Несмотря на возраст, Жесткий, заяц тренированный и выносливый, нес свой кусок веревки не хуже выдр. Брогало рысил впереди, придерживаясь утесов, где было легче идти, чем по песку дюн. На всех девяти носильщиках были надеты мягкие зеленые накидки с капюшонами, сплетенные из лыка. Дождь не переставал, ветер срывал с верхушек волн и швырял на берег пену и брызги. По мокрому берегу перекатывались спутанные комья высохших, но намокших водорослей. По безлунному небу неслись рваные тучи. Впереди парил Руланго, стараясь держать направление прямо на гору. Брогало был прав, план требовал быстроты исполнения.
   Они остановились недалеко от Саламандастрона. Брогало и Жесткий, сопровождаемые цаплей, отправились на разведку. Остальные ждали, не выпуская веревки из лап, не расслабляясь.
   Подобравшись к скале, Брог и заяц затаились под кустами.
   — Ну, Жесткий, эта местность тебе знакома. Есть здесь какие-нибудь входы-выходы?
   — Нет, поблизости никаких. Ш-ш-ш! Кто-то идет!
   Тяжко переступая онемевшими лапами, согнувшись против ветра и не глядя по сторонам, мимо протопала патрульная ласка. Брог облегченно вздохнул:
   — Ну, пронесло! Едва не влипли.
   Но он рано обрадовался. Еще одна ласка вынырнула из ночи, держа копье наизготовку. Она услышала шепот и подозвала товарища:
   — Эй, Скел, быстро назад!
   Жесткий уловил неуверенность в голосе патрульного, когда тот обратился к неизвестным:
   — Ну-ка, вылезайте! Я вас видел! Скел, сюда, у меня тут задержанные!
   Жесткий рванулся к ласке, используя ее неуверенность, и уложил мощным ударом в челюсть. Отшвырнув свой плащ, заяц напялил шлем ласки, схватил щит и копье. Держа щит повыше, он жестом предложил Брогу и Руланго изобразить испуганных пленников.
   Медленно и неуверенно появился второй патрульный. Приближаясь к Жесткому, он спросил:
   — Где ты их взял, Регго? Жесткий качнул копьем в кусты.
   — Там! — рявкнул он грубо.
   Патрульный подошел ближе и увидел лежащего на земле товарища.
   — Ты не Рег… Ых!
   Дубовое древко копья уложило и этого. Брог и Руланго оттащили патрульных в кусты.
   Брог начал привязывать конец веревки к длинной жилистой ноге цапли:
   — Мы останемся здесь, внизу, и будем стравливать веревку. Ты, приятель, взлети к окошку и отдай им конец. Они поймут, что делать дальше.
   Жесткий пристально смотрел в небо:
   — Опоздали, Брог. Через час-другой начнется рассвет.
   Мы шли сюда дольше, чем рассчитывали. Те зайцы, мои друзья-пленники, они все уже старики. Они не успеют спуститься до света.
   Брогало пришлось с этим согласиться:
   — М-да, Жесткий, твоя правда. Что ж нам теперь делать?
   Жесткий решился быстро:
   — Вот что, друг. Пусть Руланго поднимет веревку. Они закрепят ее, и я поднимусь вверх, к ним. Вы с птицей переждете день, я им все расскажу и подготовлю. А ночью вы вернетесь. Больше ничего не остается.
   Почти все узники спали. Торлип и Ухопарус стояли вахту, глядя в окно на бурное море, пытаясь услышать какие-нибудь звуки из нижнего помещения. Торлип даже свесился через подоконник, потирая покрасневшие глаза.
   — Эти двое, Клык да Глаз, не слишком разговорчивы.
   Храпят всю ночь, вот и вся информация, во. А это что такое?
   Ухопарус повернулась к окну. Стараясь сохранять спокойствие и не повышать голос, она быстро заговорила:
   — Не шевелись, Тор, у окна села громадная птица, может клювищем смахнуть тебе башку одним махом. Не шевелись! Я с ней поговорю.
   Она попыталась обворожительно улыбнуться и нежно заговорила с цаплей:
   — Какой приятный сюрприз! Очень рада вас видеть.
   Что привело вас сюда в такую ужасную ночь, друг?
   Вместо ответа Руланго задрал свою ножищу. Ухопарус было отпрянула, но тут же сообразила:
   — Вот это да! Он принес нам веревку!
   Торлип осторожно повернул голову и уперся взглядом в блестящие глаза цапли. Заяц поежился и сказал:
   — Ну, он мне все-таки не снес башку, во, значит, это друг и помощник. Так?
   Руланго дважды кивнул и тряхнул ногой. Под внимательным взглядом птицы Ухопарус отвязала веревку от ее ноги и тут же начала привязывать ее к железному кольцу, вделанному в стену.
   — Мой пернатый друг, — обратилась она к цапле, — если бы я была на два десятка сезонов моложе, и тогда мне не хватило бы всей моей жизни, чтобы благодарить тебя за то, что ты для нас сделал сегодня.
   Торлип будил зайцев:
   — Подъем, ребята, живо на лапки, нас тут, вишь ли, спасают, во. Только тише, тише, без шума, молчок, молчок…
   Руланго снялся и улетел в занимающуюся зарю. Ухо-парус высунулась из окна, оценивая путь вниз, и снова изумилась:
   — Чтоб мне лопнуть! Чудеса! Кто-то лезет к нам, вроде заяц. Глянь, Торлип!
   Торлип глянул вниз через монокль:
   — Точно, заяц! Ребятушки, ну-ка, дружно, взялись!
   Втянем чудика сюда, поможем парню, во!
   Когда Жесткий ввалился в камеру, его сразу узнали, бросились обнимать, целовать, трясти. Заяц-боксер прижал лапу к губам, призывая к тишине:
   — Втащите веревку, спрячьте ее хорошенько, ребятки…
   Свирепый Глаз лежал на соломенном тюфяке, сонно хлопая глазами в направлении высокого прямоугольного окна. Вот он протер глаза.
   — Клык, братишка, ты спишь? Что-то мне веревка при виделась в окошке, как будто вверх скользнула…
   Рвущий Клык уселся и зевнул:
   — Должно быть, Гроддил и Фрол удрали. Пытаются поймать подходящее облако, ха-ха-ха!
   Свирепый Глаз снова потер глаза:
   — А у меня от этой синей краски глаза чешутся, вот и мерещится всякое.
   Рвущий Клык встал и потянулся:
   — Может, может. Все может… Пошли сходим к зайцам, проверить лишний раз не помешает…
   Им помешали. Выходя из своего помещения, они столкнулись с Гранд-Фрагорлью.
   — Его могущество вызывает вас. Следуйте за мной.
   Сразу было видно, что дикий кот провел бессонную ночь. Завернувшись в шелковое одеяло, он сидел перед жаровней, испускающей сизый дымок. Клык и Глаз навытяжку замерли перед ним, опасаясь, что стало известно о судьбе бывшего капитана Кошмарины. Транн скосил на обоих покрасневший глаз.
   — Вы оба — морские крысы. Вы много где бывали и многое повидали, так?
   — Так точно, ваше могущество. А что? — ответил более красноречивый Рвущий Клык. И тут же обругал себя за болтливость, встретив убийственный взгляд хозяина.
   — Лучший способ дожить до следующего рассвета — не отвечать вопросом на вопрос Унгатт-Транна. А не повстречался ли вам в ваших странствиях здоровенный барсук с двуручным мечом за спиной?
   — Никак нет, ваше могущество, такого зверя мы не встречали.
   Слегка шевельнув хвостом, дикий кот отпустил их:
   — Свободны. Займитесь службой.
   Шагая в столовую, Свирепый Глаз с облегчением выдохнул:
   — Фу ты, я уж боялся, он узнал о Кошмарине.
   — Заткнись, дубина! Скоро узнает, если будешь так орать на каждом углу. С чего это он о барсуке, а?
   — Да, интересно. Я вообще барсука в жизни не видел. А ты?
   — Живого не видел, а вот во сне… видал страшного, здорового, но не такого, без меча.
   — То есть как? Я о твоих снах не знал. А откуда ты знаешь, что это барсук, если ты никогда его живьем не видел?
   — Ну и что, что не видел. Зато слышал! Я их терпеть не могу, а они мне снятся… И ты еще о них болтаешь! Давай лучше займемся завтраком, а то я сдохну с голодухи!
   Но завтрак их разочаровал. Свирепый Глаз зло ткнул кинжалом в крошечный кусочек скумбрии на листе лопуха и с подозрением его обнюхал.
   — Этот огрызок рыбы — все, что мы получим на завтрак? Я ожидал лучшей кормежки. Эй ты, иди сюда!
   Подбежал синий повар.
   — Все, что осталось, капитан. Хоть бы его могущество заставил своего лиса-колдуна наколдовать нам продуктов, что ли… А то двое уже удрали, и еще удерут, если такая кормежка будет.
   Клыку ответ не понравился, и он без церемоний отвесил повару подзатыльник.
   — Мы их изловим и посадим на крючок, чтобы побольше рыбы поймать. А сейчас хватит сплетничать, при неси нам порции этих сбежавших — это приказ! — Он ткнул брата в бок. — Маленькие радости капитанства.
   Погода начала улучшаться. Ветер утих, облака рассеивались. Начиналось лето, самый замечательный сезон. Наиболее замечательный из всех сезонов.
23
   Дотти сидела на берегу, завтракая с друзьями. На завтрак был фруктовый салат. Зайчиху вовсю готовили к встрече за право обладать короной короля Бахвала Большие Кости.
   Гренн читала правила, доставленные секундантами короля:
   — …Через два дня после того, как закончится этот день, начнутся состязания, числом три: Хвастовство, Обжорство, Единоборство. Хвастовство начнется на заре первого дня. Победитель определяется всеобщим решением публики. Заря второго дня знаменует начало Обжорства.
   Победителем признается тот, кто на закате все еще будет в состоянии сидеть и есть, или тот, кому сдастся его противник. В полдень третьего дня начинается Единоборство. Никакого оружия и оснащения вносить на ринг не разрешается. Все болельщики и секунданты должны покинуть ринг к моменту, когда будет брошена корона. Король имеет право решить, будет бой вестись у черты или в свободном движении. В тот момент, когда один из противников не сможет подняться и продолжать бой, второй будет объявлен победителем. Примечание: независимо от победы, поражения или ничьей в Хвастовстве и Обжорстве, победитель Единоборства будет объявлен королем. Таковы утвержденные правила. Резвый едко усмехнулся:
   — Правила Бахвала, сочиненные им самим. Ему достаточно победить в единоборстве — и он на месте, в целости и сохранности.
   — Как водится, приятель. Король устанавливает правила для своего двора. Чтобы их изменить, надо его заменить.
   — Это как раз ваша задача.
   Все обернулись и увидели двух очень недурных собою молодых зайцев, внимательно следящих за завтракающими.
   — Ну-ка, исчезните, попрошайки, не то у вас будет над чем поразмыслить, — проворчал Броктри.
   Зайцы зашевелили ушами, но не удалились, как от них ожидали, а приблизились. Они явно были двойняшками, похожими друг на друга, как две горошины в стручке. Говорили они по очереди, один начинал, второй заканчивал фразу, как будто они знали, о чем каждый думает. Резвый внимательно наблюдал за ними, когда они обратились в барсуку:
   — Не сердитесь, сэр, мы на стороне вашей и этой милой особы.
   — На стороне этой милой особы — в особенности…
   — Меня зовут Леволап, во, а этот — Лапоплет.
   Резвый вмешался, протянув лапу к молодым зайцам:
   — А я скажу так. Вы — двойняшки-сиротки, внуки Медунки Жесткого. Видна порода боевых зайцев!
   — Точно! Рады встрече!
   — Очень приятно, старина!
   Броктри больше не ворчал. Он даже улыбался близнецам.
   — Вы, друзья, выглядите весьма лихими зайцами. Мы будем рады вашей помощи.
   Резвый вдруг накинулся на обоих с градом ударов. Улыбаясь, они легко и умело отбили его атаку. Старый заяц, запыхавшись, кивал головой:
   — Ваш дедуля о вас день и ночь готов рассказывать.
   Говорит, таких воинов, как вы, свет еще не видывал.
   Они скромно пожимали плечами:
   — Стараемся…
   — Держим марку, знаете ли…
   Сгорающая от любопытства Дотти выпалила вопрос:
   — Ребята, извините, если вы такие шустрые, почему бы вам самим не вызвать короля Бахвала на единоборство?
   — Ну, это очень просто, Дотти…
   — Да. Если я вызову короля и свергну его, я стану королем Леволапом. Но не смогу же я приказывать старине Лапоплету.
   — Да уж. А если я вызову Бахвала и свергну его, то стану королем Лапоплетом. Ха! Представьте, я попытался бы что-нибудь приказать Леволапу!
   — К тому же Бахвал Большие Кости, конечно, хвастун, но в бою хитер и опасен. Он устанавливает правила — и сам их нарушает.
   Юкка Праща в нетерпении подергивала хвостом:
   — Тогда скажите поскорее, как его можно победить.
   — Ну, если мы и не можем сказать, как его победить, то слабости-то его, какие знаем, укажем.
   Дотти услышала много полезного от Леволапа и Лапоплета. Бахвал любил подшутить над другими, но не любил шуток над собой. Тщеславен был он, вспыльчив и в любой момент готов сжульничать. Но был он любимцем горных зайцев и опытным драчуном, стремившимся любой ценой добиться победы.
   Груб серьезно поглядел на зайчиху:
   — Значит, Бахвал — нелегкий соперник. Надо подумать, как использовать его слабости, «опрокинуть его тележку».
   — Кеклюн влежет ему длыном по молде!
   Мирклворт цыкнула на своего детеныша:
   — Я вот сейчас тебе врежу под хвост, если будешь мешать. Иди играй и не вмешивайся в серьезную экскурсию… дискурсию… дискуссию.
   Кеглюн помрачнел и молча вскарабкался на рукоять меча Броктри. Барсук нежно потрепал его крохотную лапку:
   — Может быть, Кеглюн как раз дал нам дельный совет.
   — Хурр, вы тоже хотите «врезать» Бахвалу «дрыном»?
   — Вот именно. Попробуем задеть его тщеславие.
   Лог-а-Лог Грены сразу ухватила идею:
   — Это поможет Дотти выиграть. Его шутки надо направить на него самого. А самой оставаться спокойной и собранной.
   Юкка принялась разрабатывать план:
   — Ты будешь вести себя, как будто ты — благовоспитанная зайчиха. Используя свое остроумие, направишь Бахвала в его собственные ловушки.
   Посыпались советы друзей:
   — Использовать его собственный вес против него. Нырять и уклоняться!
   — Чтоб его болельщики увидели, что он жульничает!
   — Держи нос выше и выставь Бахвала грубияном.
   — Нам надо спланировать каждый шаг!
   Весь этот день, первый день лета, они сидели на берегу, планируя события. Дотти пробовала новую для себя роль спокойной и уравновешенной особы, хотя это и было трудно под восхищенными взглядами Леволапа и Лапоплета. Время от времени неугомонные близнецы вскакивали и устраивали в сторонке тренировочные потасовки.
   Кубба и Руку прибыли с лодками ближе к полудню. Кубба удивленно обратился к Гренн:
   — Что тут у вас происходит? Смотрите, кто кого отделает?
   Вождь Гуосим помогла вытащить лодки на берег:
   — Ты почти угадал. Я вам попозже все расскажу.
   На протяжении двух последующих дней Дотти боролась с Гуртом, тренировалась с двумя братьями-боксерами и слушала поучения старших. Она понимала, что узнает много нужного, полезного, но с одним она не могла примириться. Весь процесс сопровождался строгой диетой. Вообще не есть, очень мало пить! Для молодой зайчихи с ее аппетитом — пытка невыносимая! Во время трапез она сидела в одной из лодок под охраной Груба, подальше от еды. Сжимая кружку с водой, в которую подмешали немного овсяной муки, она пожирала взглядом своего сторожа:
   — Обжоры проклятые, вы все. Жалкие жадины! Когда я стану королевшей… королевой, вы все отправитесь в ссылку. Никто не смеет морить голодом роковую красавицу!
   Груб шутливо хлопнул зайчиху по ушам:
   — Это для твоей же пользы, роковая красавица. Придет день, когда ты нам за это спасибо скажешь. Ш-ш-ш, тихо, сюда пожаловал сам господин король, — зашипел Груб, глядя через плечо Дотти.
   Легкая лодочка скользила по реке. Два горных зайца сидели на веслах, а под легким навесом развалился Бахвал с кружкой сидра и подносом пирожков и пирожных. Он лукаво ухмылялся своей противнице:
   — Прекрасная погода, красотка! Не желаете ли пирожков? Сидру жбан? Прекра-асный сидр, светлый… Составьте мне компанию, милашка!
   Дотти кротко потупилась:
   — Премного благодарна за предложение, ваше величество, но я только что из-за стола.
   Бахвал вонзил зубы в пирожок, и сладкий сок черной смородины потек по его морде.
   — М-м-м-м, ничто не сравнится со сладкими пирожками с черной смородиной!
   Дотти чопорно прикоснулась губами к своей замутненной мукою водичке.
   — Ваше величество, — пробормотала она вполголоса. — Не будете ли вы добры удалиться ниже по течению? Ваши манеры оскорбляют зрение и слух. По берегам вы найдете бешеных жаб. Они, возможно, будут рады составить вам компанию. Жабы, знаете ли, не слишком разборчивы.
   Бахвал заглотил остаток пирожка и облизал лапы:
   — О, вы знаете толк в жабах, сударыня?
   Дотти сладчайше улыбнулась:
   — Да, сэр, моя матушка всегда приводила мне их как дурной пример. Жаль, что ваша матушка не делала того же для вас.
   Бахвал вспылил. Он попытался вскочить, но лодчонка его резко качнулась.
   — Вы бы лучше оставили мою матушку в покое, не то я проучу вас!
   Зайчиха смерила взбешенного короля ледяным взглядом.
   — Прошу оставить ваши угрозы до определенного срока, сэр.
   Бахвал дал знак своим гребцам.
   — Имей в виду, милашка, что многие звери обрезались до смерти об собственные острые языки!
   Дотти слегка помахала ему вслед чистым носовым платком:
   — Совершенно верно, сэр. А иные поскользнулись о свои собственные скользкие длинные языки и сломали шеи! Ту-ру-ру и тра-ля-ля!
   Груб сжал лапу Дотти, глядя удалявшейся вверх по течению лодке.
   — Отлично! Вы были великолепны!
   Дотти сохраняла чопорный вид. Она жеманно повернула голову к Грубу:
   — Благодарю вас, друг мой. Не находите ли вы уместным вознаградить мои скромные усилия малю-юсеньким кусочком чего-нибудь съедобного, а?
   Груб вздохнул и с сожалением ответил:
   — Боюсь, что нет, мисс.
   — Сожрррри свою башку, водогреб лодконосый, доскохвостый! — взорвалась Дотти, начисто забыв о своих хороших манерах.
   Сидящая под ивой Юкка Праща отставила в сторону свою чашку холодного мятного чая. Она широко раскрыла глаза, вслушиваясь в поток ругани, которой Дотти поливала Груба и Броктри.
   — Чтоб тебя!… Да она сто очков вперед даст Груду по части словоплетства! Груд, заткни уши сейчас же!
   Наступил первый вечер соревнований. Вокруг арены, отгороженной бревнами, шумела празднично настроенная толпа. Звучала музыка, болельщики обоих соревнующихся топали в нетерпении. Заключались пари, предлагались ставки: засахаренные фрукты, ножи, пояса, хвостовые и лапные браслеты и кольца из драгоценных материалов, украшенные самоцветами.
   Под барабанную дробь и фанфары — точнее, под дудение помятого рожка — король Бахвал перешагнул через бревно, оставив за спиной толпы поклонников. На нем был широкий пояс, роскошный плащ, на лапах два браслета; корона украшена лавром и, как обычно, сидит набекрень. Картинно взмахнув плащом, он сорвал его и, не оборачиваясь, швырнул сопровождающим. Гордо зашагал он по рингу, обходя его по периметру и отвечая на приветствия болельщиков, подняв одну лапу вверх.
   На Дотти был скромный светло-синий плащ, лишь у шеи отделанный кружевами. В лапах она держала сумку и терпеливо стояла, пока Мирклворт и Юкка прилаживали соломенный чепец с цветами, специально найденный для этого случая в багаже Мирклворт. Леволап и Лапоплет галантно помогли зайчихе перешагнуть через бревно ограждения, и вот она уже на ринге. Судья — все тот же, береговая мышь, — выпятил грудь колесом и заревел во всю мочь:
   — Милостивые государыни и государи! Попро-о-о-о-шу тишины! Поединок в Хвастовстве начинается! Король для этого события корону не снимает! Победитель определяется мнением народа — вашим решением. Вызов королю бросает мисс Доротея Дакворти Дилфонтейн из Леса Цветущих Мхов!
   Раздались аплодисменты. Дотти откашлялась:
   — Добрый сэр, прошу прощения, но мое имя Дакфонтейн Дилворти, не будете ли вы добры объявить правильно еще раз?
   Судье пришлось согласиться. Это вызвало смех и возгласы одобрения в адрес зайчихи:
   — Так его, мисс! Пусть будет повнимательнее, старый черт!
   — Девчонка-то за себя может постоять, а? Судья потребовал тишины и провозгласил:
   — Хва-астовство начина-а-а-а-ется!
   Все замерли. Дотти молча и неподвижно стояла в середине ринга. Бахвал пошел вокруг нее, как бы выбирая, откуда напасть. Вдруг он сделал сальто, затем — великолепный прыжок, и вот он уже стоит вплотную к Дотти, не сдвинувшейся с места. И король начал:
   — Я могучий монарх с гигантских гор! Я король Бахвал Большие Кости! Что ты на это скажешь, крошка?
   Дотти как будто его не замечала. Она бодро помахала друзьям:
   — Во какой умный! Свое имя знает. И длинное. Интересно, долго он его учил?
   По толпе зрителей прокатился смешок.
   Бахвал затопал ногами так, что пыль поднялась столбом. Потом подпрыгнул выше головы Дотти. Она стояла все так же неподвижно. Бахвал выгнул грудь и забарабанил по ней:
   — Я безрассуден и бесстрашен! Рожден в безлунную ночь, под грохот грома и сверкание молний!
   Дотти аккуратно смахнула с лап кружевным платочком пыль, поднятую Бахвалом, и ответила:
   — Ой, какая ужасная погода! Надеюсь, вы не промокли?
   Снова по толпе прокатился смех, на этот раз — более громкий. Королю пришлось выждать, пока толпа успокоится. Он стоял, крепко стиснув челюсти.
   Он приблизился к Дотти вплотную и, глядя прямо ей в глаза, завопил:
   — Ты смотрела когда-нибудь смерти в глаза, кррррошка? Смотри, э-э, вот прекрасный случай!
   Толпа затаила дыхание, ожидая ответа. Дотти тоже буравила противника взглядом:
   — Э-э-э, да вы как-то осунулись, сэр. От крика да от прыжков… Смерть вам пока не угрожает, но… может быть, у вас болит животик?
   Толпа взорвалась криками и хохотом. Звери хватались за животы и утирали слезы.
   — Га-га-га! У короля болит животик! Ай-ай-ай!
   Бахвала трясло с головы до ног. Пожирая Дотти глазами, он вытянул вверх лапы, как будто собираясь сокрушить соперницу. Дотти одобрительно кивнула:
   — Физкультура всегда помогает, сэр! Моя матушка всегда советовала упражняться, чтобы не болел живот.
   Ну-ка, лапки вверх — лапки вниз, дышите носом, не сутультесь, сэр!
   Она шевельнулась, как раз когда лапы Бахвала резко опустились, и одна из них ударила Дотти по плечу. Толпа взорвалась:
   — Нечестно! Нарушение правил!
   — Он ударил соперницу!
   Несколько зайцев, Груб, барон Драко, судья рванулись на ринг. Зайцы и Драко сдерживали Бахвала, Груб обнял зайчиху за плечи. Судья, втиснувшись между соперниками, заорал:
   — Дисквалификация! Ваше величество нарушили правила! Никто, говорю я, не имеет права ударить соперника в соревновании по Хвастовству! Вон с арены сей же момент, ваше величество, вы удаляетесь!
   Бахвал подхватил плащ и удалился, расталкивая толпу.
   Дотти окружила ликующая толпа. Ее подняли на плечи и обнесли несколько раз вокруг ринга. Звери вопили, топали, свистели. В лесу отдавалось эхо. Гурт и Резвый махали ей лапами, когда ее проносили мимо. Старый заяц был вне себя от радости:
   — Ах, какая она молодчина, здорово себя держала, Гурт, во!
   — Ху-урр, наша мисс Дотти победила по праву, но главное впереди, Бахвал опа-асен, опа-асен… Ху-урр.
   Когда ликование поутихло, лорд Броктри проводил победительницу обратно в лагерь под ивами. Не обращая внимания на ее протесты и требования еды, Броктри и Гренн уложили ее в лодку землероек. И еще приставили к ней сторожей, чтобы своенравная Дотти не вздумала ослушаться их приказа. Лог-а-Лог Гренн следила за соблюдением правил бдительнее любого барсука.
   — Тебе нужен сон, а не еда. Плюнь на еду. Забудь о ней вообще. Завтра тебе перепадет столько еды, что смотреть на нее не сможешь. От восхода до заката, шутка ли! Длинный день предстоит, так что закрой глазки. Ребята, стерегите ее крепче!
   Леволап и Лапоплет пропали сразу после окончания соревнований. Гренн же присоединилась к остальным только за ужином.
   — А что, эта заячья парочка еще не вернулась?
   Барон Драко уставился во тьму:
   — Исчезли. Участвуют, должно быть, в каком-нибудь предзнаменовании… праздноменовании… праздновеновании!
   Гренн не могла сдержать улыбки. И Мирклворт пояснила:
   — Не обращайте внимания на наши ученые слова, дорогая. Драко имеет в виду, что зайцы где-нибудь на вечеринке. Да вот и они!
   Зайцы-двойняшки влетели в лагерь и сразу набросились на ужин, словно не ели вечность.
   Гурт нетерпеливо постучал рабочими когтями:
   — Ребята, ребята! Работа, работа! Как дела с работой?
   Зайцы дружно засмеялись, как будто крот удачно пошутил.
   — О, работа, само собой, во…
   — Я бы сказал, что все отлично.
   — Точно! За три бутыли светлого сидра старина повар душу продаст.
   Внезапно рассердившись, Драко повернулся к ним:
   — Так вот куда делись мои три бутыли! Такой сидр!
   Я берег его для Дня Иглы…
   Мирклворт привычно смахнула своим топором очередной кусок иглы от облачения своего супруга.
   — Не ной, Драко. Разбудишь Кеглюна. Если мы хотим, чтобы зайчиха победила, надо жратвовать… жертвовать чем-то.
   — Да, жертвы неизбежны, во… — усмехнулся Резвый.
   Броктри вытащил меч и положил его у костра.
   — Надеюсь, ваш с Грубом план удастся, Гренн, — сказал он.
   Вытащив рапиру, Гренн воткнула ее в землю и улеглась рядом.
   — И я надеюсь. Ведь он стоил Гуосим последнего бочонка старой сливово-свекольной. А уж такого зелья во всей земле не сыщешь. Одна капля — и любая болезнь прочь, хоть голова, хоть живот…
   Зайцы доедали последние ватрушки.
   — Ну, тогда все получится, во!
   — Да, если Дотти не забудет свою роль.
24
   Утро удалось на славу, яркое и солнечное. Руро, прищурившись и прикрыв глаза лапой, подняла голову и с интересом уставилась в небо:
   — Как будто уже середина лета, а не второй день сезона. Как, Резвый?
   — Ох, боюсь, еще припечет этим летом! Как бы все не выжгло! — Он завидел Дотти, сопровождаемую друзьями на соревнование по Обжорству, и ободряюще крикнул: — Как настроение, красавица? Выше нос, во!
   Зайчиха только буркнула:
   — Это уже не красавица, это ее скелет.
   Резвый сочувственно улыбнулся: