— Нет, — резко сказал Фейдир. Люсьен заморгал, и Фейдир повторил это коротенькое слово с еще большей силой и злобой:
   — Нет! Пусть его просто задушат гароттой . Это вполне достаточное наказание за преступление, которого он не совершал. Жестоко заставлять его страдать сильнее, чем он страдает сейчас.
   Люсьен заиграл желваками на скулах.
   — На что это ты намекаешь, дядя?
   — Я ни на что не намекаю. Я констатирую очевидное.
   — Будь осторожен, разговаривая со мной в таком тоне.
   Фейдир вдруг почувствовал внутри страшную ярость. Камень на цепочке ослепительно вспыхнул и часто-часто замерцал, по-своему реагируя на внутреннее состояние своего хозяина. Фейдир стиснул его в кулаке.
   Обманчиво-мягким, вкрадчивым голосом маг заговорил:
   — Ты, племянник, как я погляжу, до сих пор не имеешь ясного представления о том, насколько я могущественен и какими силами я владею. Одной только мыслью я могу превратить тебя в пепел и развеять по ветру.
   — Тогда сделай это, — Люсьен оскорбительно рассмеялся прямо в лицо дяде.
   — Впрочем, ты все равно не посмеешь. Я тебе нужен.
   — Это так, — сладко промурлыкал Фейдир, — однако существуют вещи и похуже смерти. Я всегда возьму свое, Люсьен. Не сомневайся. И запомни, нет ничего легче и проще смерти.
   И он указал скрюченным пальцем на неподвижное тело Рорика Д'Лорана.
   — Каждый человек, племянник, чего-нибудь да стоит, на что-то годится.
   Ты повел себя как дурак и расточитель. Ты отнял у него жизнь не задумываясь, не взвешивая последствий.
   — Он смотрел на нее! Он осмелился прикоснуться к ней! — вспыхнул Люсьен.
   — И из-за этого ты решил отказаться от десятков торговых кораблей? Стал бы ты из-за пустяка подвергать риску наш договор с Роффо?
   — Ты не понимаешь! — вскричал Люсьен. — Ты не понимаешь, через что мне приходится идти! Джессмин и любит и не любит меня. Она чувствует себя обязанной мне, ты понимаешь, обязанной! Ей кажется, что она должна любить меня за то, что я для нее сделал. Это еще хуже, чем было, дядя.
   — Чего же ты хочешь от меня? Сочувствия? Жалости? — Фейдир шагнул к двери. — Спокойной ночи, ваше величество. Спокойного вам сна.
   — Подожди! — позвал его Люсьен.
   Посланник медленно повернулся в дверях. Красивое лицо племянника странно переменилось, оно было искажено каким-то незнакомым чувством.
   — Скажи, ты когда-нибудь любил меня? Было тебе когда-нибудь не наплевать на меня?
   Фейдир довольно долго молчал, затем его губы растянулись в любезной, но холодной улыбке.
   — Никогда. Я терпеть тебя не мог с самого твоего рождения. Я любил только твою мать. А она любила только тебя, так что мне ничего не доставалось. Ты всегда был для меня не больше чем просто орудием, инструментом.
   Последовала пауза, затем Фейдир злорадно заметил:
   — Это я заставил твою мать, Голенну, лечь в постель с твоим отцом. Это я сделал возможным твое зачатье. Это я породил тебя! Твои няньки, учителя, инструкторы фехтования — все были моими людьми. Когда ты родился, ты не дышал, и это я причинил тебе боль и заставил закричать и сделать первый вздох. Каждый шаг, который ты делал, ты делал с моего разрешения. Ты марионетка, Люсьен. Моя марионетка. Настанет день, когда я потяну за ниточки и ты запляшешь, племянник. Ох, как ты запляшешь!
   Фейдир внимательно наблюдал за лицом молодого короля, но Люсьен научился скрывать свои мысли. Мышцы его рта и скулы словно одеревенели, только кожа побледнела и глаза неподвижно глядели в одну точку. Фейдир засмеялся, и самообладания Люсьена как не бывало. Он отвернулся, чтобы по лицу его нельзя было прочесть его мыслей, и Фейдир, все еще смеясь, вышел в коридор.
***
   Примерно через две недели после первой своей безрассудной вылазки Гэйлон снова вошел в Тень Сьюардского замка. Время он тоже выбрал тщательно — как раз перед заходом солнца. В руке он держал отличный меч, выкованный для него Сезраном. Юноша долго обдумывал, как лучше всего начать военные действия против Тени и ее призрачных обитателей, и был готов действовать с умом и хитро, лишь бы победить своего сильного противника. Все уроки Дэрина, касающиеся честной и справедливой игры, не должны были помешать ему. И вот он вступил в Тень, ощущая легкий бодрящий страх и предвкушая опасность. Черный туман заклубился вокруг него, скрывая заходящее солнце и стены замка. Все звуки стихли, а Камень на руке погас, как и в прошлый раз. Гэйлон остановился, внимательно оглядываясь по сторонам.
   Наконец позади него раздался шепот:
   — Гэйлон?
   — Покажись, — приказал принц.
   Туман зашевелился, и Люсьен со своим Галимаром в руке возник прямо перед юношей на расстоянии длины клинка.
   — Не стоило тебе возвращаться, Гэйлон. На этот раз ты умрешь, принц, — Люсьен уставился на Гэйлона своими пустыми глазами. — En garde!
   Гэйлон ринулся вперед и вонзил свой меч в грудь Люсьена прежде, чем тот успел поднять свое оружие. Люсьен отшатнулся назад, и Гэйлон высвободил клинок, по которому расплывалась черная густая кровь. Люсьен отступил еще на шаг и опустил голову, чтобы исследовать рану. Затем на губах его снова заиграла легкая улыбка.
   — Ты поступил бесчестно, принц. Значит, я хорошо тебя учил. Только видишь ли, в чем дело, — Люсьен провел по груди рукой, — ты не сможешь убить меня.
   Гэйлон молча смотрел, как страшная рана на груди Люсьена закрылась, даже на одежде не осталось никакого следа дыры.
   Воин Тени набросился на Гэйлона яростно, загоняя его все глубже в туман. Звенели мечи, принц парировал выпад за выпадом, нырял, уклонялся, вертелся волчком, стараясь избегнуть смерти. Ему удалось сдержать яростный натиск Люсьена-призрака, и он начал искать возможности для контратаки. Наконец он увидел брешь в защите Люсьена и немедленно сделал выпад. Галимар с лязгом скользнул по клинку атакующего меча Гэйлона, и мечи сцепились гардами. Теперь они сошлись почти лицом к лицу, напрягая все силы.
   — Тебя нельзя убить, но боль-то ты должен чувствовать, — задыхаясь, про хрипел Гэйлон.
   В следующий миг кулак его левой руки поразил противника в ухо, а мысок баш мака почти одновременно соприкоснулся с коленной чашечкой опорной ноги Люсьена.
   Нога Люсьена подогнулась, и он упал, выпустив из руки меч. Ухмыляясь, принц отшвырнул Галимар подальше.
   — Чувствуешь боль? — требовательно спросил он.
   — Да, — без выражения пробормотала тень Люсьена.
   — Отлично! — Гэйлон нанес один быстрый удар мечом, отрубив голову призрака. Голову он отбросил в туман пинком ноги. Из обрубка шеи начал сочиться черный гной, но обезглавленное тело продолжало подниматься и падать. В рассеченном горле страшно булькало и хрипело, а скрюченные конечности вслепую шарили в тумане.
   Гэйлон почувствовал сильное отвращение и пошел прочь. Никакой радости от своей победы он не испытывал. Над головой у него проглянуло чистое небо, а через несколько шагов показался и луг, освещенный светлыми летними сумерками. Гэйлон шел от замка на восток. Там, на склоне холма, он уселся на камне, разочарованно бросив меч у своих ног.
   Он победил тень Люсьена, но эта победа над бестелесным призраком не удовлетворила его. Он жаждал убить настоящего Люсьена, но для этого необходимо было вернуться в Каслкип. Но Дэрин не хотел покидать Сьюард, не веря, что Гэйлон в достаточной степени овладел своим Камнем, чтобы суметь вернуть корону отца.
   Сжав кулаки, глядел Гэйлон на небо, где тонули в морской пучине последние отблески ушедшего дня. Он знал, что очень скоро, с Дэрином или без него, ему придется оставить Сьюардский замок.
***
   Ночью, при свечах, Гэйлон точил и правил острое как бритва лезвие своего меча. Меч еще не напился крови и поэтому не мог получить достойное имя. Черная желчь, которая текла из Люсьена-призрака, вряд ли годилась для этой цели, а прекрасный меч должен был получить достойное имя.
   В коридоре послышался шум шагов. Гэйлон уверенно определил, что это Сезран: шаги были слишком быстрыми и уверенными, чтобы принадлежать герцогу. Около двери спальни Гэйлона шаги затихли.
   — Войди, — позвал Гэйлон, заинтригованный поздним визитом. В последнее время он и Сезран почти не встречались.
   Дверь распахнулась, и принц оторвался от своего занятия. Маг немного промедлил в темном коридоре, и в руке его что-то блеснуло. Когда Сезран вошел в комнатку принца, он разглядел, что это была широкая чаша из чистого золота, украшенная алыми как кровь рубинами.
   — Что это там у тебя в чаше? — спросил Гэйлон необычайно любезно. Эту чашу он уже видел — она стояла в комнате мага, прикрытая тонкой тканью.
   — Я грел вино для Дэрина, чтобы он лучше заснул, — объяснил старый волшебник. — Здесь остатки. Хочешь?
   Гэйлон кивнул в направлении сундука в ногах своей койки.
   — Спасибо. Поставь вон туда.
   Сезран осторожно поставил чашу на крышку.
   — Его лучше всего пить, пока оно теплое.
   — Да-да, конечно, — заверил Гэйлон, однако когда он снова поднял голову, мага уже не было. Юноша положил меч на одеяло и встал с койки, чтобы закрыть дверь. Лишь только он коснулся ручки, из-за двери донесся негодующий писк.
   — Ты чуть не прищемил мне хвост! — возмущенно причитал Диггер, приплясывая на задних лапах по каменному полу.
   — Что-то гость косяком валит, — заметил Гэйлон, возвращаясь на постель.
   Взяв в руки меч, он намеренно не обращал на Диггера никакого внимания, прислушиваясь к шороху в углах: зверек осваивался.
   — Я надеялся, что со временем твоя неприязнь к грызунам поутихнет, — заметил Диггер, подбираясь к кровати принца. Гэйлон намочил точильный брусок в стоявшей на полу миске с водой.
   — Может быть, это и произойдет, — отозвался Гэйлон уклончиво.
   — Гм-м? Хорошо. Отличный меч. Очень острый. Это им ты победил Тень?
   — Откуда ты знаешь?
   — Я наблюдал за тобой. Ты не погиб. Это тот меч?
   — Да, но увы, он пока не имеет имени. Разумеется, если бы я напоил его кровью грызуна, я мог бы назвать его Крысобоем. Как ты думаешь?
   Диггер в страхе опустил усы.
   — Шутишь!
   — Может быть, — снова повторил принц задумчиво. — Так что тебе нужно, лживое создание?
   — Ничего, — с обиженным видом отозвался зверек. — И я не лживый.
   — Ах да! Диггер Отважный, Диггер Удалой?! Крыса, которая смело пробирается в Тень и возвращается оттуда без вреда для себя? — Гэйлон так ни разу и не поднял головы, однако боковым зрением наблюдал за крысой. Диггер даже подпрыгивал от волнения. Зрелище было настолько забавное, что Гэйлон с трудом сдерживал улыбку.
   — Я не лгал! Не лгал! Я был в Тени. Только Сезран сдерет с меня с живого шкуру, если узнает!
   — Сезран тебе просто не поверит. Как и я.
   На этот раз немедленного ответа не последовало, но Диггер подобрался поближе к ноге Гэйлона и встал на задние лапы, чтобы заглянуть в лицо юноше.
   — Это правда! — страшным шепотом сообщил он. — И вот что я тебе скажу: ты сначала мне очень не понравился, и я желал тебе зла, но больше я так не думаю. Ты охотился за мной в коридорах, но скоро это превратилось в игру и стало весело и интересно. Нам ведь обоим нравилось, правда? Кроме того, с тех пор как вы появились в замке, в кладовке всегда полным-полно вкусных вещей. Вы печете хлеб и приносите мясо. Мясо — ум-м-м! — Диггер зажмурился.
   — Очень вкусно! Сезран не ест мяса.
   И зверек постучал розовой лапкой по колену юноши.
   — Гм-м-м? Я мог бы стать твоим другом? если можно.
   Гэйлон посмотрел на крысиную мордочку, которая изо всех сил пыталась продемонстрировать крысиную искренность. Подавив смех, он серьезно сказал:
   — Среди моих друзей не было ни одной крысы.
   — А теперь будет! Да, да, да, я буду твой очень друг! — И Диггер, стоя на задних лапах, исполнил какой-то веселый, зажигательный танец. — Друг, друг, друг, навеки твой я друг! А поесть у тебя что нибудь есть? — неожиданно осведомился он.
   — Нет.
   — Нет ни огрызка яблока, ни сладкой дынной корочки?
   — Увы.
   — Гм-м? — вздохнул Диггер разочарованно и принялся карабкаться на сундук.
   — А тут что?
   — Эй, смотри осторожней, не опрокинь.
   — Гм-м, — Диггер обошел вокруг чаши. Какая красивая, какая сверкает! А там не винцо? Я очень люблю винцо!
   — Там подогретое вино, но я не думаю, что оно тебе достанется.
   — Ну хоть один глоточек, а? Совсем малюсенький?
   — Ну хорошо, только очень маленький, — согласился Гэйлон, принимаясь вытирать клинок мягкой сухой тряпочкой. Это было, безусловно, выдающееся изделие. Он, конечно, помогал, однако двух мнений быть не могло — это был настоящий шедевр Сезрана. Они не спали несколько дней, забывая даже поесть. Гэйлон все еще помнил громкое, непрекращающееся пыхтенье кузнечных мехов, качать которые Сезран доверил Гэйлону, свинцовую тяжесть в мышцах и металлический привкус во рту. На этот раз не было никакой магии, никакого Волшебства, кроме волшебства точного глаза, умелых рук старика и Превосходного знания материала, которому Сезран уверенно придавал Необходимую форму. Любуясь полированным металлом, Гэйлон повернул клинок так, чтобы в нем отражалось желтое пламя свечи.
   — Что скажешь, Диггер? — Он щелкнул по закаленной стали ногтем, и меч зазвенел нежно и мелодично. — Разве он не прекрасен?
   Ответа не было.
   Гэйлон повернулся к сундуку и сначала не увидел ничего. Чаша По-прежнему стояла на месте, и только потом Гэйлон увидел неподвижное серое тельце, лежащее в ее тени.
   — Диггер?
   Гэйлон отложил оружие и взял в руки все еще теплое тело. Голова Диггера безжизненно повисла, а в красных глазах-бусинках больше не было искорок.
   — Диггер? — прошептал Гэйлон, чувствуя необъяснимую печаль.
   Затем его охватил страх, внезапный ледяной страх, и Гэйлон выскочил в коридор. Как сумасшедший промчался он мрачными коридорами и сломал ноготь, пытаясь открыть защелку на двери спальни Дэрина. Прежде чем он сумел открыть ее, прошла целая вечность.
   В полутемной спальне горел на столе огарок свечи. Рядом с ним стояла недопитая глиняная кружка с вином. Дэрин неподвижно лежал на тюфяке поверх одеяла.
   — Дэрин! — закричал Гэйлон, хватая герцога за плечи и начиная трясти. — Дэрин!!!
   Он приподнял его и голова Дэрина качнулась назад. Потом он открыл глаза.
   — Что? случилось?
   Гэйлон упал на колени возле кровати и зарылся лицом в грубое шерстяное одеяло. Сердце все еще отчаянно стучало в груди, и он никак не мог отдышаться.
   — Гэйлон?
   — Я? я думал, он убил тебя.
   — Кто?
   — Сезран. Он принес мне подогретое вино в золотой чаше. Оно было отравлено! — Колени его все еще тряслись, но юноша встал, чтобы видеть лицо Дэрина, наполовину закрытое широкой седеющей бородой. В глазах герцога не было ни удивления, ни испуга.
   — И что?
   — Это все, что ты можешь сказать?
   — Успокойся, возьми себя в руки. Сначала он принес вино мне.
   — Ты знал, что оно отравлено?
   — Знал. Только я не догадался, что он сделает после того, как я снова отверг его подарок.
   — Подарок? Снова? Что это значит, Дэрин? Я не понимаю?
   — Ну, это не совсем подарок. Если быть точным, то это было что-то вроде взятки.
   — За что? И почему?
   Дэрин на мгновение замялся.
   — Если ты не пил вина, откуда ты узнал про яд?
   — Диггер упросил дать ему немного. Я точил меч.
   — Говорящая крыса?
   — Он был вечно голоден и всюду совал свой нос. И вот теперь он умер. Но ты не ответил мне. Чего добивался от тебя Сезран?
   — Не думай о нем плохо, Гэйлон. Он пошел на это только потому, что боится тебя.
   — Почему боится? И почему ты не ответил на мой вопрос?
   Искалеченная рука Дэрина шевельнулась, и он коснулся ею руки юноши.
   — Пора. Ты заслуживаешь знать правду. Незадолго до смерти твой отец доверил мне некий меч, который я должен был передать тебе, когда ты взойдешь на трон.
   — Кингслэйер, — произнес Гэйлон.
   — Ты знаешь об этом?
   — Немного. В «Книге Камней» есть один отрывок, в котором упоминается о Наследии Орима. Кингслэйер был вручен Рыжим Королям и передавался ими от отца к сыну на протяжении столетий. Отец никогда не упоминал о нем, и я решил, что это просто одна из легенд.
   — Этот меч существует. Я держал его в руках, я чувствовал его мощь.
   — А какое отношение все это имеет к Сезрану?
   — Он боится, что оружие попадет в твои руки. Это он когда-то сделал его и считает своим по праву.
   Гэйлон кивнул:
   — Тогда пусть забирает. Мне не нужно ни капли его могущества.
   — Ты не знаешь, что говоришь.
   — Этот меч обратился против своего хозяина и убил его, Дэрин. Это Кингслэйер — Убийца Королей.
   — Орим был плохим королем?
   — Нет. Припомни свои уроки, учитель. В летописях говорится, что Орим был вполне сносным владыкой, может быть, чересчур самолюбивым? но только до тех пор, пока этот меч не попал к нему в руки. Под его влиянием Орим превратился в тирана и убийцу.
   — Хорошо, хорошо, но тебе ни к чему повторять его ошибки. Признаю, что сначала я думал, что будет лучше, если ты никогда не узнаешь о мече, однако в борьбе с Фейдиром это может оказаться твоей единственной возможностью вернуть трон короля Рейса.
   Гэйлон покачал головой, и Дэрин сказал довольно резко:
   — Гэйлон, твой отец хотел, чтобы ты получил Кингслэйер.
   — У моего отца не было Колдовского Камня. Он не мог знать? — Гэйлон вдруг улыбнулся. — Он принадлежит Сезрану. Я видел, как он работает, Дэрин. Если у этого сурового старика и есть в этой жизни какая-то радость, так это когда он раздувает свой горн и берет в руки молот. Он уже дал мне в руки меч. Пусть Кингслэйер останется ему. Я думаю, что так будет лучше всего.
   — Ради своего отца, Гэйлон, хотя бы возьми меч в руки? хотя бы один раз.
   — Нет. Иногда мне не удается справиться с теми силами, которыми я уже обладаю. Не отягощай меня лишним грузом.
   — Я спрятал меч перед отъездом из Каслкипа. Позволь мне хотя бы сказать тебе, где он находится.
   — Я не хочу этого знать. Не надо говорить мне об этом. Скажи лучше Сезрану — пусть забирает его? — Принц помолчал и добавил:
   — В одном ты прав: мне пора вернуться в замок. У меня никогда не будет силы больше, чем теперь, и я должен попробовать вернуть себе корону. Пойдешь ли ты со мной?
   Герцог откинулся на подушку и закрыл глаза.
   — Нет, — вымолвил он с трудом.
   — Я так и думал, — Гэйлон глубоко вздохнул. — С моей стороны было глупо пытаться удерживать тебя, Дэрин. Теперь я это понял. Это твоя жизнь. Я освобождаю тебя от всех обязанностей и обещаний, которые ты дал отцу. Ты сделал для меня все, что мог.
   Внезапный спазм стиснул его горло, и принц хрипло сказал:
   — Мне будет очень тебя не хватать, друг.
   И, на мгновение прижавшись губами к изувеченной руке Дэрина, принц выбежал из комнаты.
   Дэрин ничего не успел сказать юноше. Его глаза были закрыты, но из-под ресниц выступила слеза и, скользнув по виску, исчезла в спутанных волосах за ухом герцога.
   Гэйлон вернулся в свою спальню, и она показалась ему унылой и пустой. Огонь медленно умирал в очаге. Юноша взял чашу с остатками отравленного вина и вылил его на угли. Затем он сложил из дров невысокий погребальный костер, слегка раздвинув золу. Поверх дров он положил тельце Диггера, действуя осторожно, как будто боялся его разбудить. Один взгляд — и дрова вспыхнули. Некоторое время Гэйлон бездумно смотрел в огонь. Потом, когда тонкие дрова прогорели, он положил в огонь несколько толстых поленьев и начал собирать вещи.
   У него было их очень немного, и довольно скоро сборы были закончены.
   Лютню Дэрина он оставил на крышке сундука. Он решил не брать ее с собой. По-прежнему ни о чем не думая, он уселся на койку и смотрел, как потрескивающее пламя превращает поленья в прах.
***
   — Ну вот, я здесь, — ядовито сказал Люсьен Фейдиру, появляясь на пороге.
   — Какое важное дело заставило тебя поднять короля с постели в такой поздний час?
   Было далеко за полночь, и Люсьен чувствовал себя усталым. Фейдир оставил его одного решать вопросы государственного управления, и заседание Совета затянулось надолго. Пустые споры и перебранка советников утомили Люсьена сверх всякой меры, но он был слишком возбужден, чтобы легко заснуть. В покои дяди он пошел неохотно и теперь стоял на толстом ковре, все еще одетый в тот же самый официальный костюм, в котором он председательствовал на Совете. Он не успел даже раздеться, даже тонкая золотая корона все еще была у него на голове, хотя и несколько набекрень. Впрочем, ее было не слишком хорошо видно в его всклокоченных светлых волосах.
   Фейдир, сидя за столом, повернулся на его голос. Его веки чуть заметно дрогнули, скрывая лихорадочный блеск темных глаз.
   — Расслабься, племянник, — сказал он.
   Это не был приказ, хотя в звучном баритоне Фейдира и проскользнули повелительные нотки. Взяв со стола кувшин с вином, он наполнил два серебряных кубка и протянул один Люсьену.
   Люсьен не то усмехнулся, не то пожаловался:
   — Пожалуйста, не надо, дядя. Я слишком давно знаю тебя, чтобы попасться на эту удочку.
   Фейдир довольно рассмеялся и поставил кубок на стол.
   — Я только забочусь о твоем благополучии. Сегодня тебе пришлось немало потрудиться. Ты устал? ты очень устал?
   — Прекрати! — Люсьен топнул ногой. — Только попробуй сделать это еще раз, и я уйду.
   — Клянусь богами, Люсьен, ты иногда бываешь невыносимым! С тобой невозможно иметь дело.
   — Я получил достойное воспитание, — парировал Люсьен. Когда Фейдир снова засмеялся, молодой король спросил:
   — Чего ты хочешь, дядя? Меня ждет постель?
   — Пустая и холодная, — закончил за него Фейдир.
   Люсьен повернулся и пошел к дверям.
   — Гэйлон Рейссон жив, так же как и Дэрин Госни, — бросил Фейдир ему в спину, и Люсьен остановился на полушаге. Посланник откинулся на спинку кресла. — Похоже, что ты не сумел их прикончить, — присовокупил Фейдир беспечным тоном.
   Король повернулся к нему лицом:
   — Это невозможно!
   — И тем не менее это так.
   — Но где они скрывались все эти годы?
   — Судя по всему, они нашли убежище у одного мага, который в затворничестве живет на побережье, на расстоянии меньше месяца пути от Каслкипа. Один из наших солдат случайно забрел в рыбацкую деревушку на берегу и узнал обо всем этом.
   — Подумать только, что все это время они были так близко! Немедленно позови сюда этого своего Нанкуса. Я сам поведу свою армию и закончу дело, которое начал.
   Фейдир приподнял руку.
   — Не так быстро, племянник. Я знаю этого мага. Он очень силен, и ты не сможешь тронуть их и пальцем, пока оба находятся под защитой этого колдуна.
   На мгновение ему показалось, что Люсьен готов выйти из себя, однако король с годами возмужал настолько, что научился справляться со своими чувствами. Фейдир с удовольствием наблюдал, как ярость Люсьена трансформируется в расчетливую и безжалостную силу.
   — Что ты предлагаешь, дядя? Может ли нам помочь твоя волшебная сила?
   — Что-нибудь можно придумать, — Фейдир снова протянул Люсьену серебряный кубок. — Я даже уверен, что моя волшебная сила послужит нам очень хорошо. Пей.
   Люсьен не двигался, глядя не на кубок, а на Фейдира. Старый колдун усмехнулся.
   — Чего ты боишься? Яда? Это не мое оружие. Вино не убьет тебя.
   — Ты сам говорил, что бывают вещи похуже смерти.
   — Тогда подумай: насколько сильно ты любишь Джессмин и насколько сильно ты ненавидишь Гэйлона?
   Люсьен выхватил кубок из руки Фейдира с такой поспешностью, что вино расплескалось, и на белой манжете возникло красное пятно.
   — Что это, и что мне предстоит делать?
   — Это сонное зелье. Ты должен заснуть и увидеть сон.
   Люсьен злобно улыбнулся и приподнял кубок в насмешливом приветствии.
   — Тогда за то, что лучше послужит твоим целям, дядя — за мою смерть или за смерть Гэйлона! — это был не вопрос, но тост Люсьена прозвучал как-то странно. Не глядя на Фейдира, король громко глотал снадобье.
   — Что теперь? — спросил Люсьен, со стуком опуская кубок на стол.
   — Ляг и расслабься — больше ничего, — проговорил Фейдир, не в силах дольше скрывать свое нетерпение.
   Люсьен уселся на кровать, начиная чувствовать легкое головокружение. Внутри него зашевелился внезапный страх, но он справился с ним. Казалось, в комнате потемнело. Он почувствовал на плечах руки Фейдира, маг толкал его назад, заставляя лечь на подушки, прижимал его голову все ниже, ниже, ниже?
   — Избавься от своего страха, Люсьен. Откройся для путешествия в страну снов. Я навею тебе золотые сны, о которых ты не смел и мечтать? — шептал ему на ухо мягкий, негромкий голос, без конца повторяя одни и те же слова, и Люсьен поддался. Ему все труднее становилось улавливать их смысл, и в конце концов слова превратились в мягкий, монотонный гул, убаюкивая и пьяня?
   Тьма рассеялась внезапно, и вся комната осветилась мягким, золотистым светом. Люсьен резко сел на кровати и спустил ноги вниз. Он был в комнате один. Воздух вокруг него странно искрился, а вокруг пламени многочисленных свечей дрожали яркие оранжевые нимбы.
   — Мой господин?
   Нежный женский голос привлек внимание Люсьена. Джессмин вошла в комнату и, улыбаясь, закрыла за собой дверь. Она не шла, а словно плыла в воздухе, так что подол ее нежно-зеленого платья вовсе не касался ковра на полу. Люсьен протянул принцессе руку, и она взяла его руку в свою. Тогда молодой король притянул ее к себе, обнял за талию и посадил на кровать рядом с собой. Джессмин не сопротивлялась, только слегка приподняла голову, подставив губы для поцелуя. Люсьен обнял ее, и она страстно ответила на его поцелуй. Тогда король нащупал крючки и застежки ее платья и стал медленно, со вкусом их расстегивать, а Джессмин сидела неподвижно, глядя на него своими большими зелеными глазами.