Мейн дотронулся пальцем до ее щеки, и прикосновение это оказалось сладостным, как поцелуй ребенка. Потом палец медленно заскользил, и Джози глубоко вздохнула.
   Большой палец приблизился к ее нижней губе, и когда он на мгновение остановился, она сжала его губами. Вкус пальца показался ей необычно мужественным, и она затрепетала.
   – Сделай это снова! – Голос его слегка охрип.
   Ее губы вновь сомкнулись вокруг пальца, потом Джози игриво прикусила его.
   В этот момент руки Мейна заскользили ниже, оставляя огненный след на шее Джози.
   – Посмотри на меня!
   Она покорно посмотрела в его притягивающие глаза, потом опустила взгляд. В лунном свете руки Мейна казались огромными и сильными.
   Его теплые пальцы спустились к вырезу ночной рубашки, потом к расстегнутым пуговицам.
   Джози затаила дыхание. Что он сделает? Его руки прошлись по всей длине ее рук, и он ощутил их совершенную форму, нежность и красоту.
   – Ты когда-нибудь видела портреты возлюбленной Рафаэля?
   Услышав этот вопрос, Джози подняла глаза и ощутила, как пылают ее щеки. Тем временем Мейн поглаживал ее запястья, ожидая ответа.
   – Нет, – прошептала она.
   – У нее твоя фигура, – ответил он тоже шепотом. – Такие изгибы, однажды увидев, мужчина не сможет забыть.
   Пальцы Мейна поднялись вверх по ее рукам, но на этот раз его движения стали еще нежнее. Потом его руки нырнули в вырез ее ночной рубашки и принялись описывать там круги, пока он не потянул рубашку за вырез вниз.
   Джози слабо вскрикнула, ощутив прохладной от вечернего воздуха кожей тепло его ладоней.
   Одно движение – и рубашка упала к ее бедрам.
   – Посмотри вниз! – приказал Мейн.
   Джози опустила глаза. Руки Мейна кружили по ее груди, будто пытались открыть неизвестную землю.
   Опустив глаза, Джози увидела свою грудь его глазами. Она вызывала чистое желание, ее холмы казались нежными и живыми, а соски приподнялись после того, как Мейн дотронулся до них.
   Джози прикусила губу, чтобы не позволить своим бедрам рвануться ему навстречу, когда его руки снова заскользили вниз, отмечая свой путь на шелковистой коже, и под мгновенным движением его пальцев ночная рубашка сползла с бедер и упала к ее ногам. Его руки тут же пробежали по изгибам ее бедер и окружности ягодиц, а потом Джози внезапно поняла мужское желание глубже окунуться в эту мягкость.
   – Скажи, – задыхаясь, пробормотала Джози. – Все эти женщины, все твои женщины... Они были стройными, очень стройными, поэтому ты влюбился...
   Она умолкла, чувствуя, что ее сердце бьется все быстрее и быстрее.
   Потом ощутила нежное прикосновение его руки между своих бедер.
   – Они были тощими, – неожиданно шепнул Мейн ей на ухо. – А ты необыкновенно нежная.
   Джози вздохнула.
   Его смеющиеся глаза были устремлены на нее, a oнa растерялась и не знала, что сказать.
   – Тебе довелось любить столь многих!
   – Это неправда. И ни одна женщина не смотрела на меня так, как ты.
   – Даже Сильви?
   – Даже Сильви. Стыдно в этом признаться, но, когда ты так смотришь на меня, я чувствую себя красивым. А когда я смотрю на тебя, то не могу сдержаться. Я никогда не позволял себе приблизиться ни к одной женщине, способной заставить меня испытывать подобные чувства; я даже еще не вполне уверен в том, что мы на самом деле женаты...
   – На самом деле мы не женаты.
   – Ничего, теперь уже скоро.
   В тот же миг Джози оказалась в его объятиях, а через секунду Мейн уже укладывал ее на диван.
   – Ты хочешь меня, а иначе не зашла бы так далеко, – уверенно произнес он, стоя возле нее и срывая с себя одежду.
   При этом Джози даже не пыталась принять такое положение, чтобы все линии ее тела выглядели скромнее, потому что ей вдруг стало трудно дышать. Причина была в том, что она увидела все его мускулистое тело с широкой грудью, сужающейся к талии и бедрам, и то, что было ниже.
   Мейн проследил за ее взглядом.
   – Никогда еще не спал с девственницей, – сказал он, и между его бровями появилась морщинка.
   – Я тоже ни разу не спала с мужчиной, – Джози протянула к нему руки, – но хочу попробовать.
   Вместо того чтобы, получив согласие Джози, тут же наброситься на нее, Мейн осторожно прилег рядом и принялся осыпать поцелуями ее глаза и щеки, а она трепетала под этими поцелуями. Заниматься любовью с Мейном таким образом – настоящее чувственное пиршество, думала она, и все это требует времени. Однако уже скоро Джози жадно изучала его тело, касалась и гладила его.
   Мейн поцеловал ее в щеку, в шею, потом принялся осыпать поцелуями плечи... И все время он нашептывал ей нежные слова, а его руки блуждали по ее телу.
   Наконец терпение Джози кончилось.
   – Гаррет, – осторожно сказала она. – Не то чтобы это не доставляло мне наслаждения, но не думаешь ли ты, что пора перейти к более решительным действиям?
   – Чего бы ты хотела теперь, Джози? Может, так? Или так?
   К этому времени ничто из того, что он говорил, уже не имело значения: гораздо больше Джози занимало то, что Мейн делал руками, а потом и ртом... Она изогнулась и могла только отвечать на его ласки тихими стонами, пытаясь в то же время вести себя достойно, как подобает настоящей леди. Получалось это у нее плохо, потому что она издавала неподходящие для леди звуки и никак не могла заставить себя перестать тянуться к нему. Наконец Мейн раздвинул ее колени, и когда он навис над ней, она на мгновение испугалась его вида. Этот образ остался в ее памяти навсегда – Гаррет с суровым лицом и глазами, в которых она видела одновременно деликатность и безумие.
   Теперь она ему окончательно поверила и не сомневалась, что все это для него так же ново, как и для нее.
   Внезапно Мейн тяжело задышал и качнулся к ней; потом она расслышала гортанный звук, слетевший с его губ, когда он вошел в нее.
   Одна из причин, почему Джози запомнила все происшедшее так ярко и живо, была та, что секунды через две после его вторжения ей пришлось признать, что все обстоит не так уж хорошо. Когда лихорадочный жар, снедавший нижнюю часть ее тела, спал, ей тут же захотелось чертыхнуться, употребив слова, слышанные ею только от грумов на конюшне. Она ощущала, как плоть ее мучительно болезненно растягивается, и вообще все было совсем не так, как обещала Аннабел.
   Когда Мейн посмотрел на нее сверху вниз, она ответила слабой и напряженной улыбкой.
   – Это все? – Она постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучала слишком явная надежда.
   – Не совсем. Как мне лучше двигаться – быстрее или медленнее?
   – Господи, да как угодно! – Она гадала, не слишком ли поздно аннулировать их брак. К сожалению, у нее все получилось совсем не так, как у сестер. Она не... – О! – вскрикнула Джози, окончательно впадая в ярость. – Черт!
   В этот момент Мейн сделал рывок, и в ней что-то лопнуло.
   – Прости, Джози! – Он замер и несколько секунд не двигался, зато Джози ерзала и извивалась, стараясь не думать, что погубила свою жизнь навеки...
   Наконец она пробормотала:
   – Пожалуй, сейчас немного лучше...
   Действительно, теперь Джози было уже не так больно, и она смогла подумать о том, какими странными вещами они занимались или, точнее, какие странные вещи проделывал с ней Мейн.
   Как только боль спала, Джози вновь ощутила жар, охвативший нижнюю часть ее тела. Она пробежала пальцами по его мускулистым плечам, и от этого жар только усилился.
   Мейн склонился к ней, его лицо коснулось ее груди, и тут неожиданно Джози стало казаться, что все не так уж плохо.
   Потом его движения стали медленнее, мягче в ее теле, потому что она ощутила, как его пронзают огненные молнии.
   Джози вцепилась в его руки.
   – Теперь не так больно, да, Джози? – спросил он.
   Странный гортанный звук его голоса, столь непохожий на обычный светский безукоризненный тон, заставил сердце Джози забиться еще быстрее; невольно ее бедра сами стали подниматься ему навстречу...
   Внезапно в ее голове произошло нечто подобное взрыву, и теперь каждый раз, когда Мейн входил в ее тело, она издавала крик. Он больше не целовал ее грудь, а, жадно прильнув к губам, что-то бормотал о прелести ее тела, которое ему хотелось целовать, кусать, пробовать на вкус.
   Наконец над ними будто пронесся летний ветер, заставив Джози прижаться к нему, и это повторялось много раз снова и снова. При этом она, к собственному удивлению, каждый раз выкрикивала его имя.
   Позже Джози не могла точно припомнить, что Мейн говорил, но казалось, это каким-то образом было связано с милосердием.
   Возможно, он пару раз упомянул какое-то божество, а секундой позже, издав приглушенный стон, снова завладел ее ртом и целовал ее так нежно, что Джози закрыла глаза и целиком отдалась на волю несущего их в неведомые дали потока страсти.

Глава 37

   Вне всякого сомнения, любезный читатель, вы уже знаете, что пламя моей похоти затопили отчаяние и печаль. На время это подействовало: я принял решение обзавестись новой женой. По правде говоря, это было единственным, что могло меня спасти от уготованного мне проклятия, ибо я прочувствовал всю боль утраты моего Горчичного Зернышка. После приличного случаю траура я снова отправился в Лондон, приняв твердое решение найти жену.
   И тут я увидел ее.
Из мемуаров графа Хеллгейта

   Солнце безжалостно светило в окно, и, чтобы избежать его лучей, Джози перекатилась на край кровати с намерением зарыться головой в одеяло и накрыться подушкой. Но стоило ей потянуть за одеяло, как она окончательно пробудилась. Оказалось, что поверх ее руки расположена другая – мускулистая рука мужчины.
   Джози в недоумении уставилась на нее, дожидаясь, когда память возвратит ей события прошлой ночи.
   Внезапно тело вздрогнуло.
   Итак, она больше не девственница – ни immaculata, ни какая-нибудь другая.
   Сейчас Гаррет мирно спал рядом, и Джози, едва осмеливаясь дышать, придвинулась к нему на дюйм ближе. О, как он был прекрасен! Во сне его лицо выглядело счастливым; его кудри блестели в солнечном свете, как куски угля в свете лампы.
   При одном взгляде на его губы у Джози сжалось сердце. Она снова испытала жгучее, столь необычное для нее желание.
   Неужели, подумалось ей, она теперь всегда сможет получать наслаждение в его объятиях, как только этого пожелает? Она и не представляла, что такое возможно.
   Когда он открыл глаза, Джози вскинула голову:
   – Доброе утро!
   Мейн приподнялся, опираясь на локоть, и изумленно огляделся вокруг. Простыня соскользнула с него, обнажив до талии.
   – Теперь я точно твоя жена, – сообщила Джози, перебрасывая через плечо тяжелые волосы. – Будем знакомы: Джозефина, графиня Мейн.
   Изумление на его лице сменилось унынием.
   – Черт! – Гаррет провел рукой по глазам.
   Что ж, по крайней мере он не послал к черту ее.
   – Надеюсь, ты меня помнишь?
   – Конечно, помню.
   – Очень любезно с твоей стороны.
   – Я переспал с женщиной, годящейся мне по возрасту в племянницы. Что, черт возьми, на меня нашло?
   – Может быть, виновата я? – ехидно спросила Джози. Мейн ответил стоном.
   – Хотя, откровенно говоря, скорее это ты нашел меня, чем я нашла тебя. – Джози сладко потянулась и подумала, что теперь он не сможет сбежать от нее еще долгие-долгие годы.
   – Ты говоришь как невинный младенец. – Не открывая глаз, Мейн протянул Джози к себе, и она упала ему на грудь со своим обычным изяществом. Вероятно, другая женщина примостилась бы возле него, свернувшись калачиком, как делают грациозные и гибкие котята, но она была застигнута врасплох и ничего не могла с этим поделать.
   Мейн пах восхитительно – это был пряный, свежий запах. Она сделала еще один глубокий вдох, когда его рука оказалась в ее волосах и он попытался их распутать.
   – Ты так и спала, уткнувшись мне в грудь? – спросил он.
   – Не знаю, – ответила Джози невнятно. – Сейчас я пробую тебя на вкус... – Она нежно прикоснулась к его коже кончиком языка. – Вроде неплохо...
   Мейн ничего не сказал на это, но Джози уже доводилось слышать о том, какими мужчины бывают утром – угрюмыми и похожими на медведей. К счастью, это у них скоро проходит.
   Ее пальцы прогулялись по его широкой груди. Мускулы Мейна были не такими твердыми, как ей сперва казалось, а скорее теплыми и шелковистыми. К тому же у него было поразительно мало волос на груди, и Джози сочла это хорошим признаком.
   Потом она посмотрела на свою грудь. Ее груди выступали из-под легкой ткани, будто на ней вообще ничего не было; к счастью, они не свисали до талии, как у некоторых женщин, и, похоже, Мейну они нравились.
   – О чем ты думаешь? – спросила Джози. – О моей груди? По-моему, она выглядит довольно бодро.
   – Бодро? – Мейн задумчиво уставился на ее грудь.
   – Ну, я предпочла бы уменьшенный вариант, но, по-моему, мои груди выглядят... бодрыми. Они стоят, и это хорошо, да?
   Его губы раздвинулись. Все ясно: теперь он получал по заслугам за то, что прежде считал Джози маленькой девочкой, слишком юной для того, чтобы вступать в брак.
   Теперь, когда Джози пришла к выводу, что ее груди не настолько велики, чтобы стыдиться их, они стали ей нравиться.
   – Ну вот, – сказала она наконец. – Может, мне стоит пойти поискать миску овсянки в классной комнате? Как ты думаешь?
   Мейн лениво потянулся к ней.
   – Пожалуй, ты слишком торопишься, – сказал он низким голосом.
   – Возможно. – Джози свесила ноги с постели, явно собираясь встать.
   – Иди сюда, гадкая девчонка! – Мейн сделал бросок, и Джози, не успев сообразить, что происходит, оказалась пригвожденной к постели.
   – В другой раз не будешь называть меня невинным младенцем! – поддразнила Джози, испытывая удовольствие от того, что он навалился на нее всем телом. – Может, ты и теперь скажешь, что я слишком молода для брака? – Она изогнулась так, что ее груди прижались к его груди.
   – Мегера! – Он склонился к ней, но она ловко уклонилась от поцелуя.
   – Скажи, почему у тебя сделалось такое удивленное лицо, когда ты проснулся и увидел меня? Ты что, забыл, кто я?
   – Разве я выглядел удивленным?
   – Именно. Не сомневаюсь, что ты и понятия не имел о том, кто спит рядом с тобой.
   – А вот и неправда, – возразил он.
   – Тогда почему?
   – Потому что я никогда в жизни не просыпался рядом с такой женщиной.
   – Вот как? – Джози засмеялась. – Тогда кто еще совсем недавно по очереди просыпался в постелях чуть не всех дам Лондона?
   Гаррет нахмурился, потом провел пальцем вокруг соска Джози, и ее глаза медленно закрылись. Он ничуть не сомневался, что у его жены самые красивые груди, какие ему доводилось видеть, но все же не мог не вспомнить о первой женщине, которую полюбил, – о леди Годуин.
   Она была маленькой, стройной и держалась очень прямо. Он отлично знал, какие у нее груди, потому что она предпочитала носить платья из прозрачной легкой ткани: если бы Джози захотела носить такие же, он запер бы ее на замок. Груди Джози вызывали у него восторг: при одном взгляде на них в его чреслах загорался огонь желания. Он привлек жену к себе.
   – Джози, – пробормотал он. – Я в самом деле не просыпался рядом с такой женщиной.
   – О-ох! – раздалось в ответ, и ноги Джози обвились вокруг него: она вся устремилась ему навстречу, словно спеша слиться с ним в единое целое.
   Потом она задвигалась под ним, и он сразу забыл обо всех возможных позах, потому что ее руки оказались на его ягодицах и она, притягивая его все ближе и ближе, втягивала внутрь и побуждала действовать.
   Солнечный свет изливался на них обоих, так что каждый дюйм кремового тела Джози теперь был на виду. Усилием воли Мейн заставил себя остановиться и оторвался от нее под ее негодующие возгласы, после чего принялся разглядывать Джози, устроив себе пир созерцания и пожирая взглядом все прелестные изгибы ее тела в отдельности и всю ее прелесть целиком. Он позволил себе изучить ее всю вплоть до очаровательных ямочек и закончил тем, что поцеловал даже ту часть ее тела, где прошлой ночью причинил ей боль и неудобство.
   К счастью, боль совершенно прошла, и теперь Джози лежала в его объятиях податливая и будто лишенная костей. Он скользнул в нее и нашел именно то положение, какое подходило для нее лучше всего, естественное, как дыхание, а потом довел ее до полного удовлетворения.
   Когда все кончилось, Джози посмотрела на мужа так, словно он остался единственным мужчиной на земле, подходящим для нее.
   – Мне очень понравилось просыпаться вот так, – томно сказала Джози.
   Мейн посмотрел на нее:
   – Мне тоже.
   – Утром чувствуешь себя целомудренным, как будто заново родился...
   – До тех пор, пока не почувствуешь себя порочным. – Он повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее лицо.
   – Мы будем жить в твоем поместье?
   – Конечно. – Мейн кивнул. Ему надоело быть заочным заводчиком лошадей, надоело читать журналы о выведении пород, надоело устраивать дела, не присутствуя при этом лично, а еще покидать поместье ради того, чтобы провести сезон в Лондоне, потому что кобылы собираются жеребиться. – А ты не будешь скучать по Лондону? – спросил он.
   – Ничуточки. – Джози засмеялась. – Но иногда мне придется оставлять тебя в деревне одного, чтобы немножко пофлиртовать на балах.
   Потом она уснула, а Мейн лежал рядом и пытался понять, что для него важно, а что нет. Конюшни и сезоны в Лондоне, ночи, бессмысленно растраченные в клубе «Олмак»...
   Но все это не самое важное. Было что-то еще. Однако ему не хотелось додумывать эту мысль до конца, потому что она представлялась ему слишком пугающей.

Глава 38

   С той минуты как я ее увидел, она стала той самой единственной, которая способна заполнить собой всю мою душу, сгладить все ее шероховатости и отполировать грубые края, образовавшиеся за долгие годы неправедной и беспутной жизни, охоты за нечистыми наслаждениями и погони за замужними женщинами. Я увидел ее на другой стороне улицы и мгновенно полюбил...
Из мемуаров графа Хеллгейта

   Было странно и неловко проснуться снова, когда послеполуденный свет уже струился в окна, однако горничная не нашла в этом ничего странного.
   Наконец Джози вышла из ванной, оделась и спустилась вниз по лестнице, смущаясь тем, что все к ней так добры. Ей не сразу пришло в голову, что теперь она хозяйка этого дома; скорее она все еще чувствовала себя гостьей. Неужто это она, Джози, – графиня Мейн? Может быть, ей все это приснилось?
   – Все это слишком правильно, – сказала Джози вслух. – Сначала вышла замуж Тесс, потом Аннабел, потом Имоджин, а теперь я!
   И все равно это походило на сказку – все четыре сестры замужем и счастливы! Джози решила, что станет такой женой Мейну, какую он и вообразить не мог: она всегда будет с ним нежной, любящей, и это не такая уж большая жертва.
   Джози прекрасно знала, в каких женщин влюбляются мужчины: в женщин, сладких как мед.
   Она нашла Мейна в конюшне, где он разговаривал с Билли.
   Гаррет поднял на нее глаза и улыбнулся.
   – Доброе утро, Билли, – сказала Джози, на мгновение переключив внимание на конюха. – Как вы себя чувствуете после Аскота? И как вы справились с этой чертовой лошадиной болезнью?
   – Никаких проблем, – ответил грум. – Я использовал рецепт, который вы мне прислали, миледи. Могу вас заверить, мы просто счастливы, что вы вышли замуж за его сиятельство.
   Джози почувствовала, что краснеет.
   – Что ты думаешь о Селки? – спросил Мейн и кивнул в сторону поджарого гнедого жеребца.
   – О, он прекрасен! – Джози протянула руку к Селки, и тот коснулся губами ее ладони.
   – Он вел себя отлично. Выиграл несколько раз в малых скачках, а потом его выбрали для дерби.
   – Арабский скакун?
   – Верно. Кстати, происходит от Байерли Турка.
   – Родословная Байерли, кажется, восходит к 1600 году?
   – Какая радость иметь жену, обладающую такими познаниями по части лошадей!
   Все шло так легко и приятно, что Джози не могла предвидеть того, что произойдет дальше.
   Конечно, во всем был виноват Мейн: он почему-то решил, что жеребец-производитель способен передать своим сыновьям характеристики отца, а дочери унаследуют качества матери.
   – Это абсурд, – возразила Джози вполне резонно. – Ты утверждаешь, что характеристики лошади обусловлены полом животного!
   – Именно так. – Мейн кивнул. – Если у тебя жеребец с хорошим корпусом, то и его сын будет таким же. Характеристики лошади передаются по наследству от одного животного мужского пола к другому.
   Джози мгновенно возбудилась.
   – Возьмем, к примеру, какую-нибудь знаменитую лошадь. Как ты думаешь, откуда у потомков Заката темперамент? Не от Заката. Их стати перешли к ним от кобыл, с которыми случали жеребцов. Более того, отцом Заката был Марски, и все же широкая грудь у Заката от его матери Спилетты, что известно всем!
   Глаза Мейна сердито сузились, и он уже не выглядел таким сонным.
   – И, откровенно говоря, можно ли утверждать, что Король Фергус не великий чемпион и отличный скакун?
   – Можно, потому что он таким не был.
   – Его родословная по линии производителя была безупречной, лучшей во всей стране!
   – Потомки Заката обладали темпераментом и были норовистыми и злыми, потому что его скрещивали с такими кобылами. Все как на подбор! – Джози уже с трудом сдерживала себя.
   – Всегда возможны исключения, – упорствовал Мейн. – Как я и сказал, некоторые комбинации выявляют дефекты. Кто может сказать, что жеребята унаследовали от матери? Возможно, в родословной вашей Джентиан было полно таких производителей. Двадцать лет назад в Шотландии едва ли вели строгий учет качеств лошадей.
   Глаза Джози округлились.
   – Неудивительно, что за два года ни одна твоя лошадь не одержала победы на скачках.
   – Это несправедливое заключение. В конце концов, я ведь еще не начал внедрять свою программу...
   – Так у тебя есть программа? Хотела бы я ее увидеть в действии, но боюсь, что твоя теория – полная чушь.
   Мейн засмеялся:
   – Сейчас я начну молиться, чтобы твой характер и темперамент не перешли к нашей дочери!
   Джози некоторое время смотрела на него, удивленно моргая, и тут вдруг вспомнила о своих намерениях быть покорной и нежной женой.
   Мейн все еще смеялся над ней, когда она заметила, что в его взгляде что-то изменилось: теперь он смотрел куда-то в глубь длинного пустого коридора конюшни. Там не было никого, кроме нескольких лошадей, дремавших в своих денниках, и только пятна солнца высвечивали золотистый оттенок соломы.
   – Пойдем, я покажу тебе чердак. – Он взял Джози за руку.
   – Чердак? – удивилась Джози, но тотчас же напомнила себе, что собирается оставаться благонравной, очень милой и доброй. – Конечно, дорогой, как пожелаешь.
   Мейн подвел ее к приставной лестнице, стоявшей у стены.
   – Надеюсь, ты сможешь по ней подняться?
   У Джози снова округлились глаза, но она тотчас же вцепилась в лестницу и начала так быстро подниматься, что вскоре оказалась на верхней перекладине. Но тут ее башмачок зацепился и Джози плашмя растянулась на охапке сена.
   За ее спиной раздался смех, и у нее возникло неприятное подозрение, что Мейн смотрит на ее зад, поэтому она стремительно перевернулась лицом вверх.
   Мейн стоял, широко расставив ноги, у люка, ведущего на сеновал, и оглядывался вокруг с довольным видом; панталоны плотно обтягивали его ноги. По мнению Джози, было просто несправедливо, что ему досталось столь совершенное тело, а она...
   Через мгновение Мейн присел возле нее на корточки, будто она была маленькой девочкой, упавшей на траву.
   – О чем ты думаешь?
   – О твоих ногах, – ответила Джози честно. Мейн насмешливо фыркнул:
   – О ногах? И что ты о них думаешь?
   Тут Джози снова ощутила странное и сладостное чувство где-то внизу живота; кровь быстрее побежала по ее жилам, и от этого она, перестав чувствовать себя толстой и неуклюжей, повернулась на бок и положила руку на колено мужа.
   – А ты не знаешь?
   – Нет.
   – Вероятно, тебе приходилось выслушивать целые поэмы о красоте твоего тела, и я не хочу, чтобы ты стал еще тщеславнее.
   – Вот как? – Мейн прищурился. – Хочешь верь, хочешь нет, но среди женщин, которых ты походя мне приписываешь, ни одна ни слова не сказала о моих ногах.
   – Должно быть, все они слепы.
   – Не думаю, просто ни одна из них не оценила мои ноги по достоинству.
   – Тогда что они оценили по достоинству? – Джози почувствовала прилив желания и тут же одернула себя. – Впрочем, – сухо добавила она, – это неприличная тема.
   – Думаю, позволять себе неприличные высказывания – это твое врожденное свойство.
   – Неправда. Всему виной твои красивые ноги. – Голос Джози пресекся. – А еще...
   Но она так и не смогла придумать, что ей сказать: он обладал слишком многим, чего не хватало ей, – силой, грацией... И при этом на его теле не было ни одной лишней унции жира.
   – Странно, но я бы сказал то же самое о тебе, а никак не о себе, – возразил Мейн озадаченно, и его руки оказались у нее под юбкой.
   – Мои ноги...
   – Да, они нежные и красивые. – Пальцы Мейна прошлись по ногам Джози, и в ней сразу проснулось желание танцевать, да столь сильное, что она едва не поддалась ему. – У тебя кожа белая, как лепесток. Знаю, мои комплименты не слишком оригинальны, и все же...
   Неожиданно он оказался на ней, и Джози закрыла глаза, отдаваясь странному чувству...
   – Думаю, эта часть твоего тела мне нравится больше всего, – прошептал Мейн, гладя ее ягодицы и целуя в шею. – Твои бедра вызывают у мужчины желание нырнуть в тебя, пить тебя мелкими глотками, ощутить на вкус скрытую в тебе сладость.