Страница:
Задыхаясь больше от страха, чем от боли, Джиллиан поднялась на колени, а потом, дрожа как лист, на ноги. Пока она осматривалась кругом, сердце ее бешено колотилось, а губы пересохли от страха. Дрожа от холода и ужаса, она продолжала вертеть головой, но никто с криком не бросился к ней, и, понемногу успокаиваясь, она обрела способность двигаться. В какую сторону? Все инстинкты в ней кричали, что нужно снова нырнуть в убежище, уползти в тень, но рассудок говорил, что на открытом склоне холма нет ни тени, ни убежища. В какую сторону идти?
– Ave Maria, gratiaplena…[2]– зашептала Джиллиан, взывая к источнику милосердия, к Женщине, которая понимает страх и слабость.
В какую сторону? Она знала только одно. Люди Адама находились южнее аббатства. Повернувшись левым плечом к взошедшему солнцу, Джиллиан побрела на юг.
Страх, который испытывала Джиллиан, был в тот момент ее худшим врагом. Хотя она вроде бы сохраняла способность трезво мыслить в практических вещах, шок, ужас перед опасностями и усталость делали свое дело. Ей ни разу не пришло в голову, что Осберт должен был знать: Адам всего лишь уехал на охоту и скоро вернется. В другой обстановке Джиллиан сообразила бы, что Осберт слишком боялся попасть в руки Адама, чтобы искать ее дольше, чем несколько минут.
Фактически же Осберт вообще не искал ее. Как только он увидел, что лошадь с Жаном упала и Жан ранен, он уже был готов пришпорить своего коня и умчаться прочь. Единственное, что удержало его и заставило спешиться и высвободить Жана из западни, в которой тот оказался, было понимание того простого факта, что, обнаружив раненого, Адам легко найдет и его самого. Осберт ни одной секунды не сомневался, что Жан не станет ради него терпеть пытки. Жан сразу же выложит Адаму все, что тот захочет узнать, и многое сверх того. Если бы Осберту хватило сноровки и мужества, он убил бы Жана на месте, но трусость не позволяла ему напасть даже на раненого, придавленного лошадью мужчину. Он понимал, что Жан мог ожидать от него такой попытки. Он мог перехватить его руку и затем направить нож на своего хозяина.
Ругаясь и вздыхая, Осберт помог лошади Жана подняться на ноги, а самому Жану взобраться в седло. Затем он быстро направился к лагерю, предоставив своему раненому слуге добираться самому. Он был уверен, что Жан последует за ним. Никто не захочет попасть на допрос к врагу. В лагере Осберт обнаружил полный хаос. На месте находились лишь половина людей, многие из которых были вдрызг пьяные. Рыча и подбадривая плоской стороной меча, он заставил трезвых привести тех, кто наводил террор в деревне, растолкать пьяных и снимать лагерь.
Таким образом, у Осберта и в мыслях не было преследовать Джиллиан. В его мозгу не оставалось места ни для чего, кроме быстро растущей паники. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что будет с ним, если Адам Лемань вернется раньше, чем ожидалось, и доберется до него. И как только собрались все всадники, он, приказав им сопровождать его, во весь дух устремился в сторону Льюиса. Он знал, что Неп ближе, но Адам тоже знал об этом и мог, как предполагал Осберт, броситься туда первым делом. Ему не приходило в голову, что потянувшийся за ним хвост пеших воинов выдаст его с головой. Кроме того, Льюис располагался в глубине земель, контролируемых Людовиком, в то время как Неп находился лишь в нескольких милях от владений Арундёля.
Осберт, как и все в окружении Людовика, знал про визит Арундёля к Джеффри Фиц-Вильяму и Иэну де Випону, про его недовольство принцем. Что, если Арундель захочет покрепче сдружиться с де Випоном, оказав ему услугу, и прикажет Непу выдать Осберта приемному сыну де Випона? Неп не принадлежал Арунделю, но они не решатся отказать ему. Его власть в этих краях была очень велика.
На рассвете, в тот момент, когда Адам еще потягивался и зевал, проснувшись в охотничьем домике, а Джиллиан ползком пробиралась в укрытие густого кустарника, люди Осберта двигались на восток. А пока Адам приехал в аббатство, узнал о похищении Джиллиан и начал ее отчаянные поиски, отряд продвигался к Льюису в более быстром, чем обычно, темпе, поскольку паника Осберта передалась и его солдатам. Между тем аббат монастыря святого Леонарда, поглазев в течение нескольких мгновений на кольцо с печатью сэра Ричарда, тоже бросился помогать несчастной леди, доверенной его попечению, самым эффективным способом, какой знал. Он поспешил в часовню и принялся молиться.
Он рассказал Господу, как предатель подло воспользовался Его домом в дьявольских целях и опозорил Его служителей. Он помолился за спасение бедной леди Джиллиан и за то, чтобы намерения сэра Осберта не осуществились. Он помолился также, чтобы сэр Адам не винил его или ни в чем не повинных монахов в совершении преступления, чтобы он нашел леди невредимой и избавил аббатство от своего гнева. Значительно утешившись после того, как доверил свои проблемы и беспокойство высшему помощнику, аббат встал с колен и ушел в свою келью. К нему был вызван служка. Аббат медленно и четко вдолбил в него послание, которое он должен был передать людям Адама. Когда служка дважды в точности повторил сообщение, ему было вручено кольцо сэра Ричарда и велено идти в конюшню седлать мула.
Пока аббат рассказывал Господу о Джиллиан, она сама поднималась на гребень следующего холма. Ей казалось, что она шла уже несколько часов. В самом деле, ей приходилось прилагать неимоверные усилия, потому что ноги ее дрожали и плохо слушались. Поначалу каждый шаг был пыткой. Потом на некоторое время, когда она разогрелась, идти стало легче. Но страх – ненасытный пожиратель энергии. Расстояние, которое в обычных условиях Джиллиан приняла бы за приятную прогулку, заняло в два раза больше времени и превратилось в утомительное путешествие.
Чтобы поддержать себя, Джиллиан повторяла вновь и вновь: «Еще немного. Я должна пройти еще немного». Слова складывались в спотыкающийся ритм ее шагов. Усталость, страх и едва преодолеваемое желание свернуться калачиком и дождаться смерти парализовали ее мозг, так что слова, которые она твердила про себя, были ее единственными мыслями, но она продолжала идти, опустив голову, наблюдая, как передвигаются ее ноги.
Джиллиан не знала, что преодолела подъем; она не заметила, что уже спускалась вниз по склону, который вел ее скорее на восток, чем на юг. Шаги ее ускорились, и низкое зимнее солнце слепило глаза. Усталая, изнывающая от голода и жажды, она не замечала, куда идет, видя лишь перемещение своих ног. И вдруг нога ее неосторожно ступила на шаткий камень, который подался под ее весом и швырнул ее вперед. Падая, Джиллиан пронзительно закричала. Она уже лежала на земле, но ее помутневшему сознанию казалось, что она продолжает падать. Так и было: она катилась по склону, но не понимала этого и продолжала кричать, ибо нет в человеке страха более глубокого, более жуткого, чем страх падения.
В аккуратном и хорошо обустроенном лагере, где расположились люди Адама, сэра Ричарда и сэра Эндрю, сохранялось относительное спокойствие. Суматоха, связанная с пробуждением, мессой и завтраком, осталась позади. Дожидаясь приказа складывать палатки, нагружать вьючных животных и сниматься с места, воины занимались, кто чем пожелает. Одни развлекались разговорами, другие чинили оружие и доспехи или играли в азартные игры, но до криков и драки дело не доходило. Это наверняка привлекло бы внимание командиров и закончилось бы неприятностями.
Поэтому, когда раздался жуткий крик женщины, его услышали почти все. Если бы этот звук не повторился, они просто пожали бы плечами, решив, что это крик какого-нибудь животного, искаженный ветром и расстоянием. Однако на несколько мгновений все воины притихли, прислушиваясь, и в этом молчании душераздирающие крики Джиллиан прозвучали громко и ясно. Все повернулись на звук. Остроглазые юноши быстро разглядели катившееся по склону холма за пределами лагеря темное пятно.
Темное пятно шевелилось, пытаясь подняться. Катберт и трое его бойцов бросились туда. Дрожавшая и обезумевшая Джиллиан еще не успела встать на колени, когда они уже были возле нее. Она даже не могла сообразить, что слабый звук, который она слышала, был вовсе не стуком ее сердца, а топотом бегущих людей. Она даже не успела испугаться, увидев, что ее окружили. Протянутые руки помогли ей встать, и раздался голос Катберта:
– Госпожа! Миледи! Что вы здесь делаете? Что с вами случилось? Господи, это же кровь!
Руки, которые так грубо подняли ее, отпрянули. Она пошатнулась и упала бы снова, если бы Катберт не подскочил поспешно к ней и не подал руку.
– Это не моя кровь, – только и сказала она.
Голос Джиллиан был едва слышен, но абсолютно спокоен. Оказавшись в безопасности после стольких страхов и переживаний, она испытала такой шок, что вообще ничего не чувствовала.
– Но вы же упали! – воскликнул Катберт, разрываясь между беспокойством за свою хозяйку и страхом, что он, возможно, как-то виновен в случившемся. – Вы ранены?
– Немного ушиблась и очень устала, – равнодушно ответила Джиллиан.
– Можно, мы понесем вас, миледи? Я пошлю людей за носилками. Куда же?.. В лагерь не годится. Лошадь… Вы сможете проехать верхом до аббатства, если я поведу лошадь?
При слове «аббатство» Джиллиан содрогнулась, и пальцы ее крепче впились в руку Катберта.
– Нет! Не в аббатство! Лучше в лагерь. И вы должны отправить человека к сэру Адаму передать, что я с вами, в безопасности.
Катберт мигнул и проглотил комок. Если судить по словам Джиллиан, сэра Адама в монастыре не было. Кроме того, нельзя было не заметить ее испуг при упоминании об аббатстве. Катберт знал только, что она собиралась отдохнуть там, но он не мог допустить и мысли, что монахи как-то связаны с ее нынешним состоянием. Однако его первым долгом было обеспечить должный комфорт госпоже, а вторым, как она уже сама сказала, дать хозяину знать, что она в безопасности. Первое дело было довольно простым. Катберт вынес всю одежду и утварь из палатки, которую делил с другими командирами, и перенес Джиллиан туда. Он извинился за грубую и не слишком чистую обстановку, но ответом ему была дрожащая улыбка.
– Я очень рада оказаться здесь, даже если бы тут не было ничего, кроме голой холодной земли.
Катберт уложил ее на походный тюфяк и накрыл всеми одеялами, имевшимися в палатке. Потом, увидев, что она не перестает дрожать, предложил ей свой плащ. Джиллиан с улыбкой отказалась.
– Холод внутри меня, Катберт, – сказал она, – но мне уже становится теплее. Отправьте же поскорее кого-нибудь к милорду, чтобы он знал, где я.
Это был хоть и ласковый, но приказ. Катберт отдал распоряжение седлать лошадь и назначил гонца. Какое передать сообщение, вопросов не возникало, но, куда гонцу направляться, Катберт не имел ни малейшего понятия. Он силился придумать, как бы разузнать в аббатстве, куда направился сэр Адам, без риска для гонца оказаться в руках врагов, если монахи оказались бы врагами, или выдать место нахождения леди Джиллиан. Катберт даже не представлял себе, что ему делать, если вдруг заявится такое высокое духовное лице как аббат, и потребует выдать леди Джиллиан.
К счастью, через несколько минут все эти напряженные размышления оказались ненужными. Катберта вызвали к северной границе лагеря, где командир отряда сэра Ричарда представил ему служку.
– Он принес печать моего хозяина, – доложил Джон из Глинда, – и приказывает нам снимать лагерь и двигаться на север, куда сэр Адам уже выехал.
– Снимать лагерь?! – воскликнул Катберт, размышляя, как теперь быть с леди.
Затем его вдруг осенило. Как предводитель вольнонаемного отряда Катберт гораздо больше привык думать самостоятельно, чем человек вроде Олберика, у которого всегда был один хозяин, на которого он всецело полагался. Если сэр Адам двинулся на север, не созвав своих людей, это наверняка было вызвано крайней спешкой. Катберт не забыл сцены между Адамом и Джиллиан, разыгравшейся на его глазах в амбаре, и тут же связал поспешность сэра Адама с состоянием леди Джиллиан. Он повернулся к служке.
– Ты не знаешь, с чем связан этот приказ?
Все аббатство знало, конечно, о похищении леди, поскольку крики Кэтрин, как только ее освободили, подняли на ноги всех. Аббат не приказывал хранить это в тайне, так что служка с живостью рассказал историю о похищении Осбертом леди Джиллиан, радуясь возможности поразить своими новостями солдат.
Катберт хлопнул себя по лбу.
– Всем всадникам приготовиться и немедленно скакать на север, – приказал он, а затем повернулся к Джону из Глинда. – Мой господин будет преследовать Осберта вместе с твоим хозяином и с сэром Эндрю, рассчитывая на то, что с сэром Осбертом было только два человека. Но я-то знаю, что этот отъявленный трус не стал бы путешествовать без защиты большого отряда. Сэр Адам нарвется на них. Ты тоже скачи со всадниками. А я тем временем сниму лагерь, и мы последуем за вами как можно скорее, а леди понесем на носилках, или лучше оставь одну лишнюю лошадь. Она сказала, что не ранена и, может быть, согласится ехать верхом.
Лошадь была оставлена, но ехать верхом Джиллиан не пришлось. Когда Джон бросился на север во главе конного отряда, он увидел поджидавшего на дороге своего хозяина. Сэр Ричард решил, что лучше остановить войска здесь, чем дать им дойти до деревни и затем повернуть на восток. Услышав новость, которую Джон из Глинда прокричал, приблизившись в достаточной мере, чтобы звук его голоса донесся до хозяина, сэр Ричард поспешил в ту сторону, куда направились Адам и сэр Эндрю. Они были почти видны с дороги, все еще осматривая в замешательстве труп Пьера.
Нерешительность продолжала точить Адама, ежеминутно усиливаясь, так что его воля была уже почти полностью парализована; он был уже уверен, что любой его шаг окажется ложным.
– Вот взгляните! – крикнул он, уже боясь довериться себе в объяснении самого очевидного и совершенно не замечая поспешности, с какой приближался сэр Ричард. – Этот человек заколот ножом…
– Это теперь не важно, – радостно откликнулся сэр Ричард. – Леди Джиллиан в полной безопасности в лагере с нашими людьми. Катберт… Кровь прилила к щекам Адама, и глаза его оживились.
– В безопасности? – пробормотал он.
– Она, во всяком случае, свободна и жива, – осторожно уточнил сэр Ричард, немного опасаясь, что доклад Джона мог оказаться излишне оптимистическим, – но…
Сэр Ричард не успел закончить свою фразу. Сомнительно было, что Адам услышал и ее начало. Он вырвал из руки сэра Эндрю поводья серого жеребца, вскочил в седло и понесся к лагерю со скоростью, соперничать с которой никто из остальных всадников не мог и надеяться.
У сэра Эндрю отвисла челюсть.
– Что с ним? – спросил он. – Ведь вы же сказали, что леди Джиллиан в безопасности, не так ли?
– Он молод, – одобрительно ответил сэр Ричард. – Он очень переживает из-за того, что оставил нашу госпожу беззащитной, чтобы развлечься охотой.
Поскольку сэр Эндрю был не тем человеком, с кем можно откровенно обсуждать столь деликатную тему, сэр Ричард скрыл свое истинное мнение на сей счет. В мозгу его шевелилась приятная догадка. Может быть, потеряв леди Джиллиан, Адам понял, что она интересовала его несколько больше, чем просто вассал? Это вполне могло быть правдой. Адам поначалу словно остолбенел, а затем впал в бешенство, узнав о похищении Джиллиан. Только потом, когда у него появилось время подумать, он начал беспокоиться о том, что могло с ней случиться. Возможно, сообразив, каким жестокостям ее могли подвергнуть, он понял, как дорога она ему.
Несмотря на весь свой мужественный облик и силу, Адам был все же невинным молодым человеком, думал сэр Ричард. В этом он полностью заблуждался. Сэр Ричард приписывал Адаму недостаток опыта, недооценив его воспитание у Роберта Лестерского и лорда Иэна, которые запрещали Адаму хвастаться своими любовными успехами у женщин знатного происхождения, даже заговаривать об этом. Это ложное впечатление усиливалось тем, что Адам густо покраснел, когда в замке сэра Эндрю ему была предложена женщина в постель. Будучи убежденным, что у Адама нет личного интереса к Джиллиан, сэр Ричард не понимал, что смущение Адама было связано с тем, что сэр Эндрю сделал свое предложение в присутствии Джиллиан. Человек с воспитанием Адама не мог согласиться переспать со шлюхой, если рядом была возлюбленная.
Как бы то ни было, сэр Ричард решил дать Адаму время побыть с леди Джиллиан наедине. Поняв, что она ему не безразлична, Адам мог теперь получить новый интерес. Джиллиан – очень красивая женщина, и как только проблема с насильственным браком будет улажена… Сэр Ричард нахмурился. Того, что церковь расторгнет брак, недостаточно, так что он не станет пока говорить об этом Адаму, де Серей будет чинить бесконечные препятствия… Он должен умереть. Эта мысль нисколько не смущала сэра Ричарда. Сэр Эндрю, уже подобравший поводья, чтобы влезть на коня, отвлек его от раздумий.
– Подождите, – сказал сэр Ричард, соскакивая на землю. Он хотел, чтобы у Адама было побольше времени, чем эти несчастные пять минут. – Расскажите мне, что говорил сэр Адам насчет этого трупа.
Узнай Адам об уловке сэра Ричарда, он не стал бы осуждать его. Впрочем, присутствие сэра Ричарда и сэра Эндрю вряд ли как-нибудь повлияло бы на его поведение. Адам зашел уже слишком далеко, чтобы бояться любопытных глаз, хоть весь мир стой и смотри. Он с грохотом влетел в лагерь, совершенно не замечая, как убираются палатки и нагружаются вьючные лошади. Один из стоявших на страже воинов – Катберт знал, что время снятия лагеря наиболее уязвимо для нападения, – бросился к своему командиру доложить о прибытии Адама. Его посредничество, однако, не понадобилось. Адам направился прямо в командирскую палатку, зная, что она самая комфортабельная и что Джиллиан должна быть именно там.
Она еще лежала, борясь с нервной дрожью от пережитого, когда послышался стук копыт, который усилился, когда чувство облегчения прошло. Так как Катберт приказал всем поддерживать тишину возле палатки, где лежала Джиллиан, топот донесся очень четко, и было очевидно, что лошадь приближается. В первые мгновения Джиллиан подумала, что это могла быть очередная угроза для нее. Она отбросила одеяла и вскочила на ноги. Низенькая палатка, казавшаяся ей надежной гаванью, вдруг превратилась в западню. Она бросилась к выходу, но в то же мгновение с другой стороны остановилась, храпя, лошадь. Слишком поздно! Джиллиан отпрянула назад, отчаянно пытаясь вытащить из юбки нож. Вход в палатку открылся. Джиллиан набрала в грудь побольше воздуха, чтобы позвать на помощь, и увидела Адама. Это было уже слишком. Быстрое чередование страха и радости подкосило Джиллиан. Она сделала один неверный шаг навстречу Адаму и, сдавленно всхлипнув, упала в его объятия.
Услышав наполненный страхом рев Адама, Катберт, командиры сэра Эндрю и сэра Ричарда, а также половина находившихся в лагере воинов бросились, обнажая мечи, к палатке. Они, однако, ничем особо помочь не смогли, лишь предоставили Адаму отдушину, куда он выплеснул свои ярость и страх. Он обругал бедного Катберта всеми грязными словами, какие знал, за то, что тот не обеспечил должного ухода за своей хозяйкой, за то, что оставил ее, раненую и беспомощную, без всякого внимания, за то, что не привез ее в аббатство, где ей должным образом помогли бы лекари-монахи и ее служанка. Если бы Адам не держал в руках потерявшую сознание Джиллиан, Катберт лишился бы головы, не успев сказать ни слова в свое оправдание.
В это мгновение Джиллиан пришла в себя.
– Милорд, – прошептала она, – пожалуйста, не вините Катберта. Он хотел отвезти меня в монастырь, но я побоялась ехать туда.
– Что? – рявкнул Адам. – Неужели монахи участвовали…
– Нет, нет, – уверила его Джиллиан окрепшим голосом, выпрямляясь. Опасение, что Адам в бешенстве сможет приказать своим людям атаковать и разнести вдребезги аббатство, придало ей силы. Вообще-то она не знала, были ли монахи в сговоре с Осбертом, но это казалось ей менее важным, чем неприятности, которые мог навлечь на себя Адам, вступив в войну с церковью. – Я боялась только, что они не смогут защитить меня, если Осберт туда вернется. Это было глупо, но я не смогла бы больше выдержать…
– Джиллиан, – воскликнул он, – куда ты ранена? Не дожидаясь ответа, он поднял ее на руки и положил на тюфяк, прорычав через плечо, чтобы принесли теплого вина. Катберт боязливо попятился из палатки. Как только они остались одни, Джиллиан приподнялась, обвила руками шею Адама и прошептала:
– Не оставляй меня, не оставляй.
– Нет, – уверил ее Адам, – не оставлю. Только скажи мне, любимая, куда ты ранена. Столько крови… – он задохнулся, вспомнив деревенских женщин в окровавленных юбках.
– Это не моя кровь, – проговорила Джиллиан, и голос ее вдруг зазвенел. – Это кровь Пьера. Я убила его.
Адам заморгал. Тот самый человек, пронзенный ножом в горло! Мертвенная бледность сошла с лица Джиллиан, и глаза ее засияли удовольствием при этом воспоминании.
– Как… убила? – спросил Адам.
Вместо ответа Джиллиан сунула руку под юбку и вытащила нож. Адам снова заморгал. Сомнений быть не могло – нож недавно был в деле и не очищен до конца. Не успев сообразить, что говорит, Адам строго отчитал ее за то, что она не вытерла как следует оружие.
– Простите, милорд, – виновато пробормотала Джиллиан, – было темно, и я так испугалась. Я плохо видела, чтобы вычистить его как надо.
Адам сжал ее в объятиях, смеясь и плача одновременно. Он испытывал облегчение, видя ее в целости и сохранности: радость, зная теперь наверняка, что она не бросила его ради Осберта; признательность за ее покорность и любовь, которые позволили ей извиниться после незаслуженного выговора. Любая другая женщина, имеющая достаточно мужества и силы, чтобы убить похитившего ее человека и сбежать, оторвала бы ему уши за брюзжание насчет такой мелочи, как плохо вычищенный нож. Их губы встретились и разошлись только тогда, когда оба уже задыхались.
– Я так тосковал по этому, – вздохнул Адам.
– Ты тоже? Я думала, что в компании других мужчин ты не скучал по мне.
– Ты обвиняешь меня в мужеложстве? – пошутил Адам.
– Нет! – засмеялась Джиллиан, а потом продолжила уже серьезно: – Но я знаю, что мужчины считают женщин скучной компанией и предпочитают болтать с другими мужчинами.
– Большинство женщин действительно скучны, – ответил, усмехнувшись, Адам и добавил: – Но не леди, которые вонзают ножи в горло тем, кто им не нравится. Это верный способ привлечь к себе внимание, хотя бы внимание к руке с ножом, – он поцеловал ее снова. – Нет, любовь моя, я не считаю тебя скучной. Честно говоря, я отдал бы половину всего, чем обладаю, лишь бы избавиться от твоих вассалов и провести полдня только с тобой.
– Не думаю, что тебе следует делать это, – возразила Джиллиан, целуя между словами Адама в шею. – Ты потом пожалеешь, что только полдня. Разве мы не можем выторговать немного больше времени?
– Черт, – простонал он, покрывая бесчисленными поцелуями её щеки и кончик носа, – я испытывал прямо-таки адские муки. Я хочу тебя. А ты еще нарочно мучаешь меня, – это было сказано шутливым тоном, но затем он вдруг страстно поцеловал ее и пробормотал: – Я чувствую, как ты смотришь на меня. Я весь вчерашний день едва сдерживался. Именно поэтому я отправился на охоту. Я не мог быть рядом с тобой и не иметь возможности прикоснуться к тебе. Любимая, прости меня.
Только за то, что он делал и говорил сейчас, Джиллиан простила бы ему все, что угодно. Ее руки страстно скользили по его телу, но не могли проникнуть под кольчугу. Обнаженным оказался только кусочек шеи, где капюшон не был затянут. Она уже едва вслух не высказала свое разочарование, как со стороны входа послышалось осторожное покашливание.
18
– Ave Maria, gratiaplena…[2]– зашептала Джиллиан, взывая к источнику милосердия, к Женщине, которая понимает страх и слабость.
В какую сторону? Она знала только одно. Люди Адама находились южнее аббатства. Повернувшись левым плечом к взошедшему солнцу, Джиллиан побрела на юг.
Страх, который испытывала Джиллиан, был в тот момент ее худшим врагом. Хотя она вроде бы сохраняла способность трезво мыслить в практических вещах, шок, ужас перед опасностями и усталость делали свое дело. Ей ни разу не пришло в голову, что Осберт должен был знать: Адам всего лишь уехал на охоту и скоро вернется. В другой обстановке Джиллиан сообразила бы, что Осберт слишком боялся попасть в руки Адама, чтобы искать ее дольше, чем несколько минут.
Фактически же Осберт вообще не искал ее. Как только он увидел, что лошадь с Жаном упала и Жан ранен, он уже был готов пришпорить своего коня и умчаться прочь. Единственное, что удержало его и заставило спешиться и высвободить Жана из западни, в которой тот оказался, было понимание того простого факта, что, обнаружив раненого, Адам легко найдет и его самого. Осберт ни одной секунды не сомневался, что Жан не станет ради него терпеть пытки. Жан сразу же выложит Адаму все, что тот захочет узнать, и многое сверх того. Если бы Осберту хватило сноровки и мужества, он убил бы Жана на месте, но трусость не позволяла ему напасть даже на раненого, придавленного лошадью мужчину. Он понимал, что Жан мог ожидать от него такой попытки. Он мог перехватить его руку и затем направить нож на своего хозяина.
Ругаясь и вздыхая, Осберт помог лошади Жана подняться на ноги, а самому Жану взобраться в седло. Затем он быстро направился к лагерю, предоставив своему раненому слуге добираться самому. Он был уверен, что Жан последует за ним. Никто не захочет попасть на допрос к врагу. В лагере Осберт обнаружил полный хаос. На месте находились лишь половина людей, многие из которых были вдрызг пьяные. Рыча и подбадривая плоской стороной меча, он заставил трезвых привести тех, кто наводил террор в деревне, растолкать пьяных и снимать лагерь.
Таким образом, у Осберта и в мыслях не было преследовать Джиллиан. В его мозгу не оставалось места ни для чего, кроме быстро растущей паники. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что будет с ним, если Адам Лемань вернется раньше, чем ожидалось, и доберется до него. И как только собрались все всадники, он, приказав им сопровождать его, во весь дух устремился в сторону Льюиса. Он знал, что Неп ближе, но Адам тоже знал об этом и мог, как предполагал Осберт, броситься туда первым делом. Ему не приходило в голову, что потянувшийся за ним хвост пеших воинов выдаст его с головой. Кроме того, Льюис располагался в глубине земель, контролируемых Людовиком, в то время как Неп находился лишь в нескольких милях от владений Арундёля.
Осберт, как и все в окружении Людовика, знал про визит Арундёля к Джеффри Фиц-Вильяму и Иэну де Випону, про его недовольство принцем. Что, если Арундель захочет покрепче сдружиться с де Випоном, оказав ему услугу, и прикажет Непу выдать Осберта приемному сыну де Випона? Неп не принадлежал Арунделю, но они не решатся отказать ему. Его власть в этих краях была очень велика.
На рассвете, в тот момент, когда Адам еще потягивался и зевал, проснувшись в охотничьем домике, а Джиллиан ползком пробиралась в укрытие густого кустарника, люди Осберта двигались на восток. А пока Адам приехал в аббатство, узнал о похищении Джиллиан и начал ее отчаянные поиски, отряд продвигался к Льюису в более быстром, чем обычно, темпе, поскольку паника Осберта передалась и его солдатам. Между тем аббат монастыря святого Леонарда, поглазев в течение нескольких мгновений на кольцо с печатью сэра Ричарда, тоже бросился помогать несчастной леди, доверенной его попечению, самым эффективным способом, какой знал. Он поспешил в часовню и принялся молиться.
Он рассказал Господу, как предатель подло воспользовался Его домом в дьявольских целях и опозорил Его служителей. Он помолился за спасение бедной леди Джиллиан и за то, чтобы намерения сэра Осберта не осуществились. Он помолился также, чтобы сэр Адам не винил его или ни в чем не повинных монахов в совершении преступления, чтобы он нашел леди невредимой и избавил аббатство от своего гнева. Значительно утешившись после того, как доверил свои проблемы и беспокойство высшему помощнику, аббат встал с колен и ушел в свою келью. К нему был вызван служка. Аббат медленно и четко вдолбил в него послание, которое он должен был передать людям Адама. Когда служка дважды в точности повторил сообщение, ему было вручено кольцо сэра Ричарда и велено идти в конюшню седлать мула.
Пока аббат рассказывал Господу о Джиллиан, она сама поднималась на гребень следующего холма. Ей казалось, что она шла уже несколько часов. В самом деле, ей приходилось прилагать неимоверные усилия, потому что ноги ее дрожали и плохо слушались. Поначалу каждый шаг был пыткой. Потом на некоторое время, когда она разогрелась, идти стало легче. Но страх – ненасытный пожиратель энергии. Расстояние, которое в обычных условиях Джиллиан приняла бы за приятную прогулку, заняло в два раза больше времени и превратилось в утомительное путешествие.
Чтобы поддержать себя, Джиллиан повторяла вновь и вновь: «Еще немного. Я должна пройти еще немного». Слова складывались в спотыкающийся ритм ее шагов. Усталость, страх и едва преодолеваемое желание свернуться калачиком и дождаться смерти парализовали ее мозг, так что слова, которые она твердила про себя, были ее единственными мыслями, но она продолжала идти, опустив голову, наблюдая, как передвигаются ее ноги.
Джиллиан не знала, что преодолела подъем; она не заметила, что уже спускалась вниз по склону, который вел ее скорее на восток, чем на юг. Шаги ее ускорились, и низкое зимнее солнце слепило глаза. Усталая, изнывающая от голода и жажды, она не замечала, куда идет, видя лишь перемещение своих ног. И вдруг нога ее неосторожно ступила на шаткий камень, который подался под ее весом и швырнул ее вперед. Падая, Джиллиан пронзительно закричала. Она уже лежала на земле, но ее помутневшему сознанию казалось, что она продолжает падать. Так и было: она катилась по склону, но не понимала этого и продолжала кричать, ибо нет в человеке страха более глубокого, более жуткого, чем страх падения.
В аккуратном и хорошо обустроенном лагере, где расположились люди Адама, сэра Ричарда и сэра Эндрю, сохранялось относительное спокойствие. Суматоха, связанная с пробуждением, мессой и завтраком, осталась позади. Дожидаясь приказа складывать палатки, нагружать вьючных животных и сниматься с места, воины занимались, кто чем пожелает. Одни развлекались разговорами, другие чинили оружие и доспехи или играли в азартные игры, но до криков и драки дело не доходило. Это наверняка привлекло бы внимание командиров и закончилось бы неприятностями.
Поэтому, когда раздался жуткий крик женщины, его услышали почти все. Если бы этот звук не повторился, они просто пожали бы плечами, решив, что это крик какого-нибудь животного, искаженный ветром и расстоянием. Однако на несколько мгновений все воины притихли, прислушиваясь, и в этом молчании душераздирающие крики Джиллиан прозвучали громко и ясно. Все повернулись на звук. Остроглазые юноши быстро разглядели катившееся по склону холма за пределами лагеря темное пятно.
Темное пятно шевелилось, пытаясь подняться. Катберт и трое его бойцов бросились туда. Дрожавшая и обезумевшая Джиллиан еще не успела встать на колени, когда они уже были возле нее. Она даже не могла сообразить, что слабый звук, который она слышала, был вовсе не стуком ее сердца, а топотом бегущих людей. Она даже не успела испугаться, увидев, что ее окружили. Протянутые руки помогли ей встать, и раздался голос Катберта:
– Госпожа! Миледи! Что вы здесь делаете? Что с вами случилось? Господи, это же кровь!
Руки, которые так грубо подняли ее, отпрянули. Она пошатнулась и упала бы снова, если бы Катберт не подскочил поспешно к ней и не подал руку.
– Это не моя кровь, – только и сказала она.
Голос Джиллиан был едва слышен, но абсолютно спокоен. Оказавшись в безопасности после стольких страхов и переживаний, она испытала такой шок, что вообще ничего не чувствовала.
– Но вы же упали! – воскликнул Катберт, разрываясь между беспокойством за свою хозяйку и страхом, что он, возможно, как-то виновен в случившемся. – Вы ранены?
– Немного ушиблась и очень устала, – равнодушно ответила Джиллиан.
– Можно, мы понесем вас, миледи? Я пошлю людей за носилками. Куда же?.. В лагерь не годится. Лошадь… Вы сможете проехать верхом до аббатства, если я поведу лошадь?
При слове «аббатство» Джиллиан содрогнулась, и пальцы ее крепче впились в руку Катберта.
– Нет! Не в аббатство! Лучше в лагерь. И вы должны отправить человека к сэру Адаму передать, что я с вами, в безопасности.
Катберт мигнул и проглотил комок. Если судить по словам Джиллиан, сэра Адама в монастыре не было. Кроме того, нельзя было не заметить ее испуг при упоминании об аббатстве. Катберт знал только, что она собиралась отдохнуть там, но он не мог допустить и мысли, что монахи как-то связаны с ее нынешним состоянием. Однако его первым долгом было обеспечить должный комфорт госпоже, а вторым, как она уже сама сказала, дать хозяину знать, что она в безопасности. Первое дело было довольно простым. Катберт вынес всю одежду и утварь из палатки, которую делил с другими командирами, и перенес Джиллиан туда. Он извинился за грубую и не слишком чистую обстановку, но ответом ему была дрожащая улыбка.
– Я очень рада оказаться здесь, даже если бы тут не было ничего, кроме голой холодной земли.
Катберт уложил ее на походный тюфяк и накрыл всеми одеялами, имевшимися в палатке. Потом, увидев, что она не перестает дрожать, предложил ей свой плащ. Джиллиан с улыбкой отказалась.
– Холод внутри меня, Катберт, – сказал она, – но мне уже становится теплее. Отправьте же поскорее кого-нибудь к милорду, чтобы он знал, где я.
Это был хоть и ласковый, но приказ. Катберт отдал распоряжение седлать лошадь и назначил гонца. Какое передать сообщение, вопросов не возникало, но, куда гонцу направляться, Катберт не имел ни малейшего понятия. Он силился придумать, как бы разузнать в аббатстве, куда направился сэр Адам, без риска для гонца оказаться в руках врагов, если монахи оказались бы врагами, или выдать место нахождения леди Джиллиан. Катберт даже не представлял себе, что ему делать, если вдруг заявится такое высокое духовное лице как аббат, и потребует выдать леди Джиллиан.
К счастью, через несколько минут все эти напряженные размышления оказались ненужными. Катберта вызвали к северной границе лагеря, где командир отряда сэра Ричарда представил ему служку.
– Он принес печать моего хозяина, – доложил Джон из Глинда, – и приказывает нам снимать лагерь и двигаться на север, куда сэр Адам уже выехал.
– Снимать лагерь?! – воскликнул Катберт, размышляя, как теперь быть с леди.
Затем его вдруг осенило. Как предводитель вольнонаемного отряда Катберт гораздо больше привык думать самостоятельно, чем человек вроде Олберика, у которого всегда был один хозяин, на которого он всецело полагался. Если сэр Адам двинулся на север, не созвав своих людей, это наверняка было вызвано крайней спешкой. Катберт не забыл сцены между Адамом и Джиллиан, разыгравшейся на его глазах в амбаре, и тут же связал поспешность сэра Адама с состоянием леди Джиллиан. Он повернулся к служке.
– Ты не знаешь, с чем связан этот приказ?
Все аббатство знало, конечно, о похищении леди, поскольку крики Кэтрин, как только ее освободили, подняли на ноги всех. Аббат не приказывал хранить это в тайне, так что служка с живостью рассказал историю о похищении Осбертом леди Джиллиан, радуясь возможности поразить своими новостями солдат.
Катберт хлопнул себя по лбу.
– Всем всадникам приготовиться и немедленно скакать на север, – приказал он, а затем повернулся к Джону из Глинда. – Мой господин будет преследовать Осберта вместе с твоим хозяином и с сэром Эндрю, рассчитывая на то, что с сэром Осбертом было только два человека. Но я-то знаю, что этот отъявленный трус не стал бы путешествовать без защиты большого отряда. Сэр Адам нарвется на них. Ты тоже скачи со всадниками. А я тем временем сниму лагерь, и мы последуем за вами как можно скорее, а леди понесем на носилках, или лучше оставь одну лишнюю лошадь. Она сказала, что не ранена и, может быть, согласится ехать верхом.
Лошадь была оставлена, но ехать верхом Джиллиан не пришлось. Когда Джон бросился на север во главе конного отряда, он увидел поджидавшего на дороге своего хозяина. Сэр Ричард решил, что лучше остановить войска здесь, чем дать им дойти до деревни и затем повернуть на восток. Услышав новость, которую Джон из Глинда прокричал, приблизившись в достаточной мере, чтобы звук его голоса донесся до хозяина, сэр Ричард поспешил в ту сторону, куда направились Адам и сэр Эндрю. Они были почти видны с дороги, все еще осматривая в замешательстве труп Пьера.
Нерешительность продолжала точить Адама, ежеминутно усиливаясь, так что его воля была уже почти полностью парализована; он был уже уверен, что любой его шаг окажется ложным.
– Вот взгляните! – крикнул он, уже боясь довериться себе в объяснении самого очевидного и совершенно не замечая поспешности, с какой приближался сэр Ричард. – Этот человек заколот ножом…
– Это теперь не важно, – радостно откликнулся сэр Ричард. – Леди Джиллиан в полной безопасности в лагере с нашими людьми. Катберт… Кровь прилила к щекам Адама, и глаза его оживились.
– В безопасности? – пробормотал он.
– Она, во всяком случае, свободна и жива, – осторожно уточнил сэр Ричард, немного опасаясь, что доклад Джона мог оказаться излишне оптимистическим, – но…
Сэр Ричард не успел закончить свою фразу. Сомнительно было, что Адам услышал и ее начало. Он вырвал из руки сэра Эндрю поводья серого жеребца, вскочил в седло и понесся к лагерю со скоростью, соперничать с которой никто из остальных всадников не мог и надеяться.
У сэра Эндрю отвисла челюсть.
– Что с ним? – спросил он. – Ведь вы же сказали, что леди Джиллиан в безопасности, не так ли?
– Он молод, – одобрительно ответил сэр Ричард. – Он очень переживает из-за того, что оставил нашу госпожу беззащитной, чтобы развлечься охотой.
Поскольку сэр Эндрю был не тем человеком, с кем можно откровенно обсуждать столь деликатную тему, сэр Ричард скрыл свое истинное мнение на сей счет. В мозгу его шевелилась приятная догадка. Может быть, потеряв леди Джиллиан, Адам понял, что она интересовала его несколько больше, чем просто вассал? Это вполне могло быть правдой. Адам поначалу словно остолбенел, а затем впал в бешенство, узнав о похищении Джиллиан. Только потом, когда у него появилось время подумать, он начал беспокоиться о том, что могло с ней случиться. Возможно, сообразив, каким жестокостям ее могли подвергнуть, он понял, как дорога она ему.
Несмотря на весь свой мужественный облик и силу, Адам был все же невинным молодым человеком, думал сэр Ричард. В этом он полностью заблуждался. Сэр Ричард приписывал Адаму недостаток опыта, недооценив его воспитание у Роберта Лестерского и лорда Иэна, которые запрещали Адаму хвастаться своими любовными успехами у женщин знатного происхождения, даже заговаривать об этом. Это ложное впечатление усиливалось тем, что Адам густо покраснел, когда в замке сэра Эндрю ему была предложена женщина в постель. Будучи убежденным, что у Адама нет личного интереса к Джиллиан, сэр Ричард не понимал, что смущение Адама было связано с тем, что сэр Эндрю сделал свое предложение в присутствии Джиллиан. Человек с воспитанием Адама не мог согласиться переспать со шлюхой, если рядом была возлюбленная.
Как бы то ни было, сэр Ричард решил дать Адаму время побыть с леди Джиллиан наедине. Поняв, что она ему не безразлична, Адам мог теперь получить новый интерес. Джиллиан – очень красивая женщина, и как только проблема с насильственным браком будет улажена… Сэр Ричард нахмурился. Того, что церковь расторгнет брак, недостаточно, так что он не станет пока говорить об этом Адаму, де Серей будет чинить бесконечные препятствия… Он должен умереть. Эта мысль нисколько не смущала сэра Ричарда. Сэр Эндрю, уже подобравший поводья, чтобы влезть на коня, отвлек его от раздумий.
– Подождите, – сказал сэр Ричард, соскакивая на землю. Он хотел, чтобы у Адама было побольше времени, чем эти несчастные пять минут. – Расскажите мне, что говорил сэр Адам насчет этого трупа.
Узнай Адам об уловке сэра Ричарда, он не стал бы осуждать его. Впрочем, присутствие сэра Ричарда и сэра Эндрю вряд ли как-нибудь повлияло бы на его поведение. Адам зашел уже слишком далеко, чтобы бояться любопытных глаз, хоть весь мир стой и смотри. Он с грохотом влетел в лагерь, совершенно не замечая, как убираются палатки и нагружаются вьючные лошади. Один из стоявших на страже воинов – Катберт знал, что время снятия лагеря наиболее уязвимо для нападения, – бросился к своему командиру доложить о прибытии Адама. Его посредничество, однако, не понадобилось. Адам направился прямо в командирскую палатку, зная, что она самая комфортабельная и что Джиллиан должна быть именно там.
Она еще лежала, борясь с нервной дрожью от пережитого, когда послышался стук копыт, который усилился, когда чувство облегчения прошло. Так как Катберт приказал всем поддерживать тишину возле палатки, где лежала Джиллиан, топот донесся очень четко, и было очевидно, что лошадь приближается. В первые мгновения Джиллиан подумала, что это могла быть очередная угроза для нее. Она отбросила одеяла и вскочила на ноги. Низенькая палатка, казавшаяся ей надежной гаванью, вдруг превратилась в западню. Она бросилась к выходу, но в то же мгновение с другой стороны остановилась, храпя, лошадь. Слишком поздно! Джиллиан отпрянула назад, отчаянно пытаясь вытащить из юбки нож. Вход в палатку открылся. Джиллиан набрала в грудь побольше воздуха, чтобы позвать на помощь, и увидела Адама. Это было уже слишком. Быстрое чередование страха и радости подкосило Джиллиан. Она сделала один неверный шаг навстречу Адаму и, сдавленно всхлипнув, упала в его объятия.
Услышав наполненный страхом рев Адама, Катберт, командиры сэра Эндрю и сэра Ричарда, а также половина находившихся в лагере воинов бросились, обнажая мечи, к палатке. Они, однако, ничем особо помочь не смогли, лишь предоставили Адаму отдушину, куда он выплеснул свои ярость и страх. Он обругал бедного Катберта всеми грязными словами, какие знал, за то, что тот не обеспечил должного ухода за своей хозяйкой, за то, что оставил ее, раненую и беспомощную, без всякого внимания, за то, что не привез ее в аббатство, где ей должным образом помогли бы лекари-монахи и ее служанка. Если бы Адам не держал в руках потерявшую сознание Джиллиан, Катберт лишился бы головы, не успев сказать ни слова в свое оправдание.
В это мгновение Джиллиан пришла в себя.
– Милорд, – прошептала она, – пожалуйста, не вините Катберта. Он хотел отвезти меня в монастырь, но я побоялась ехать туда.
– Что? – рявкнул Адам. – Неужели монахи участвовали…
– Нет, нет, – уверила его Джиллиан окрепшим голосом, выпрямляясь. Опасение, что Адам в бешенстве сможет приказать своим людям атаковать и разнести вдребезги аббатство, придало ей силы. Вообще-то она не знала, были ли монахи в сговоре с Осбертом, но это казалось ей менее важным, чем неприятности, которые мог навлечь на себя Адам, вступив в войну с церковью. – Я боялась только, что они не смогут защитить меня, если Осберт туда вернется. Это было глупо, но я не смогла бы больше выдержать…
– Джиллиан, – воскликнул он, – куда ты ранена? Не дожидаясь ответа, он поднял ее на руки и положил на тюфяк, прорычав через плечо, чтобы принесли теплого вина. Катберт боязливо попятился из палатки. Как только они остались одни, Джиллиан приподнялась, обвила руками шею Адама и прошептала:
– Не оставляй меня, не оставляй.
– Нет, – уверил ее Адам, – не оставлю. Только скажи мне, любимая, куда ты ранена. Столько крови… – он задохнулся, вспомнив деревенских женщин в окровавленных юбках.
– Это не моя кровь, – проговорила Джиллиан, и голос ее вдруг зазвенел. – Это кровь Пьера. Я убила его.
Адам заморгал. Тот самый человек, пронзенный ножом в горло! Мертвенная бледность сошла с лица Джиллиан, и глаза ее засияли удовольствием при этом воспоминании.
– Как… убила? – спросил Адам.
Вместо ответа Джиллиан сунула руку под юбку и вытащила нож. Адам снова заморгал. Сомнений быть не могло – нож недавно был в деле и не очищен до конца. Не успев сообразить, что говорит, Адам строго отчитал ее за то, что она не вытерла как следует оружие.
– Простите, милорд, – виновато пробормотала Джиллиан, – было темно, и я так испугалась. Я плохо видела, чтобы вычистить его как надо.
Адам сжал ее в объятиях, смеясь и плача одновременно. Он испытывал облегчение, видя ее в целости и сохранности: радость, зная теперь наверняка, что она не бросила его ради Осберта; признательность за ее покорность и любовь, которые позволили ей извиниться после незаслуженного выговора. Любая другая женщина, имеющая достаточно мужества и силы, чтобы убить похитившего ее человека и сбежать, оторвала бы ему уши за брюзжание насчет такой мелочи, как плохо вычищенный нож. Их губы встретились и разошлись только тогда, когда оба уже задыхались.
– Я так тосковал по этому, – вздохнул Адам.
– Ты тоже? Я думала, что в компании других мужчин ты не скучал по мне.
– Ты обвиняешь меня в мужеложстве? – пошутил Адам.
– Нет! – засмеялась Джиллиан, а потом продолжила уже серьезно: – Но я знаю, что мужчины считают женщин скучной компанией и предпочитают болтать с другими мужчинами.
– Большинство женщин действительно скучны, – ответил, усмехнувшись, Адам и добавил: – Но не леди, которые вонзают ножи в горло тем, кто им не нравится. Это верный способ привлечь к себе внимание, хотя бы внимание к руке с ножом, – он поцеловал ее снова. – Нет, любовь моя, я не считаю тебя скучной. Честно говоря, я отдал бы половину всего, чем обладаю, лишь бы избавиться от твоих вассалов и провести полдня только с тобой.
– Не думаю, что тебе следует делать это, – возразила Джиллиан, целуя между словами Адама в шею. – Ты потом пожалеешь, что только полдня. Разве мы не можем выторговать немного больше времени?
– Черт, – простонал он, покрывая бесчисленными поцелуями её щеки и кончик носа, – я испытывал прямо-таки адские муки. Я хочу тебя. А ты еще нарочно мучаешь меня, – это было сказано шутливым тоном, но затем он вдруг страстно поцеловал ее и пробормотал: – Я чувствую, как ты смотришь на меня. Я весь вчерашний день едва сдерживался. Именно поэтому я отправился на охоту. Я не мог быть рядом с тобой и не иметь возможности прикоснуться к тебе. Любимая, прости меня.
Только за то, что он делал и говорил сейчас, Джиллиан простила бы ему все, что угодно. Ее руки страстно скользили по его телу, но не могли проникнуть под кольчугу. Обнаженным оказался только кусочек шеи, где капюшон не был затянут. Она уже едва вслух не высказала свое разочарование, как со стороны входа послышалось осторожное покашливание.
18
Два пылающих лица повернулись к сэру Ричарду, который воздел глаза вверх, внимательно изучая какую-то складку в крыше палатки, и ненавязчиво поинтересовался, не слишком ли сильно пострадала леди Джиллиан. Поскольку по румянцу на ее щеках, ее сияющим глазам и по тому, чем она занималась, было достаточно очевидно, что ничего серьезного с ней не произошло, подобную ненавязчивость едва ли можно было принять за бесчувственность.
– Нет, нет, – запинаясь, произнесла Джиллиан, – кровь не моя, – она так часто это уже говорила, что слова лились без раздумий. – Это был человек Осберта, Пьер. Когда я выдернула нож из его шеи, кровь хлынула потоком.
Глаза сэра Ричарда, перебежавшие с потолка на Джиллиан, выпучились от удивления. Перемена в выражении его лица от скорее снисходительного одобрения к изумлению, граничащему с недоверием, была разительна. Адам сразу понял, что вассал Джиллиан был очень доволен разыгравшейся перед ним сценой. Видимо, червячок сомнения, который все еще точил сэра Ричарда относительно смерти Невилля, наконец, исчез. Адам хотел бы быть так же уверен в невиновности Джиллиан, как сэр Ричард был уверен в его невиновности.
Неожиданное появление сэра Ричарда остудило страсть Адама. Жар сменился противным холодком. Он вдруг вспомнил, что нож был вонзен в грудь уже мертвого человека. На это указывало недостаточное кровотечение из второй раны. Именно об этом Адам хотел сообщить сэру Ричарду. Но молотить ножом по трупу было неоправданной жестокостью, которую Адам не хотел бы связывать с характером Джиллиан.
– Нет, нет, – запинаясь, произнесла Джиллиан, – кровь не моя, – она так часто это уже говорила, что слова лились без раздумий. – Это был человек Осберта, Пьер. Когда я выдернула нож из его шеи, кровь хлынула потоком.
Глаза сэра Ричарда, перебежавшие с потолка на Джиллиан, выпучились от удивления. Перемена в выражении его лица от скорее снисходительного одобрения к изумлению, граничащему с недоверием, была разительна. Адам сразу понял, что вассал Джиллиан был очень доволен разыгравшейся перед ним сценой. Видимо, червячок сомнения, который все еще точил сэра Ричарда относительно смерти Невилля, наконец, исчез. Адам хотел бы быть так же уверен в невиновности Джиллиан, как сэр Ричард был уверен в его невиновности.
Неожиданное появление сэра Ричарда остудило страсть Адама. Жар сменился противным холодком. Он вдруг вспомнил, что нож был вонзен в грудь уже мертвого человека. На это указывало недостаточное кровотечение из второй раны. Именно об этом Адам хотел сообщить сэру Ричарду. Но молотить ножом по трупу было неоправданной жестокостью, которую Адам не хотел бы связывать с характером Джиллиан.