Страница:
Завидев Кесси, мальчик-пастух приветственно махнул рукой. Козы сгрудились у тропы, подозрительно посматривая на приближающихся людей круглыми желтыми глазами. Две кобылы паслись поодаль, по всей видимости, брезгуя обществом рогатых млекодающих.
Дэрин всю дорогу твердил себе, что Эмбер его не узнает. Если она еще и помнит его, то помнит его совсем другим, не таким, каким он стал сейчас. Прошло столько лет, и Эмбер тоже должна была состариться?
Они приближались к лошадям с наветренной стороны, и голова гнедой внезапно поднялась и повернулась в их направлении. Ноздри ее затрепетали, и она заржала громко и пронзительно, так что заболели уши.
— Отлично, — послышалось совсем рядом бормотание Лиама. Эмбер быстро трусила к ним, а Кэти в волнении и тревоге кружила по лугу сзади нее, не решаясь приблизиться к незнакомым людям.
Между тем Эмбер миновала Кесси и Лиама и остановилась перед Дэрином. Ее ноздри раздувались, и от ее ароматного пахнущего травой и нагретым лугом дыхания волосы на голове герцога зашевелились. Дэрин покрепче уперся в землю посохом и, протянув руку, погладил кобылу по шее и отбросил со лба отросшую челку. Эмбер, должно быть, было уже около двадцати лет, и в ее каштаново-гнедой шкуре появились первые седые волоски, которых было особенно много на морде и вокруг нижней губы, а красивые лиловые глаза глубоко запали. В остальном же это была круглая, упитанная, слегка разжиревшая на вольных летних пастбищах кобыла, которую давно никто особенно не утруждал работой. Мех на шкуре отрос в преддверии зимы, став густым и теплым.
Дэрин снова погладил Эмбер по изогнутой шее, провел по крутому плечу и похлопал по груди. Прислонившись лицом к теплому мохнатому боку Эмбер, он пробудил в себе полузабытое ощущение езды верхом, ощущение силы, кротости и радостной готовности лошади доставить удовольствие всаднику. И Дэрин заговорил с Эмбер тихим, ласковым голосом, обещавшим вернуть утраченное чувство единения коня и всадника, которым они когда-то наслаждались.
— Теперь ты будешь моими ногами, — шепнул он ей.
И они отправились в обратный путь. Лиам захватил с собой веревку, но она оказалась не нужна. Эмбер сама последовала за Дэрином, выступая так важно, словно ее жизнь снова обрела цель. Кэти тоже двинулась следом, держась на безопасном расстоянии. Лиам продолжал разглагольствовать, рассказывая, как он подпиливал лошадям копыта ножом для разделки рыбы, упомянув и о том, что ни на одной из них давно никто не ездил.
— Должно быть, она наполовину одичала, так что вы должны быть поосторожнее, — предупредил он уже около хижины, накидывая на спину Эмбер седло. Седло с самого начала было в довольно плачевном состоянии, но теперь все его кожаные части снова пересохли и были попорчены крысами.
Дэрин отказался от помощи Лиама, который хотел подсадить его на лошадь. Он был полон желания доказать ему и себе, что он еще способен на какие-то усилия. Пока он карабкался наверх, Эмбер изгибала шею и смотрела на него, однако осталась стоять смирно, не дрогнув ни одним мускулом.
Майш выбежала из хижины, держа в одной руке дорожный мешок Дэрина из промасленной кожи, а в другой — лютню. Через ее локоть был переброшен длинный и теплый дорожный плащ из плотной, но легкой материи, богато расшитый замысловатыми морскими змеями и драконами. Это была самая красивая одежда из всего, что Дэрин видел в рыбацкой деревне.
Майш стояла неподвижно, ожидая, пока Дэрин привяжет лютню к седлу позади себя. Лиам помог Дэрину приторочить посох под правой ногой, чтобы он не мешал движениям Эмбер. Когда они закончили привязывать его к седлу, Майш передала Лиаму суму, чтобы он привязал ее рядом с лютней.
— Копченая семга и хлеб, — спокойно сообщил Лиам, заметив, как подозрительно косится на свою пополневшую котомку Дэрин.
Тем временем Майш подошла совсем близко к Дэрину и протянула ему плащ.
— Это плащ ее отца, — прокомментировал с другой стороны лошади Лиам. — Молодой господин не хотел ничего брать за то, что он для нас сделал. Майш надеется, что вы примете этот дар вместо него.
Сам того не желая, Дэрин протянул руку. Плащ был слишком красивым и дорогим, чтобы дарить его проезжающим мимо незнакомцам, но Майш уже перекинула его через луку седла и, взяв в руку пальцы руки Дэрина, поцеловала их.
— Доброго пути, учитель, — сказала она неожиданно сильным и чистым голосом. Потом она вся вспыхнула и отвернулась, низко опустив голову. Только теперь Дэрин понял, почему она все время ничего не говорила и только смеялась в ответ на шутки мужа. Она стеснялась, стеснялась чуть ли не до физической боли.
— Спасибо, — пробормотал Дэрин, принимая драгоценный подарок.
Устье Литтл-ривер находилось к северу от деревни, и вода в нем была не глубока, текла медленно, и в ней было полным-полно превратившихся в слизь водорослей. Небольшая группа рыбаков проводила всадника вдоль берега. Кесси шел рядом с Дэрином и держался за стремя, в то время как его более робкие сверстники завистливо глазели на него с безопасного расстояния. Наконец герцог распрощался с рыбаками и отправился дальше один, если не считать Кэти, которая как тень следовала за Эмбер на почтительном расстоянии, однако не теряя товарку из вида. Солнце садилось, и Дэрин надел плащ, чтобы противостоять вечерней прохладе. Расправив его складки на крупе лошади, герцог улыбнулся про себя: в этом наряде, расшитом алыми и зелеными драконами, он действительно стал походить на странствующего мага.
Полная луна уже давно вышла на небеса и, по мере того как солнце скрывалось за горизонтом, начинала светить все ярче. Луна встала рано и рано должна была зайти, но все же у Дэрина было несколько часов, пока он мог продолжать путь, не рискуя свалиться с лошади в полной темноте. Благодаря реке, которая широким потоком текла справа от него, он мог не бояться сбиться с дороги.
Дэрин не понукал Эмбер, хотя ему очень хотелось двигаться как можно быстрее. На земле герцог чувствовал себя неловким и неуклюжим, однако стоило ему усесться верхом, как к нему быстро вернулось чувство равновесия и уверенность. Ему казалось, что не было этого долгого перерыва с тех пор, как он в последний раз ехал верхом, не было этих трудных лет и он не пострадал от необузданного гнева Сезрана. Искалеченная рука вполне могла удерживать поводья, что от нее и требовалось. С Эмбер не нужно было напрягаться и разборчиво выговаривать слова; ей было безразлично, что его веки то и дело опускались, а рот перекашивало. Они понимали друг друга без слов, разговаривая на языке прикосновения и интуиции, на языке, который было так же невозможно забыть, как и разучиться дышать.
Душевный подъем, который Дэрин ощущал сегодня утром на лугу возле Сьюардского замка, вернулся к нему десятикратно, вопреки накопленной за день усталости. Чем дальше углублялся он в холмы, следуя прихотливым изгибам реки, тем выше поднималось его настроение. Здесь, вдали от моря, воздух стал ощутимо суше и холоднее, и Дэрин плотнее закутался в нарядный плащ. Кэти тоже осмелела и следовала за Эмбер буквально по пятам, время от времени она догоняла ее и, пристроившись рядом, ревниво косилась на Дэрина и пыталась схватить его зубами за колено. Дэрин вскоре пресек эти ее поползновения, удачно огрев пони по морде поводьями. Он хотел бы оставить маленькую кобылу в деревне, но подумал, что обеим лошадям нелегко будет разлучиться.
Гэйлон имел фору примерно в один день, но Дэрин больше не шел пешком. Он надеялся, что догонит юношу через день, максимум через два, однако тревога не оставляла его. Транспозиция, как ее называл Сезран, или ночные кошмары могли уже начать осаждать юношу и заставить его сделать какой-нибудь опрометчивый шаг. Дэрин с горечью подумал, что тяжелые сновидения и без того не оставляли Гэйлона на протяжении почти половины его жизни, с тех пор как он стал свидетелем смерти отца. Дэрину, однако, удалось если не заглушить свою тревогу, то отложить ее подальше, как совершенно бесполезное и даже опасное чувство. Он найдет мальчика очень скоро и поможет ему справиться с заклятьем Фейдира. Во всяком случае, постарается?
Дорога к этому времени сильно испортилась, а река, по мере того как Дэрин приближался к ее истокам, собирала в себя все больше и больше речушек и ручьев. Дэрин направился вдоль северного притока, надеясь, что он раньше всего выведет его на почтовую дорогу. Герцог предполагал, что Гэйлон поступит точно так же, и невольно торопил Эмбер.
Окружающий ландшафт выглядел довольно уныло. Когда-то давно, может быть, несколько лет назад, здесь бушевал сильный лесной пожар. Огонь уничтожил всю растительность по обоим берегам притока до самого водораздела и даже за ним. Опаленные, мертвые деревья, оставшиеся после пожара, были срублены и увезены, и над пустырем посвистывал ветер. Река была завалена размокшими головешками и мусором, а талые воды и дожди изрезали почву многочисленными балками и овражками. Куда бы не взглянул Дэрин, повсюду он видел лишь запустение и черные пятна мертвой земли, на которой так ничего и не прорастало. Может быть, именно благодаря этому пожару, который отравил землю и воду, перестала заходить на нерест в Литтл-ривер драгоценная семга.
Кое-где, правда, появилась редкая растительность, но в основном это были травы, да на северных склонах укрепились чахлые кусты багульника и проросли из семян невысокие пихты, которые не могли расти на южных, солнечных отрогах холмов, где их заглушил бы буйный сорняк. Дэрин с грустью подумал, что пройдет сто лет, а может, и больше, прежде чем лес снова возьмет свое.
Там, где это было возможно, Дэрин использовал дороги, проложенные человеком, однако и они были беспощадно размыты и исковерканы оползнями. Наконец ему стали попадаться более или менее свежие следы Гэйлона. Юноша, похоже, старался держаться ближе к реке, и у Дэрина сложилось такое впечатление, что он ни разу не остановился на ночлег. Герцог пришпорил Эмбер, но только вечером шестого дня, когда он уже начал ощущать первые признаки подступающего отчаяния, в воздухе запахло дымом костра.
Все время, пока Дэрин преследовал Гэйлона, погода стояла ясная, но как раз сегодня сильно похолодало, а воздух стал влажным, предвещая ненастье. Герцог развернул Эмбер, понуждая ее спуститься по крутому откосу почти к самой воде. Отсюда был отчетливо виден султан темного дыма, поднимающегося из небольшого укрытия среди камней у кромки воды. Неподкованные копыта Эмбер забренчали по гальке, а с откоса посыпались комья земли: это Кэти металась по самому краю обрыва, отыскивая более подходящее место для спуска.
Над маленьким костерком ссутулилась неподвижная фигура, почти полностью скрытая широким, бурым плащом. Дэрин неловко спешился.
— Гэйлон! — негромко позвал он. Фигура пошевелилась, подняла голову, и Дэрин в ужасе отпрянул, увидев освещенное пламенем костра лицо юноши. Глаза Гэйлона глубоко запали и напоминали бездонные черные колодцы, а на ввалившихся щеках лежала густая тень отросшей щетины.
— Ты мне снишься или ты есть на самом деле? — глухим голосом спросил Гэйлон.
Прежде чем Дэрин успел ответить, юноша продолжил:
— Я не стану биться с тобой? — Его голова качнулась, словно у пьяного. — Больше не буду ни с кем биться. Друзья стали врагами, а враги смеются надо мной? Я умирал уже несколько раз. Где твой нож, Госни?
Дэрин двинулся к нему, но Гэйлон закричал:
— Не двигайся, стой где стоишь!
Герцог сделал еще один неуверенный шажок вперед, и Гэйлон откинул на спину капюшон плаща.
— Отдам мучение сна за боль наяву, — прорычал он сквозь стиснутые зубы и сунул левую руку прямо в огонь костра.
Дэрин на мгновение застыл как громом пораженный. Затем он бросился на юношу и попытался оттащить его от костра. Его парализованная нога подвела его, он упал и покатился по земле, увлекая за собой Гэйлона. Некоторое время они боролись у самой воды, а потом принц вдруг затих. Путаясь в складках обоих плащей, герцог нащупал его обожженную руку, чтобы погрузить ее в прохладную воду реки. Рука была обожжена очень сильно; по всей видимости, Гэйлон проделывал подобный эксперимент не впервые.
— Дэрин?
Герцог повернулся к юноше. Судя по голосу, Гэйлон уже начал приходить в себя. Принц посмотрел на него и облизнул губы.
— Это и правда ты?
— Глупый мальчишка, — проворчал Дэрин. — Если бы у меня под рукой был посох, я бы высек тебя.
Короткий смешок принца превратился в стон.
— У меня под спиной — острые камни. Можно я встану?
Дэрин вдруг осознал, что прижимает коленом грудь юноши, сжимая запястье его руки с такой силой, какой он не ожидал от своей малоподвижной правой конечности. Он убрал колено и разжал пальцы.
— Позволь мне намочить подол твоего плаща. Мы обернем им твою руку.
— Нет, — возразил Гэйлон. — Мне нужно чувствовать боль.
Осторожно перекатившись на бок, он встал, стараясь не задеть обожженную руку. Принц наклонился и помог встать Дэрину. Сначала он внимательно оглядел герцога, потом покосился на Эмбер, остановившуюся в нескольких шагах от костра. В сумерках смутно виднелся и силуэт Кэти.
— Ты последовал за мной вопреки моему приказу. Мне следовало бы рассердиться.
— Твоему приказу? — Дэрин фыркнул и захромал к огню.
— Вот именно. А что это такое на тебе надето? Никогда не видел ничего подобного.
— Это подарок Майш.
Гэйлон надолго замолчал, и Дэрину показалось, что он видит гораздо больше, чем просто роскошную вышивку на добром плаще.
— Сядь, — приказал Дэрин.
Взгляд Гэйлона беспокойно забегал, но он подчинился.
— Поговори со мной, — попросил он настойчиво. — Как ты нашел деревню?
— Деревне было не до меня — все были очень заняты.
— Ага, — с удовлетворением молвил Гэйлон.
Дэрин уселся рядом с ним.
— Они сказали, что это ты пригнал рыбу в их сети.
— Мне кажется, я смог это сделать, — Гэйлон слегка улыбнулся. — Помнится, я подумал: «Вот мои подданные, и они умирают от голода». Это показалось мне несправедливым. Должно быть, мой Камень откликнулся, когда я думал о рыбе, которая приходит в бухту. Я не могу сказать наверняка. Если это и была магия, то самая незаметная.
— Незаметная магия — самая сильная, — одобрительно сказал Дэрин.
— Лиам и Майш очень хорошие люди. Может быть, они и живут в невежестве и в бедности, но у них в душе мир, покой, которому я завидую. Помнишь, мы дали Лиаму две маленькие серебряные монетки и пообещали вернуться. И вот на протяжении долгих лет, даже когда они голодали, никто из них не задумался о том, чтобы зарезать и съесть наших лошадей.
— Ты сделал для них добро, — откликнулся Дэрин, подбрасывая в огонь несколько палок из небольшой кучки, которая лежала рядом. — А это у тебя что такое?
Герцог взял принца за подбородок и повернул к свету.
Гэйлон вырвался.
— Мне некогда было ее сбрить.
— Я вовсе не хотел сказать, что тебе необходимо это сделать. У тебя будет рыжая борода, какая была у твоего отца.
Юноша слегка вздрогнул, и его взгляд скользнул куда-то вбок. Левая рука потянулась к огню, но Дэрин успел перехватить его за запястье.
— Нет!
— Ты не понимаешь. Я не могу спать!
— Выслушай меня. Сезран рассказал мне о заклятье, которое действует сейчас против тебя. Но тебе необходимо отдохнуть. Я буду рядом и стану стеречь твой сон. Если будет нужно, я разбужу тебя, но ты должен помнить, что это всего-навсего сон.
— О нет, в этих снах не только сон! — он рассмеялся, и в его смехе послышались истерические нотки.
— Объясни, — потребовал Дэрин.
— Как? — юноша снова вздрогнул. Боль, отразившаяся на его лице, была настолько сильной, что не могла быть вызвана только ожогом. — Когда я сражался в Тени с Люсьеном, я воображал, что мне наконец удалось победить мои ночные кошмары, но теперь-то я понял, что такое настоящие кошмары?
— Гэйлон крепко обхватил колени. — О боги! Я-то думал, что повидал немало зла в жизни, но я не знал, что может быть такое!
В следующий миг Гэйлон испытующе посмотрел на Дэрина.
— Я расскажу тебе один сон, по сравнению с остальными он — сущая пустяковина? — он смущенно опустил глаза. — Так вот. Снится мне сон, как будто мы с отцом гуляем в садах Каслкипа. Я там — такой же как сейчас, взрослый. Мы о чем-то беседуем. Я вижу небо, чувствую запах цветов, я слышу его голос и чувствую себя счастливым. Потом мы стоим у фонтана, отец обнимает меня, и вдруг в руке отца появляется нож. Я замечаю его слишком поздно. Он перерезает мне горло одним ударом? — Дэрин заметил, что рука юноши непроизвольно дернулась к шее. — Острая боль, горячая кровь — все как взаправду. Отец стоит надо мной и бранится. Он проклинает мою мать за то, что она дала мне жизнь, проклинает меня, тебя?
— А потом?
— Потом я умираю и начинается новый сон.
Гэйлон сказал последнюю фразу ровным, бесстрастным голосом, но его отчаяние и ужас были очевидны.
— А я тоже прихожу к тебе во сне? — мягко спросил Дэрин.
— Да, — коротко ответил Гэйлон, ничего не объясняя.
— И я тоже? убиваю тебя?
— Нет, но я молю тебя это сделать.
Герцог положил руку на плечо юноши, надеясь немного успокоить его, но принц сразу напрягся.
— Пожалуйста, не прикасайся ко мне, — попросил он жалобно. — Мне очень трудно это выносить.
— Ты должен каким-то образом получить контроль над сновидениями.
— Невозможно. Я пробовал, но я бессилен.
— Нет, — твердо сказал Дэрин. — Ты беспомощен только потому, что ты в это веришь сам. Ты должен бороться. Ты должен нападать сам!
— Но я пытался! Неужели ты думаешь, что я не пробовал? Но ведь во сне я вынужден бороться против тех, кого я люблю, а не только против тех, кого ненавижу. Что бы я ни делал, ничего не помогает.
— Ты пробовал свой Камень?
— Во сне он не подчиняется мне.
Дэрин внимательно всматривался в замкнутое лицо Гэйлона.
— Скажи, появляются ли в твоих снах Люсьен или Фейдир?
— Фейдир не появляется, но Люсьен — часто? — Гэйлон снова задрожал. — И Джессмин.
— Джессмин? Как?
Челюсти Гэйлона сжались.
— Не спрашивай. Это самые страшные сны.
Дэрин осторожно сбросил с плеч плащ, и холодный ночной воздух немедленно обжег его тело, просочившись сквозь застежки камзола и рубахи. Сложив плащ вышивкой внутрь, Дэрин свернул его в форме подушки.
— Ложись. Закрывай глаза, — властно приказал он.
— Пожалуйста, не надо, — попросил Гэйлон жалобно, борясь со страхом.
— Я помогу тебе, — пообещал герцог, — но ты должен дать мне возможность. Делай как я сказал!
Принц неохотно улегся, подложив свернутый плащ под шею. Обожженную руку он бережно уложил на живот. Дэрин наклонился над ним и отодвинул упавшие на глаза волосы принца.
— Расслабься.
Веки Гэйлона затрепетали, потом глаза снова широко открылись. Он слишком долго боролся со сном, чтобы быстро уснуть, однако усталость в конце концов взяла свое. Лицо герцога поплыло, поплыли куда-то знакомая, уютная борода и серые глаза, в которых дрожало пламя костра. Блаженное оцепенение сковало тело, и даже рука перестала болеть. Густой, темный туман закачался перед глазами, и лицо Дэрина пропало?
Паника охватила Гэйлона, сердце забилось неровно и часто. Он попытался бороться. Этот сон он знал. Один раз он уже был здесь.
— Я с тобой, — раздался знакомый шепот у него в мозгу. ? Позови Люсьена.
— Он уже здесь, — простонал принц.
Люсьен действительно уже был здесь. Он склонялся над маленьким горном и раздувал в нем огонь. На раскаленных углях грелся железный прут. Наконец Люсьен вытащил его из огня. Кончик прута разогрелся и светился оранжевым. Южанин шагал к нему через комнату и улыбался.
— Нет! — Гэйлон отчаянно рванулся, но только загремел цепями. Он был надежно прикован к стене.
— Увы, да, — снова улыбнулся Люсьен. — Давай в этот раз начнем с того, что вынем тебе глазик?
— Борись с ним, — шептал Дэрин.
— Не могу! — закричал Гэйлон. — Мои руки скованы. У меня нет оружия!
— У тебя есть Камень, — шепнул Дэрин. — Смелее!
Гэйлон изогнул шею, стараясь увидеть свою правую руку. Перстень был на месте, но Камень в нем был темным и безжизненным, таким, каким он был в Тени Сьюардского замка, таким, каким он был во всех предыдущих снах.
— Камень здесь бессилен, — безнадежно прошептал принц.
— Нет, не правда! Старайся, Гэйлон, пробуй!
Пальцы Люсьена вцепились в волосы юноши, заставив его держать голову неподвижно.
— Боль — это удовольствие, Гэйлон. Позволь мне доставить тебе маленькую радость.
Однако радость вспыхнула на лице самого Люсьена, когда он ткнул раскаленным железом в правый глаз Гэйлона. Гэйлон закричал.
— Он светится, — настойчиво повторял Дэрин. — Камень просыпается!
Используй его.
Ослепительная, жестокая боль пронизала все тело Гэйлона, но вместе с болью пришли ярость и сила. Рука Люсьена словно сама собой дернулась назад, прут вырвался из раны и покатился по полу. Потрясенный, Люсьен отшатнулся.
— Теперь сон твой, — прошептал откуда-то издалека Дэрин. — Теперь ты сам можешь им управлять.
Гэйлон почувствовал, как в его тело вливается сила Камня. От легкого движения рук со звоном лопнули цепи. Принц шагнул вперед.
Люсьен, лежа на постели в покоях Фейдира, вдруг закричал, но не проснулся. Фейдир встревоженно склонился над молодым королем. Что-то случилось, что-то пошло совсем не так, как должно было. Старый маг в волнении мерил шагами ковер, хлеща себя по ладони старой перчаткой Гэйлона, которой он пользовался для того, чтобы придать своему заклятию нужное направление. Люсьен принялся громко стонать, и дядя снова остановился возле племянника. Лоб Люсьена покрылся крупными каплями пота, а волосы слиплись и потемнели. После того как он выпил сонное зелье, его нельзя было будить. Что бы ни происходило во сне, Люсьену придется бороться с этим в одиночку.
Гэйлон преодолел его заклятье и напал сам. Но как? Впрочем, это уже не имело значения — транспозиция теперь была бесполезна. Фейдир швырнул перчатку Гэйлона в угол и снова заметался по комнате. Он надеялся, что ему удастся вывести Гэйлона из равновесия и лишить его сил до того, как он достигнет Каслкипа, однако противник вынудил его переменить тактику. Теперь ему придется полагаться на постороннюю помощь, а этого ему очень не хотелось.
Фейдир подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, оставив лишь маленькую щелочку. Один из часовых снаружи повернулся к нему.
— Капитана Нанкуса ко мне, — распорядился Фейдир. — Живо!
15
Дэрин всю дорогу твердил себе, что Эмбер его не узнает. Если она еще и помнит его, то помнит его совсем другим, не таким, каким он стал сейчас. Прошло столько лет, и Эмбер тоже должна была состариться?
Они приближались к лошадям с наветренной стороны, и голова гнедой внезапно поднялась и повернулась в их направлении. Ноздри ее затрепетали, и она заржала громко и пронзительно, так что заболели уши.
— Отлично, — послышалось совсем рядом бормотание Лиама. Эмбер быстро трусила к ним, а Кэти в волнении и тревоге кружила по лугу сзади нее, не решаясь приблизиться к незнакомым людям.
Между тем Эмбер миновала Кесси и Лиама и остановилась перед Дэрином. Ее ноздри раздувались, и от ее ароматного пахнущего травой и нагретым лугом дыхания волосы на голове герцога зашевелились. Дэрин покрепче уперся в землю посохом и, протянув руку, погладил кобылу по шее и отбросил со лба отросшую челку. Эмбер, должно быть, было уже около двадцати лет, и в ее каштаново-гнедой шкуре появились первые седые волоски, которых было особенно много на морде и вокруг нижней губы, а красивые лиловые глаза глубоко запали. В остальном же это была круглая, упитанная, слегка разжиревшая на вольных летних пастбищах кобыла, которую давно никто особенно не утруждал работой. Мех на шкуре отрос в преддверии зимы, став густым и теплым.
Дэрин снова погладил Эмбер по изогнутой шее, провел по крутому плечу и похлопал по груди. Прислонившись лицом к теплому мохнатому боку Эмбер, он пробудил в себе полузабытое ощущение езды верхом, ощущение силы, кротости и радостной готовности лошади доставить удовольствие всаднику. И Дэрин заговорил с Эмбер тихим, ласковым голосом, обещавшим вернуть утраченное чувство единения коня и всадника, которым они когда-то наслаждались.
— Теперь ты будешь моими ногами, — шепнул он ей.
И они отправились в обратный путь. Лиам захватил с собой веревку, но она оказалась не нужна. Эмбер сама последовала за Дэрином, выступая так важно, словно ее жизнь снова обрела цель. Кэти тоже двинулась следом, держась на безопасном расстоянии. Лиам продолжал разглагольствовать, рассказывая, как он подпиливал лошадям копыта ножом для разделки рыбы, упомянув и о том, что ни на одной из них давно никто не ездил.
— Должно быть, она наполовину одичала, так что вы должны быть поосторожнее, — предупредил он уже около хижины, накидывая на спину Эмбер седло. Седло с самого начала было в довольно плачевном состоянии, но теперь все его кожаные части снова пересохли и были попорчены крысами.
Дэрин отказался от помощи Лиама, который хотел подсадить его на лошадь. Он был полон желания доказать ему и себе, что он еще способен на какие-то усилия. Пока он карабкался наверх, Эмбер изгибала шею и смотрела на него, однако осталась стоять смирно, не дрогнув ни одним мускулом.
Майш выбежала из хижины, держа в одной руке дорожный мешок Дэрина из промасленной кожи, а в другой — лютню. Через ее локоть был переброшен длинный и теплый дорожный плащ из плотной, но легкой материи, богато расшитый замысловатыми морскими змеями и драконами. Это была самая красивая одежда из всего, что Дэрин видел в рыбацкой деревне.
Майш стояла неподвижно, ожидая, пока Дэрин привяжет лютню к седлу позади себя. Лиам помог Дэрину приторочить посох под правой ногой, чтобы он не мешал движениям Эмбер. Когда они закончили привязывать его к седлу, Майш передала Лиаму суму, чтобы он привязал ее рядом с лютней.
— Копченая семга и хлеб, — спокойно сообщил Лиам, заметив, как подозрительно косится на свою пополневшую котомку Дэрин.
Тем временем Майш подошла совсем близко к Дэрину и протянула ему плащ.
— Это плащ ее отца, — прокомментировал с другой стороны лошади Лиам. — Молодой господин не хотел ничего брать за то, что он для нас сделал. Майш надеется, что вы примете этот дар вместо него.
Сам того не желая, Дэрин протянул руку. Плащ был слишком красивым и дорогим, чтобы дарить его проезжающим мимо незнакомцам, но Майш уже перекинула его через луку седла и, взяв в руку пальцы руки Дэрина, поцеловала их.
— Доброго пути, учитель, — сказала она неожиданно сильным и чистым голосом. Потом она вся вспыхнула и отвернулась, низко опустив голову. Только теперь Дэрин понял, почему она все время ничего не говорила и только смеялась в ответ на шутки мужа. Она стеснялась, стеснялась чуть ли не до физической боли.
— Спасибо, — пробормотал Дэрин, принимая драгоценный подарок.
Устье Литтл-ривер находилось к северу от деревни, и вода в нем была не глубока, текла медленно, и в ней было полным-полно превратившихся в слизь водорослей. Небольшая группа рыбаков проводила всадника вдоль берега. Кесси шел рядом с Дэрином и держался за стремя, в то время как его более робкие сверстники завистливо глазели на него с безопасного расстояния. Наконец герцог распрощался с рыбаками и отправился дальше один, если не считать Кэти, которая как тень следовала за Эмбер на почтительном расстоянии, однако не теряя товарку из вида. Солнце садилось, и Дэрин надел плащ, чтобы противостоять вечерней прохладе. Расправив его складки на крупе лошади, герцог улыбнулся про себя: в этом наряде, расшитом алыми и зелеными драконами, он действительно стал походить на странствующего мага.
Полная луна уже давно вышла на небеса и, по мере того как солнце скрывалось за горизонтом, начинала светить все ярче. Луна встала рано и рано должна была зайти, но все же у Дэрина было несколько часов, пока он мог продолжать путь, не рискуя свалиться с лошади в полной темноте. Благодаря реке, которая широким потоком текла справа от него, он мог не бояться сбиться с дороги.
Дэрин не понукал Эмбер, хотя ему очень хотелось двигаться как можно быстрее. На земле герцог чувствовал себя неловким и неуклюжим, однако стоило ему усесться верхом, как к нему быстро вернулось чувство равновесия и уверенность. Ему казалось, что не было этого долгого перерыва с тех пор, как он в последний раз ехал верхом, не было этих трудных лет и он не пострадал от необузданного гнева Сезрана. Искалеченная рука вполне могла удерживать поводья, что от нее и требовалось. С Эмбер не нужно было напрягаться и разборчиво выговаривать слова; ей было безразлично, что его веки то и дело опускались, а рот перекашивало. Они понимали друг друга без слов, разговаривая на языке прикосновения и интуиции, на языке, который было так же невозможно забыть, как и разучиться дышать.
Душевный подъем, который Дэрин ощущал сегодня утром на лугу возле Сьюардского замка, вернулся к нему десятикратно, вопреки накопленной за день усталости. Чем дальше углублялся он в холмы, следуя прихотливым изгибам реки, тем выше поднималось его настроение. Здесь, вдали от моря, воздух стал ощутимо суше и холоднее, и Дэрин плотнее закутался в нарядный плащ. Кэти тоже осмелела и следовала за Эмбер буквально по пятам, время от времени она догоняла ее и, пристроившись рядом, ревниво косилась на Дэрина и пыталась схватить его зубами за колено. Дэрин вскоре пресек эти ее поползновения, удачно огрев пони по морде поводьями. Он хотел бы оставить маленькую кобылу в деревне, но подумал, что обеим лошадям нелегко будет разлучиться.
Гэйлон имел фору примерно в один день, но Дэрин больше не шел пешком. Он надеялся, что догонит юношу через день, максимум через два, однако тревога не оставляла его. Транспозиция, как ее называл Сезран, или ночные кошмары могли уже начать осаждать юношу и заставить его сделать какой-нибудь опрометчивый шаг. Дэрин с горечью подумал, что тяжелые сновидения и без того не оставляли Гэйлона на протяжении почти половины его жизни, с тех пор как он стал свидетелем смерти отца. Дэрину, однако, удалось если не заглушить свою тревогу, то отложить ее подальше, как совершенно бесполезное и даже опасное чувство. Он найдет мальчика очень скоро и поможет ему справиться с заклятьем Фейдира. Во всяком случае, постарается?
***
Герцог надеялся, что нагонит Гэйлона самое большее через два дня, однако вышло по-другому. В чем-то он просчитался, и вот прошло целых четыре дня. Наступил день пятый.Дорога к этому времени сильно испортилась, а река, по мере того как Дэрин приближался к ее истокам, собирала в себя все больше и больше речушек и ручьев. Дэрин направился вдоль северного притока, надеясь, что он раньше всего выведет его на почтовую дорогу. Герцог предполагал, что Гэйлон поступит точно так же, и невольно торопил Эмбер.
Окружающий ландшафт выглядел довольно уныло. Когда-то давно, может быть, несколько лет назад, здесь бушевал сильный лесной пожар. Огонь уничтожил всю растительность по обоим берегам притока до самого водораздела и даже за ним. Опаленные, мертвые деревья, оставшиеся после пожара, были срублены и увезены, и над пустырем посвистывал ветер. Река была завалена размокшими головешками и мусором, а талые воды и дожди изрезали почву многочисленными балками и овражками. Куда бы не взглянул Дэрин, повсюду он видел лишь запустение и черные пятна мертвой земли, на которой так ничего и не прорастало. Может быть, именно благодаря этому пожару, который отравил землю и воду, перестала заходить на нерест в Литтл-ривер драгоценная семга.
Кое-где, правда, появилась редкая растительность, но в основном это были травы, да на северных склонах укрепились чахлые кусты багульника и проросли из семян невысокие пихты, которые не могли расти на южных, солнечных отрогах холмов, где их заглушил бы буйный сорняк. Дэрин с грустью подумал, что пройдет сто лет, а может, и больше, прежде чем лес снова возьмет свое.
Там, где это было возможно, Дэрин использовал дороги, проложенные человеком, однако и они были беспощадно размыты и исковерканы оползнями. Наконец ему стали попадаться более или менее свежие следы Гэйлона. Юноша, похоже, старался держаться ближе к реке, и у Дэрина сложилось такое впечатление, что он ни разу не остановился на ночлег. Герцог пришпорил Эмбер, но только вечером шестого дня, когда он уже начал ощущать первые признаки подступающего отчаяния, в воздухе запахло дымом костра.
Все время, пока Дэрин преследовал Гэйлона, погода стояла ясная, но как раз сегодня сильно похолодало, а воздух стал влажным, предвещая ненастье. Герцог развернул Эмбер, понуждая ее спуститься по крутому откосу почти к самой воде. Отсюда был отчетливо виден султан темного дыма, поднимающегося из небольшого укрытия среди камней у кромки воды. Неподкованные копыта Эмбер забренчали по гальке, а с откоса посыпались комья земли: это Кэти металась по самому краю обрыва, отыскивая более подходящее место для спуска.
Над маленьким костерком ссутулилась неподвижная фигура, почти полностью скрытая широким, бурым плащом. Дэрин неловко спешился.
— Гэйлон! — негромко позвал он. Фигура пошевелилась, подняла голову, и Дэрин в ужасе отпрянул, увидев освещенное пламенем костра лицо юноши. Глаза Гэйлона глубоко запали и напоминали бездонные черные колодцы, а на ввалившихся щеках лежала густая тень отросшей щетины.
— Ты мне снишься или ты есть на самом деле? — глухим голосом спросил Гэйлон.
Прежде чем Дэрин успел ответить, юноша продолжил:
— Я не стану биться с тобой? — Его голова качнулась, словно у пьяного. — Больше не буду ни с кем биться. Друзья стали врагами, а враги смеются надо мной? Я умирал уже несколько раз. Где твой нож, Госни?
Дэрин двинулся к нему, но Гэйлон закричал:
— Не двигайся, стой где стоишь!
Герцог сделал еще один неуверенный шажок вперед, и Гэйлон откинул на спину капюшон плаща.
— Отдам мучение сна за боль наяву, — прорычал он сквозь стиснутые зубы и сунул левую руку прямо в огонь костра.
Дэрин на мгновение застыл как громом пораженный. Затем он бросился на юношу и попытался оттащить его от костра. Его парализованная нога подвела его, он упал и покатился по земле, увлекая за собой Гэйлона. Некоторое время они боролись у самой воды, а потом принц вдруг затих. Путаясь в складках обоих плащей, герцог нащупал его обожженную руку, чтобы погрузить ее в прохладную воду реки. Рука была обожжена очень сильно; по всей видимости, Гэйлон проделывал подобный эксперимент не впервые.
— Дэрин?
Герцог повернулся к юноше. Судя по голосу, Гэйлон уже начал приходить в себя. Принц посмотрел на него и облизнул губы.
— Это и правда ты?
— Глупый мальчишка, — проворчал Дэрин. — Если бы у меня под рукой был посох, я бы высек тебя.
Короткий смешок принца превратился в стон.
— У меня под спиной — острые камни. Можно я встану?
Дэрин вдруг осознал, что прижимает коленом грудь юноши, сжимая запястье его руки с такой силой, какой он не ожидал от своей малоподвижной правой конечности. Он убрал колено и разжал пальцы.
— Позволь мне намочить подол твоего плаща. Мы обернем им твою руку.
— Нет, — возразил Гэйлон. — Мне нужно чувствовать боль.
Осторожно перекатившись на бок, он встал, стараясь не задеть обожженную руку. Принц наклонился и помог встать Дэрину. Сначала он внимательно оглядел герцога, потом покосился на Эмбер, остановившуюся в нескольких шагах от костра. В сумерках смутно виднелся и силуэт Кэти.
— Ты последовал за мной вопреки моему приказу. Мне следовало бы рассердиться.
— Твоему приказу? — Дэрин фыркнул и захромал к огню.
— Вот именно. А что это такое на тебе надето? Никогда не видел ничего подобного.
— Это подарок Майш.
Гэйлон надолго замолчал, и Дэрину показалось, что он видит гораздо больше, чем просто роскошную вышивку на добром плаще.
— Сядь, — приказал Дэрин.
Взгляд Гэйлона беспокойно забегал, но он подчинился.
— Поговори со мной, — попросил он настойчиво. — Как ты нашел деревню?
— Деревне было не до меня — все были очень заняты.
— Ага, — с удовлетворением молвил Гэйлон.
Дэрин уселся рядом с ним.
— Они сказали, что это ты пригнал рыбу в их сети.
— Мне кажется, я смог это сделать, — Гэйлон слегка улыбнулся. — Помнится, я подумал: «Вот мои подданные, и они умирают от голода». Это показалось мне несправедливым. Должно быть, мой Камень откликнулся, когда я думал о рыбе, которая приходит в бухту. Я не могу сказать наверняка. Если это и была магия, то самая незаметная.
— Незаметная магия — самая сильная, — одобрительно сказал Дэрин.
— Лиам и Майш очень хорошие люди. Может быть, они и живут в невежестве и в бедности, но у них в душе мир, покой, которому я завидую. Помнишь, мы дали Лиаму две маленькие серебряные монетки и пообещали вернуться. И вот на протяжении долгих лет, даже когда они голодали, никто из них не задумался о том, чтобы зарезать и съесть наших лошадей.
— Ты сделал для них добро, — откликнулся Дэрин, подбрасывая в огонь несколько палок из небольшой кучки, которая лежала рядом. — А это у тебя что такое?
Герцог взял принца за подбородок и повернул к свету.
Гэйлон вырвался.
— Мне некогда было ее сбрить.
— Я вовсе не хотел сказать, что тебе необходимо это сделать. У тебя будет рыжая борода, какая была у твоего отца.
Юноша слегка вздрогнул, и его взгляд скользнул куда-то вбок. Левая рука потянулась к огню, но Дэрин успел перехватить его за запястье.
— Нет!
— Ты не понимаешь. Я не могу спать!
— Выслушай меня. Сезран рассказал мне о заклятье, которое действует сейчас против тебя. Но тебе необходимо отдохнуть. Я буду рядом и стану стеречь твой сон. Если будет нужно, я разбужу тебя, но ты должен помнить, что это всего-навсего сон.
— О нет, в этих снах не только сон! — он рассмеялся, и в его смехе послышались истерические нотки.
— Объясни, — потребовал Дэрин.
— Как? — юноша снова вздрогнул. Боль, отразившаяся на его лице, была настолько сильной, что не могла быть вызвана только ожогом. — Когда я сражался в Тени с Люсьеном, я воображал, что мне наконец удалось победить мои ночные кошмары, но теперь-то я понял, что такое настоящие кошмары?
— Гэйлон крепко обхватил колени. — О боги! Я-то думал, что повидал немало зла в жизни, но я не знал, что может быть такое!
В следующий миг Гэйлон испытующе посмотрел на Дэрина.
— Я расскажу тебе один сон, по сравнению с остальными он — сущая пустяковина? — он смущенно опустил глаза. — Так вот. Снится мне сон, как будто мы с отцом гуляем в садах Каслкипа. Я там — такой же как сейчас, взрослый. Мы о чем-то беседуем. Я вижу небо, чувствую запах цветов, я слышу его голос и чувствую себя счастливым. Потом мы стоим у фонтана, отец обнимает меня, и вдруг в руке отца появляется нож. Я замечаю его слишком поздно. Он перерезает мне горло одним ударом? — Дэрин заметил, что рука юноши непроизвольно дернулась к шее. — Острая боль, горячая кровь — все как взаправду. Отец стоит надо мной и бранится. Он проклинает мою мать за то, что она дала мне жизнь, проклинает меня, тебя?
— А потом?
— Потом я умираю и начинается новый сон.
Гэйлон сказал последнюю фразу ровным, бесстрастным голосом, но его отчаяние и ужас были очевидны.
— А я тоже прихожу к тебе во сне? — мягко спросил Дэрин.
— Да, — коротко ответил Гэйлон, ничего не объясняя.
— И я тоже? убиваю тебя?
— Нет, но я молю тебя это сделать.
Герцог положил руку на плечо юноши, надеясь немного успокоить его, но принц сразу напрягся.
— Пожалуйста, не прикасайся ко мне, — попросил он жалобно. — Мне очень трудно это выносить.
— Ты должен каким-то образом получить контроль над сновидениями.
— Невозможно. Я пробовал, но я бессилен.
— Нет, — твердо сказал Дэрин. — Ты беспомощен только потому, что ты в это веришь сам. Ты должен бороться. Ты должен нападать сам!
— Но я пытался! Неужели ты думаешь, что я не пробовал? Но ведь во сне я вынужден бороться против тех, кого я люблю, а не только против тех, кого ненавижу. Что бы я ни делал, ничего не помогает.
— Ты пробовал свой Камень?
— Во сне он не подчиняется мне.
Дэрин внимательно всматривался в замкнутое лицо Гэйлона.
— Скажи, появляются ли в твоих снах Люсьен или Фейдир?
— Фейдир не появляется, но Люсьен — часто? — Гэйлон снова задрожал. — И Джессмин.
— Джессмин? Как?
Челюсти Гэйлона сжались.
— Не спрашивай. Это самые страшные сны.
Дэрин осторожно сбросил с плеч плащ, и холодный ночной воздух немедленно обжег его тело, просочившись сквозь застежки камзола и рубахи. Сложив плащ вышивкой внутрь, Дэрин свернул его в форме подушки.
— Ложись. Закрывай глаза, — властно приказал он.
— Пожалуйста, не надо, — попросил Гэйлон жалобно, борясь со страхом.
— Я помогу тебе, — пообещал герцог, — но ты должен дать мне возможность. Делай как я сказал!
Принц неохотно улегся, подложив свернутый плащ под шею. Обожженную руку он бережно уложил на живот. Дэрин наклонился над ним и отодвинул упавшие на глаза волосы принца.
— Расслабься.
Веки Гэйлона затрепетали, потом глаза снова широко открылись. Он слишком долго боролся со сном, чтобы быстро уснуть, однако усталость в конце концов взяла свое. Лицо герцога поплыло, поплыли куда-то знакомая, уютная борода и серые глаза, в которых дрожало пламя костра. Блаженное оцепенение сковало тело, и даже рука перестала болеть. Густой, темный туман закачался перед глазами, и лицо Дэрина пропало?
Паника охватила Гэйлона, сердце забилось неровно и часто. Он попытался бороться. Этот сон он знал. Один раз он уже был здесь.
— Я с тобой, — раздался знакомый шепот у него в мозгу. ? Позови Люсьена.
— Он уже здесь, — простонал принц.
Люсьен действительно уже был здесь. Он склонялся над маленьким горном и раздувал в нем огонь. На раскаленных углях грелся железный прут. Наконец Люсьен вытащил его из огня. Кончик прута разогрелся и светился оранжевым. Южанин шагал к нему через комнату и улыбался.
— Нет! — Гэйлон отчаянно рванулся, но только загремел цепями. Он был надежно прикован к стене.
— Увы, да, — снова улыбнулся Люсьен. — Давай в этот раз начнем с того, что вынем тебе глазик?
— Борись с ним, — шептал Дэрин.
— Не могу! — закричал Гэйлон. — Мои руки скованы. У меня нет оружия!
— У тебя есть Камень, — шепнул Дэрин. — Смелее!
Гэйлон изогнул шею, стараясь увидеть свою правую руку. Перстень был на месте, но Камень в нем был темным и безжизненным, таким, каким он был в Тени Сьюардского замка, таким, каким он был во всех предыдущих снах.
— Камень здесь бессилен, — безнадежно прошептал принц.
— Нет, не правда! Старайся, Гэйлон, пробуй!
Пальцы Люсьена вцепились в волосы юноши, заставив его держать голову неподвижно.
— Боль — это удовольствие, Гэйлон. Позволь мне доставить тебе маленькую радость.
Однако радость вспыхнула на лице самого Люсьена, когда он ткнул раскаленным железом в правый глаз Гэйлона. Гэйлон закричал.
— Он светится, — настойчиво повторял Дэрин. — Камень просыпается!
Используй его.
Ослепительная, жестокая боль пронизала все тело Гэйлона, но вместе с болью пришли ярость и сила. Рука Люсьена словно сама собой дернулась назад, прут вырвался из раны и покатился по полу. Потрясенный, Люсьен отшатнулся.
— Теперь сон твой, — прошептал откуда-то издалека Дэрин. — Теперь ты сам можешь им управлять.
Гэйлон почувствовал, как в его тело вливается сила Камня. От легкого движения рук со звоном лопнули цепи. Принц шагнул вперед.
Люсьен, лежа на постели в покоях Фейдира, вдруг закричал, но не проснулся. Фейдир встревоженно склонился над молодым королем. Что-то случилось, что-то пошло совсем не так, как должно было. Старый маг в волнении мерил шагами ковер, хлеща себя по ладони старой перчаткой Гэйлона, которой он пользовался для того, чтобы придать своему заклятию нужное направление. Люсьен принялся громко стонать, и дядя снова остановился возле племянника. Лоб Люсьена покрылся крупными каплями пота, а волосы слиплись и потемнели. После того как он выпил сонное зелье, его нельзя было будить. Что бы ни происходило во сне, Люсьену придется бороться с этим в одиночку.
Гэйлон преодолел его заклятье и напал сам. Но как? Впрочем, это уже не имело значения — транспозиция теперь была бесполезна. Фейдир швырнул перчатку Гэйлона в угол и снова заметался по комнате. Он надеялся, что ему удастся вывести Гэйлона из равновесия и лишить его сил до того, как он достигнет Каслкипа, однако противник вынудил его переменить тактику. Теперь ему придется полагаться на постороннюю помощь, а этого ему очень не хотелось.
Фейдир подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, оставив лишь маленькую щелочку. Один из часовых снаружи повернулся к нему.
— Капитана Нанкуса ко мне, — распорядился Фейдир. — Живо!
15
Единственная в доме комната была освещена только огнем в очаге. Миск поднесла чашку с чаем к губам, но рука ее дрожала, и она попыталась справиться с собой и сосредоточиться. Ночью ей было тяжелее всего: Джими спал, спали все твари в окрестных лесах, и ей неоткуда было взять даже самую малость той энергии, которая обычно помогала ей подтянуть, собрать воедино все вероятностные линии своего бытия. Вот и сейчас, как бывало уже не раз, другие сущности Миск — искаженные призраки, возникшие из множества ее прошлых жизней и из вероятных жизней будущих, — колебались в углах, мелькали среди теней и оранжевых отблесков пламени на потолке.
В самой середине комнаты появилось на натертом полу призрачное голубоватое сияние. Миск не двинулась с места. Она знала, кто явился сюда, чтобы тревожить и смущать ее душу, которая и так трепетала, словно огонь свечи на ветру, но не помнила, что это за встреча и чем она закончилась. Столб голубого мерцания поднялся до самого потолка, потом призрачно светящееся полотно прорвалось и из него возник смутный силуэт, который постепенно становился отчетливо виден и узнаваем.
— Братик, милый, добро пожаловать, — сказала Миск спокойно.
— Приветствую, — слегка вибрирующим голосом отозвался Сезран.
— Сколько лет прошло с тех пор, как ты в последний раз приходил ко мне без помощи своего Камня?
— Если исчислять время так, как принято в этом мире, — семьдесят два года и двести пятьдесят один день.
— Какой ты умный, братик, — сухо заметила Миск.
— Давай не будем начинать нашу встречу на этакой ноте, сестричка.
— Прости. Просто мне хотелось видеть тебя в твоем собственном теле, чтобы я могла хотя бы угостить тебя чашкой чая, — и Миск глотнула обжигающего отвара. Руки ее больше не дрожали, а боль в ошпаренном языке помогала сосредоточиться.
Сезран оглядел комнату и нахмурился, когда его взгляд остановился на спящем Джими.
— Как тебе только не противно ложиться с ними в постель, сестра? Это попахивает развратом? — Увидев, что ему удалось больно задеть Миск, Сезран почувствовал одновременно радость и сожаление.
В самой середине комнаты появилось на натертом полу призрачное голубоватое сияние. Миск не двинулась с места. Она знала, кто явился сюда, чтобы тревожить и смущать ее душу, которая и так трепетала, словно огонь свечи на ветру, но не помнила, что это за встреча и чем она закончилась. Столб голубого мерцания поднялся до самого потолка, потом призрачно светящееся полотно прорвалось и из него возник смутный силуэт, который постепенно становился отчетливо виден и узнаваем.
— Братик, милый, добро пожаловать, — сказала Миск спокойно.
— Приветствую, — слегка вибрирующим голосом отозвался Сезран.
— Сколько лет прошло с тех пор, как ты в последний раз приходил ко мне без помощи своего Камня?
— Если исчислять время так, как принято в этом мире, — семьдесят два года и двести пятьдесят один день.
— Какой ты умный, братик, — сухо заметила Миск.
— Давай не будем начинать нашу встречу на этакой ноте, сестричка.
— Прости. Просто мне хотелось видеть тебя в твоем собственном теле, чтобы я могла хотя бы угостить тебя чашкой чая, — и Миск глотнула обжигающего отвара. Руки ее больше не дрожали, а боль в ошпаренном языке помогала сосредоточиться.
Сезран оглядел комнату и нахмурился, когда его взгляд остановился на спящем Джими.
— Как тебе только не противно ложиться с ними в постель, сестра? Это попахивает развратом? — Увидев, что ему удалось больно задеть Миск, Сезран почувствовал одновременно радость и сожаление.