— Понимаю, но помни: не наваливайся на еду, сохраняй спокойствие и присутствие духа. Это твой верный шанс, во Толпа зрителей расступилась, чтобы пропустить Дотти на арену. Бахвал со своими приближенными уже явился. Всю ночь они изобретали оправдания своему повелителю и теперь Бахвал сам уже верил, что оказался безвинно пострадавшей стороной.
   В центре ринга поставили стол и два стула. На столе находились лишь две тарелки, два кубка. Король уже восседал на стуле. Дотти тоже заняла свое место за столом. Бахвал откинулся назад, наклонил стул на задние ножки и ехидно улыбнулся:
   — Н-ну-у, наконец. Лучше поздно, чем никогда. Не бойся, я тебя не трону, милашка. И на твои фокусы не клюну.
   Дороти вытащила чистый платок, в котором принесла набор столовых приборов. Она вежливо поприветствовала соперника:
   — Желаю вам доброго утра, сэр. Надеюсь, у вас хороший аппетит.
   — Не беспокойся, э-э, все съем, крошка, до крошки, ха-ха. И еще с удовольствием поужинаю у себя дома.
   Дотти тщательно протерла свой кубок. Увлеченная этим занятием, она все же пробормотала:
   — О, я рада за вас, сэр.
   Беседу прервало появление на ринге судьи, за которым следовала вереница помощников с тележками, нагруженными едой и напитками. Голос судьи не потерял свой зычности.
   — Внимаааааание!!! Все присутствующие! Сегодня — день соревнования в Обжорстве! Выбор блюд предоставляется участникам, так же как и выбор напитков! Никакие выплевывания, выбрасывания или выплескивания не допускаются! Соревнование продлится до заката! Если! Один! Из! Участников! Не! Сойдет! Раньше! Стааааарт!
   Помощники начали приносить блюда с едой. Леволап, украдкой подмигнув Дотти, поставил поближе к ней множество салатов, овощных и фруктовых.
   Лапоплет откупорил бочонок сливово-свекольной, наполнил кубок Бахвала и подошел к Дотти. Но зайчиха прикрыла свой кубок лапой:
   — Мне, пожалуйста, воды или холодного мятного чая.
   Ваш напиток мне кажется слишком крепким.
   Бахвал пригубил свой кубок и облизнулся:
   — Горными скалами клянусь, добрая капля! Н-ну-у, что ж, если она крепка для береговой крошки, то для короля Бахвала в самый раз!
   Он наполнил тарелку салатом, добавил кусок сыра и луковый пирожок и приступил к делу. Дотти поняла, что он тоже голодал, готовясь к этому дню. Она положила себе салат и сделала усилие, чтобы не слишком торопиться и жевать раз тридцать — как учила ее в детстве мать.
   Бахвал проглотил вино и потребовал добавки. Изо рта его свисали листья салата и перья лука, а он размахивал вилкой и поучал Дотти:
   — Ковыряйся там, крошка, а я покажу тебе, э-э, как ест король. М-м-м, что за вино! — Он осушил еще один кубок.
   Дотти промокнула губы платком:
   — Нет, благодарю вас, сэр, я предпочитаю мятный чай.
   Передразнивая ее, Бахвал чуть прикоснулся к своему кубку:
   — «Нет, благодарю вас, сэр, я предпочитаю мятный чай». Ха! Тьфу на тебя.
   Он чуть не целиком проглотил кусок сыра, заел его оторванным куском еще теплой ржаной лепешки, запил все еще одним кубком вина и обратился к пирожку с зеленым и репчатым луком. Дотти после трех дней поста так хотелось есть, что она с трудом сдержалась, чтобы не последовать его примеру. Но она вовремя опомнилась и приняла у Леволапа мелко нарезанные яблоки.
   Солнце уже стояло высоко, и Дотти, несмотря на умеренный темп, успела съесть открытый грушевый пирог, крыжовниковый пудинг, две тарелки овощного и одну тарелку фруктового салата. Но Бахвал за это время проглотил в четыре раза больше. Его сторонники подбадривающее кричали:
   — Покажите ей, как надо есть!
   — Заешьте ее под стол, ваше величество! В толпе Юкка подпихнула Драко:
   — Молчок! Не подбадривайте ее. Пусть эти дураки губят своего любимца.
   Драко не мог сдержаться и восхищенно покачал головой:
   — Ну и едок же он! Этот король — настоящий поджора!
   Груб согласно кивнул головой:
   — Можно еще сказать — обжора. Смотрите, Бахвал подозвал судью!
   Судья с официальным видом выслушал просьбу короля:
   — Э-э… жара, понимаешь, невыносимая. Как в печке сидишь… Я бы попросил, э-э, зонтик.
   Судья отошел к борту ринга, где сидело еще несколько таких же важных береговых мышей — судейская коллегия. Они порассуждали, разводя лапами и тряся головами, после чего судья на ринге обратился к королю:
   — Извините, ваше величество, но в правилах нигде не говорится, что вам можно сидеть под зонтиком.
   Бахвал осушил еще один кубок и взялся за тяжелый фруктовый кекс.
   — Н-ну л-л-ладн-но. А где в правилах написано, что мне запрещается сидеть под зонтиком? А?
   Бахвал потихоньку стащил один из использованных платочков Дотти и теперь утирался им, искоса со скрытым торжеством Поглядывая на судью.
   — Гм-м-м, да, ваше величество. Тогда мы так решим.
   Если молодая особа тоже затребует зонтик, то вы оба их получите. Но если нет, то, к сожалению, вам тоже придется обойтись без зонта, чтобы оба оставались в равных условиях. Мисс Доротея, не желаете ли вы получить зонтик, чтобы прикрыть голову от солнечных лучей?
   Дотти задумчиво ковыряла лесной пирог:
   — Благодарю вас, не стоит. День так чудесен! Я наслаждаюсь этим по-настоящему летним солнцем, сэр!
   Судья подошел к Бахвалу и пожал плечами: — Ничего не поделаешь, сир, юная особа не желает сидеть под зонтом. Придется вам продолжать соревнование, сидя на солнцепеке.
   Бахвал, роняя крошки, повернулся к сопернице:
   — Н-ну, все равно я тебя побью, кривляка-ломака. — И он опустошил подряд два кубка охлажденного вина, надеясь таким образом спастись от жары.
   Наступил полдень. Солнце нещадно пекло макушки противников. Дотти насытилась «под завязку». Ни смотреть на пищу, ни нюхать ее, ни думать о ней не хотелось. Но приходилось есть, да еще и лучезарно улыбаться. Она поражалась, как Бахвал, потея и пыхтя, продолжал заглатывать пищу. Теперь он уже пожирал все подряд, без разбору. Пироги, пудинги, хлебцы, салаты, суфле, пирожные… Вино расплескивалось из кубка, но и внутрь попадало немало. Как и все мартовские зайцы, Бахвал был непредсказуем. Жуя клубничный слоеный торт, он вдруг подмигнул Дотти:
   — Хочешь, э-э, перехитрить меня, малышка? Жуешь медленно? А я тоже могу жевать медленно. И сидеть здесь до заката.
   Дотти отставила чашку мятного чая и взяла маленькое миндальное пирожное. Впервые Бахвал заметил на ее физиономии признаки беспокойства. Она тщательно вытерла ложку.
   — Да пожалуйста. Мне совершенно безразлично, с какой скоростью вы уплетаете свою еду.
   Бахвал торжествующе улыбнулся и стал жевать медленно-медленно. Он спокойно выцедил вино из кубка и не спеша взял медовик. Медленно-медленно сжевал его, запивая крохотными глоточками вина.
   Солнце уже склонялось к закату. Большинство зрителей спряталось в тени береговых ив. Дотти боролась с тонким ломтиком сухого хлеба, ненавидя даже мысли о еде. Леволап и Лапоплет о ней забыли, сосредоточив все внимание на короле, подкладывая ему в тарелку пищу, подливая в кубок вино. И все время зевали. Рядом жужжали пчелы, воздух затих, остатки зрителей сонно молчали у края ринга.
   И тут веки короля Бахвала начали слипаться. Он закивал головой, точнее — начал клевать носом. Изо рта выскользнул кусок пирожка с дикой вишней. Лапоплет подмигнул Дотти — та затаила дыхание. Недопитый кубок Бахвала опрокинулся, вино разлилось по столу, но он этого не заметил. Уши горного зайца опустились, и он захрапел.
   Дотти вяло жевала, откусывая от того же кусочка хлеба. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем лорд Броктри тяжело затопал к судье. Задремавший судья выпрямился и захлопал ресницами:
   — Гм, сюда не следует входить зрителям, сэр.
   Броктри согласно кивал головой:
   — Понимаю и прошу прощения, но отсюда вам плохо видно, что один из соревнующихся перестал принимать пищу.
   — Перестал, говорите? — Судья поспешил к столу. Дотти лапой с зажатым в ней куском хлеба указала на Бахвала.
   — Извините, но, может быть, вы сумеете его разбудить?
   Бахвал лежал головой в яблочном пироге и вовсю храпел. Судья озабоченно покачал головой, осторожно, чтобы не наступать на пищу, влез на стол и закричал:
   — Мисс Доротея, гм, да, мисс Доротея объявляется победителем!!!
   Далее он огласил все пункты и параграфы правил, установленных самим королем, и призвал судейскую коллегию утвердить результат.
   Король Бахвал всего этого не слышал и не видел, он спал на своем яблочном пироге. Толпа горных зайцев погрузила его на тележку и увезла. Храпящего, измазанного яблочным пирогом. Побежденного!
   Дотти с неудовольствием повела ушами и шепотом сказала:
   — Знаете, у меня такое чувство, что мы сжульничали.
   Лог-а-Лог Гренн заткнула бочонок. Она встряхнула его, прислушиваясь к плеску содержимого.
   — Почти полбочонка вылакал, негодяй. Сжульничали? Ничего подобного. Я что, насильно вливала в него это вино? Он сам себя победил, своей беспечностью и бахвальством, так, Юкка?
   Юкка в это время помогала зайчихе подняться. Ее обычно серьезные черты смягчились в улыбке.
   — Вставай, вставай! Гренн, подхвати ее с другой стороны. Для исцеления необходима длительная прогулка. Если она не поможет, то у белок есть еще одно сильнодействующее средство для спасения обжор. Правда, Резвый?
   Старый заяц хмуро покосился на Юкку. Еще бы он забыл!
   — Топай, Дотти, топай, милая, пока лапы не оттопаешь. Иначе эти хвостатые отравители зайцев сварят тебе всю гадость, которая есть с лесу, а потом усядутся на тебя и заставят выпить.
   Броктри и Груб следили, как зайчиха, пошатываясь, бредет между белкой и землеройкой. Барсук довольно сказал:
   — Из нее получится хорошая королева, она смелая, решительная, сообразительная.
   — А завтра еще один утл соревнований. Крохотная она, Бахвал вон какой здоловенный…
   Броктри повернул голову к восседающему на рукояти меча Кеглюну:
   — Ты, как всегда, прав, негодник. По правилам Бахвала, эти две победы ничего не стоят, если он победит завтра.
   Барсук тяжело вздохнул. В его голове роились мысли. Он думал о старом отце, Каменной Лапе, о Саламандастроне. Об армии, которую он должен собрать, чтобы вернуть Саламандастрон. И все его планы, мечты и надежды связаны с Дотти. Да, она смелая, решительная. Но Бахвал — опытный боец, на его счету множество побед. И он не слишком честен. Может быть, Кеглюн прав? Может быть, Дотти слишком мала, слаба, неопытна для победы над королем Бахвалом Большие Кости в этом решающем туре состязаний?
25
   Еще один враг появился у Унгатт-Транна в ту ночь, когда Гроддил сбежал из подземной пещеры. Разбитый, измученный, полностью истощенный, лис оказался в море. Полумертвого — но и полуживого — его вышвырнуло из туннеля, по которому он ковылял, все больше отставая от Фрола, несущегося вперед, вперед… прямо на крабов.
   Течение сносило вцепившегося в какую-то деревяшку Гроддила к югу. Он наблюдал за исчезающим Саламандастроном и поклялся вернуться. Гроддил дрожал от холода, глаза разъедала соленая морская вода, но дух его пылал огнем мщения.
   На следующий вечер Унгатт-Транн председательствовал на суде над четырьмя синими крысами. Их доставил Карангул, единственный, кроме Гроддила, лис на службе дикого кота. Карангул носил звание шеф-капитана, главы всей громадной транновской флотилии.
   Дотошный и въедливый, он следил за каждой мелочью на своих судах, тщательно соблюдал все законы и правила, установленные хозяином. Мало что ускользало от его внимания.
   Странным скрипучим голосом он дал показания:
   — В чем обвиняются эти ничтожества, ваше величество? Сообщаю. Они ловят рыбу, утаивают ее и съедают.
   Четыре преступника стояли перед Унгатт-Транном на коленях. Их шеи обматывала одна толстая веревка. Дикий кот какое-то время наблюдал за своими пауками, потом повернулся к крысам, как будто только что их увидев.
   — Знаете ли вы, что следует делать с каждой пойманной рыбой? — вопросил он.
   Карангул пнул ближайшую к нему крысу:
   — Ты отвечай!
   — Отдавать ее капитану рыболовного отряда, — гнусаво прозвучало в ответ.
   В голосе дикого кота не было гнева. В нем вообще не было никаких эмоций.
   — Стало быть, ты знаешь закон. Почему же ты его нарушил и съел рыбу?
   Не дожидаясь пинков, другой связанный поднялся и с мрачным вызовом ответил:
   — Потому что нам два дня не давали ничего есть. Мы голодаем!
   Унгатт-Транн улыбнулся, и крысы содрогнулись. Они знали, что обещала эта улыбка.
   — А что, я очень уж жирный, упитанный, да? Или фрагорль? Или ваш капитан? У всех трудности с питанием, пока мы не наладим снабжение. Но мы не воруем пищу изо рта своих товарищей. Именно поэтому мы — избранные. — Он скипетром дал знак Фрагорли. — Прикажешь капитанам завтра перед приливом собрать народ на берегу. Эти четверо послужат примером. Их казнь будет публичной. Увести их и охранять как следует. Карангул, останься.
   Когда охрана увели пленников, а Фрагорль удалилась, чтобы исполнить приказание, Унгатт-Транн обратился к шеф-капитану:
   — Что на кораблях? Пахнет бунтом?
   — Пока что нет, ваше могущество. Я на них давлю, но без пищи… Они шепчутся, мечутся, конечно, воруют, если могут. Пища нужна, как воздух!
   Пружинисто спрыгнув с трона, дикий кот понесся к дверям.
   — Следуй за мной! Я, кажется, нашел решение.
   Карангул, в отличие от Гроддила, калекой не был, но поспевать за хозяином вверх по лестнице оказалось не так уж просто.
   Капитану охраны, стоявшему внизу, Транн тоже кивком приказал следовать за ним.
   Ухопарус подбежала к Жесткому и потащила его прочь от окна.
   — Прячься! Кто-то идет!
   Жесткий забежал за спины стариков и спрятался в углу. Он слышал, как в старом ржавом замке заскрипел ключ. Зайцы стояли плечом к плечу, впереди — Ухопарус и Торлип. Дверь распахнулась, в камеру ворвался капитан стражи с копьем наизготовку и заорал:
   — Всем назад! Стоять смирно!
   Спокойно вошли Унгатт-Транн и лис с жесткими чертами физиономии.
   Торлип шагнул вперед и возмущенно заговорил:
   — Я требую нас накормить. Нам за все время выдали лишь ведро воды. Это позор, сэр!
   Капитан сбил его на пол древком копья.
   — Молчать! Кто еще пикнет — убью на месте!
   Ухопарус и еще несколько зайцев склонились над упавшим. Унгатт-Транн повернулся к лису и улыбнулся, указывая на зайцев:
   — Как?
   — Отлично, ваше могущество! — кивнул лис.
   Они тотчас покинули помещение, снова заскрипел ключ. Торлип сел, потирая распухшую щеку. Жесткий заспешил из своего укрытия, озабоченно бормоча:
   — Ну, и как вы думаете, что они замыслили, а?
   — Я, кажется, понял, для чего они нас тут примеряли, но проверять мы это не будем, — бросил Жесткий Унылле, помогая Торлипу подняться на ноги. — Уже темнеет, скоро подойдет Брог с выдрами. Ухопарус, надо испортить замок. Чем бы его заклинить, чтобы они не смогли к нам вломиться не вовремя?
   — Сейчас подумаю. — Ухопарус подошла к двери и согнулась над замком.
   — Я привязываю веревку. Торлип, если тебе лучше, построй всех в живую очередь, — продолжал распоряжаться Жесткий. — Самых слабых и больных спустим первыми, а остальные спустятся сами.
   Ухопарус хмурилась над замком.
   — Унылла, дай мне, пожалуйста, свое ожерелье!
   Толстуха Унылла испуганно схватилась за шею:
   — Что ты, что ты! Мне его оставила мамочка, его еще прабабушка носила! Это фамильная драгоценность, я ни за что с ней не расстанусь!
   Ухопарус шлепнула Уныллу по лапе и содрала ожерелье с ее шеи. Покатились по полу оторвавшиеся бусины.
   — Не валяй дурака, когда речь идет о жизни и смерти. И не только о твоей! У кого есть что-нибудь пушистое?
   — Вот, у меня шаль. Противная, колючая… Она мне все равно никогда не нравилась… Сколько сезонов ни ношу…
   — Спасибо, одного уголка хватит… И заодно булавку, которой ее скрепляешь… Хорошая, острая.
   Булавкой Ухопарус запихнула в замочную скважину кусок шали, густо напичкав его шариками от ожерелья. Она трудилась, пока дырка не оказалась плотно закупоренной.
   — Пусть теперь попробуют засунуть ключ!
   Последние золотые и алые лучи солнца растаяли на западе, на темно-синее небо выплыл узкий серп бледного месяца. Неожиданно окно закрыл своим мощным корпусом Руланго.
   Жесткий облегченно вздохнул.
   — Рад тебя видеть, дружище! Брог с командой тоже тут?
   Цапля энергично кивнула и улетела.
   Заяц поплевал на лапы и потер их одну об другую:
   — Мадам Унылла, прошу вас, мэм! Вы — первая.
   Как только веревка обвила то место, где у Унылы когда-то давным-давно была талия, она запричитала и заныла:
   — Ой, ой! Нет, нет! Не могу! Упаду! Не пойду! Остаюсь! Ай!
   Торлип возмущенно уставился на Жесткого:
   — Ударить даму! Фу! Как тебе не стыдно!
   Жесткий не слишком ласково щелкнул Торлипа по носу:
   — Ну-ну, я ее вовсе не ударил, просто хлопнул по нужному месту, чтобы узел сел правильно, Как видишь, очень помогло. Тебе тоже надо будет так помогать?
   Торлип только покачал головой и сам принялся помогать Жесткому и Ухопарус спускать тяжеленную Уныллу.
   Наконец Унылла благополучно приземлилась, и дальше все пошло гладко. Через час спустились все старички и половина зайцев покрепче и помоложе. Вдруг Торлип предостерегающе поднял лапу:
   — Ш-ш-ш, эти двое снизу… Рваный Крюк, или как его, и его проклятый братец.
   Жесткий замер. Он тоже услышал голоса.
   — Они могут увидеть в окно… Торлип прислушался:
   — Да они не внизу, они здесь, за дверью! Продолжаем! Из-за двери слышался голос Рвущего Клыка:
   — Ну, золотой у меня братец. Надо же, стырить ключ у капитана! Давай, давай скорее попробуем!
   Последовали скрип, царапанье, пыхтенье, послышалось несколько весьма крепких выражений. Потом захихикал Свирепый Глаз:
   — Ги-ги-ги! Ловкий у меня братец. Добытчик! Три бусины раздобыл и кусок одеяла… пуши-и-истый!
   — А ты следи лучше, как бы капитан охраны не приперся! Твоя идея, дубина крепкоголовая! «Выберем себе пожирнее», кто сказал? Кто говорил, что зайцы завтра все равно пойдут в котел?
   — Ладно, не ори, дай я попробую провернуть этот ключ.
   Жесткий подтолкнул к окну следующего зайца:
   — Давай, давай. Шевели лапами. Дело к развязке близится.
   Послышались удары торца копья о толстую деревянную дверь. Жесткий следил, как заяц, прильнув к веревке, быстро спускался. Прикинув, что заяц уже достаточно далеко, Жесткий кивнул следующему. Снаружи раздался треск и возмущенные возгласы:
   — Что сделал, дубина! Сила есть — ума не надо, да?
   Сломал ключ… Как мы его достанем?
   — Откуда ж я знал, что эта ржавая закорючина сломается! Ладно, выломаем дверь, а?
   В камере осталось только три зайца. Жесткий подтолкнул следующего к веревке. Спор между крысами разгорался.
   — Выломаем дверь? И что получится, дурья твоя башка? Я тебе скажу. Как мы раньше-то не подумали! Нас двое с двумя копьями, а там шесть десятков зайцев, дурень!
   После этого послышались лязг железа и удары копий древко о древко.
   Жесткий кивнул Торлипу:
   — Ну, завершаем. Давай, приятель!
   — Нет, я после тебя.
   — Хватайся за веревку, Торлип! Не время раскланиваться и расшаркиваться. Пошел!
   Боксер внимательно следил за натянутой веревкой, потом решил, что Торлип уже достаточно далеко спустился, и решился оставить ненавистную тюремную камеру. Снаружи продолжалась возня морских крыс.
   Под шум боя под дверью Жесткий вскочил на подоконник, крепко схватился за веревку и полез вниз.
   — Раскроил череп? Да это просто царапина! Шишка какая-то, и крови нету никакой. Ты куда, Глаз? Вернись!
   Свирепый Глаз понесся прочь, но у лестницы обернулся, высунул язык и крикнул:
   — Кривоклык!
   Этого Рвущий Клык стерпеть не мог. Сжав копье, он рванулся в сторону брата.
   — Ну, вот теперь твой череп точно пропал!
   Жесткий последним добрался до земли, прямо в объятия Брогало.
   — Рад тебя снова видеть, друг!
   — Спасибо тебе за помощь, Брог. Теперь я могу сказать, что сдержал свое обещание. Лорд Каменная Лапа был бы доволен. В Саламандастроне больше нет зайцев.
   — Ох, что ж хорошего! В нашем доме хозяйничает нечисть, — плакала, утираясь передником, Унылла.
   Жесткий ободряюще похлопал ее по плечу:
   — Успокойся, мы еще вернемся в Саламандастрон. Это я тебе обещаю.
26
   Наступило прекрасное летнее утро. Легкий кий ветерок овевал побережье. После утомительного спуска с горы и длительного марша в пещеру выдр старики совершенно выдохлись, Дерви пришлось устроить несколько непродолжительных привалов. Еще не отзвучали приветствия и представления, когда вернулся Брог. Он подошел к Жесткому и поднял лапы, словно в отчаянии:
   — Сезоны Соленого Моря! Жесткий, приятель, ты бы лучше потерял старуху Уныллу по дороге. Теперь у нас будет уже три плаксы у костра.
   Жесткий похлопал шкипера по мускулистой спине:
   — Надеюсь, они не затопят пещеру своими слезами. А сейчас, я думаю, надо расспросить Торлипа и Ухопарус, что они смогли узнать во время своего плена в горе. Может быть, и узнаем что-нибудь полезное, а, командор?
   Брог угрожающе взмахнул хвостом, но Жесткий увернулся, и они направились к двоим только что упомянутым зайцам.
   Костры вечером едва горели, Блинч, Фрукч и Унылла, все еще растроганно всхлипывая, затеяли выпечку хлеба для завтрака. Жесткий и Брог долго и внимательно слушали зайцев. Потом Ухопарус и Торлип отправились спать, а Жесткий и Брог все сидели и строили военные планы.
   — Вот такое положеньице, командор. Что будем делать?
   Брог подбросил в огонь несколько сухих сосновых шишек.
   — Нам ясно, что у синих нет еды. Такую уйму войска прокормить не шутка! Транн вышлет отряд собирать съестное, никуда не денется. Понимаешь, о чем я думаю?
   Жесткий мрачно улыбнулся:
   — Да, Брог, я понял. Мы не можем напасть на гору, но можем заморить их голодом.
   — Точно так, приятель. И вот как мы это сделаем. Руланго будет следить за ними с воздуха. А летать он может о-очень далеко. Как только он увидит отряд, сразу сообщает нам, куда он двигается.
   Жесткий с жаром продолжил:
   — Мы на них нападаем, отбираем провизию, отходим…
   Нападаем там, где нас меньше всего ожидают… Выбираем самый выгодный момент…
   Брог подпихнул выпрыгнувшую из костра шишку обратно в огонь.
   — Армия воюет желудком. Посмотрим, как они повоюют пустым желудком. Мы можем им помешать и на море. Мы в море у себя дома, знаем о нем больше, чем эти синие о земле.
   Жесткий и Брог ударили по рукам:
   — Поучим их воевать, друг.
   — И уроки наши будут для них не из легких.
   Солнце катилось к полудню, когда дверь в заячью камеру взломали. Унгатт-Транн с безразличным видом уставился в пустоту. Он вошел в камеру, не спеша приблизился к окну и перегнулся через подоконник. Фрагорль, капитан охраны и караульные крысы стояли в проходе, понимая, что гнева властителя не избежать. Они надеялись только на то, что наказание будет не очень ужасным.
   Транн снял шлем, закрыл глаза и медленными движениями лап помассировал виски. Наконец заговорил, сдавленно, с присвистом:
   — Мне неинтересно, кто украл ключ. Мне плевать, кто сломал его в замке. Мне не нужны ваши объяснения и оправдания. Я не хочу знать, как удрали зайцы и куда они делись. Я хочу, чтобы шесть десятков зайцев были снова здесь.
   Берите войска, прочесывайте побережье, ищите в глубине морской. Но сначала сходите вниз на берег и посмотрите, что произойдет с теми четырьмя, которые без спросу съели пару-другую рыбешек. И задайте себе вопрос, что ожидает тех, кто прохлопал шестьдесят ценных пленников. Все поняли?
   Когда дикий кот вышел из горы, к нему подскочил капитан Карангул:
   — Ваше могущество!
   — Ну, что еще случилось? — недовольно повернулся к нему Транн.
   — Обнаружены патрульные-дезертиры. Дикий кот чуть было не вздохнул облегченно.
   — И где их обнаружили? Кто их нашел?
   — Они подошли к главным воротам. Двое патрульных солдат задержали их.
   Дикий кот раздраженно перебил его:
   — Значит, двое патрульных, вместо того чтобы обходить гору, грелись у костра возле главных ворот. Да еще и спали, наверное. Те двое придурков их разбудили, и они с перепугу арестовали дезертиров. Так?
   — Да, ваше могущество.
   — Где дезертиры?
   — Согласно правилам, установленным вашим могуществом, дежурные патрульные убили их на месте.
   Дикий кот царапнул песок, оставив на нем глубокую борозду, и прошипел:
   — Ну почему вокруг меня одни идиоты?
   — Что, ваше могущество?
   — Ничего, капитан. Этих дежурных привязать к четырем рыбокрадам и казнить всех вместе. Пусть Фрагорль зачитает там, за что их… сон на посту, нарушение воинского долга… и так далее, и так далее. Мне есть чем заняться и без этого. Капитан, до того как ты поступил ко мне на службу, чем ты занимался?
   Карангул показал поблекшую татуировку на лапе и дырку в ухе, в которой когда-то болталась латунная серьга.
   — Я был пиратом, сир.
   Построенные на берегу Синие Орды внимательно следили, как их вождь серьезно беседовал с капитаном.
   — Никогда не доводилось встретить барсука?
   — Только один раз.
   — Воин, в расцвете сил, с двуручным мечом за спиной?
   — Нет, ваше могущество, это была старая мертвая барсучиха.
   Транн тут же утратил всякий интерес к беседе и зашагал к месту казни. Крысы слышали, как он бормотал, проходя мимо:
   — Не вижу твоей физиономии… но каждую ночь ты передо мной. Никто о тебе не слышал. Но мы встретимся, да, встретимся, барсук. И перед смертью ты увидишь, как выглядит дикий кот.