре свидетельствовал о том, что участие миссис Харрис в прогулке его отнюдь не радует.
   – Решено, – коротко бросила Амелия, устремив на майора не менее выразительный взгляд.
   – О нет, дорогая, только не завтра, – воспротивилась миссис Харрис. – Разве вы забыли о заседании Лондонского дамского общества? Мисс Норт рассчитывает, что вы поддержите ее новое начинание, и вы обещали быть там.
   Луиза Норт была дочерью виконта и состояла раньше в штате фрейлин покойной принцессы Шарлотты. Чтобы смягчить горе утраты после безвременной кончины принцессы год назад, Луиза нашла себе занятие: помогала миссис Харрис готовить ее воспитанниц к процессу представления ко двору.
   Но совсем недавно она направила свои усилия на реформу тюрем, этому предмету и было посвящено упомянутое миссис Харрис заседание. После всего, что Луиза сделала для школы, Амелия с радостью дала согласие в нем участвовать. Нарушить данное слово она не могла.
   – Да, боюсь, что я об этом забыла, – сказала она. – Я обязана присутствовать.
   – А послезавтра у нас чай для выпускниц, – напомнила миссис Харрис. – Вряд ли вы можете его пропустить, ведь он должен состояться в вашем доме.
   Амелия вздохнула. Как ни злилась она на Лукаса, придется терпеть его присутствие возле себя, чтобы узнать побольше о его планах. Но если она станет нарушать обещания, данные друзьям, ради встреч с ним, миссис Харрис может счесть необходимым написать об этом папе или Долли. Амелия не могла рисковать преждевременным возвращением родителей в Лондон.
   – Тогда, быть может, совершим нашу прогулку вечером? – настаивал Лукас.
   – На завтрашний вечер у меня уже есть другие обязательства, – ответила Амелия, но, заметив, что он хмуро сдвинул брови, добавила: – Но я свободна послезавтра вечером, после чая.
   Он подумал.
   – Тогда я, с вашего позволения, попробую сообразить, какую пьесу мы могли бы посетить.
   – Театры в тот вечер закрыты, – сообщила миссис Харрис.
   Уинтер посмотрел на обеих все с той же хмурой задумчивостью.