Страница:
— Ты сноб, Сезран, — возразила ему Миск. — Психологическая разница между нашими видами невелика. Может быть, причина твоей неудачи как раз в том, что ты думаешь о них как о животных.
— Лицемерка! — резко воскликнул Сезран. — Это ты разводила их, словно племенной скот.
— Только потому, что самые лучшие и многообещающие семьи были практически истреблены. Чей это был промах, если не твой? Их мир слишком долго оставался погружен в мрачные столетия средневековых войн.
— Мне нужен меч, — безапелляционно перебил ее Сезран.
Миск негромко рассмеялась.
— Ты его получишь, братик. Всему свое время.
— Это время уже пришло. Куда Дэрин его спрятал? Ведь Дэрин — это твое творение?
— Бедняга Дэрин — это моя неудача, и тебе об этом хорошо известно.
— Да, — не скрывая удовольствия, кивнул Сезран. — Дэрин должен был быть принцем, но Фейдир отыскал свой шанс и воспользовался им.В результате возник Люсьен, и твоя тщательно продуманная схема рассыпалась. Как тебе пришло в голову выбрать Гэйлона?
— Как и ты, я научилась обходиться тем материалом, который у меня под рукой.
— Он слишком могуч и слишком непостоянен.
— Кроме него у меня больше никого нет.
Потеряв терпение, Сезран шагнул к ней.
— Отдай мне меч, Миск. Еще не поздно! Если я получу звездный камень, который дает мечу силу, я смогу вернуть нас домой. Ты ведь не хочешь умереть тут?
— В отличие от тебя я примирилась с мыслью о смерти.
— Но не здесь же! Не в одиночестве! Скажи, где Кингслэйер, сестра!
Миск печально улыбнулась:
— Я не знаю.
Гнев Сезрана был впечатляющим, но бессильным.
— Ты путешествуешь по каналам времени. Я уверен, что ты что-то знаешь.
Что таит в себе будущее?
— Какое из них, брат? О каком будущем я должна тебе рассказать? Я видела, как ты кончишь. Рассказать?
Сезран отвернулся.
— Я так и думала, — продолжила Миск. — Вот что я тебе скажу: грядут великие перемены, и будущее этого мира наконец будет определено. Возможности человека неизмеримо возрастут, но цена этого будет высока, как всегда происходит в решающие исторические моменты. Катализатором всего процесса послужит меч. Это ты, Сезран, начал эту игру, и на твоих плечах лежит вся ответственность за то, что происходило с этим миром за последнюю тысячу лет, но в конце концов ты исправишь причиненное тобой зло при помощи того самого инструмента, который ты так стремишься получить.
— Поосторожнее, Миск. Я буду сражаться с этим!
— Это судьба.
— Я — выше судеб этого презренного маленького мирка.
Миск только понимающе улыбнулась брату, и он, вышедши из себя, вскричал:
— Ты выжила из ума!
Миск подумала о том, что она действительно сумасшедшая. Она чувствовала усталость, так как усилия, необходимые для того, чтобы поддерживать ясность мыслей, утомили ее сверх всякой меры. Непрочная связь Миск с настоящим слабела с каждой секундой, но она еще боролась, чтобы задержаться. Ей необходимо было сказать Сезрану еще одну, последнюю вещь:
— Мы с тобой будем здесь, в конце и в начале. Мы будем вместе.
Сезран еще был сердит.
— Держись от меня подальше, сестра!
Миск снова поднесла чашку к губам, но ее рука так сильно дрожала, что отблески огня беспорядочно метались по поверхности жидкости, зайчиками света дробились по стенам и по потолку. Вслед за ними скакали ее мысли.
— Слишком поздно. Слишком скоро? — промурлыкала она, ощущая, как время рванулось вспять.
— Ты — ведьма?
Миск повернула голову и обнаружила рядом с собой десятилетнего Гэйлона.
В ореховых глазах мальчика застыл вопрос.
— Что ты, конечно, нет! Ведовство — слишком неточная наука.
— Тогда кто же ты?
— Миск.
Ответ не удовлетворил Гэйлона, она ясно видела это.
— Ведьмы используют щепотки и пригоршни листьев и трав, кусочки паутины, грибы, собранные в полнолуние. Разве в их стряпне можно найти настоящую силу? Вот, протяни мне твои пальцы? — Она взяла руки мальчика, повернула их ладонями вверх и заставила его вытянуть указательные пальцы. На каждый палец она положила по крупинке соли. — Можешь ты сказать, какая крупинка тяжелее?
Гэйлон удивленно посмотрел на нее.
— Нет? Они же одинаковые.
— Нет! Они разные. Попробуй почувствовать вес.
Юный принц пошевелил сначала одной рукой, потом другой, действуя осторожно, чтобы не стряхнуть крупинки на пол. Наконец он разочарованно покачал головой:
— То, о чем ты говоришь, невозможно.
— Это трудно, но не невозможно. В свое время ты поймешь, что я хотела сказать. Пройдет время, и у тебя появится необходимая чувствительность, чтобы легко справиться с подобным заданием. Тогда ты поймешь, что я такое.
Сезран неподвижно стоял и смотрел, как Миск разговаривает с пустым местом и размахивает руками, которые на фоне пылающего очага казались черными, бесплотными тенями. Он терпеть не мог, когда Миск вмешивалась в его дела, но он по-своему любил сестру, и ему было больно видеть ее сумасшествие. Когда-то они были очень близки, однако теперь широкая трещина пролегла между ними.
С тяжелым вздохом маг закрыл глаза, бывшие точными копиями глаз Миск, и усилием воли вернулся туда, откуда пришел.
Заметив, как придворный лекарь осторожно глянул вдоль коридора, Люсьен успокоил его:
— Я один, — с этими словами он протянул Гиркану высокую бутыль зеленого стекла и увидел, как загорелись его глаза.
— Вы очень добры, милорд, — пробормотал Гиркан, близоруко всматриваясь в наклейку на бутыли. — Хорошая выдержка, да и урожай в тот год был неплох. Прошу вас, присаживайтесь. Я сейчас открою?
Пока толстяк рылся на полках в поисках штопора, Люсьен уселся у огня. Комнаты Гиркана располагались в подвале замка, и поэтому здесь всегда было холодно, несмотря на то, что наверху стояла удивительно теплая для этого времени года погода. Повсюду были расставлены антикварные вещицы, а все подходящие поверхности были укрыты скатертями, покрывалами и салфетками. В лаборатории было довольно уютно, несмотря даже на то, что из углов незряче смотрели на Люсьена человеческие черепа с широкими, черными глазницами.
Гиркан принес кружки и разлил вино. Затем он уважительно отступил назад, ожидая, чтобы король первым пригубил напиток. Люсьен сдержанно улыбнулся. «Экий хитрец!» — подумал он, отпивая глоток и чувствуя во рту восхитительный привкус спелого, сладкого винограда. Гиркан пристально наблюдал за ним, и Люсьен подумал, что он, должно быть, ожидает какого-то подвоха с его стороны.
— Садись, Гиркан, — пригласил он. — Сегодня мне нужна компания.
Глядишь, и узнаю от тебя что-нибудь полезное.
Счастливый Гиркан грузно опустился в кресло подле короля. Отхлебнув вина, он в восторге закатил глаза.
— У вашей милости отличный вкус! Совершенно волшебное вино. Как любезно с вашей стороны навестить одинокого, старого человека. Но, может быть, вы устали и хотите отдохнуть? Час довольно поздний?
— Я не могу уснуть, — пожаловался Люсьен.
— Желает ли ваше величество, чтобы я приготовил снотворное?
— Нет, — ответил Люсьен, но как-то уж слишком быстро. Он боялся спать с тех пор, как Фейдир в последний раз погрузил его в сон при помощи своего заклятья. — Я хотел спросить тебя, не узнал ли ты чего-то нового, относящегося к Наследию Орима?
Люсьен намекал на тот кусок пергамента, который он давал Гиркану для перевода. Текст на пергаменте был на древнем языке Виндланда, и Гиркан, как все знахари, колдуны и маги, прекрасно знал этот мертвый язык, так как большинство книг, касающихся его ремесла, были написаны именно на нем.
— Я уж думал, что вы и думать забыли про Кингслэйер. Столько лет прошло?
— с удовольствием пробормотал Гиркан.
— Все, что интересует моего дядю, интересует и меня.
— Если этот меч и в самом деле существует, то его мощь никогда не будет принадлежать вам, милорд.
Люсьен сурово взглянул на врача.
— Это еще почему?
— Прошу прощения, сир, но вы не маг. Считается, что Кингслэйер повинуется только тому, кто владеет Колдовским Камнем. — Гиркан прервался, чтобы отпить из своей кружки изрядный глоток. — Но, на мой взгляд, все это — чистая теория. Ваш дядя обыскал весь замок, как вы мне рассказывали, но ничего не нашел. Похоже, что единственным, кто мог бы пролить свет на эту историю, был Дэрин Госнийский. Ведь тот загадочный текст был найден именно в его покоях, разве не так?
Вместо ответа Люсьен потянулся за бутылкой, которую Гиркан успел поставить на полку. Наклонившись вперед, он снова наполнил кружку толстяка. Гиркан продолжал болтать, не замечая тонкой улыбки, появившейся на губах короля:
— Конечно, Госни исчез уже очень давно. Если он не умер, то уж конечно находится где-нибудь на расстоянии тысячи лиг отсюда. Но если лорд Фейдир когда-нибудь его изловит, то в его руках этот человек очень быстро заговорит, особенно если вашему дяде поможет это гнусное существо, которое Фейдир сделал начальником замковой темницы.
— Рамм по-своему неплохой человек, — вставил Люсьен.
Гиркан вытер толстые губы тыльной стороной руки.
— У меня от него мурашки по коже бегают. Он напоминает мне бледную саламандру. Та тоже живет под камнями и жалит кого ни попадя, — сказав это, Гиркан заискивающе улыбнулся Люсьену. — Я лекарь, милорд, и мне очень тяжело видеть все то, что он делает с людьми при помощи своих богом проклятых инструментов. Мне кажется, что теперь мне навечно уготована судьба подручного палача, который приводит в чувство какого-то несчастного грешника и помогает ему прожить еще немного, для того чтобы Рамм мог закончить свою грязную работенку. Что касается Госни, то я не хотел бы, чтобы он попал в лапы этого палача и мучителя. Я уже был при дворе, когда он родился. Его мать, Идонна, была женщиной редкой красоты: хрупкая, изящная, светлокожая, с такими длинными волосами, что она могла сидеть на них. Жаль, что она умерла так скоро. Неизлечимая болезнь. Я ничего не мог сделать для бедняжки. Удивительно, что она попросила, чтобы ее тело похоронили в склепе в гробнице Черных Королей?
Люсьен отпил глоток вина, едва чувствуя вкус. Гробница! Перед его мысленным взором возникло лицо Дэрина, выхваченное из тьмы падающим из окна светом. Сажа, траурная сажа была у него на лбу! И Люсьену вдруг расхотелось выслушивать дальнейшую родословную герцогов Госнийских. Он больше не слушал болтливого старого доктора.
Итак, Кингслэйер ему бесполезен. Значит, необходимо сделать так, чтобы и Фейдир никогда не смог им воспользоваться. Дядя с нетерпением ожидал прибытия Госни и принца, и теперь Люсьену нужно было придумать, как опередить его и уничтожить обоих прежде, чем они попадут в руки старого мага. Некоторое время он смаковал эту мысль, но он все же отреагировал, когда Гиркан упомянул Джессмин.
— Как-как ты сказал?
Застигнутый вопросом Люсьена на полуслове, Гиркан вопросительно уставился на короля.
— Сир?
— Что там насчет Джессмин?
— Я говорил, что ваша бессонница мне вполне понятна. Если бы я предвкушал свадьбу с такой прекрасной девушкой, как наша принцесса, я тоже не смог бы уснуть. Трудно поверить, что через пару недель ей исполнится пятнадцать. Кажется, что еще только вчера?
Старик был совершенно непереносимым болтуном и занудой. Люсьен откинулся на спинку кресла и, подавив зевок, заставил себя послушать пространные рассуждения Гиркана еще немного. Как любил повторять Фейдир, каждый человек на что-то годился. Даже Гиркан.
С самого начала они долго не могли договориться, кто на какой лошади поедет. Дэрин настаивал на том, что Гэйлону нужно ехать верхом на Эмбер, так как обожженная рука его была забинтована и болела, да и сам принц чувствовал сильную усталость после своей борьбы с заклятьем Фейдира. Кроме всего этого, Гэйлон, в конце концов, был принцем. Гэйлон не слушал никаких аргументов герцога и, смастерив из обрывков веревки некое подобие сбруи, взгромоздился Кэти на спину без седла.
Кэти была несколько крупнее обычных пони, да и в лице Гэйлона было еще много детского, так что в целом зрелище получилось не слишком комичное. Кэти же, дождавшись, пока Гэйлон усядется, аккуратненько сбросила его на землю. К счастью, падать было не высоко. Во второй раз Гэйлон уже был готов к ее коварным маневрам и ухитрился остаться верхом на ней даже тогда, когда, сердито взбрыкивая, кобыла мчалась по извилистой тропе. В конце концов она, казалось, покорилась, но еще не раз в ее крупных фиолетовых глазах вспыхивали злобные огоньки, и Гэйлон либо оказывался на земле, либо вынужден был цепляться за гриву, чтобы не упасть. С грехом пополам они добрались до Ривербенда.
За прошедшие девять лет городок сильно переменился. Во-первых, он сильно разросся и теперь занимал не только пойменный луг, примыкающий к берегам Южного рукава, но и часть холмов на другой стороне почтового тракта. Теперь в нем появилась рыночная площадь и несколько постоялых дворов, самым маленьким из которых была гостиница «Веселая Речка». Это древнее сооружение, правда, было расширено и заново побелено, однако ни то ни другое не могло скрыть ни его ветхости, ни почтенного возраста. Чувствовалось, что среди местных жителей это по-прежнему самое любимое место, что подтверждалось и количеством людей, которые набились в тесный маленький зал на первом этаже. Гостиница тоже была переполнена, но не солдатами, как в прошлый раз, а разношерстными пришельцами, которые прибыли в Виннамир, чтобы стаскивать с холмов гигантские стволы деревьев и отправлять их в большегрузных фургонах в Занкос и Катай.
При виде лагерей лесозаготовителей, которые им довелось проезжать, Гэйлон пришел в ярость. В этих временных поселках был широко распространен труд рабов, и смерть ежедневно уносила жизни нескольких человек, которые с веревками и цепями работали на крутых склонах. Спускать тяжелые бревна с горы вниз, к дороге, где их уже можно было грузить на телеги, было действительно опасным занятием, однако гораздо сильнее был огорчен Гэйлон страшными шрамами, которые оставались на земле. На протяжение тех нескольких дней, что они ехали к Ривербенду, несколько раз принимался дождь, и после каждого дождя низкое ночное небо освещалось призрачно-красным недобрым светом лесных пожаров. Дровосеки сами поджигали лес, чтобы выжечь всю мелочь, весь подлесок, прежде чем начать валить самые толстые деревья. Дэрин старался не замечать ни разрушений, ни страданий несчастных людей, так как не хотел переживать ту же боль, какая терзала сердце Гэйлона. Он еще помнил ночной разговор в королевских покоях, когда Рейс предупреждал его именно о таком будущем.
Теперь передний двор гостиницы «Веселая Речка» был обнесен изгородью, которая успела состариться и наполовину сгнить. Гэйлон на Кэти первым въехал в ворота, которые висели на перекошенных ржавых петлях. На визг этих петель выскочил из дверей гостиницы босой мальчуган. Перескакивая через лужи, он в конце концов остановился в густой грязи прямо перед путниками. Принимая поводья Кэти, он поднял голову, и Гэйлон с достоинством спешился, не обращая внимания на любопытную улыбку паренька.
— У вас на лице грязь, и на волосах тоже, — услужливо подсказал мальчик.
Гэйлон состроил недовольную гримасу, однако потер свою заросшую бородой щеку обтрепанным рукавом. Мальчишка потащил за собой упирающуюся кобылу, чтобы принять поводья Эмбер. Дэрин продолжал неподвижно сидеть в седле, пристально всматриваясь в лицо мальчугана. У него были тонкие черты лица и темные волосы, которые слегка вились на шее. Мальчик посмотрел на Дэрина, и герцог увидел его зеленые, как у кошки, глаза.
— Господин, — сказал он таким голосом, словно Дэрин был несчастным дурачком, — если вы спешитесь, то я позабочусь о вашей лошадке.
Дэрин не шевельнулся, взгляд его остался неподвижен, и мальчик вопросительно повернулся к Гэйлону.
— Тебе помочь? — спросил принц, протягивая герцогу руку.
Дэрин покачал головой и сполз с седла на землю. Мальчишка подхватил поводья Эмбер и быстро повел лошадей за дом.
— Эй, погоди! — крикнул ему вслед Гэйлон. — Хэбби все еще заправляет этой развалиной?
— Ага, — ответил через плечо мальчуган. — Это моя мама.
Внутри было шумно, посетители ели и пили, громко бранясь и распевая песни. В воздухе сильно пахло жареным мясом и свежевыпеченным хлебом. Молоденькая служанка бросила на вошедших Гэйлона и Дэрина быстрый взгляд, но они были одеты слишком бедно, чтобы привлечь ее внимание. Принц сам отыскал свободное место у очага и провел туда Дэрина.
Лишь только они уселись, дверь на кухню распахнулась и в зал вышла Хэбби с огромным блюдом жареного мяса в руках. Мясо съежилось и почернело, и Гэйлон улыбнулся. Что бы ни привлекало посетителей в таверну, это наверняка была не здешняя кухня. Тем временем Хэбби со стуком опустила блюдо посередине самого большого стола.
— Хэбби, дорогая! Подойди-ка к нам! — крикнул мужчина за другим столом.
— Я хочу сказать тебе кое-что!
Хэбби повернулась и пошла на зов. Наклонившись к мужчине, позвавшему ее, она с улыбкой прислушивалась к тому, что он шептал ей на ухо.
Если город и изменился, то Хэбби — нет. Может быть, талия ее и стала чуть шире, но черные как вороново крыло волосы, заплетенные в тугие косы и свернутые в свисающие по бокам головы крендели, все так же блестели. Гэйлон, глядя на нее глазами взрослого мужчины, каковым он себя с некоторых пор считал, не мог не признать, что Хэбби красива. Поглядев на Дэрина, принц увидал на его лице непроницаемое выражение, однако глаза герцога следили за каждым движением женщины. Вскоре, однако, Хэбби вернулась в кухню. Гэйлон встал.
— Что это ты задумал? — спросил Дэрин, поймав его за руку.
— Я хочу задать несколько вопросов Хэбби, — Гэйлон сделал паузу. — Ну и заодно раздобыть нам что-нибудь на обед.
Дэрин неохотно выпустил его, и Гэйлон протолкался сквозь толпу на кухню. Хэбби как раз разливала суп по глубоким тарелкам и даже не подняла головы, когда Гэйлон вошел и закрыл за собой дверь.
— Мест нет, — отрывисто сказала она. — Обратись напротив.
— Я хочу спросить кое о чем. — Гэйлон обнаружил на разделочном столе несколько обрезков жареного мяса и немедленно отправил один кусочек в рот.
— Не сейчас, — отозвалась Хэбби и ловко шлепнула его по рукам, когда он снова потянулся за мясом. Подойдя к посудному шкафчику, Хэбби стала нарезать хлеб и складывать его на поднос, на котором стояли тарелки с супом.
— Это не займет много времени.
Хэбби хмуро посмотрела на него.
— Ты что, в грязи валялся, прежде чем придти сюда? Все вы, дровосеки, одинаковы. Ну-ка, подними ногу!
— Как вы сказали, мадам?
— Покажи подошвы! Я никого не пускаю в гостиницу, если сапоги подбиты гвоздями и могут попортить полы.
— Ну и грязища! — с отвращением констатировала она, когда Гэйлон приподнял одну ногу и продемонстрировал залепленный глиной башмак.
— Я только хотел узнать, где мне найти кузнеца по имени Сеп. Его кузница развалилась, и никто, похоже, его не знает.
Хэбби резко остановилась.
— Его нет.
— Где же он?
— Мертв, — резко бросила она. — Много лет назад его прикончил один безносый сукин сын, капитан королевской стражи Нанкус.
Гэйлон почувствовал, как внутри него все сжалось в комок, а Хэбби безжалостно закончила:
— Выметайся! Я сейчас принесу тебе твой обед.
— Боюсь, у меня нет денег.
Губы Хэбби изогнулись в кривой улыбке.
— Я не могу позволить себе бесплатно кормить всех оборванцев, которые появляются в городе.
— Мам!
Хэбби повернулась на голос сына.
— Мне не до тебя, Дэви!
Мальчик вошел в кухню через заднюю дверь, держа в руках лютню и котомку Дэрина. Увидев Гэйлона, он улыбнулся.
— Я не хотел оставлять их в стойле, их могут украсть.
Хэбби посмотрела на лютню и перевела на Гэйлона проницательный взгляд своих зеленых глаз.
— Ступай, на этот раз я тебя накормлю, — пробормотала она невнятно. — Дэви, отнеси эти вещи в комнатку под лестницей, этот молодой человек переночует у нас.
— Нас двое, мадам, — быстро вставил Гэйлон.
Руки Хэбби на мгновение застыли на кромке подноса, потом она рывком подняла свою тяжелую ношу и вышла из кухни.
— Все в порядке, — утешил его Дэви. — Один из вас может спать на полу.
С этими словами мальчуган вывел принца в зал и проводил его к лестнице, ведшей на второй этаж. Комнатка оказалась малюсенькой, и в ней стояла такая узкая и короткая кровать, что принц сразу понял, кому придется спать на полу.
— А ты можешь на ней играть? — спросил Дэви, укладывая лютню на кровать.
— Да.
— Ты только не сердись, но я немного поиграл на ней. У нее очень приятный звук, хотя она и выглядит такой старой.
— Это действительно очень старая лютня, и она сделана так хорошо, что мне кажется, ничто не сможет ей повредить, — ласково произнес Гэйлон. — А ты умеешь играть?
— Не-а. Когда я вырасту, я стану дровосеком и буду работать в лесу.
Если ма разрешит, — добавил он поспешно. — Похоже, ей это не очень нравится. У дровосеков нет времени на такие глупости, как музыка.
— А твой отец тоже дровосек?
— Нет, — Дэви покачал темноволосой головой. — Он умер.
— Мне очень жаль, — посочувствовал Гэйлон.
— Я его даже не помню, — Дэви слегка пожал узкими плечами. — А теперь тебе лучше вернуться в зал, пока еда не кончилась. А где этот старик в смешном плаще?
Гэйлон улыбнулся.
— Я оставил его на скамье у очага. А ты сам ел? Может быть, твоя строгая ма разрешит тебе посидеть с нами?
— У меня есть еще кое-какая работа по дому. Я зайду попозже.
Принц возвратился в зал. Дэрин сидел на прежнем месте, хотя у очага было чересчур жарко. Гэйлон уселся рядом, и герцог поднял голову.
— Сеп мертв.
— Я так и думал, — печально кивнул Дэрин.
— Его убил Нанкус. Думаю, это случилось вскоре после того, как мы столкнулись с его людьми. Это моя вина.
— Если в этом кто-то и виноват, то мы оба.
Гэйлон глубоко вздохнул.
— Ну хорошо. Давай-ка отыщем место за столом. Хэбби нас покормит. Она даже нашла комнатку, в которой мы можем переночевать.
Дэрин продолжал сидеть.
— Что ты сказал ей обо мне?
— Ничего. Я не успел. Но я уверен, что она узнала лютню.
После долгого молчания Дэрин внезапно сказал:
— Я не голоден. Я слишком устал, чтобы есть.
— Ты не болен?
Герцог не ответил на вопрос.
— Где эта комната?
— Под лестницей. Она больше похожа на чулан, но там есть койка. Может быть, принести тебе обед туда?
— Когда ты поешь, найди мне бумагу. — Дэрин вложил в руку Гэйлона потускневшую монету. — Только не покупай у Хэбби, купи в городе. Купи заодно перо и чернила.
Гэйлон поглядел на маленький серебряный кружочек. Это была одна из тех монет, что дала им в дорогу Миск.
— Ты хочешь написать письмо?
— Просто сделай, как я прошу, — Дэрин с трудом поднялся, опираясь на свой посох. — И не говори Хэбби ничего обо мне.
И герцог неуклюже и медленно побрел к лестнице.
Гэйлон озадаченно смотрел ему вслед. Дэрин сильно переменился, с тех пор как покинул замок Сезрана. Он стал сильнее, увереннее, однако теперь прежнее подавленное состояние как будто вернулось к нему. Наверное, он не правильно поступил, настояв на том, чтобы остановиться в этой гостинице, однако Гэйлону очень хотелось знать, что происходит в королевстве, а «Веселая Речка» казалась ему наиболее подходящим местом, где можно было бы разузнать все новости.
В конце концов Гэйлон поднялся и кое-как уселся на краешке скамьи за ближайшим столом. Огромный лесоруб, оказавшийся его соседом, был настроен довольно дружелюбно, однако от него так сильно и густо пахло застарелым, прокисшим потом, что Гэйлон чуть не растерял весь аппетит. Запив то, что ему удалось съесть, кружкой эля, он сделал вид, что ему очень интересно то, о чем разговаривают за столом лесорубы. Эти огромные и сильные мужчины оказались вовсе не задиристыми, и принц мысленно сравнивал их с бурыми медведями — миролюбивыми и ласковыми, однако могучими и непредсказуемыми. Поэтому Гэйлон на всякий случай усиленно кивал и смеялся вместе со всеми, умело обходя все вопросы, касавшиеся его самого. Закончив трапезу, Гэйлон сердечно поблагодарил Хэбби и был вознагражден за все свои усилия коротким кивком. Накинув плащ, юноша отправился искать письменные принадлежности для Дэрина.
День клонился к вечеру, когда Гэйлон вернулся в гостиницу. Обед давно закончился, и те из посетителей таверны, кто не отправился работать, пили и сплетничали за столами. Гэйлона немедленно перехватил лесоруб, рядом с которым принц сидел во время обеда. Гэйлону сунули в руки огромную кружку с элем. Он выпил, и ему немедленно налили вторую. Эль был превосходен — теплый, темный, словно бархатный на вкус. Гэйлон пил маленькими глотками и прислушивался к разговорам, хотя многие из лесозаготовителей говорили с таким сильным чужеземным акцентом, что понять их было очень трудно. Разговоры в основном касались заработков здесь и на юге, а также низкой эффективности труда рабов. Несколько мужчин с увлечением спорили о разделе имущества одного из своих товарищей, раздавленного каким-то предметом, который они называли «овдовитель». Гэйлону предложили занять место погибшего лесоруба, и он долго отказывался от выгодной вакансии под градом добродушных насмешек.
— Лицемерка! — резко воскликнул Сезран. — Это ты разводила их, словно племенной скот.
— Только потому, что самые лучшие и многообещающие семьи были практически истреблены. Чей это был промах, если не твой? Их мир слишком долго оставался погружен в мрачные столетия средневековых войн.
— Мне нужен меч, — безапелляционно перебил ее Сезран.
Миск негромко рассмеялась.
— Ты его получишь, братик. Всему свое время.
— Это время уже пришло. Куда Дэрин его спрятал? Ведь Дэрин — это твое творение?
— Бедняга Дэрин — это моя неудача, и тебе об этом хорошо известно.
— Да, — не скрывая удовольствия, кивнул Сезран. — Дэрин должен был быть принцем, но Фейдир отыскал свой шанс и воспользовался им.В результате возник Люсьен, и твоя тщательно продуманная схема рассыпалась. Как тебе пришло в голову выбрать Гэйлона?
— Как и ты, я научилась обходиться тем материалом, который у меня под рукой.
— Он слишком могуч и слишком непостоянен.
— Кроме него у меня больше никого нет.
Потеряв терпение, Сезран шагнул к ней.
— Отдай мне меч, Миск. Еще не поздно! Если я получу звездный камень, который дает мечу силу, я смогу вернуть нас домой. Ты ведь не хочешь умереть тут?
— В отличие от тебя я примирилась с мыслью о смерти.
— Но не здесь же! Не в одиночестве! Скажи, где Кингслэйер, сестра!
Миск печально улыбнулась:
— Я не знаю.
Гнев Сезрана был впечатляющим, но бессильным.
— Ты путешествуешь по каналам времени. Я уверен, что ты что-то знаешь.
Что таит в себе будущее?
— Какое из них, брат? О каком будущем я должна тебе рассказать? Я видела, как ты кончишь. Рассказать?
Сезран отвернулся.
— Я так и думала, — продолжила Миск. — Вот что я тебе скажу: грядут великие перемены, и будущее этого мира наконец будет определено. Возможности человека неизмеримо возрастут, но цена этого будет высока, как всегда происходит в решающие исторические моменты. Катализатором всего процесса послужит меч. Это ты, Сезран, начал эту игру, и на твоих плечах лежит вся ответственность за то, что происходило с этим миром за последнюю тысячу лет, но в конце концов ты исправишь причиненное тобой зло при помощи того самого инструмента, который ты так стремишься получить.
— Поосторожнее, Миск. Я буду сражаться с этим!
— Это судьба.
— Я — выше судеб этого презренного маленького мирка.
Миск только понимающе улыбнулась брату, и он, вышедши из себя, вскричал:
— Ты выжила из ума!
Миск подумала о том, что она действительно сумасшедшая. Она чувствовала усталость, так как усилия, необходимые для того, чтобы поддерживать ясность мыслей, утомили ее сверх всякой меры. Непрочная связь Миск с настоящим слабела с каждой секундой, но она еще боролась, чтобы задержаться. Ей необходимо было сказать Сезрану еще одну, последнюю вещь:
— Мы с тобой будем здесь, в конце и в начале. Мы будем вместе.
Сезран еще был сердит.
— Держись от меня подальше, сестра!
Миск снова поднесла чашку к губам, но ее рука так сильно дрожала, что отблески огня беспорядочно метались по поверхности жидкости, зайчиками света дробились по стенам и по потолку. Вслед за ними скакали ее мысли.
— Слишком поздно. Слишком скоро? — промурлыкала она, ощущая, как время рванулось вспять.
— Ты — ведьма?
Миск повернула голову и обнаружила рядом с собой десятилетнего Гэйлона.
В ореховых глазах мальчика застыл вопрос.
— Что ты, конечно, нет! Ведовство — слишком неточная наука.
— Тогда кто же ты?
— Миск.
Ответ не удовлетворил Гэйлона, она ясно видела это.
— Ведьмы используют щепотки и пригоршни листьев и трав, кусочки паутины, грибы, собранные в полнолуние. Разве в их стряпне можно найти настоящую силу? Вот, протяни мне твои пальцы? — Она взяла руки мальчика, повернула их ладонями вверх и заставила его вытянуть указательные пальцы. На каждый палец она положила по крупинке соли. — Можешь ты сказать, какая крупинка тяжелее?
Гэйлон удивленно посмотрел на нее.
— Нет? Они же одинаковые.
— Нет! Они разные. Попробуй почувствовать вес.
Юный принц пошевелил сначала одной рукой, потом другой, действуя осторожно, чтобы не стряхнуть крупинки на пол. Наконец он разочарованно покачал головой:
— То, о чем ты говоришь, невозможно.
— Это трудно, но не невозможно. В свое время ты поймешь, что я хотела сказать. Пройдет время, и у тебя появится необходимая чувствительность, чтобы легко справиться с подобным заданием. Тогда ты поймешь, что я такое.
Сезран неподвижно стоял и смотрел, как Миск разговаривает с пустым местом и размахивает руками, которые на фоне пылающего очага казались черными, бесплотными тенями. Он терпеть не мог, когда Миск вмешивалась в его дела, но он по-своему любил сестру, и ему было больно видеть ее сумасшествие. Когда-то они были очень близки, однако теперь широкая трещина пролегла между ними.
С тяжелым вздохом маг закрыл глаза, бывшие точными копиями глаз Миск, и усилием воли вернулся туда, откуда пришел.
***
— Ваше величество? — В голосе Гиркана была нотка удивления, однако он широко распахнул перед королем дверь своей лаборатории.Заметив, как придворный лекарь осторожно глянул вдоль коридора, Люсьен успокоил его:
— Я один, — с этими словами он протянул Гиркану высокую бутыль зеленого стекла и увидел, как загорелись его глаза.
— Вы очень добры, милорд, — пробормотал Гиркан, близоруко всматриваясь в наклейку на бутыли. — Хорошая выдержка, да и урожай в тот год был неплох. Прошу вас, присаживайтесь. Я сейчас открою?
Пока толстяк рылся на полках в поисках штопора, Люсьен уселся у огня. Комнаты Гиркана располагались в подвале замка, и поэтому здесь всегда было холодно, несмотря на то, что наверху стояла удивительно теплая для этого времени года погода. Повсюду были расставлены антикварные вещицы, а все подходящие поверхности были укрыты скатертями, покрывалами и салфетками. В лаборатории было довольно уютно, несмотря даже на то, что из углов незряче смотрели на Люсьена человеческие черепа с широкими, черными глазницами.
Гиркан принес кружки и разлил вино. Затем он уважительно отступил назад, ожидая, чтобы король первым пригубил напиток. Люсьен сдержанно улыбнулся. «Экий хитрец!» — подумал он, отпивая глоток и чувствуя во рту восхитительный привкус спелого, сладкого винограда. Гиркан пристально наблюдал за ним, и Люсьен подумал, что он, должно быть, ожидает какого-то подвоха с его стороны.
— Садись, Гиркан, — пригласил он. — Сегодня мне нужна компания.
Глядишь, и узнаю от тебя что-нибудь полезное.
Счастливый Гиркан грузно опустился в кресло подле короля. Отхлебнув вина, он в восторге закатил глаза.
— У вашей милости отличный вкус! Совершенно волшебное вино. Как любезно с вашей стороны навестить одинокого, старого человека. Но, может быть, вы устали и хотите отдохнуть? Час довольно поздний?
— Я не могу уснуть, — пожаловался Люсьен.
— Желает ли ваше величество, чтобы я приготовил снотворное?
— Нет, — ответил Люсьен, но как-то уж слишком быстро. Он боялся спать с тех пор, как Фейдир в последний раз погрузил его в сон при помощи своего заклятья. — Я хотел спросить тебя, не узнал ли ты чего-то нового, относящегося к Наследию Орима?
Люсьен намекал на тот кусок пергамента, который он давал Гиркану для перевода. Текст на пергаменте был на древнем языке Виндланда, и Гиркан, как все знахари, колдуны и маги, прекрасно знал этот мертвый язык, так как большинство книг, касающихся его ремесла, были написаны именно на нем.
— Я уж думал, что вы и думать забыли про Кингслэйер. Столько лет прошло?
— с удовольствием пробормотал Гиркан.
— Все, что интересует моего дядю, интересует и меня.
— Если этот меч и в самом деле существует, то его мощь никогда не будет принадлежать вам, милорд.
Люсьен сурово взглянул на врача.
— Это еще почему?
— Прошу прощения, сир, но вы не маг. Считается, что Кингслэйер повинуется только тому, кто владеет Колдовским Камнем. — Гиркан прервался, чтобы отпить из своей кружки изрядный глоток. — Но, на мой взгляд, все это — чистая теория. Ваш дядя обыскал весь замок, как вы мне рассказывали, но ничего не нашел. Похоже, что единственным, кто мог бы пролить свет на эту историю, был Дэрин Госнийский. Ведь тот загадочный текст был найден именно в его покоях, разве не так?
Вместо ответа Люсьен потянулся за бутылкой, которую Гиркан успел поставить на полку. Наклонившись вперед, он снова наполнил кружку толстяка. Гиркан продолжал болтать, не замечая тонкой улыбки, появившейся на губах короля:
— Конечно, Госни исчез уже очень давно. Если он не умер, то уж конечно находится где-нибудь на расстоянии тысячи лиг отсюда. Но если лорд Фейдир когда-нибудь его изловит, то в его руках этот человек очень быстро заговорит, особенно если вашему дяде поможет это гнусное существо, которое Фейдир сделал начальником замковой темницы.
— Рамм по-своему неплохой человек, — вставил Люсьен.
Гиркан вытер толстые губы тыльной стороной руки.
— У меня от него мурашки по коже бегают. Он напоминает мне бледную саламандру. Та тоже живет под камнями и жалит кого ни попадя, — сказав это, Гиркан заискивающе улыбнулся Люсьену. — Я лекарь, милорд, и мне очень тяжело видеть все то, что он делает с людьми при помощи своих богом проклятых инструментов. Мне кажется, что теперь мне навечно уготована судьба подручного палача, который приводит в чувство какого-то несчастного грешника и помогает ему прожить еще немного, для того чтобы Рамм мог закончить свою грязную работенку. Что касается Госни, то я не хотел бы, чтобы он попал в лапы этого палача и мучителя. Я уже был при дворе, когда он родился. Его мать, Идонна, была женщиной редкой красоты: хрупкая, изящная, светлокожая, с такими длинными волосами, что она могла сидеть на них. Жаль, что она умерла так скоро. Неизлечимая болезнь. Я ничего не мог сделать для бедняжки. Удивительно, что она попросила, чтобы ее тело похоронили в склепе в гробнице Черных Королей?
Люсьен отпил глоток вина, едва чувствуя вкус. Гробница! Перед его мысленным взором возникло лицо Дэрина, выхваченное из тьмы падающим из окна светом. Сажа, траурная сажа была у него на лбу! И Люсьену вдруг расхотелось выслушивать дальнейшую родословную герцогов Госнийских. Он больше не слушал болтливого старого доктора.
Итак, Кингслэйер ему бесполезен. Значит, необходимо сделать так, чтобы и Фейдир никогда не смог им воспользоваться. Дядя с нетерпением ожидал прибытия Госни и принца, и теперь Люсьену нужно было придумать, как опередить его и уничтожить обоих прежде, чем они попадут в руки старого мага. Некоторое время он смаковал эту мысль, но он все же отреагировал, когда Гиркан упомянул Джессмин.
— Как-как ты сказал?
Застигнутый вопросом Люсьена на полуслове, Гиркан вопросительно уставился на короля.
— Сир?
— Что там насчет Джессмин?
— Я говорил, что ваша бессонница мне вполне понятна. Если бы я предвкушал свадьбу с такой прекрасной девушкой, как наша принцесса, я тоже не смог бы уснуть. Трудно поверить, что через пару недель ей исполнится пятнадцать. Кажется, что еще только вчера?
Старик был совершенно непереносимым болтуном и занудой. Люсьен откинулся на спинку кресла и, подавив зевок, заставил себя послушать пространные рассуждения Гиркана еще немного. Как любил повторять Фейдир, каждый человек на что-то годился. Даже Гиркан.
***
По главной улице городка, обгоняя Гэйлона и Дэрина, с гулом прокатился тяжеленный фургон, влекомый упряжкой из восьми могучих ломовых лошадей, копыта которых были величиной с ведро. Из-под этих копыт вылетали целые фонтаны жидкой грязи, и Дэрин заблаговременно направил Эмбер к обочине. Кэти слушалась Гэйлона неохотно и медленно, и поэтому грязь, выплеснувшаяся высоко вверх из-под огромного колеса, окатила Гэйлона с головы до ног. Проклятья Гэйлона были виртуозны и цветисты, и Дэрин прикрыл лицо капюшоном плаща, чтобы скрыть улыбку. Парень ехал верхом как истинный аристократ, выпрямив спину и развернув плечи, однако ноги его чуть ли не волочились по земле. Теперь, в довершение картины, принц был облеплен грязью и выглядел вовсе не по-королевски.С самого начала они долго не могли договориться, кто на какой лошади поедет. Дэрин настаивал на том, что Гэйлону нужно ехать верхом на Эмбер, так как обожженная рука его была забинтована и болела, да и сам принц чувствовал сильную усталость после своей борьбы с заклятьем Фейдира. Кроме всего этого, Гэйлон, в конце концов, был принцем. Гэйлон не слушал никаких аргументов герцога и, смастерив из обрывков веревки некое подобие сбруи, взгромоздился Кэти на спину без седла.
Кэти была несколько крупнее обычных пони, да и в лице Гэйлона было еще много детского, так что в целом зрелище получилось не слишком комичное. Кэти же, дождавшись, пока Гэйлон усядется, аккуратненько сбросила его на землю. К счастью, падать было не высоко. Во второй раз Гэйлон уже был готов к ее коварным маневрам и ухитрился остаться верхом на ней даже тогда, когда, сердито взбрыкивая, кобыла мчалась по извилистой тропе. В конце концов она, казалось, покорилась, но еще не раз в ее крупных фиолетовых глазах вспыхивали злобные огоньки, и Гэйлон либо оказывался на земле, либо вынужден был цепляться за гриву, чтобы не упасть. С грехом пополам они добрались до Ривербенда.
За прошедшие девять лет городок сильно переменился. Во-первых, он сильно разросся и теперь занимал не только пойменный луг, примыкающий к берегам Южного рукава, но и часть холмов на другой стороне почтового тракта. Теперь в нем появилась рыночная площадь и несколько постоялых дворов, самым маленьким из которых была гостиница «Веселая Речка». Это древнее сооружение, правда, было расширено и заново побелено, однако ни то ни другое не могло скрыть ни его ветхости, ни почтенного возраста. Чувствовалось, что среди местных жителей это по-прежнему самое любимое место, что подтверждалось и количеством людей, которые набились в тесный маленький зал на первом этаже. Гостиница тоже была переполнена, но не солдатами, как в прошлый раз, а разношерстными пришельцами, которые прибыли в Виннамир, чтобы стаскивать с холмов гигантские стволы деревьев и отправлять их в большегрузных фургонах в Занкос и Катай.
При виде лагерей лесозаготовителей, которые им довелось проезжать, Гэйлон пришел в ярость. В этих временных поселках был широко распространен труд рабов, и смерть ежедневно уносила жизни нескольких человек, которые с веревками и цепями работали на крутых склонах. Спускать тяжелые бревна с горы вниз, к дороге, где их уже можно было грузить на телеги, было действительно опасным занятием, однако гораздо сильнее был огорчен Гэйлон страшными шрамами, которые оставались на земле. На протяжение тех нескольких дней, что они ехали к Ривербенду, несколько раз принимался дождь, и после каждого дождя низкое ночное небо освещалось призрачно-красным недобрым светом лесных пожаров. Дровосеки сами поджигали лес, чтобы выжечь всю мелочь, весь подлесок, прежде чем начать валить самые толстые деревья. Дэрин старался не замечать ни разрушений, ни страданий несчастных людей, так как не хотел переживать ту же боль, какая терзала сердце Гэйлона. Он еще помнил ночной разговор в королевских покоях, когда Рейс предупреждал его именно о таком будущем.
Теперь передний двор гостиницы «Веселая Речка» был обнесен изгородью, которая успела состариться и наполовину сгнить. Гэйлон на Кэти первым въехал в ворота, которые висели на перекошенных ржавых петлях. На визг этих петель выскочил из дверей гостиницы босой мальчуган. Перескакивая через лужи, он в конце концов остановился в густой грязи прямо перед путниками. Принимая поводья Кэти, он поднял голову, и Гэйлон с достоинством спешился, не обращая внимания на любопытную улыбку паренька.
— У вас на лице грязь, и на волосах тоже, — услужливо подсказал мальчик.
Гэйлон состроил недовольную гримасу, однако потер свою заросшую бородой щеку обтрепанным рукавом. Мальчишка потащил за собой упирающуюся кобылу, чтобы принять поводья Эмбер. Дэрин продолжал неподвижно сидеть в седле, пристально всматриваясь в лицо мальчугана. У него были тонкие черты лица и темные волосы, которые слегка вились на шее. Мальчик посмотрел на Дэрина, и герцог увидел его зеленые, как у кошки, глаза.
— Господин, — сказал он таким голосом, словно Дэрин был несчастным дурачком, — если вы спешитесь, то я позабочусь о вашей лошадке.
Дэрин не шевельнулся, взгляд его остался неподвижен, и мальчик вопросительно повернулся к Гэйлону.
— Тебе помочь? — спросил принц, протягивая герцогу руку.
Дэрин покачал головой и сполз с седла на землю. Мальчишка подхватил поводья Эмбер и быстро повел лошадей за дом.
— Эй, погоди! — крикнул ему вслед Гэйлон. — Хэбби все еще заправляет этой развалиной?
— Ага, — ответил через плечо мальчуган. — Это моя мама.
Внутри было шумно, посетители ели и пили, громко бранясь и распевая песни. В воздухе сильно пахло жареным мясом и свежевыпеченным хлебом. Молоденькая служанка бросила на вошедших Гэйлона и Дэрина быстрый взгляд, но они были одеты слишком бедно, чтобы привлечь ее внимание. Принц сам отыскал свободное место у очага и провел туда Дэрина.
Лишь только они уселись, дверь на кухню распахнулась и в зал вышла Хэбби с огромным блюдом жареного мяса в руках. Мясо съежилось и почернело, и Гэйлон улыбнулся. Что бы ни привлекало посетителей в таверну, это наверняка была не здешняя кухня. Тем временем Хэбби со стуком опустила блюдо посередине самого большого стола.
— Хэбби, дорогая! Подойди-ка к нам! — крикнул мужчина за другим столом.
— Я хочу сказать тебе кое-что!
Хэбби повернулась и пошла на зов. Наклонившись к мужчине, позвавшему ее, она с улыбкой прислушивалась к тому, что он шептал ей на ухо.
Если город и изменился, то Хэбби — нет. Может быть, талия ее и стала чуть шире, но черные как вороново крыло волосы, заплетенные в тугие косы и свернутые в свисающие по бокам головы крендели, все так же блестели. Гэйлон, глядя на нее глазами взрослого мужчины, каковым он себя с некоторых пор считал, не мог не признать, что Хэбби красива. Поглядев на Дэрина, принц увидал на его лице непроницаемое выражение, однако глаза герцога следили за каждым движением женщины. Вскоре, однако, Хэбби вернулась в кухню. Гэйлон встал.
— Что это ты задумал? — спросил Дэрин, поймав его за руку.
— Я хочу задать несколько вопросов Хэбби, — Гэйлон сделал паузу. — Ну и заодно раздобыть нам что-нибудь на обед.
Дэрин неохотно выпустил его, и Гэйлон протолкался сквозь толпу на кухню. Хэбби как раз разливала суп по глубоким тарелкам и даже не подняла головы, когда Гэйлон вошел и закрыл за собой дверь.
— Мест нет, — отрывисто сказала она. — Обратись напротив.
— Я хочу спросить кое о чем. — Гэйлон обнаружил на разделочном столе несколько обрезков жареного мяса и немедленно отправил один кусочек в рот.
— Не сейчас, — отозвалась Хэбби и ловко шлепнула его по рукам, когда он снова потянулся за мясом. Подойдя к посудному шкафчику, Хэбби стала нарезать хлеб и складывать его на поднос, на котором стояли тарелки с супом.
— Это не займет много времени.
Хэбби хмуро посмотрела на него.
— Ты что, в грязи валялся, прежде чем придти сюда? Все вы, дровосеки, одинаковы. Ну-ка, подними ногу!
— Как вы сказали, мадам?
— Покажи подошвы! Я никого не пускаю в гостиницу, если сапоги подбиты гвоздями и могут попортить полы.
— Ну и грязища! — с отвращением констатировала она, когда Гэйлон приподнял одну ногу и продемонстрировал залепленный глиной башмак.
— Я только хотел узнать, где мне найти кузнеца по имени Сеп. Его кузница развалилась, и никто, похоже, его не знает.
Хэбби резко остановилась.
— Его нет.
— Где же он?
— Мертв, — резко бросила она. — Много лет назад его прикончил один безносый сукин сын, капитан королевской стражи Нанкус.
Гэйлон почувствовал, как внутри него все сжалось в комок, а Хэбби безжалостно закончила:
— Выметайся! Я сейчас принесу тебе твой обед.
— Боюсь, у меня нет денег.
Губы Хэбби изогнулись в кривой улыбке.
— Я не могу позволить себе бесплатно кормить всех оборванцев, которые появляются в городе.
— Мам!
Хэбби повернулась на голос сына.
— Мне не до тебя, Дэви!
Мальчик вошел в кухню через заднюю дверь, держа в руках лютню и котомку Дэрина. Увидев Гэйлона, он улыбнулся.
— Я не хотел оставлять их в стойле, их могут украсть.
Хэбби посмотрела на лютню и перевела на Гэйлона проницательный взгляд своих зеленых глаз.
— Ступай, на этот раз я тебя накормлю, — пробормотала она невнятно. — Дэви, отнеси эти вещи в комнатку под лестницей, этот молодой человек переночует у нас.
— Нас двое, мадам, — быстро вставил Гэйлон.
Руки Хэбби на мгновение застыли на кромке подноса, потом она рывком подняла свою тяжелую ношу и вышла из кухни.
— Все в порядке, — утешил его Дэви. — Один из вас может спать на полу.
С этими словами мальчуган вывел принца в зал и проводил его к лестнице, ведшей на второй этаж. Комнатка оказалась малюсенькой, и в ней стояла такая узкая и короткая кровать, что принц сразу понял, кому придется спать на полу.
— А ты можешь на ней играть? — спросил Дэви, укладывая лютню на кровать.
— Да.
— Ты только не сердись, но я немного поиграл на ней. У нее очень приятный звук, хотя она и выглядит такой старой.
— Это действительно очень старая лютня, и она сделана так хорошо, что мне кажется, ничто не сможет ей повредить, — ласково произнес Гэйлон. — А ты умеешь играть?
— Не-а. Когда я вырасту, я стану дровосеком и буду работать в лесу.
Если ма разрешит, — добавил он поспешно. — Похоже, ей это не очень нравится. У дровосеков нет времени на такие глупости, как музыка.
— А твой отец тоже дровосек?
— Нет, — Дэви покачал темноволосой головой. — Он умер.
— Мне очень жаль, — посочувствовал Гэйлон.
— Я его даже не помню, — Дэви слегка пожал узкими плечами. — А теперь тебе лучше вернуться в зал, пока еда не кончилась. А где этот старик в смешном плаще?
Гэйлон улыбнулся.
— Я оставил его на скамье у очага. А ты сам ел? Может быть, твоя строгая ма разрешит тебе посидеть с нами?
— У меня есть еще кое-какая работа по дому. Я зайду попозже.
Принц возвратился в зал. Дэрин сидел на прежнем месте, хотя у очага было чересчур жарко. Гэйлон уселся рядом, и герцог поднял голову.
— Сеп мертв.
— Я так и думал, — печально кивнул Дэрин.
— Его убил Нанкус. Думаю, это случилось вскоре после того, как мы столкнулись с его людьми. Это моя вина.
— Если в этом кто-то и виноват, то мы оба.
Гэйлон глубоко вздохнул.
— Ну хорошо. Давай-ка отыщем место за столом. Хэбби нас покормит. Она даже нашла комнатку, в которой мы можем переночевать.
Дэрин продолжал сидеть.
— Что ты сказал ей обо мне?
— Ничего. Я не успел. Но я уверен, что она узнала лютню.
После долгого молчания Дэрин внезапно сказал:
— Я не голоден. Я слишком устал, чтобы есть.
— Ты не болен?
Герцог не ответил на вопрос.
— Где эта комната?
— Под лестницей. Она больше похожа на чулан, но там есть койка. Может быть, принести тебе обед туда?
— Когда ты поешь, найди мне бумагу. — Дэрин вложил в руку Гэйлона потускневшую монету. — Только не покупай у Хэбби, купи в городе. Купи заодно перо и чернила.
Гэйлон поглядел на маленький серебряный кружочек. Это была одна из тех монет, что дала им в дорогу Миск.
— Ты хочешь написать письмо?
— Просто сделай, как я прошу, — Дэрин с трудом поднялся, опираясь на свой посох. — И не говори Хэбби ничего обо мне.
И герцог неуклюже и медленно побрел к лестнице.
Гэйлон озадаченно смотрел ему вслед. Дэрин сильно переменился, с тех пор как покинул замок Сезрана. Он стал сильнее, увереннее, однако теперь прежнее подавленное состояние как будто вернулось к нему. Наверное, он не правильно поступил, настояв на том, чтобы остановиться в этой гостинице, однако Гэйлону очень хотелось знать, что происходит в королевстве, а «Веселая Речка» казалась ему наиболее подходящим местом, где можно было бы разузнать все новости.
В конце концов Гэйлон поднялся и кое-как уселся на краешке скамьи за ближайшим столом. Огромный лесоруб, оказавшийся его соседом, был настроен довольно дружелюбно, однако от него так сильно и густо пахло застарелым, прокисшим потом, что Гэйлон чуть не растерял весь аппетит. Запив то, что ему удалось съесть, кружкой эля, он сделал вид, что ему очень интересно то, о чем разговаривают за столом лесорубы. Эти огромные и сильные мужчины оказались вовсе не задиристыми, и принц мысленно сравнивал их с бурыми медведями — миролюбивыми и ласковыми, однако могучими и непредсказуемыми. Поэтому Гэйлон на всякий случай усиленно кивал и смеялся вместе со всеми, умело обходя все вопросы, касавшиеся его самого. Закончив трапезу, Гэйлон сердечно поблагодарил Хэбби и был вознагражден за все свои усилия коротким кивком. Накинув плащ, юноша отправился искать письменные принадлежности для Дэрина.
День клонился к вечеру, когда Гэйлон вернулся в гостиницу. Обед давно закончился, и те из посетителей таверны, кто не отправился работать, пили и сплетничали за столами. Гэйлона немедленно перехватил лесоруб, рядом с которым принц сидел во время обеда. Гэйлону сунули в руки огромную кружку с элем. Он выпил, и ему немедленно налили вторую. Эль был превосходен — теплый, темный, словно бархатный на вкус. Гэйлон пил маленькими глотками и прислушивался к разговорам, хотя многие из лесозаготовителей говорили с таким сильным чужеземным акцентом, что понять их было очень трудно. Разговоры в основном касались заработков здесь и на юге, а также низкой эффективности труда рабов. Несколько мужчин с увлечением спорили о разделе имущества одного из своих товарищей, раздавленного каким-то предметом, который они называли «овдовитель». Гэйлону предложили занять место погибшего лесоруба, и он долго отказывался от выгодной вакансии под градом добродушных насмешек.