Джеффрис Сабрина. Ночь с принцем

   — Я научу вас всему, что хотите, — пообещал Гэвин, подталкивая ее к двери на кухню, — но сначала давайте выйдем из дома.
   Только тут Кристабель сообразила, что они находятся в месте, где не подобает вести подобные разговоры. Они молча прошли через кухню и также молча ждали, пока лакей подведет к крыльцу кабриолет.
   Но стоило Гэвину взять в руки поводья и въехать в темную аллею, как Кристабель снова горячо заговорила:
   — Я ее ненавижу! Эта… эта ужасная, порочная женщина фактически призналась, что Филипп был ее любовником!
   — Я очень в этом сомневаюсь, — спокойно ответил Гэвин. — Она просто хотела спровоцировать вас.
   — Вы так думаете? Правда? — Надежда, прозвучавшая в голосе Кристабель, заставила Гэвина скрипнуть зубами. Изменял Хавершем или нет, в любом случае он не заслуживал таких сильных чувств.
   Хотя какое дело Гэвину до чувств маркизы к своему покойному мужу?
   — Послушайте, разве можно представить, что Элеонора спит с тем, кто плохо играет в вист? А мы оба знаем, что Хавершем был очень слабым игроком.
   — Но этот лейтенант Маркем…
   — …играет не хуже меня. Когда не занят флиртом с Элеонорой.
   Глядя прямо перед собой, Кристабель прикусила нижнюю губу и на минуту задумалась.
   — Но если любовницей Филиппа была не леди Дженнифер, тогда кто? — спросила она, глубоко вздохнув.
   Ах, так вот что означало это «другое», ради которого Хавершем ездил в Лондон.
   — А вы уверены, что у него была любовница?
   — Не притворяйтесь, что не знаете.
   — Если и была, то я об этом действительно не знал.
   — Значит, он скрывал ее.
   — Тогда откуда вы о ней знаете? Мужья обычно не рассказывают об этом женам.
   — Мне сказал об этом… один человек. — Кто?
   — Не важно. Суть в том, что она у него была.
   — Вы узнали об этом уже после смерти Хавершема? Кристабель кивнула:
   — Да.
   — Значит, вы не знаете, так ли это было на самом деле. Вы даже не можете спросить у мужа, вам приходится верить словам этого человека.
   — Зачем его… ему врать?
   — Вы удивитесь, узнав, как часто люди врут без всякой причины.
   — После сегодняшнего вечера, — вздохнула Кристабель, — я уже вряд ли чему-нибудь удивлюсь.
   Она все-таки была совершенно невинной, несмотря на свое замужество, дальние путешествия и недавно открывшееся предательство мужа. И даже понятия не имела, какой недоброй и опасной может быть жизнь.
   Она никогда не видела, как выпускают кишки человеку, отказавшемуся платить шулерам; никогда не видела женщин, покупающих джин, в то время как их дети голодают; или…
   Черт! Что за мысли приходят в голову? Эти дни давно позади, и о них пора забыть, подумал Гэвин.
   — Я предупреждал вас, чего можно ожидать от друзей Стокли.
   — Я знаю. — Кристабель не мигая смотрела на висящую прямо перед ними луну. — Я для вас даже этого не сделала.
   Берн повернул коляску на улицу, на которой находился дом Кристабель.
   — О чем вы?
   — Я должна была предупредить вас, что не могу… не умею… — Кристабель стиснула руки. — Я наврала вам, что хорошо играю в вист.
   — В самом деле? — холодно спросил Берн. — А я и не заметил.
   Кристабель застонала в раскаянии:
   — Я играла ужасно.
   — Вы просто притворялись. Вы же слышали, что сказала леди Хангейт.
   Кристабель слабо улыбнулась:
   — Неужели она действительно решила, что я делаю это специально? У ваших друзей очень извращенный ум.
   — Это так. — Берн не стал рассказывать Кристабель об истинных мотивах, двигавших леди Хангейт, тем более что и сам не был в них уверен.
   Какое-то время они ехали молча.
   — Послушайте… — наконец тихо проговорила Кристабель. — Ведь, чтобы играть, нужны деньги, а у меня, как вы знаете…
   — Хавершем вам ничего не оставил?
   — Вот именно. Деньгами, полученными от Стокли, он расплатился с вами, но у него было много и других долгов.
   Кристабель замолчала и опять подавленно вздохнула. Берн стиснул зубы. Как мог этот никчемный маркиз оставить жену без гроша за душой?
   — Это я решил выдать вас за своего партнера, поэтому позабочусь и о ставках.
   Кристабель не отрываясь смотрела на Берна.
   — А если я проиграю слишком много? Я ведь не такой игрок, как вы. Может, все-таки не следует делать меня партнером? Я могу просто притвориться вашей любовницей…
   — Этого может оказаться недостаточно для того, чтобы Стокли вас пригласил. Но он обязательно это сделает, если мы будем партнерами. Лучше, если вы окажетесь и тем и другим. — Кабриолет остановился перед домом Кристабель. — К тому же вы, кажется, хотели уничтожить Элеонору?
   Глаза Кристабель зло сверкнули. — О да!
   — Значит, просто надо научить вас хорошо играть. — Берн помог маркизе выйти из экипажа. — Начнем прямо сейчас.
   Кристабель недоуменно взглянула на него:
   — Здесь?
   — Не на улице же, — саркастически заметил Берн. — Ваша гостиная вполне подойдет. Конечно, сегодня у вас был тяжелый день, и, если у вас нет сил играть всю ночь, как это делают Элеонора и прочие…
   — Нет-нет, я в порядке, — поспешно проговорила Кристабель. Дверь открылась навстречу им, и дворецкий принял ее накидку. — Я только принесу карты из кабинета.
   — Конечно, — согласился Берн, отдавая дворецкому свое легкое пальто и шляпу.
   Стараясь не ухмыляться, он прошел в гостиную. Как вовремя он обнаружил слабое место Кристабель. Элеонора с ее глупыми колкостями станет его помощницей, и он в любой момент сможет сыграть на их женском соперничестве.
   Потому что так или иначе, но Кристабель должна принадлежать ему. Со всеми своими секретами.

Глава 7

   Иногда даже столь невинное занятие, как вист, может стать прелюдией к соблазнению.
   «Мемуары содержанки»

Автор неизвестен

   Взяв карты, Кристабель почти бегом бросилась в гостиную, но вдруг остановилась, не дойдя до двери. Господи, может, она напрасно разрешила Берну прийти в свой дом так поздно? Она явственно чувствовала его возбуждение, еще когда сидела у него на коленях. Что, если он позволит ему вырваться наружу?
   Берн не должен оставаться здесь, в ее доме. Она скажет, что передумала.
   Но, войдя в гостиную и обнаружив, что Берн уже вытащил на середину комнаты столик и расставил вокруг него стулья, Кристабель заколебалась. Берн прав в том, что ей надо стать его партнером. А для этого необходимо практиковаться. До приема у Стокли осталось совсем немного времени.
   — Нашли карты? — Казалось, на Берна нисколько не действует интимная обстановка маленькой гостиной, где еще днем он видел Кристабель полуобнаженной.
   Если бы он собирался соблазнить ее, то не стал бы усаживаться за ломберный столик. А потом, он ведь не останется на всю ночь: ему надо спешить в свой клуб.
   — Да. — Кристабель положила колоду на стол и остановилась в нерешительности. — Хотите выпить что-нибудь? Вино? Бренди?
   — Нет. И вы не пейте.
   — Почему? — удивилась Кристабель.
   Берн перетасовал колоду и предложил ей снять карту.
   — Я открою вам один секрет. В половине случаев в вист выигрывает тот, кто остается трезвым среди пьяных. Я сам неоднократно выигрывал так, даже с плохими картами. Я научился этому у генерала Скотта, который, отказываясь от выпивки, выиграл двести тысяч фунтов в клубе «Уайте».
   — О! — Кристабель наконец-то решилась сесть за стол. Если Берн настроен так серьезно, что отказывается от вина, то, очевидно, не собирается соблазнять ее прямо сейчас. Она сняла карту, вернула ему колоду и стала с интересом наблюдать, как он сдает для двоих. — Как же мы будем играть, раз нас всего двое?
   — Мы будем играть в «вист для двоих». В нем другая стратегия, но я постараюсь научить вас правильно пользоваться козырями. Сегодня это было вашим самым слабым местом.
   — Понятно. — Кристабель вдруг почувствовала странное разочарование, поняв, что сейчас Берна интересуют исключительно карты. Но она же и не хотела, чтобы он соблазнял ее. Нисколько не хотела.
   — Несколько первых партий мы сыграем без счета, и после каждого хода я буду объяснять вам, как надо было поступить. Когда вы освоитесь, мы сыграем настоящую игру с настоящими ставками.
   Кристабель согласно кивнула. Сдав по тринадцать карт, Берн отложил колоду, предварительно открыв верхнюю карту.
   — Так вот, в «висте для двоих»…
   Весь следующий час он говорил только об игре. И постоянно выигрывал. Кристабель быстро разобралась в правилах, но никак не могла выиграть. Каждый раз, когда ей казалось, что победа близка, Берн открывал карту, о существовании которой Кристабель совершенно забыла. А он, в свою очередь, мог с точностью сказать, какие карты у нее сейчас на руках. Это выводило Кристабель из себя. Очень неприятно было проигрывать леди Дженнифер, и совершенно невыносимо — Берну. И она даже не могла заявить, что виновата обстановка: Берн не позволял себе ни шуток, ни чересчур личных вопросов, ничего, кроме деловитых объяснений ошибок, которые совершала Кристабель.
   Проиграв четвертую партию, она хотела только одного — стереть издевательски-спокойное выражение с лица Берна. Посредине пятой партии, еще раз проверив свои карты, Кристабель гордо выложила на стол пикового туза.
   — Я же говорил вам никогда не заходить с туза, — недовольно заметил Берн.
   Кристабель упрямо вздернула подбородок:
   — Да, если у меня нет короля.
   — А козырей у вас много?
   Черт, об этом правиле она забыла!
   — Нет, — растерянно проговорила Кристабель. Берн покрыл ее туза двойкой и забрал взятку.
   — Козыри — это главное в висте, Кристабель. Как вы думаете, сколько их у меня сейчас?
   — Два, — огрызнулась Кристабель. Берн удивленно поднял бровь:
   — Вы злитесь?
   — Конечно, злюсь. Я проигрываю. Опять.
   — Нельзя злиться на проигрыш.
   — Почему это? — с вызовом спросила Кристабель.
   — Потому что гнев мешает думать, а играть, не думая, непростительно. В висте значение имеют только карты.
   Как он может быть таким рассудительным? Это действует на нервы.
   — Вам надо написать книгу «Советы мистера Берна для начинающих игроков. Вист без выпивки, без эмоций и без удовольствия».
   — Я добился того, что имею, не потому, что играл ради удовольствия. — Берн неторопливо сортировал свои карты. — И у Стокли играют не для этого. Там все относятся к висту очень серьезно. Значит, и вы должны стать серьезной, особенно если хотите выиграть у леди Дженнифер.
   Упоминание об Элеоноре сработало, и Кристабель послушно пробурчала:
   — Хорошо.
   — Кстати, глубокие вдохи и медленные выдохи помогают успокоиться. Попробуйте.
   Чувствуя себя довольно глупо, Кристабель несколько раз глубоко вдохнула и с удивлением обнаружила, что последние признаки раздражения испарились.
   — Хорошо, — сказал Берн. — Теперь сосредоточьтесь. Вспомните, какие карты уже вышли и какие я брал.
   — Вспомнила. — Кристабель мысленно восстановила всю партию.
   — Сколько у меня осталось козырей? Поколебавшись, Кристабель несмело предположила:
   — Пять?
   — Шесть. Но догадка хорошая. — Берн взглянул на свои оставшиеся восемь карт, выбрал одну и бросил ее на стол. Это не был козырь. — Три козыря я забрал вначале, один из них отдал позже, значит, остается два, о которых вы…
   — Понятно, — прервала его Кристабель. Она внимательно вглядывалась в свои карты. — Как вам удается помнить каждый ход?
   — Это необходимо, если хочешь выигрывать в вист.
   — Вы, наверное, любили математику в школе, — пробормотала Кристабель.
   — Я никогда не учился в школе, — ответил Берн, не поднимая глаз от карт.
   В его тоне Кристабель послышалась горечь, которая больно уколола ее в сердце.
   — Никогда? Даже до того, как ваша мать…
   — …перестала получать от Принни свою ежегодную ренту? Нет, даже тогда.
   — Какую ренту?
   Лицо Берна стало жестким.
   — Я думал, Кэтрин и Регина рассказали вам… Очевидно, нет, — прервал он себя. — Не важно.
   — Расскажите. Я хочу знать. Я думала, ваша мать была просто…
   — …шлюхой?
   — Нет! Конечно, нет. — Вот наконец-то и он перестал быть спокойным. — Но понимаете… были разговоры… Я слышала, что это была только короткая связь. Что ваша мать не была настоящей любовницей Принни.
   — Это то, что он говорит. Так ему легче объяснять свое обращение с ней. Просто маленькая актриса, подрабатывающая проституцией. Обычная шлюха, с которой можно развлечься, а потом про нее забыть. Я хотя бы не оставляю своих бывших любовниц без средств к существованию.
   Кристабель выложила на стол карту и парировала:
   — Потому что вы берете в любовницы только замужних женщин.
   — Вот именно. Их мужья содержат их, а если у нас родится ребенок, они признают его своим. Я не хочу, чтобы мои незаконные отпрыски голодали и… — Берн выругался и швырнул на стол карту. — Играйте.
   Кристабель не двигалась.
   — Расскажите мне про ренту, Берн.
   — Хорошо. — Гэвин сверкнул глазами. — Вы хотите знать правду о своем любимом принце? Принни пообещал моей матери, что будет выплачивать ей ежегодное содержание, если она публично объявит, что я не его сын. Она согласилась, наивная дурочка, решив, что деньги принесут мне больше пользы, чем родство с королевской семьей. — Берн горько рассмеялся. — Деньги очень скоро перестали поступать. Когда Принни решился на тайный брак с миссис Фицгерберт, она потребовала, чтобы он оставил всех своих любовниц.
   — Нельзя обвинять ее за это, — решительно заявила Кристабель. Она всего один раз видела миссис Фицгерберт, когда была еще ребенком, но эта встреча навсегда запечатлелась в ее памяти. Никогда Кристабель не встречала женщин благороднее миссис Фицгерберт.
   — Я и не обвиняю ее. Я обвиняю его. Расстаться с любовницей — не значит оставить ее без средств. Сначала Принни благоразумно дождался, пока моя мать объявит, что я не его сын, а потом прекратил выплачивать ренту. — Один из мускулов мелко дрожал на щеке Берна. — После этого достаточно было пары нечаянно оброненных им фраз, чтобы все поверили, будто я — отпрыск одного из многочисленных клиентов матери. Она потеряла работу, а Принни было на это наплевать. Подонок.
   Кристабель почувствовала комок слез в горле и не могла выговорить ни слова. Неудивительно, что уже в восемь лет Берн вынужден был работать.
   Неужели именно поэтому принц выбрал Берна в помощники Кристабель? Возможно, его высочество чувствовал свою вину перед сыном и хотел загладить ее, дав ему шанс стать бароном?
   Но вероятно, именно поэтому принц подчеркнул, что Берна можно использовать только для того, чтобы получить приглашение. Узнав тайну, он мог стать опасным. Он уже опасен.
   Кристабель охватила паника. Что она наделала? Она же открыла Берну почти все. Конечно, у нее не было другого выхода, но все-таки… если он узнает, что содержится в этих письмах, то без колебания использует их против его высочества. Его не остановит то, что это будет стоить принцу трона. И что это погубит ее семью.
   Что ж, значит, Берн не должен ничего узнать о содержании писем. Никогда!
   — Вот поэтому я и не ходил в школу, — продолжал Берн. — Мы не могли себе этого позволить. Я, что называется, самоучка. Мать научила меня читать, а всему остальному я научился сам. — Гэвин невесело улыбнулся. — К счастью, я унаследовал от нее талант к мимикрии. Это мне пригодилось.
   Конечно. Теперь понятно, почему у Берна такая правильная речь. Потому что он специально над ней работал. А изысканные манеры он усвоил, наблюдая за знатью.
   Понимая, что жалость только разозлит его, Кристабель попробовала весело улыбнуться:
   — Считайте, что вам повезло, если вы не ходили в школу. Я ее ненавидела, особенно математику.
   — Странно, что вы вообще ею занимались. — Берн внимательно смотрел на Кристабель поверх своих карт. — Женщин ведь обычно не учат математике.
   Кристабель снисходительно пожала плечами:
   — Папа хотел сына, но мама умерла, не успев его родить. Поэтому все свои надежды он связывал со мной. Учил меня стрелять, ездить верхом, охотиться… и решать уравнения. А во всяких женских занятиях я полная невежда.
   — Не совсем так, — возразил Берн с улыбкой. — Вы прекрасно целуетесь.
   — Правда? — Как ни странно, комплимент приятно задел Кристабель.
   — Играйте, — усмехнулся Берн, — играйте же, черт возьми.
   Кристабель сбросила слабую карту, решив беречь козыри. Она понимала, что останется без этой взятки, но надеялась взять несколько следующих.
   — Надо использовать козыри, пока есть возможность, — проворчал Берн и один за другим выманил у Кристабель все оставшиеся козыри, забрав все взятки.
   Пока он собирал разбросанные карты, Кристабель нервно ерзала по стулу.
   — Дайте мне еще один шанс. В этот раз я буду внимательнее.
   — Я об этом, черт побери, позабочусь. На этот раз мы сыграем по-настоящему. С настоящими ставками. Нельзя принимать игру всерьез, если в результате ничем не рискуешь.
   — Чем? — нахмурилась Кристабель. — Вы же знаете, что у меня мало денег.
   — Я и не говорю о деньгах.
   Кристабель подняла на Берна глаза и обнаружила, что он смотрит на нее с таким загадочным выражением, перед которым не смогло бы устоять ни одно женское сердце. Даже ее. Удары пульса стали намного чаще.
   — А о чем вы говорите?
   Берн молча поднялся, подошел к двери и закрыл ее на задвижку. По спине Кристабель пробежал холодок.
   — Вам придется рискнуть своей одеждой.
   Берн подошел к стулу, на котором сидела Кристабель, положил на стол колоду и, нагнувшись, прошептал ей в самое ухо, касаясь его губами:
   — Сыграем в «порочный вист».
   Сердце Кристабель бешено заколотилось. Берн вернулся на свое место.
   — Надеюсь, это кардинально улучшит вашу игру.
   — Я не собираюсь… Я никогда…
   — Что? Боитесь проиграть?
   — Конечно! Вы опытный игрок, а я новичок. Разумеется, я проиграю, — попыталась отказаться Кристабель.
   Потянувшись через стол, Берн взял колоду и начал тщательно ее тасовать.
   — Никаких «разумеется» в висте не бывает. Если вы сосредоточитесь и постараетесь запоминать карты, у вас есть хороший шанс. Уверен, что вам гораздо легче будет сосредоточиться, если вы будете помнить о том, что в случае проигрыша придется предстать передо мной обнаженной.
   «Обнаженной». Кристабель затрепетала от этого слова. Ей хватило сегодняшнего утреннего испытания, когда она стояла перед Берном полуодетая, а он спокойно разглядывал ее, заставляя краснеть, как глупую девочку. Но если придется оголить перед ним грудь, живот и… и…
   — Нет, — твердо ответила Кристабель. — Вы хотите соблазнить меня.
   Берн цинично усмехнулся:
   — Это было бы приятным завершением вечера, но ведь вы уже заявили, что как мужчина я вас не интересую. Вряд ли что-либо изменится, если на одном из нас не будет одежды.
   Кристабель посмотрела на Берна с подозрением:
   — Послушайте, я ведь не дура.
   — Нет, но вы уверяете, что не находите меня привлекательным. Или вы передумали и теперь боитесь, что, увидев меня обнаженным, не сможете уберечь свою добродетель?
   — Не смешите меня, — бросила Кристабель, но идея увидеть голого Берна в своей гостиной прочно засела у нее в голове. Если она выиграет — что, конечно, маловероятно, — то отомстит ему за все утренние издевательства, за то, что ей пришлось стоять перед ним в одном корсете и сорочке.
   — У вас уже есть большое преимущество, — убеждал ее Берн. — На женщинах всегда гораздо больше одежды, чем на мужчинах. А если вы проиграете, вам надо будет только незаметно пробраться наверх в спальню, а мне придется возвращаться домой в открытом кабриолете в одном коротком пальто и шляпе.
   Эта нелепая затея нравилась Кристабель все больше.
   — Звучит соблазнительно.
   — Я еще облегчу вам задачу. — Берн продолжал тасовать колоду. — Я дам вам фору в четыре предмета. Так что ваше стартовое преимущество станет еще больше. Вы разденете меня с легкостью. Если, конечно, будете хорошо играть.
   — Вы станете жульничать, — продолжала сомневаться Кристабель.
   — Я никогда не жульничаю. Мне это и не понадобится, если вы будете играть, не думая о стратегии.
   Черт бы побрал этого Берна. Он ни минуты не сомневается в своем выигрыше. Но неужели она не сможет победить его, если постарается?
   — А если я откажусь? — спросила Кристабель.
   — Решать вам. — Наклонившись через стол, Берн протянул ей колоду. — Но подумайте вот о чем: чем больше одежды вы снимете, тем труднее мне будет сосредоточиться. Вы на самом деле можете выиграть. — Его вкрадчивая улыбка искушала Кристабель. — А ведь вам очень этого хочется.
   Кристабель молча взвешивала все «за»^ «против». Ей не хотелось прекращать урок, пока она не докажет Берну, что на что-то способна. Но соглашаться на это непристойное предложение, конечно, было бы полным безумием. Вспомнить только, до чего довели Берн и ему подобные бедного Филиппа.
   Но разве не станет от этого победа еще приятнее? И разве не хочется ей гордо выйти из гостиной, унося с собой одежду Берна? И наблюдать в окно, как он садится в экипаж в одном пальто и шляпе? Какая сладкая месть!
   — Снимите карты, Кристабель, — прошептал Берн. Он уверен, что выиграет. Ха! Еще посмотрим. Кристабель сняла карты и вернула Берну колоду.
   — Вы говорили, что дадите мне фору перед началом? Начинайте раздеваться.
   — Охотно.
   Берн встал, обошел стол и, достав из кармана сюртука пистолет, вручил его Кристабель:
   — Это, кажется, ваша вещь, мадам? Кристабель быстро выхватила оружие из его рук:
   — Теперь у меня одной вещью больше на случай проигрыша.
   — Оружие не считается, помните?
   — Ах да. — Кристабель положила пистолет на соседний стул.
   Вынув часы, Берн передал их ей. За часами последовали сюртук и жилет. Кристабель почувствовала тревогу, когда увидела, что Берн расстегивает рубашку.
   — Разве не удобнее сначала снять галстук?
   —  — Я могу снимать одежду в любом порядке. Таковы правила.
   — О! — Кристабель не была готова к тому впечатлению, которое произведет на нее вид обнаженного мужского тела. Она испуганно отвернулась, когда Берн начал вытаскивать воротник рубашки из-под тугого галстука. — А у этой дурацкой игры есть еще какие-нибудь правила, о которых мне надо знать?
   — Любой предмет одежды или украшение соответствует одному очку. Мои часы, например, или каждая ваша серьга, — Берн хитро улыбнулся, — если бы они у вас были.
   Черт! В следующий раз она непременно наденет украшения.
   Берн начал расстегивать рукава.
   — В остальном — обычные правила. Тринадцать взяток в партии. За каждую взятку сверх шести начисляется по два очка. — Вытаскивая сорочку из тесного пояса панталон, Берн не спускал с Кристабель насмешливого взгляда. — И за каждое очко выигравший получает один предмет одежды проигравшего.
   Одним движением Берн стащил с себя рубашку. Кристабель изо всех сил старалась оставаться равнодушной, но это оказалось невозможным. Хотя часть груди Берна еще была прикрыта галстуком, она не могла не заметить скульптурной мускулатуры рук и широко развернутых сильных плеч. Шелковистые рыжеватые волосы кудрявились вокруг сосков, спускались к пупку и тонким ручейком убегали за пояс панталон.
   Панталон, которые заметно топорщились спереди. Вспыхнув, Кристабель поспешно перевела взгляд налицо Берна. Он смотрел на нее и откровенно усмехался.
   — Если хотите увидеть больше, вам надо всего лишь выиграть мои панталоны и кальсоны.
   — Я… я не хотела, — пробормотала Кристабель, — я не…
   — Ну разумеется, нет, — вкрадчиво произнес Берн, опуская рубашку ей на колени. — Четвертый предмет. Желаю вам выиграть все остальное.
   Сердито схватив рубашку, Кристабель хотела бросить ее в общую кучу, но замерла, уловив ноздрями запах — смесь пряного масла и мускусного мужского запаха, от которого она уже успела отвыкнуть.
   Она едва не застонала и с трудом поборола в себе желание прижать рубашку к лицу и вдохнуть ее аромат. Берна это, несомненно, порадовало бы. Решительно отложив рубашку в сторону, Кристабель повернулась к Берну:
   — Сдавайте, сэр.
   К своей радости, она выиграла первую партию, хотя и всего с одним очком. Берн при этом не выглядел огорченным. Он спокойно достал из галстука рубиновую булавку и положил на стол между ними.
   Кристабель неуверенно присоединила булавку к прочим трофеям.
   — Она ведь дорогая? Вам не жалко ее? — Кристабель перетасовала колоду и передала ее Берну.
   Усмехнувшись, он снял карты и вернул колоду Кристабель.
   — Не волнуйтесь, я никогда не рискую тем, с чем мне жалко расстаться.
   — Еще одно правило? — Кристабель начала сдавать.
   — Вот именно. Только дурак проигрывает в карты последнее.
   Чуть позже Кристабель вспомнила это правило и порадовалась, что игра идет не на деньги. Следующая партия обернулась для нее полным разгромом. Берну достались все взятки, кроме одной. Черт бы его побрал!
   Собирая разбросанные карты, он следил за Кристабель блестящими глазами.
   — Шесть очков. Это значит шесть предметов…
   — Я знаю, что это означает. — С чем же она может расстаться с наименьшим ущербом для достоинства?
   Вдруг Кристабель осенило. Пряча улыбку, она достала из прически одну шпильку, положила ее на стол и потянулась за следующей.
   Берн подскочил на стуле и громко возмутился:
   — Протестую! Шпильки не считаются.