Бросив взгляд на сильное поджарое тело Дарлингтона, Гризелда снова убедилась в его будоражащей красоте. Сейчас она входила в его дом, а подумать о приличиях еще будет время.
   – Разве обычно молодые холостяки не приводят в дом особ женского пола? – спросила она, стараясь избавиться от чувства, что, возможно, сейчас ведет себя как женщина, продающая свою любовь.
   – Я так не думаю. Меня иногда навещает мать, но обычно лакей приглашает пройти в ее карету, где мы и обмениваемся новостями.
   – Почему же она не входит и почему не приглашает вас навестить ее?
   – О, она так нерешительна! Отец приказал всем членам нашей семьи избегать меня до тех пор, пока я не женюсь.
   – О! – Гризелда просто не знала, что на это сказать.
   – Мать привязана ко мне и поэтому иногда навещает меня, умело избегая запрета.
   Дарлингтон жил в прелестном маленьком домике на Портсмен-сквер, с аркой перед входом, украшенной изысканной резьбой. Этот дом не был таким большим, как у нее, но выглядел куда уютнее.
   Когда они прошли по дорожке, пожилой слуга с суровым взглядом открыл им дверь и неловко поклонился.
   – Благодарю, Кларк, – сказал Дарлингтон, снимая с Гризелды ротонду и передавая ее дворецкому.
   Гризелде отчего-то стало не по себе. Неужели молодые холостяки держат дворецких? Что-то тут не так.
   – Мы будем пить чай в кабинете, – бросил Дарлингтон Кларку.
   Оказывается, молодые холостяки еще и угощают чаем женщин, забредших к ним домой с неблаговидной целью!
   Гризелда покорно пошла впереди Дарлингтона, а он шел за ней с таким видом, будто идет пить чай с герцогиней.
   Стены кабинета оказались ярко-красными; картины на них отсутствовали по той простой причине, что все они были заставлены книгами.
   Разумеется, в кабинете Рейфа имелось достаточно книг, хотя, сказать по правде, Гризелда ни разу не видела, чтобы он читал хоть одну. В ее доме тоже были книги, но в этом случае они просто закрывали стены.
   – Похоже, вы большой любитель чтения? – недоверчиво спросила она.
   – Это один из моих многочисленных пороков.
   Гризелда открыла одну из книг и прочла заглавие на титульном листе: Герберт Крофт «Любовь и безумие».
   – Весьма впечатляющая история. Переписка между Мартой Рей и ее убийцей. Конечно, все эти письма – вымысел и сочинены автором...
   – Неужели?
   Уютно устроившись на стуле, Гризелда не спеша принялась рассуждать:
   – Аргументы убийцы... Как там его?
   – Джеймс Хэкмен.
   – Верно. Когда он пытался убедить Марту покинуть любимого ею графа Сандвича, то попытался доказать, что она не собственность графа, а свободная женщина.
   Дарлингтон прищурился.
   – У вас романтическая душа.
   – Просто я много времени провела, наблюдая за людьми в обществе, и знаю, на какие нескромности они способны.
   – Они, но не вы.
   До сегодняшнего дня так и было, подумала Гризелда, сама удивившись своему поведению.
   Она откинула голову назад, чтобы лучше видеть его мускулы, обтянутые смуглой кожей, и глаза.
   – Люди ведут себя глупо, когда влюблены или охвачены страстью.
   – Вы тоже?
   – Это нелепый вопрос. Я не считаю себя глупой.
   – Значит, вы не влюблены.
   Гризелда зажмурилась, не в силах выдержать его взгляда.
   – Конечно, нет!
   – А я начинаю считать, что влюблен.
   – Вы? Влюблены? – Гризелда посмотрела на него.
   – Да, в вас. Но можете не опасаться, я не схвачу пистолет и не выстрелю вам в сердце, как бедный Хэкмен.
   Когда он склонился над пей, Гризелда не смогла удержаться и провела ладонью по его щеке.
   – Знаете, как выглядела Марта?
   – Нет.
   – Она была дамой полусвета и пресловутой любовницей графа. Еще у нее имелась ямочка на подбородке.
   – А у меня нет.
   Чарлз провел пальцем по ее подбородку.
   – Зато у вас самый совершенный круглый подбородок, какой только мне доводилось видеть. К тому же у Марты темные волосы.
   Гризелда не могла удержаться от улыбки. Интересно, как этот джентльмен понял, что ее волосы светлые от природы...
   Наконец дверь отворилась и вошел дворецкий с чайным подносом.
   – Как странно, что я разливаю чай в вашем доме, – сказала Гризелда несколькими секундами позже. – Будто я ваша тетушка, пришедшая с визитом.
   Они сидели друг против друга, и она наливала чай из изысканного синего фарфорового чайника.
   – Вы ничуть не похожи ни на одну из знакомых мне тетушек, – сказал Дарлингтон, плотоядно оглядывая ее.
   Гризелда почувствовала, что лицо ее заливает краска.
   – При этом я много старше вас. У меня такое ощущение, что мой возраст, с одной стороны, создает совершенно непристойную ситуацию, а с другой, напротив, придает ей пикантности. И все же я слишком стара для того, чтобы заводить бурный роман.
   – Да еще с мужчиной младше себя, – поддразнил он, лукаво глядя на нее.
   – Страшно подумать, что станут говорить обо мне в обществе.
   Выговорить это оказалось большим облегчением, потому что держать разъедающие душу мысли в себе, молчаливо страдая, было еще хуже.
   – Я полагаю, скажут, что вы отчаянная.
   – Отвратительная.
   – Отчаянная, но отличающаяся хорошим вкусом и чувствующая красоту.
   Гризелда стремительно поставила свою чайную чашку.
   – Все хуже и хуже.
   – О, я могу сказать что-нибудь и получше. Вы знаете, это как у Марты и Хэкмена.
   Гризелда сделала не слишком успешную попытку сменить тему.
   – Я начинаю чувствовать себя так, будто мне надо бежать из этого дома ради спасения жизни, – сказала она, отлично понимая, что ей и в самом деле следует немедленно уйти, тем более что бурный восторг, который она испытывала прежде, куда-то испарился.
   – Позвольте показать вам дом. – Дарлингтон поднялся.
   Поскольку Гризелда уже избавилась от излишних эмоций, к ней вернулось обычное спокойное расположение духа.
   – Это ваш дом? Я слышала от кого-то, что у вас и пенни нет. Значит, вы живете здесь за счет отца?
   Чарлз взял ее за руку.
   – Зарабатываю на жизнь собственным горбом, поверьте.
   – Право, не понимаю, что вы хотите этим сказать. – Гризелда помедлила у двери в небольшую столовую – удобная старинная, черного дерева мебель в ней выглядела выше всяких похвал, а светло-золотистые обои с узором из маленьких птичек показались ей восхитительными. – Обстановку выбирала ваша мать?
   – Нет, моя сестра Бетси.
   – О, тогда понятно! Впрочем... Кажется, у вас нет сестры, не так ли?
   Чарлз улыбнулся:
   – Разумеется, вы прочли обо мне в «Дебретте», прежде чем согласились со мной спать. Каждая уважающая себя матрона должна собрать сведения о будущем партнере и убедиться, что у него все в порядке с родословной, верно?
   – С вами невозможно вести беседу, сэр, – заметила Гризелда строго. – Вы всегда произносите вслух все, что придет вам на ум?
   – Именно по этой причине меня считают неудобным собеседником.
   – Так что насчет Бетси?
   – Нет никакой Бетси.
   Обернувшись, Гризелда увидела, что хозяин дома стоит, опираясь о дверной косяк, и смотрит на нее пристально и страстно.
   – Я же сказал вам: единственная женщина, посещающая этот дом, – моя мать.
   – Значит...
   – Я сам выбирал обои, и вообще привык сам о себе заботиться. Думаю, вы тоже. Или нет? Кто заботится о вас, леди Гризелда? Насколько мне известно, ваша мать ведет затворническую жизнь.
   – По правде сказать, я ни в ком не нуждаюсь, но если мне что-то понадобится, брат всегда к моим услугам.
   – Мейн?
   – У меня единственный брат, и в отличие от Бетси он действительно существует.
   – Мейн не произвел на меня впечатления очень внимательного и заботливого джентльмена.
   Гризелда сердито прищурилась: никто не имел права оскорблять ее родственников.
   – Он всегда внимателен ко мне, поверьте. А теперь мне пора.
   – Но вы же еще не видели второй этаж.
   – Это было бы чересчур непристойно.
   – Тем лучше. – Чарлз улыбнулся. – Думаю, мадам, вы определенно нуждаетесь в ком-то, кто взял бы на себя заботу о вас.
   – Я...
   Двумя секундами позже Гризелда оказалась в его объятиях, словно впавшая в забытье героиня романа.
   – Вы взяли за правило хватать меня в объятия, когда вам вздумается, – возмутилась Гризелда и попыталась освободиться, что выглядело не слишком изящно.
   – Надеюсь, так будет и впредь, – последовал короткий ответ, после чего Чарлз понес ее вверх по лестнице.
   – Боже, что, если ваш дворецкий смотрит на нас! – воскликнула Гризелда.
   – Я велел ему отправляться домой, кроме того, Кларк не дворецкий – он даже не живет здесь.
   – Но если дворецкий – не дворецкий, то кто же он? – Гризелда старалась говорить непринужденно. Она чувствовала, что от Дарлингтона пахнет пряностями, и почему-то этот запах опьянял ее.
   – Этого человека обвинили в убийстве, – сообщил Дарлингтон. – Но, уверяю вас, он его не совершал.
   К этому моменту они оказались в спальне Дарлингтона.
   – Вы можете поставить меня на пол, – с достоинством произнесла Гризелда.
   – Только если вы не броситесь рысью вниз.
   Гризелда невольно фыркнула.
   – Запомните, я никогда не бегаю рысью.
   Опустив Гризелду на пол, Чарлз обхватил ее лицо ладонями и принялся целовать.
   Гризелда глубоко вздохнула: все это так ново для нее! Они только что разговаривали, и вот уже он целует ее с жадностью и отчаянием, не имеющими ничего общего со светской беседой.
   Ее окутывал сладостный туман, и в этой дымке значение имело только то, какой у него вкус, как он пахнет, как звучит его голос.
   Горничной требовалось не менее пятнадцати минут для того, чтобы раздеть леди Гризелду Уиллоуби, Дарлингтону жe хватало пятнадцати секунд, и все это время он продолжал страстно целовать ее. В результате она не успевала даже подумать о том, что происходит, и, забыв, что она леди, отбросила эту часть себя вместе с одеждой.
   Когда дошла очередь до сорочки, Гризелда уже чувствовала себя как обезумевшая от страсти наложница. Ее волосы струились по плечам, его пальцы дрожали, когда он прикасался к ней...
   – Господи, вы прекрасны! – выдохнул Чарлз, и в этот миг Гризелда действительно почувствовала себя прекрасной.

Глава 25

   Она походила на статуэтку и несла свое тело, будто была одной из несчастных жен короля Генриха VIII, но я поклялся сторониться особ прекрасного пола, и к тому же для меня настали черные дни траура...
Из мемуаров графа Хеллгейта

   Через полчаса после того, как Сильви и Мейн удалились, Джози осторожно сползла вниз по лестнице и нашла мешок из-под зерна, стараясь прикрыть прореху в платье. Она надеялась, дождавшись грума Мейна, попросить его помочь ей добраться до экипажа.
   Наконец она услышала звук шагов, и затем кто-то остановился перед денником – должно быть, один из грумов Мейна. И действительно, кряжистая фигура, появившаяся в дверях, не могла быть никем иным, кроме как главным конюхом Мейна Билли.
   Билли открыл дверь в денник Джиги и изумленно заморгал.
   – Добрый вечер, мисс! Что с вами приключилось, ради всего святого?
   Джози прикусила губу, чтобы не расплакаться.
   – Пожалуйста, найдите для меня наемный экипаж, – вместо приветствия попросила она. – Я должна поскорее вернуться домой. Обещаю хорошо заплатить вам за помощь.
   – Платить мне не надо, мисс. У вас такой вид, будто вы едва держитесь на ногах, и я, конечно, приведу вам экипаж, но это потребует некоторого времени.
   Джози посмотрела на солому под ногами. Ей очень хотелось сесть, потому что она ужасно устала.
   – Боюсь, кто-нибудь может увидеть меня в таком виде, а я не могу этого допустить!
   Билли понимающе кивнул:
   – Ничего, я принесу еще мешковины из соседнего денника и прикрою ваши колени.
   Джози тут же скользнула на пол, а чуть позже Билли навалил на нее кучу пахнущих зерном мешков.
   – Надеюсь, вы не кормите лошадей этим зерном: оно незрелое, – не утерпев, заметила Джози.
   Конюх некоторое время молча смотрел на нее, потом нахмурился:
   – Вы правы, мисс: три мешка мы выбросили, потому что зерно там оказалось недозрелым. – Он повернулся, и его шаги стали удаляться, а потом и вовсе затихли.
   К тому времени, когда в конюшне появился Мейн, Джози крепко спала. Секунду он стоял неподвижно, молча глядя на нее и чувствуя, как в нем поднимается волна ярости, какой он никогда не испытывал прежде. Билли оказался прав: даже издалека было видно, что Джози изнасилована. Лицо ее казалось мертвенно-бледным, на нем отчетливо проступали следы слез; спутанные волосы космами падали на плечи, а платье было залеплено коричневой грязью, как если бы ее толкнули наземь, но она продолжала сопротивляться.
   – Вам надо отвезти ее домой, – произнес Билли возле его плеча.
   Эти слова словно разбудили Мейна: он открыл денник и, войдя, присел рядом с Джози на корточки. Ее платье было разорвано, сквозь прореху в ткани просвечивала полоска кожи... Сорвав с плеч плащ, Мейн завернул в него Джози с головой, чтобы никто не мог ее узнать, потом схватив девушку на руки, поднялся...
   И тут она с такой силой ударила ему в глаз, что он чуть ее не уронил.
   – Это его сиятельство, – попытался спасти ситуацию Билли.
   – Ох, прошу прощения! – Джози сконфуженно посмотрела на своего спасителя. – Я думала...
   – Кто?
   Глаза Джози тут же наполнились слезами.
   – Лучше поговорить об этом позже, – посоветовал Билли.
   Но Мейн не был уверен, что сможет говорить. Он поставил Джози на землю и, заметив следы крови на ее платье, чуть не зарыдал.
   – Послушайте, Мейн! – неуверенно обратилась к нему Джози. – Не будете ли так любезны отвезти меня домой?
   – Разумеется, я о вас позабочусь, но сперва скажите мне его имя.
   Джози энергично замотала головой.
   Слова обжигали горло и душили его. Он уже собирался сказать, что, кем бы ни был этот человек, до свадьбы ему не дожить, но вовремя спохватился.
   – Если я скажу, кто это был, мне придется выйти за него, – прошептала она, вытирая слезы. – Но я не смогу.
   – Конечно, не сможете, потому что я его убью.
   На губах Джози появилась едва заметная улыбка.
   – И съедите его сердце на рыночной площади? Нет уж, я предпочитаю, чтобы никто о нем не узнал, даже вы.
   Мейн с трудом удержался, чтобы не выругаться.
   – Вы должны сказать мне его имя.
   – Убийство – слишком суровое наказание, поэтому сперва мне надо подумать. – Только это она и могла сказать ему.
   Казалось, прошла вечность, прежде чем они добрались до дома Тесс и Мейн на руках внес Джози внутрь. Как только он поставил ее на пол, она тут же подбежала к сестре и заплакала. Плащ свалился с нее, и хозяевам дома было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что произошло.
   Произнося какие-то малопонятные слова, Тесс стала гладить Джози по спине, а глаза Фелтона стали холодными, как у тигра.
   – Кто? – выдохнул он.
   Мейн огорченно покачал головой:
   – Я нашел ее в конюшне, но она не хочет ничего говорить.
   Не отрывая взгляда от Мейна, Тесс усадила Джози на кушетку.
   – Как случилось, что она осталась одна?
   – Не знаю. Гризелда почувствовала недомогание и уехала, но Джози все время держалась позади нас. Куда она потом подевалась, мне неведомо. Мы всюду ее искали; Сильви и я даже заходили на конюшню... Теперь она боится, что мы заставим ее выйти за него замуж.
   Лусиус Фелтон сделал резкое движение, и Мейн кивнул.
   – Она не понимает.
   Их глаза встретились.
   – Тесс все равно узнает, кто это сделал, – уверенно сказал Лусиус.
   – Как?
   – Я ее муж, этого достаточно.
   Мейн кивнул:
   – А я поеду домой и привезу Гризелду.
   Они решили, что Тесс и Гризелда вместе позаботятся о Джози, тогда как их задача – поскорее найти ее обидчика.

Глава 26

   Пока я еще был в состоянии соображать, любезный читатель, моя прекрасная Ипполита – краснею, когда говорю об этом, – привязала меня к стене с помощью каких-то хитрых крючков и шарфа, который сняла с головы. Вы станете корить меня за то, что я не порвал этих хрупких пут, но любой мужчина, кому случится дочитать до этого места, поймет мою нерешительность. Я не стал оскорблять ее чувствительность, а потом она занялась столь волнующим делом, что...
Из мемуаров графа Хеллгейта

   Гризелда уже не в первый раз порывалась уйти, хотя ей этого вовсе не хотелось. Как он смеет смотреть на нее так, словно находит любое ее самое обычное высказывание безумно интересным?! И как ему удалось сделать постель столь элегантной?
   – Представьте себе, что сказали бы ваши приятельницы, если бы увидели вас здесь?
   При этой мысли Гризелда содрогнулась.
   – Даже и не заикайтесь об этом, – решительно потребовала она, потом перекатилась на бок и, приподнявшись, оперлась локтем о подушку. Теперь они в упор смотрели друг на друга. Светлые волосы Дарлингтона были всклокочены, скулы казались высокими и надменными, словно демонстрируя его происхождение от многих поколений аристократических предков.
   – Дорогая, вы удивительно похожи на леденец, – тягуче произнес он. – Так бы и съел вас за завтраком, а потом закусывал вами за каждой следующей трапезой.
   Гризелда от души рассмеялась; она чувствовала себя ужасно развращенной, лежа в постели и будучи прикрытой простыней только до пояса, с грудью, не поддерживаемой корсажем и даже не закрытой одеждой.
   – Как вы можете оставаться такой прекрасной? – продолжал Чарлз. – На вашем месте я превратился бы в Нарцисса и круглые сутки любовался собой.
   – Вы и сами недурны, – с удовольствием признала Гризелда.
   Чарлз пожал плечами:
   – Достаточно хорош, чтобы купить себе жену, а?
   – У вас уже есть кто-то на примете?
   – Боже упаси, и к тому же я не могу думать о столь душераздирающих вещах, когда вы рядом.
   – Понимаю. Физическая красота значит для вас очень много, верно? – Гризелда протянула руку и провела ладонью по рельефным мускулам его груди. – У вас большой выбор?
   – По правде говоря, нет. Как только отец осознал, что церковь не станет моим призванием, он занялся поиском невест для меня из числа дебютанток, которых привозил к нам домой. Это были молодые девицы из достойных семей и с хорошим приданым, но не самого лучшего качества, иначе они ни за что не польстились бы на такого человека, как я.
   Гризелда смотрела на него, не отводя глаз.
   – Так вот почему Джози привлекла внимание вашего отца!
   – Отличный выбор, с его точки зрения. Происхождение мисс Эссекс безупречно, и у нее завидное приданое. При этом она сирота и, по слухам, не отличается изяществом форм.
   – Даже если и так, вы не должны были называть Джози Колбаской!
   – Согласен. Я говорю вам это только для того, чтобы вы могли презирать меня так же, как презираю себя я сам. – Голос Чарлза чуть дрогнул. – Я исковеркал жизнь этих девушек, в том числе и вашей подопечной, главным образом ради того, чтобы мой отец разочаровался в них.
   – Что было крайне недостойно с вашей стороны. Надеюсь, вы не станете делать этого впредь, так как приняли наконец решение жениться. Я не ошибаюсь?
   – Жениться на юной девице? На дебютантке? Ни за что!
   – Но я думала...
   – Я тоже, но теперь все это в прошлом.
   Сердце Гризелды билось в унисон с вопросами, которые она задавала: «Почему-почему-почему?..»
   – Вы хотите меня еще о чем-то спросить?
   Он лежал рядом с ней – золотистая симфония мускулов и шелковистых волос.
   Конечно же, нет.
   – Хочу ли я поговорить о вашем предполагаемом браке? – Гризелда почувствовала, как в уголках ее рта зазмеилась улыбка, столь же древняя, как сама Клеопатра. – Конечно же, нет. Зато я собираюсь задать вам несколько очень важных вопросов...
   Чарлз улыбнулся ей сквозь завесу волос, упавших ему на глаза.
   – Первый вопрос. Пожалуйста, отнеситесь к нему с предельным вниманием: что вам больше всего нравится в этой части моего тела?
   Ответ Дарлингтона был заглушен шуршанием простыни, и больше вопросов уже не последовало.

Глава 27

   Она, любезный читатель, сорвала с меня одежду, пока я стоял неподвижно и молчаливо, как глыба мрамора, еще не пробужденного поцелуем к жизни. Как мне сказать об этом, не краснея?
   Я позволил ей делать со мной, что она пожелает, и если бы ей было угодно призвать меня к себе посреди музыкального вечера, я бы пришел. Если бы ей доставило удовольствие потребовать, чтобы я разделся в толпе завсегдатаев светского общества, я бы это сделал. Я пишу эти строки почти в беспамятстве, перо выпадает из моих бессильных пальцев...
Из мемуаров графа Хеллгейта

   Гризелды дома не оказалось: дворецкий сообщил Мейну, что его сестра на скачках. Но на скачках ее тоже не было: она уехала с Дарлингтоном много часов назад, когда ей стало дурно. Дарлингтон... Дарлингтон!
   Чтобы окончательно увериться в своей догадке, Мейн отправился в городской особняк Гризелды, в котором она не жила уже два года – с тех пор как согласилась опекать девиц Эссекс, – однако там никого не оказалось.
   Мейн молча вернулся в карету с ощущением, будто все бремя мира обрушилось ему на плечи.
   У его сестры связь!
   А у него? Невеста вернула ему кольцо и высказалась на этот счет весьма недвусмысленно; собственно, невесты у него теперь вообще не было. Сильви бросила его, и как раз в тот момент, когда маленькая Джози подверглась насилию.
   Гаррет чувствовал себя так, будто внутри его образовалась пустота, как в высохшей тыкве; он все пытался сообразить, какое же из этих трех событий наиболее важное.
   Гризелда... Разумеется, не ему осуждать ее за связь с мужчиной.
   Сильви он любил, но теперь у него возникли сомнения: может ли он вообще кого-нибудь любить? Скорее всего нет, иначе их разрыв причинил бы ему большее страдание.
   А вот Джози... Внезапно на глаза ему навернулись слезы, и Мейн, яростно смахнув их, крикнул Уигглзу:
   – Пошел!
   – Куда? – последовал ответ.
   – К Фелтонам!
   Джози подверглась насилию, она обесчещена; возможно, у нее будет ребенок.
   В таком случае, если она не хочет выходить замуж за отца ребенка, катастрофы можно избежать только одним способом. Почему бы ей, черт возьми, не выйти замуж за него?
   Пока Мейн сидел в коляске, это решение неуклонно крепло в его душе. Впервые на его пути появился кто-то, нуждающийся в нем, и это не могло его не волновать.
   После того как они проехали несколько кварталов, Гаррет окликнул Уигглза и велел ему ехать во дворец епископа. Дядя Гаррета однажды уже выписывал ему лицензию на брак. В темноте экипажа, мчавшегося по Сент-Джеймс-стрит, он дал себе клятву, что женится на Джози, а потом найдет мерзавца, кто бы тот ни был, и убьет.

Глава 28

   Она была моей королевой, моей любовницей, моим страданием. Я бы сделал для нее что угодно, положил к ее ногам свою жизнь... Наши отношения медленно менялись. Она становилась менее властной, зато более нежной и любящей. Вместо того чтобы требовать моих ласк, теперь она ласкала меня сама...
Из мемуаров графа Хеллгейта

   – Знаете, что мне больше всего нравится в этой истории? – спросила Аннабел, сидя на пуфе в будуаре Тесс. – То, что его рот был раскрыт, когда ты вывалила на него лопату навоза.
   – Я бы предпочла бросить ему в лицо не навоз, а лопату, – решительно заметила Тесс.
   Джози только что приняла горячую ванну с жасминовой эссенцией. Теперь все произошедшее представлялось ей кошмаром, к счастью, столь удачно закончившимся. В конце концов, благодаря заботе Мейна ее никто не видел.
   – Бедный Мейн! – произнесла Тесс. – Его жизнь на удивление тесно переплетена с нашей. Сначала я собиралась за него замуж, а Аннабел хотела перехватить эту привилегию. Одна Имоджин нарушила традицию...
   Джози вдруг почувствовала, что Аннабел пристально смотрит на нее, и сразу притворилась, что поправляет пояс халата.
   Тесс продолжала говорить, не обращая внимания на наэлектризованную атмосферу в комнате и будто нe замечая ее.
   – Ну а ты, Джози? Разве ты не говорила, что не вышла бы за человека старше двадцати пяти лет?
   В комнате воцарилось молчание, и Джози почувствовала, что краснеет.
   – Конечно, не вышла бы! – воскликнула она. – И вообще: нельзя ли нам пообсуждать что-нибудь другое?
   – Не понимаю, как ты решилась пойти с этим известным своим распутством молодым человеком, – словно не слыша ее, сказала Тесс. – И где была Гризелда?
   Аннабел бросила на нее мрачный взгляд.
   – Это не имеет отношения к делу. Джози явно влюблена в Мейна, разве нет?
   – Я не влюблена в него! – выкрикнула Джози запальчиво.
   Тесс отложила щетку для волос.
   – При всей рассеянности, которую ты мне приписываешь, Аннабел, думаю, ты демонстрируешь редкостную тупость. У Мейна уже есть невеста – Сильви. Если даже Джози немного в него влюблена, то нам не стоит углубляться в это.
   – Ну, раз уж об этом зашла речь... – Джози вдруг замолкла.
   Сестры сразу насторожились.
   – Нет! – воскликнула Аннабел.
   – Да. Она дала ему пощечину! – Джози не смогла сдержать улыбки.
   – Пощечину? Сильви? Сильви де ла Бродери дала пощечину Мейну? Ради всего святого, что он такого сделал? Впрочем, я уверена, что он это заслужил.
   – Вовсе нет! – возмутилась Джози.