Страница:
Лэйна Дин Джеймс
Колдовской камень
Моей матери, Эмилии Гамильтон Оутс Бакли
ПРОЛОГ
Стемнело, и его закружил вихрь воспоминаний. Его нечеловеческие глаза различали каскады цветов далеко за пределами обычного зрения. Один. Опять. Как оно и было.
Как и должно быть. Но вслед за воспоминаниями нахлынули чувства — мучительные, причиняющие боль. Он мог бы вспомнить тысячелетия, но память все время возвращала его к нескольким мгновениям, нанизанным на одну нить, как драгоценные жемчужины.
Сначала он намеревался убить этого ребенка, уничтожить без промедления этого маленького чумазого человеческого детеныша, — пока не увидел кольцо, а в кольце Колдовской Камень, который и заставил его внимательней приглядеться к мальчику. И он почувствовал незримые нити, протянувшиеся от малыша к Камню. Тут действовали земные и неземные энергии, это, несомненно, была магия необычайной силы.
Миск говорила об этом, но он не поверил ей. Бедная безумная Миск, для которой время существовало случайными всплесками, теряя свою непрерывность. Она сказала, что появится человек, который сможет найти то, что было утрачено: меч и драгоценный камень цвета ночи, который дает силу мечу. А потом появился этот ребенок: у него был Камень, и старик осмелился надеяться. Трижды глупец.
И вот он оставил ребенка у себя, чтобы обучать его по «Книге Камней». Никакой жалости, решил он. Разве что жалость к себе — игра, чтобы убить время. Просто игра, как и та, что завершилась этим ужасным изгнанием, как и предыдущая, которая закончилась столь же плохо. Он слишком торопил мальчика и в конце концов едва не погубил. И только тогда он осознал, что затеял, что попытался воссоздать.
Это было слишком страшно, жестоко и эгоистично — и он прогнал мальчика, отправил его назад, к существам, подобным ему, с их любовью, детским смехом и чисто человеческими слезами.
Воспоминания еще раз отозвались болью и горечью. Он знал цену своему прегрешению: быть одиноким, даже еще более одиноким, чем он был раньше.
Как и должно быть. Но вслед за воспоминаниями нахлынули чувства — мучительные, причиняющие боль. Он мог бы вспомнить тысячелетия, но память все время возвращала его к нескольким мгновениям, нанизанным на одну нить, как драгоценные жемчужины.
Сначала он намеревался убить этого ребенка, уничтожить без промедления этого маленького чумазого человеческого детеныша, — пока не увидел кольцо, а в кольце Колдовской Камень, который и заставил его внимательней приглядеться к мальчику. И он почувствовал незримые нити, протянувшиеся от малыша к Камню. Тут действовали земные и неземные энергии, это, несомненно, была магия необычайной силы.
Миск говорила об этом, но он не поверил ей. Бедная безумная Миск, для которой время существовало случайными всплесками, теряя свою непрерывность. Она сказала, что появится человек, который сможет найти то, что было утрачено: меч и драгоценный камень цвета ночи, который дает силу мечу. А потом появился этот ребенок: у него был Камень, и старик осмелился надеяться. Трижды глупец.
И вот он оставил ребенка у себя, чтобы обучать его по «Книге Камней». Никакой жалости, решил он. Разве что жалость к себе — игра, чтобы убить время. Просто игра, как и та, что завершилась этим ужасным изгнанием, как и предыдущая, которая закончилась столь же плохо. Он слишком торопил мальчика и в конце концов едва не погубил. И только тогда он осознал, что затеял, что попытался воссоздать.
Это было слишком страшно, жестоко и эгоистично — и он прогнал мальчика, отправил его назад, к существам, подобным ему, с их любовью, детским смехом и чисто человеческими слезами.
Воспоминания еще раз отозвались болью и горечью. Он знал цену своему прегрешению: быть одиноким, даже еще более одиноким, чем он был раньше.
1
Кончилось теплое лето, и тут же на смену ему явились предвестники зимы — прохладные ветреные дни. Смена времен года происходила в Виннамире незаметно: ни одно яркое пятно не нарушало тусклую, серо-зеленую гамму лесов. Обманчивое начало зимы для краев, где скоро начнутся проливные дожди и обильные снегопады. Чаще всего зима приходила рано и стояла долго, но в этом году природа все не давала холоду вступить в свои права.
Дэрин из Госни тихонько тронул поводья, заставив свою гнедую чистокровку приостановиться на гребне горы. Сильный ветер трепал темную гриву кобылы и темные волосы всадника. Лошадь была уставшая, взмыленная, на ее боках выступила соль. Ее теплый животный запах внушал Дэрину спокойствие. Некоторое время он пристально глядел на запад, наслаждаясь ароматами, которые приносил ветер, его серо-голубые глаза осматривали все складки местности.
Впереди виднелись прибрежные горы, невысокие и густо заросшие лесом. Обитавшие там пони были маленьким подобием гор — такие же невысокие и косматые. Кроме диких пони, встречались лоси, олени, медведи, пумы, а далеко внизу, в лесистых долинах, протекала Великая река, где водились лосось и форель. Дэрин привстал в стременах, расслабляя затекшие мускулы, потом снова повернул на юг, чтобы, перебравшись через горные хребты, выехать к северному рукаву реки.
Молодой человек был одет в платье тяжелого черного сукна, темный кожаный камзол и бриджи для верховой езды. Мельком брошенный взгляд мало что мог сказать о нем. Он был среднего роста, стройный, в его движениях проскальзывало невольное изящество фехтовальщика, которым он и был, и не был, в зависимости от обстоятельств. Лютня, притороченная к седлу, выдавала менестреля, которым он и был, и не был, в зависимости от настроения и нужды в деньгах.
Более внимательный взгляд мог обнаружить, что лютня сделана настоящим мастером из ценной южной древесины, а простой меч без украшений выкован из превосходнейшей закаленной стали. У юноши были выступающие скулы, большие широко расставленные глаза и изящные руки с длинными пальцами — признак благородного происхождения.
Много чего можно было сказать о Дэрине, но, помимо прочего, он был третьим, самым младшим сыном Эмила Джефсона и, значит, вряд ли мог рассчитывать унаследовать что-либо из отцовских богатств. С ним повсюду было единственное наследство, которое имело для него значение, — тонкое золотое кольцо, завещанное ему матерью. Эту единственную свою драгоценность он носил на указательном пальце левой руки. В кольцо был вставлен обычный темный камень, неограненный, неприметный — Колдовской Камень.
Мало кто в таком возрасте обладал Колдовским Камнем, но даже среди тех, у кого он был, немногие могли повелевать его волшебной силой. Дэрин не считал, что обладает таким умением, и, хотя Камень подчинялся ему, редко пользовался им.Точнее, ему так казалось. Но даже сейчас едва возникшая мысль вызвала к жизни искуснейшую магию, которая вывела лошадь на неприметную тропинку, ведущую в Каслкип.
Дэрин вспоминал, как началось его путешествие.
Когда пришло письмо, он был далеко на юге, в Кэйтсе. Кратко и в общих чертах в нем сообщалось о смерти его отца, а ему, Дэрину, предписывалось прибыть ко двору. Разозлившись, он решил было не ехать. Чего ему спешить в Каслкип? Письмо отправлено несколько недель назад, его отец давно похоронен. А все остальное могло исходить только от его предприимчивых единокровных братьев. Дэрин не питал к ним злобы — его никогда не заботили ни титул, ни богатство. Он и так ощущал себя богатым, ценя превыше всего свою свободу. Если не считать матери, Идонны, молодой Госни никогда не был близок ни с кем из родных.
Непохожий на своих воинственных братьев, он не имел ничего общего с отцом. Эмил Джефсон был деспотичен и сверхкритичен во всем, что касалось Дэрина. В младшем сыне он видел одни недостатки. И когда письмо пришло, Дэрин, не раздумывая, бросил его в очаг. Он не собирался возвращаться в Каслкип.
Той ночью он увидел во сне красавицу с блестящими черными волосами — смерть не изменила Идонну. Мать прикоснулась к его лицу — будто бабочка мягко задела крылом.
— Ты должен ехать домой, — сказала она.
Дэрин хотел было возразить, но женщина нежно улыбнулась, и в ее глазах засияла любовь, которой ему так не хватало, даже теперь, после стольких лет.
— Ты бы принес мне цветы на могилу, Дэрин. — Она исчезла вдали, и ее голос едва можно было расслышать:
— Ярко-красные розы? мне на могилу?
Дэрин не мог пошевелиться, чтобы удержать ее, но тепло ее взгляда оставалось с ним и после пробуждения. Так что Дэрин расплатился за постой и выехал верхом в восточном направлении, к границе пустынных земель, потом повернул на север и поехал вдоль предгорий — холодных, сухих и бесплодных. Добравшись до Серых гор, он направился на запад через узкое Когтистое ущелье, наконец опять повернул на юг и вот добрался до этой вершины.
Высоко в безоблачном небе одинокий ястреб криком приманивал добычу. Заслонив глаза от солнца, Дэрин смотрел, как птица кружит в вышине. Камень на его пальце пробудился, внутри него запульсировал мягкий голубой свет. Что-то поднялось в душе Дэрина: ему вспомнилось, какую безграничную радость и пьянящее чувство свободы может дать ветер тому, кто владеет волшебством. Но те же воспоминания болью отдались в затылке, и по телу пробежала дрожь. Дэрин пожелал, чтоб Камень опять погас.
Вокруг него, куда ни глянь, простирались предгорья, где он охотился ребенком. В горах на берегу все по-другому: там — густые леса, а здесь — сухие пустоши, где только изредка встречаются листопадные и вечнозеленые дубы. Лишь на северных склонах, где еще журчат летние ручьи, местами попадается зелень.
Дэрин ласково подбодрил Эмбер , и лошадь, преодолев последний подъем, остановилась на другом гребне. Далеко внизу виднелся северный рукав, мелкий и узкий. Но крутые берега и плавающие на поверхности ветви раскрывали истинный характер реки: в зимнее и весеннее время, вздувшаяся от дождей и талых снегов, она представляла собой грозную силу.
Прямо напротив, за рекой, на вершине соседнего холма возвышался Каслкип — королевская резиденция. С той высокой точки, где находился Дэрин, казалось, что до него совсем близко, но это было обманчивое впечатление. Чтобы добраться до цели своего путешествия, молодому человеку нужно было еще проехать не меньше лиги по пересеченной местности. Солнце уже клонилось к закату, и, хотя Госни проехал сегодня немало, ему следовало пришпорить лошадь, если он хотел добраться до замка засветло. Уже сейчас склоны холмов были освещены золотым вечерним солнцем. Где-то рядом запел жаворонок, и Дэрин, подняв голову, заслушался, очарованный.
Юноша смотрел на старые стены Каслкипа. Крепость была такая же древняя, как и сам Виннамир. Каслкип, одиноко возвышавшийся недалеко от слияния северного и южного рукавов Великой реки, был, как и само королевство, грубоват и красив одновременно. Стратегическое положение замка-крепости было столь удачно, что его ни разу не удалось взять штурмом, хотя между Виннамиром и его южным соседом Ксенарой, большим и богатым государством, часто велись долгие кровавые войны. У подножия крепостного холма, на небольшом плато, расположился город Киптаун. В его домах уже разожгли огонь: из труб поднимался дым.
Даже на таком расстоянии Дэрин видел, как сверкают многочисленные фонтаны величественных площадей резиденции. Он залюбовался розовыми садами, цветущими последний раз в это лето, и внезапно ощутил приступ ностальгии. Молодой человек нетерпеливо направил лошадь по извилистой тропинке вниз по склону. Спустившись к берегу реки, он напоил кобылу.
— Ну, хватит, — пробормотал он, поторапливая гнедую. — Скоро и ты, и я славно поужинаем и отдохнем.
Эмбер послушно зашлепала по доходившей ей до колен воде к невысоким зарослям на противоположном берегу. Когда всадник и лошадь достигли деревьев, Дэрин наклонился, чтобы ласково похлопать кобылу по шее. Это движение спасло ему жизнь. Что-то всколыхнуло волосы на затылке, и Дэрин услышал, как просвистела стрела. Она глубоко вонзилась в ствол дуба рядом с его головой.
Одним быстрым движением он выскользнул из стремян и, выхватив меч, спрыгнул на землю. Дэрин ударил кобылу, и она испуганно скрылась в зарослях, а сам бросился за дуб? и замер, широко раскрыв от изумления глаза: послышался радостный возглас, и на поляне появился красивый, серый в яблоках конь. Смеющийся взахлеб всадник с луком через плечо остановил коня прикосновением руки.
Дэрин шагнул навстречу всаднику, криво усмехаясь и держа в руке обнаженный меч.
— Вы промахнулись, Люсьен.
— Тысяча извинений, лорд Госни. Я думал, это кролик. — Сказано это было вызывающе наглым тоном.
Неожиданно появившийся юноша был одет в платье из прекрасной серой кожи, хорошо гармонировавшей с мастью коня, на котором он сидел с небрежным изяществом. Несмотря на хрупкую внешность, Люсьен Д'Салэнг был прекрасным наездником и с легкостью справлялся с горячим конем. Белокурый красавец ослепительно улыбнулся Дэрину, но его бледно-голубые глаза злобно блеснули.
— Печальные обстоятельства привели вас к нам, Дэрин Эмилсон.
Пряча раздражение, Дэрин повернулся спиной к Люсьену, собираясь отыскать лошадь. Эмилом звали его отца, и только сын, получивший титул, имел после отцовской смерти право на это имя. Эмилсоном должен быть теперь Джеф, старший брат Дэрина, но Люсьен никогда не упускал случая уколоть или унизить? Кролик, как же!
Дэрин вложил меч в ножны и выругался про себя, продолжая искать среди деревьев хоть какой-то след гнедой. Не похоже на нее убегать так далеко, но и то, как он ее ударил, не похоже на него. Позади серый конь нервно перебирал ногами, бренчал сбруей. Дэрин чувствовал на себе взгляд Д'Салэнга.
— Отвезти вас в крепость? — спросил наконец Люсьен. — Похоже, вы остались без лошади.
«Похоже», — уныло подумал Дэрин. Он обернулся и, ухватившись за предложенную руку, взобрался на коня позади Люсьена.
— А вы сегодня не раз промахивались по кроликам, — заметил он, заглянув в пустую охотничью сумку.
— По правде говоря, — приветливо ответил Люсьен, — я охотился на дичь покрупнее. Держитесь крепче!
Дэрин нехотя обхватил его за талию, и Люсьен с явным удовольствием пришпорил коня. Животное так рванулось вперед, что едва не сбросило их обоих, потом понеслось к замку напролом через заросли. Пока Люсьен забавлялся смертоносной игрой «в ручеек» с деревьями, Дэрин думал только о том, как бы удержаться в седле да увернуться вовремя от веток. Куда несется конь, волновало Люсьена мало, если волновало вообще.
К тому времени, как они добрались до замковых конюшен, конь тяжело дышал, на его боках выступила пена. Прекрасное животное задыхалось, его легкие были фактически загублены. Дэрин подавил внутреннее негодование. Они с Люсьеном были непримиримыми соперниками с тех самых пор, как узнали друг друга, но погубить такое красивое животное только ради того, чтоб досадить злополучному седоку! Это по-новому и еще отчетливее показало жестокость молодого лорда.
Бешеная скачка закончилась тем, что конь, получив внезапный жестокий удар шпорами, взвился на дыбы. Два конюха в ливреях бросились к Люсьену, чтобы помочь справиться с животным. Сидевший сзади Дэрин просто соскользнул с коня и отошел для безопасности. Люсьен быстро и безжалостно усмирил коня. Спешиваясь, он улыбался; его забавляло явное неодобрение Дэрина. Потом он повернулся и заговорил с конюхом.
Со стороны внутреннего двора появился какой-то человек и направился к конюшням. Он был маленького роста, худой, с густой копной белоснежных волос. На нем была голубая ливрея домашнего слуги. Дэрин узнал бы его и без приметной шевелюры — по одной только своеобразной прихрамывающей походке — памяти о южных войнах, когда тот сражался бок о бок со старым королем. Вот уже тридцать лет Тило был мажордомом, бессменным главой королевской челяди. Он направился прямо к Люсьену и отвел его в сторону, чтобы Дэрин не мог их расслышать.
Слушая старого слугу, Люсьен не отрывал глаз от Дэрина.
— Ну, раз уж так? — улыбнулся молодой лорд. — Я должен оставить вас на попечение Тило. Король хочет меня видеть. — Люсьен рассмеялся. — А жаль. Я бы охотно поболтал с вами подольше. В ваше отсутствие столько всего произошло.
Тило явно терял терпение, но Люсьен и не собирался уходить. Напротив, он продолжил:
— Ваша лошадь появилась здесь раньше нас, и весь двор встревожился.
Естественно, поползли слухи: похоже, им пришло в голову, что мы потеряли нашего?
— Лорд Д'Салэнг, — поспешно прервал его Тило.
— Ах, да, — с явным сожалением сказал Люсьен. — Я должен идти. — Изящно поклонившись, он удалился.
Тило отступил на шаг и осмотрел Дэрина с головы до пят. Его морщинистое лицо, как всегда, ничего не выражало. Наконец этот неприятный осмотр закончился, и старик кивнул, очевидно, довольный увиденным.
— Добро пожаловать домой, молодой сир, — произнес он и улыбнулся.
Улыбка чуть тронула его губы и тут же пропала.
— Спасибо, Тило.
Дэрин огляделся по сторонам: он ожидал, что братья будут его встречать.
Между ними никогда не было любви, но расстались они друзьями.
— Ваши комнаты готовы, и ваши вещи уже сняли с лошади и отнесли туда. — Тило учтиво поклонился:
— Королю не терпится увидеть вас, но вы, конечно, сначала примете ванну.
— Конечно, — согласился Дэрин. Ему хотелось бы, пока не стемнело, погулять в садах, но это удовольствие придется отложить на завтра. Рядом с этим маленьким седовласым человеком в безупречной униформе Дэрин особенно остро ощущал, что его собственная одежда вся в пыли, а от него самого пахнет лошадиным потом.
Они прошли через затененный двор, мимо людей, занятых бесконечной работой по поддержанию дворца в порядке. Вечерний ветер принес из кухонь запах очага и жарящегося мяса. В животе у Дэрина громко заурчало, и он неожиданно вспомнил, что ему сегодня не удалось пообедать. Даже если Тило и услышал голодное урчание, то он был слишком вежлив, чтобы показать это. Он продолжал идти дальше, переваливаясь на каждом шагу, что было удобней всего для его больной ноги.
На пороге своих апартаментов Дэрин остановился поблагодарить Тило, полагая, что у того есть более неотложные дела, но слуга вошел вслед за ним и сразу направился в спальню. Юноша слышал, как он там хлопочет. В большой гостиной, где сейчас находился Дэрин, в камине уже был разведен огонь, светильники зажжены. Молодой лорд с нежностью оглядел знакомые стены.
Казалось, комната не изменилась. Все, что он оставил, было на месте, и еще прибавились кое-какие личные вещи его отца: большей частью оружие и военные трофеи. Это странное для миролюбивого сына наследство занимало широкую полку на дальней стене. У камина стояло его любимое кресло, на другой стене висел гобелен из приданого матери. На столе Дэрин заметил свою лютню, Кэндилэсс. В дороге ее защищал надежный бархатный чехол, но Дэрин все равно внимательно осмотрел ее, отполировал краешком одежды, чтобы дерево заблестело еще сильнее. Потом, положив инструмент на стол, прошел в соседнюю комнату.
Тило вылил в большую медную ванну горячую воду из котелка. В теплом влажном воздухе запахло розами. Мажордом вынул из шкафа чистую одежду и аккуратно сложил на кровать: белую шелковую рубашку, бархатный камзол цвета ореха и такие же бриджи, прекрасные вязаные чулки, мягкие сапоги до колен, сшитые из дубленой лосиной кожи и украшенные серебряными пряжками. Дэрин узнал свою прежнюю одежду, но сапоги были новые.
— Милорд? — Тило помог Дэрину снять пыльные сапоги, одежду и быстро унес грязные вещи из комнаты. Дэрин забрался в ванну и погрузился в воду, застонав от удовольствия. Немного погодя вновь появился Тило, неся мыло, ножницы и бритву.
— Тило, если я тебя отрываю от других дел, так и скажи.
— Нет, милорд. Я теперь только прислуживаю королю, а он разрешил мне помочь вам, пока для вас не подберут подходящих слуг. — Тило закатал рукава и поставил в ванну скамеечку.
— Как король? — спросил Дэрин, когда старик принялся тереть его плечи.
— Совершенно здоров, милорд, но ужасно занят: год кончается — много хлопот с урожаем и налогами.
— А как принц Гэйлон?
Дэрин затронул чувствительную струнку — невозмутимый слуга широко улыбнулся:
— Эти мальчишки так быстро растут: вы его, пожалуй, не узнаете. Ему ведь только что исполнилось десять.
Дэрин кивнул:
— Помню. Как у него дела с учебой? Он не забросил стрельбу, фехтование?
— Вы меня извините, сир, но это такой озорник! Конечно же он не забыл то, чему вы его учили. А вопросов задает столько, что у учителей голова идет кругом. Очень смышленый мальчик. И сильно скучает по вам, милорд.
Дэрин загрустил. Чтобы прогнать это чувство, он спросил:
— А принцесса Джессмин?
— Лучшая из всех драгоценностей, когда-либо привезенных из Ксенары! — объявил Тило. — Она тоже не забыла вас, сир.
— Это невозможно, она была совсем крошкой, когда я уехал.
— Да, но сейчас-то ей уже шесть лет. Она родилась в тот же день, что и принц, если вы помните, милорд.
— Помню, — пробормотал Дэрин и погрузился в воспоминания.
Это было очень счастливое время — раннее детство Гэйлона. Дэрин сразу взялся опекать его: он почувствовал любовь к малышу, как только увидел его в первый раз на руках у няни.
Из-за военных действий король почти не бывал в Каслкипе, и Дэрин, сам еще совсем мальчик, заменил принцу отца, обучая малыша ездить верхом, охотиться, играть на мандолине, обращаться с оружием.
Когда наконец-то закончилась последняя война, король Рейс возвратился и привез с собой маленькую девочку, Джессмин. Малолетнюю принцессу обручили с Гэйлоном, дабы обеспечить прочный мир, а со временем скрепить королевским браком союз между Виннамиром и Ксенарой. Вскоре всем уже казалось, что принцесса всегда жила в Каслкипе. И теперь никто не осмеливался насмехаться над странностями младшего герцогского сына, который в восемнадцать лет общался с малышами охотнее, чем со сверстниками: пел им песни, рассказывал сказки, учил с ними стихи. Никто, кроме Люсьена, — но это и следовало ожидать.
А потом было последнее столкновение Дэрина с отцом, когда вся горечь, раздражение и взаимное разочарование выплеснулись наружу. Не сказав ни слова, он ушел из замка, исчез, так же как после смерти матери, но только на этот раз он не собирался когда-либо возвращаться. Нынче все изменилось, но он все равно собирался уехать, как только все дела с наследством будут улажены, но теперь он должен увидеться с детьми и проститься с ними как следует, — если, конечно, Гэйлон и Джессмин захотят.
Усилием воли Дэрин вернулся к реальности. Отправляясь в путь, он запретил себе обо всем этом думать, так зачем же позволять сейчас. Он стал размышлять о другом.
— Тило, ты не знаешь, где Джеф? Или Гэрик? Я ждал, что они встретят меня.
Тило почему-то промолчал и продолжал намыливать Дэрину голову. Потом его руки остановились.
— Милорд, король просил меня проследить, чтобы вы узнали все от него. — Последовала неловкая пауза. — Я должен сообщить вам, что вы теперь Дэрин Эмилсон, герцог Госнийский.
Сначала Дэрин ничего не понял, но Тило поспешил объяснить:
— Король знает, как мало значит для вас придворная жизнь. Он опасался, что вы не приедете, если будете знать, почему именно вас вызывают. Ваши братья погибли на восточной границе в перестрелке с Энлинскими племенами, спустя всего лишь год после вашего отъезда.
Дэрин был ошеломлен. Неожиданнее всего была внезапно нахлынувшая жалость к отцу. Как одинок, должно быть, он был в последние два года своей жизни. Герцог, конечно, никогда бы в этом не признался: ведь у него всегда был его король. Эмил был ближайшим другом и советником старого короля, а после его смерти был так же предан его сыну Рейсу.
Дэрин переживал потерю братьев, но не так глубоко, как можно было бы ожидать: Джеф и Гэрик были его братьями только по отцу, и когда он родился, были уже взрослыми. Он общался с ними еще меньше, чем с отцом. Как горько, должно быть, было старому герцогу потерять сыновей не в суровых войнах с Югом, а в бессмысленной перестрелке с варварскими племенами северо-восточной пустыни, как тяжело осознавать, что погибли они от рук диких каннибалов. Дэрин содрогнулся.
— Они были?..
Дэрин не смог продолжить, но Тило понял и ответил на его мысли:
— Их тела спасли. Они покоятся с миром рядом с вашим отцом в склепе замка Госни.
И лорд, и слуга замолчали. Дэрин покусывал большой палец, стараясь постичь неожиданный поворот событий. Домывшись, Дэрин поднялся из воды и спросил:
— Тило, а мой отец? Как он умер?
И вновь старый слуга задержался с ответом. Большим полотенцем он обернул плечи Дэрина.
— Несчастный случай. Его сбросила лошадь во время охоты. При падении он сломал шею. Он умер мгновенно? не мучаясь.
— Один? Он охотился один?
Тило принес с кровати рубашку.
— Нет, милорд, — тихо сказал он. — С ним был младший лорд Д'Салэнг.
— Люсьен? — скрипнул зубами Дэрин.
— Это был несчастный случай, — поспешил повторить Тило.
— Разумеется, — согласился Дэрин, но отвел глаза в сторону.
Юноша надел бриджи, поправил воротник рубашки: после мытья и стрижки волосы на затылке стали виться. Тило помог ему облачиться в камзол.
«Ну, — подумал новоиспеченный лорд, — я снова могу некоторое время изображать придворного».
Настала очередь сапог: мягкие, искусно сшитые, они совершенно не подходили для путешествий, но ступать в них можно было по-кошачьи бесшумно. Дэрин тут же полюбил их. Он надел шляпу с пером, поданную Тило, и, лихо заломив ее, подошел к большому зеркалу, чтобы полюбоваться собой.
— Вы великолепно выглядите, сир! — гордо сказал Тило.
Дэрин Эмилсон, герцог Госнийский, повернулся к старому слуге довольный, как мальчишка:
— Тило, ты совершенно прав!
Дэрин из Госни тихонько тронул поводья, заставив свою гнедую чистокровку приостановиться на гребне горы. Сильный ветер трепал темную гриву кобылы и темные волосы всадника. Лошадь была уставшая, взмыленная, на ее боках выступила соль. Ее теплый животный запах внушал Дэрину спокойствие. Некоторое время он пристально глядел на запад, наслаждаясь ароматами, которые приносил ветер, его серо-голубые глаза осматривали все складки местности.
Впереди виднелись прибрежные горы, невысокие и густо заросшие лесом. Обитавшие там пони были маленьким подобием гор — такие же невысокие и косматые. Кроме диких пони, встречались лоси, олени, медведи, пумы, а далеко внизу, в лесистых долинах, протекала Великая река, где водились лосось и форель. Дэрин привстал в стременах, расслабляя затекшие мускулы, потом снова повернул на юг, чтобы, перебравшись через горные хребты, выехать к северному рукаву реки.
Молодой человек был одет в платье тяжелого черного сукна, темный кожаный камзол и бриджи для верховой езды. Мельком брошенный взгляд мало что мог сказать о нем. Он был среднего роста, стройный, в его движениях проскальзывало невольное изящество фехтовальщика, которым он и был, и не был, в зависимости от обстоятельств. Лютня, притороченная к седлу, выдавала менестреля, которым он и был, и не был, в зависимости от настроения и нужды в деньгах.
Более внимательный взгляд мог обнаружить, что лютня сделана настоящим мастером из ценной южной древесины, а простой меч без украшений выкован из превосходнейшей закаленной стали. У юноши были выступающие скулы, большие широко расставленные глаза и изящные руки с длинными пальцами — признак благородного происхождения.
Много чего можно было сказать о Дэрине, но, помимо прочего, он был третьим, самым младшим сыном Эмила Джефсона и, значит, вряд ли мог рассчитывать унаследовать что-либо из отцовских богатств. С ним повсюду было единственное наследство, которое имело для него значение, — тонкое золотое кольцо, завещанное ему матерью. Эту единственную свою драгоценность он носил на указательном пальце левой руки. В кольцо был вставлен обычный темный камень, неограненный, неприметный — Колдовской Камень.
Мало кто в таком возрасте обладал Колдовским Камнем, но даже среди тех, у кого он был, немногие могли повелевать его волшебной силой. Дэрин не считал, что обладает таким умением, и, хотя Камень подчинялся ему, редко пользовался им.Точнее, ему так казалось. Но даже сейчас едва возникшая мысль вызвала к жизни искуснейшую магию, которая вывела лошадь на неприметную тропинку, ведущую в Каслкип.
Дэрин вспоминал, как началось его путешествие.
Когда пришло письмо, он был далеко на юге, в Кэйтсе. Кратко и в общих чертах в нем сообщалось о смерти его отца, а ему, Дэрину, предписывалось прибыть ко двору. Разозлившись, он решил было не ехать. Чего ему спешить в Каслкип? Письмо отправлено несколько недель назад, его отец давно похоронен. А все остальное могло исходить только от его предприимчивых единокровных братьев. Дэрин не питал к ним злобы — его никогда не заботили ни титул, ни богатство. Он и так ощущал себя богатым, ценя превыше всего свою свободу. Если не считать матери, Идонны, молодой Госни никогда не был близок ни с кем из родных.
Непохожий на своих воинственных братьев, он не имел ничего общего с отцом. Эмил Джефсон был деспотичен и сверхкритичен во всем, что касалось Дэрина. В младшем сыне он видел одни недостатки. И когда письмо пришло, Дэрин, не раздумывая, бросил его в очаг. Он не собирался возвращаться в Каслкип.
Той ночью он увидел во сне красавицу с блестящими черными волосами — смерть не изменила Идонну. Мать прикоснулась к его лицу — будто бабочка мягко задела крылом.
— Ты должен ехать домой, — сказала она.
Дэрин хотел было возразить, но женщина нежно улыбнулась, и в ее глазах засияла любовь, которой ему так не хватало, даже теперь, после стольких лет.
— Ты бы принес мне цветы на могилу, Дэрин. — Она исчезла вдали, и ее голос едва можно было расслышать:
— Ярко-красные розы? мне на могилу?
Дэрин не мог пошевелиться, чтобы удержать ее, но тепло ее взгляда оставалось с ним и после пробуждения. Так что Дэрин расплатился за постой и выехал верхом в восточном направлении, к границе пустынных земель, потом повернул на север и поехал вдоль предгорий — холодных, сухих и бесплодных. Добравшись до Серых гор, он направился на запад через узкое Когтистое ущелье, наконец опять повернул на юг и вот добрался до этой вершины.
Высоко в безоблачном небе одинокий ястреб криком приманивал добычу. Заслонив глаза от солнца, Дэрин смотрел, как птица кружит в вышине. Камень на его пальце пробудился, внутри него запульсировал мягкий голубой свет. Что-то поднялось в душе Дэрина: ему вспомнилось, какую безграничную радость и пьянящее чувство свободы может дать ветер тому, кто владеет волшебством. Но те же воспоминания болью отдались в затылке, и по телу пробежала дрожь. Дэрин пожелал, чтоб Камень опять погас.
Вокруг него, куда ни глянь, простирались предгорья, где он охотился ребенком. В горах на берегу все по-другому: там — густые леса, а здесь — сухие пустоши, где только изредка встречаются листопадные и вечнозеленые дубы. Лишь на северных склонах, где еще журчат летние ручьи, местами попадается зелень.
Дэрин ласково подбодрил Эмбер , и лошадь, преодолев последний подъем, остановилась на другом гребне. Далеко внизу виднелся северный рукав, мелкий и узкий. Но крутые берега и плавающие на поверхности ветви раскрывали истинный характер реки: в зимнее и весеннее время, вздувшаяся от дождей и талых снегов, она представляла собой грозную силу.
Прямо напротив, за рекой, на вершине соседнего холма возвышался Каслкип — королевская резиденция. С той высокой точки, где находился Дэрин, казалось, что до него совсем близко, но это было обманчивое впечатление. Чтобы добраться до цели своего путешествия, молодому человеку нужно было еще проехать не меньше лиги по пересеченной местности. Солнце уже клонилось к закату, и, хотя Госни проехал сегодня немало, ему следовало пришпорить лошадь, если он хотел добраться до замка засветло. Уже сейчас склоны холмов были освещены золотым вечерним солнцем. Где-то рядом запел жаворонок, и Дэрин, подняв голову, заслушался, очарованный.
Юноша смотрел на старые стены Каслкипа. Крепость была такая же древняя, как и сам Виннамир. Каслкип, одиноко возвышавшийся недалеко от слияния северного и южного рукавов Великой реки, был, как и само королевство, грубоват и красив одновременно. Стратегическое положение замка-крепости было столь удачно, что его ни разу не удалось взять штурмом, хотя между Виннамиром и его южным соседом Ксенарой, большим и богатым государством, часто велись долгие кровавые войны. У подножия крепостного холма, на небольшом плато, расположился город Киптаун. В его домах уже разожгли огонь: из труб поднимался дым.
Даже на таком расстоянии Дэрин видел, как сверкают многочисленные фонтаны величественных площадей резиденции. Он залюбовался розовыми садами, цветущими последний раз в это лето, и внезапно ощутил приступ ностальгии. Молодой человек нетерпеливо направил лошадь по извилистой тропинке вниз по склону. Спустившись к берегу реки, он напоил кобылу.
— Ну, хватит, — пробормотал он, поторапливая гнедую. — Скоро и ты, и я славно поужинаем и отдохнем.
Эмбер послушно зашлепала по доходившей ей до колен воде к невысоким зарослям на противоположном берегу. Когда всадник и лошадь достигли деревьев, Дэрин наклонился, чтобы ласково похлопать кобылу по шее. Это движение спасло ему жизнь. Что-то всколыхнуло волосы на затылке, и Дэрин услышал, как просвистела стрела. Она глубоко вонзилась в ствол дуба рядом с его головой.
Одним быстрым движением он выскользнул из стремян и, выхватив меч, спрыгнул на землю. Дэрин ударил кобылу, и она испуганно скрылась в зарослях, а сам бросился за дуб? и замер, широко раскрыв от изумления глаза: послышался радостный возглас, и на поляне появился красивый, серый в яблоках конь. Смеющийся взахлеб всадник с луком через плечо остановил коня прикосновением руки.
Дэрин шагнул навстречу всаднику, криво усмехаясь и держа в руке обнаженный меч.
— Вы промахнулись, Люсьен.
— Тысяча извинений, лорд Госни. Я думал, это кролик. — Сказано это было вызывающе наглым тоном.
Неожиданно появившийся юноша был одет в платье из прекрасной серой кожи, хорошо гармонировавшей с мастью коня, на котором он сидел с небрежным изяществом. Несмотря на хрупкую внешность, Люсьен Д'Салэнг был прекрасным наездником и с легкостью справлялся с горячим конем. Белокурый красавец ослепительно улыбнулся Дэрину, но его бледно-голубые глаза злобно блеснули.
— Печальные обстоятельства привели вас к нам, Дэрин Эмилсон.
Пряча раздражение, Дэрин повернулся спиной к Люсьену, собираясь отыскать лошадь. Эмилом звали его отца, и только сын, получивший титул, имел после отцовской смерти право на это имя. Эмилсоном должен быть теперь Джеф, старший брат Дэрина, но Люсьен никогда не упускал случая уколоть или унизить? Кролик, как же!
Дэрин вложил меч в ножны и выругался про себя, продолжая искать среди деревьев хоть какой-то след гнедой. Не похоже на нее убегать так далеко, но и то, как он ее ударил, не похоже на него. Позади серый конь нервно перебирал ногами, бренчал сбруей. Дэрин чувствовал на себе взгляд Д'Салэнга.
— Отвезти вас в крепость? — спросил наконец Люсьен. — Похоже, вы остались без лошади.
«Похоже», — уныло подумал Дэрин. Он обернулся и, ухватившись за предложенную руку, взобрался на коня позади Люсьена.
— А вы сегодня не раз промахивались по кроликам, — заметил он, заглянув в пустую охотничью сумку.
— По правде говоря, — приветливо ответил Люсьен, — я охотился на дичь покрупнее. Держитесь крепче!
Дэрин нехотя обхватил его за талию, и Люсьен с явным удовольствием пришпорил коня. Животное так рванулось вперед, что едва не сбросило их обоих, потом понеслось к замку напролом через заросли. Пока Люсьен забавлялся смертоносной игрой «в ручеек» с деревьями, Дэрин думал только о том, как бы удержаться в седле да увернуться вовремя от веток. Куда несется конь, волновало Люсьена мало, если волновало вообще.
К тому времени, как они добрались до замковых конюшен, конь тяжело дышал, на его боках выступила пена. Прекрасное животное задыхалось, его легкие были фактически загублены. Дэрин подавил внутреннее негодование. Они с Люсьеном были непримиримыми соперниками с тех самых пор, как узнали друг друга, но погубить такое красивое животное только ради того, чтоб досадить злополучному седоку! Это по-новому и еще отчетливее показало жестокость молодого лорда.
Бешеная скачка закончилась тем, что конь, получив внезапный жестокий удар шпорами, взвился на дыбы. Два конюха в ливреях бросились к Люсьену, чтобы помочь справиться с животным. Сидевший сзади Дэрин просто соскользнул с коня и отошел для безопасности. Люсьен быстро и безжалостно усмирил коня. Спешиваясь, он улыбался; его забавляло явное неодобрение Дэрина. Потом он повернулся и заговорил с конюхом.
Со стороны внутреннего двора появился какой-то человек и направился к конюшням. Он был маленького роста, худой, с густой копной белоснежных волос. На нем была голубая ливрея домашнего слуги. Дэрин узнал бы его и без приметной шевелюры — по одной только своеобразной прихрамывающей походке — памяти о южных войнах, когда тот сражался бок о бок со старым королем. Вот уже тридцать лет Тило был мажордомом, бессменным главой королевской челяди. Он направился прямо к Люсьену и отвел его в сторону, чтобы Дэрин не мог их расслышать.
Слушая старого слугу, Люсьен не отрывал глаз от Дэрина.
— Ну, раз уж так? — улыбнулся молодой лорд. — Я должен оставить вас на попечение Тило. Король хочет меня видеть. — Люсьен рассмеялся. — А жаль. Я бы охотно поболтал с вами подольше. В ваше отсутствие столько всего произошло.
Тило явно терял терпение, но Люсьен и не собирался уходить. Напротив, он продолжил:
— Ваша лошадь появилась здесь раньше нас, и весь двор встревожился.
Естественно, поползли слухи: похоже, им пришло в голову, что мы потеряли нашего?
— Лорд Д'Салэнг, — поспешно прервал его Тило.
— Ах, да, — с явным сожалением сказал Люсьен. — Я должен идти. — Изящно поклонившись, он удалился.
Тило отступил на шаг и осмотрел Дэрина с головы до пят. Его морщинистое лицо, как всегда, ничего не выражало. Наконец этот неприятный осмотр закончился, и старик кивнул, очевидно, довольный увиденным.
— Добро пожаловать домой, молодой сир, — произнес он и улыбнулся.
Улыбка чуть тронула его губы и тут же пропала.
— Спасибо, Тило.
Дэрин огляделся по сторонам: он ожидал, что братья будут его встречать.
Между ними никогда не было любви, но расстались они друзьями.
— Ваши комнаты готовы, и ваши вещи уже сняли с лошади и отнесли туда. — Тило учтиво поклонился:
— Королю не терпится увидеть вас, но вы, конечно, сначала примете ванну.
— Конечно, — согласился Дэрин. Ему хотелось бы, пока не стемнело, погулять в садах, но это удовольствие придется отложить на завтра. Рядом с этим маленьким седовласым человеком в безупречной униформе Дэрин особенно остро ощущал, что его собственная одежда вся в пыли, а от него самого пахнет лошадиным потом.
Они прошли через затененный двор, мимо людей, занятых бесконечной работой по поддержанию дворца в порядке. Вечерний ветер принес из кухонь запах очага и жарящегося мяса. В животе у Дэрина громко заурчало, и он неожиданно вспомнил, что ему сегодня не удалось пообедать. Даже если Тило и услышал голодное урчание, то он был слишком вежлив, чтобы показать это. Он продолжал идти дальше, переваливаясь на каждом шагу, что было удобней всего для его больной ноги.
На пороге своих апартаментов Дэрин остановился поблагодарить Тило, полагая, что у того есть более неотложные дела, но слуга вошел вслед за ним и сразу направился в спальню. Юноша слышал, как он там хлопочет. В большой гостиной, где сейчас находился Дэрин, в камине уже был разведен огонь, светильники зажжены. Молодой лорд с нежностью оглядел знакомые стены.
Казалось, комната не изменилась. Все, что он оставил, было на месте, и еще прибавились кое-какие личные вещи его отца: большей частью оружие и военные трофеи. Это странное для миролюбивого сына наследство занимало широкую полку на дальней стене. У камина стояло его любимое кресло, на другой стене висел гобелен из приданого матери. На столе Дэрин заметил свою лютню, Кэндилэсс. В дороге ее защищал надежный бархатный чехол, но Дэрин все равно внимательно осмотрел ее, отполировал краешком одежды, чтобы дерево заблестело еще сильнее. Потом, положив инструмент на стол, прошел в соседнюю комнату.
Тило вылил в большую медную ванну горячую воду из котелка. В теплом влажном воздухе запахло розами. Мажордом вынул из шкафа чистую одежду и аккуратно сложил на кровать: белую шелковую рубашку, бархатный камзол цвета ореха и такие же бриджи, прекрасные вязаные чулки, мягкие сапоги до колен, сшитые из дубленой лосиной кожи и украшенные серебряными пряжками. Дэрин узнал свою прежнюю одежду, но сапоги были новые.
— Милорд? — Тило помог Дэрину снять пыльные сапоги, одежду и быстро унес грязные вещи из комнаты. Дэрин забрался в ванну и погрузился в воду, застонав от удовольствия. Немного погодя вновь появился Тило, неся мыло, ножницы и бритву.
— Тило, если я тебя отрываю от других дел, так и скажи.
— Нет, милорд. Я теперь только прислуживаю королю, а он разрешил мне помочь вам, пока для вас не подберут подходящих слуг. — Тило закатал рукава и поставил в ванну скамеечку.
— Как король? — спросил Дэрин, когда старик принялся тереть его плечи.
— Совершенно здоров, милорд, но ужасно занят: год кончается — много хлопот с урожаем и налогами.
— А как принц Гэйлон?
Дэрин затронул чувствительную струнку — невозмутимый слуга широко улыбнулся:
— Эти мальчишки так быстро растут: вы его, пожалуй, не узнаете. Ему ведь только что исполнилось десять.
Дэрин кивнул:
— Помню. Как у него дела с учебой? Он не забросил стрельбу, фехтование?
— Вы меня извините, сир, но это такой озорник! Конечно же он не забыл то, чему вы его учили. А вопросов задает столько, что у учителей голова идет кругом. Очень смышленый мальчик. И сильно скучает по вам, милорд.
Дэрин загрустил. Чтобы прогнать это чувство, он спросил:
— А принцесса Джессмин?
— Лучшая из всех драгоценностей, когда-либо привезенных из Ксенары! — объявил Тило. — Она тоже не забыла вас, сир.
— Это невозможно, она была совсем крошкой, когда я уехал.
— Да, но сейчас-то ей уже шесть лет. Она родилась в тот же день, что и принц, если вы помните, милорд.
— Помню, — пробормотал Дэрин и погрузился в воспоминания.
Это было очень счастливое время — раннее детство Гэйлона. Дэрин сразу взялся опекать его: он почувствовал любовь к малышу, как только увидел его в первый раз на руках у няни.
Из-за военных действий король почти не бывал в Каслкипе, и Дэрин, сам еще совсем мальчик, заменил принцу отца, обучая малыша ездить верхом, охотиться, играть на мандолине, обращаться с оружием.
Когда наконец-то закончилась последняя война, король Рейс возвратился и привез с собой маленькую девочку, Джессмин. Малолетнюю принцессу обручили с Гэйлоном, дабы обеспечить прочный мир, а со временем скрепить королевским браком союз между Виннамиром и Ксенарой. Вскоре всем уже казалось, что принцесса всегда жила в Каслкипе. И теперь никто не осмеливался насмехаться над странностями младшего герцогского сына, который в восемнадцать лет общался с малышами охотнее, чем со сверстниками: пел им песни, рассказывал сказки, учил с ними стихи. Никто, кроме Люсьена, — но это и следовало ожидать.
А потом было последнее столкновение Дэрина с отцом, когда вся горечь, раздражение и взаимное разочарование выплеснулись наружу. Не сказав ни слова, он ушел из замка, исчез, так же как после смерти матери, но только на этот раз он не собирался когда-либо возвращаться. Нынче все изменилось, но он все равно собирался уехать, как только все дела с наследством будут улажены, но теперь он должен увидеться с детьми и проститься с ними как следует, — если, конечно, Гэйлон и Джессмин захотят.
Усилием воли Дэрин вернулся к реальности. Отправляясь в путь, он запретил себе обо всем этом думать, так зачем же позволять сейчас. Он стал размышлять о другом.
— Тило, ты не знаешь, где Джеф? Или Гэрик? Я ждал, что они встретят меня.
Тило почему-то промолчал и продолжал намыливать Дэрину голову. Потом его руки остановились.
— Милорд, король просил меня проследить, чтобы вы узнали все от него. — Последовала неловкая пауза. — Я должен сообщить вам, что вы теперь Дэрин Эмилсон, герцог Госнийский.
Сначала Дэрин ничего не понял, но Тило поспешил объяснить:
— Король знает, как мало значит для вас придворная жизнь. Он опасался, что вы не приедете, если будете знать, почему именно вас вызывают. Ваши братья погибли на восточной границе в перестрелке с Энлинскими племенами, спустя всего лишь год после вашего отъезда.
Дэрин был ошеломлен. Неожиданнее всего была внезапно нахлынувшая жалость к отцу. Как одинок, должно быть, он был в последние два года своей жизни. Герцог, конечно, никогда бы в этом не признался: ведь у него всегда был его король. Эмил был ближайшим другом и советником старого короля, а после его смерти был так же предан его сыну Рейсу.
Дэрин переживал потерю братьев, но не так глубоко, как можно было бы ожидать: Джеф и Гэрик были его братьями только по отцу, и когда он родился, были уже взрослыми. Он общался с ними еще меньше, чем с отцом. Как горько, должно быть, было старому герцогу потерять сыновей не в суровых войнах с Югом, а в бессмысленной перестрелке с варварскими племенами северо-восточной пустыни, как тяжело осознавать, что погибли они от рук диких каннибалов. Дэрин содрогнулся.
— Они были?..
Дэрин не смог продолжить, но Тило понял и ответил на его мысли:
— Их тела спасли. Они покоятся с миром рядом с вашим отцом в склепе замка Госни.
И лорд, и слуга замолчали. Дэрин покусывал большой палец, стараясь постичь неожиданный поворот событий. Домывшись, Дэрин поднялся из воды и спросил:
— Тило, а мой отец? Как он умер?
И вновь старый слуга задержался с ответом. Большим полотенцем он обернул плечи Дэрина.
— Несчастный случай. Его сбросила лошадь во время охоты. При падении он сломал шею. Он умер мгновенно? не мучаясь.
— Один? Он охотился один?
Тило принес с кровати рубашку.
— Нет, милорд, — тихо сказал он. — С ним был младший лорд Д'Салэнг.
— Люсьен? — скрипнул зубами Дэрин.
— Это был несчастный случай, — поспешил повторить Тило.
— Разумеется, — согласился Дэрин, но отвел глаза в сторону.
Юноша надел бриджи, поправил воротник рубашки: после мытья и стрижки волосы на затылке стали виться. Тило помог ему облачиться в камзол.
«Ну, — подумал новоиспеченный лорд, — я снова могу некоторое время изображать придворного».
Настала очередь сапог: мягкие, искусно сшитые, они совершенно не подходили для путешествий, но ступать в них можно было по-кошачьи бесшумно. Дэрин тут же полюбил их. Он надел шляпу с пером, поданную Тило, и, лихо заломив ее, подошел к большому зеркалу, чтобы полюбоваться собой.
— Вы великолепно выглядите, сир! — гордо сказал Тило.
Дэрин Эмилсон, герцог Госнийский, повернулся к старому слуге довольный, как мальчишка:
— Тило, ты совершенно прав!
2
Люсьен Д'Салэнг вышел от короля, тщательно контролируя выражение своего красивого лица. Но едва двери тронного зала закрылись, его тут же перекосило от злости. Он замахнулся на юного пажа, который неосмотрительно оказался на его пути. Привычно увернувшись от удара, мальчик тихонько постучал в двери и до того, как они распахнулись, успел пригладить волосы и одернуть ливрею. В отношении Люсьена Д'Салэнга и его дяди, Фейдира, применяли ту же тактику, что и в отношении других препятствий: просто обходили и шли дальше по своим делам. Посол и его племянник были южане, и их грубость никого не удивляла.
Люсьен прохаживался по коридору, поджидая Дэрина, чтобы не упустить случая поддеть его. Пока что ему это не удавалось — три года скитаний сделали Дэрина более терпимым. Но Люсьен был уверен, что, немного попрактиковавшись, найдет уязвимое место. До сих пор так оно всегда и бывало.
— Боже мой! — радостно воскликнул он, завидев Дэрина. — Неужели это новый герцог Госнийский? Я чуть было не обознался — от вас почему-то не пахнет лошадью.
Казалось, Дэрин смолчит, но он не выдержал и отпарировал:
— Зато вас, лорд Д'Салэнг, всегда безошибочно узнаешь по вашему собственному неповторимому аромату.
В глазах Люсьена на мгновение вспыхнула ненависть, но тут же засветилось торжество. Он довольно засмеялся:
Люсьен прохаживался по коридору, поджидая Дэрина, чтобы не упустить случая поддеть его. Пока что ему это не удавалось — три года скитаний сделали Дэрина более терпимым. Но Люсьен был уверен, что, немного попрактиковавшись, найдет уязвимое место. До сих пор так оно всегда и бывало.
— Боже мой! — радостно воскликнул он, завидев Дэрина. — Неужели это новый герцог Госнийский? Я чуть было не обознался — от вас почему-то не пахнет лошадью.
Казалось, Дэрин смолчит, но он не выдержал и отпарировал:
— Зато вас, лорд Д'Салэнг, всегда безошибочно узнаешь по вашему собственному неповторимому аромату.
В глазах Люсьена на мгновение вспыхнула ненависть, но тут же засветилось торжество. Он довольно засмеялся: